Текст книги "ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны"

Автор книги: Фрэнсис Сондерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Самым известным протеже Пирсона был Джеймс Джизус Англтон, который родился в штате Айдахо в 1917 году. Подростком Англтон был отправлен в колледж Малверн (Malvern College) в графстве Вустершир, где он работал над тем, чтобы стать «большим англичанином, чем сами англичане. Он впитал любезность и хорошие манеры Старого Света, которые никогда не покидали его. Действительно, годы, проведённые им в Европе (на праздники он ездил в Италию), скрывали его сущность янки и позволили приобрести лёгкий английский акцент» [552]552
  Tom Mangold. Cold Warrior: James Jesus Angleton, The CIA's Master Spy Hunter (New York: Simon & Schuster, 1991).


[Закрыть]. С 1937 по 1941 год он учился в Йельском университете, где работал над «Йель Лит» вместе с будущим помощником Президента США по вопросам национальной безопасности МакДжорджем Банди, будущим редактором научного отдела «Нью-Йорк Таймс» Уолтером Салливаном (Walter Sullivan) и поэтом Э. Ридом Уитмором-младшим (Е. Reed Whittemore Jr.). В 1938 году Англтон встретил Эзру Паунда в Рапалло, после чего они стали близкими друзьями. Паунд позже описывал его как «одну из самых больших надежд американских литературных журналов». Своим завещанием 1949 года Англтон оставил для Эзры Паунда и других друзей-поэтов из журнала «Фурьосо» «сосуд хорошего настроения», подкрепив свои убеждения следующими словами: «Я могу сказать это сейчас, что верю в дух Христа и вечную жизнь и в эту беспокойную социальную систему, которая иногда слепо борется за сохранение права на свободу и выражение духа. С именем Иисуса Христа я оставляю вас». Несмотря на эти сентиментальные настроения, Рид Уитмор вспоминал, что Англтон (чья мать была мексиканкой) был смущён своим вторым именем, потому как «оно не предполагало его происхождения из английского высшего класса, то есть не соответствовало избранному им для себя образу» [553]553
  Там же.


[Закрыть].

Давний сотрудник УСС Англтон привнёс свои таланты в ЦРУ, где, похоже, развил безграничные способности к коварным интригам. Его первым крупным успехом стало управление тайной кампанией Вашингтона по обеспечению победы христианских демократов на выборах в Италии в 1948 году. Эта кампания, за которой активно следили и поддерживали Джордж Кеннан и Аллен Даллес, стала первым успехом Америки в политической холодной войне. По свидетельству Кима Филби, в 1949 году Англтон был назначен начальником Управления ЦРУ по специальным операциям. В течение 20 лет он возглавлял аппарат контрразведки Управления (Agency's Counterintelligence Staff), а с 1954 года отвечал за все контакты с разведслужбами союзников. Он также руководил полностью независимой группой журналистов-оперативников, которые выполняли деликатные и часто опасные задания. Тогдашние сотрудники ЦРУ ничего не знали об этой группе, работавшей под глубоким прикрытием, чьи секреты Англтон держал запертыми в сейфе своего кабинета, к которому только он имел доступ.

Опытный специалист по выращиванию диких орхидей (его образ послужил прототипом «Матери» в «новелле с ключом» Аарона Латама «Орхидеи для матери»), рыбак мирового класса по ловле нахлыстом, фотограф со своими публикациями, умелый работник по драгоценным камням и коже, поклонник итальянской оперы, Пола Ньюмана, Роберта Редфорда, Марлона Брандо, Питера Селлерса, Ширли Маклейн, матчей по крикету и европейского футбола, Англтон был необыкновенной и разносторонней личностью. Клэр Бут Люс (Clare Booth Luce) однажды сказала ему: «Нет сомнений, что вы самая интересная и увлекательная фигура, которую произвёл на свет мир разведки. Вы живая легенда» [554]554
  Clare Booth Luce. Цитата из Тот Mangold. Там же.


[Закрыть]. Ростом в шесть футов, всегда одетый в тёмную одежду, Англтон, как говорил один поклонник, «выглядел как Байрон – очень худой со впалыми щеками». Он был воплощением образа поэта-шпиона, источником вдохновения для многих романтических мифов о ЦРУ как о продолжении американской либеральной литературной традиции.

Разветвлённая сеть контактов «источника П» Корда Мейера привела его в колледж Кеньон, где учились его любимые поэты Аллен Тейт и Джон Кроу Рэнсом. Именно здесь в 1938 году Рэнсом основал журнал «Кеньон Ревью» (Kenyon Review), который сформировал литературную восприимчивость поколения, его престижное творение, обеспечивавшее ему важное место в культурном индексе Доу-Джонса захолустного городка Кеньон. Здесь же в 1938 году в Дугласс-хаусе, деревянном здании в готическом стиле, посредине кампуса проживала группа талантливых людей. Здание представляло собой идеальный «уединённый дом» для прилежных и эксцентричных поэтических протеже Джона Кроу Рэнсома. Известная как «команда Рэнсома», эта группа включала в себя Роби Маколея (Robie Macauley), Рэндалла Джаррелла (Randall Jarrell), Джона Томпсона, Дэвида Макдауэлла (Dаwid Macdowell), Питера Тейлора (Peter Taylor) и более старшего по возрасту Роберта Лоуэлла [555]555
  Jan Hamilton. Robert Lowell: A Biography (New York: Random House, 1982).


[Закрыть].

Будучи студентом колледжа Оливет (Olivet College) в штате Мичиган в 1937 году, Роби Маколей посещал лекции Кэтрин Энн Портер и Аллена Тейта. Ему удалось лицезреть Форда Мэдокса Форда, слонявшегося по кампусу, словно «ветеран забытых войн на пенсии». Позднее Маколей напишет предисловие к изданию 1961 года романа Форда «Конец парада». Во время войны Маколей четыре года служил в отделе разведки и безопасности Службы контрразведки ВС США в должности специального агента, выслеживавшего нацистов. Позже он поделился своим опытом в сборнике рассказов «Конец жалости», отмеченном премией журнала «Фурьосо» в области художественной прозы. После окончания аспирантуры в Университете Айовы Маколей возвратился в колледж Кеньон, чтобы присоединиться к Джону Кроу Рэнсому в качестве помощника по журналу «Кеньон Ревью». В августе 1953 года Рэнсом сказал коллеге, что у него «большие надежды сделать Роби членом научного сообщества, если он не уйдёт работать в ЦРУ, что, как я слышал, он собирается предпринять» [556]556
  John Crowe Ransom to David McDowell. 11 August 1953 (RH/COL). Безразличие Рэнсома по поводу новостей о предложении работы его протеже в ЦРУ свидетельствует о том, что он вполне мог быть официально неформальным контактом Мейера в Кеньоне.


[Закрыть]. Корд Мейер лично предложил Маколею работу в Отделе по международным организациям. Поразмышляв над предложением всё лето, Маколей согласился. «Я полагаю, что Корд завербовал его для работы с Джоссельсоном в качестве оперативного сотрудника, потому что думал, что тот может говорить нужные вещи», – отметил Ли Уилльямс [557]557
  Lee Williams. Interview, Washington, July 1996.


[Закрыть].

Мейер заполучил второго члена в команду Рэнсома, завербовав Джона «Джека» Томпсона, который в 1956 году стал исполнительным директором Фонда Фарфилда. По контракту с ЦРУ Томпсон занимал эту должность более 10 лет. После Кеньона Томпсон уже являлся автором ряда научных статей и обладал определённой степенью влияния среди нью-йоркских литераторов. «Его подобрал Джон Кроу Рэнсом и группа поэтической школы «Фьюджитив» (The Fugitive Group), а потом Лайонел и Диана Триллинг в Нью-Йорке, где Томпсон преподавал английский язык в Колумбийском университете, – вспоминал его близкий друг Джейсон Эпштейн. – Чета Триллингов, фантастические снобы, была одержима Томпсоном и его женой. Поэтому Триллинг и выдвинул Джека на пост директора Фонда Фарфилда, вероятно, потому что он [Триллинг] надеялся получать с него деньги для Американского комитета за свободу культуры» [558]558
  Jason Epstein. Interview, New York, June 1994.


[Закрыть]. В то время всё это казалось Томпсону хорошей идеей. «КГБ тратил миллионы, – говорил он, – но у нас тоже были друзья. Мы знали, кто чего заслуживает, а кто нет, мы знали, что лучше, и старались избегать стандартного демократического дерьма, когда средства уходят одному еврею, одному чёрному, одной женщине или одному южанину. Мы хотели достучаться до наших друзей, помочь им – людям, которые согласились с нами и пытаются делать хорошие вещи» [559]559
  John Thompson. Цитата из Richard Elman. The Aesthetics of the CIA (unpublished manuscript).


[Закрыть]. Несмотря на долгосрочное сотрудничество Томпсона с ЦРУ, в разделе «Политика» одного из изданий Справочника американских профессоров напротив его фамилии стояла пометка «радикал».

Помимо Томпсона и Маколея в группе студентов, проживавших в Дугласс-хаусе, был ещё один, которого Корд Мейер записал в свой «актив». Правда, привело это к провальным и местами анекдотичным последствиям. Для Рэнсома этот человек был «больше, чем просто студент, он был как сын». Его звали Роберт Лоуэлл.

Корд Мейер пополнил свой список новобранцев молодым писателем-романистом Джоном Хантом (John Hunt), которого отыскал в менее престижных классах небольшой экспериментальной школы для мальчиков в Сент-Луисе, штат Миссури. Хант родился в Маскоги, штат Оклахома, в 1925 году. Перед тем как пойти служить в Корпус морской пехоты в 1943 году, он посещал школу Лоренсвилль (Lawrenceville School) штата Нью-Джерси. Демобилизовавшись в 1946-м в звании второго лейтенанта, он в том же году поступил в Гарвард. Там он был редактором «Прогрессивных студентов» (Student Progressive), издания Либерального союза Гарвардского университета. В 1948 году Хант окончил Гарвард по основной специальности «английская литература» и второй – «греческий язык», осенью того же года женился и переехал в Париж, где начал писать художественную прозу и посещать занятия в Сорбонне. Хант оказался очарован и восхищён хемингуэевскими взглядами на жизнь американца в Париже. После рождения дочери в июле 1949 года он вернулся в США, чтобы ввести писательские семинары в Университете Айовы, где также преподавал на кафедре классической литературы. Там он и встретил Роби Маколея. В 1951 году Хант присоединился к профессорско-преподавательскому составу школы Томаса Джефферсона в Сент-Луисе, где оставался до июня 1955 года. «Поколения людей» (Generations of Men), роман, который он начал в Париже, был принят к публикации издательством «Атлантик Литтл Браун» (Atlantic Little Brown). Примерно в это же время Мейер завербовал Ханта в качестве оперативного сотрудника Конгресса за свободу культуры.

Напряжённая работа и живой темперамент Майкла Джоссельсона стали оказывать негативный эффект на его здоровье, и в октябре 1955 года в возрасте 47 лет он перенёс свой первый инфаркт. Для облегчения нагрузки Мейер решил отправить к нему второго лейтенанта Джона Ханта. Затем последовала личная беседа Ханта с Джоссельсоном, у которого на руках уже были его биография и кипа блестящих рекомендаций. Джон Фаррар (John Farrar) из издательства «Фаррар Страус» рекомендовал Ханта за его «администраторские способности, холодный рассудок и чувство ответственности за всё, во что мы верим». Тимоти Фут (Timothy Foote), помощник редактора парижского отделения «Тайм-Лайф», был уверен, что Хант будет «чрезвычайно полезен практически в любых разумных мероприятиях», добавив, что «он твёрдо верит в американскую ответственность за границей, но не считает, что Соединенные Штаты должны извиняться за свои усилия или влияние в зарубежных странах» [560]560
  Timothy Foote to Michael Josselson. 5 March 1956 (CCF/CHI).


[Закрыть]. Пройдя собеседование с Джоссельсоном в феврале 1956 года, Хант был вскоре официально назначен в секретариат Конгресса. Можно лишь предполагать, что резюме и рекомендательные письма были лишь частью прикрытия Ханта, которые полезно иметь в личном деле для создания видимости, что назначение было совершенно законно.

Для Ханта Конгресс был подобен морям Мелвилла – «мой Йельский колледж и мой Гарвардский университет» (речь идёт о Германе Мелвилле, американском писателе, поэте и моряке, авторе классического морского романа «Моби Дик». – Прим. ред.). Хотя Ханти не мог рассчитывать на такой авторитет, которого добился Джоссельсон за годы старательного и добросовестного управления как денежными потоками, так и людьми с капризными нравами, Конгресс всё же выигрывал от вливания свежей крови. Приход новобранцев Мейера стал сигналом к началу новой эпохи в отношениях Конгресса с ЦРУ. Трудности с нехваткой оперативных сотрудников, подходящих для работы, закончились. Джоссельсон теперь был обеспечен помощниками, которые по своим интеллектуальным способностям соответствовали требованиям Конгресса. Джоссельсон и Маколей, в частности, сработались лучше всего. Они нередко устраивали автомобильные поездки вместе со своими жёнами. Иногда к ним присоединялись Хант и его жена. На фотографиях они выглядят загорелыми и расслабленными. С красивыми спортивными стрижками, в брюках из прочной хлопчатобумажной ткани и в солнечных очках в чёрной оправе Маколей и Хант смотрятся типичными американцами 1950-х. Возвращаясь на работу, они часто делились шутками по поводу расходов Управления. Когда вновь прибывший агент ЦРУ Скотт Чарлз (Scott Charles) признался им, что в случае обнаружения слежки за собой он каждый день идёт в офис другим маршрутом, Джоссельсон, Маколей и Хант нашли это необычайно смешным.

«Роби Маколей никогда не думал, как они, и не действовал, как они. Он не был циничным или изворотливым, – рассказывала Диана Джоссельсон, которая дружила с четой Маколеев с 1941 года. – Только одна вещь была неправильной в его отношениях с Майклом. Она заключалась в том, что он никак не реагировал, когда тот сердито спрашивал или сердито объяснял какую-либо ситуацию. Майкл начинал сердиться ещё больше, его артериальное давление возрастало, он повторял сказанное вновь, а Роби просто сидел и ничего не говорил. Я сказала ему однажды, что он неправильно обращается с Майклом, он должен что-то сказать и не позволять Майклу исходить паром таким образом» [561]561
  Diana Josselson. Interview, Geneva, March 1997.


[Закрыть].

Тот азарт, с которым Мейер вербовал сотрудников, демонстрировал его укрепившуюся приверженность Конгрессу, но вызывал смешанные чувства. Прибытие Уоррена Мэншела (Warren Manshel) в 1954 году, к примеру, вызвало негодование Джоссельсона, который считал, что присутствие Управления в рамках аппарата Конгресса становится непропорциональным. Диана Джоссельсон рассказывала, что Мэншел «был отправлен из ЦРУ для того, чтобы докладывать о Конгрессе... Его подсунули Майклу, которому пришлось искать для него хоть какое-то прикрытие. Существовала практика перемешивания новых сотрудников с постоянным составом для расширения взаимоотношений, и Майклу в итоге пришлось просто смириться с ним» [562]562
  Там же.


[Закрыть]. Он также должен был смириться с присутствием Скотта Чарлза, который был назначен в Парижский офис в качестве аудитора. «Он скорее нравился мне, – рассказывала Диана. – Позже, после смерти Майкла, я редактировала его путеводитель по Женеве» [563]563
  Там же.


[Закрыть].

К середине 1950-х годов Джоссельсон ассоциировал себя в первую очередь с Конгрессом, чьи потребности он инстинктивно ставил выше, чем потребности ЦРУ. Он чувствовал, что Конгресс нуждается в Управлении только из-за денег (и Корд Мейер закрывал глаза на эти доллары, назначив бухгалтера ЦРУ Кена Дональдсона (Ken Donaldson) в Конгресс в качестве своего лондонского «генерального финансового инспектора»). Джоссельсон даже пытался освободить Конгресс от финансовой зависимости от Управления, завязывая дружеские отношения с Фондом Форда. Так как Форд уже профинансировал Конгресс на сумму в несколько миллионов долларов в середине 1950-х годов, вполне разумно было ожидать, что он рассмотрит вопрос о полном финансовом обеспечении Конгресса. Но Управление отказалось уступить контроль над Конгрессом, и переговоры Джоссельсона с Фондом Форда были обречены с самого начала.

Присутствие ЦРУ в культурной жизни рассматриваемого периода было не только явственным, но и стало возрастать. В своих письмах из Нью-Йорка Лоуренсде Новилль делился с Джоссельсоном своими идеями для обсуждения их в журнале «Инкаунтер», в том числе предлагал такую тему, как «совесть отдельного человека в противовес требованиям иерархии», которую Джоссельсон поспешно рекомендовал Спендеру и Кристолу. Они, по-видимому, не знали об особом интересе Джоссельсона к этой запутанной теме. Другие сотрудники Управления были не в состоянии противостоять притяжению пера. Джек Томпсон продолжал писать для научных журналов, таких как «Хадсон Ревью» (Hudson Review), а в 1961 году он опубликовал блестящую работу по английской поэзии «Основа ритмической структуры английского стиха» (The Founding of English Metre). Роби Маколей писал для «Кеньон Ревью», «Нью Рипаблик» (The New Republic), «Айриш Юниверсити Ревью» (The Irish University Review), «Партизан Ревью» и «Нью-Йорк Таймс Бук Ревью» (The New York Times Book Review). Во время службы в ЦРУ он продолжал писать художественную прозу. В 1954 году вышла книга «Маски любви» (The Disguises of Love), а в 1958-м – «Конец жалости и другие рассказы» (The End of Pity and Other Stories).

Лондонское издательство «Ходдер и Стаугтон» (Hodder and Stoughton) опубликовало книгу об Афганистане Эдварда С. Хантера (Edward S. Hunter), ещё одного сотрудника ЦРУ, который под личиной свободного, внештатного литератора скитался по Центральной Азии в течение многих лет. Фредерик Прагер (Frederick Praeger), пропагандист американской военной администрации в послевоенной Германии, опубликовал около 20-25 томов всевозможных трудов, в написании, издании или даже распространении которых ЦРУ было заинтересовано. Прагер рассказывал, что они (люди из ЦРУ) либо напрямую возмещали ему расходы на публикацию, либо гарантировали, как правило, через фонд, покупку достаточного количества экземпляров, чтобы сделать книгу окупаемой.

«Книги отличаются от всех других средств пропаганды, – писал начальник Отдела тайных операций (Covert Action Staff) ЦРУ, – в первую очередь потому, что одна книга может изменить отношение читателя и его дальнейшие действия до такой степени, какой невозможно достичь с помощью другого средства. [Таким образом] книжное производство становится самым важным орудием стратегической (долгосрочной) пропаганды» [564]564
  Chief of Covert Action Staff. CIA. Цитата из Final Report of the Church Committee, 1976.


[Закрыть]. Тайная программа книгоиздательства была запущена ЦРУ, по словам того же источника, со следующими целями: «Добиваться издания книг и их распространения за рубежом, не раскрывая какого-либо влияния со стороны США, путём тайного субсидирования зарубежных изданий или книжных магазинов. Добиваться издания книг, «незараженных» какой-либо открытой формой привязки к правительству США, особенно если позиция автора является «деликатной». Добиваться издания книг, руководствуясь оперативными соображениями, независимо от рентабельности этих книг. Стимулировать и субсидировать местные национальные или международные организации для публикации и распространения книг. Стимулировать написание политически значимых книг неизвестными иностранными авторами – либо путём прямого финансирования автора, если возможны тайные контакты с ним, либо косвенно, через литературных агентов и издателей» [565]565
  Там же.


[Закрыть].

В 1977 году «Нью-Йорк Таймс» утверждала, что ЦРУ было причастно к изданию по крайней мере тысячи книг [566]566
  New York Times, 25 December 1977.


[Закрыть]. ЦРУ никогда не предавало огласке список публикаций, готовящихся к печати с его помощью, но известно, что книги, в которых Управление принимало участие, включают в себя: «Венгерскую революцию» (La Revolution Hongroise) Ласки, переводы поэм «Бесплодная земля» (The Waste Land) и «Четыре квартета» (Four Quartets) Т.С. Элиота и, естественно, те книги, которые публиковали Конгресс за свободу культуры или его филиалы, в том числе сборники стихов «Прошлое в настоящем: борьба идей от Кельвина до Руссо» (Le Passe Present: Combats d'idees de Calvin a Rousseau) Герберта Люти (Herbert Luthy), «На полпути к Луне: Новые письма из России» (Half-Way to the Moon: New Writing from Russia) Патрисии Блейк («Инкаунтер Бук», 1964), «Литература и революция в Советской России» (Literature and Revolution in Soviet Russia) под редакцией Макса Хэйварда и Леопольда Лабедза (Max Hayward, Leopold Labedz; «Оксфорд Юниверсити Пресс», 1963), «История и надежда: прогресс в свободе» (History and Hope: Progress in Freedom) Кота Желенски (Kot Jelenski), «Искусство строить догадки» (The Art of Conjecture) и «Сотня цветов» (The Hundred Flowers) Бертрана де Жувенеля (Bertrandde Joywenel) под редакцией Родерика Макфаркуара (Roderick MacFarquhar), автобиографический роман Николо Тучи (Nicolo Tucci) «До меня» (Before My Time), «Итальянцы» (The Italians) Барзини (Barzini), «Доктор Живаго» Пастернака и новые издания «Государя» (The Prince) Макиавелли. Работы Чехова были переведены на многие языки и изданы фирмой «Чехов Паблишинг Компани» (Chekhov Publishing Company), которая тайно финансировалась ЦРУ.

Помимо Джона Ханта, чьё изначальное призвание – писательский труд, было ещё несколько активно пишущих романистов, которыми гордилось ЦРУ. Выпускник Йельского университета Питер Маттьессен (Peter Matthiessen), ставший впоследствии знаменитым благодаря своей книге «Снежный барс» (The Snow Leopard), основал в Париже журнал «Пэрис Ревью» и писал для него статьи. Работая на ЦРУ, он написал роман «Партизаны» (Partisans). Ещё одним новобранцем Корда Мейера был Чарлз Маккэрри (Charles McCarry), которого позже считали своего рода ответом Америки на английского писателя Джона Ле Карре (John le Carre). Помимо него был Джеймс Мичнер (James Michener), который за свою долгую, отмеченную Управлением в благоприятном ключе, карьеру написал кучу блокбастеров с такими скромными названиями, как «Польша», «Аляска», «Техас», «Космос». В середине 1950-х годов Мичнер использовал карьеру писателя для прикрытия своей работы по устранению радикалов, которые просочились в одну из операций ЦРУ в Азии. Для этого он был направлен в фонд «Азия» (Asia Foundation), финансировавшийся ЦРУ. Позднее он сказал, что «писатель никогда не должен служить секретным агентом какой-то структуры или кого бы то ни было». Потом был Говард Хант, автор романов «К Востоку от прощаний» (East of Farewell), «Граница тьмы» (Limit of Darkness) и «Незнакомец в городе» (Stranger in Town), за который он получил премию Гугенхайма. Когда Хант работал на Управление координации политики (УКП), которое возглавлял Фрэнк Уизнер, ему поручили выпустить несколько оригинальных изданий в бумажной обложке через издательскую компанию «Фосетт» (Fawcett Publishing Corporation). В Мексике он отвечал за издание книги «Жизнь и смерть в СССР» (Life and Death in the USSR) марксистского писателя-интеллектуала Эль Кампесино (El Campesino), первого из латиноамериканских писателей, кто поведал о терроре сталинистов. Книга была переведена на многие языки и распространялась с помощью ЦРУ. Он также поручил оперативнику Уильяму Бакли оказать помощь ещё одному чилийскому интеллектуалу, марксисту Эудохио Равинесу (Eudocio Ravines) закончить его не менее важную книгу «Путь Енань» (The Yenan Way).

В конце 1961 года Говард Хант присоединился к вновь созданному Отделу внутренних операций (Domestic Operations Division), во главе которого стоял Чарлз Трейси Бэрнс (Charles Tracy Barnes). Бэрнс, который являлся также заместителем директора Совета по психологической стратегии (Psychological Strategy Board), был активным сторонником использования литературы в качестве оружия антикоммунистической пропаганды и упорно трудился над укреплением издательской программы ЦРУ. «Новый отдел взял под своё крыло как персонал, так и проекты, невостребованные другими подразделениями ЦРУ, – писал позднее Говард Хант. – А те проекты по тайным операциям, которые перешли ко мне, были почти полностью связаны с издательской деятельностью и публикациями. Мы финансировали «важные» книги, как, например, «Новый класс» (The New Class) Милована Джиласа (исследование коммунистических олигархий), издание которых поддерживала издательская компания Фредерика Прагера» [567]567
  E. Howard Hunt. Undercover: Memoirs of an American Secret Agent. The New Class was published in collaboration with the Congress for Cultural Freedom.


[Закрыть].

«Под разными псевдонимами я помогал в написании нескольких романов, положительно отзывавшихся о ЦРУ, а также курировал одну или две научные работы, не говоря уже о написании журнальных статей о новой враждебности старой коммунистической угрозы», – рассказывал Гарри Хаббард (Harry Hubbard) в «Призраке проститутки» (Harlot's Ghost) Нормана Мейлера. Агенты ЦРУ оказали своё влияние даже на путеводители. Некоторые из агентов перемещались по Европе со знаменитыми путеводителями Фодора, пользуясь ими как прикрытием. Сам Юджин Фодор (Eugene Fodor), бывший лейтенант армии США и офицер УСС, позже защищал эту практику, заявив, что деятельность ЦРУ «была высокопрофессиональной, высококачественной. Мы никогда не допускали контрабанду политики в книгах» [568]568
  Eugene Fodor. Цитата из New York Times, 25 December 1977.


[Закрыть] (в 1949 г. в Париже американец венгерского происхождения Юджин Фодор основал издательскую фирму «Фодорс», которая стала выпускать справочники по туризму и путеводители Фодора и со временем превратилась в одну из крупнейших в мире компаний, предоставляющий информацию по туризму и путешествиям на английском языке. – Прим. ред.). Исполнительный помощник директора ЦРУ Лиман Киркпатрик каждый год писал статьи для раздела «Армии мира» в Британской энциклопедии, которая принадлежала бывшему помощнику государственного секретаря по связям с общественностью Уильяму Бентону. Иногда писатели ЦРУ по контракту давали рецензии на книги в «Нью-Йорк Таймс» или другие уважаемые издания. Агент ЦРУ Джордж Карвер (George Carver) писал статьи под собственным именем в журнале «Форин Аффэрс» (Foreign Affairs), хотя при этом не упоминал, на кого он работает. В Англии Монти Вудхауз писал статьи для «Инкаунтера» и «Таймс Литерари Сапплемент».

Феномен писателя как шпиона или шпиона как писателя был отнюдь не нов. Сомерсет Моэм (Somerset Maugham) использовал свой литературный статус как прикрытие для выполнения заданий британской секретной службы во время Первой мировой войны. Его более позднее собрание автобиографических рассказов «Эшенден» (Ashenden) стало библией для офицеров разведки. Комптон Макензи (Compton Mackenzie) работал на МИ-5 в 1930 году, а затем был подвергнут преследованию со стороны правительства Её Величества за раскрытие имён сотрудников Секретной разведывательной службы (SIS) в своей книге «Мемуары об Эгейском море». Грэм Грин в художественной прозе использовал свой опыт работы в качестве тайного агента МИ-5 во время и после Второй мировой войны. Однажды он охарактеризовал МИ-5 как «лучшее туристическое агентство в мире».

«Интеллектуалы или, скажем, интеллектуалы определённого сорта всегда крутили романы с разведывательными службами, – отмечал Кэрол Брайтман. – Это всё равно что стать совершеннолетним – вступить в разведывательную службу, в особенности для таких мест, как Йель» [569]569
  Carol Brightman. Interview, New York, June 1994.


[Закрыть]. Писатель Ричард Элман (Richard Elman; не путать с биографом Джойса Ричардом Эллманном) также проявлял беспокойство с точки зрения эстетики: «Стоит отметить, что общего у этих людей. Все они были христианами в нерелигиозном ключе Т.С. Элиота. Они верили в высшую власть, высшую истину, которая одобрила их антикоммунистический, антиатеистский крестовый поход. Т.С. Элиот, Паунд и другие модернисты обращались к своим чувствам элитарности. ЦРУ даже заказало перевод «Четырёх квартетов» Элиота, а затем забросило эти книги по воздуху в Россию. Были такие люди, как Шоу и Уэллс, для которых социалистический «век простого человека» представлялся нежелательным – они хотели лицезреть Непростого Человека и Высокую Культуру. Поэтому вынуждены были не просто вкладывать деньги в культуру» [570]570
  Richard Elman. Interview, New York, June 1994. Ричард Элман также считал, что «интерес ЦРУ к художественной литературе и её создателям и издателям был представлен как ошибочная филантропия или даже поддержка западных ценностей и свобод человека в противовес тоталитарному сознанию, но это также явно был «грязный фокус» ЦРУ и его союзников, средство воздействия на сознание, попытка «предвосхитить», говоря на жаргоне ЦРУ». Richard Elman. The Aesthetics of the CIA; см. также: Jason Epstein. The CIA and the Intellectuals, New York Review of Books, 20 April 1967. Автор заявляет, что ЦРУ и его союзники «были движимы не бескорыстной любовью к интеллекту или эстетическими убеждениями, они были заинтересованы в защите и увеличении американского могущества».


[Закрыть].

Аллен Гинсберг (Allen Ginsberg) даже предполагал, что Т.С. Элиот был частью литературного заговора, спланированного его другом Джеймсом Джизусом Англтоном. В скетче 1978 года под названием «Т.С. Элиот вошёл в мои мечты» Гинзберг воображал, как «на корме направлявшегося в Европу корабля Элиот сидел, развалившись в шезлонге, в кампании других пассажиров, наблюдая за остающимся позади синим облачным небом и ощущая надёжность железного пола под ногами». «А сам ты, – спросил я. – Что ты думаешь о влиянии ЦРУ на поэтические произведения? В конце концов, разве не был Англтон твоим другом? Разве не говорил он тебе о своём плане восстановить активность интеллектуальных кругов Запада для их борьбы с так называемыми сталинистами?» Элиот слушал внимательно, и я был удивлён, что он не смущён. «Ну, есть разные парни, стремящиеся к господству, политическому и литературному... ваши гуру, например, теософы, медиумы и диалектики, любители почитать за чаем и идеологи». Наверное, я был одним из таких в среднем возрасте. Да, действительно был, зная склонность Англтона к литературным заговорам. Я считал их пустяковыми, с дурными намерениями, но не имеющими значения для Литературы». «Я думал, что хоть какое-то значение они имели, – сказал я, – так как тайно подпитывали карьеры слишком многих консерваторов-интеллектуалов, обеспечивая средствами к существованию мыслителей в Академии, влиявших на интеллектуальную атмосферу Запада... В конце концов, интеллектуальная атмосфера должна быть революционной или по крайней мере радикальной, отыскивая корни болезни, механизации и господства неестественной монополии... И правительство через фонды поддерживало целое направление «специалистов по войне»... Финансирование журналов, подобных «Инкаунтеру», которые преподносили стиль Т.С. Элиота как краеугольный камень искушённости и компетенции... не помогло создать альтернативную, свободную и жизнеспособную децентрализованную культуру индивидуализма. Вместо этого мы получили всё худшее от капиталистического империализма» [571]571
  Allen Ginsberg. T.S. Eliot Entered My Dreams, City Lights Journal, Spring 1978.


[Закрыть].

Защита и оборона «высокой» культуры, предпринятая людьми, подобными Англтону, осуществлялась автоматически. «Нам никогда не приходило в голову уличать кого-то или что-то в элитарности, – сказал однажды Ирвинг Кристол. – Элитой были мы – несколько счастливчиков, выбранных Историей, чтобы подтолкнуть наших добрых приятелей к светскому спасению» [572]572
  Irving Kristol. Цитата из Peter Steinfels. The Neoconservatives: The Men Who Are Changing American Politics (New York: Simon & Schuster, 1979); Как подчеркнул Кристофер Лэш, элитизм той интеллигенции, которая однажды заинтересовалась ленинизмом, ни в коей мере не противоречив: «Даже после того, как они отмежевались от материалистического содержания ленинизма, они придерживались схожего взгляда интеллигенции, являясь авангардом истории». Christopher Lasch. The Cultural Cold War, The Nation, 11 September 1967.


[Закрыть]. Воспитанные на модернистской культуре, эти элиты поклонялись Элиоту, Йетсу, Джойсу и Прусту. Они считали своей работой «не давать публике того, чего она хочет, или думает, что хочет, а посредством своих самых умных членов давать то, что она должна иметь» [573]573
  Allen Tate. Цитата из Marian Janssen. The Kenyon Review 1939-1970 (Mijmegen: M. Janssen, 1987).


[Закрыть]. Иными словами, высокая культура была не только важной антикоммунистической линией обороны, но и бастионом против усреднённого массового общества, против того, что Дуайт Макдональд с ужасом называл «расплывающейся грязью массовой культуры» [574]574
  Dwight Macdonald. Цитата из Andrew Ross. No Respect. Александр Солженицын использовал похожую, возможно, несколько более художественную метафору, когда он характеризовал американскую поп-культуру «как жидкий навоз, просачивающийся под дверь».


[Закрыть].

Парадокс защиты демократии силами патрициев, которые относились к демократии с подозрением, весьма трудно игнорировать. Объявляя себя правящей элитой, которая защищает мир от варварства, они были модернистами, поверженными в ужас от потускневшей от крови современности. В прощальной речи в колледже Кеньон в 1940 году Роберт Лоуэлл обратил внимание на самые тёмные страхи этой аристократии: «Ибо все вы знаете, что как филистимляне и готы преуспели в своём бездуховном способе уничтожения цивилизации, они придут во все золотые чертоги знаний, они придут, наконец, в Милтон, Гротон, школу Святого Павла, школу Святого Марка и туда, где уже неспособные, нечеловечные, необразованные студенты будут делать то, что они делают. И негодующие готы и филистимляне выдернут этих несчастных бездельников и трутней из улья, и не будет больше старых конечностей для новой крови, и мир возвратится к своим неутомимым циклам регресса и прогресса и их повторения» [575]575
  Robert Lowell. Valedictory Address, Kenyon College, 1940. Цитата из Ian Hamilton. Цит. произв.


[Закрыть].

Убеждённые в том, что они должны укреплять свою оборону от грядущей катастрофы, «аврелианцы» (Aurelians) в 1949 году приняли решение о награждении Эзры Паунда Боллингеновской премией библиотеки Конгресса (Bollingen Prize) в области поэзии за его книгу «Пизанские песни» (Pisan Cantos) («аврелианцы» – имеется в виду «Аврелианское почётное общество», одно из тайных обществ Йельского университета, созданное Линделлом Бейтсом в 1910 г.; названо в честь римского императора Марка Аврелия, идеи и философию которого разделяло. – Прим. ред.). Есть анекдот, как однажды Пол Меллон, щедрый меценат, пожаловался Аллену Тейту и Джону Кроу Рэнсому о том, как много левых среди писателей. Меллон сам обладал превосходным вкусом в искусстве, но был консервативен в политике, что являлось почти непременным условием (sine qua non) для «ангелов холодной войны». Тейт ответил, что писатели всегда были нуждающимися, так почему бы Меллону не выделить немного денег на гранты, премии или что-либо ещё, что сделает получателей гораздо счастливее и менее склонными к идеям революции? Так Меллон пополнил Боллингеновскую премию, добавив к ней в качестве частных пожертвований от своего имени 20 тысяч долларов.