Текст книги "Похоронный марш марионеток"
Автор книги: Фрэнк Де Фелитта
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
12
Три патрульные машины подъехали к дому Кей. Сирены нарушили хрупкий покой в квартале, установившийся после того, как улетел сокол. Жители окрестных домов высыпали на улицу и потянулись туда, где затормозили машины.
Из автомобиля вышел капитан Эмери. У него был измученный и, как он ни старался этого скрыть, испуганный вид. Он недооценил убийцу. Ему и в голову не могло прийти, что маньяк переключится на них. Теперь во всем Лос-Анджелесе не было средства, способного восстановить покой и равновесие в его душе.
Из другой машины вылезли Лу Бронте и детектив Хейбер и остановились на тротуаре рядом с Эмери. На их лицах тоже читался испуг. Мигалки патрульных машин, вращаясь, отбрасывали красно-синие блики на их лица и стены дома Кей, придавая ему жутковатые очертания. Через пару минут к детективам присоединился капитан Перри.
– Ну что, мы опять столкнулись с «Хичкоком»? – сухо бросил он.
– Да, – буркнул в ответ капитан Эмери. – Похоже, он теперь взялся за своих поклонников.
Подъехала «скорая». Мигающие красные огни освещали толпу зевак. Полицейские оттесняли любопытных с тротуара. Перри посмотрел на окно квартиры Кей. Сквозь закрытые жалюзи пробивался тусклый свет.
– У меня вопрос к тебе, Билл, – произнес Перри.
– Что за вопрос?
– Из какого это фильма?
Эмери устало пожал плечами:
– «Кинг-Конг встречает гребаную Годзиллу«…140140
«Кинг-Конг встречает гребаную Годзиллу»… – Обыгрывается название японского фантастического фильма «Кинг-Конг против Годзиллы» (1962) режиссера Исиро Хонды.
[Закрыть] Черт, откуда мне знать?!
Он обернулся. Двое экспертов вылезли из патрульной машины, двое врачей – из «скорой». Медики с носилками и пластиковыми пакетами с плазмой выглядели зловеще. Капитан Эмери провел их через толпу к калитке, а затем к дому. Вместе они поднялись по лестнице наверх.
На стенах квартиры виднелись борозды от когтей птицы, на полу валялись клочки волос. В остальном все выглядело обыденно, не было никаких следов взлома, и ничто не указывало, каким образом сокол оказался в квартире Кей Куинн.
– Фред! – едва переступив порог, крикнул Лу. – Ты в порядке? – Он заглянул в полуоткрытую дверь гостиной. – Фред?
Бронте остановился. В свете чудом уцелевшей люстры Сантомассимо осторожно промывал раны на руках и ногах Кей. Рядом стояла небольшая миска с теплой водой и лежали ватные шарики. В первый момент это зрелище напомнило Бронте сакральное омовение. Тишина, медленные, плавные движения рук. Сантомассимо стоял на коленях перед Кей, сидевшей на софе, ее лицо искажала мука, и вместе с тем оно светилось бесконечной любовью.
Лейтенант заметил застывшего в дверях Бронте. Они обменялись взглядами. Сержант сразу понял, как сильно досталось Кей. Он тихо вошел. Кей даже не повернула головы в его сторону. Сантомассимо продолжал смывать с ее тела кровь.
– Слава богу, что он не задел глаза, – сказал Сантомассимо, прикладывая антисептик к синяку на ее нижнем веке.
Кей поморщилась и протянула ему бокал с недопитым хересом.
– Еще, – сказала она.
Бронте и Сантомассимо вновь переглянулись. Бронте видел, что она все еще находится в шоковом состоянии. Он отправился на кухню, принес полупустую бутылку хереса и налил ей в бокал. Кей по-прежнему не смотрела на него.
В дверях появились, заслонив свет, капитаны Эмери и Перри, детектив Хейбер, эксперты и врачи. Удивленным взглядом они окинули разгромленную гостиную, затем посмотрели на Кей. У нее был такой жалкий вид, что глаза Эмери погрустнели. Он прошел в комнату. Врачи опустили на пол носилки, положили рядом пакеты с плазмой и подошли к софе.
Капитан Эмери смотрел на Кей со смешанным чувством сострадания и страха и надеялся, что она этого не заметит.
– Вы в порядке, профессор Куинн? – спросил он.
Кей подняла голову и посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Ей здорово досталось, Билл, – ответил за нее Сантомассимо.
– О боже, Фред, – вздохнул Эмери, – я должен был предвидеть…
– Мы все должны были предвидеть.
Эксперты приступили к осмотру квартиры. Начали с балкона, затем, ползая на коленях, внимательно исследовали пол. Сфотографировали с разных ракурсов стены, потолок, мебель – разодранную софу, опрокинутый книжный шкаф, разбитый письменный стол. Они осмотрели потайные ящички в ее спальне и туалет, обработали порошком все подоконники, ища отпечатки пальцев, специальными щипчиками сняли со стен крошечные, испачканные кровью перья и сложили их в пластиковые пакетики.
Бронте, не говоря ни слова, поднял валявшийся под телевизором попкорн и упрятал его в пластиковый пакет. Только Сантомассимо это заметил.
– Да, птичка хорошо здесь поработала, – пробормотал Бронте.
Обивка мебели была изодрана, портьеры свисали лоскутами, на стенах остались глубокие щербины. Перья, покрывавшие пол, мягко разлетались, потревоженные суетившимися людьми.
Кей покорно слушалась врачей, но Сантомассимо не нравился ее пустой, отрешенный взгляд.
– Похоже, сотрясения мозга у нее нет, – заключил один из медиков. – Несколько глубоких порезов на руках, лице и шее. Следовало бы увезти ее в больницу.
– Ни за что, – пробормотала Кей.
Эмери сделал знак Сантомассимо, и они отошли к окну.
– Что случилось, Фред? Как сюда попала эта птица? Что, дверь была открыта?
– Нет, но возможно, сокола запустили через балкон.
– Черта с два. Балкон в тридцати футах от земли. Он что, еще и альпинист ко всему прочему?
– Он играет с нами, Билл. Как боги, обрывающие крылья мухам. Так, кажется, сказано у Шекспира?141141
Он играет с нами, Билл. Как боги, обрывающие крылья мухам. Так, кажется, сказано у Шекспира? – Реминисценция слов графа Глостера из шекспировского «Короля Лира» (1605):
«Как мухам дети в шутку,Нам боги любят крылья обрывать» (IV, 1, 37038. – Пер. Б. Пастернака).
[Закрыть] Сперва был Хасбрук, потом Нэнси, футболист из колледжа, Стив Сафран. Какая-то безумная игра. И мы теперь тоже в игре.
– Мы?
– Да. Кей стала первой. А кто следующий, Билл? Ты? Я? Бронте?
Врач, недовольный тем, что Кей отказалась поехать в больницу, оставил ей стерильные бинты и медикаменты, которых должно было хватить на ночь. И хотя транквилизатор еще не начал действовать, Кей, казалось, немного успокоилась; возможно, ей помог херес. Но ее зеленые, влажные от слез глаза по-прежнему были полны ужаса.
Бронте подошел к окну и открыл его. Повеяло прохладой, и только теперь все поняли, как тут жарко.
– Фред? – тихо позвал Бронте.
– Что, Лу?
– У тебя на руке кровь.
Сантомассимо глянул на свою руку. Два алых ручейка стекали параллельно друг другу по правому запястью, рукав рубашки и обшлаг пиджака были пропитаны кровью. Левая рука тоже была изранена.
– Что у тебя с плечом? – спросил Эмери. – Ты как-то криво стоишь.
– Повредил, когда высаживал дверь.
– Да, вы, итальянцы, крепкие орешки. Вас ничем не расколешь.
Никто не улыбнулся его шутке.
– Ей нужна охрана, Билл, – сказал Сантомассимо. – В университете. В пути. Везде. Ее ни на минуту нельзя оставлять без наблюдения.
Капитан Эмери кивнул:
– Никаких возражений.
Прибыли эксперты и фотографы из отдела Перри, и в гостиной стало совсем тесно.
– Привет, ребята! – воскликнула Кей, неожиданно нарушив тишину. – Рада вас видеть.
Ее губы скривились в подобие улыбки. Сантомассимо понял, что у нее начинается истерика, как давеча в церкви Святого Амоса.
– Простите за вторжение, профессор Куинн, – сказал детектив Хейбер. – Нам просто нужно…
– Как приятно снова вас видеть, – с сарказмом перебила его Кей. – На этот раз вы пожаловали ко мне, а не я к вам.
Полицейские и эксперты удивленно воззрились на нее. Она говорила не просто раздраженно. Они посмотрели на капитана Эмери, затем на Сантомассимо и снова на Кей. Врач попытался ватным тампоном промокнуть выступившую у нее на руке кровь, но Кей оттолкнула его руку.
– Скажите мне, – произнесла она, повысив голос, – чем вы, ребята, занимаетесь, кроме того, что выезжаете на место очередного убийства?
– Кей… – подходя к ней, начал Сантомассимо.
– Зачем все эти люди… господи, все это оборудование… спреи… черный порошок… белый порошок… пылесосы… Для чего все это, я вас спрашиваю? Что вы все делаете? – Она нервно допила херес. – Что вы, черт побери, делаете, кроме того, что увозите труп и оставляете бардак на месте человеческой трагедии?
– Успокойся, Кей.
Она пропустила его слова мимо ушей.
– Вы хоть раз кого-нибудь поймали? – спросила она у детектива Хейбера, затем посмотрела на капитана Эмери, который, казалось, съежился под ее взглядом. – Неужели вам повезет и вы поймаете его? Поймаете прежде, чем он совершит пятое убийство? Пятая в списке я, капитан Эмери. Я, понимаете?
Сантомассимо попытался обнять ее, но она отстранилась. Он видел, что ее опять начинает бить дрожь.
– Кей, пожалуйста, – шептал он, – успокойся…
– Успокоиться? Как я могу успокоиться? Этот сукин сын едва не убил меня! – Она повернулась к полицейским. Она уже не говорила, а кричала: – И знаете почему? Потому что я – Сьюзан Плешетт из фильма «Птицы», вот почему!
– Кей, – Сантомассимо попытался погладить ее по голове.
Ее глаза наполнились слезами.
– Она была школьной учительницей…142142
Сьюзан Плешетт из фильма «Птицы»… Она была школьной учительницей… – Сьюзан Плешетт (р. 1937) – американская актриса, подавляющее большинство ролей сыгравшая в телевизионных фильмах. В «Птицах» исполнила второплановую роль школьной учительницы Энни Хейворт, которая погибает, спасая своих учеников от нападения вороньей стаи. Тремя годами ранее снялась в одном из эпизодов сериала «Альфред Хичкок представляет».
[Закрыть] О господи…
Сантомассимо крепко обхватил ее и поставил на ноги.
Она закачалась, пытаясь удержать равновесие, и ухватилась за его руку. Врач тоже встал.
– Кей, я помогу тебе собрать вещи, – сказал Сантомассимо. – Я хочу увезти тебя отсюда.
– Куда? К тебе домой? Зачем? Разве он растеряется, попав в интерьер ар деко? Неужели ты не понимаешь, что я выбрана на роль следующей жертвы? Я вписана в его чертов сценарий! – Изменившись в лице, она повернулась к полицейским. – Вы знаете, что такое быть игрушкой? – выкрикнула она. – Игрушкой в руках психопата. Я играю главную женскую роль в его безумном фильме!
– Это не так, Кей, – мягко возразил Сантомассимо. – Ты знаешь лучше кого бы то ни было, что Хичкок снял множество самых разных фильмов. Думаю, что у убийцы и без тебя довольно длинный список потенциальных жертв, и возможно, как раз сейчас он ставит свою следующую сцену.
Кей вздохнула и пожала плечами.
– Я уже ничего не понимаю, – устало произнесла она.
Сантомассимо посмотрел на капитана Эмери.
– Можно, я отвезу ее к себе домой, Билл? – спросил он. – Могу я это сделать?
– Отвези, конечно, Фред, – тихо сказал Эмери. – Только выходите через черный ход. Чертовы газетчики и телевидение установили передвижную студию на улице, прямо у центрального входа, не стоит давать им лишнюю информацию. Пусть убийца думает, что и этот сюжет у него получился. Так она будет в большей безопасности.
Кей тихо плакала, уткнувшись в грудь Сантомассимо.
– Увези меня отсюда. Увези к себе домой, под свою защиту, – всхлипывая, просила она.
Сантомассимо вновь посмотрел на Эмери.
– Ну что стоишь, поезжай! – гаркнул капитан.
Он велел Хейберу связаться с участком и организовать дежурство в доме Сантомассимо. Эксперты и медики ушли, Хейбер, Перри и Бронте отбыли на патрульной машине. Всю дорогу до участка Бронте думал о Сантомассимо. Отныне лейтенант был нерасторжимо связан с Кей Куинн, и никто не мог предугадать, к чему это приведет. Бронте был смущен этим и сам не понимал почему.
*
Сантомассимо открыл дверь и зажег в квартире свет. Кей слабо улыбнулась встречавшему ее стилю ар деко. Это было невероятно… и так великолепно. Мебель приятно поблескивала в свете ламп и торшеров.
– Может быть, хочешь пожить в другом месте? – спросил Сантомассимо. – В каком-нибудь мотеле? Кстати, у меня есть сестра в Вествуде…
Кей сжала его руку и покачала головой. Ткань его костюма впитала прохладу и влажность туманной ночи. Пальцы Кей безотчетно теребили лацкан его пиджака.
– Нет, – сказала она. – Здесь я чувствую себя в безопасности. Это как дворец изящных искусств. Как ты думаешь, у него есть вкус? У нашего «Хичкока»? Готова поспорить, он живет в душной квартирке с красными пластмассовыми стульями.
– Капитан Эмери обеспечит нам полицейскую охрану, Кей, – пообещал Сантомассимо.
– Отлично. А как насчет моей репутации?
– Не знаю. На моей это скажется положительно.
Он вытащил из бара графин с бренди и поднял его вверх, ожидая ее одобрения. Она кивнула. Две рюмки наполнились янтарной жидкостью, одну Сантомассимо протянул Кей. Она содрогнулась.
– Зачем он это делает со мной? Что ему от меня нужно?
– Ответной реакции.
– Нет, ему нужно представление. Эффектное представление, Фред. Но, полагаю, сегодня он не получил того, что хотел.
– Полагаю, что нет, – согласился Сантомассимо.
– Я должна была умереть.
Ничего не говоря, он нежно обнял ее и стал укачивать, как ребенка. Она закрыла глаза и склонила голову к нему на грудь, ощущая тепло успевшей высохнуть одежды и слушая биение его сердца.
– Я испортила его спектакль, – сказала Кей.
– Еще как испортила.
– И что будет дальше? Новая попытка? Или другая сцена? Еще одно убийство из репертуара мастера?
– Кей, никто не причинит тебе вреда. Ни здесь, ни где-либо еще.
Она взглянула в его глаза и попыталась улыбнуться.
– Я почти верю, когда ты так говоришь, – сказала она.
– Верь мне, Кей. На этот раз его спектакль провалился.
Ее зеленые глаза внимательно изучали его лицо, словно стараясь отыскать источник его уверенности. Глаза Сантомассимо были темными и злыми. Как ни странно, это успокоило ее.
– Когда я увидела на полу попкорн…
– Забудь про это, Кей. Все закончилось. Это было плохое кино, и публика ушла из зала.
– Я знала… знала, что должна умереть. И все святые мира, великие и малые, не могли спасти меня, когда эта птица напала… из ниоткуда, и это было…
Сантомассимо нежно поцеловал ее в губы. Они оказались неожиданно холодными.
– Это было так… словно я… актриса… – тихо сказала Кей. – Разве не этого хотят садисты, когда мучают свои жертвы? Чтобы кто-то воплощал их фантазии в жизнь.
Она выпила бренди и задумалась, стараясь сознательным усилием воли побороть страх.
– Я понимала, я чувствовала… – продолжала она, – даже когда боролась за свою жизнь… пытаясь спрятать глаза… я ощущала себя актрисой в его руках… руках режиссера… – Она посмотрела на Сантомассимо. – Это безумие? Это значит, что я сошла с ума? Убийца управлял мной, используя этого сокола.
– Кей, тобой никто не управлял.
– Фред, он навязывал мне логику поведения. И я подчинилась этой логике. Не могу это объяснить. Это некая эмоциональная логика. Он был режиссером всей этой сцены.
Сантомассимо не нравилось, что разговор приобретает такой поворот. Щеки Кей по-прежнему горели. Она допила бренди, Сантомассимо последовал ее примеру. Он решил взглянуть на это дело с профессиональной точки зрения.
– Эти маньяки, как правило, технически грамотные ребята, – сказал он хрипло. – Именно это и делает их опасными. Они мыслят иначе, чем обычные люди, поэтому их бывает так трудно вычислить.
Кей подошла к балкону. Вдалеке шумно дышал океан, бросая на берег волны.
– В то время как я боролась с птицей, у меня в голове прокручивался сценарий: ОБЩИЙ ПЛАН. КЕЙ. ВЕЧЕР. Сокол пикирует, целится в глаза. Раздирает когтями лицо. Это было ужасно. Это было словно галлюцинация.
– Кей, тебе надо уехать из Лос-Анджелеса, – сказал Сантомассимо. – Я рад, что ты едешь в Нью-Йорк. Ты должна отвлечься и отдохнуть.
– Ты нужен мне, Великий Святой. Мне нужна твоя кровать с невероятными японскими узорами, золотыми рыбками и лилиями. Мне нужна твоя страсть, я хочу ощущать тяжесть твоего тела… на поле из перламутровых цветов.
– И я тоже этого хочу, – признался Сантомассимо, забирая из ее руки рюмку. – Очень хочу.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь громким тиканьем старинных часов под акварелью Джона Марина. Затем Сантомассимо взял Кей за руку и повел в спальню. Она посмотрела на кровать и устремила на него вопросительный взгляд.
– Это наша спальня, Кей. Не Маргарет, а твоя и моя. Отныне и навеки.
Сантомассимо щелкнул выключателем, и свет в комнате погас. Он обнял и крепко прижал Кей к себе.
– Если ты этого хочешь, – прошептал он ей на ухо.
– Поцелуй меня…
Сантомассимо чуть наклонился вперед и поцеловал ее в шею, затем прижал к себе. Кей обвила его руками, перебирая пальцами волосы на затылке. Тело ее дышало теплом, которое обволакивало его, разжигая страсть.
– Фред… – шептала она, – мне было так страшно.
Он увлек ее на край кровати, медленно расстегнул одну за другой пуговицы блузки. Его пальцы скользили по гладкой округлости грудей. Он коснулся губами ее губ. Кей закрыла глаза. Сантомассимо медленно расстегнул застежку лифчика, поцеловал ямочку на шее, почувствовал учащенное биение ее пульса.
– Кей… – шептал он, – Кей…
Он освободил ее тело от оставшейся одежды и опустил на толстое покрывало.
– Я люблю тебя, – услышал он собственный голос.
После развода Сантомассимо не доверял женщинам, но сейчас его страх, уже ставший привычным, исчез. Он вновь почувствовал себя свободным. Он погружался в знакомый мрак женщины, где ни для одного мужчины, кем бы он ни был, не существовало путеводного света. Но теперь он не боялся. Ее пальцы гладили и впивались в его поясницу.
– Да… да… пожалуйста… – выдохнула Кей.
Сантомассимо откинул покрывало, и они соскользнули на простыни. Его обожгло жаром, когда он вошел в нее. Она погрузилась в сладостное забытье. Исчезло все – ужас, боль, страх. Все растворилось в потоке его тепла.
– …Милый… – словно издалека услышал он ее голос.
Сантомассимо был бесконечно нежен. Слабый стон сорвался с ее уст, потом еще один, затем она вскрикнула. Она растворялась в нем, они сливались в единое целое, уплывали по широкой полночной реке, стремясь по ее волнам к неведомому океану.
– Кей…
Так продолжалось долго. Он тяжело дышал. Еще раз произнес ее имя и содрогнулся. Теперь он двигался медленно, пока совсем не остановился. Они лежали, обнявшись, молча, наслаждаясь покоем.
У окна кружила любопытная чайка.
– Отныне и навеки, – прошептала Кей, целуя кончики его пальцев.
Они уснули, окутанные мраком ночи, прижавшись друг к другу. Погружаясь в сон, Сантомассимо чувствовал, что обрел покой, о котором всегда мечтал.
Их разбудил сильный ветер, поднявшийся за окном. Они снова занялись любовью. Потом Кей уснула, положив руку ему на грудь. Она не хотела его отпускать. Она не хотела просыпаться. Ей нравилось то тайное убежище, в котором они оказались.
*
Щелчок…
– Профессор Куинн… Моя дорогая Кей Куинн… Сокол за десять минут рассказал вам о Хичкоке гораздо больше, чем вы узнали о нем за те четыре года, когда писали свою диссертацию… Интересно, а мне дадут ученую степень за такой бесценный урок? Третью степень.143143
Интересно, а мне дадут ученую степень за такой бесценный урок? Третью степень. – Каламбур, основанный на соединении понятия «ученая степень» и выражения «третья степень» (third degree), означающего на полицейском жаргоне допрос с пристрастием, который и грозит герою в случае поимки.
[Закрыть] Ха-ха-ха. Третью. Ха-ха-ха-ха-ха…
Магнитофон записывал… Голос звучал глухо и монотонно…
– Должен заявить всем, кто думает, что мои слова о таланте – брехня. Мой сценарий, над которым я работал в Нью-Йорке, переделывал в Лос-Анджелесе, теряя время по вечерам на дурацких курсах, непрерывно дорабатывал, – мой сценарий, говорю я… Я вложил в него всю свою душу, свой разум, свою кровь, все, что я знал о кино и о жизни… И он не был жестоким в каждой своей строчке. Там была любовь, отвергнутая любовь и удивительная нежность – вы удивились бы, узнав, каким нежным я могу быть… И этот сценарий нашел свое применение, но не такое, о котором я мечтал.
Мой сценарий был о крушении надежд, слишком смелых, слишком сладостных для этого мира… Я отнес в агентство «Си. Ди. Би.». «Кассо, Дитерлинг и Борн». Самое крупное в Лос-Анджелесе, а может быть, и в мире агентство по поиску талантов. Размениваться по мелочам, дамы и господа, не мой стиль.
Как только я переступил порог этого агентства, сердце у меня начало бешено колотиться. Я злился оттого, что мне не хватало профессионализма, чтобы вести себя в подобном месте непринужденно. Я обливался потом. Они не замечали, но я-то знал, насколько стесненно себя чувствую, и стыдился этого. Сюжет, скажу я вам, был чертовски хорош. Характеры неоднозначные, заставлявшие сопереживать. А финал… Господи!.. Такой финал может родиться только милостью Божьей.
Я зарегистрировал свое сокровище в гильдии сценаристов, получил их штампик на первой странице и отдал младшему агенту. Этим агентом была некая мисс Говард, маленькая веснушчатая блондинка с вьющимися волосами и в очках с толстыми стеклами, похожая на белого ежика. По ней сразу было видно: неудавшийся писатель. Она положила мой сценарий поверх других, стопкой громоздившихся на столе, пообещала прочесть.
Я подождал две недели. Как вы уже поняли, я не слишком терпелив. На исходе третьей недели мои нервы были натянуты до предела. Знаете, какие чувства испытываешь, гадая, запустят ли в производство твой первый сценарий? Конечно, не знаете. А я знаю. Это сродни пребыванию между жизнью и смертью. Но, как бы то ни было, я не собирался провести остаток дней в полутемной каморке, как мисс Говард.
В конце месяца я снова пришел в агентство и прямиком направился в кабинет белобрысого ежика. Эта сука меня не помнила, зато она помнила мой сценарий. Оцените. Этот белесый бурундук одобрил его и отправил главному чтецу по фамилии Зелч.
Я ткнулся в кабинет этого Зелча, до отказа забитый такой роскошной кожаной мебелью, какой я в жизни не видел. Похоже, Зелч был геем. Он выставил меня вон без лишних церемоний, но перед этим пообещал, что непременно прочтет мой сценарий в течение недели.
Я потерял около десяти фунтов веса. Я не мог есть, я только курил, пил кофе и пиво. Я был взвинчен до предела. Желудок давило так, будто я наглотался свинца. Знаете ли вы, что чувствуешь, когда твоя мечта, твое самое заветное желание, то, ради чего Господь послал тебя на землю, находится на расстоянии вытянутой руки, когда тебя отделяет от этой мечты всего лишь неделя, день, несколько часов, – и они никак не могут пройти, подобно рождественскому утру, которое никак не наступит! Боже, как это жестоко! И все потому, что между тобой и успехом, который ты заслужил по праву, встает ничтожество, чье мнение не стоит ни цента.
Но так устроена жизнь, и с этим ничего не поделаешь. Все мы черви. Для проигравших пощады нет.
Подумайте об этом. Представьте, что было бы, если бы у вас был талант. И вы поймете – даже если вы занимаетесь черт-те чем, чтобы заработать себе на жизнь, – поймете и запомните навсегда: каждый художник мечтает о том единственном случае, который даст ему шанс создать нечто великое.
Это ведь не трудно понять? Я чувствую, что вы поняли.
Стоит ли говорить, что Зелч так и не позвонил? Его секретарь ни за что не хотел меня с ним соединять. Я звонил по три раза в день и каждый раз слышал одно и то же: «Мистер Зелч на конференции». Черт, сколько конференций может быть у агента? В конце концов я написал письмо, якобы от своего адвоката, в котором требовал, дать ответ в течение недели. Секретарь письмом уведомил меня, что господин Зелч будет рад встретиться со мной в четверг.
От такого известия у меня случилось расстройство желудка, и меня все время рвало. В ожидании встречи я не находил себе места, был словно помешанный. Конечно же, они захотят просто использовать мои идеи, но я буду настаивать на своем авторстве, и в конце концов они уступят. Они сами не поймут, как отдадут бразды правления в мои руки. Поверили же они Джорджу Лукасу. Так почему бы им не поверить мне?
Я даже отдал в чистку костюм. Я похудел и выглядел ужасно. Но этого я не мог исправить. Зато я купил новые ботинки и подстригся. И не где-нибудь, а в студии «Джерри». Имя в Голливуде много значит. И вот в таком виде я отправился в литературное агентство «Си. Ди. Би.».
День выдался чудесный. Накануне в Лос-Анджелесе прошел дождь, и теперь воздух был чист и прозрачен, видны были даже покрытые снегом горные вершины в округе Сан-Бернардино.144144
…покрытые снегом горные вершины в округе Сан-Бернардино. – Имеется в виду горный массив Сан-Бернардино в одноименном округе к востоку от Лос-Анджелеса.
[Закрыть] Я чувствовал себя заново родившимся и мысленно поблагодарил Бога. Он незримо стоял за моими страданиями, страхами и болезнями, и Он дал мне силы все это выдержать.
Я не встретился с Зелчем. Он улетел в Рим на деловые переговоры то ли с Понти,145145
Карло Понти (р. 1912) – крупнейший итальянский кинопродюсер, в карьере которого – 150 фильмов, в том числе такие знаменитые картины, как «Дорога» (1954) и «Ночи Кабирии» (1957) Феллини, «Война и мир» (1956) Кинга Видора, «Золото Неаполя» (1954), «Чочара» (1960), «Затворники Аль-тоны» (1962) и «Брак по-итальянски» (1964) Витторио Де Сики, «Женщина есть женщина» (1961) и «Карабинеры» (1963) Жана-Люка Годара, «Доктор Живаго» (1965) Дэвида Лина, «Блоу-ап» («Фотоувеличение», 1966) и «Забриски-Пойнт» (1970) Микеланджело Антониони, «Отвратительные, грязные, злые» (1976) Этторе Сколы. С 1957 г. женат на актрисе Софи Лорен, которую вывел в кинозвезды мировой величины, продюсируя все фильмы с ее участием.
[Закрыть] то ли с какой-то другой итальянской шишкой. И я удостоился чести лицезреть самого Большого Босса – главу агентства мистера Дитерлинга.
Дитерлинг был похож на упитанного вульгарного нациста, возможно, у него имелись и эсэсовские медали за убийство евреев во время Второй мировой. Он так долго скреб свою лысую башку, что я даже подумал, не чесотка ли у него.
Он почти не смотрел на меня. Он вернул мне сценарий, который уже не был чистым и аккуратным, каким я его принес, а выглядел так, будто его драли собаки. Он сказал, что сценарий очень интересный, но, по случайному совпадению, у них есть очень похожий и по нему сейчас снимается фильм.
Я никогда не забуду, даже если бы мне довелось прожить тысячу лет, ту наглую ухмылку, которая появилась у него на лице при этих словах.
Я был в бешенстве. Помню, появилась секретарша с охранником. По всей видимости, у Дитерлинга была кнопка вызова под столом. Я кричал, что он фашист, бесстыжий плагиатор, осквернитель могил. Я вопил, что засужу его, взорву его сраное агентство, убью его детей.
А он спокойно улыбался. И когда меня, скрутив, поволокли по коридору, он вежливо сказал мне: «Удачного дня».
Прежде чем выбросить меня на улицу, охранник посоветовал мне помалкивать, если я хочу работать в этом городе, потому что у мистера Дитерлинга связи со всеми агентствами и студийными боссами и ему достаточно пары звонков, чтобы создать мне такую репутацию, что я даже не смогу купить попкорн в кинотеатре.
Кстати, я обожаю попкорн и могу съесть целую тонну, но только собственного приготовления, подсоленный и жаренный на настоящем масле.
Вот такая история произошла с моим сценарием. Я обратился в гильдию сценаристов. Мне сказали, что я имею право подать в суд. Но хватит ли у меня денег, чтобы с ними судиться? Кроме того, Дитерлинг наверняка кое-что переделал в сценарии, видоизменил сюжетную линию и характеры героев. Через этот город проходят тысячи сценариев, и совпадения вполне возможны. Вероятнее всего, мне даже адвоката не удастся найти.
Спустя десять месяцев я увидел свой фильм. «Пейзаж любви». Возможно, вы его тоже видели. Действие они перенесли из Калифорнии в Нью-Мексико, героя сделали на десять лет старше и изменили его профессию. Внесли еще кое-какие косметические изменения, но все равно это было то, что написал я. Вслед за актерами я повторял реплики и диалоги, которые знал наизусть. Черт возьми, это же был мой текст! Зрители у меня за спиной начали возмущаться и требовать, чтобы я заткнулся, подошел билетер и попросил меня выйти. Я ушел, но отнюдь не так тихо и мирно, как им хотелось.
Разве с Микеланджело обращались подобным образом? Как с собакой, которую пинком выбрасывают вон.
Но мне было уже все равно. Годы уходили. Уходила жизнь. Мои силы искали приложения. Вы же понимаете, я не мог потратить пять, десять, пятнадцать лет на борьбу с этой системой, не мог плутать по бесконечным лабиринтам агентств и студий в поисках своего шанса, который, вероятно, уже никогда не выпадет на мою долю, потому что в этом треклятом городе распяли настоящий талант. Талант здесь ненавидят. Ничто так не пугает Голливуд, как оригинальность.
Мне необходимо было режиссировать. Кому-то необходим секс. Кому-то власть. Кто-то ищет Бога. Меня же распирало от неистовой энергии, словно я упал в стремительную реку и, чтобы не утонуть, должен был совладать с течением. Скажете, это звучит не слишком поэтично? Но что делать, именно так я чувствую. Если я… не выражу себя… не важно, каким способом… любым… я утону. Моя душа погрузится в пучину. Если у вас есть душа, вы меня поймете…
Щелчок.
– Проклятая птица… поранила мне руку…
Щелчок… магнитофон продолжил запись… Сколько времени прошло? Минута? Несколько часов? Недель?.. Разве машина это знает?
– Вам когда-нибудь приходилось кромсать сокола в печи для мусора? Ха-ха-ха-ха-ха! Поймите меня правильно, я люблю братьев наших меньших. Но я не хочу, чтобы отслужившее свое птица становилась у меня на пути. А эта тварь постоянно возвращалась ко мне.
Эй, Джо, похоже, в мусорном баке валяется дохлая птица. Должно быть, служили утренний молебен в День благодарения. Ха-ха. О господи! Это все мусор.
Верно, парень?!
Все! Стоп! СТОП!
