Текст книги "ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны"

Автор книги: Фрэнсис Сондерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Была ли их работа полностью противопоставлена общественной и политической роли, для которой она создавалась? Барнетт Ньюман (Barnett Newman) в своём введении к каталогу «Первой выставки современных американских художников» 1943 года писал: «Мы, современные американские художники, собрались вместе, потому что чувствуем необходимость представить общественности искусство, которое будет адекватно отражать новую Америку, такую, какая она есть сегодня, ту Америку, которая, как мы надеемся, станет культурным центром мира» [644]644
  Barnett Newman. Catalogue introduction to the First Exhibition of Modern American Artists, Riverside Museum, January 1943.


[Закрыть]. Не сожалел ли потом Ньюман о таком националистическом контексте? Биллем де Кунинг счёл «эту американскость» «определённым бременем» и сказал: «Если вы принадлежите к какой-то малой нации, то у вас этого нет. Когда я поступил в Академию и стал рисовать обнажённую натуру, я создавал рисунок, а не целое голландское искусство. Иногда я чувствую, что американский художник должен чувствовать себя игроком в бейсбол или кем-то вроде этого – членом команды, пишущей американскую историю» [645]645
  Willem de Kooning. Цитата из Clifford Ross. Цит. произв.


[Закрыть]. Хотя в 1963 году де Кунинг уже гордился полученной им президентской медалью. «Идея изолированного американского изобразительного искусства... кажется мне абсурдной, так же как была бы абсурдной идея создания чисто американской математики или физики» [646]646
  Jackson Pollock. Цитата из Clifford Ross. Цит. произв.


[Закрыть], – говорил Джексон Поллок, который погиб в пьяном виде за рулём своего олдсмобиля раньше, чем столкнулся с выбором принимать или не принимать подобные почести.

Роберт Мазервелл, который первоначально был счастлив стать частью «той миссии, которая делала изобразительное искусство Америки равным изобразительному искусству любых других стран», позже писал: «Странно, когда сам конечный продукт более значим, чем люди, которые его делают» [647]647
  Robert Motherwell. Цитата из Clifford Ross. Цит. произв.


[Закрыть]. Отвергая претензии националистов на абстрактный экспрессионизм, он в 1970-х годах поддержал английского абстрактного художника Патрика Хирона, когда тот бросил вызов американскому праву на монополию в культурном лидерстве и написал об «аккуратных попытках Хирона сражаться с нью-йоркским империализмом... ваше поколение в Англии сделало героические усилия, чтобы выйти за пределы искусства джентльменов, [которому] ни тогда, ни потом не воздали должное» из-за так называемого нью-йоркского «великодушия по отношению к вашему поколению в Британии». Мазервелл добавил, что с нетерпением ожидает «нешовинистической истории современного искусства», и закончил заверением Хирона в том, что «не все американцы – монголы» [648]648
  Robert Motherwell to Patrick Heron. 2 September 1975. Я признательна Патрику Герону, который показал мне это письмо.


[Закрыть].

Мазервелл был членом Американского комитета за свободу культуры. Также в него входили Базиотис, Калдер и Поллок (хотя последний уже отупел от пьянства, когда вступал в Комитет). Художник-реалист Бен Шан (Ben Shan) отказался вступать, переделав аббревиатуру комитета ACCF в ругательство «ACCFuck». Бывшие товарищи Марк Ротко и Адольф Готлиб стали убеждёнными антикоммунистами во время холодной войны. В 1940 году они помогли основать Федерацию современных художников и скульпторов, которая начала свою деятельность с того, что осудила все националистические и реакционные политические движения за ту угрозу, которую они несли культуре. В следующие месяцы Федерация стала активным проповедником антикоммунизма в мире искусства. Она пыталась обнаружить влияние компартии в различных организациях от искусства. Ротко и Готлиб возглавили её работу по ликвидации присутствия коммунистов в мире искусства. Их преданность этому делу была столь велика, что, когда в 1953 году Федерация проголосовала за прекращение своей политической активности, они вышли из её состава.

Эд Рейнхард (Ad Reinhardt) был единственных абстрактным экспрессионистом, который продолжал придерживаться левых убеждений, и поэтому его полностью игнорировал официальный мир искусства до 1960-х годов. Это дало ему отличную возможность выявить несоответствие между образом жизни и искусством его бывших друзей, чьи пьяные вечеринки в Cedar Tavern уступили место посиделкам в домах в Хэмптоне, Провиденс и Кейп-Код (места престижных летних резиденций на восточном побережье США. – Прим. ред.) и чьи групповые фотографии типа «Разозлённых» 1950 года сменились статьями в журнале Vogue, в которых эти рассерженные молодые люди больше походили на биржевых маклеров, – статьями, говорившими о «перспективных» и «быстро растущих» художниках и о том, что рынок абстрактного экспрессионизма «кипит» от активности. Рейнхард резко осудил своих товарищей по цеху за то, что они поддались искушению жадности и амбиций. Ротко он называл «фавном из неотапливаемой квартиры журнала Vogue», а Поллока – «бездельником из Harpers Bazaar». Барнер Ньюман был у него «авангардным торговцем-ремесленником и держателем образовательной лавки», а также «святошей болтуном – развлекателем в отставке» (комментарий, который спровоцировал Ньюмана подать в суд). Рейнхард на этом не остановился. Он сказал, что музей должен быть «сокровищницей и могилой, а не счётным домом или развлекательным центром» [649]649
  Ad Bernhardt. Цитата из Annette Cox, Art as Politics: The Abstract Expressionist Avant-Garde and Society (UMI Research Press, 1982).


[Закрыть]. Он сравнил критику искусства с «голубиным воркованием» и осмеял Гринберга, назвав его диктатором – папой римским. Рейнхард был единственным из абстрактных экспрессионистов, который участвовал в «Марше на Вашингтон» за права афроамериканцев в августе 1963 года.

Трудно поверить, что абстрактным экспрессионистам просто «пришлось работать во время холодной войны, но не на холодную войну» [650]650
  Giles Scott-Smith. The Politics of Apolitical Culture: The Congress for Cultural Freedom and the Cultural Identity of Post-War American Hegemony, 1945-1960 (unpublished Ph. D. thesis, Lancaster University, 1998).


[Закрыть]. Их собственные утверждения и в некоторых случаях политическая ангажированность опровергают утверждения о непричастности к идеологической борьбе. Однако работа абстрактных экспрессионистов не может быть сведена к политической истории, в которой она проходила. Абстрактный экспрессионизм, как и джаз, был и остаётся творческим феноменом, существующим отдельно, и может быть, даже подчёркнуто независимо от той политической пользы, которую он принёс. «Нет сомнений в том, что необходимо понимать всё искусство во взаимосвязи с его временем, – утверждал Филип Додд. – Для того чтобы абстрактный экспрессионизм обрёл для нас смысл, нам надо понять, каким образом он появился во время особого периода в отношениях Европы и Америки. На политическом уровне это было поколение радикалов, выброшенных на берег историей, а на национальном уровне они появились как раз в тот момент, когда Америка стала единственной великой культурной империей послевоенного периода. Всё это надо понимать для того, чтобы быть в состоянии оценить их достижения. Но их искусство не может быть сведено только к этим условиям. Действительно, ЦРУ было вовлечено в этот процесс – я сожалею об этом так же, как любой другой человек, – но это не объясняет того, почему это искусство обрело такую значимость. Было что-то в самом этом искусстве, что привело его к триумфу» [651]651
  Philip Dodd. Interview, London, July 1994.


[Закрыть].

Джексон Поллок погиб в автокатастрофе в 1956 году, к этому времени Аршиль Горки уже давно повесился. Франц Клайн за шесть лет свёл себя в могилу пьянством. В 1965 году скульптор Дэвид Смит также погиб в автокатастрофе. В 1970 году Марк Ротко вскрыл себе вены и истёк кровью на полу своей студии. Некоторые из его друзей считали, что он совершил самоубийство частично из-за того, что не смог справиться с противоречием, заключавшимся в том, что он разбогател на создании работ, «кричавших о своей оппозиции к буржуазному материализму».

«Страна гордится своими умершими поэтами», – говорит закадровый голос в «Даре Гумбольдта». «В оправдание поэтов звучит фраза о том, что США слишком сильны, слишком велики, слишком массивны, что американская реальность берёт верх... Слабость духовных сил доказывается несерьёзностью, безумием, алкоголем и безысходностью мучений... Да, поэты любимы, но любимы потому, что не могли здесь жить. Они существуют для того, чтобы указать на чудовищность нашей ужасной неразберихи» [652]652
  Saul Bellow. Humboldt's Gift.


[Закрыть].

17. Фурии на страже

«В 1787 году неподалёку от Мулена на постоялом дворе

умирал старик, друг Дидро, воспитанный на сочинениях

философов. Окрестные священники выбились из сил:

старик не желал принять соборование – он был пантеистом.

Проезжавший мимо маркиз де Рольбон, который

не верил ни в бога, ни в чёрта, побился об заклад с муленским

кюре, что ему не понадобится и двух часов, чтобы вернуть

больного в лоно христианской церкви. Кюре принял пари

и проиграл: больной, за которого маркиз взялся в три часа

ночи, в пять утра исповедался и в семь утра умер.

«Неужели вы так сильны в диспуте? – спросил кюре.

– Вы заткнули за пояс всех нас!» – «А я вовсе не затевал

диспута, – ответил маркиз. – Я просто запугал его адом».

Жан-Поль Сартр (Jean-Paul Sartre). «Тошнота»

В то время как абстрактный экспрессионизм был выпущен в качестве оружия холодной войны, Америка обратилась к ещё более мощному открытию – к Богу. Религиозная вера в моральный закон была воплощена в Конституции США в 1789 году, но только на пике холодной войны Америка открыла, как полезно призывать к высшей осанне. Бог был везде: в том числе и в 10 тысячах шаров с Библиями, отправленных в полёт через железный занавес в ходе проекта «Библейский шар» в 1954 году. Его печать была поставлена на акт Конгресса от 14 июня 1954 года, который расширял текст присяги и добавлял туда слова «одна нация под Богом» – фраза, которая, согласно Эйзенхауэру, заново утверждала «причастность религиозной веры к наследию и будущему Америки; таким образом мы станем постоянно усиливать это духовное оружие, которое всегда будет самым сильным средством нашей страны в мире и в войне» [653]653
  Dwight D. Eisenhower. Цитата из Stephen Whitfield. The Culture of the Cold War. Пока пропагандисты в администрации Эйзенхауэра с удовольствием говорили о размещении духовного оружия, Министерство обороны США приняло программу расходов на запасы ядерного и неядерного оружия, которая подразумевала расходы в 354 млрд долларов за менее чем шесть лет.


[Закрыть]. Он даже появился на долларовых банкнотах, после того как по решению Конгресса слова «в Бога мы верим» стали в 1956 году официальным девизом страны.

«Почему мы должны составлять для себя пятилетний план, когда Бог, похоже, уже составил нам готовый тысячелетний план?» [654]654
  Daniel Boorstin. Цитата из Taylor D. Littleton and Maltby Sykes. Advancing American Art.


[Закрыть] – задавался вопросом один американский историк. В рамках этой логики, политическая конъюнктура должна была подчиняться давно существующей христианской традиции следования Божьему закону. Призывая наивысший моральный авторитет, Америка приобретала неоспоримые санкции для своей «заявленной судьбы».

Выбору судьбы учили также, как мальчиков в Гротенской школе: «В истории каждая религия отдавала большую честь тем её представителям, которые побеждали врага. Коран, греческая мифология, Старый Завет... Подавление врага – правое дело. Конечно, есть ограничения по целям и средствам. Если обратиться к греческой культуре и почитать Фукидида, у него есть границы того, что можно причинять другим грекам, являющимся частью твоей культуры. Но нет никаких ограничений того, что можно сделать с персом. Он варвар. Коммунисты были варварами» [655]655
  Paul Nitze. Цитата из Evan Thomas. The Very Best Men.


[Закрыть].

Религиозный императив был мотивом таких «рыцарей холодной войны», как Аллен Даллес, который, будучи воспитан в пресвитерианской традиции, любил цитировать Библию, где упоминалось использование шпионов, «направленных Иешуа в Иерихон». Когда в 1961 году ЦРУ переехало в свой огромный новый комплекс в лесах Вирджинии, Даллес распорядился, чтобы одна из его любимых цитат из Священного Писания была выгравирована на мраморной стене коридора в Лэнгли: «И познаете вы истину, и истина сделает вас свободным» (Евангелие от Иоанна, 8:32). Генри Люс, сын американских миссионеров, любил ссылаться на то же Божественное откровение: «Великим обещанием Христа является: «Ищите да обрящете...» – вот обещание и основа, на которой стоит американец». Люс редко пропускал воскресную службу в церкви или отправлялся в постель без того, чтобы помолиться, стоя на коленях. Его жена Клэр Бут Люс перешла в католичество после того, как её дочь Энн погибла в автокатастрофе в 1963 году. Самая широко освещаемая смена религии в стране привела некоторых отступников в уныние. Согласно одному часто повторяемому слуху, сам папа вступил в богословский спор с миссис Люс, когда она была послом США в Италии, чтобы напомнить ей: «...но, мадам, я тоже католик». Она получила известность, убедив Эйзенхауэра стать пресвитерианцем в ходе избирательной кампании 1952 года [656]656
  Предки Эйзенхауэра были меннонитами, но когда они поселились в Техасе, там не было меннонитстской церкви, поэтому они читали Библию.


[Закрыть].

«Ни выгода, ни личная слава не давали Люсу такой глубокой мотивации, как его миссионерский позыв улучшить своих сограждан, и он осуществлял свою власть в откровенно, если не единодушно разделяемой вере в то, что он знал, что было хорошо для них», – писал один ранний биограф [657]657
  John Kobler. Henry Luce: His Time, Life and Fortune (London: Macdonald, 1968).


[Закрыть]. Он настаивал на том, что «способность Америки к успешному сотрудничеству находится в прямой связи с зависимостью Конституции нашей страны от Бога», и считал, что «ни одна страна в мировой истории, кроме Древнего Израиля, не была так очевидно создана для какой-то особой стадии в вечном Божьем предназначении» [658]658
  Там же.


[Закрыть]. Для Люса холодная война была священной войной, в которой «Тайм Инкорпорейтед» должна была служить «доминирующей цели и предназначению» победы над коммунизмом по всему миру. «Является ли это декларацией частной войны? – спросил он однажды у руководителей «Тайм Инкорпорейтед». – А если так, может ли она не быть незаконной и, возможно, сумасшедшей? Возможно, да, но есть некоторые мощные и точные прецеденты для объявления частной войны» [659]659
  Там же.


[Закрыть]. Нигде не проводилась параллель с наёмниками времён крестовых походов или так мощно собранной частной армадой Фрэнсиса Дрейка.

Теологом, которого больше всего уважал Люс, был Рейнхольд Нибур, почётный покровитель Конгресса за свободу культуры и «реалист» холодной войны, считавший, что установление рассчитанного баланса силы было задачей первостепенной важности, а внешняя политика являлась сферой исключительной ответственности властной элиты. Для членов этой элиты Нибур был, конечно же, несравненной по авторитету фигурой. Мартин Лютер Кинг, с другой стороны, заявлял, что узнал от него «о мощи зла». Нибур консультировал читателей «Тайм-Лайф», используя своё либеральное понимание теологии, завоевав ободрение Сидни Хука, после того как успешно вернул к жизни доктрину первородного греха в качестве политического оружия, и превращая «Бога в инструмент национальной политики» [660]660
  Sidney Hook. The New Failure of Nerve, Partisan Review, January 1953. В декабре 1951 г. директор Совета по психологической стратегии сказал Трейси Барнес из ЦРУ, что Нибур близок к тому, чтобы стать возможным «консультантом» Совета; Gordon Gray to Tracy Barnes. 21 December 1951 (GG/DDE). С учётом поста председателя Консультативного совета Штаба политического планирования (предварявшего создание ЦРУ), который занимал Нибур, это означало, что богослов имел идеальную позицию для того, чтобы «сделать Бога инструментом национальной политики».


[Закрыть]. Разумеется, с участием религиозного императива, вмешивающегося по-своему в каждое важное решение политики времён холодной войны, всё здание американской власти в 1950-е годы похоже покоилось на одном фундаментальном монистском предположении: будущее будет решаться «между двух великих лагерей людей – тех, кто отрицает, и тех, кто поклоняется Богу» [661]661
  Whittaker Chambers. Witness (Chicago: Regnery, 1952).


[Закрыть]. «Нас не должна смущать проблема, которая стоит сегодня перед миром, – предупреждал президент Трумэн. – Либо тирания, либо свобода... И даже хуже – коммунизм отрицает само существование Бога» [662]662
  Harry S. Truman. Address to Congress, 12 March 1947, in Harry S. Truman, Memoirs: Year of Decisions.


[Закрыть]. Создание подобной концепции, которая свела сложность мировых отношений к борьбе между силами света и тьмы, означало, что риторика американской внешней политики покоится на различиях, сопротивлявшихся логическим или рациональным процессам. Джордж Сантаяна (George Cantayana) в 1916 году описал философский процесс, посредством которого такие искажения стали доминировать в историческом процессе: «Воображение, которое застыло, называют знанием, иллюзия, которая отображается, называется правдой, а воля, носящая системный характер, называется судьбой» [663]663
  George Santayana. Цитата из Gore Vidal. Palimpsest (London: Andre Deutsch, 1995).


[Закрыть].

Такие разделения ввели в заблуждения молодого проповедника Билли Грэхэма (Billy Graham), который усилил предостережение Трумэна теорией о том, что «коммунизм является... шедевром сатаны... Я считаю, нет другого объяснения пугающим завоеваниям коммунизма, в которых они, кажется, обходят нас на каждом повороте, кроме как обладание сверхъестественной силой, мудростью и разумом, данными им» [664]664
  Billy Graham. Цитата из Stephen Whitfield. Op. cit.


[Закрыть]. Норман Мейлер выдал другой диагноз: «Самая серьёзная политическая болезнь Америки заключается в том, что страна сама получила для себя права» [665]665
  Norman Mailer. Armies of the Night (New York: New American Library, 1968).


[Закрыть].

Именно в этом климате доктринального догматизма расцвела политика сенатора Джо Маккарти. В книге «Решающий» Артур Миллер сравнивал охотников на ведьм в Салеме с периодом маккартизма, чтобы продемонстрировать параллель вины, отстоящей на два столетия, «содержащей скрытые подавляемые чувства чужеродности и враждебности по отношению к стандартному светскому обществу, так как они определяются его самыми непримиримыми оппонентами. Без чувства вины «охота на красных» в 1950-е годы никогда бы не создала такой мощи» [666]666
  Arthur Miller. Timebends.


[Закрыть]. Главным условием инквизиции тогда и теперь было установление вины путём публичного признания, причём от обвиняемого ждали, что он «проклянёт своих соратников, как и своего хозяина дьявола, и будет оправдывать свою новую принадлежность отвращением к старым взглядам – только тогда его могут оставить в покое и позволить влиться в общество особо достойных людей» [667]667
  Там же.


[Закрыть]. Любопытной чертой слушаний комитета Маккарти по антиамериканской деятельности было то, что на них демонстрировалась «меньшая заинтересованность в звучавших именах, чем в проверке откровенности признания очевидца». Лесли Фидлер, который, как и его друг Ирвинг Кристол, открыл для себя религию в начале 1950-х годов, описал этот процесс как вид символического ритуала, когда он сказал, что «признание само по себе ничто, но без покаяния... мы не сможем двигаться вперёд от либерализма невиновности к либерализму ответственности» [668]668
  Leslie Fiedler. Цитата из Taylor D. Littleton and Maltby Sykes. Цит. произв.


[Закрыть].

Американский комитет за свободу культуры в полной мере перенял метод публичного покаяния. Элиа Казан (Elia Kazan), назвавший имена во время слушаний Маккарти в апреле 1952 года, был удостоен звания почётного члена Американского комитета. Теперь он с радостью готов был оказать ему содействие в борьбе. Защищая актёрскую студию Казана от нападок радикально настроенной антикоммунистической группы, Сол Штейн (Sol Stein), будучи в иезуитском расположении духа, утверждал, что Казан выполняет «приемлемую для антикоммунистов функцию в театре, [который] можно считать миссионерским для их отсталой политической братии. Последняя потеряла слишком много времени, размышляя, способствует ли служба в авангарде этой страны укреплению могущества советского колосса... Те же, кто встал на сторону коммунистов в прошлом, должны были получить возможность направить свою энергию на подлинно антикоммунистические инициативы и начинания, если это совпадало с их настоящими убеждениями» [669]669
  Sol Stein to Aware. Inc, 28 January 1955 (ACCF/NYU).


[Закрыть]. Казану, по его словам, нужно было предоставить пространство, чтобы дать «опоздавшим на политическом поле возможность искупить вину и использовать свои таланты в борьбе против нашего общего врага» [670]670
  Там же.


[Закрыть]. Этого было недостаточно, чтобы убедить крайне антикоммунистическую группу давления Aware Inc., выражавшую недовольство по поводу того, что Казан продолжал работать с «упорствующими в своих заблуждениях» актёрами, такими как Марлон Брандо, Фрэнк Сильвера (Frank Silvera) и Лу Гилберт (Lou Gilbert), и упустил шанс взять в штат «каких-нибудь активных антикоммунистов» [671]671
  Aware, Inc. to Sol Stein, 26 February 1955 (ACCF/NYU).


[Закрыть].

Американский комитет также счёл нужным назначить в свой исполнительный орган самого известного в Америке осведомителя Уиттакера Чэмберса (Whittaker Chambers). Его показания погубили карьеру Алгера Хисса. Уиттакер поднял искусство доноса на новый уровень. В связи с этим один из старших коллег по изданию «Тайм-Лайф», в котором Чэмберс был редактором, сказал ему в присутствии Люса: «Думаю, вашим любимым фильмом будет «Осведомитель». Сол Штейн взволнованно написал Чэмберсу, что выдвижение его кандидатуры повлекло за собой «ряд ночных анонимных звонков с угрозами стереть [членов совета] с лица земли». И резюмировал: «О Господи, мне кажется, мы никогда не избавимся от этой глупости» [672]672
  Sol Stein to Whittaker Chambers. 20 December 1954 (ACCF/NYU).


[Закрыть].

«На повестке дня, – писал Чэмберс в своей автобиографии «Свидетель» (Witness) в 1952 году, – стоял вопрос, сможет ли это больное общество, которое мы называем западной цивилизацией, в самые тяжёлые времена всё же сформировать человека, чья вера в него была бы настолько сильной, что ради защиты этого общества он добровольно пожертвовал бы самым дорогим, что у него есть, в том числе жизнью» [673]673
  Whittaker Chambers. Цит. произв.


[Закрыть]. Представляя себя эдаким Давидом, Чэмберс получил 75 тысяч долларов США за выступление против коммунизма от «Сетэдей Ивнинг Пост» (Saturday Evening Post). Это издательство опубликовало его книгу частями в течение восьми недель. «Вы один из тех, кто вернулся из ада не с пустыми руками» [674]674
  Andre Malraux. Цитата из Stephen Whitfield. Цит. произв.


[Закрыть], – сказал ему Андре Мальро после прочтения «Свидетеля».

Служа и Богу, и Мамоне, американские антикоммунисты смогли извлечь выгоду из того, что стало процветающим промыслом. В Голливуде крестовый поход за очистку американской культуры от всех безбожных примесей был подхвачен Геддой Хоппер (Hedda Hopper) и Лоуэллой Парсонс (Louella Parsons), двумя работающими совместно обозревателями светской хроники. Они разбирались в основах моральной гигиены так же хорошо, как миссис Битон в порядке на кухне. Имея высокую заработную плату, обе были «фуриями на страже, полицейскими надзирателями на главных воротах, не допускающими грешников, непатриотов и восставших против приличий, недостойных даже дышать одним воздухом с непогрешимыми примерами для подражания – Луисом Б. Майером (Louis В. Mayer), Гарри Коном (Harry Cohn), Джеком Уорнером (Jack Warner), Дэррилом Зануком, Сэмом Голдвином (Sam Goldwyn) и некоторыми другими. Женская ненависть к коммунизму только дополняла их сотрудничество» [675]675
  Arthur Miller. Цит. произв.


[Закрыть].

Хоппер и Парсонс, хотя, возможно, и не считали себя таковыми, были «воинствующими либертистами». Именно так называлась сверхсекретная кампания Пентагона, ВМФ, Совета национальной безопасности и Комитета по координации операций, направленная на внедрение темы свободы в американское кино. В пятницу 16 декабря 1955 года Объединённый комитет начальников штабов созвал совещание, чтобы обсудить, каким образом можно реализовать идею «воинствующей свободы» в Голливуде. Согласно секретным докладам «воинствующая свобода» была разработана для того, чтобы «простыми словами объяснять реальность, существующую при коммунизме, а также принципы, на которых основан образ жизни свободного мира», и «побудить свободных людей к осознанию масштабов опасности, угрожающей свободному миру, и мотивировать их для борьбы с этой угрозой» [676]676
  Joint Chiefs of Staff. Presentation of «Militant Liberty» to Chief of Naval Operations, 16 December 1955 (PSB/HT).


[Закрыть]. «Идея заключалась в том, чтобы создать девиз, политический лозунг, который вызывал бы у большинства людей спонтанное впечатление. Но фактически речь шла о намеренном воздействии в культурной сфере, – пояснял культуролог Кристофер Симпсон (Christopher Simpson). – Это была довольно сложная пропагандистская операция для своего времени» [677]677
  Christopher Simpson. Interview, Washington, June 1994.


[Закрыть]. В качестве основы доктринальной кампании воинствующая свобода была одобрена на самом высоком уровне. Но только в следующем году Пентагон нашёл конкретную формулу, с помощью которой можно было донести этот посыл. В июне и июле 1956 года представители Объединенного комитета начальников штабов провели ряд встреч в Калифорнии с группой голливудских знаменитостей, посвятивших себя борьбе с коммунизмом: Джоном Фордом (John Ford), Мерианом Купером (Merian Cooper), Джоном Уэйном (John Wayne) и Уордом Бондом (Ward Bond).

Встречи, которые проводились в офисе компании MGM Джона Форда, продолжались до шести часов. Судя по меморандуму от 5 июля 1956 года, «мистер Уэйн заявил, что в картинах, снимаемых его кинокомпанией (Васjac Productions), программа [воинствующая свобода] реализована в полном объёме». Чтобы показать, как это можно сделать, Уэйн пригласил всех следующим вечером к себе домой на 4570 Луиз-авеню в Энсино. «После обеда были показаны фильмы «Они были заменимыми» (They Were Expendable) и «Тихий человек» (The Quiet Man). Мистер Уэйн и мистер Форд изучили, каким образом ВМФ и культурные модели свободного мира были представлены в этих двух фильмах в добром свете» [678]678
  Joint Chiefs of Staff. Report of Conference in California in Connection with Cornelius Vanderbilt Whitney's «American Film Series» and «Militant Liberty», 5 July 1956 (PSB/HT).


[Закрыть].

На другой встрече Мериан Купер отметил, что серия фильмов, снятая Корнелиусом Вандербильтом Уитни, «не имеет темы... и что он хотел бы, чтобы она присутствовала (например, воинствующая свобода), и далее заявил, что он бы внёс эту тему и в другие фильмы» [679]679
  Там же.


[Закрыть]. Было принято решение проинформировать Уитни соответствующим образом. Успешный промышленник Корнелиус «Сони» Вандербильт Уитни имел долю в огромном состоянии Уитни, которое досталось в управление его двоюродному брату Джоку. Как и Джок, он был связан с ЦРУ (их кузеном был Трейси Барнес) и с радостью готов помочь ему: в качестве попечителя Корнелиус позволил «Уитни Траст» стать каналом ЦРУ. Кроме того, он входил в состав команды, участвующей в разработке психологической военной инициативы, а именно – Национального агентства информационной безопасности. Хорошо известный как продюсер, в 1933 году он начал свой бизнес с Дэвидом Селзником (David Selznick), выпустил с ним фильмы «Родилась звезда» (A Star Is Born), «Ребекка» (Rebecca) и «Унесённые ветром» (Gone with the Wind). В 1954 году он основал кинокомпанию С.V. Whitney Pictures Inc., после чего заявил: «Я хочу снимать то, что я назвал бы «американской серией», чтобы показать нашим людям их страну, а также дать остальному миру узнать больше о нас» [680]680
  Cornelius Vanderbilt Whitney. Там же.


[Закрыть]. Первой картиной американской серии стал фильм «Искатели» (The Searchers) с бюджетом в три миллиона долларов, режиссёром которой был Джон Форд.

Во время войны Джон Форд возглавлял Военно-полевое фотографическое ведомство УСС. В его обязанности входило фотографировать работу партизан, диверсантов и команд Сопротивления в оккупированной Европе. К специальным заданиям относился выпуск сверхсекретных фильмов для показа государственным лидерам. В 1946 году он основал собственную продюсерскую компанию Argosy Pictures. Основными инвесторами, кроме 241 Форда и Мериана Купера, стали все ветераны УСС – Уильям Донован, Оле Доеринг (Ole Doering; партнёр юридической фирмы Донована), Дэвид Брюс и Уильям Вандербильт. Форд полностью одобрял идею, в соответствии с которой государственные разведывательные службы должны были предлагать темы для аудитории Голливуда. Он попросил оставить ему шесть копий буклета «Воинствующая свобода» и отправить ещё дюжину для передачи своим сценаристам, чтобы те могли изучить номенклатуру концепции. Кроме того, он попросил представителя Объединенного комитета начальников штабов приехать в Пенсаколу, штат Флорида, к месту съёмок фильма «Крылья орлов» (Eagles Wings) «для оказания помощи во включении в фильм элементов воинствующей свободы» [681]681
  Joint Chiefs of Staff. Там же.


[Закрыть].

Помочь донести смысл посыла мог Мериан Купер, участник боевых операций против отрядов Панчо Вильи. Военный лётчик, он был сбит немцами в небе Франции в 1918 году. Став продюсером компании «РКО Пикчерс» (RKO, Radio-Keith-Orpheum Pictures) в 1930-х годах, он отвечал за совместную работу Фреда Астера и Джинджер Роджерс. На съёмочной площадке фильма «Крылья орлов» находился Уорд Бонд, президент «Кинематографического альянса за сохранение американских идеалов» (Motion Picture Alliance for the Preservation of American Ideals), организации, занимавшейся вытеснением коммунистов из этой сферы, а также оказанием помощи Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности Конгресса США (КРАД, Un-American Activities Committee). «Бонд, – сказал один знакомый, – сделает что угодно, лишь бы почувствовать собственную важность, даже пойдёт по головам». Форд, который сам испытывал отвращение к чёрным спискам Маккарти, часто говорил: «Давайте посмотрим правде в глаза. Уорд Бонд – дерьмо. Но он наше любимое дерьмо». Это был консорциум Голливуда в действии, состоявший из группы мужчин, которые знали друг друга десятилетиями и смотрели друг на друга с одобрением и поддержкой.

Воинствующая свобода с таким ярко выраженным привкусом имперского бремени могла появиться только в Америке. Подводя основу под необходимость – и жертвы – Pax Americana, эти фильмы прославляли долг, сплочённость, подчинение приказам, проявления мужского безрассудства. Именно в этом контексте Джон Уэйн, который пошёл на всё, чтобы избежать службы в армии во время Второй мировой войны, стал образцом американского солдата, олицетворением «американизма». «Герцогом» был колонист, подчиняющий мир. В 1979 году Конгресс выпустил медаль в его честь. На ней была выгравирована простая надпись: «Джон Уэйн, Америка». Но это была Америка охоты за красными, которой присущи этнические предрассудки. Как и одноимённый герой в фильме «Большой Джим Маклэйн» (Big Jim McLain, 1952), он сыграл главную роль в одном из самых грубых фильмов категории «В», пропитанном ненавистью к коммунистам: фильм был снят как дань уважения Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности.

Пропагандистские фильмы представляют собой не что иное, как художественное ремесло. И если этому ремеслу присуще мастерство, оно будет восприниматься как реальность. В Голливуде уже давно осознали, что для надлежащего выполнения этой функции нужно меньше мифов и больше политики и социальных мотивов. Таким образом, Голливуд переключился с антибольшевистских фильмов 1920-1930-х годов на прославляющие Россию как военного союзника, среди которых «Северная звезда» (The North Star), «Дни славы» (Days of Glory), «Песнь о России» (Song of Russia) и пресловутый «Миссия в Москву» (Mission to Moscow), который, по сути, «обелял» московские процессы и восхвалял русских как защитников демократии. На смену им пришли антикоммунистические фильмы 1950-х годов: «Красный кошмар» (The Red Nightmare), «Красная угроза» (The Red Menace), «Вторжение в США» (Invasion USA), «Я был коммунистом для ФБР» (I Was A Communist For The FBI), «Красная планета Марс» (Red Planet Mars), «Железный занавес» (Iron Curtain), «Мой сын Джон» (My Son John), «Вторжение похитителей тел» (Invasion Of The Bodysnatchers). Фильм «Прогулка на Восток по Бикон-стрит» (Walk East on Beacon Street), выпущенный по сценарию и за деньги ФБР, был любимым фильмом Дж. Эдгара Гувера. Имея такие же неубедительные названия, как и сюжеты, все эти фильмы отличались невротической одержимостью аутсайдерами, неизвестными, «другими». Как Капитан Америка перешёл от борьбы с нацистами к борьбе с коммунистами, так же отношение американских фильмов к Германии коренным образом изменилось. Поверженных врагов теперь изображали как героических бойцов и достойных соперников: «Лис пустыни: история Роммеля» (Rommel, The Desert Fox), 1952; «Морская погоня» (The Sea Chase), 1955; «Под нами враг» (The Enemy Below), 1957. Подобно тому, как вчерашние враги становятся сегодняшними друзьями, Голливуд показал, насколько легко он может сорвать «ярлыки Добра и Зла с одной нации и [наклеить] их на другую» [682]682
  Arthur Miller. Цит. произв.


[Закрыть].

Такие фильмы хорошо выполняли свою миссию для внутренней аудитории, воздействуя на сознание раздутой коммунистической угрозой. Большинство американцев теперь были убеждены, что «русские идут на нас, и недалёк тот час, когда ночью начнут падать бомбы» [683]683
  Gore Vidal. Цит. произв.


[Закрыть]. Однако на международном уровне они погоды не делали. В глазах Европы, ещё не забывшей зверства фашизма, бессмысленная ненависть и вербальное насилие антикоммунистической пропаганды Голливуда выглядели крайне непривлекательно. Мультфильмы Диснея и добрые семейные ленты, такие как «Римские каникулы» (Roman Holiday) и «Волшебник Страны Оз» (The Wizard of Oz), были куда лучше. Но этот вымышленный рай мог соблазнить далеко не всех европейцев. Многочисленные торговые соглашения (начиная с соглашения Блюма-Бирнса в 1946 г.) содержали хорошо завуалированные положения, направленные на увеличение доли американских фильмов в таких странах, как Франция. В рядах французской интеллигенции эти соглашения были встречены возмущённой критикой и даже привели в 1948 году к ожесточённым уличным стычкам.