Текст книги "Врата"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

14

Стемнело, воздух охладился настолько, что вылетели москиты, когда Джек добрался до горчично-желтого здания с двухэтажным корпусом и одноэтажными крыльями, где располагался муниципалитет города Новейшн. Над центральным подъездом с высокими колоннами парила скелетообразная башня с курантами, чересчур современная по сравнению с остальным. Картину дополняла зеленая крыша, портик на фронтоне, навесы. Знак указывал, что полицейский участок находится сзади слева.

Набравшись духу, он вошел, спросил мисс Несбит. Дежурный сержант объяснил, как пройти в кабинет. Шагая по коридору мимо шмыгавших туда-сюда копов, чувствовал себя Малышом Херманом[19]19
  Херман Вудро Чарльз (1913 – 1987) – чернокожий джазовый музыкант, кларнетист.


[Закрыть] на съезде Ку-клукс-клана. Если кто-нибудь заглянет под капюшон...

Будем надеяться, не попросят предъявить документы в подтверждение родства. Фамилия отца отнюдь не Тайлески.

Мисс Несбит оказалась милой пухленькой маленькой женщиной с лоснившейся черной кожей, короткими кудрявыми волосами, плотно облегавшими голову, и лучистой улыбкой.

– Вот протокол, – протянула она лист бумаги.

Джек взглянул мельком, собравшись прочесть позже, но обратил внимание на план места происшествия.

– Где этот перекресток? – спросил он, ткнув в листок пальцем. – На пересечении Пембертон и Южной дороги?

Она нахмурилась:

– Они пересекаются в болотах на границе Эверглейдс, дорога оттуда никуда не ведет.

– Зачем мой отец ехал в никуда?

– Надеемся, что вы нам объясните, – произнес за спиной чей-то голос.

Джек, оглянувшись, увидел молодого мясистого копа, стриженного под ноль. Могучие бицепсы распирали короткие рукава форменной рубашки. Выражение лица нейтральное.

– Офицер Эрнандес, – представила Анита. – Это он принял вызов и обнаружил вашего отца.

Джек протянул руку, надеясь, что ладонь не слишком вспотела.

– Спасибо. Вы, наверно, спасли ему жизнь.

– Очень рад, если так, – пожал полицейский плечами. – Но я слышал, он еще из чащи не выбрался.

– Следствие продолжается?

– Хорошо бы с ним поговорить, выяснить кое-какие детали. Не знаете, что он там в такой час делал?

– В какой час? – Джек заглянул в протокол.

– Около полуночи.

– Понятия не имею, – покачал он головой.

– Может, впутался в какое-то темное дело?

– Мой отец? В темное дело? Да ведь он настоящий...

Джек старался припомнить известную безупречно честную и законопослушную личность и потерпел поражение. Наверняка существует такая, просто не приходит на память.

– ...настоящий Каспар Милктост...[20]20
  Каспар Милктост – персонаж комиксов, выходивших с 1924 г., робкий нерешительный мямля.


[Закрыть]

Судя по физиономии, Эрнандес ровно ничего не понял.

– ...нормальный простой обыватель, который занимается собственным делом и ни во что не впутывается. Мой отец не рискует. – Назвать его робким было бы несправедливо. Заняв позицию, он ее отстаивал, как бульдог. – Почти всю жизнь прожил в Джерси, милях в пятидесяти от Атлантик-Сити, и, по-моему, за все это время ни разу не зашел в казино. Глупо думать, будто он впутался хоть в сколько-нибудь преступное дело.

– Не обязательно в преступное, – пожал плечами Эрнандес. – Может, спутался с женой крутого парня, или...

Джек вскинул руки:

– Обождите. Стойте. Только не он. Уверяю, это невозможно.

Эрнандес пристально посмотрел на него.

Так-так. Начинается.

– Вы живете поблизости?

– Нет, по-прежнему в Джерси. – Где живет Тайлески? Попробуй заучи адреса каждого псевдонима... Сведения стремительно пронеслись в голове. – В Хобокене.

– Часто видитесь с отцом? Сколько раз в году его навещаете?

– Он здесь живет недолго. Меньше года.

– Ну?

– И я к нему впервые приехал.

– Часто беседовали?

– Гм... нет.

– Значит, фактически малознакомы со здешним образом жизни отца.

Джек вздохнул. Снова здорово.

– Пожалуй. Но знаю, что он не преступник, не лжец, не допускает таких людей в свою жизнь.

Что еще мне известно? – задумался он. Что знаешь о любом человеке, даже о том, кто тебя вырастил, кроме его поступков, рассказов о себе?

Вспомнились слова Ани: поверь, малыш, ты многого не знаешь о своем отце.

В тот момент он не обратил на них особого внимания, а теперь, когда папа стал жертвой наезда, второй участник которого скрылся...

– Скажем, он попал в аварию на пути неизвестно куда... – Джек обратился к Аните: – Вы говорите, о происшествии сообщили по телефону?

– Так сказано в протоколе, – кивнула она.

– Значит, был свидетель.

– Очевидное заключение, но... – Мачо Эрнандес заколебался. Почти незаметно.

– Что «но»?

– Ну, я добирался до перекрестка почти двадцать минут... Когда приехал, на месте происшествия была одна машина вашего отца, словно авария только что произошла. Автомобиль стоял поперек Пембертон-роуд. Судя по следам, я понял, что ваш отец ехал на запад по Пембертон. Там у Южной дороги знак «стоп». Похоже, его сбили почти посреди перекрестка. Может, не обратил внимания, может, проехал на знак, может, плохо себя почувствовал. Скажу лишь, его кто-то так крепко стукнул, что автомобиль развернуло на девяносто градусов, а к моему приезду никого больше не было рядом.

– Кто звонил? – спросил Джек. – Мужчина, женщина?

– Тони, дежурный сержант, принимал сообщение. Я спрашивал, но он точно не понял. Очень быстро прошептали: «Серьезная авария на перекрестке Пембертон и Южной. Поторопитесь». И все.

– Установили номер?

Эрнандес взглянул на Аниту.

– Тоже ничего не дает. Звонили из таксофона у «Пабликса».

– Что такое «Пабликс»?

– "Уинн-Дикси"[21]21
  «Уинн-Дикси» – сеть супермаркетов в южных штатах.


[Закрыть].

– Прошу прощения. – На каком языке они тут говорят? – Я с севера, и пока...

– "Пабликс" – сеть здешних продовольственных магазинов, – объяснила Анита.

– Ясно. Где этот самый «Пабликс»?

– В трех кварталах оттуда.

– Что? Как же так? Это ведь...

– Невозможно? – договорил Эрнандес. – Не совсем. Допустим, водитель второй машины совершил что-то противозаконное и поэтому уехал. Допустим, его мучила совесть, он позвонил приятелю, попросил уведомить полицию из автомата, чтоб мы его не опознали.

– Остается благодарить Бога за совесть, – заметила Анита.

– Аминь, – кивнул Эрнандес. – Одно скажу: хорошо, что нас предупредили, иначе ваш отец был бы трупом.

15

Джек лихорадочно думал, ведя машину в южный конец города.

Сообщив Эрнандесу, где он остановился, пообещав не уезжать без предупреждения – на случай, если у копов возникнут вопросы, – он покинул участок в каком-то тумане. Но все-таки расспросил, как отыскать стоянку, на которую отбуксировали машину отца.

Водитель второй машины чуть его не убил, однако оказался добрым самаритянином и уведомил копов. Смесь невезения и удачи.

И еще остается серьезный вопрос: что папа делал в такое время в болотах?

К тому времени, как он доехал до южной окраины города, почти стемнело. Следуя указаниям Эрнандеса, миновал старый известняковый карьер, стоянку для трейлеров, за которой находилась эвакуационная стоянка Джейсона, предназначенная для разбитых и старых машин.

Она была закрыта. Можно перелезть через сетчатую ограду, но не хочется рисковать встречей со сторожевым псом, поэтому Джек побрел вокруг, разглядывая разбитые машины.

В протоколе записано – как же иначе? – серебристый «меркьюри-гранд-маркиз», неофициальный символ штата Флорида, и указан номер. Автомобиль нашелся у ворот. Джек вцепился в ограду, вгляделся. Бампера нет, от правого переднего крыла осталось одно воспоминание, ветровое стекло – сплошная паутина – вдавлено внутрь, двигатель скошен влево.

Он что, с танком столкнулся?

Пальцы со скрежетом впились в железную сетку. Кто это сделал и скрылся? Может быть, папа о чем-то задумался, не заметил знак «стоп»? Хорошо, предположим, что он виноват. Тем не менее куда другой-то несся, черт побери?

16

В животе начинало бурчать, когда Джек покидал стоянку Джейсона. Он сообразил, что ничего не ел после сандвича с крабами у Джоуни. Заметил по пути «Тако-Белл»[22]22
  «Тако-Белл» – сеть закусочных быстрого обслуживания.


[Закрыть], остановился, съел пару буррито[23]23
  Буррито – мексиканский пирожок с начинкой из бобов под острым соусом.


[Закрыть], запил «Маунтин Дью».

Перекусив и продолжив путь, решил завернуть в больницу по дороге к Южным Вратам, еще разок взглянуть на отца.

На третьем этаже столкнулся с доктором Хуэртой, вышедшей из палаты в сопровождении рыжеволосой женщины. На красочной именной табличке последней значилось: «К. Мортенсон, медсестра».

– Как он? Состояние не изменилось?

Доктор Хуэрта покачала головой, откинула непослушную прядь волос. Вид у нее был усталый.

– По-прежнему семь баллов. Не лучше, но и, слава богу, не хуже.

Пожалуй, хорошо. Впрочем, он заехал не просто повидать отца.

– Где его личные вещи?

– Вещи?

– Ну, знаете, одежда, бумажник, какие-нибудь документы...

Доктор Хуэрта взглянула на сестру Мортенсон, и та сказала:

– Заперты в шкафу в дежурке. Сейчас принесу.

Доктор Хуэрта двинулась дальше, Джек вошел в отцовскую палату. Остановился у койки, глядя, как он дышит, чувствуя себя бессильным, растерянным. Все неправильно. Папа должен сидеть у Ани, выпивать, играть в маджонг, а не лежать без сознания с воткнутыми в тело трубками.

Пришла Мортенсон с планшеткой и пластиковым прозрачным пакетом.

– Вы должны расписаться, – сказала она и, пока Джек царапал на листке неразборчивую подпись, добавила: – Одежду нельзя было хранить. Понимаете, она залита кровью.

– Но из карманов все предварительно вынули, правда?

– Наверно, это сделали в «Скорой», задолго до того, как его доставили к нам.

Джек вернул ей планшетку, взял пакет. Вещей оказалось немного: бумажник, часы, ключи, мелочь примерно на доллар.

После ухода сестры он заглянул в бумажник: кредитки «Америкэн экспресс» и «Мастер-кард», пенсионная карточка, карточка Ассоциации спортсменов-любителей, карточка «Костко»[24]24
  «Костко» – сеть магазинов-складов, торгующих со скидкой, клиенты которых оформляют членство, делая вступительный взнос.


[Закрыть], семьдесят с чем-то долларов, пара ресторанных счетов.

Бросил все это обратно в мешок. На что он надеялся? На шифрованную записку? На клочок бумаги с поспешно нацарапанным адресом?

Насмотрелся детективных фильмов.

Может быть, нет ничего загадочного. Просто несчастный случай. Может, папа решил проехаться, очутился в неудачное время в неудачном месте... случайно столкнулся с кем-то, кто не совсем ладит с законом и не хочет попасть в руки полиции.

Все понятно.

Несчастный случай... дорожная авария...

Однако нутром не верится. Пока, по крайней мере.

Джек взглянул на отца:

– Продержишься ради меня, пап?

Разумеется, никакого ответа. Он похлопал по колену под простыней:

– До завтра.

17

К счастью, Аня оставила пропуск у него в машине. С помощью карточки открылся шлагбаум для жильцов. Когда Джек добрался до дома, света у старушки не было. Декоративные украшения на ее газоне звякали, шелестели, вертелись во тьме.

Войдя в дом, он сразу направился к отцовской спальне, вытащил металлическую шкатулку, пробормотал:

– Прости, пап, – и пошел с ней на кухню.

Очень неприятно копаться в папиных личных вещах, но в коробочке вполне может найтись объяснение, почему отец был в полуночный час не в постели, а среди болота.

Сначала надо выпить пива. Джек взял из холодильника очередную бутылку красного гаванского эля, поискал в ванной пинцет, нашел, через двадцать секунд запор на крышке шкатулки открылся. Он стоял в нерешительности. Вдруг в ящичке находится то, о чем никто знать не должен? Вдруг ему самому не захочется знать? Наверно, родители имеют право на тайну.

Безусловно, пока не становятся жертвой аварии, второй участник которой удрал.

Джек поднял крышку.

Ничего особенного. Пачка выцветших со временем черно-белых фотографий и какая-то маленькая коробочка вроде ювелирной. Сначала перебрал фотографии. Главным образом солдаты. В одном из них узнал отца – даже не помнится, чтоб у него было столько волос, – но в основном другие парни в форме, лет двадцати, неловко позируют перед камерой на фоне незнакомого ландшафта. На одном снимке виднелось строение в виде пагоды.

Должно быть, Корея. Известно, что папа был в армии во время войны, но никогда не хотел об этом рассказывать. Так и не удалось вытянуть из него хоть какие-нибудь военные воспоминания. «Не хочу вспоминать», – неизменно отвечал отец.

Последний снимок запечатлел восемь мужчин в солдатской форме, четверо спереди стоят на коленях, четверо высятся позади, ухмыляются в аппарат. Отец второй слева в заднем ряду. Видимо, в правом углу на фоне была именная табличка, но уголок оторван.

Джек разглядывал незнакомых солдат, ища связь с отцом. Кто они такие? Молодые, похожи на игроков баскетбольной команды средней школы. Выпускники. Из какого учебного заведения?

Может быть, никогда не узнаешь.

Он положил фотографии, взял коробочку. Внутри что-то громыхнуло. Открыв, увидел две медали. Не особенно разбираясь в военных наградах, одну узнал сразу.

«Пурпурное сердце»[25]25
  «Пурпурное сердце» – военная медаль за боевое ранение.


[Закрыть].

Папа был ранен? Куда? Насколько известно, у него единственный шрам после аппендицита. Может быть, это чья-то чужая медаль, друга-сослуживца, которая хранится на память?

Нет, «Пурпурные сердца» остаются родным.

Значит, папина.

Он взглянул на другую медаль: золотая звезда на красно-бело-синей ленте с серебряной звездочкой меньших размеров в центре. Кажется, «Серебряная звезда»[26]26
  «Серебряная звезда» – награда за отвагу, вторая по значению после медали «За выдающиеся заслуги».


[Закрыть]. За выдающуюся отвагу на поле боя?

Поверь, малыш, ты многого не знаешь о своем отце.

По-моему, леди, вы правы. Надо было, наверно, чаще с ним общаться.

Забавно... несколько месяцев назад подобная мысль в голову бы не пришла. Но, связывая случившееся с папой и с Кейт...

С неутолимым зудом разочарования Джек уложил обратно содержимое приблизительно в том же порядке. Требовались ответы, а проклятый ящичек задал лишь больше вопросов.

Он поставил шкатулку на полку и пошел на кухню за пивом. По дороге заметил на столе отцовские часы. Забрав их в больнице, не обратил внимания на треснувшее стекло. Присмотрелся – старый «таймекс». Даже не старый – древний. Типично для папы: если старая вещь работает, зачем покупать новую? «Таймекс» разбился и больше не тикает. Стрелки остановились, показывая 12.08.

Постой-ка...

Джек вытащил протокол о дорожно-транспортном происшествии, развернул, внимательно просмотрел донесение офицера Эрнандеса. В участок позвонили... где оно... вот.

В 11.49.

Значит, сообщение сделано прежде, чем произошла авария. Немыслимо. Наверно, отцовские часы спешили. Бывает. Или он забыл их завести.

Только не папа. У него часы всегда шли точно до минуты. По утрам обязательно заводились. Миллион раз он на глазах у Джека проделывал это за завтраком.

Возможно, Эрнандес неправильно указал время звонка. Но при всей своей тупости коп внимательный и основательный. Кроме того, он заметил, что, когда прибыл на место аварии через двадцать минут после уведомления, у него возникло впечатление, будто она только что произошла.

Тряся головой, Джек пошел к холодильнику. Пиво не пойдет. В данный момент надо выпить чего-то покрепче.

Среда

1

Джек проснулся от гула в ушах. Сначала решил, что москит, но звук ниже. Возможно, последствия выпивки, хоть он принял всего две рюмки. Наконец, понял, что гул доносится из окна. Поднял голову, оглянулся, сразу же сбившись с толку в незнакомой комнате.

Ах да. Это ведь папин дом. Передняя комната. Видно, заснул на диване. Наткнулся на «Рио-Браво» на каком-то канале вроде ТНТ, начал смотреть в тринадцатый раз, не ради Джона Уэйна или Дина Мартина, разумеется, не ради Рики Нельсона – ради Уолтера Бреннана. Руки вверх! Слампи – его лучшая роль, пожалуй кроме старика Клэнтона в «Дорогой Клементине». Старик Уолт пристрастил его к кино.

Откуда этот гул?

Он сорвался с дивана, прошлепал на кухню, выглянул в окно.

Садовник вел газонокосилку по краю сгоревшей травы у посаженных возле дома деревьев. Неужели на нем фланелевая рубашка с длинными рукавами? В такую погоду? Видя летом кого-то в подобной рубашке, обязательно заключишь – ненормальный. Правой руки не видно даже на столь близком расстоянии. Газонокосилка как бы растет из рукава.

Вещи остались в машине, все равно надо выйти. Может быть, по пути удастся присмотреться поближе.

На улице Джек ощутил удар жаркой влажной волны. Еще нет половины девятого, а уже печет. Как только он завернул за угол, садовник прекратил работу, вытаращил на него глаза, выключил косилку.

– Ты не Том. Чего тут делаешь?

– Я его сын.

Действительно фланелевая рубашка, зеленые рабочие штаны, мягкая оливковая кепка в коричневатую крапинку. Джек протянул руку, приглядываясь:

– Меня зовут Джек.

В ответ садовник протянул левую руку:

– Карл.

Стратегический расчет провалился.

– Чего ты явился в такую рань? В засуху работы немного.

– Даже не поверишь, – возразил Карл. – Трава не растет, тропические растения сплошь засохли, завяли, а сорнякам хоть бы что. Никогда не видел ничего подобного.

– Может, лучше вообще сорняки выращивать, – предположил Джек.

– Мне без разницы, – согласился садовник. – Зелень есть зелень. – Он взглянул на Джека. – Мисс Манди рассказывала про твоего отца. Как он там?

– По-прежнему в коме.

Джек подавил желание шагнуть вправо, чтобы попасть в поле зрения левого глаза Карла.

– Правда? – покачал тот головой. – Плохо, плохо. Хороший у тебя отец. Был у нас одним из лучших.

– Был? Слушай, он еще не умер!

– Ну да. Конечно, конечно. Выкарабкается, будем надеяться. Просто к Глейдс слишком близко живет...

– К Эверглейдс? А что тут такого?

Парень отвел глаза:

– Ничего. Забудь.

– Слушай, не морочь мне голову. Начал – договаривай.

Тот по-прежнему смотрел в сторону.

– Примешь меня за чокнутого.

Видел бы ты таких чокнутых, какие мне встречались, мысленно заметил Джек.

– Давай попробуем.

– Ну ладно. Врата построили чересчур близко к Глейдс. Их уже много лет обижают. Знаешь, почти весь приток свежей воды из верхней части штата, из озера Окичоби, направляется на фермы и в такие залы ожидания перед кладбищем, как Врата. Куда ни глянь, кругом осушают болота, устраивают строительные площадки под новые дома и поселки. Глейдс давно страдают, а в этом году особенно, из-за засухи. Лето у нас всегда дождливое, а до сих пор ни капли не капнуло.

– Вода все-таки есть, правда?

– Есть, только низко стоит. Никто даже не помнит такого низкого уровня. Это плохо. Для всех плохо.

– Чем же?

– Ну, кое-что, прежде скрытое под водой, может выйти наружу.

Где это происходит? Вообще происходит ли? Садовник оглянулся на Эверглейдс.

– Твоему отцу и мисс Ане в одном повезло, что живут у пруда, – не приходится им глядеть на чужой задний двор.

Джек взглянул на бесконечное поле травы.

– Вид действительно панорамный.

– Панорамный? – переспросил Карл. – Как это?

Он с трудом подыскивал объяснение, распростер руки.

– Ну, широкий... объемный.

– Панорамный... красиво.

– Конечно. Панорамный вид красивый, но, по-моему, ты хотел сказать что-то другое.

– Правда. Плохо... что они совсем рядом с Глейдс... Глейдс сейчас сердятся. Можно даже сказать, злятся. А раз так, всем надо держаться настороже.

Джек посмотрел на милю травы до деревьев. В последнее время он видел множество странных вещей, но разозлившееся болото...

Ты в самом деле чокнутый, Карл.

2

Семели стояла с Люком на берегу лагуны, глядя, как маленькая дренажная баржа выгребает сырой песок из воронки и нагружает в крошечные плоскодонки, хвостом тянувшиеся за ней. Избыточная вода текла на планшир и обратно в лагуну. Клану пришлось передвинуть плавучие дома, чтобы дать барже проход к отверстию.

– До сих пор не верю, Семели, что ты это сделала, – сказал Люк. – Не кто-нибудь, а именно ты.

Она сама себе удивлялась. Не любила, когда чужаки приближались к лагуне, особенно к воронке, но эти посулили столько денег, что невозможно было отказаться.

– Ты это уже две недели твердишь, Люк. Повторяешь одно и то же при каждом приходе баржи. И я тебе каждый раз отвечаю одно: нам нужны деньги. Может быть, ты заметил, что люди в последнее время каждый грош считают.

– Заметил, а как же. Наверно, потому, что и считать-то нечего. И все равно мне это не нравится, особенно в такое время года.

– Не волнуйся. Они уйдут до рассвета. По моему условию закончат работу до конца недели. Огни придут ночью в пятницу. Я сказала, что пятница – крайний срок. Сколько бы ни предлагали, в пятницу на закате должны уйти.

– Все-таки плохо. Это наш дом. Мы здесь родились.

– Знаю, Люк. – Она погладила его по спине, нащупывая острые плавники под рубахой. – Только не забывай: отверстие воронки впервые на нашей памяти вышло из воды. Возможно, вообще впервые. Огни будут светить не сквозь воду, а прямо в ночь. Раньше подобного никогда не бывало... В любом случае никто такого не помнит.

– Это мне тоже не сильно нравится. – Люк потер щеку. – Папа говорил, огни нас изувечили вместе с деревьями, рыбами и насекомыми. Причем шли из-под воды. Что же будет теперь, без воды?

Семели встрепенулась:

– Именно это мне хочется видеть.

Огни загораются дважды в год – в весеннее и осеннее равноденствие, – по словам мамы, с тех пор, как она появилась на свет, и ее мама тоже.

По свидетельству мамы Семели, со временем они стали гореть сильнее и ярче. Вскоре жившие вокруг лагуны люди заметили, что возле воронки меняется облик деревьев, рыб, всего прочего. Сначала появились лягушки без лап или с лишними лапами, потом рыбы изменились до неузнаваемости, деревья согнулись, скривились.

Нехорошее дело, но, когда рядом с лагуной стали рождаться мертвые и уродливые младенцы, люди начали переезжать. Не в одно место, а в разные стороны поодиночке. Одни поселились поблизости в Хомстеде, другие подальше, в Луизиане, Техасе. После отъезда на свет появлялись нормальные дети, и все были счастливы.

Не были счастливы только уже родившиеся ненормальные дети. Не потому, что люди плохо к ним относились – не только к Семели, – а потому, что в сознательном возрасте поняли, что им чего-то не хватает.

Ненормальные дети один за другим возвращались к лагуне и там успокаивались, чувствуя себя нормальными, на своем месте, дома.

Дом там, где живет родная семья. Они назвали себя кланом, решили остаться в лагуне.

Но даже в этой большой семье Семели в душе ощущала тоскливую пустоту, желая – требуя – еще чего-то.

– Зачем им понадобился наш песок? – не унимался Люк. – Кругом полно песка.

– Не знаю.

– Кто они вообще такие?

– "Благден и сыновья", как тебе отлично известно.

– Угу, название фирмы известно, и только. А что это за люди? Откуда?

– Не знаю, Люк, но платят хорошо. Задаток наличными. Лучше не придумаешь.

– Про огни знают?

– На это я могу ответить: да, знают.

Парень по имени Уильям из компании под названием «Благден и сыновья» приплыл несколько недель назад в каноэ, спрашивая, не видел ли кто-нибудь в это время года необычный свет. Члены клана направили его к Семели, которая была как бы вождем. Не то чтоб стремилась когда-нибудь стать вождем, но так уж получалось, что решения принимала она.

Осторожно держалась с тем самым Уильямом, пока не убедилась, что он не экскурсовод из туристического агентства, не ученый и тому подобное, не станет возить чужаков или отряды высоколобых для демонстрации или исследований членов клана и воронки. Нет, Уильям хотел только вычерпать грязь и песок из колодца, откуда шли огни.

Услышав от нее, что свет идет из отверстия, всегда скрытого под водой, а нынче вышедшего наружу, он страшно разволновался, захотел посмотреть. Семели притворно воспротивилась, стоя на своем, даже когда он стал сулить деньги. Предлагал все больше и больше, пока она не уступила. Может, даже еще продержалась бы, да не стоило слишком жадничать.

Приведя Уильяма к воронке, Семели побоялась, как бы от радости он не описался. Парень плясал вокруг, выкрикивал незнакомое слово – кеноте[27]27
  Кеноте – подземное озеро или река в карстовых пещерах (исп).


[Закрыть], – потом объяснив, что оно мексиканское. Семели сильнее зауважала воронку.

О дренажных работах, естественно, надо помалкивать. Клан не имеет права жить в лагуне, на территории Национального парка, а «Благден и сыновья» не имеют права брать здесь песок.

– На самом деле, – призналась она Люку, – я уверена, что песок им нужен из-за огней.

– Даже страшно, правда? Эти огни неестественные. Искалечили нас, вообще все вокруг. Может быть, даже песок в дыре переделали.

– Может быть.

– Для чего он им, скажи на милость? – встревожился Люк. – Я хочу сказать, что они с ним собираются делать?

– Точно не знаю, и, собственно, знать не хочу. Это не наша забота. Знаю только, что маленькая воронка без песка станет гораздо глубже. А огни будут яркими, как никогда. Когда придет время, кто-нибудь даже заглянет в дыру и увидит, откуда идет свет.

– Кто? – спросил Люк.

Семели не сводила глаз с обнажившихся краев воронки.

– Я.

Люк схватил ее за руку:

– Нет! Что ты? С ума сошла? Я тебя не пущу!

Иногда, по мере необходимости, она позволяет Люку заняться с ней сексом, и, наверно, напрасно. Каждый раз спокойно объясняет, что это никакого значения не имеет, они просто спят по-приятельски, и больше ничего, но, наверно, не следовало начинать. Тем не менее порой надо расслабиться, а Люк не такой безобразный, как прочие члены клана. Проблема в том, что он счел ее своей собственностью, которую надо беречь, защищать и так далее. Если кто-нибудь нуждается в защите, то только не Семели.

– Замолчи, Люк. – Она вырвала у него свою руку. – Пусти. Мне надо в город.

– Зачем?

– Поработаю медсестрой, – коротко улыбнулась она.

– Что? – затряс он головой. – Зачем?

В приливе гнева улыбка погасла.

– Чтобы довести до конца дело, которое ты в ту ночь не доделал, ослиная задница!