Текст книги "Имя убийцы"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Здравствуй, милый, – сказала Ирина. – С тобой, надеюсь, все в порядке? А то голос у тебя какой-то раздраженный.

– Замечательно все, Ириша. Ты уже дома?

– Ага, пришла пораньше. Еще на рынок успела забежать. Наш кот категорически отказывается есть мясо, требует свой дурацкий корм. Помнишь, раньше он ел мясо, пока его рвать не начинало.

«Я раньше тоже мог заниматься сексом, пока меня рвать не начинало», – подумал Турецкий.

– Как твой мальчик? Ну, тот, что дедушку убил.

– Ужас, – призналась супруга. – На этом экземпляре можно защищать диссертацию по психологии. Ребенок развит не по годам. И не только в интеллектуальном плане. Это будущий Ганнибал Лектор с влажными глазами Леонардо Ди Каприо. Он так неожиданно спросил меня о моем возрасте, что я едва не сказала правду.

– Ты скрываешь свой возраст? – засмеялся Турецкий.

– А разве не пора? – засомневалась Ирина.

– Возраст надо скрывать, когда уже есть что скрывать.

– А что за шум? – насторожилась Ирина. Турецкий покосился на упорную труженицу древнейшей профессии, которая не теряла надежды заработать и продолжала наезжать на закрытую машину.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Турецкий. – Зубатовская проститутка бьется в дверь раненой птицей. Она считает, что я ей что-то должен.

– Ты уж не поддавайся на ее чары, – засмеялась Ирина.

– Хорошо, я постараюсь.

– Ты знаешь, я его чуть не убила.

– Мальчика?

– Какого мальчика? – возмутилась Ирина. – Меркулова твоего! Ей-богу, если бы нас не разделяли несколько километров телефонного провода, я бы мокрого места от него не оставила! Убийство генерала Бекасова – типичный глухарь. Не нашли ни одной улики, ни одной ниточки, за которую можно зацепиться, – ни местная милиция, ни следователи из Москвы. Советник юстиции Быстров не сделал ни одного открытия. А уж убийство в прокуратуре… это полный, знаешь ли, переход за черту маразма. Если ты не знаешь – следственная группа покинула Мжельск вчера утром. Результатов – ноль. Быстров потоптался на ковре перед начальством, но что с него взять? Этот человек пребывает в счастливом неведении относительно своих профессиональных способностей. Не удивительно, что по итогам мероприятия генеральный вызвал к себе Меркулова, потребовал немедленно добыть толкового следователя и направить со всеми полномочиями в Мжельск. А то стыдно – погиб человек, имеющий заслуги перед отечеством, а отечество даже не почесалось. А еще супруга истерики закатывает – как долго, мол, моя подруга Анастасия будет томиться в неведении?..

– Не может быть, – приуныл Турецкий. – Меркулов не говорил, что московская группа уже уехала.

– Он просто поскромничал. Я так и спросила у него – мол, не стыдно ли вам, Константин Дмитриевич, что вы моим мужем прикрыли свою задницу?

– А он?

– Ты же знаешь Меркулова. Отшутился, сказал, что проветриться тебе не помешает, а вдруг нароешь что-нибудь полезное? Знаешь, любимый, мне кажется, тебе необязательно продолжать путешествие. Возвращайся в Москву. Уверена, что никаких санкций не последует. Ты свободный человек! Ну, подпортят немного жизнь – сколько раз тебе ее портили?

– Не могу я, Ириша, – признался, выдержав тяжелую паузу, Турецкий. – Раз уж взялся… В принципе, я почти приехал. Километров пятнадцать осталось. Похожу, поспрашиваю. Если уж откровенный тухляк – не задержусь.

– Тебе просто интересно, – вздохнула Ирина. – Ты боишься себе в этом признаться. Да и прав Меркулов, провериться тебе не помешает. Отвлечься от Москвы, от дома, от жены… Ладно, работай, сыщик, только сильно там не зарывайся. Буду скучать.

– Ты не поверишь, но я глубоко и трагично тебя люблю, – с чувством сказал Турецкий, погрозив кулаком неугомонной проститутке. – Скоро приеду, буду осторожен.

Он захлопнул крышечку телефона и ударил по газам. Глянул в зеркало – проститутка, у которой представления об этических нормах носили весьма расплывчатый характер, выбежала на дорогу, выставила ему вдогонку средний палец.

Перед глазами уже маячили указатель «Мжельск» и стрелочка направо, пронеслась заправка, пункт весового контроля для многотонных грузовиков. До поворота с трассы оставалось метров двести. Он так и шел бы на восьмидесяти до развилки (тормоза у «Ауди» послушные, хорошо отлажены), но проснулась интуиция. Из кустов на опушке выбежал человек, бросил что-то через дорогу. Турецкий машинально снял ногу с газа, глянул в зеркало заднего вида. За спиной никого. И впереди, насколько видно до вершины холма. Тут оно и стряслось. Такое ощущение, что взорвались все четыре колеса! Машину тряхнуло, поволокло вбок. Он бешено закрутил руль, сумел избежать опрокидывания, но от крутого заноса не уберегся: корму машины вынесло вперед. Он резко надавил на тормоз. Ведь учили же мудрые инструкторы: никогда не тормозите резко при заносе! Но как не тормозить – рассудок не работает, нога машинально прессует педаль. Ленту с шипами бросили! – пронеслась занимательная мысль. Но уже водосток летел в глаза. Занимательную мысль сменила другая: не забыл ли он пристегнуться?

Позднее выяснилось, что не забыл. Тряхнуло зверски, но обошлось без увечий. Машина погрузилась носом в покатую канаву. Безобразия, впрочем, на этом не завершились. Пока он приходил в себя, округа наполнилась торжествующим ревом. Налетели какие-то люди, рыжеволосый тип в короткой кожаной куртке распахнул дверь, схватил его за шиворот. Этот номер он уже неоднократно отрабатывал: разогнул ногу в колене, отшвырнул от себя нападающего – тот кубарем покатился в водосток. Он выпрыгнул из машины… и встал как вкопанный. Не все тут были в штатском – в глазах зарябило от обилия мундиров! Ну, ничего себе дружелюбный прием…

– Это он, товарищ майор! Точно он, в Ригу едет! Попался, гад! – прозвенел знакомый голос. Откуда ни возьмись, выросла проститутка из Зубатова, выхватила из сумочки пистолет, в прыжке расставила ноги, а табельный Макаров, сжав обеими руками, наставила в голову «преступнику». Пришлось вести себя сдержанно. Турецкий сделал миролюбивую мину, показал ладонями, что сопротивляться не намерен. Но уже налетела стая, его схватили за шиворот, прижали к капоту «разутой» машины. Удар по почкам был, в принципе, не смертельным, он стерпел. Пока его обшаривали, он украдкой осматривался. Ну, точно, российская милиция (как сказал юморист, что-то вроде «милые лица»). Подкараулили «преступника» грамотно – не сумев обезвредить его в Зубатове, «проститутка» передала по эстафете, что объект следует дальше, и пристроилась в хвост. Люди в пыльной форме скатали ленту, утыканную гвоздями. Скалилась девица, поигрывая пистолетом. Из канавы выбирался рыжий тип – обладатель неприятного лица. Хищно заблестели близко посаженные глаза…

– Отставить, Извеков! – из перелеска, подпрыгивая на кочках, выкатился милицейский «УАЗ», исторг возбужденного майора средних лет, среднего роста и, судя по блаженной улыбке, средних умственных дарований. Размашистым шагом он зашагал к месту экзекуции. Рыжий поработал кулаком, сжимая и разжимая пальцы, спрятал руку в карман и плотоядно уставился на пойманного. Все, что было в карманах у Турецкого, перекочевало на капот машины.

– Посмотрите, товарищ майор, какими корочками этот душегуб обзавелся! – выкрикнул молодой оперативник, передавая майору удостоверение частного сыщика. – Сыскное агентство «Глория»! Слышь, братан, а прокурорской ксивы у тебя случайно нет?

– Была когда-то… – прохрипел Турецкий – весь вывернутый наизнанку, он только и мог хрипеть.

– Разберемся, – важно вымолвил майор, перебирая конфискованное добро – деньги, ключи, документы, сотовый телефон. Двое дюжих хлопцев выкрутили Турецкому руки, защелкнулись браслеты на запястьях. Его развернули за плечи – лицом к майору.

– Отбегался, Звонарь? – с явным наслаждением сказал майор, подходя вплотную. Турецкий молчал.

– Оружие где?! – Турецкий поморщился.

– Машину обыскали?

Из салона высунулась молодая, где-то даже смышленая физиономия.

– В салоне чисто, товарищ майор! Сумка у него – здесь только тряпки!

Аналогичная физиономия выбралась из багажника.

– И здесь ничего нет!

– Молчишь, Звонарь? – майор схватил Турецкого за воротник. Для этого ему пришлось привстать на цыпочки. – Так и будешь молчать до суда? Даже адвоката не попросишь? Ну, скажи хоть что-нибудь.

– Как бы вам поделикатнее сказать, уважаемый… – нарушил молчание Турецкий. – Если я скажу, что вы схватили не того, это же не значит, что вы меня тут же отпустите, извинитесь, почините машину, выплатите компенсацию за моральную травму…

– Наглец, Звонарев, – покачала головой оперативница, которой роль проститутки страшно не шла.

– Ты прав, приятель, – хохотнул майор. – Не дождешься.

– Так сажайте в машину, – пожал плечами Турецкий, – везите в кутузку, разбирайтесь. Да сильно не затягивайте, а то неприятности не за горами.

– Угрожаешь нам, падла? – У рыжего чесались кулаки – он их снова сжал, выразительно поводил под носом у Турецкого.

– Угрожаю, – согласился сыщик. – Но не будем забегать вперед. Мы же джентльмены, господа? – Он покосился на потешную «путану» с ободранными коленками (так спешила, что упала). Парик съехал набок, расплылся герпес на губе, осыпалась «штукатурка» с физиономии – отчего последняя приняла пятнистый вид. – Ну, и леди, разумеется.

– Да чего мы с этим душегубом цацкаемся… – начал было рыжий, но тут рявкнул во все воронье горло майор, перекрывая шум ветра и ропот подчиненных:

– В машину его!

Удивительные события продолжились. Ехать в грязном обезьяннике, согнутым в три погибели, со скованными за спиной руками было сушим удовольствием. Несколько иначе представлял он свое прибытие в город Мжельск (судя по последним событиям – город не только боевой, но и милицейской славы). За ним тряслась еще одна милицейская машина. Замыкал почетный кортеж обтрепанный «Ситроен», набитый оперативниками. Пересекли глубокий овраг, заросший молодой зеленью, несколько раз делали крутые виражи, словно на горном серпантине, потянулся забор, за которым пряталось длинное строение производственного назначения. «Мжельский мясокомбинат» – значилось на парадном входе. Машин, ввиду окончания рабочего дня, у крыльца было мало. Возникали жилые дома – в два-три этажа. Разбитый асфальт, заваленные мусором тротуары, старенькие киоски, аналоги которых в Москве снесли еще лет десять назад. Проехали вокзальную площадь, на которой жались друг к дружке междугородние автобусы. Далее дорога расширилась, но превратилась в гладильную доску. А потом стартовало что-то вроде центральной улицы. «Большая Муромская» – значилось на облезлых вывесках. Здесь дома были понаряднее, вывесок побольше, уплотнялось движение, и на центральном перекрестке красовался светофор – видимо, гордость здешних мест, за которым стояла гаишная машина с включенными габаритами, но без экипажа. «Муромская дорожка» тянулась километра два, потом дорога плавно раздвоилась, кортеж свернул направо, прогрохотал по мосту через небольшую речушку, заросшую непроходимыми кустами, – судя по всему, Волгу, берущую начало где-то западнее. Затем вереница машин погрузилась в хитросплетения строений и переулков. Турецкий пытался ориентироваться, но вскоре запутался и закрыл глаза. Последнее, что он запомнил, была табличка с указанием Трояновского переулка. К парадному входу в местный оплот законности его не повезли – вероятно, боялись, что соратники по преступному ремеслу попробуют его отбить. Он запомнил пустырь, окруженный мглистыми строениями, кирпичную стену трехэтажного здания. Двое милиционеров с суровыми лицами вытащили его из машины – хорошо хоть не били, заволокли в здание.

– Товарищ майор, а в Москву сообщать будем? – радостно вопросил кто-то из оперативников.

– Успеется, – ворчливо отозвался руководитель операции. – В восьмую его!

Он так и не понял, что это было – тюрьма или изолятор временного содержания. Мрачные коридоры, повсюду решетки – воровской романтики только в жизни не хватало. Не зря он, судя по всему, сюда приехал. Не нравилась сытая монотонная жизнь в Москве? Он еще оценит ее неоспоримые преимущества…

Ценному арестанту предоставили одиночку. В камере имелось зарешеченное окно под потолком, скрипучая деревянная шконка и метров двенадцать «кубического» пространства. Его втолкнули в полумрак, лязгнули засовы. Отворилось окно для передачи пищи, но пищу не передали, показался бдительный глаз конвоира, и окошко захлопнулось.

– Вот и понимай, как знаешь, – пробормотал Турецкий. Добрел до кровати, сел, принялся себя ощупывать. Необратимых увечий ему не нанесли. Обращались почти гуманно. Несколько ударов по органам пищеварения – последствия вроде терпимые, пара затрещин, а еще этот рыжий-бесноватый все-таки сунул ему кулаком под ребро.

– Чудны твои дела, Господи… – Он ощупал голову, убедил себя, что голова пока на месте, и принялся размышлять. Но дальше того, что его приняли за другого, ситуация типично комедийная – «кви-про-кво», – мысль не простиралась. Тревожила дальнейшая судьба личных вещей – все-таки деньги, документы, дорогой сотовый телефон, в котором столько полезной, а главное, не нужной ментам информации. Да и ключи от квартиры не хотелось бы потерять…

Сон, который он увидел, был коротким, мерзким и совсем испортил настроение. Ему приснилось, что он пришел домой в одиннадцать утра – просто ехал мимо, решил забежать, перекусить. Чужим духом повеяло еще в прихожей – даже во сне он чувствовал этот невыносимый чужой дух! Да еще ботинки в прихожей – явно не в его вкусе… Он заглянул в спальню, смущенный, с горящими ушами. «Как тебе не стыдно, Саша? – возмущенно воскликнула Ирина, выбираясь из-под одеяла. – Зачем пришел? А ну, уйди немедленно!» Завозилось одеяло у нее под мышкой, и кто-то начал оттуда выбираться – большой, ворчливый, разозленный…

Заскрипели засовы, вспыхнула лампочка под потолком, и в камеру, крадучись, как пантера перед прыжком, вошел работник милиции – невысокий, плотно сложенный, с неприятной ржавчиной в густых волосах, с близко посаженными глазами. Турецкий потряс головой, прогоняя остатки дурного сна. Подобрался, когда вошедший сократил дистанцию. Появилась возможность его рассмотреть.

Эстетического удовольствия от процедуры он не получил – внешность вошедшего была предельно малосимпатичной. Странно, почему таких берут в милицию – ведь образ милиционера должен импонировать гражданам, внушать доверие и оставлять после общения с ним только положительные эмоции.

– Говорите, я молчу, – пробормотал Турецкий.

– Отдохнул, голубь? – процедил сквозь зубы вошедший. Сжался кулак непрошеного визитера. – Ну что, отвечать собираемся за рукоприкладство?

– Давайте лучше поговорим, – миролюбиво предложил Турецкий. Не солидно как-то в его возрасте приобретать синяки и шишки.

– За идиота меня держишь?

Так оно и было. Но Турецкий проглотил слетающую с языка фразу. Он поднялся, чтобы не оставлять противнику преимущества. Такое поведение милиционеру не понравилось, он сразу стал на голову ниже.

– Сядь! – толкнул он Турецкого в грудь. Турецкий сел (правильнее сказать, упал).

– Послушайте, любезный… – Он не оставлял попыток разобраться без обретения синяков. – Вы знаете, кто был творцом цивилизации? Тот, кто первым бросил бранное слово, вместо того чтобы заехать оппоненту в глаз. Мы же с вами цивилизованные люди. Ваша фамилия, если не ошибаюсь, Извеков?

– А мне скрывать нечего… – Физиономия милиционера оказалась так близко, что расплылась перед глазами Турецкого. – Старший лейтенант Извеков, просьба любить и жаловать. Жалобу напишешь? Напиши, напиши, но только позднее…

– Стоп. – Турецкий миролюбиво поднял руки. – Если вам не понравилось, лейтенант, неджентльменское обращение, которое я проявил к вам в момент незаконного задержания, тут вы сами виноваты. Не представились по форме, были одеты в партикулярное платье. Разве я мог представить, что вы работаете в милиции? Если бы вас устроили мои извинения…

– Глумишься, Звонарь… – Турецкий успел перехватить кулак, уже летевший ему в живот. Вывернул руку, крепко сжал, впившись в нее пальцами. Физиономия офицера побелела, в глазах засветился волчий огонек. Может, зря он так? Черт! Он оттолкнул от себя милиционера, тот отлетел к противоположной стене. Отскочил от нее, как резиновый мячик, прыгнул в стойку.

– Ладно, подонок, теперь ты точно нарвался. На работника милиции при исполнении…

– Я тоже при исполнении, – проворчал Турецкий, отходя в угол. От данного экземпляра он, положим, отобьется, есть еще порох в пороховницах, но вот когда слетится весь списочный состав местного изолятора…

– Учти, лейтенант, – тихо, но твердо произнес он, – всего один удар – и ты слуга в гареме.

Но экзекуция временно откладывалась. Возможно, Извеков сообразил, что в честном бою он недотягивает до уровня гладиатора. Или что-то услышал. Выглянул в коридор – и мгновенно испарился.

Второй посетитель был настроен более миролюбиво, хотя и с достаточной долей иронии. Загрохотали тюремные запоры, на пороге вырос майор, командовавший захватом. Бросаться с кулаками на арестованного он вроде бы не собирался, стоял по стойке «вольно», сжимая под мышкой папочку, разглядывал Турецкого мягко, почти добродушно – как гаранта хороших премиальных, расположения начальства и дальнейшего продвижения по службе. Индивидуум не злобный, с нормальными человеческими глазами, хорошо за сорок, не брился двое суток (в засаде, что ли, сидел?).

– И снова здравствуйте, – сказал Турецкий. – Пришли заняться воспитательной работой?

– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, – вкрадчиво сказал майор. – Поздно вас воспитывать. Ну, и как вам в камере? Надзиратели не обижают? Имеются просьбы, пожелания? Уж не обессудьте, но грядущую ночь вам придется провести у нас, а завтра утром вас со всеми почестями доставят в Москву. Признайтесь честно, не ожидали, что так сложится?

Весь облик майора внушал любезное коварство – проявление агрессии у людей с хорошими манерами.

– Честно говоря, не ожидал, – откровенно признался Турецкий. – Может, вы представитесь, господин майор? Полагаю, нам еще долго придется с вами сотрудничать.

Майор удивленно приподнял брови: в каком это смысле им придется долго сотрудничать? Неужели всю ночь?

– Извольте, Дмитрий Сергеевич. Майор Багульник Владимир Иванович. Временно замещаю начальника Мжельского РОВД майора Шершнева. Приболел наш начальник, второй инфаркт за четыре месяца. Довели человека такие, как вы, Дмитрий Сергеевич.

– Усвоил, Владимир Иванович, – кивнул Турецкий. – Вас, наверное, сильно огорчит известие, что вы взяли не того?

– А нас предупреждали, что вы можете изменить внешность, – заулыбался майор. – Да ладно вам отнекиваться, посмотрите, пожалуйста, ориентировку. – Багульник покосился на застывшего в проеме конвоира, расстегнул папочку и бросил на койку лист формата А4. – Оперативная информация из межрегионального отдела, что одиннадцатого – двенадцатого мая вы можете предпринять попытку выехать из Москвы в направлении Риги. Предупреждены районные и поселковые отделения милиции, рекомендовано провести упреждающие действия. Предположительно вы можете следовать на машине марки «Ауди».

– Замечательно, Владимир Иванович. С вами общаться сущее удовольствие, – засмеялся Турецкий. Легкая тень пробежала по челу майора. Он еще не начал испытывать сомнения, но что-то гадостное в душе, безусловно, поселилось. – Напомните мне, пожалуйста, о моих подвигах.

– Забыли? – удивился Багульник. – А здесь все написано, вы прочтите. Звонарев Дмитрий Сергеевич, пятьдесят восьмого года рождения, в восьмидесятых чемпион страны по стендовой стрельбе, сотрудничал с люблинской, тамбовской группировками, выполняя деликатные, скажем так, поручения. В узких кругах вы личность известная, я бы даже сказал, незаменимая. С последним заказом вы явно прокололись, Дмитрий Сергеевич. Вас подставили недоброжелатели. Начальник отдела кредитования банка «УралГарант», которого вы подстрелили в выходные, оказался не той мишенью, как было обещано. Информация о вас ушла в правоохранительные органы. Вашим поиском теперь занимаются не только структуры МВД, но и теневые группировки, потерпевшие по вашей милости существенные убытки. Так что, вы должны радоваться, Дмитрий Сергеевич, что первой вас нашла милиция. Получите свое заслуженное пожизненное, поедете отдыхать в Вологодскую губернию…

– Вы меня пугаете, майор. – Он поднес к глазам смазанное фото на ориентировке. С фотографии прескверного качества смотрело лицо, отдаленно похожее на лицо Турецкого. Удлиненное, скуластое, густые волосы, большие глаза под лихо закрученными бровями. – Полагаете, это я, майор? Данный тип больше смахивает на Ричарда Гира.

– На Ричарда… кого? – насторожился Багульник.

– Не важно, Владимир Иванович. Ну, все, достаточно этого цирка. Зовите прокурора, самое время с ним пообщаться.

– Прокурора, говорите… – В коридоре образовался шум, майор попятился, высунулся наружу. – Будет вам прокурор, Дмитрий Сергеевич, обязательно будет. Уже идет. Как же без него? Вы уж не обижайте нашего старика, договорились?

Майор, похмыкивая в кулак, удалился, освободив место всклокоченному пожилому человеку в зашарканном прокурорском мундире, нечищеных ботинках, с небольшим количеством волос на голове – причем росли они по закону случая, игнорируя многие участки черепа. Дрожало от нетерпения морщинистое лицо. Местный прокурор был где-то в двух шагах от пенсии.

– Почему камера открыта? – голос у прокурора был солиднее, чем внешность, он заглянул в камеру. Покосился на бравых молодцов, которых в коридоре был явный переизбыток, сделал вид, что он не трус, шагнул внутрь.

– Можем надеть на него наручники, Виктор Петрович, – предложил кто-то. – Но куда он денется?

«А вдруг прокурора в заложники возьму? – подумал Турецкий. – И начну пробиваться к выходу».

– Ладно, не надо, – прокурор шумно выдохнул, откашлялся. Вместе с ним вошли еще двое, рассредоточились по периметру. «Нет, – подумал Турецкий, – взять в заложники прокурора не удастся. Не похож он на убийцу ценного свидетеля. Таким, как Сыроватое, до пенсии бы доскрипеть».

– Отличились, говорите? – хмыкнул прокурор. – Ну-ну, интересно, интересно… Это и есть ваша крупная рыба? – Прокурор извлек из нагрудного кармана очки, водрузил их на нос и строго воззрился на задержанного. Первое впечатление, как всегда, побеждает – Турецкий изобразил плакатную, немного презрительную улыбку.

– Ну, что ж, любопытно, любопытно…

– Вы смотрите на меня, как на неизвестную работу Дали, Виктор Петрович, – подал голос Турецкий. – Я никого вам не напоминаю?

– Молчать! – рыкнул конвоир. – Отвечать, когда скажут!

– Ну, все, – потерял терпение Турецкий. – Не взыщите, господа, но мне эта ваша провинциальная жизнь начинает надоедать. Странно мы начинаем нашу совместную работу, Виктор Петрович. Или все же, «гражданин прокурор», как вам больше нравится? Может, хватит аккумулировать неприятности на свою голову?

Угрожающе зарычал охранник. Прокурор отступил на шаг, в глазах мелькнула растерянность.

– Вы уверены, что это Звонарев? – пробормотал прокурор, как-то беспомощно покосившись на конвоира. Милиционер пожал плечами – дескать, не ко мне.

– Вот видите, Виктор Петрович, вас уже посетили сомнения, – подбодрил Турецкий. – Еще немного, и недоразумение разрешится. Движемся дальше. Итак, спешу представиться – Турецкий Александр Борисович, человек, о приезде которого вы, безусловно, знаете. И с нетерпением его ожидаете. А вот это, – он ткнул пальцем в оставленную Багульником ориентировку, – типичный Ричард Гир, сравните, прокурор, найдите десять отличий. – Он сунул бумажку Сыроватову. Тот глянул на нее мельком, облизнул губы.

– Татарцев!

В проем всунулась взволнованная физиономия оперативника.

– Слушаю, Виктор Петро…

– На какое имя были документы у этого человека?

– Так он и сказал. Турецкий… Не слушайте вы его, Виктор Петрович, документы липовые, по ним же сразу видно.

– Позвоните Меркулову, – пожал плечами Турецкий, – или еще кому-нибудь в Генеральной прокуратуре. Вы же общались с ними, Виктор Петрович.

Прокурор смертельно побледнел, взялся за грудь. Впечатлительный, сделал вывод Турецкий, и как он проработал всю жизнь на такой должности?

Прокурор выхватил телефон, попятился задом, не сводя глаз с задержанного. Турецкий свысока посмотрел на охранника, который прирос к стене, лег на полку, забросил руки за голову.

– Охраняй, дружище, мой покой…

Влетел взволнованный, с отвисшей челюстью, прокурор. Протянул Турецкому мобильник.

– Слушаю, Турецкий.

В ответ послышалось ехидное хихиканье Меркулова!.

– Прости… – сказал он, перестав смеяться. – Не могу ничего сказать.

– А все же придется, Костя. Скажи прокурору, кто я, и тогда я скажу тебе, кто ты.

– Сказал уже… Не злись, бывает. Ну, и как там, в камере?

– Нормально, – скупо отозвался Турецкий. – Лечим клептоманию клаустрофобией.

– Ладно, – откашлялся Меркулов, – будем считать, что недоразумение разрешилось. Теперь ты убедился, что правоохранительные органы Мжельска работают на всю мощность.

– Лучше бы они вообще не работали, – проворчал Турецкий.

– Тебя не успели обидеть?

– Нет, но они пытались…

– Хорошо. Привет прокурору, – Меркулов снова развеселился. – А убивец Звонарев, на которого разосланы ориентировки по всем прилегающим к столице регионам, действительно местами смахивает на тебя. Такой же элегантный плейбой, и ростом природа не обделила. Если где-нибудь увидишь, то хватай и вяжи. Правоохранительные органы тебе за него, конечно, премию не выпишут, но если ты его сдашь митинским ребятам – а у них «горячий телефон доверия» в развлекательном центре «Олимпия» на Варшавке, – то отхватишь за него баксов сто. Я имею в виду, в тоннах – после отчисления НДС и в пенсионный фонд.

– Да иди ты, – буркнул Турецкий и вернул трубку прокурору.

– Простите, ради бога, Александр Борисович, – бормотал побелевшими губами Сыроватов. – Произошло роковое недоразумение…

– Так просто не отделаетесь, Виктор Петрович, – погрозил пальцем Турецкий. – Что с воза упало, не вырубишь, как говорится, топором. Ваше счастье, что у меня есть чувство юмора. Действуйте, не век же мне сидеть на вашей шконке!

– Кретины безмозглые, кого вы взяли?! – завопил прокурор, выскакивая из камеры. – Только не говорите, что успели сообщить в Москву!

Турецкий засмеялся, забросил руки за голову, вытянул ноги. Коротковата была шконочка. Он повернул голову, приоткрыл один глаз. Сконфуженный охранник на цыпочках удалился из камеры. Отлип от стенки второй, сделав сложное лицо, убрался вслед за коллегой. Дверь осталась открытой. В коридоре бушевала буря. Оправдывался Багульник, уверял, что непременно накажет «отличившихся», что все исправит, обычная милицейская работа…

– И как с такими работать? – пожаловался на «поднадзорных» Сыроватое, вновь возникая в камере. Сел на краешек полки, достал платок, вытер взопревший лоб. – Простите еще раз, Александр Борисович, недоглядели, каемся, исправим, все сделаем для вас в лучшем виде…

– Приступайте, Виктор Петрович, к ликвидации последствий этого карнавала, – лениво пробормотал Турецкий. – Надеюсь, мои справедливые требования вас не шокируют? Мне нужна моя машина. Через час она должна с заклеенными шинами и полным бензобаком стоять перед парадным входом. А лучше полностью заменить колеса на равноценные – предпочитаю резину фирмы «Бриджстоун». Это не слишком накладно для городского бюджета?

– Да, да, разумеется, Александр Борисович, – прокурор кивал, как китайский болванчик. – Это наша ошибка, мы ее немедленно исправим. Взыщем с оперативников. Я позвоню в городской автосервис – у них есть дежурная смена…

– Лучший номер в местной гостинице – со всеми, разумеется, удобствами… можно без девочек. И лично вас на беседу – со всей информацией об обстоятельствах преступлений, о проделанной работе и соображениях, если таковые, конечно, есть. Рабочий день продолжается, Виктор Петрович. Сделали из мухи слона – так кормите его. Надеюсь, мои требования не чрезмерные?

– Что вы, конечно, конечно, все будет, – заволновался Сыроватов. – Насчет гостиницы я давно распорядился. Это наша внутриведомственная гостиница… Насчет ужина тоже не беспокойтесь. Можете выходить, Александр Борисович, вас никто не задержит. Получите веши, подождете меня у входа, хорошо? Мне нужно забежать в одно место…

Прокурор выкатился колобком, а Турецкий закрыл глаза. Он уже практически забыл, зачем сюда приехал…

Дежурный, тщательно пряча глаза, выдал личные вещи. Попросил пересчитать наличность, чтобы у выходящего на свободу (с чистой совестью) не было претензий к органам. Турецкий рассовал пожитки по карманам, прохладно распрощался с дежурным, направился к выходу. Из-за поворота вырулил озабоченный лейтенант Извеков, хмуро глянул на Турецкого, демонстративно отвернулся.

– Извиняться, стало быть, не надо, – не сдержался Турецкий.

А вот Извеков сдержался. Собрался что-то выпалить из всех стволов, но скрипнул зубами, молча проследовал мимо. Зарплата у них тут маленькая, догадался Турецкий, за такие деньги положено не только не работать, но и немножечко вредить. Он посмотрел на часы. Девять вечера, рабочий день давно закончился. Скоро новый начнется.

– Послушайте, любезный, – он обернулся к дежурному и кивнул на коридор, – если я пойду туда, опять попаду в тюрьму?

– Попадете, – согласился лейтенант. – Здание старое, состоит из двух корпусов. В одном изолятор временного содержания, в другом – районное управление. Если хотите попасть на улицу, идите вон туда, – дежурный некультурно ткнул пальцем.

– Вы столь любезны, – раскланялся Турецкий.

Над крыльцом горел фонарь, а вокруг него уже роились первые майские мошки. На улице стремительно темнело. А ведь это не Москва, констатировал Турецкий, воздух здесь другой, не московский. Словно поднялся на невысокую гору – плотность воздуха практически та же, но уже без копоти, свинца, прочих гнетущих составляющих. Где-то далеко прокукарекал петух – сигнал к отбою в курятнике. Перед зданием районного управления стояли несколько машин – два «Уазика» и смешной доисторический «РАФ» – на борту в свете фонаря поблескивала надпись «Передвижной пункт милиции». В нескольких кабинетах на втором этаже горел свет. Что-то трещало у дежурного, в открытую форточку было слышно, как монотонно бубнит мужчина. Турецкий прислонился к круглому столбику, достал сигаретную пачку. В паре метров расположился стенд «Их разыскивает милиция». Подходить туда не хотелось – милиции надо, пусть сама и разыскивает…

– Прикурить позволите? Или табачок теперь врозь? – прозвучал насмешливый женский голос. Турецкий вздрогнул. Он не заметил, как из здания вышла женщина в просторном брючном костюме и с тряпочной сумочкой на плече. Она возникла в свете фонаря, потянулась к его горящей зажигалке. Он машинально дал ей прикурить, подождал, пока займется плотно скрученный табак. Она подняла на него блестящие глаза. Половина лица пряталась в сумраке, по другой плясали электрические отблески. Она была аккуратно коротко пострижена, щекастое личико, маленький нос-пуговка, смешливый взгляд. Ногти без маникюра. Красоткой эта дамочка, определенно, не являлась, но обаянием могла похвастаться.