Текст книги "Тузы и шестерки"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Тоже верно, – пробормотал Денис. – Ну тогда я не знаю. Не дело, а черная дыра. Все усилия в трубу…

– Ладно-ладно, я все понял,' не ной, дам тебе передышку. Звягинцевым сам займусь, – сказал Вячеслав Иванович, – раз у тебя с ним ничего не выходит. Доволен?

– Ну хоть так.

– Ага. Значит, меня вот что сейчас больше интересует: что за проблемы у Аллы?

– Мне о них ничего неизвестно.

– Ладно. И Агеев с Головановым тоже вхолостую крутятся?

– Вот они как раз не совсем. На Клеонского мы вышли отчасти благодаря их настырности.

– Ага! – Грязнов-старший поднял вверх указательный палец. – Очень кстати, что ты о Клеонском заговорил. Я считаю, раз уж так все здорово пошло, надо Турецкому и дальше помочь. А он, сам знаешь, в долгу никогда не останется.

– Как это? – удивился Денис. – Что я еще мо1у сделать? Вернуть Клеонского в Белый дом? Или купить всей нашей «Глории» дополнительный трудовой стаж?

– Не кипятись. Тебе фамилия Очубеев что-нибудь говорит? – спросил Грязнов-старший, пропуская последний выпад племянника мимо ушей.

Денис немного помолчал. Потом вспомнил:

– Журналист, кажется…

– Нет, он политический аналитик.

– Точно. Я его слышал вчера, в эфире «Эха столицы», он там на Клеонского наезжал.

– Вот-вот, – оживился Вячеслав Иванович, – а поточнее можешь вспомнить? Что хоть говорил этот Очубеев?

– Так. Вчера подорожание топлива было… А говорил он в том духе, что резкий рост цены на бензин – однозначно дело рук крупных олигархов, и государство тут ни при чем. Клеонского Очубеев конкретно называл и предлагал его изловить и принародно задать ему неприятные вопросы.

– В извращенной форме, – подсказал Грязнов-старший.

– Это уж как получится, – усмехнулся Денис.

– Тогда вот что. Возьми своих мужиков и отследите для Александра Борисовича этого Очубеева. Что делает, с кем ездит. Начиная с завтрашнего утра. Формальных оснований для этого нет, так что…

– Если всех московских политобозревателей пасти, можно много нового узнать, – ехидно покивал Денис.

– Слушай, что я тебе говорю! Очубеев – мужичок непростой. Действует словно по звонку. У Турецкого есть мониторинг его последних выступлений в СМИ, очень впечатляет.

– То есть ему кто-то дает на лапу? И надо найти источник?

– Ты сам сказал, а не я, – предупредил дядя. – Это важная халтура, ты понял?

– Как не понять? Важной халтурой называется работа, которая кроме хороших денег приносит чувство глубокого удовлетворения и гражданскую ответственность.

– Слушай, племянник, сходи в бассейн окунись, – посоветовал генерал-майор милиции. – Здоровому духу должно соответствовать здоровое тело.

– С последним-то у меня как раз все нормально, – поморщился Денис, – только не вижу пока никакой связи. По-моему, древние греки были высокопарные пустословы. Вроде наших чиновников. Или политобозревателей. – Тем не менее он встал и сбросил полотенце.

Дядя с удовольствием посмотрел на мускулистое тело племянника, погладил себя по животу и отхлебнул еще пива.

В половине шестого вечера в офисе «Глории» появился Филипп Агеев. Денис уже был там и терпеливо его дожидался. Филя подтвердил кое-что сказанное Вячеславом Ивановичем, но кое-что и опроверг.

Во-первых, командировка пятилетней давности в Таджикистан действительно имела место. Зимой. На два месяца. В Душанбе.

Во-вторых, Толя Бедняков был тогда еще просто лейтенант.

В-третьих, девушка, с которой он там познакомился и завел роман, была не таджичкой, а русской.

И, в-четвертых, ничего больше Филя про нее не знал и никогда ее больше не видел.

– То есть как это? – опешил Денис.

– Элементарно, Ватсон. Она обещала приехать к нему в Москву, когда закончит школу (она школьница еще была, десятиклассница, понятно?), то есть примерно через полгода, но этого так и не случилось.

– Не приехала, значит? – расстроился Денис.

– Нет.

– Жаль. А что вы вообще в Душанбе делали?

– Выполняли интернациональный долг.

– То есть? – удивился Денис.

– Натурально выполняли, – подтвердил Филя. – Работали по контракту, который МУР с ихним ведомством заключил. У них там тогда в городе черт-те что творилось. Машины угоняли. Людей убивали. Так что нам было чем заняться. Отработали мы на совесть, могу заверить, даже медали какие-то местные получили…

– Там же потом вроде еще хуже стало, – негромко заметил Денис.

– Это точно, – вздохнул Филя. – Плетью обуха не перешибешь.

– Ладно. Если был такой роман, так почему же Бедняков свою девушку оттуда в безопасную Москву не забрал?

– Родители, кажется, были против. У девчонки отец – директор школы, русский, а вот мать – таджичка. Сказали, пока не доучишься – никуда не поедешь. И вообще, мол, это наша земля. И никуда мы отсюда… Ну и все в таком духе. Так что, может, она и сама не захотела… Да нет, вроде хотела, потому что в Тольку втрескалась не на шутку…

– Ясно. Как ты считаешь, Бедняков ее сильно ждал?

– Вот уж не знаю. Но не забывал, это точно. Вспоминал не раз. Кажется, даже перезванивались.

– Письма писали?

– М-мм… Возможно. Но не уверен. Почему бы тебе не посмотреть, в конце концов, в его квартире?

– Предлагаешь ее взломать? Там сейчас никто не живет.

– Тоже мне законник нашелся! – фыркнул Филя. – Прочитаешь мне сейчас статью о неприкосновенности жилища? Можно подумать, тебя это когда-нибудь останавливало. Мы частные сыщики или кто?

Денис не стал ему объяснять, что не хочет соваться в квартиру Беднякова не потому, что боится нарушить закон, а потому, что сильно подозревает, что она находится под наблюдением. Вот только чьим?

– Скажи лучше, Филипп, как ее звали, эту барышню?

– Денис, ради бога! Да на кой ляд она нам сдалась?! Тем более если они так и не встретились! Я не понимаю!

– Мы этого наверняка не знаем. Кроме того, не исключено, что какие-то отношения поддерживались заочно, а в таких случаях дюди иногда бывают очень откровенны друг с другом. Так как все же ее звали?

– Черт, Денис, ты требуешь невозможного! Я даже не помню, как звали девчонку, которая в меня на прошлой неделе банкой пива швырнула!

– Это другое дело, – рассудительно заметил Денис. – У тебя – алкогольный дебош, а у них – большое чувство. Если ты с Бедняковым действительно служил и дружил, тебе это должно было быть небезразлично, и ты наблюдал с интересом. Я же тебя знаю. Ну?

Филя запыхтел, потер свою круглую голову и выдавил:

– «Ну», «ну»! Вроде… Аня, что ли… вроде… Да, так, кажется.

– Фамилию, конечно, тоже можешь вспомнить?

– Это уже слишком! Пять лет же прошло!

– Поднатужься. – Денис был безжалостен.

– Пять лет, Денис Андреевич, я что, с глухим разговариваю?!

– Я уже это слышал.

– О черт… Нет, не помню, хоть убей. Но русская, точно говорю, какая-то простая такая фамилия на «-ова». Отец же русский был, я ж помню.

Агеев рванул на себя дверцу холодильника, выхватил оттуда бутылку пива «Миллер», принадлежащую исключительно Максу, свинтил крышку и влил в себя ее единым духом.

Макс, не встревающий в служебный диалог своих коллег, и сейчас не оглянулся от монитора, но, безошибочно определив по звуку, что произошло, укоризненно покачал головой.

– Ладно, Филипп, теперь слушай внимательно, у меня для тебя новое задание, – торжественно сказал Денис.

– Слава богу, – с облегчением признался Агеев, падая на диван для посетителей. – Надоело искать черную кошку в темной комнате, сам знаешь, шеф. Хочется настоящей работы! Профессионал я или нет, в конце концов?!

– Очень хорошо, я рад твоему неподдельному энтузиазму. Так вот, дорогой профессионал, теперь ты мне найдешь эту русскую таджичку по имени Аня и с фамилией на «-ова». Узнаешь, почему она не приехала в Москву и не было ли какого-то продолжения отношений у них с Бедняковым.

– Что?! – завопил Филя. – Дэн, ты взбесился?! Что это за задание, на хрен? Да я увольняюсь, на хрен!

– Задание не хуже любого другого. От результата его может многое зависеть. Если здесь не придумаешь, как найти девушку, отправляйся в Душанбе. И немедленно, слышишь?!

– Слышу, – сказал Филя потухшим голосом и вдруг добавил: – А ты сам, шеф, переработал, что ли?

– Ты что имеешь в виду? – законно обиделся Денис.

– Да я серьезно говорю! В зеркало на себя давно смотрел? Серый же весь, как асфальт. – Тут Макс снова кивнул, не поворачиваясь. – У тебя такой вид, будто не спишь и не ешь пару суток. Ехал бы ты домой отсыпаться, что ли?

– Вот еще, – сказал Денис, дабы не ронять авторитет.

Филя ушел, но через несколько минут вернулся и сказал хмуро, ни на кого не глядя:

– Я кое-что вспомнил, между прочим, профессионал я все-таки или нет? Она была художница.

– Эта Аня?

– Да. Она одновременно училась в художественной школе и здорово портреты рисовала. Через это они и познакомились, она в каком-то сквере сделала карандашный портрет Беднякова. Вот.

– Надеюсь, это тебе поможет ее найти.

Денис подождал, пока Филя уедет из «Глории», и действительно отправился домой. Там он проглотил стакан холодного йогурта, потом принял горячую ванну и лег в постель.

Дядин звонок Дениса не разбудил просто потому, что сыщика мучила бессонница. Если бы, например, Денису сказали раньше, что с ним такое может случиться, он бы, может, и поверил, но предположил, что это начнет происходить годам этак к шестидесяти, никак не раньше. Это с его-то железным здоровьем, да еще вымотанному на работе, не засыпать, немедленно укладываясь в горизонтальное положение. Уму непостижимо! Денис баранов не считал, проще было, пожалуй, перебирать в уме различных криминальных типов, которых доводилось задерживать, – и то выходила увесистая коллекция. Но ничего не получалось. Тогда он стал вспоминать названия снотворных препаратов, которыми никогда не пользовался, но ведь что-то все же еще держалось в голове со времени учебы в медицинском институте – все эти реланиумы, элениумы, фенозепамы… И это впустую. Йоговские методики, которыми он овладел во время своего отпуска в Индии, применять сейчас, пожалуй, не стоило.

Денис взял с журнального столика первое подвернувшееся под руку чтиво. Настоящий мужской журнал «Медведь». Хм… Полистал. Вот же, между прочим, о бессоннице как раз.

«…Тревога мешает вам предаться сладкому сну, оккупирует лоб, она подобна густой, темной массе. Ответственность ложится на плечи свинцовыми погонами…» Нет, погонами, это не мне, подумал Денис. Погонами, – это, допустим, дяде Славе…

Итак, дядя позвонил под утро, где-то около пяти утра. Был хмур – не поздоровался, не извинился.

– Денис, не могу тебе не сообщить, какая-то ерунда выходит.

– Конечно, как ерунда, так сразу мне…

– Кажется, Реаниматор и правда пропал.

– Кто? – Хоть Денис и не спал, но реальность отступила от него основательно, и он далеко не сразу понял, о ком речь.

– Ну ты что, уже не помнишь, что ли?! Майор из Дегунинского ОВД. Шеф нашего несчастного Толи…

– Ах, Звягинцев, Николай Михайлович? За ним разве все еще сохранилось это дурацкое прозвище?

– Какая разница… прозвище! – с раздражением, сказал Грязнов-старший, и Денис только теперь понял, что это не шутки. – Для меня он по-прежнему Реаниматор. Так вот, Действительно никто не знает, где он, представляешь? Ты вообразил, что он от тебя прячется?

– Н-не знаю… Возможно, избегает.

– Дома его тоже нет.

– Значит, ты посылал людей и в его ОВД?

Дядя замялся.

– Так посылал или нет?

– Видишь ли, дорогой племянник… нет, я не стал этого делать.

– Почему? – удивился Денис.

– Тут есть одна щекотливая ситуация.

– Какая еще ситуация? Что за бесконечные загадки?!

– г– Я потом расскажу, сейчас недосуг. – И Грязнов-старший положил трубку.

– Ну естественно, – проворчал Денис. – А звонить посреди ночи – это, конечно, досуг, это исключительно вовремя…

Сна, конечно, и раньше не было ни в одном глазу, ну а теперь мысли обострились до предела, и, надо сказать, ничего особенно позитивного в них тоже не находилось. Денис не мог быть убежден, но сильно подозревал, что майор Звягинцев как-то связан с гибелью своего подчиненного, участкового Беднякова. Теперь же он и вовсе исчез.

Бедняков. 21 мая

Эксперты уложились в полчаса – рекордно короткий срок. Анины отпечатки на резниковском журнале, слава богу, нашли. Бедняков, ухмыльнувшись, подумал, что с этого момента его снова можно считать человеком безупречно честным.

– Ага! – одобрил Звягинцев, выслушав по телефону заключение криминалистов. – Пожалуй, нужно премировать тебя мобильным средством связи. Завтра напиши заявление, через месяц получишь телефон.

– Еще через месяц подключите? – усмехнулся Бедняков.

– Только я не совсем понял, – сказал Звягинцев, пропуская это мимо ушей. – Как ты на нее вышел, на эту девицу?

– У него все пассии похожи одна на другую, как с конвейера. А искомая вообще оказалось моей соседкой, – изложил Бедняков несколько упрощенную версию происшедшего.

– И она признаёт, что была у Резника, и это пока все?

– Все.

– Вот что, – решил Звягинцев. – Нужно вызвать твою соседку сюда к нам и как следует с ней поговорить: жестко объяснить, во что она вляпалась. Поскольку ты с ней знаком, тебе и карты в руки. И Шаповалов пусть на ус мотает. А я тебя прошу: не тяни с этим до завтра.

Выполнять руководящее указание в точности Бедняков не собирался. Звягинцев просто не обладал всей необходимой информацией и, в конце концов, розыскные мероприятия по делу проводил не он – и даже не Шаповалов. Говорить же Бедняков собирался с Гордеевым, а не с перепуганной Аней. И потому он сразу бросился звонить Гордееву на мобильный. Но никто не ответил. Может быть, они на всякий случай отключили все телефоны? Тогда Бедняков позвонил своей тетушке.

– Тома! Зайди, пожалуйста, к Ане. Если у нее сидит Юрка Гордеев, пусть срочно со мной свяжется. Я на работе.

– Что-то случилось, Толик?! – заволновалась тетушка.

Черт, не надо бы ее втягивать, подумал Бедняков. Ладно, уже поздно, все равно она пойдет, теперь не отговоришь.

Через минуту раздался ответный звонок:

– Толик, у Ани никого нет. И Юрина машина под окном не стоит. Наверное, они уехали?

– Хорошо, спасибо. Пока.

Он аккуратно положил трубку и со злостью хлопнул кулаком по столу.

Тут же раздался ехидный голос:

– Зачем же казенную мебель ломать? – Это был Гордеев собственной персоной.

Выглядел он чрезвычайно деловым, целеустремленным и в меру ироничным. Свидетельствовать это могло только об одном: он приготовился к весьма нелицеприятному разговору, возможно к скандалу. И уже собирается перегрызть глотку всем и вся во имя интересов клиента. Бедняков же, по-видимому, должен стать первой его жертвой. Неужели Аня решила отказаться от своих слов? Бедняков снова хлопнул по столу, на этот раз, правда, ладонью и не так сильно.

Гордеев еще раз улыбнулся, но тут же демонстративно откашлялся – надо понимать, вступительная часть разговора окончена. И спросил официальным тоном:

– Кто ведет дело по факту смерти Резника?

– Погоди. Оперативно-розыскные мероприятия провожу я. Достаточно? Можешь говорить со мной как с представителем следствия. Где Аня и что она надумала?

– Мне необходимо видеть следователя. Если желаешь поприсутствовать – вставай и проводи меня к нему.

– Может, все-таки сперва мне расскажешь? – предложил Бедняков почти заискивающе.

– Нет, – вздохнул Гордеев. – Зачем два раза ругаться?

– Тогда дуй к следователю Дудко из межрайонной прокуратуры.

– О черт! – Гордеев явно расстроился.

– Знаешь его, что ли? – догадался Бедняков.

– А то. Редкий… Ну ладно, раз ты так жаждешь, вот ознакомься. – И Гордеев протянул ему лист бумаги.

– Что это?

– Читай-читай! Потом все обсудим.

«Заявление. Я, Брусникина Анна Павловна, считаю своим долгом сообщить, что 16 мая сего года познакомилась с господином Резником, ныне покойным. О факте его смерти мне стало известно со слов участкового Беднякова. Резник пригласил меня на ужин. За ужином он почувствовал недомогание.

Сочтя дальнейшее свое пребывание на квартире Резника невежливым, примерно между 19.00 и 19.10 я ушла. Он предложил подвезти меня домой, но, видя его болезненное состояние, я отказалась. Ни до, ни после указанного случая я не имела с гражданином Резником никаких контактов.

В разговоре Резник упомянул, что работает бухгалтером в частной фирме. Больше никаких подробностей о роде своей деятельности, знакомых и т. д. он не сообщал, мы разговаривали исключительно на отвлеченные темы.

Резник не производил впечатление человека с психическими отклонениями или человека, которому что-либо угрожает.

Из вопросов, заданных мне участковым Бедняковым, я поняла, что квартира гражданина Резника предположительно была ограблена, а позже, девятнадцатого, он скончался, возможно, насильственной смертью.

Во время моего пребывания на квартире Резника никаких признаков ограбления я не заметила, и сам Резник никаких замечаний, позволяющих предположить подобное, не делал.

Учитывая, что в связи с изложенными выше фактами моей жизни может угрожать реальная опасность, а ныне действующее законодательство не позволяет правоохранительным органам предоставить мне необходимую защиту, я прибегла к услугам адвоката. Я не покидаю пределов Москвы, но мое местонахождение адвокату неизвестно, связываться с ним я буду самостоятельно. Я не отказываюсь от участия в процессуальных действиях, требующих по закону моего обязательного присутствия. Дата. Подпись».

Бедняков наморщил лоб, пытаясь понять, в чем тут подвох.

Гордеев сказал:

– От себя могу добавить: есть веские основания подозревать связь Резника с организованной преступностью.

– Это я и от себя могу добавить! – возмутился Бедняков.

– Но у меня есть свои источники, – возразил Гордеев. – Позвольте мне продолжить, граждане присяжные, что заявление о краже или каких-либо иных действиях моей клиентки, нанесших ущерб гражданину Резнику, отсутствует. На причастность ее, к смерти Резника также ничего не указывает: они встретились единственный раз за три дня до того, никаких общих интересов у них нет. С тех пор Резник наверняка общался со множеством людей. Исчерпывающие показания Брусникиной обо всех обстоятельствах ее встречи с гражданином Резником у вас имеются. Я настаиваю, чтобы вы не подвергали мою клиентку необоснованной опасности, заставляя ее себя обнаруживать. У меня все!

– Какого черта я вообще к тебе обратился?! – сумрачно сказал Бедняков.

Денис Грязнов

Филиппу Агееву все-таки пришлось улететь в Таджикистан: в Москве он следов художницы Ани с фамилией на «-ова» родом из Душанбе найти не смог. Впрочем, Филя уже смирился и рассматривал происходящее даже как некоторое приключение. Новостей от него пока не было. И Денис сосредоточился на побочных мероприятиях. На повестке дня было наружное наблюдение, которое дядя просил его устроить за Очубеевым.

Слежка для такого специалиста-топтуна, как Сева Голованов, больших хлопот не составила. Ну а на машине это вообще оказалось сплошным удовольствием. Оказалось, что рОлитобозреватель (или аналитик, или политтехнолог – в зависимости от обстоятельств Очубеев сам называл себя по-разному) – человек воистину публичный, радующийся малейшему вниманию публики, будь то случайный прохожий на улице, который опознал его и попросил автограф, или видный член парламента, с которым ему пришлось вступить в полемику на телешоу в Останкине, куда удалось проникнуть и Голованову.

Первоначально Сева договорился со Щербаком, что они будут «вести» Очубеева по очереди. Хотя и вполне допускал, что лишняя пара глаз не повредила бы: ведь по-прежнему оставалось неизвестно, ради чего это делается. Денис сказал только, что заказ поступил от дружественной «Глории» структуры и откладывать эту работу ни в коем случае нельзя, поскольку велика вероятность, что в любой момент может произойти событие, в которое будет вовлечен и Очубеев и каковое является главной целью слежки.

Итак, первая половина рабочих суток была за Головановым. И он зафиксировал следующее. В 10.05 Очубеев выехал из своей квартиры на Кутузовском проспекте на серебристой машине марки «Ауди А-6», за рулем которой был личный водитель. Через четверть часа они подъехали к его офису, располагавшемуся на том же проспекте. Очубеев вышел из машинк и вошел в здание. Сева немедленно отзвонил Денису и попросил дальнейших инструкций. Может, стоит попытаться проникнуть в здание?

Денис немного замялся, и у Голованова, честно говоря, сложилось впечатление, что его шеф и сам хорошенько не знает, зачем нужно следить за этим типом и на чем конкретно его ловить. Сошлись на том, что Сева останется в машине и будет ждать, пока Очубеев не выйдет из офиса.

Прошло 35 минут, и Денис перезвонил. Он сообщил, что по новым данным у господина Очубеева через полтора часа запись на телевидении, так что стоит приготовиться к поездке в Останкино.

И действительно, через 23 минуты Очубеев вышел в сопровождении все того же водителя, сел в машину и двинулся в сторону Останкина. Через два перекрестка на красном свете светофора к нему в машину подсела молодая женщина с кейсом, которую Голованов со второй попытки сумел сфотографировать справа в профиль, а потом, обогнав «ауди», и в фас. А также он щелкнул то мгновение, когда Очубеев приоткрыл кейс. Спустя квартал дамочка вышла из машины, и кейса у нее в руках уже не было. Воспользовавшись оживленным движением, Сева притормозил, сделал еще несколько фотографий и затерялся на две полосы правее. Затем снова связался с Денисом и спросил подтверждение последней инструкции, учитывая новые обстоятельства.

– Я не могу дать руку на отсечение, но камера лучше меня зафиксировала, что было в чемоданчике. Сам потом посмотришь…

– Сева, пока все отлично, езжай за ним в Останкино, туда подъедет Коля и заберет у тебя пленку.

Действительно, еще через полчаса они пересеклись с Щербаком. Сева отдал ему пленку, а Щербак вручил Голованову невесть откуда добытый пропуск в массовку на ток-шоу, в котором должен был участвовать Очубеев. Сева только головой покачал и отправился в телецентр. Заурядная слежка превращалась в весьма динамичное действо. Такого на его памяти давно не было.

Очубеев вошел в здание, не выпуская кейса из рук.

«Наглость – сестра таланта, – подумал Голованов. – Или удачи? С другой стороны, Очубеева можно понять, оставлять нечто важное в машине, даже на охраняемой стоянке тоже рискованно».

В длинном коридоре первого этажа Сева постепенно нагнал Очубеева перед лифтом и вошел туда вместе с ним. В лифте стояли Валдис Пельш и еще две смутно знакомые физиономии. Очубеев со всеми раскланялся. Голованов сдержанно кивнул Пельшу, и тот приветливо улыбнулся в ответ. Хороший человек, подумал Голованов…

Через пять минут они уже были на ток-шоу «Вопрос сегодняшнего дня», которое началось четверть часа спустя. Посвящена передача была все тому же бензиновому подорожанию. За время, проведенное в машине, Голованов по газетам успел наизусть выучить точку зрения Очубеева по этому острому вопросу, так что его больше интересовало, как тот будет себя вести, нежели что говорить и с кем вступать в неформальный контакт в перерывах между съемками. Несмотря на все просьбы телеведущей, на сцену Очу-беев, в силу природной скромности, не пошел, а остался сидеть в небольшом зрительном зале. Но – в первом ряду. Кейс стоял рядом. Голованов позвонил в «Глорию» и сообщил об этом, после чего получил приказ стать рядовым зрителем. «Так я им, в сущности, и был», – подумал Сева.

Ток-шоу еще не закончилось, а Щербак уже привез в офис «Глории» распечатанные фотографии, которые на Кутузовском проспекте сделал его напарник. Кроме Дениса в офисе были Грязнов-старший и Александр Борисович Турецкий. В кейсе, который вручили Очубееву, совершенно очевидно были деньги, вероятно никак не меньше пятидесяти тысяч долларов.

– Значит, этот гонорар за некоторую пакость, которую он недавно сотворил. И теперь мы знаем, что он работает по заказу какой-то девушки, – задумчиво пробормотал Турецкий, разглядывая безупречно сделанные снимки. Там было видно, как она передает Очубееву кейс и как он раскрывает его. – Да нет, конечно, она просто посредница… С одной стороны, ее нельзя было упускать, с другой – совершенно очевидно, что за ней все время был присмотр, так что как раз хорошо, что мы себя ничем не выдали.

Грязновы – и старший, и младший – синхронно кивнули. Тут Щербак не удержался и фыркнул:

– Ну вы даете!

– Ты чего, Коля? – спросил Вячеслав Иванович.

– Да я ведь ее тоже фотографировал, – сказал Щербак. – Или считаете, что я только на роль дипкурьера гожусь? И ведь вы уже видели ее фотографию, Вячеслав Иванович, ай-ай-ай! Это же та самая фифа, что выходила со следаком Васильевым из Мосгорпрокуратуры, когда я ездил «дню Беднякова» ему отдавать, ну вспомните же наконец?!

Грязнов-старший демократично хлопнул себя по лбу: мол, признаю, проштрафился.

– Хорошо, но что это нам дает? – возразил Денис. – Ты разве не знаешь, Коля, кто она такая?

Щербак пожал плечами, как бы показывая, что ему нужно только приказать, и все будет сделано.

– Ну не томите, Николай, – попросил Турецкий.

– Пожалуйста, Наталья Никифоровна Бочарова. В девичестве Горелова.

– Оба-на! – в голос сказали оба Грязновых.

– Что оба-на, что оба-на?! – нахмурился Турецкий. – Мало ли в стране Гореловых? Совсем не факт, что она родственница нашего вице-премьера. Николай, вы что-то узнали еще?

– Я – нет, вот наш специалист, и вообще, это все его работа. – Щербак кивнул на компьютерщика, про которого все забыли.

Макс сдержанно кашлянул. И это означало, что результаты имеются.

– Она родственница, это факт, – подтвердил Макс. – Вице-премьера зовут, если не ошибаюсь, Николай Никифорович? Такое отчество и совпадение? Вы шутите? Очень маловероятно. И имеется еще кое-что кроме фамильного портретного и географического сходства (оба, между прочим, родились под Киевом, в городке Белая Церковь).

– Еще один член семьи? – небрежно спросил вдруг Денис. – Небось банкир какой-нибудь?

– Ну да! Ее муж – президент Инвесткалугабанка Вадим Валерьянович Бочаров… Но как ты об этом догадался, Денис?

– Случайность, – буркнул Грязнов-младший, не вдаваясь в объяснения и махнув рукой: потом, мол. Он поднялся на ноги. – Дядя Слава, у меня тоже дела кое-какие образовались. Я позже тебе позвоню. – И он унесся. Через зарешеченное окно было видно только, как Денис запрыгивает в свой джип.

– Что это значит? – озадаченно спросил Турецкий.

– Я понимаю не больше тебя, – сознался Гряз-нов-старший. – Мы же решили использовать ребят вслепую? – На этом месте Щербак с Максом переглянулись. – Вот теперь и расхлебываем их самодеятельность.

– Но все же при чем здесь следователь Васильев? – не без грусти спросил Турецкий, пытаясь защитить честь мундира.

– Очень жаль, но факт, что ни при чем, – подтвердил вездесущий Щербак, довольно улыбаясь. – Просто он любовник этой дамочки. Мне пришлось по собственному почину проследить за сладкой парочкой. При необходимости могу еще сделать фотографии, – с готовностью предложил он свои услуги.

– Подозреваю, ты их уже сделал, папарацци доморощенный, – буркнул Грязнов, – и при необходимости сможешь предъявить, так, что ли?

– Да ладно вам, – обиделся Николай. – Стараемся же не за презренный металл, в конце концов. Для нас дело – прежде всего.

– Так что же получается, – снова подал голос Макс. – Через калужский банк были «отмыты», если тут уместно так выразиться, пенсионные деньги, добытые в результате реформы Клеонского? Я правильно понял, Александр Борисович? Вице-премьер Горелов тырит бабки, которые заработал министр труда Клеонский, и за то его, министра, вынуждают уйти в отставку? Но зачем такой риск?

– Господи, – застонал Турецкий. – Слава, ну как можно работать, если в этих стенах секреты Генпрокуратуры щелкают: как орешки?!

Грязнов-старший терпеливо объяснил Максу:

– Он тырит, как ты говоришь, не все бабки: только то, что оказалось сверх официальных двадцати девяти миллионов, которые Клеонский отправил в казну. Клеонский и сам точно не знает, сколько тырит Горелов. А точнее, даже не он лично, а…

– Вероятно, еще столько же, не меньше, – усмехнулся Макс. – Я считать умею. Но почему он так рискует, он же вице-премьер…

Турецкий махнул рукой и решил высказать свою гипотезу:

– Горелов действительно не знает, сколько там было. Он бы не рискнул, если б понял, о каких суммах идет речь, – слишком заметно. Ему, как и Очубееву, просто отстегнули процент. Есть серый кардинал, который руководит всем. Причем он настолько на виду, что никому и в голову не приходит его заподозрить.

– Кто же это? – в голос поинтересовались работники «Глории».

– Чепцов, – вздохнул Турецкий, – бывший генерал ФСБ.

– Прямо Злодей Хлодеич, – вздохнул Грязнов-старший. – Хорошо, когда есть на кого все списывать, да, Саня? Может, он и Толю Беднякова в подъезде убил?

– Это уже ваши дела, – сказал Турецкий, – и разруливайте их сами. А я сейчас должен получить моральную компенсацию. – Он вытащил мобильный телефон и набрал номер: – Аркадий Олегович? Он в зале, в первом ряду. Ваш выход.

Ток-шоу закончилось скандалом. Под самый конец, после того как несколько известных людей – народная артистка, писатель, депутат Госдумы и политический аналитик Очубеев – обменялись короткими репликами относительно пенсионной реформы и эксперимента, затеянного бывшим министром труда и социального развития, причем Очубеев с пафосом произнес:

– Все тайное, господа, рано или поздно становится явным. Помните об этом, когда идете в политику или занимаетесь сомнительным бизнесом! – И получил заслуженную порцию аплодисментов.

Тут ведущая выдержала эффектную паузу, и в зал на инвалидном кресле вкатился… Аркадий Олегович Клеонский. Разумеется, это была домашняя заготовка, но о ней мало кто знал. По крайней мере, для Очубеева она стала сюрпризом. Поднялся невообразимый шум. Клеонский энергично подъехал к побледневшему политическому обозревателю, благо тот сидел в первом ряду и особых затруднений это не вызвало.

– А вот и встретились давние оппоненты, – с удовольствием сказала телеведущая.

Очубеев повел себя неблагоразумно: он подскочил и рефлекторно попытался отпихнуть агрессивно накатывающегося на него Клеонского. Причем делал это кейсом. Кейс у него Клеонский вырвал, молниеносно раскрыл и надел обалдевшему Очубееву на голову. Посыпались сотенные пачки долларов.

– Это подстроено! – отбиваясь от баксов и Клеонского, визжал Очубеев.

Но публика уже визжала от восторга.

Бедняков. 22 мая

На работу Бедняков не торопился. Делать там было особенно нечего, выслушивать нравоучения Звягинцева не хотелось. В общем, он позволил себе поспать на полчаса дольше, потом сделал полномасштабную зарядку, всласть потягал шестнадцатикилограммовые гантели, поплескался в душе и только полдесятого сел завтракать.

И тут же зазвонил телефон. Гордеев деловито спросил его: