Текст книги "ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны"

Автор книги: Фрэнсис Сондерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

25. Дурное предчувствие

«Ты думаешь, что сам толкать умеешь,

Глядишь – тебя ж толкают всё вперёд».

Мефистофель из «Фауста» Гёте

13 мая, спустя пять дней после того, как Спендер и Кермоуд ушли в отставку, Майкл Джоссельсон и Джон Хант сидели в офисе Джоссельсона на втором этаже в отеле «Бульвар Осман». Джоссельсон, сопровождаемый Дианой и Дженнифер, приехал в Париж из Женевы, где из своей изящной квартиры в районе Плато-дю-Шампель на протяжении нескольких недель без устали боролся с негативными последствиями. На улицах ниже отеля «Бульвар Осман» открывались кафе навстречу субботним покупателям, выходящим под весеннее солнце. Где-то среди них Диана искала костюм к заключительному балетному выступлению Дженнифер. Но она была рассеяна и двигалась через толпу к галерее «Лафайет», чувствуя себя словно из другого мира.

В зале рядом с офисом, где находились Джоссельсон и Хант, Генеральная ассамблея Конгресса за свободу культуры проводила своё совещание. Под председательством Мину Масани (Minoo Masani), лидера оппозиционной партии в Индии, на собрание присутствовали Раймонд Арон, Даниэл Белл, Дени де Ружмон, Эдвард Шиле, Пьер Эммануэль, Луис Фишер, Энтони Хартли, К.А.Б. Джонс-Куорти (К.А.В. Jones-Quartey), Эзекиел Мфэхлеле (Ezekiel Mphahlele), Николай Набоков, Ганс Опрехт (Hans Oprecht), Майкл Полани, Йосихико Секи (Yoshihiko Seki), Игнацио Силоне и Мане Спербер. Они прилетели со всех концов земного шара, и теперь их незавидная задача состояла в том, чтобы осудить Джоссельсона и Ханта, чьи прошения об отставке лежали на столе перед ними, и решить судьбу Конгресса. Сидя как философы-короли, они знали, что их слово будет последним.

Джон Хант вспоминал: «Мы с Майком просидели в его офисе большую часть дня прямо около конференц-зала. Мы сидели там одни – что делать в момент, когда за стеной вас судят?» [1013]1013
  John Hunt. Interview, Uzes, July 1997.


[Закрыть]. Майкл сидел в тишине, его тонкие, с хорошим маникюром пальцы барабанили по столу. Он выглядел усталым – от этого утреннего ожидания, от прошлых двух десятилетий неустанной работы. Его волосы были разделены пробором и зачёсаны набок, открывая высокий лоб и маленькие глаза с огромными чёрными зрачками.

«Присяжные заседатели» тем временем обсуждали доказательства. В течение двух десятилетий Майкл Джоссельсон отстаивал чудовищную ложь вместе с присоединившимся к этому обману на полпути Джоном Хантом. Такое укрывательство имело прямые и серьёзные последствия для сотен людей. Кроме того, дело представляло моральную дилемму, которую нелегко разрешить. Оба руководителя обратились к Конгрессу с заявлениями, в которых рассказали о своих связях с ЦРУ и связях ЦРУ с Конгрессом. Джоссельсон взял на себя всю ответственность за эту, как он настаивал, необходимую ложь.

Генеральная ассамблея была далеко не единодушна. Спербер, Полани и Силоне выступали в защиту Джоссельсона и Ханта и настоятельно убеждали ассамблею занять «позицию борьбы». Спербер произнёс речь в стиле; «К чёрту всё это, нас не должно заботить, что говорит «Нью-Йорк Таймс»! Мы помогли выстроить всё это и управляли этим в течение 15 лет, мы имели дело с более жёсткими вопросами в нашей политической жизни, чем сейчас, поэтому давайте продолжать как прежде» [1014]1014
  Manes Sperber. Цитата из John Hunt. Там же.


[Закрыть]. Но не все его поддержали, особенно Арон и Эммануэль. Репутация французов, принадлежащих к организации, которая базировалась в Париже и теперь была скомпрометирована связями с американской разведкой, сильно пострадала. «Они имели огромную долю в деле» [1015]1015
  John Hunt. Там же.


[Закрыть], – позже сказал Хант. Арон был так сильно раздражён, что ушёл со встречи, громко хлопнув дверью.

Время подошло к обеду, но решение так и не было принято, и по предложению Масани они сделали перерыв. Возобновив работу после перерыва, заседание тянулось до шести часов, когда наконец Набоков и де Ружмон вышли к Джоссельсону и Ханту с проектом заявления ассамблеи. «Они зачитали его вслух Майклу, мне и Ханту, – сказала Диана, которая оставила Дженнифер с подружкой восхищаться её новой балетной пачкой, а сама пришла к мужу. – Это был позор. Никакого упоминания о вкладе Майкла и Джона. Майкл и Джон встали, побледнев, и вышли. Николай и Дени спросили меня: «Что вы думаете?». Я ответила: «Думаю, что это отвратительно». Полагаю, в тот момент я плакала» [1016]1016
  Diana Josselson. Interview, Geneva, March 1997.


[Закрыть].  Почему, спрашивала Диана сквозь горькие слёзы, не было никакого упоминания о преданности Майкла Конгрессу, его непоколебимом служении принципам свободы культуры? Почему они проигнорировали тот факт, что без Майкла и Джона действительно не было бы никакого Конгресса вообще? Так интеллектуалы отплатили человеку, которому они все были обязаны? Подхватили подолы и побежали при первом же признаке проблемы? Неужели никто не был готов остаться и бороться?

Набоков, человек ярких жестов, схватился за грудь: у него случился сердечный приступ, а может, он притворился. Кого-то отправили за стаканом воды и аспирином. Его сильное волнение в тот момент, помимо приступа, было искренним. А чего, собственно, ожидал Майкл? Они были его друзьями, а он водил их за нос все эти годы. Он скрыл факт, что являлся сотрудником ЦРУ и что Конгресс за свободу культуры был плодом тайной деятельности ЦРУ. Из какого металла он был сделан, чтобы теперь показывать такой праведный гнев? Неужели он действительно полагал, что против него совершили больший грех, чем он сам? Неожиданно Набоков, чьи успехи были так глубоко связаны с Джоссельсоном, увидел ситуацию более ясно. Это было жизнью Майкла, его верой – всё, что он имел. Ничего другого у него не было.

Набоков и де Ружмон, испуганные предположением, что они вели себя слишком грубо, пообещали Диане, что убедят Генеральную ассамблею переделать заявление. Успокоенная Диана вышла, чтобы найти Майкла и Джона. Некоторое время спустя они вместе слушали пересмотренное коммюнике. На следующий день заявление было опубликовано в мировой прессе.

«Генеральная ассамблея... выражает глубокое сожаление, что переданная ей информация подтвердила сообщения об использовании средств Центрального разведывательного управления США... и что директор принимал такую помощь, не ставя в известность своих коллег. Ассамблея гордится достижениями Конгресса, начиная с его учреждения в 1950 году, и выражает свою убеждённость в том, что его действия были полностью свободны от влияния или давления любых финансовых покровителей, и в верности принципам независимости и единства всех тех, кто с ним сотрудничал. Ассамблея жёстко осудила действия ЦРУ, которое намеренно ввело в заблуждение указанных людей и заставило подвергнуть сомнениям их достижения. Результатом таких действий стала компрометация интеллектуального дискурса. Ассамблея полностью отрекается от применения таких методов в мире идей... Ассамблея рассмотрела поданные заявления об отставке [Майкла Джоссельсона] и [Джона Ханта] и вновь выразила им свою благодарность за то, что, несмотря на трудности, возникшие из-за способа финансирования действий Конгресса, они сохраняли полную независимость и интеллектуальную целостность организации, и попросила их продолжить выполнять свои обязанности» [1017]1017
  General Assembly of the Congress for Cultural Freedom, Press Release, 13 May 1967 (CCF/CHI).


[Закрыть].

Формулировка заявления была во многом лицемерна. Во-первых, отставка Джоссельсона была принята ассамблеей. Позже этот факт подтвердили Диана Джоссельсон и Джон Хант, который сказал: «Я прекрасно помню, как Майк независимо от того, что указано в протоколах, в действительности сказал, что он не может остаться. Я, по их мнению, был в другой категории, и таким образом, это не относилось ко мне» [1018]1018
  John Hunt. Interview, Uzes, July 1997.


[Закрыть]. Во-вторых, что ещё более важно – заявления, что Джоссельсон принял помощь от ЦРУ, «не поставив в известность об этом кого-то из своих коллег», просто не соответствовали действительности. «Я могу сказать вам, что несколько наиболее важных людей Конгресса знали правду, потому что их правительства сообщили им об этом, – позже показал Хант. – Арону сказали. Мальро явно знал. А также Маггеридж и Уорбург, которым сообщили из МИ-6 после того, как два управления (ЦРУ и МИ-6. – Прим. ред.) достигли соглашения по «Инкаунтеру» [1019]1019
  Там же.


[Закрыть].

«Интересно, и кто же не знал? Это был фактически секрет Полишинеля» [1020]1020
  Lawrence de Neujville. Telephone interview, February 1997.


[Закрыть], – отметил Лоуренс де Новилль. Список тех, кто знал или думал, что знает, достаточно длинный: Стюарт Хемпшир, Артур Шлезингер, Эдвард Шиле (который признался Наташе Спендер, что знал обо всём ещё с 1955 г.), Дени де Ружмон, Даниэл Белл, Луис Фишер, Джордж Кеннан, Артур Кёстлер, Юнки Флейшман, Франсуа Бонди, Джеймс Бэрнхам, Вилли Брандт, Сидни Хук, Мелвин Ласки, Джейсон Эпштейн, Мэри Маккарти, Пьер Эммануэль, Лайонел Триллинг, Диана Триллинг, Сол Левитас, Роберт Оппенгеймер, Сол Штайн, Дуайт Макдональд. Не все из них были «осведомлёнными», активными участниками обмана, но все знали, и в течение определённого времени. А если не знали, говорили их критики, то они прилагали для этого усилия, под свою ответственность. «Майкл действительно пытался рассказать некоторым людям, но они сказали, что не хотят этого знать, – настаивал Хант. – Они знали, и знали ровно столько, сколько хотели знать, они понимали, что если бы узнали больше, то им пришлось бы уйти; таким образом, они отказались знать» [1021]1021
  John Hunt. Interview, Uzes, July 1997.


[Закрыть].

На Генеральной ассамблее в качестве наблюдателя присутствовал австралийский поэт Джеймс Маколей, основатель и редактор «Квадранта». Он отметил, что «там было явное расхождение между их желаниями: во-первых, поддержать Майка по дружбе – честно, потому что ни один из них не был в действительности обманут; и во-вторых, занять общественную позицию порушенной невинности» [1022]1022
  James McAuley. Цитата из Peter Coleman. The Liberal Conspiracy.


[Закрыть]. Жена Ханта – Шанталь, которая работала в Министерстве культуры Франции и недолго в Конгрессе, отметала такую моральную чувствительность: «Все во Франции, в моём окружении по крайней мере, знали правду о том, кто стоял за Конгрессом, – утверждала она. – Они все говорили об этом и спрашивали: «Почему вы хотите работать там? Это же ЦРУ». Все знали, кроме, очевидно, тех, кто работал в Конгрессе. Разве это не странно? Я всегда так думала» [1023]1023
  Chantal Hunt. Interview, Uzes, July 1997.


[Закрыть]. «Главным образом, они всё отрицали, что знали об этом, – сказала Диана Джоссельсон, – но лгуны из них отвратительные» [1024]1024
  Diana Josselson. Interview, Geneva, May 1996.


[Закрыть].

А что же Николай Набоков, который прошёл весь путь от первых шагов в Берлине до этой болезненной развязки в Париже бок о бок с Джоссельсоном? Неужели он сам верил в своё ярое опровержение причастности к ЦРУ, говоря: «Я отрицаю всё. У Конгресса за свободу культуры... никогда не было никакой связи, прямой или косвенной, с ЦРУ... всё это было подстроено Советами»? [1025]1025
  Nicolas Nabokov. July 1966, unidentifiable clipping (CCF/CHI).


[Закрыть] Могли кто-нибудь серьёзно полагать, что Набокову за все эти годы никогда не говорили или он сам не понимал, что «за всем этим стоят большие пушки «Виргинских лесов», по его собственным словам («Виргинские леса» – штаб-квартира ЦРУ в штате Виржиния. – Прим. ред.). История Мэри Маккарти о том, как Набоков открыл Спендеру правду в лондонском такси, предполагает иное. Судя по воспоминаниям Шанталь Хант о Набокове, он говорил ей «однажды заговорщическим шёпотом за обедом», что знал. Стюарт Хемпшир позже отметил с некоторой иронией, что Набоков «не был особенно обескуражен разоблачением» [1026]1026
  Stuart Hampshire. Interview, Oxford, December 1997.


[Закрыть]. Стоя перед Джоссельсоном в тот несчастный день 13 мая и размахивая перед его лицом резолюцией, которая осуждала его за обман коллег, Набоков ничуть не смущался, что был чрезвычайно неподходящим человеком для передачи вынесенного решения.

В своих мемуарах Набоков проклинал «плачевную и бесполезную ошибочность образа мышления (или отсутствие такового), который предшествовал решению передать деньги культурным организациям через ЦРУ» [1027]1027
  Nicolas Nabokov. Bagazh.


[Закрыть]. Он добавил, что это было «особенно явно, если считать холодную войну самой жёсткой, самой сложной идеологической войной с начала XIX века, и что эта ошибка произошла в стране, имеющей многовековую традицию того, что Камю назвал «моральными формами политических взглядов». Мне всё ещё больно думать о тех «бессмысленных синяках безнравственности» и о том факте, что изумительную структуру, построенную с любовью и заботой умными, посвящёнными и глубоко неподкупными вольнодумными людьми, окунули в грязь и разрушили из-за самой старой и самой глубокой спеси: непросчитанного действия» [1028]1028
  Там же.


[Закрыть]. В частном же порядке Набоков не показал своего внутреннего негодования: «Я не думаю, что нужно оправдываться по факту финансирования Конгресса ЦРУ, – сказал он одному корреспонденту. – Многие из нас подозревали какое-то финансирование с этой стороны, и это было притчей во языцех во многих столицах Европы, Азии, Латинской Америки и Африки. Вопрос не в финансировании, а в том, что делал Конгресс» [1029]1029
  Nicolas Nabokov to J.E. Slater. 11 August 1971 (MJ/HRC).


[Закрыть].

Чувствуя себя как современный Иов – «прекрасный и прямой» человек, обеспокоенный за своё достоинство, Джоссельсон уехал из Парижа после первого осмотра у врача и затем встретился с МакДжорджем Банди, по-видимому, чтобы обсудить степень значения для ЦРУ этих разоблачений (согласно «Вашингтон пост», Банди курировал операции ЦРУ при президентах Кеннеди и Джонсоне). Вернувшись в Женеву, он только успел распаковать чемоданы, как разразилась буря. В результате выпуска официального заявления Генеральной ассамблеи, в котором признавался факт получения Конгрессом субсидий от ЦРУ, газеты всего мира торжествовали. Джоссельсон упал духом, позволив Диане отвечать на вал сердитых телефонных звонков. Она написала Спендерам, что «Джоссельсон круглосуточно, непрерывно сражается под постоянным напряжением, пытаясь спасти Конгресс в той или иной форме, держа меня в состоянии бесконечного беспокойства... Неприятности продолжаются, это похоже на гидру» [1030]1030
  Diana Josselson to the Spenders. 18 May 1967 (MJ/HRC).


[Закрыть]. Совершенно подавленная, она объявила: «Я хочу уйти, хочу новую жизнь и никогда не иметь какого-либо отношения ко всем этим людям, за исключением дружбы с теми немногими, кто действительно является друзьями» [1031]1031
  Diana Josselson to Stephen Spender. 26 May 1967 (MJ/HRC).


[Закрыть].

Но и сама дружба теперь стала безнадёжно запутанной. «Мой дорогой Майкл, – написала Наташа Спендер. – Больше всего беспокоит человеческий аспект. Оглядываясь назад, я вижу в свете вышедшей информации, что все были заложниками этой ситуации в различной степени. Это, должно быть, было ужасно, обманывать друзей, к которым вы всегда были так доброжелательны. Но я уверена, что ЦРУ ошибалось, рассчитывая на это; последствия в личных терзаниях и отношениях бесконечны, и если дружба для вас важна, как для любого, тогда каждый переживает о разрушенном доверии, которое не может быть восстановлено... Таким образом, всё упирается в тот факт, что если кто-то отказывается раскрыть информацию, то он отнимает у своих коллег их свободу и честь, что, в свою очередь, разрушает их доверие как друзей, и, в конечном счёте, слишком много людей страдают... Я надеюсь, что и вы с облегчением вышли из лживой ситуации, которая отняла у вас право быть искренним с вашими друзьям... Настоящая проблема в молчании, наложенном на вас ЦРУ (с их точки зрения), состоит в том, что они заставили вас действовать как коммунисты и таким образом поставили методы Запада наравне с методами Востока» [1032]1032
  Natasha Spender to Michael Josselson. Undated (MJ/HRC).


[Закрыть].

«Буря в стакане воды», как Джоссельсон позже назвал разворачивающиеся события, только усугублялась. Невероятно, но именно Том Брейден подхлестнул накал страстей, написав статью для «Сетэдей Ивнинг Пост» (Saturday Evening Post). Вышедшая 20 мая статья под заголовком «Я рад, что ЦРУ «безнравственно», по мнению Брейдена, должна была опровергнуть «поток пустой болтовни и дезинформации», появляющейся в газетах. Но Брейден действительно сделал больше, чем просто исправил погрешности: он обнародовал информацию, бывшую до того времени секретной, которая никогда бы не была раскрыта другими средствами – весомый аргумент, чтобы исключить все двусмысленности (и возможность появления других опровержений). Поясняя, что левые силы в Европе 1950-х годов «были единственной группой людей, которой наплевать на борьбу с коммунизмом» [1033]1033
  Tom Braden. I'm Glad the CIA is «Immoral», Saturday Evening Post, 20 May 1967.


[Закрыть], он подробно изложил, как Отдел по международным организациям искал точки соприкосновения с этими людьми.  Он описал отношения отдела с американскими профсоюзными деятелями и даже обвинил Виктора Рейтэра (Victor Reuther) в том, что он тратит деньги ЦРУ «с недостаточной мудростью». Он подтвердил, что средства для издания «Инкаунтера» предоставлялись ЦРУ, и заявил: «Агент [ЦРУ] стал редактором «Инкаунтера». Он также добавил, что агенты ЦРУ, внедрённые подобным образом, «могли предложить официальным лидерам организаций не только антикоммунистические программы, но и пути решения их постоянных бюджетных проблем. Почему бы и нет, если необходимые деньги поступают из «американских фондов»? Как говорили агенты, финансируемые ЦРУ фонды были довольно щедры, когда речь заходила о национальных интересах» [1034]1034
  Там же.


[Закрыть]. Перечисляя список организаций, действующих как прикрытие ЦРУ и развёрнутых Отделом по международным организациям, Брейден отметил: «К 1953 году мы управляли или влияли на международные организации, занятые в каждой сфере деятельности» [1035]1035
  Там же.


[Закрыть]. Управляли? Влияли? Конечно, если бы он хотел, он мог просто написать поддерживали или оказывали дружескую помощь. Но это было, в конце концов, официальным курсом, которого всегда придерживалось ЦРУ.

Результатом статьи Брейдена стало окончательное и бесповоротное раскрытие тайных связей ЦРУ с левыми некоммунистами. Что же побудило его написать такую статью? Как он сам объяснил, его старый друг Стюарт Олсоп позвонил ему в Калифорнию и попросил написать статью для «Сетэдей Ивнинг Пост», которая бы внесла ясность в суть дела. «Я расценил это предложение как возможность погрузиться в историю, – сказал Брейден. – Я был связан с ней в начале, и вот двадцать лет спустя, когда события продолжались, я решил, что пора заканчивать этот цирк» [1036]1036
  Тоm Braden. Interview, Virginia, August 1996.


[Закрыть]. Брейден начал работать над статьёй в начале марта. Трёх предоставленных ему месяцев должно было с лихвой хватить на написание обстоятельной работы. Несколько раз Брейден и Олсоп совещались по телефону, после чего Брейден представлял свои варианты и каждый последующий был всё более разоблачающим.

Сам Брейден утверждал, что хотел «показать всё как есть», устранив неправду. Но в своей статье он преднамеренно изменил ключевые имена: например, Гомер Д. Хоски не (Homer D. Hoskins) стал Уорреном Г. Хэскинсом (Warren G. Haskins). Зачем, несмотря на свои разоблачения, Брейден позаботился о защите главных имён? Думал ли он об обязательстве о неразглашении, которое каждый агент ЦРУ давал при вступлении в должность? Когда его спросили об этой расписке, Брейден дал неожиданный ответ: «Они, может, и напомнили мне о моей расписке, но я не помню, чтобы когда-либо давал её. Можете вырвать мне сердце, но я не знал, что подписал соглашение о неразглашении. Я подписал его, но не помню этого. Если бы я помнил, то не сделал бы этого» [1037]1037
  Tom Braden. Telephone interview, October 1997.


[Закрыть]. «Если бы Том поступил так, как и положено отставнику, ему пришлось бы получить разрешение на то, что он собирается написать, – сказал Лоуренс де Новилль. – Я не думаю, что он играл по правилам» [1038]1038
  Lawrence de Neujville. Telephone interview, April 1997.


[Закрыть].

Есть другой сценарий, который позже приняли несколько агентов ЦРУ и даже сам Брейден. «Том был человеком фирмы, и он знал всё о неразглашении, – утверждал Джон Хант. – Эта расписка уже несколько раз приводила к серьёзным последствиям, и Брейдену, если он действительно действовал независимо, следовало по-настоящему этого опасаться. Я убеждён, что он был, в конечном счёте, инструментом тех, кто хотел избавиться от левых некоммунистов. Не ищите стрелка-одиночку – это безумие, так же как и в случае с убийством Кеннеди. В этом участвовало много заинтересованных сторон. А Брейден был осведомлён только до определённой степени. Возможно, его вызвал Хелмс и сказал: «У меня есть работа для тебя». Я уверен, что существовало оперативное решение прикрыть Конгресс и свернуть все сопутствующие программы. Я обсудил статью Брейдена с Майклом, и мы предположили, что она была частью скоординированной, санкционированной операции по разрыву отношений между ЦРУ и левыми некоммунистами. Но мы так и не добрались до самой сути всей истории» [1039]1039
  John Hunt. Interview, Uzes, July 1997.


[Закрыть].

Джек Томпсон размышлял в том же ключе: «Это старый способ – когда вы хотите прервать операцию, вы от неё просто отказываетесь. Я даже предполагаю примерный сценарий: президент Джонсон сидит за своим столом в Овальном кабинете и перебирает различные бумаги. Наткнувшись на номер журнала «Инкаунтер», он спрашивает: «А это что такое?». Ему отвечают: «Это – ваш журнал, господин президент». А он говорит: «Мой журнал? Мой журнал! Эти парни, считающие, что моя война неправильная, пишут об этом в моём же журнале?». Вот и всё» [1040]1040
  John Thompson. Telephone interview, August 1996.


[Закрыть].

На выдуманный сценарий Томпсона действительно стоит обратить внимание. Линдон Бэйнс Джонсон – человек 1930-х, бедный парень из Техаса, попавший в мир, изобилующий восточными мудростями, у которого не было за спиной толпы интеллектуалов, никакого напыления гламура, окружавшего «афинскую интерлюдию» Джона Кеннеди. Идея Джонсона о культурном фестивале ограничивалась тем, что это должно быть всего лишь «приятным для дам» представлением. За два года до выхода статьи Брейдена, 14 июня 1965 года, американские интеллектуалы превратили Фестиваль искусств Белого дома, первоначально задуманный советниками Джонсона как «средство успокоения противников войны», в площадку для жарких споров по Вьетнаму. Роберт Лоуэлл отказался от приглашения – этот факт приложили к его досье в ФБР, как описал это Эдмунд Уилсон (Edmund Wilson), – с «резкостью», которая ошеломила организатора фестиваля Эрика Гольдмана (Eric Goldman). Дуайт Макдональд приехал на фестиваль, но принёс петицию, поддерживающую Лоуэлла и осуждающую американскую политику. Под этой петицией (из неприглашённых) поставили подписи: Ханна Арендт, Лилиан Хеллман, Альфред Кэзин, Ларри Риверс (Larry Rivers), Филип Рот (Philip Roth), Марк Ротко, Уильям Стирон (William Styron) и Мэри Маккарти. За обедом Макдональд собрал ещё девять подписей, дело почти дошло до драки с Чарлтоном Хестоном (Charlton Heston), который обвинил Макдональда в отсутствии «элементарных манер» и поинтересовался: «Вы считаете нормальным собирать подписи под петицией против хозяина дома, в котором вас принимают?» [1041]1041
  Charlton Heston. Цитата из /an Hamilton. Robert Lowell: A Biography.


[Закрыть]. У Джонсона создалось впечатление, что Белый дом был заполнен «бандой предателей» [1042]1042
  Carol Brightman. Writing Dangerously.


[Закрыть].

По воспоминаниям Эрика Гольдмана этот случай стал настоящей катастрофой, и «реакция президента Джонсона упрочила стену, выстроившуюся между президентом и этими группами... К счастью, большая часть истории неизвестна. Но и того, что стало достоянием общественности, оказалось достаточно, чтобы сделать эту стену такой же непреодолимой, как бетонная стена с колючей проволокой, разделяющая Восточный и Западный Берлин» [1043]1043
  Eric Goldman. Цитата из /an Hamilton. Цит. произв.


[Закрыть]. Из заявления Джонсона о тайном сговоре между этими людьми, целью которого было оскорбить его самого и его кабинет и «навредить своей стране во время кризиса», взято много цитат [1044]1044
  Там же.


[Закрыть]. Они были «сукиными детьми», «дураками», «предателями», превратившими незначительное событие «в ситуацию, которая теперь была обречена на серьёзные последствия». Президент также сообщил двум своим помощникам – Ричарду Гудвину (Richard Goodwin) и Биллу Мойерсу (Bill Moyers), что «больше не собирается иметь ничего общего с либералами. Они не будут иметь ко мне никакого отношения. Они все придерживаются коммунистической линии – либералы, интеллектуалы, коммунисты. Все они одинаковые» [1045]1045
  Lyndon В. Johnson. Цитата из Stephen Whitfield. The Culture of the Cold War.


[Закрыть].

Джеймс Бэрнхам, который помог связать Конгресс за свободу культуры с ЦРУ в первые дни его появления, но поступил так в интересах очень консервативного вида реальной политики, видел в этом обмане доказательство того, в чем ещё давно разглядел «фундаментальный недостаток» образа мысли ЦРУ. «ЦРУ предпринимало большинство из этих действий с перспективой на левых некоммунистов, – писал он. – ЦРУ рассматривало их как явно антикоммунистическую силу, которая если и не будет прозападной или проамериканской, то, во всяком случае, не будет и настроена против Запада или против Америки. Такая политическая оценка оказалась ошибочной. Левые некоммунисты были ненадёжными. И в условиях напряжённой обстановки продемонстрировали свою слабость. Значительная часть – в этой стране, как и в других – качнулась в сторону антиамериканской точки зрения, и почти весь их блок смягчил своё отношение к коммунизму и коммунистическим государствам. Таким образом, организационный крах стал производной от политической ошибки. Эта политическая ошибка – доктрина, по которой глобальная борьба против коммунизма должна быть основана на левых некоммунистах, доктрина, связанная с ЦРУ через Аллена Даллеса. Куба, Доминиканская Республика и прежде всего Вьетнам подвергли саму доктрину и её практику решающей проверке. Деятельность значительной части организаций и отдельных людей, взращённых ЦРУ в соответствии с их предписанием, привела к подрыву государственной воли, препятствуя или саботируя национальную безопасность» [1046]1046
  James Burnham. Notes on the CIA Shambles, National Review, 21 March 1967.


[Закрыть]. Мнение, что Линдон Джонсон, возможно, впоследствии задумался над разрывом отношений ЦРУ с левыми некоммунистами, не выглядит невероятным.

Самое интересное предположение о том, что в действительности произошло, кроется в вопросе, связанном с подпиской Брейдена о неразглашении. В среду, 19 апреля 1967 года, в 14.00, Уолт Ростоу, помощник по особым вопросам президента Джонсона, передал ему секретную записку, в которой было сказано: «Я полагаю, вы знаете о готовящейся статье Брейдена о ЦРУ в «Сетэдей Ивнинг Пост». Вот история от Дика Хелмса. Статья Брейдена появилась в выпуске «Сетэдей Ивнинг Пост» 20 мая 1967 года, спустя целый месяц после того, как Ростоу уведомил президента о её предстоящей публикации. Ричард Хелмс, который был теперь директором ЦРУ, согласно записке Ростоу, знал о статье и, очевидно, её содержании. У ЦРУ же было достаточно времени, чтобы напомнить Брейдену о данной им расписке о неразглашении и предотвратить выход этой статьи.

Ростоу неуверено вспоминает это дело: «Я знал Брейдена только в порядке дружеского общения, как любезного человека. Я не помню эту записку. Я не помню его статью... Я предполагаю, что это Хелмс сказал мне, и допускаю, что я сам сказал об этом президенту. Но это не было чем-то серьёзным, и тогда не произвело на меня впечатления» [1047]1047
  Walt Rostow. Telephone interview, July 1997.


[Закрыть]. Почему же тогда Ростоу написал секретную записку президенту о чем-то, что не произвело на него впечатления? «Если бы это было что-то, имеющее политическое значение, затрагивающее интересы президента, я бы проинформировал его» [1048]1048
  Там же.


[Закрыть], – несколько противоречиво ответил Ростоу.

Фактически, у Ростоу и Хелмса было много возможностей информировать президента. По предложению Ростоу Дик Хелмс был приглашён на обед, проходящий по вторникам, – самую важную встречу на высоком уровне по вопросам национальной безопасности в годы президентства Джонсона. «Я считал, что у президента должен быть человек из разведки, с которым он мог бы консультироваться» [1049]1049
  Там же.


[Закрыть], – вспоминал Ростоу. К 1967 году основным предметом обсуждения на этих еженедельных обедах почти всегда был Вьетнам.

Другой вопрос: почему ЦРУ было так обеспокоено историями с «Рампартс» – настолько, что они организовали полномасштабную разведывательную операцию, а в случае с Брейденом даже не предприняли попытки остановить его? Брейден вынес своё заключение: «Вероятно, они стремились избавиться от всех этих вещей... Стюарт [Олсоп], возможно, знал это. Я всегда предполагал, что к этому времени в ЦРУ должны быть люди, которые хотели бы избавиться от таких проблем, как эта, фактически раздутых проблем. Все знали – и любители искусства, и такие люди, как Стюарт, – что это всё было прикрытием ЦРУ. Я всегда знал, что они хотели всё это уничтожить, но не могу этого доказать» [1050]1050
  Тоm Braden. Telephone interview, October 1997.


[Закрыть].

Согласно признанию одного высокопоставленного офицера ЦРУ, Стюарт Олсоп был агентом. Другие источники утверждали, что Олсоп был исключительно полезен для Управления в вопросах проведения дискуссий с официальными лицами иностранных правительств: задавал вопросы, на которые ЦРУ искало ответы, распространял дезинформацию, выгодную для США, и оценивал возможности ЦРУ в деле вербовки высокопоставленных иностранцев. Брат Стюарта – Джозеф отрицал как «абсолютную ерунду» утверждение, что Стюарт являлся агентом, говоря: «Я был гораздо ближе к Управлению, чем Стюарт, хотя и Стюарт был очень близок... Должен сказать, он действительно выполнял некоторые задачи – как американец, он поступал правильно... Отцы-основатели [ЦРУ] были нашими близкими друзьями... Это было общественным делом. Я никогда не получил и доллара, никогда не давал подписки о неразглашении. Меня никто не заставлял это делать... Я выполнял задачи для них, когда считал, что это было правильно. Я называю это моим гражданским долгом... ЦРУ не раскрывалось перед людьми, которым оно не доверяло. Мне и Стюарту они доверяли, и я горжусь этим». Стюарт Олсоп именовал Даллеса и его людей «храбрыми жителями северо-востока» и упивался своей причастностью к тем «узким влиятельным кругам, к братству» [1051]1051
  Joseph Alsop. Цитата из Carl Bernstein. The CIA and the Media, Rolling Stone, 20 October 1977.


[Закрыть].

В одном важном отношении статья Брейдена не получила ожидаемого результата. Его заявление, что Управление внедрило агента в «Инкаунтер», возможно, имело целью только подставить того агента и ускорить его отставку. Этот человек, как Брейден позже уточнил, «был одним из наших агентов, человек умный и обладающий литературным талантом, и мы платили ему зарплату» [1052]1052
  Tom Braden. I'm Glad the CIA is «Immoral», Saturday Evening Post, 20 May 1967.


[Закрыть]. Ирвинг Кристол, который был соредактором Даниэла Белла в журнале «Паблик интерест» (The Public Interest; журнал был запущен с помощью щедрого гранта в 10 тысяч долларов США, поступившего от Джоссельсона), попал как кур в ощип. «Когда Том Брейден опубликовал свою статью, говоря, что в «Инкаунтер» был внедрён агент ЦРУ, я был разъярён, потому что знал чертовски хорошо, что не я был агентом ЦРУ, и конечно, знал, что Стивен Спендер не был агентом ЦРУ, – отметил он позже. – Что подразумевал г-н Брейден, когда он писал ту статью, я не знаю» [1053]1053
  Irving Kristol. Interview, Washington, June 1994.


[Закрыть]. Спендер, который никогда не был в структуре, сказал: «Я просто не могу предположить, что это был Кристол, действительно не могу. И знаю, что это был не я» [1054]1054
  Stephen Spender. Interview, London, July 1994.


[Закрыть].

Ушёл Ласки. Несколько лет спустя, как и предсказывалось, его все презирали, после заявления Брейдена, называвшего его «трясущимся, глупым стариком». Разрушение целого дела, как в мелодраме с Джеймсом Бондом, по словам Ласки, «синдром шпионской сети... я никогда не редактировал журнал ЦРУ, не редактирую и никогда не буду» [1055]1055
  Melvin Lasky. Interview, London, July 1994.


[Закрыть]. Кто же был агентом ЦРУ? «Может, это были вы? Был ли это я? Кто это был? – спрашивал он. – Послушайте, мы сделали то, что сделали. Нет, нет, нет, это было фантазией, и к ней нельзя относиться серьёзно, особенно историкам» [1056]1056
  Там же.


[Закрыть]. Но Брейден 30 лет назад был категоричен: не было никакой фантазии.