Текст книги "Похоронный марш марионеток"
Автор книги: Фрэнк Де Фелитта
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Фрэнк де Фелитта
Похоронный марш марионеток
*
Щелчок… магнитофон включился… пошла запись…
– Я с детства был помешан на кино…
Щелчок…
– Черт, да кого это интересует?
Уирр… Пленка ушла на начало… Щелчок…
– Мне так много нужно рассказать и объяснить… о моем одиночестве… о моем искусстве…
Щелчок…
– К черту эту сентиментальную ерунду!
Щелчок… Голос зазвучал вновь, уже решительно.
– Я должен рассказать о мастере, за которым я следую. Это великий мастер. Гений! Вы ничего не сможете понять, не поняв его. Я имею в виду, не поняв по-настоящему, так, как постиг его я.
Щелчок… Ожили, задвигались тени. Прошло какое-то время. В маленькой квартирке послышался шум – гулкий, тревожный. Прошло еще немного времени…
Щелчок…
– Позвольте мне упомянуть мою библиотеку… «Имя перед названием» Фрэнка Капры22
Фрэнк Капра (1897–1991) – знаменитый американский режиссер, сценарист, продюсер итальянского происхождения. Дебютировал в режиссуре в 1920-е гг., а кинематографическую славу приобрел в 1930-е благодаря череде социальных комедий, созданных в сотрудничестве со сценаристом Робертом Рискином; среди них – «Леди на день» (1933), «Это случилось однажды ночью» (1934), «Мистер Дидс переезжает в город» (1936), «Вам этого с собой не унести» (1938), «Мистер Смит едет в Вашингтон» (1939). Широко известны также романтическая утопия Капры «Потерянный горизонт» (1937) – экранизация одноименного романа (1933) Джеймса Хилтона, «черная» комедия «Мышьяк и старое кружево» (1944) и мелодрама «Жизнь прекрасна» (1946) с Джеймсом Стюартом (см. ниже прим. 93) в главной роли, со временем ставшая культовым рождественским фильмом Америки. Упоминаемая героем Де Фелитты книга «Имя перед названием» – изданная в 1971 г. автобиография Капры.
[Закрыть] была первой книгой о кино, которая у меня появилась. Я храню ее до сих пор. Вон она стоит. Дядя подарил мне ее на день рождения. Мне тогда было десять. А потом я купил книги Чаплина33
…книги Чаплина… – Перу Чарльза Спенсера Чаплина (1889–1977) принадлежат книги «Мой чудесный визит» (1922), «Мое путешествие за границу» (1922, рус. пер. 1991), «Моя биография» (1964, рус. пер. 1966), «Мои ранние годы» (1964), «Моя жизнь в фильмах» (1974) и др.
[Закрыть] (они тоже здесь, вон там, рядом с видео), фон Штрохейма44
Эрих фон Штрохейм (Штрогейм, 1885–1957) – американский режиссер, актер, сценарист, писатель; уроженец Австрии. В Голливуде с 1914 г. Из его режиссерских работ наиболее значительной является драма «Алчность» (1924) по роману Фрэнка Норриса «Мак Тиг» (1899), из актерских – роли в «Великой иллюзии» (1937) Жана Ренуара и «Бульваре Сансет» (1950) Билли Уайлдера. Как писатель Штрохейм известен романами «Паприка» (1935) и «Пото-Пото» (1956).
[Закрыть] и мемуары Дугласа Фэрбенкса55
Дуглас Фэрбенкс (наст. имя Дуглас Элтон Томас Ульман, 1883–1939) – знаменитый американский актер театра и кино, сценарист и продюсер; признанный «король Голливуда» 1920-х гг. Основатель – совместно со своей будущей женой, актрисой Мэри Пикфорд (наст. имя Глэдис Мэри Смит, 1893–1979), режиссером Дэвидом Уорком Гриффитом (1875–1948) и Чарли Чаплином – кинокомпании «Юнайтед артистс» (1919). Снискал международную славу, создав образы бесстрашных искателей приключений в полных оптимизма авантюрно-романтических кинолентах «Знак Зорро» (1920) и «Три мушкетера» (1921) Фреда Нибло, «Робин Гуд» (1922) Аллана Дуона, «Багдадский вор» (1924) Рауля Уолша, «Дон Q, сын Зорро» (1925) Дональда Криспа, «Черный пират» (1926) Альберта Паркера и др. В звуковом кино снимался без особого успеха. Автор книг «Смеяться и жить» (1917), «Создавая достойную жизнь» (1918), «Мой тайный успех» (1922), «Юность указывает путь» (1924) и множества статей и рассказов, публиковавшихся в периодике. Совсем недавно все сочинения актера были собраны в одну книгу, озаглавленную «Дуглас Фэрбенкс – своими словами» (2006).
[Закрыть] – их я приобрел у одного выжиги в Венеции. Ну и мерзкий был тип! Мало-помалу библиотека росла. Видите, здесь четыре тысячи томов. Но что я говорю, вы же ни черта не можете видеть. Вы вообще не существуете.
Пленка замерла…
– Кому, к черту, интересно слушать про мою библиотеку?
Щелчок… Пленка вновь поползла вперед…
– Честно говоря, это нелегко. Именно поэтому я начал издалека. Хочу, чтобы вы знали, через что мне довелось пройти и что пережить. Хочу, чтобы вы поняли, как трудно было прийти к тому, к чему я пришел.
Тень у магнитофона шевельнулась, вытянулась.
– Я хочу пива. Интересно, есть в этом долбаном доме пиво?
Тень вернулась и опять застыла пятном в массивном кресле. Долгое время все было тихо. Затем вновь раздался щелчок, и зашуршала лента.
– У меня была мания… По-другому это не назовешь… Я с ней родился. Я рос, и она росла, как раковая опухоль, но я не противился этой болезни, даже любил ее… Трудно выразить… Я был… В общем, я отравлен кино.
Говоря это, я не имею в виду, что люблю ходить в кино и пересмотрел кучу фильмов, хотя это действительно так. Дело в том, что я мыслю кинокадрами. Я непрерывно кадрирую реальность, а затем то так, то эдак монтирую ее куски. Когда я разговариваю с людьми, я вижу «крупный план Джеймса», затем «наезд камеры, и максимальное увеличение», или «в другом ракурсе – Розмари», или «обратный ракурс», или «камера катится вместе с «порше», и мы видим водителя, нервно прикуривающего сигарету». Теперь вы понимаете, что я имею в виду? Я не человек, я – живая камера. И это далеко не всегда приятно. Я был у психиатра и знаю, что это не вполне нормально.
Но мой мозг постоянно занят монтажом. Оживленное движение на шоссе, пролегающем вдоль побережья, полицейский и уличный торговец нелегальным товаром, выхваченные камерой из городской сутолоки… Предметы, которые я вижу, ситуации, в которых я оказываюсь, режутся на кусочки, перетасовываются и вновь составляются вместе, и непрерывность этого процесса становится кошмаром, который и есть моя жизнь.
Итак, я с детства был помешан на кино. Все началось со старых фильмов. Черно-белых. «Три придурка»,66
«Три придурка» – Ларри, Мо и Курчавый, персонажи комедийного трио (аналогичного знаменитой отечественной троице Бывалый – Трус – Балбес), возникшего в 1922 г. и снявшегося в огромном количестве – более 200 – фарсовых фильмов, как короткометражных (1930–1958), так и полнометражных (1959–1965), некоторые из которых были составлены из старых короткометражек. В разное время в составе участников труппы были братья Гарри Мозес (1897–1975), Сэмюель (Шемп, 1895–1955) и Джером Лестер (1903–1952) Горвицы, а также Луи Файнберг (1902–1975), Джо Бессер (1907–1988), Джо Де Рита (1909–1993) и Эмиль Ситка (1914–1998).
[Закрыть] Лаурел и Харди,77
Стэн Лаурел (Лорел; наст. имя Артур Стэнли Джефферсон, 1890–1965) и Оливер (Норвелл) Харди (1892–1957) – комический актерский дуэт, снявшийся в 1927–1951 гг. почти в 90 фарсовых комедиях, по большей части короткометражных, каждая из которых заканчивалась одной и той же «коронной» фразой: «Ну и влипли же мы опять по твоей милости». Комические ситуации в этих фильмах всегда так или иначе обыгрывали физический контраст тощего, пугливого, сентиментального Лаурела и толстого, плечистого, нахального Харди.
[Закрыть] Полицейские Кейстоуна.88
Полицейские Кейстоуна – постоянные персонажи многочисленных немых короткометражек голливудской кинокомпании «Кейстоун», основанной в 1912 г. и возглавлявшейся продюсером и режиссером Маком Сеннетом (наст. имя Майкл Синнот, 1880–1960). Выдержанные в стилистике фарсовой комедии-«слапстика» (от англ. slapstick – затрещина, палочный удар), фильмы Мака Сеннета изобиловали трюковой эксцентрикой, невероятными ситуациями и всевозможными динамичными сценами – потасовками, драками, погонями, в которых с конца 1913 г. неизменно участвовала группа неуклюжих, придурковатых полицейских; этот образ всесильной власти и закона, выставленных в карикатурном виде, пользовался огромным успехом у американских зрителей и через некоторое время был дополнен командой бестолковых пожарных и группой полуобнаженных «красоток-купальщиц» (bathing beauties).
[Закрыть] Атмосфера в семье была унылая, я бы даже сказал – тягостная. Родители – баптисты самого строгого, дурного толка, но с деньгами, и немалыми. И при этом мы жили в Небраске! Вы знаете, что там за люди? Ограниченные, жадные ублюдки. Жизнь моя была серой и скучной, и единственной отдушиной для меня было кино. Я освоил синтаксис кинематографа раньше, чем выучился грамотно писать. Можете смеяться, если хотите, но я скажу: я видел нечто метафизическое в тех старых комедиях и мелодрамах. Кино стало моей религией.
К восьми годам я прослыл странным ребенком. Ни братьев, ни сестер у меня не было. Отец был со мной сух и неразговорчив. Этот мудак просто не замечал меня. Я делал свои первые фильмы на те гроши, что удавалось иногда стащить у матери. Я сам шил костюмы. На оборотной стороне бумажных мешков писал сценарии. И все соседские дети знали их наизусть. И что это были за фильмы! Взять хотя бы «Сагу о Чарльзе Старкуэзере», главный герой которой, серийный убийца, преследуемый полицией, колесит по дорогам Среднего Запада и наводит ужас на его жителей.99
…«Сагу о Чарльзе Старкуэзере», главный герой которой, серийный убийца, преследуемый полицией, колесит по дорогам Среднего Запада и наводит ужас на его жителей. – Чарльз Рэймонд Старкуэзер (1938–1959) – один из самых знаменитых серийных убийц в американской истории, совершивший в декабре 1957 – январе 1958 г. 11 убийств в Небраске (т. е. на родине героя книги) и Вайоминге вместе со своей несовершеннолетней подружкой Кэрил Энн Фьюгейт (р. 1944). Схваченные 29 января близ г. Дуглас (Вайоминг), они были экстрадированы в Небраску и предстали перед судом штата в мае 1958 г. В соответствии с решением суда Старкуэзер был казнен в тюрьме 25 июня 1959 г., а его сообщница, приговоренная к пожизненному заключению, провела за решеткой 18 лет и была отпущена на свободу в июне 1976 г., после чего поселилась в Мичигане. Потрясшая Америку история юных убийц описана во множестве документальных книг и легла в основу нескольких художественных фильмов, среди которых выделяются «Пустоши» (1973) Теренса Малика (с Мартином Шином и Сисси Спейсек в главных ролях) и «Прирожденные убийцы» (1994) Оливера Стоуна по сценарию Квентина Тарантино (с участием Вуди Харрельсона и Джульетт Льюис); в обеих картинах довольно точно воспроизводятся реальные события, однако имена главных героев изменены. Кроме того, существуют по крайней мере две прямые экранизации кровавой истории Старкуэзера – мини-сериал Роберта Марковица «Убийство в провинции» (1993) с Тимом Ротом и Фейрузой Балк в главных ролях и кинофильм Байрона Уэрнера «Старкуэзер» (2004), в котором роли убийц исполнили Брент Тейлор и Шеннон Люцио.
[Закрыть] Теперь, конечно, это можно счесть проявлением болезни – особенно теперь, но… На чем я остановился?… Ах да, мои фильмы… В моей голове рождались грандиозные эпические полотна… «Битва при Анцио«…1010
«Битва при Анцио» – так в английском прокате называлась военная драма американского режиссера Эдварда Дмитрыка «Анцио» (1968) с Робертом Митчумом в главной роли, посвященная высадке англо-американских войск близ упомянутого итальянского города в январе 1944 г.; любопытно, что одним из авторов сценария фильма был Фрэнк Де Фелитта, автор настоящей книги. Герой романа, разумеется, имеет в виду собственный римейк этой ленты.
[Закрыть] я был помешан на Второй мировой войне… римейк «Инцидента в Оксбоу»…1111
«Инцидент в Оксбоу» (1943) – вестерн режиссера Уильяма Уэлмана с Генри Фондой (см. ниже прим. 161) в главной роли, поставленный по мотивам одноименного романа (1940) Уолтера Ван Тилбурга Кларка.
[Закрыть]
Я снимал все эти фильмы с великой тщательностью. Мне нужны были основные кадры, верхние и нижние ракурсы, обратные точки съемки, и я заставлял этих маленьких говнюков повторять каждую сцену снова и снова, пока не получалось то, что я хотел. И мне было наплевать на их нытье и слезы, на их просьбы сходить отлить, на то, что матери звали их домой. Мне было наплевать на все это, потому что Я СНИМАЛ КИНО!
Вам когда-нибудь доводилось монтировать восьмимиллиметровку? Я едва не ослеп. Я работал в подвале на шатком карточном столике. Представляете? В доме двадцать комнат, а я – в подвале! И там, среди пауков, плесени и грязного белья (в подвале была устроена домашняя прачечная), я монтировал фильмы, пользуясь тупыми ножницами, фотоклеем и просмотровым устройством, которое сделал собственными руками. А потом я эти фильмы показывал. Ничем другим в том чертовом доме я не занимался. Меня и не заставляли ничем заниматься, будто знали, что я должен делать только это. Я показывал свои фильмы родителям, дядям и родителям некоторых своих друзей. Я делал все звуковые эффекты, сам озвучивал всех своих героев, даже музыку сочинял: колотил по урне, имитируя барабанную дробь, бряцал на пианино, визжал и скрежетал, создавая шумы. Сейчас, вспоминая все это, я понимаю, что приводил родственников в смущение своими занятиями. В нашей семье помешательство считалось чем-то постыдным. Но я себя помешанным не считал. Я ненавидел своих домашних за тупость, за неспособность видеть и чувствовать… И меня не заботило, что они думают. Я-то видеть умел.
Каждый режиссер – давайте смотреть правде в глаза, в восемь лет я уже был режиссером – претендует на роль Бога. В самой природе режиссера заложена непреодолимая тяга к манипуляции. И я ужасно люблю этим заниматься. Я манипулировал соседскими детьми. Посредством своих фильмов я пытался манипулировать и взрослыми. Мне необходимо доминировать, иначе я делаюсь… Я ощущаю себя самим собой, только когда манипулирую другими. Именно поэтому у меня никогда не было прочных отношений с кем-либо.
Детство, проведенное в Небраске, сделало меня злобным и вспыльчивым. На мне поставили крест. В меня никто не верил. Никто не хотел иметь со мной дела. Я плохо учился, баптист из меня вышел никудышный. Очевидно, что-то во мне не так, верно? И я презирал свою семью, людей, которые меня окружали, особенно учителей, потому что чувствовал их лицемерие и ограниченность. Они мне платили той же монетой… Называли меня маленьким Чарльзом Старкуэзером и прочими подобными именами… В глубине души они боялись меня… Люди всегда боятся избранничества, природного таланта…
Вам придется принять во внимание этиологию,1212
Этиология – здесь: причина возникновения болезни или патологического состояния (от греч. aitia – причина и logos – знание, наука).
[Закрыть] корни моего замысла. Вы должны слушать внимательно, должны постичь истоки, а это не так-то легко, как может показаться на первый взгляд.
Мною двигала мания величия. Я признаю это. Но вдумайтесь. Кино! Снимать фильмы – это не горшки обжигать и не три строчки хайку1313
Хайку (хокку) – в японской поэзии – нерифмованное трехстишие из 17 (5+7+5) слогов, постепенно обособившаяся и ставшая самостоятельным жанром начальная полустрофа другой жанровой формы – танка. Возникнув в XVI в. как чисто развлекательный жанр с комическим содержанием, хайку со временем превратился в одну из ведущих форм японской философской и пейзажной лирики; его основополагающие принципы и классические образцы представлены в творчестве Мацуо Басе (1644–1694), Ёса Бусона (1716–1783) и Кобаяси Исса (1769–1827). В Новое время реформатором жанра выступил поэт и литературовед Масаока Сики (1867–1902), адаптировавший традиционную поэтику хайку к эстетическим требованиям своей эпохи и наметивший пути позднейших, весьма разнообразных трансформаций этой поэтической формы.
[Закрыть] сочинить. Это очень трудное дело, и победитель получает необычайную награду.
Снимать фильмы – значит бросать вызов бессмертию, и между теми, кто решается на такое, идет борьба не на жизнь, а на смерть. Тех, кто вступает на этот путь, ведет вперед мания величия. Они верят, что наделены исключительным талантом. В действительности талантом обладают очень немногие… единицы… Эти люди – вне морали… Они выше общепринятых нравственных норм. И я был таким… с самого начала…
Я страдал от сжигавшей меня страсти, оттого что вся моя жизнь была подчинена кино. Кино меня в конечном счете и погубило. Я заслуживал куда большего, я был этого достоин… достоин как никто другой… достоин воплощать в жизнь свои мечты… свои видения…
Достоин творить…
Щелчок… Пленка замерла. Тишина. Никакого движения. Открытая бутылка пива на столике.
– К черту все это дерьмо!
Хриплый, неприятный смех наполнил комнату.
– …творить…
– СТОП!
1
Из-за гор появилось солнце, омыв золотистым светом шоссе Пасифик-Коуст, а за ним и плотный, влажный от росы песок, полосой тянувшийся по берегу к югу от Карбон-Бич.1414
Карбон-Бич – общественный пляж в Малибу.
[Закрыть]
Волны накатывали на побережье и, отступая, оставляли на песке комки бурых водорослей; здесь, за внезапно обрывавшейся вереницей частных владений, для простых смертных открывался узкий проход к океану; по мокрому, покрытому грязью песку трусцой бежал мужчина. Бегун был человеком, который уважал частную собственность. Он и сам владел двумя виллами, одна из которых находилась в Пасифик-Палисейдс,1515
Пасифик-Палисейдс – местность на побережье Тихого океана между Санта-Моникой и Малибу, западными пригородами Лос-Анджелеса.
[Закрыть] а вторая в Испании, кроме того, у него имелась квартира в Нью-Йорке. Он был президентом агентства по рекламе и связям с общественностью, третьего по величине в Голливуде. Где бы он ни жил, он везде активно боролся с бродягами, бездомными и прочими отбросами общества.
В северной части пляжа он наткнулся на следы попойки, устроенной накануне подростками. Неприглядное зрелище нарушило его душевный покой.
Но сейчас, продолжая бежать в сером, мокром от пота спортивном костюме, с красной повязкой на голове, стягивавшей его черные вьющиеся волосы, этот человек наслаждался оттого, что вдыхает полной грудью свежий утренний воздух. Справа от него простирался бескрайний Тихий океан, мирно рокочущий, вечный, слева раскинулись роскошные особняки. Вдали виднелась вилла Дж. Пола Гетти, восьмидесятикомнатная громада, царственно возвышавшаяся над горами и скалами Порто-Марина-Уэй, прекраснейшей части калифорнийского побережья.1616
…вилла Дж. Пола Гетти… царственно возвышавшаяся над горами и скалами Порто-Марина-Уэй, прекраснейшей части калифорнийского побережья. – Дж. Пол Гетти (1892–1976) – американский нефтяной магнат-мультимиллиардер, сколотивший состояние в 1930-1940-е гг. путем скупки нефтяных компаний и в свое время являвшийся, по оценкам экспертов, самым богатым человеком в мире после Г. Хьюза и Г. Л. Ханта; страстный коллекционер произведений искусства, основавший в 1954 г. частный художественный музей на своей вилле в Малибу (которая и упоминается в книге). В середине 1990-х гг. основные фонды музея, оценивающиеся приблизительно в 3 млрд. долларов, были переведены в Центр истории искусства и гуманитарных наук (или Гетти-центр) в Лос-Анджелесе.
[Закрыть] Бегун был не прочь приобрести дом на этих холмах с видом на океан, но он знал, что здесь сейсмически активная зона. Дома буквально сползали с фундаментов, и городские власти сносили их – за счет владельцев!
Мужчина побежал быстрее. Водоросли вперемешку с мокрым песком чавкали, просачиваясь между пальцами его босых ног. Он гнал от себя тягостные мысли, изо всех сил стараясь сосредоточиться на оздоровительном эффекте бега.
Откуда-то издалека донесся звук, похожий на жужжание мухи. Мужчина повертел головой, но ничего не увидел, кроме собственных следов, убегавших вдаль на четверть мили и терявшихся в сверкавшей на солнце грязи тихоокеанского пляжа. Было 6.45 утра. В уме он начерно составил две записки своим адвокатам. Предстояла суровая битва в суде за право распространения видеофильмов клиента на международном рынке.
И вновь послышалось жужжание огромной мухи. Мужчина прикрыл рукой глаза, защищаясь от солнца, ярко светившего теперь над плоскими крышами вилл, и увидел аэроплан длиной около двух футов, который выписывал восьмерки прямо над его головой. Это была радиоуправляемая модель.
«Чертовы дети!» – подумал бегун. Он обшарил взглядом крыши и берег, но того, кто управлял самолетом, не обнаружил.
Он продолжил бег. Но самолет сбил его с ритма. Бег трусцой должен быть ритмичным – подобно бегу кинопленки через зубчатое колесо. В противном случае наступает усталость и вместо приятного расслабления пробежка вызывает лишь тяжесть во всем теле. Мужчина увеличил темп, словно стараясь обогнать это гнетущее чувство.
В этот момент аэроплан сделал круг над зеленой крышей ближайшего многоквартирного дома.
– Убери отсюда свою чертову игрушку! – крикнул бегун невидимому озорнику.
Тут он оступился, угодив ногой в ямку в мокром песке. Накатившая на берег волна, отступая, забрызгала спортивные брюки соленой водой. Бегун постарался сосредоточиться на предстоящем судебном разбирательстве: одна оборотистая адвокатская фирма из Цинциннати сумела воспрепятствовать распространению видеофильмов его клиента в Голландии, Бельгии и Дании.
За последнее время, несмотря на изнуряющую диету и отдых на фешенебельном курорте клубного типа, он набрал почти двадцать фунтов. Алкоголь, с которым он дружил в течение многих лет, состарил его. А выглядеть старым в его бизнесе было равносильно смерти. Можно сколько угодно сидеть на диете, красить волосы, пользоваться лосьонами – от внимания конкурентов ничего не ускользнет, они только и ждут момента, чтобы наброситься и уничтожить. Так молодые сильные курицы до смерти заклевывают старую и больную. А сейчас, когда ему перевалило за пятьдесят, он стал особенно уязвим. Набирающий силы молодняк ворует его идеи, уводит партнеров, саркастически посмеивается над ним.
Аэроплан нырнул вниз и взревел, разбрызгивая капли бензина над следами, оставленными бегуном.
– Черт тебя подери!
Аэроплан пролетел так низко, что мужчина вынужден был пригнуться. Он снова оступился, подвернув при этом большой палец левой ноги. Нелепый, задыхающийся, злой, он продолжал бежать, теперь уже неровно и тяжело. Он чувствовал направленную против него угрозу, но того, кто управлял аэропланом, не видел.
В окнах близлежащих домов замелькали лица – вероятно, людей разбудил рев самолета. На этом отрезке пляжа находились особняки двух актрис, одного адвоката, нескольких вице-президентов рекламных агентств, сына богатого промышленника и директора колледжа. Люди из мира кино и масс-медиа. Бегун понимал, как важно для него сейчас выглядеть человеком спортивным, энергичным, готовым с боем прокладывать себе дорогу в будущее.
Но, похоже, он сломал палец. Боль простреливала ногу до самого колена.
Где-то позади вновь взвыл аэроплан, звук был такой, словно растягивали металл. Бегун обернулся. Невероятно, но самолет устремился вертикально вверх. Внезапно звук изменился. Металлическое крыло ослепительно сверкнуло на солнце. Вращаясь и дрожа, аэроплан набрал скорость и ринулся вниз.
Самолет падал прямо на голову бегуну.
Преследуемый споткнулся и упал в накатившую на берег волну, поднялся и, прихрамывая, побежал дальше. Он бежал так быстро, как только мог. Ему пришлось обогнуть кучу водорослей, забытое детское ведерко с лопаткой. Обернувшись, он мельком увидел аэроплан, который, играючи кренясь и делая повороты, летел над песчаным пляжем на высоте не более трех футов. Весь забрызганный грязью, выбившийся из сил, мужчина пополз на четвереньках, затем, шатаясь, снова поднялся на ноги.
Смутно, словно во сне, он увидел маленького Бобби Брейди, которому был всего двадцать один месяц. Малыш переваливаясь вышел на балкон крайнего дома, подошел к перилам и ухватился за прутья железной решетки.
– Опять! – радостно прокричал он. – Опять! Опять!
Наконец сквозь утреннюю дымку и яркие солнечные лучи, обратив взгляд от холмов и скалистых утесов к полосе недостроенной набережной, примыкавшей к шоссе, бегун различил неподалеку силуэт мужчины, который стоял, широко расставив ноги, с пультом дистанционного управления в руках, и руководил движением самолета.
– Идиот! – закричал бегун. – Ты что, не видишь, что делаешь?
Но мужчина, если и услышал, никак не отреагировал, даже не шелохнулся. Он накренил самолет, развернул его и вновь направил над пляжем на высоте шести футов.
Не веря своим глазам, бегун уставился на аэроплан, который стремительно увеличивался в размерах. Из двигателя вылетали струйки дыма. Он даже смог рассмотреть детали маленьких шасси. В последний миг мужчина успел нырнуть в набегавшую на берег волну. Барахтаясь в воде, он обернулся и увидел, что самолет вновь взмыл вверх, поднялся над крышами домов, сделал кульбит и начал падать прямо ему на голову.
– Опять! – закричал маленький Бобби Брейди. – Опять! Опять!
В глубине комнаты замаячила тень: мать Бобби шла посмотреть, что вызвало у ее малыша такой интерес.
Человек на набережной нажал на маленький рычаг, и аэроплан набрал скорость.
– Маньяк долбаный! – заорал преследуемый.
Теперь он снова бежал. Бежал быстрее, чем когда-либо в жизни. Он забыл о боли в ноге, забыл о достоинстве.
Он бежал неровно, как обезумевший от страха хищник, совершенно забыв о том, что надо выдерживать ритм, а за ним летел рокочущий самолет. Приблизившись вплотную к бегуну, этот рокот слился с его истошным воплем.
Преследуемый в ужасе обернулся. Он увидел детали крыльев, крохотные стойки, маленькую кабину пилота, угрожающе блестевшую в рассветных лучах. Почувствовал запах бензина и нагретого солнцем металла.
Над песком взметнулась маслянистая оранжевая вспышка. Дым, грязь, белая пена, обрывки серой ткани, куски разорванной человеческой плоти полетели на берег и под сваи дома.
Мать Бобби Брейди с криком выскочила на балкон. Ей в лицо ударили грязь и дым, и она инстинктивно схватила сына. Находясь в шоке, женщина продолжала истошно кричать.
А маленький Бобби знал, что он видел. Мальчик хлопал пухлыми ладошками, но уже не смеялся.
– Опять, – слабо хныкал малыш, тараща испуганные, полные недоумения глазенки. – Опять… – монотонно лепетал он. – Опять…
2
День выдался жаркий. Легкий утренний туман рассеялся, влажный песок высох. Над внутренними двориками домов кружили чайки; маленькая девочка пробовала запустить воздушного змея над пенистыми гребнями волн. Собравшаяся на берегу толпа глазела на продолговатый песчаный бугор, который полиция предусмотрительно прикрыла одеялом. Бугор был огорожен красной лентой, закрепленной на стальных столбиках; по периметру стояли, сложив руки на груди, полицейские Лос-Анджелеса.
Детективы в штатском, нырнув за красную ленту, искали что-то в песке и возле недостроенной набережной – что именно, они и сами затруднились бы сказать. Еще двое в штатском – один с металлоискателем и в наушниках – прочесывали песок.
Тридцать пять жителей окрестных домов, которых привлекло сюда любопытство, стояли в молчаливом ожидании, как и стражи порядка. Вот-вот должно было что-то произойти. И когда это «что-то» произойдет, они увидят разорванный торс недавнего бегуна.
У края шоссе остановилась «скорая». Эл Гилберт, медицинский эксперт, страдал от несварения желудка. Было только 11 утра, а он уже съел целую упаковку «Ролейдс».1717
«Ролейдс» – лекарственное средство-антацид (нейтрализатор кислоты желудочного сока), применяемое при язвенной болезни; изобретено в конце 1920-х гг. американским химиком Ирвином У. Гротом, производится компанией «Американ чикл».
[Закрыть] Это была язва. Гилберт знал, что это язва. Кроме того, как врач, он знал, что для обнаружения язвы в задний проход вставляют трубку и вливают через нее барий. Симптомы тоже были ему хорошо известны. Возможно, язва кровоточила. Рана в стенке желудка может убить, как пуля «дум-дум».1818
Пуля «дум-дум» – свинцовая пуля с неполной или надпиленной оболочкой, разворачивающаяся или сплющивающаяся при попадании в тело и вызывающая у раненого обширные разрывы внутренних тканей. Получила свое название по месту расположения английского патронного завода в пригороде Калькутты, где в 1890-х гг. было освоено ее производство. Впервые была применена в Англо-бурской войне 1899–1902 гг.
[Закрыть] В сознании Гилберта промелькнула кровавая картина – непроизвольно, по привычке.
Гилберт неуклюже, притормаживая левой ногой, спустился по песчаному откосу.
Вокруг ямы примерно в десять футов шириной и шесть глубиной собрались полицейские. В зоне ограждения валялись фрагменты обожженного тела, обрывки фланели, искореженные куски металла. На горячем песке виднелись пятна крови и частицы костей.
Гилберт поморщился. Уже чувствовался запах разложения. Или это гнили на солнце водоросли? Он заглянул в яму. Ее край совпадал с тем местом, где должна была быть голова.
– Эй! – окликнули его сзади.
Гилберт обернулся. Это был детектив первого класса Джон Хейбер. Хейберу было под шестьдесят, и он страдал глаукомой. Об этом свидетельствовали молочно-голубой цвет глаз и манера глядеть чуть развернув голову. Хейбер ухмыльнулся:
– Ну что, док, чувствуешь запашок? Словно нас на барбекю пригласили.
– Да, тут и осматривать нечего. Он что, на мине подорвался?
Хейбер не ответил. Гилберт окинул взглядом толпу. Любопытствующие подступали все ближе, предвкушая кульминацию кровавого утреннего ритуала. У обычно спокойных жителей окрестных домов появился неприятный блеск в глазах.
– Детектив Хейбер, прикажите своим людям собрать останки, – сухо произнес Гилберт. – Все, что найдут. Каждый волосок, каждый обломок ногтя. Пусть запечатают все в пакеты.
– Слушаюсь, сэр.
– А Сантомассимо здесь?
– Да, сэр. Есть свидетель, вернее, свидетельница. Сантомассимо и сержант Бронте сейчас беседуют с ней в доме.
Гилберт отвернулся от Хейбера, от толпы. Подошел ближе к яме, почти к самому масляному краю. Толпа подалась за ним. Гилберт задел ботинком песок, и тот начал сползать в яму, а с ним и лоскут – ярлык спортивного костюма стоимостью в шестьсот долларов.
– Одно известно точно, – заметил Гилберт.
– Что именно, сэр?
– Мозг разнесло раньше, чем он воспринял информацию.
– Какую информацию?
– Что ему крышка, Хейбер.
Маска метафизического покоя сошла с лица Хейбера. Гилберт вернулся к основанию насыпи, а люди Хейбера принялись просеивать песок через широкие мелкие сита. Разочарованная толпа отступила и замерла в ожидании.
В доме Брейди мать маленького Бобби Линда нервно пила скотч. Фред Сантомассимо, совсем недавно получивший звание лейтенанта, и сержант Лу Бронте молча ждали. Сантомассимо было за тридцать. Продолговатое лицо, задумчиво-печальные глаза, как на картинах Эль Греко. Но сейчас он с трудом сдерживал нетерпение. Женщина была так взбудоражена, что после каждого торопливого глотка виски проливалось ей на подбородок.
– Миссис Брейди, вы можете описать, как выглядела жертва? – спросил Сантомассимо.
– Господи, нет! Я вышла на балкон в тот самый момент, когда это произошло.
Круглолицый Лу Бронте был на пять лет старше Сантомассимо. В отличие от своего молодого коллеги он походил на булочника или бухгалтера и мог показаться тугодумом, хотя на деле был толковым парнем, каких много в итальянских фильмах. Сейчас Бронте демонстрировал выдержку и предельную собранность, Сантомассимо же пребывал в непривычном для него напряжении.
– Поу!
Сантомассимо вздрогнул и резко обернулся. Бобби Брейди, косолапо переваливаясь, выплыл из-за спины Бронте, делая рукой жест, напоминающий прыжок ныряльщика с вышки.
– Поу!!
Сантомассимо и Бронте уставились на малыша. Что за картина, гадал Сантомассимо, запечатлелась в голове у этого ребенка, еще не умеющего толком говорить. Возможно, случившееся показалось ему таким же забавным, как поведение пьяного папочки. Впрочем, сейчас Сантомассимо имел дело с пьяной мамашей. Он вновь повернулся к миссис Брейди.
– Вы думаете, что в него врезался игрушечный самолет? – спросил он.
Женщина убрала упавшую на лоб прядь волос песочного цвета. Ее серые глаза блестели – то ли от выпитого виски, то ли от слез. На шее и плечах выступили красные пятна, она впала в какое-то восторженно-возбужденное состояние. Ее нервозность раздражала Сантомассимо.
– Думаю? Что я думаю? Я вышла, потому что Бобби громко смеялся. Кажется, я знаю, отчего погиб тот человек. В него врезался самолет. Я слышала его рокот. Эти игрушки надо запретить. Каждые выходные люди приезжают сюда и запускают их. То же самое и на Зума-Бич. Они выстраиваются на набережной и начинают играть в Первую мировую войну. Идут на таран. Резко пикируют. Делают мертвые петли. Начинают на рассвете и только к ночи убираются домой. И в эти игры играют не только дети, но и взрослые. И их много. И налогов они здесь никаких не платят.
– Но сегодня утром был только один самолет? Вы слышали рокот одного самолета?
Женщина кивнула. Виски начало действовать.
– Да. Один. Ведь сегодня понедельник, лейтенант. Только в рабочие дни мы и отдыхаем, а в выходные… – Она икнула. – Самолеты гудят. Фрисби1919
Фрисби – пластмассовые летающие диски.
[Закрыть] носятся. Транзисторы орут. Дурдом какой-то.
Бобби подкрался к Сантомассимо и выкрикнул:
– Поу!
Сантомассимо вздрогнул от неожиданности и потянулся было к озорнику, но тут же подавил инстинктивный порыв. Обменялся взглядами с Бронте. Легонько отстранил мальчика и вновь обратился к его матери:
– Миссис Брейди, похоже, вы рано встаете?
Линда Брейди залпом опрокинула остатки виски и устремила взгляд на бутылку, которую Сантомассимо, налив первую порцию, поставил на книжную полку.
– Именно так, лейтенант, – ответила она.
Бронте наклонился, спроваживая подальше от себя Бобби, который успел обмочить ему брюки.
– Вы и прежде видели здесь бегунов в такой ранний час? – спросил он.
– Конечно. Они тут бегают днем и ночью. Бобби, что ты наделал!
– Это можно отчистить, – сказал Бронте.
– Миссис Брейди, а вы не заметили человека, который совершал бы пробежки каждое утро? – спросил Сантомассимо.
– Да бегают здесь все кому не лень.
– Но они ваши соседи, – заметил Бронте.
Миссис Брейди повернулась к сержанту. Немногим старше тридцати, она была еще довольно привлекательной, но ужасно несчастной. Это было видно по морщинкам вокруг глаз и жесткому блеску зрачков.
– Я незнакома с соседями, – ответила она. – Я купила эту квартиру на те деньги, что достались мне после развода. Мы с Бобби живем здесь всего два месяца.
– Хорошо. Спасибо за помощь, миссис Брейди, – сказал Сантомассимо.
Он чувствовал себя подавленным и не мог понять почему. Он встал и направился к выходу; Бронте, вежливо улыбнувшись, поспешил следом. Внезапно Сантомассимо остановился, достал визитку и протянул ее миссис Брейди.
– Если что-нибудь вспомните, – сказал он, – любую мелочь, позвоните мне по этому номеру.
Бобби, приструненный, вперевалку колесил по комнате – от книжного шкафа к телевизору, от стены, на которой висели подзорная труба, морская звезда и зеленая рыбачья сеть, к бару. Рука его продолжала совершать нырятельные движения, а рот издавал один и тот же звук:
– Поу!
Лу присел, упершись руками в колени, и улыбнулся Бобби:
– Ты все видел, Бобби, правда? Жаль, что ты не умеешь говорить.
– К тому времени, когда он научится говорить, он все позабудет, – заметил Сантомассимо.
– У Бобби отличная память, – обиженно произнесла миссис Брейди. – Он просто пока не умеет говорить.
Неожиданно Сантомассимо понял, что его угнетало. Это был не слабый запах виски, исходивший от красивых губ женщины. Дело было в обстановке, слишком дешевой для этой квартиры. Во всем сквозило непостоянство, как будто отныне этой женщине предстояло вести кочевую жизнь. Сантомассимо прошел через гостиную, задержался взглядом на фотографии миссис Брейди и Бобби на книжном шкафу. Сквозь полуоткрытую дверь спальни он увидел брошенный на спинку стула лифчик. Под этим же стулом валялись забытые шлепанцы. Постель была смята только с одной стороны. Линда по привычке продолжала спать на половине кровати.
Сантомассимо вышел на балкон. Внизу полицейские, словно огромные жуки, таскали из заметно увеличившейся ямы песок к ситам. Толпа зевак тоже увеличилась, в основном это были подростки и мамаши с детьми.
Линда Брейди и Лу Бронте вышли на балкон следом за Сантомассимо.
– Надо же, прямо у моих дверей все случилось, – обронила Линда. – А что, если Бобби ничего не забудет? Что отложилось у него в подсознании, лейтенант? Как это может повлиять на его психику? Вдруг он тоже станет убийцей?
– Не стоит тревожиться об этом, миссис Брейди, – попытался успокоить ее Сантомассимо.
– А что будет с этой ямой? И с кишками… или что там осталось? Городские службы уберут это? Или нам придется вступить в тяжбу с властями?
– Об этом позаботятся, миссис Брейди.
Внизу Эл Гилберт приподнял край одеяла. Даже с высоты было видно, что у погибшего в клочья разорвана шея. Толпа молча и с каким-то удовлетворением таращилась на изуродованный человеческий труп.
– Никаких следов не останется, – добавил Сантомассимо.
*
Лейтенант Сантомассимо и сержант Бронте спустились на пляж. К ним подошел Эл Гилберт.
– Да, повезло нам сегодня, – сказал он.
– Правда? – с надеждой посмотрел на него Бронте. – Почему?
Гилберт указал на север:
– Пробеги он хотя бы сотню ярдов в том направлении, и это было бы головной болью шерифа Малибу.
Сантомассимо усмехнулся:
– Верно, Эл. А пробеги он полмили на юг, над этим делом ломали бы голову в Санта-Монике. Но у бедняги оказался плохой вкус, он выбрал этот невзрачный отрезок пляжа, и теперь этим должна заниматься полиция Лос-Анджелеса.
– Ты прав, – согласился Эл Гилберт. – Очень плохой вкус был у этого парня, мать его.
По крутому откосу набережной Сантомассимо поднялся на шоссе. Здесь его ожидал высокий мужчина в строгом светло-сером костюме, голубой рубашке и темном галстуке. Сантомассимо узнал Стива Сафрана, ищейку жареных новостей для Кей-джей-эл-пи. Сафран изрядно вспотел, так что его рубашка и даже пиджак местами прилипли к телу. К полудню воздух стал еще более влажным. Позади Сафрана стоял поджарый оператор, держа на плече мини-камеру и спрятав лицо за видоискатель. Красная лампочка горела. Шла запись. Сантомассимо отвернулся.
– Лейтенант! – окликнул его Сафран. – Это Кей-джей-эл-пи. Вы можете сделать официальное заявление?
– В настоящее время мне нечего вам сказать.
Сантомассимо остановился, разгреб носком ботинка песок: поблескивали крупинки слюды, смешанные с комочками грязи и остатками полусгнившего мусора. На такой почве следы ног не держатся долго.
– Взрыв был очень сильный, – выдохнул Сафран. – Вы думаете, это дело рук террористов?
– Я не знаю причины взрыва, мистер Сафран. Мы видим то же, что видите вы. – Сантомассимо развернулся и пошел прочь.
Сафран двинулся было следом, но вскоре остановился, чтобы перевести дыхание. Он взмахнул рукой, пытаясь привлечь внимание Сантомассимо, но тот не отреагировал, и его призывный жест невольно превратился в презрительный.
– Благодарю вас, лейтенант, – крикнул Сафран и буркнул себе под нос: —…Хрен собачий.
Полицейские просеивали песок, собранный на насыпи и вокруг ямы. На пляже не было ничего, что привлекало бы внимание, за исключением следов и останков бегуна. На насыпи виднелись участки утрамбованного песка. Сантомассимо взглянул на детектива Хейбера, ответственного за осмотр места происшествия и сбор улик. Зеваки так плотно обступили зону заграждения, что почти перевешивались через красную пластиковую ленту.
– Вам придется дать им то, чего они так жаждут, – заметил Сантомассимо. – Таков закон шоу-бизнеса.
– Верно, сэр, – улыбнулся Хейбер. – Через час они увидят то немногое, что осталось от несчастного и что мы повезем в лабораторию. Это должно им понравиться.
Криминалисты бросали песок с насыпи на сита. Тщательно просеивали, остававшийся мусор складывали в пластиковые контейнеры, помечая маркерами, на каком месте пляжа был найден тот или иной вещдок. Черные ботинки криминалистов поблескивали от осевших на них мельчайших частичек слюды.
Хейбер чувствовал раздражение Сантомассимо и пытался понять, чем тот недоволен.
– Лейтенант, мы собрали и просеяли песок со всех мест, где могло оказаться что-то интересное, – сказал Хейбер. – Даже с той стороны дороги и с откосов Порто-Марина-Уэй.
– Нашли что-нибудь?
– Бутылки. Крышки от бутылок. Битое стекло. Окурки. Презервативы. Использованные, конечно. Дохлая кошка.
