Текст книги "Вынужденное признание"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

26

Меркулов позвонил, когда Турецкий стоял в пробке и раздумывал, куда бы бросить кости. Домой? Или в ближайший бар – пропустить рюмочку-дру-гую? А может, двинуть отсюда прямиком к Славке Грязнову? С ним можно поговорить по душам, он поймет. Взять бутылку водки, каких-нибудь консервов, маринованных огурчиков… Трель телефона вывела его из задумчивости.

– Ну как прошла встреча? – бодро спросил Меркулов.

«Как прошла встреча?» – повторил про себя Александр Борисович. А действительно, как она прошла? Все, что должен был узнать Президент, он узнал. Больше от Турецкого ничего не зависело. Захочет Панин, чтобы делу дали ход, – это будет сделано. А не захочет – тут уж ничего не поделаешь, останется смириться, стиснуть зубы и продолжать работу. Слава богу, работы в этой стране много.

– Нормально, – сказал Турецкий. – Нормально прошла.

– Он был доволен?

– А ты как думаешь?

– Думаю, что я бы на его месте был доволен. Все-таки ты помог ему свалить единственного конкурента. А тем более перед самыми выборами. Это, Александр Борисович, дорогого стоит.

Турецкий посмотрел в окно. По тротуару шли люди – молодые, старые, разные. У каждого из них были свои проблемы, и никто из них не знал, даже не подозревал о существовании следователя Генеральной прокуратуры Александра Борисовича Турецкого. «Вот разве что какой-нибудь борзописец напишет мою биографию, а какой-нибудь киношник снимет по ней сериал… Но это уже буду не я. Совсем не я». Мысль о том, что кто-нибудь когда-нибудь снимет о нем сериал, рассмешила Турецкого.

– Чего молчишь, Александр Борисович? – окликнул его Меркулов.

– А чего тут говорить? «Питерское братство» торжествует. «Московское братство», если все пойдет так, как я рассчитываю, окажется в глубокой заднице.

Но изменит ли это что-нибудь в стране? И если изменит – то в какую сторону?

– Что это за разговоры? – удивился Меркулов. – У тебя что, депрессия?

– Не знаю, вправе ли я был лезть в эти дебри…

– Что значит – вправе или нет? – с возмущением воскликнул Меркулов. – Ты делал свою работу!

– Делал, Костя, делал… Но, как тебе, должно быть, известно, благими намерениями вымощена дорога в ад.

– Глупости. Ты, Александр Борисович, вот что… Езжай домой и ни о чем не думай. А по пути заскочи в супермаркет, что у вас на углу, и купи бутылку коньяку. Разопьем вместе.

– Хорошо. До встречи. – Турецкий отключил телефон и сунул его в карман.

«Черт бы их всех побрал, этих политиков», – со злостью подумал Турецкий, но тут зажегся зеленый свет и Александр Борисович поехал домой.

Эпилог

– Ну что, предки, скучали без меня?

Нинка стояла перед родителями в красных джинсах и коричневой замшевой куртке с какой-то чудовищной индейской бахромой. Взгляд – нагловато-меланхоличный, в ушах – наушники, челюсти мерно двигаются, перемалывая жевательную резинку.

– Ты бы хоть наушники вынула, когда с отцом разговариваешь, – попробовал построжиться Турецкий.

В ответ Нинка выдула огромный пузырь.

– И эта вечная жвачка, – поморщился Турецкий.

Пузырь лопнул с сухим щелчком.

– Да ладно тебе хмуриться, – усмехнулась Нинка. – Скучно небось было без меня-то?

– О да! – засмеялась Ирина Генриховна, покосившись на мужа. – Без тебя у нас здесь болото и тоска зеленая. Ходили из угла в угол и не знали, чем заняться.

– Ну вот, – кивнула Нинка. – А теперь я внесу свежую струю в это ваше старческое однообразие. Со мной не соскучитесь. Ой! – Лицо Нинки вытянулось. – Пап, а что это у тебя с лицом?

– Бандитская пуля, – неловко пошутил Турецкий.

– От пуль нужно уклоняться, – назидательно сказала Нинка. – Не маленький ведь уже, надо понимать! Ох, и когда ты только наиграешься. Скоро полвека мужику, а он все как мальчишка.

– Уж больно ты активная приехала, – усмехнулся Турецкий. – Наверное, слишком долго лежала на солнце и перебрала с энергией?

– Я всегда была такая! – отрезала дочь. – Вы просто забыли. Ладно, предки, пойду распакую сумку. Потом все расскажете.

Нинка ушла к себе в комнату.

– Слыхал? – улыбнулась Ирина Генриховна. – «Внесет свежую струю в наше старческое однообразие». Как тебе это нравится? Погоди, скоро она нас с тобой в дом престарелых отправит, чтобы под ногами не путались.

В дверь позвонили. Турецкий начал было вставать, но жена положила ему руку на колено:

– Сиди уж. Я сама открою.

– Ну уж нет! Хватит с тебя похищений! – сурово возразил Турецкий.

Ирина улыбнулась:

– Ты что же, всю жизнь теперь будешь меня охранять?

– Понадобится – буду.

Турецкий убрал руку жены с колена и пошел открывать.

…Может быть, впервые в жизни Турецкий, перед тем как отомкнуть замок, глянул в дверной глазок. Поймав себя на этом, он невесело усмехнулся. «Старею я, что ли? Или нервы расшатались?» – подумал он.

На пороге стоял Меркулов с букетом алых роз в руке.

– Как и обещал, – сказал он. – Пустишь?

Меркулов был одет в светлый легкий плащ, темно-синий стильный костюм, белоснежную рубашку, а его плотную шею стягивал шикарный шелковый галстук. Выглядел он торжественно. Турецкий аж присвистнул от восхищения:

– Вот это да! Да ты прямо Кларк Гейбл! Ну, заходи уж, раз пришел. Не выгонять же.

Турецкий потеснился, пропуская шикарного гостя в прихожую. Меркулов вошел, дождался, пока Турецкий закроет дверь, и вежливо поинтересовался:

– В этом доме коньяк-то хоть имеется?

Турецкий растерянно поскреб в затылке:

– Точно утверждать не берусь, но, по-моему, нет.

– Вот что значит не слушаться советов старших по званию, – вздохнул Меркулов. – Ладно, важняк, тебе повезло, что у тебя умные друзья. – Меркулов усмехнулся и широким жестом фокусника достал из кармана плаща бутылку: – Вуаля!

– Ох, ты! – Турецкий взял бутылку и, прищурившись, посмотрел на этикетку. – Французский?

– Фигни не держим, – сообщил Меркулов с самодовольной улыбкой.

– А цветы кому?

– Спасенной красавице. А, вот и она сама!

Ирина Генриховна застыла на пороге прихожей.

На ее красивом строгом лице отобразилось удивление.

– Ва-а-у! – негромко и восхищенно выдохнула она, подражая известной рекламе.

– Спасенной красавице! – повторил Меркулов торжественным голосом и протянул розы Ирине Генриховне.

– Оказывается, даже в похищении есть приятные моменты, – улыбнулась она, прижимая розы к груди. – О, и коньяк! А у меня и на стол-то ничего нет.

– Эх, молодежь, молодежь… Без нас, стариков, вы бы давно померли с голоду. – Меркулов сунул руку в другой карман плаща, извлек на свет божий несколько пакетиков с деликатесными нарезками и протянул их Ирине Генриховне. – Это в дополнение к коньяку, – радостно сообщил он.

Турецкий с чувством пожал руку Меркулову, затем обнял Ирину за талию и весело произнес:

– Ну что, жена, гуляем?

– А разве у вас есть выбор? – усмехнулся Меркулов.

Ирина Генриховна поцеловала мужа в щеку и приказала:

– Мужчины, марш в гостиную! Ждите меня минут через десять. Богатого стола не обещаю, но то, что все будет вкусно и питательно, – это я вам гарантирую.

– А можно мы пока по рюмочке? – жалобно попросил Турецкий.

– Ну, если только по рюмочке… Но больше – ни-ни.

Ирина Генриховна отправилась на кухню, а мужчины расположились в гостиной за небольшим журнальным столиком. Разлили коньяк.

– За окончание дела, – сказал Меркулов.

Мужчины чокнулись и пригубили из своих рюмок. Турецкий запыхтел сигаретой.

– Значит, дело можно считать закрытым? – поинтересовался он, щурясь от дыма.

– Да.

– И каков вердикт?

– Богачев – убийца. Мотив – месть. Возможно, в момент совершения убийства он был невменяем, но этого уважаемый суд уже никогда не узнает.

Турецкий понимающе кивнул.

– А все остальное? – помедлив, спросил он.

– Я говорил с Президентом по телефону. Он встретился с Лобановым и предъявил ему кассету… – Меркулов перевел дыхание.

– Ну? – поторопил его Турецкий.

– Что «ну»? Лобанову ничего не оставалось, как во всем сознаться и… покаяться.

– Вынужденное признание, – усмехнулся Турецкий.

Меркулов кивнул тяжелой головой:

– Угу. Чтобы добиться президентской милости, Лобанов заложил всех своих подельников. Так что часы Полянина в министерском кресле сочтены. Шаховскому теперь тоже сильно не поздоровится.

– А Лобанов?

Меркулов посмотрел на часы, потом на Турецкого:

– Ты не возражаешь, если я включу телевизор?

– Нет, – пожал плечами Турецкий.

Меркулов взял со столика пульт и включил телевизор. На экране появилось чуть ироничное, чуть строгое, но в целом очень симпатичное и «располагающее лицо Президента. Губы его беззвучно шевелились.

Меркулов поднял пульт и сделал звук громче.

«– … Такие факты, безусловно, заслуживают самого тщательного разбирательства, – вещал с экрана Президент. – В этом я поддерживаю выступление премьер-министра Лобанова. Я думаю, что у нашего правительства большое будущее, и у премьер-министра Лобанова – в особенности. А если говорить серьезно… – Президент улыбнулся, – я не вижу серьезных причин для того, чтобы отправлять кого-то в отставку. Правительство справляется с задачами даже лучше, чем можно ожидать. И в этом – я еще раз повторюсь – огромная заслуга Алексея Петровича Лобанова».

Картинка на экране сменилась.

«–  …Еще одна сенсация дня, – забубнил ведущий. – Сегодня премьер-министр Лобанов официально объявил, что он не будет выставлять свою кандидатуру на президентских выборах. Все разговоры об этом он назвал необоснованными слухами и досужими вымыслами репортеров…»

Меркулов отключил звук. Положил пульт на столик и повернулся к Турецкому:

– Ну что, все понял?

– Да вроде все, – кивнул Турецкий, попыхивая сигаретой. – Стало быть, они пришли к консенсусу?

– А ты ожидал иного исхода?

Турецкий тихо покачал головой:

– Нет. Но все равно противно.

– А жизнь вообще довольно противная штука, – философски заметил Меркулов. – Но, слава богу, в ней есть и приятные моменты.

Меркулов вздохнул, взял рюмку с коньяком и одним глотком осушил ее.

– Ты прав, – кивнул Турецкий. – Только жаль, что этих моментов очень мало.

Он с усмешкой посмотрел на Меркулова, вмял окурок в пепельницу и вытряхнул из пачки новую сигарету.