Текст книги "Муравейник Хеллстрома"
Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Слова Нильса Хеллстрома: «Живой прототип компьютера был сконструирован природой задолго до появления на Земле человека. Им является не что иное, как термитник, один из первых экспериментов социальной организации. Это живое напоминание о том, что все может быть не так, как того желает человек, среди жизненных форм, разделяющих с ним эту планету. Мы все знаем, конечно, что в сравнении с человеком насекомые отнюдь не демонстрируют того, что мы называем интеллектом. Но почему мы должны им гордиться? Где нет интеллекта, не обязательно должна быть глупость. И термиты являют собой живое обвинение, указующее пальцем на нашу гордость. Компьютер есть механизм, запрограммированный тысячами крошечных бит информации. Он манипулирует информацией, констатируя логическую форму. Вдумайтесь в это. Не является ли прекрасно функционирующее общество логической формой? Я хочу сказать, что обитатели термитника, каждый бит целого, двигаются по собственным неявным траекториям, тысячи крошечных частиц информации, самоорганизующихся в бесспорную логическую форму. Источник их силы – Праматерь-королева. Она представляет огромную пульсирующую энергетическую массу, наполняя все вокруг себя ненасытным желанием. В пульсации ее тела – будущее всей семьи. Внутри наших камер воспроизводства – наше будущее и, без сомнения, будущее всего человеческого рода».
Крафт позвонил на ферму сразу, как только Перуджи повесил трубку. Через минуту на связи с ним был Хеллстром.
– Нильс, тут в мотеле парень по имени Перуджи. Говорит, что он из Голубых Поджигателей… и что он ищет пропавшего комиссионера и его жену. Пропавшего в твоей зоне. Говорит, у него есть письмо от этого комиссионера, где упоминается Неприступная долина. Как нам следует себя вести?
– Я предупреждал тебя, что этого надо ожидать, – сказал Хеллстром.
– Да, я помню, но этот парень не прост. Он уже говорил с патрулем, и меня не удивит, если он свяжется с ФБР.
– Полагаешь, он тебе не по зубам?
– Возможно, я вызвал у него кое-какие подозрения.
– Каким образом?
– Я пытался прощупать на предмет признания того, что это не просто обычный случай исчезновения. Его прибытие сюда, фотографии пропавшей пары. Говорит, что копия имеется и у патруля. ФБР, очевидно, получит свою. Кто-то наверняка их видел, и, скорее всего, они выйдут на ферму.
– На ней они ничего не найдут, – сказал Хеллстром. В его голосе слышалась печаль и усталость, и Крафт ощутил и первые признаки более глубокого беспокойства.
– Надеюсь, что ты прав. Что мне делать?
– Делать? Помогать ему во всем. Возьми фотографию. Приезжай сюда с официальным запросом.
– Нильс, мне это не нравится. Надеюсь…
– Я стараюсь по возможности уменьшить конфликт, Линк. Он доставляет мне наибольшее беспокойство.
– Ну а если парень захочет приехать со мной?
– Я надеюсь на это.
– Но…
– Возьми его с собой!
– Нильс, если он приедет со мной, надеюсь, он и вернется назад со мной.
– Это в наших интересах, Линк.
– Нильс, я действительно сильно обеспокоен. Если он…
– Я беру это на себя, Линк. У нас все будет как надо, только приезжайте.
– Надеюсь, что так.
– Каким способом он добирался до Фостервилля, Линк?
– Взял напрокат машину.
– Он один?
– Не думаю. В горах видели несколько новых людей.
– Мы заметили. Машина напрокат, хм…
– Послушай, Нильс, этому парню лучше не попадать в аварию. У меня странное предчувствие. Он нам доставит большие неприятности.
– Нет сомнений, – согласился Хеллстром. – Это первая команда.
Из бридинг-записей: «Эту новую группу следует наблюдать с особым тщанием. Она включает весь бридинг-пакет, названный серией ФЭНСИ (Фракционированный…). Хотя в ней заложен огромный потенциал по нескольким специализациям, предельно необходимым Муравейнику, в них есть элемент нестабильности. Эта нестабильность может проявляться в возросшем бридинг-стремлении и в этом случае способствовать процветанию Муравейника. Однако возможны и другие симптомы, о которых следует докладывать Бридинг-Централу».
Хеллстром сидел в задумчивости после чрезвычайного совещания Совета. Он чувствовал, что весь Муравейник становился похожим на атакуемую субмарину: все подчинено одному – бесшумному ходу. Все силовые системы, включая вентиляцию, сбрасывали до минимума обороты; система водоснабжения, включая подземную реку, вращающую турбины и являющуюся главным источником воды, переводились в специальный режим контроля с целью предотвращения выноса наружу чего-либо, что может возбудить подозрения Внешних, когда вода достигнет земной речки.
Хеллстром думал, сколько же Перуджи и его команде известно о «Проекте 40»? Этот вопрос остался без ответа и после окончания Совета. Внешние не могли знать всего о «Проекте 40» и вообще ничего о Муравейнике. Хеллстром был в этом уверен. При малейшем подозрении о существовании чего-либо подобного сюда прибыла бы целая армия. Некоторый компромисс требовался с Внешними, прежде чем они узнают слишком много. Смерти достойны сожаления, но они явились неизбежным следствием смерти Портера. В этом заключалась ошибка.
«Мы жили слишком долго в безопасности, – подумал он. – Мы стали слишком смелыми. Фильмы нас сделали такими, необходимое и тесное сотрудничество с Внешними в процессе подготовки фильмов. Мы недооценили Внешних».
Хеллстром подавил усталый вздох. Ему не хватало Харви. Нынешняя группа, обеспечивающая безопасность, была хорошей, но Харви обладал особой, взвешенной мудростью. Муравейник нуждался сейчас в нем более, чем когда-либо, но все, что осталось от него в наследство, был его протеже Салдо. Был ли Салдо тем, кто вышел новым из Котла? Салдо заметно повзрослел после той ночной охоты. Трансформация в некоторых отношениях казалась Хеллстрому настоящей метаморфозой, словно в ту фатальную ночь Салдо действительно унаследовал опыт и мудрость старого Харви. Хеллстром понимал, что ищет в Салдо той же опоры, какую он находил в Харви. Оправдает ли Салдо его ожидания, покажет время. Пока он проявил себя с лучшей стороны, но… Хеллстром встряхнул головой. Трудно полагаться на молодого и неопытного члена из новой ветви во время кризиса, подобного этому. Но на кого еще мог он рассчитывать?
Совет собрался в полдень в экранированной комнате, занимавшей целиком один угол сарая-студии. Внешне вид у этой комнаты был вполне обычный: овальный стол, окруженный массивными стульями, отделка пластиком, имитирующим тик. Экран во всю стену закрывал один конец комнаты, громкоговоритель с каждого края под потолком и маленькое двойное окно с другого конца, ведущее в проекционную комнату. Стены были драпированы толстой и тяжелой тканью, заглушающей посторонние звуки.
Салдо остался по просьбе Хеллстрома, когда остальные ушли. Шрам от пули на его челюсти еще не совсем зажил, белея на темной коже. Ястребиные черты расслабились, но решимость горела в его глазах. Хеллстром вспомнил, что Салдо был из той же серии S2a-1 по женской линии. Значит они с Хеллстромом кузены. Молодой человек был выбран из основной ветви и подвергся соответствующей химической обработке. Сейчас Салдо представлял собой превосходное сочетание функциональных характеристик, в которых так сильно нуждался Улей.
– Мы должны быть готовы реагировать быстро, если что-нибудь пойдет не так, как мы планировали, – начал беседу Хеллстром, словно Салдо разделял с ним все его предыдущие раздумья. – Я известил всех наших представителей во Внешнем мире, что они должны быть готовы действовать самостоятельно в случае нашей гибели. Все записи, касающиеся таких представителей, подготовлены к уничтожению.
– Но все ли случайности предусмотрены? – неуверенно спросил Салдо.
– Этот же вопрос я задаю себе.
– Понятно.
И Салдо подумал: «Наш лидер устал. Ему нужен отдых, но мы не можем его ему позволить». На секунду Салдо почувствовал желание защитить Хеллстрома.
– Возможно, ты прав, что Перуджи имеет с собой специальное электронное оборудование, – сказал Хеллстром. – Наверняка он будет передавать данные о своем местонахождении на Внешние мониторы. Я уверен в этом.
– Тем людям на горе.
– Им, да. Мы должны узнать характер этого оборудования как можно быстрее.
– Я сделал соответствующие приготовления, – сказал Салдо. – Нильс, тебе следует отдохнуть.
– Нет времени. Перуджи едет сюда, а он только верхушка айсберга.
– Чего?
Хеллстром объяснил аллюзию, а затем спросил:
– Сколько людей, по-твоему, сейчас располагается на горе?
– По крайней мере, десять.
– Так много? – Хеллстром покачал головой. Салдо кивнул, разделяя с Хеллстромом его беспокойство.
Мысль о том, что не меньше десяти человек шпионили за Муравейником, тревожила его врожденную осторожность.
– Линк посылал кого-нибудь в горы сыграть туриста? – спросил Салдо.
– Он думает сейчас об этом.
– Линк приведет Перуджи с собой?
– Да. Но мы не должны полагать, что Перуджи ему доверяет.
– Линк в разговоре с Перуджи был не на уровне, это очевидно, – сказал Салдо. – Я слышал его отчет.
– Делай выводы, – сказал Хеллстром. – Неплохо иметь Снаружи своих представителей, включая шерифа, но каждый из них порождает свои проблемы. Чем больше мы открываемся, даже в кажущейся секретности, тем в большей мы опасности.
Салдо отложил в памяти этот урок. За использование агентов приходится платить. Само существование агента говорило о многом в случае его разоблачения. Если Перуджи подозревает в чем-то Линкольна Крафта, это дает ему какую-то информацию о Муравейнике. Салдо решил вспомнить об этом, когда завершится нынешний кризис. У него не было сомнений, что они пересилят возникшие перед ними проблемы. Его вера в Хеллстрома была глубокой.
– У Перуджи может иметься устройство слежения за тем, не находится ли он под контролем, – сказал Хеллстром.
– Я дал указания проследить, – ответил Салдо. Хеллстром кивнул, удовлетворенный. До сих пор Салдо предусмотрел все, чего опасался сам Хеллстром, и даже кое-что еще. Элитная бридннг-ветвь всегда показывала, чего она стоит в сложных обстоятельствах. Салдо обладал проницательным умом. Молодой человек приобретет для Муравейника неоценимое значение, когда наберется опыта и уравновесит характер.
– Какое объяснение ты подготовил на случай, если он обнаружит зондаж? – спросил Хеллстром.
– Я хотел бы обсудить это с вами. Положим, в процессе съемок фильма мы делаем звуковую дорожку со сложным микшированием. Это будет прекрасным объяснением электронной активности. Из-за визита Перуджи мы не можем прекращать съемку. У нас график. Любые помехи на оборудовании Перуджи легко можно будет объяснить.
Хеллстром задумчиво кивнул:
– Отлично.
– И я спрошу его, когда он прибудет, есть ли у него радио, потому что оно помешает работе нашего оборудования, – докончил Салдо.
– Можешь приступать к работе, – сказал Хеллстром. Салдо встал, касаясь кончиками пальцев поверхности стола, и замешкался.
– Да? – спросил Хеллстром.
– Нильс, а у тех, других, не было такого оборудования? Я еще раз изучил магнитные ленты, записи и… – Он пожал плечами, очевидно, не желая критиковать.
– Мы все проверили. Там все чисто.
– Странно, странно то, что у них не было такого оборудования.
– Их не считали важными фигурами, – сказал Хеллстром. – Их послали для того, чтобы посмотреть, будут ли они убиты.
– А-а-а… – Лицо Салдо выражало одновременно понимание и изумление.
– Нам следует лучше узнать Внешних, – сказал Хеллстром, – не очень-то они человечны, эти дикари. Они часто так расходуют своих работников. Те, кто вторгся сюда, были расходуемым материалом. Сейчас я понимаю, что было бы лучше запутать их и отослать прочь с правдоподобной историей.
– Убить их было ошибкой?
– Ошибка – создать ситуацию, когда убить их стало необходимо.
Салдо кивнул, понимая отличие.
– Мы сделали ошибку, – сказал он.
– Я сделал ошибку, – исправил его Хеллстром. – Успехи притупили мою осторожность. Мы всегда должны помнить, что каждый из нас может ошибиться.
Слова Праматери Тровы Хеллстром: «Позвольте мне сказать несколько слов о качестве, называемом нами «осторожность». Там, где мы, по нашему мнению, есть, и там, куда устремлен Муравейник – где-то в таинственном будущем, – существует нечто, отдаленное от того, что мы считаем фактами. Всегда вплетается наша собственная интерпретация. То, что мы, по нашему мнению, делаем, с неизбежностью модифицируется нашим собственным пониманием и его границами. Во-первых, мы фанатики. Мы видим все в терминах Муравейника. Во-вторых, Вселенная имеет тенденцию представляться не тем, что она есть на самом деле. В свете вышесказанного осторожность – это опора на нашу коллективную энергию. Мы должны верить, что Муравейник сам обладает мудростью и проявляет эту мудрость через нас, свои клетки».
Когда они достигли той точки на дороге, откуда Перуджи впервые мог увидеть ферму Хеллстрома, он попросил Крафта остановиться. Шериф затормозил свой зелено-белый пикап, подняв за собой столб пыли, и посмотрел вопросительно на пассажира.
– Что-нибудь не так, мистер Перуджи?
Перуджи просто сжал губы. Крафт интересовал его. Шериф был похож на актера, назначенного на роль. Словно кто-то увидел его и сказал: «Вот этот, мы его сделаем шерифом». Крафт был загорелым, с толстым носом и нависающими бровями, бледно-желтыми волосами, скрытыми под широкополой шляпой. Грубо слепленное лицо венчало столь же грубо сколоченное тело, перемешавшееся дерганой лошадиной походкой. Перуджи видел нескольких людей на главной улице Фостервилля, смутно напоминавших Линкольна Крафта.
Крафт воспринял молчаливую оценку спокойно, зная, что, хотя и является гибридом, выведенным в Муравейнике, его внешний вид не должен вызывать подозрений о его чужеродном происхождении. Отцом Крафта был местный хозяин ранчо, соблазненный в генном рейде женщиной Муравейника. Многие местные жители отмечали его сходство с отцом.
Крафт прочистил горло:
– Мистер Перуджи, я сказал…
– Я помню, что вы сказали.
Перуджи посмотрел на наручные часы: без четверти три. Каждый предлог был использован, чтобы задержать его отъезд – телефонные звонки, внимательное изучение отчета об исчезнувших людях, долгое рассматривание фотографий, вопрос за вопросом и тщательный перенос ответов на бумагу, и все это медленно и скрупулезно. Но всему приходит конец, и вот они здесь, и перед ними открывается вид на ферму. Перуджи почувствовал, как убыстряется его пульс. Воздух был сух и как-то по-особому тих. Даже насекомых не было слышно. Что-то незнакомое чудилось Перуджи в этой тишине. Медленно до его сознания дошло, что здесь нет насекомых, и он спросил Крафта об этом.
Крафт сдвинул шляпу на затылок и вытер рукавом лоб:
– Думаю здесь распылили какую-нибудь гадость.
– Вот как? Неужели это мог сделать Хеллстром? Я слышал, все защитники окружающей среды выступают против этого.
– С чего вы взяли, что док интересуется экологией? «Внимательней! Внимательней!» – напомнил себе Перуджи и вслух сказал:
– Я и не знал. Думал, что все энтомологи этим интересуются.
– Нет, не знаю. Как?
– Иногда они заняты своими экспериментами, а посторонние приходят и путают им все.
– Поэтому вы не хотели, чтобы я выходил из машины? Крафт ответил с видимым облегчением:
– Конечно. Кроме того, док снимает фильмы. Он сильно раздражается, если ему в этом мешают. Зачем портить добрые отношения с соседями?
– Вы полагаете, он может выставить охрану или что-нибудь в этом роде?
– Не-е-ет. Все местные жители знают о его работе. Мы стараемся держаться подальше от этого места.
– В чем проявляется его раздражение, если кто-то помешает эксперименту или съемкам фильма? – спросил Перуджи. – Он что, стреляет?
– Ничего похожего. Док членовредительством не занимается. Но он может быть груб. И у него есть могущественные друзья. Так что с ним лучше не ссориться.
«Это верно, – подумал Перуджи. – И этим может объясняться странное поведение местных властей. Работа Крафта, наверно, чистая синекура. Ему, похоже, совсем не хочется ее терять».
Вслух Перуджи сказал:
– О'кей. Давайте посмотрим, сумеем ли мы с ним не поссориться.
– Да, сэр!
Машина тронулась, и Крафт постарался вести себя по возможности так, словно ничего не происходит. Инструкции Хеллстрома были четкими: это рутинное расследование каких-то пропавших людей. Необходимо оказывать всемерную помощь.
Перуджи восхитили строения фермы, когда они подъехали к северным воротам. Ферму строили в то время, когда материалы тратили, не ведая проблем со снабжением. Ни одного сучка не было заметно в бревнах наружной части жилого дома или сарая, хотя дерево давно потемнело от времени и его следовало бы покрасить. «Кстати, почему это не сделано?» – подумал Перуджи.
Крафт остановился у ограды прямо перед воротами.
– Да? Ну, может быть, и не док. Это еще не его владения.
– Мог кто-то еще?
– Может быть. Или док чем-то еще занимался. Вы меня остановили просто для того, чтобы послушать?
– Нет. Я хочу выйти и побродить здесь. Может быть, мне удастся найти следы машины Карлоса.
– Не вижу в этом смысла, – резко и быстро проговорил Крафт.
– Да? Но почему?
– Если мы решим, что они действительно были здесь, мы прочешем весь район.
– Мне казалось, что я вам сообщил, – сказал Перуджи, – что, по моему мнению, они здесь были. Мне хотелось бы выйти и немного прогуляться.
– Док не любит, когда здесь разгуливают посторонние.
– Но вы же сами сказали, что это не его владения. Разве не так?
– В общем-то…
– Тогда давайте выйдем. – Перуджи положил руку на ручку двери.
– Одну минуту! – приказал Крафт.
Перуджи молча кивнул. Он выяснил, что хотел: Крафт здесь для того, чтобы блокировать любое расследование.
– Хорошо, – сказал Перуджи. – Хеллстром знает о нашем приезде?
Крафт включил зажигание, собираясь продолжить путь, но помедлил. Требование Перуджи смутило его. Первой его мыслью было, что Внешний увидел что-то подозрительное, пропущенное командой чистки. Попытки Перуджи выйти и осмотреть район не сняли возникшее беспокойство. Сейчас Крафту пришла в голову мысль, а не прослушивается ли Перуджи или его людьми телефонная линия, идущая к ферме. Но, впрочем, служба безопасности Муравейника следит за этим особенно строго.
– Знает, если это важно, – сказал Крафт. – Я звонил и попросил его быть на месте. Иногда он находит странные места для своих прогулок. Я хотел подтвердить наше прибытие. Сами знаете, как иметь дело с учеными.
– Дальше пешком. Док не любит, когда машины подъезжают к постройкам.
– Почему?
– Что-то связанное с его работой, полагаю.
– Им бы следовало покрасить здесь все, – сказал Перуджи, выходя из машины.
Крафт вышел, закрыл дверцу и ответил поверх машины:
– Я слышал, док пропитал здесь все бревна специальной жидкостью. Дерево стало выглядеть старым. Не так плохо.
– Вот как? – Перуджи подошел к воротам. – Что это за бетонные строения вон там?
Он показал на приземистую конструкцию по левую сторону от ворот.
– Может быть, водокачка, судя по размерам. Или что-то, связанное с работой дока. Я никогда его не спрашивал.
Крафт внимательно посмотрел на Перуджи. Бетонная конструкция вмещала в себя аварийную вентиляционную систему, которую можно было открыть взрывами и которая была рядом с помпой. В этом районе расположено еще несколько подобных конструкций, но они были закамуфлированы.
– Хеллстром женат? – спросил Перуджи. Крафт открыл ворота, после чего ответил:
– Сказать по правде, я не знаю. – Он посторонился, пропуская Перуджи, и закрыл за ним ворота. – Здесь иногда бывают хорошенькие девочки. Для фильмов, надо полагать. Может быть, он считает, что нет необходимости покупать корову, если молока хоть залейся. – Крафт ухмыльнулся и добавил: – Пойдемте к ферме.
Перуджи передернуло, когда он зашагал вслед за шерифом. Шутка ему показалась грубоватой. Этот шериф не был ни чистым ковбоем, ни просто деревенщиной и никем в частности. Крафт переигрывал, стараясь казаться деревенским парнем. Временами столь явно, что остальное отходило на второй план. Перуджи раньше хотел понаблюдать за шерифом повнимательнее, но сейчас он решил усилить свою осторожность.
– Место выглядит слегка запущенным, – сказал Перуджи, пытаясь подладиться под широкий шаг Крафта. Несмотря на дерганость походки, шериф двигался с решимостью, под которой скрывалось его нежелание позволить Перуджи осмотреться по сторонам.
– Мне так не кажется, – сказал Крафт. – Они держат ферму в чистоте.
– Они много занимаются хозяйством?
– Нет, не очень. Кое-кто из тех, кто живет там, сеет кукурузу и что-то сажает по весне, но в общем баловство одно. Большинство из них городские жители. Они приезжают сюда из Голливуда или из Нью-Йорка, таращат на нас глаза и играют в фермеров.
– У Хеллстрома много посетителей? – Перуджи поддел ногой пучок травы. Сухой, горячий воздух смутно беспокоил его. До его слуха доносился еле слышный гул, чувствовался слабый запах животных, какой бывает в зоопарке. Этот запах так не ощущался за оградой, но становился все сильнее по мере того, как они углублялись в небольшую долину. От ручья справа виднелась только узкая полоска воды. Ручей по большей части состоял из луж и лужиц, соединяемых узкими протоками, полными водорослей, еле колеблемых тихим течением. Где-то выше в долине, однако, находился небольшой водопад.
– Посетителей? – переспросил Крафт после долгой паузы. – Иногда место кишит ими. Куда ни плюнь. А иногда не более десяти-двенадцати человек.
– Что это за запах? – спросил Перуджи.
– Какой запах? – сказал Крафт, затем понял, что Перуджи имеет в виду запах Муравейника, который, несмотря на вентиляцию, все же всегда чувствовался в долине. Крафту этот запах скорее нравился. Он напоминал ему о детстве.
– Запах животных! – повторил Перуджи.
– А, этот. Возможно, связан с занятиями дока. Он держит мышей и всякую живность в клетках. Я видел их однажды. Настоящий зверинец.
– А этот водопад круглогодичный?
– Да. Довольно мило, а?
– Если вам такие вещи нравятся. Куда девается вода? Ручеек довольно слабый внизу.
Крафт посмотрел на него, и Перуджи остановился.
– Наверно, почва впитывает ее, – сказал Крафт. Ему не терпелось двигаться дальше, но не находилось убедительного аргумента. – Часть ее, может быть, использует док для ирригации, охлаждения и тому подобного. Я не знаю. Мы идем, а?
– Одну минуту, – сказал Перуджи. – Вы сказали, мне помнится, что Хеллстром не увлечен сельским хозяйством.
– Да! Но для других его нужд требуется вода. Почему этот ручей вас так интересует?
– Меня здесь все интересует, – сказал Перуджи. – Что-то здесь не так, в этом месте. Нет насекомых. Я не видел ни одной птицы.
Крафт нервно сглотнул. Наверно, недавно была проведена ночная чистка. Заметил-таки отсутствие местной фауны!
– В жару птицы часто прячутся в прохладных местах, – рискнул сказать он.
– Неужели это так?
– Разве ваш друг-орнитолог не говорил вам об этом?
– Нет, – Перуджи посмотрел вокруг себя, стараясь не упустить ни единой детали. Быстрое и резкое движение его головы и глаз встревожило Крафта. – Но что он сказал, так это то, что есть животные или птицы на каждое время дня или ночи. Я не верю, что птицы прячутся, их не слышно. Здесь нет ни птиц, ни насекомых.
– Тогда что ваш друг здесь делал? – спросил Крафт. – Если здесь нет птиц, за кем он наблюдал?
«Хм, дружище, не так быстро, – подумал Перуджи. – Мы не готовы еще снимать перчатки». Сейчас он убедился окончательно, что Крафт – в команде Хеллстрома.
– Карлос, вероятно, заметил отсутствие птиц и решил выяснить причину. Если он ее выяснил, то кому-то это могло не понравиться, что и объясняет его исчезновение.
– Вы подозрительны, – сказал Крафт.
– А вы нет? – спросил Перуджи. Он пошел в сторону ив у излучины ручья, вынуждая Крафта следовать за собой. – Кто он такой, этот Хеллстром, шериф?
Крафту не понравилось обращение шериф в таком тоне, но он постарался этого не показать.
– О, обычный, ничем не примечательный тип ученого. Перуджи отметил, что голос Крафта звучал так же спокойно и рассудительно, но что-то в его фигуре, особенно в настороженном повороте головы, глазах, говорило о лживости этой надетой маски. Перуджи кивнул, словно обдумывая его слова, молчанием подталкивая его продолжать.
– Они все немного сумасшедшие, конечно, – сказал Крафт, – но не опасные.
– Я никогда не соглашался с таким портретом безвредного ученого не от мира сего, – сказал Перуджи. – Не думаю, что они все невинные и безвредные. Для меня, ни один физик-атомщик не заслуживает полного доверия.
– О, здесь не тот случай, мистер Перуджи. – Крафт пытался выглядеть веселым и сердечным. – Док делает фильмы о букашках. Образовательные. Думаю, худшие его преступления – это привозить сюда хорошеньких девочек в лунные ночи.
– Даже наркотики не употребляет? – давил Перуджи.
– Вы верите всей этой чепухе о Голливуде? – спросил Крафт.
– Не всему, но…
– Готов поставить последний доллар, что док чист, – сказал Крафт.
– Вот как? – сказал Перуджи. – Сколько случаев пропажи людей в этом районе зарегистрировано за последние, скажем, двадцать пять лет?
Крафта словно током ударило: он видел все старые записи! Нильс был прав насчет него, даже ни разу его не увидев. Внешние на этот раз прислали умного и проницательного человека. Перуджи знал все ошибки, сделанные Муравейником раньше. Плохо, плохо, плохо… Чтобы спрятать волнение, Крафт повернулся и вновь зашагал в сторону построек, теперь уже совсем близких.
– Зависит от того, кого называть пропавшим, – сказал он и добавил, увидев, что Перуджи продолжает стоять в тени, отбрасываемой ивами: – Идемте! Мы не можем заставлять дока ждать.
Перуджи последовал за ним, подавляя улыбку. Шерифа было видно насквозь. Крафта потрясло упоминание о пропавших людях. Да, это совсем не тот, ничем не примечательный тип шерифа. В голове Перуджи вещи стали укладываться на свои места. Здесь были потеряны три агента, пытавшиеся разъяснить подозрение. Выявление шерифа, не бывшего шерифом, придало этому подозрению новую размерность. Все-таки достигнуто какое-то продвижение. Перуджи подумал: Хеллстром понял, что мы готовы дорого заплатить за доступ к «Проекту 40». Сейчас время узнать, сколько готов заплатить он.
– Мне всегда казалось, что пропавший человек – это пропавший человек, – сказал Перуджи в квадратную спину Крафта.
Крафт ответил, не оборачиваясь:
– Не совсем так. Некоторые хотят пропасть. Сбежать от жены, от работы – то есть, они практически пропадают. Я не говорю о вашем приятеле. Когда я говорю «пропавший человек», то имею в виду человека, действительно попавшего в опасное положение.
– И вы не думаете, что в такое опасное положение можно попасть здесь?
– Это же не Дикий Запад, – сказал Крафт. – Здесь спокойней, чем во многих ваших городах. Здесь мало кто двери запирает. С ключами хлопот не оберешься. – Он ухмыльнулся через плечо. – Кроме того, мы любим обтягивающую одежду и для карманов просто мало места.
Они проходили мимо дома. Футах в шестидесяти впереди них за голым пустырем, покрытым грязью, угрожающе нависала громада сарая. Старая ограда, от которой остались одни столбы, разделяла этот пустырь. В эркере выступающего в сторону ручья крыла дома висели пожелтевшие занавески, но само здание, казалось, было давно заброшено. Перуджи оно заинтриговало. Пустое? Почему? Дома принято использовать. Жил ли здесь Хеллстром со своей съемочной группой? Может быть, они здесь обедают? Почему не слышен звон посуды, кастрюль и прочего? Он вспомнил замечание Портера о странностях. Очень точное замечание. На ферме бросалось в глаза не наличие чего-то, а, скорее, его отсутствие.
Впрочем, сейчас имелся и один определенный сигнал – кислый запах. Сначала он подумал о фотохимикалиях, но тут же отбросил это предположение. Запах был слишком резкий и прилипчивый. Может быть, что-то связанное с насекомыми?
Дверь на шарнирах была врезана в старую задвижную дверь. Когда Перуджи и Крафт приблизились, меньшая дверь открылась и навстречу им вышел сам Хеллстром. Перуджи узнал его по фотографиям, имевшимся в Агентстве. На нем была белая рубашка с высоким воротом и серые брюки. Ноги были обуты в открытые сандалии. Его светлые и не слишком густые волосы казались взъерошенными ветром и затем второпях приглаженными рукой.
– Привет, Линк, – сказал Хеллстром.
– Привет, док.
Крафт подошел к Хеллстрому и пожал ему руку. У Перуджи, следовавшего за ним, сложилось странное впечатление отрепетированного действа.
Перуджи стал в сторону, заняв позицию, с которой ему была видна дверь сарая, оставленная слегка приоткрытой. Сквозь щель ничего не было видно, кроме темноты.
Хеллстрома это, казалось, позабавило. Он улыбнулся, когда Крафт представлял его Перуджи. Рука Хеллстрома показалась холодной и сухой. Чувствовалась расслабленная сила. «Он хорошо себя держит», – отметил Перуджи.
– Вас заинтересовала наша студия? – сказал Хеллстром, кивая в сторону двери в направлении взгляда Перуджи.
Перуджи подумал: «Не такой уж ты хладнокровный!» А вслух сказал:
– Я никогда не видел студий, где снимают фильмы.
– Линк передал мне по телефону, что вы ищете одного из своих служащих, который мог затеряться в этом районе, – сказал Хеллстром.
– Да. – Перуджи удивляло, почему он не видит ничего за дверью. Ему доводилось посещать студии в Голливуде, и он помнил впечатление организованного беспорядка: яркий свет, девушки, камеры, суетящиеся люди, затем моменты тишины, когда начинались съемки.
– Вы не видели в округе кого-нибудь подозрительного, док? – спросил Крафт.
– Никого, кроме моих людей, – сказал Хеллстром. – Никаких посторонних, во всяком случае, в последнее время. Когда эти люди предположительно пропали?
– С неделю, – сказал Перуджи, вновь обращая свое внимание на Хеллстрома.
– Совсем недавно! – сказал Хеллстром. – Ха. А вы уверены, что они не продолжают свой отпуск где-нибудь еще?
– Абсолютно уверен, – ответил Перуджи.
– Ну что же, можете походить здесь в окрестностях, – сказал Хеллстром. – Мы были сильно заняты в последнее время, но посторонних мы бы заметили. Мы следим, чтобы никто не мог помешать случайно нашей работе. Не думаю, что вам удастся найти следы ваших людей в этом районе.
Крафт заметно расслабился, соображая: если? Нильс считает, что чистка была качественной, значит, так оно и есть.
– Вот как? – Перуджи сжал губы. Ему неожиданно пришла в голову мысль, что их беседа имела несколько уровней. Он и Хеллстром об этом знали. По всей видимости, шериф тоже. Различные вплетения в текст предложений были очевидны. Ему предложено побродить по окрестностям, но найти чего-то инкриминирующего ему не удастся. Никто посторонний не может незаметно проникнуть на ферму. Хеллстром был уверен, что его связине позволяли выйти конфликту на поверхность. Перуджи, со своей стороны, дал понять, что ему известны случаи исчезновения людей в непосредственной близости от фермы. Между прочим, Хеллстром этого не отрицал, он просто указал на бесполезность поиска. Какие, однако, будут сделаны ставки в этой игре?
