Текст книги "Похоронный марш марионеток"
Автор книги: Фрэнк Де Фелитта
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Это было так ужасно…
Щелчок.
– Не могу продолжать… Голова разламывается…
Щелчок… Пленка продолжала крутиться…
– На чем я остановился? Ах да. Как я мог забыть? Я так пытался забыть! Мои мечты… Они топтали их своими грязными ботинками.
Как-то поутру мы снимали в баре, который назывался «Соловей», и хозяин ворчал на нас за оставленную в углу грязь (предыдущей ночью мы закончили там съемку далеко за полночь). Администратор отпустил по домам всех, кроме ассистентов, и велел нам прибраться. А было уже три или четыре часа утра. Он всучил мне метлу и отправил на улицу. Я спрашиваю его: «Хотите, чтобы я убирал мусор в сточной канаве?» Он говорит: «Да, это угроза здоровью населения, городские власти нас за это по голове не погладят, так что убирай». Я отказался. Он разозлился и закричал: «Ты думаешь, для чего ты здесь нужен? Тебя затем и наняли, чтобы ты убирал мусор!»
Это нужно было понимать так: мы быстро найдем тебе замену, от желающих работать в кино отбою нет, да и физиономия твоя мне не нравится.
Что мне оставалось делать? Я полез в канаву. Вычистил ее. Вы же знаете, что такое Нью-Йорк. Конная полиция. Всякие этнические шествия. Каждый божий день какая-нибудь группа иммигрантов празднует свой приезд на эти благословенные берега. Вы слушаете меня? Было очень темно, вокруг шатались какие-то подозрительные личности, а я выметал огромные куски лежалого лошадиного дерьма, полузамерзшую блевотину – видимо, оставленную недавно каким-нибудь перебравшим посетителем «Соловья», – меня самого чуть не вырвало. Я стоял на дне канавы и думал: «Я родился, вырос, всецело отдался мечте – всепоглощающей, иррациональной, возможно даже, что она была проявлением природного таланта, – и ради чего? Ради того, чтобы убирать грязь в сточной канаве на перекрестке Второй авеню и Тринадцатой стрит и сбрасывать дерьмо в забитый слив? Я не щадил свое здоровье, от всего отказывался, и все это ради того, чтобы со мной обращались вот таким образом? Потерять человеческий облик? Невыносимо… унизительно…»
Техника…
Щелчок… Пленка замерла.
Вдалеке слышался шум большого города и величаво поблескивала громада океана… После долгой паузы магнитофон снова начал записывать, а голос зазвучал уже более спокойно…
– Полиция Лос-Анджелеса… дерьмо… Я даже не попал на страницы «Лос-Анджелес таймс»… Видимо, убийств так много… одним больше, одним меньше…
Щелчок… Пленка перемоталась… остановилась и пошла вперед, стирая предыдущую запись…
– Лучше не записывать это на пленку. Подонки…
Щелчок… Запись продолжилась.
– Техника… – На этот раз голос звучал радостно. – Да. Техника. Овладеть ею совсем не просто. Скажем так, в свете недавнего успеха, который превзошел все мои ожидания… Скажем так, сегодня вечером у меня вновь появилась потребность… потребность режиссировать…
В конце концов, я – режиссер…
СТОП! СТОП!
5
Отель «Виндзор-Ридженси» был жемчужиной в короне новой архитектуры центра Лос-Анджелеса. В его главном холле размещались бар, танцевальный зал, стол регистрации, лестница, ведущая в ресторан, и эскалаторы, доставляющие к мезонину. Коридорные катили тележки с горами чемоданов, слышался легкий гул работавших кондиционеров. Стены холла поднимались на тридцать пять этажей-ярусов, на каждом из которых росли, свешиваясь вниз, папоротники, напоминавшие о висячих садах Вавилона,4040
…о висячих садах Вавилона… – Подразумеваются знаменитые «висячие сады» над сводами царского дворца в Вавилоне, считавшиеся в древности одним из семи чудес света. Их создание греческая традиция связывала с именем ассирийской царицы Семирамиды (IX в. до н. э.), однако в действительности они были сооружены только при царе Навуходоносоре II, в начале VI в. до н. э.
[Закрыть] а на самом верхнем этаже пальмы бились ветвями о стеклянную крышу.
Освещение представляло собой настоящее произведение искусства – в любое время суток холл был залит дневным светом. Здесь, словно в Лас-Вегасе, терялось ощущение времени, но цветовая гамма была более сдержанной и благородной, под стать клиентам, которые приезжали сюда увеличивать свои миллионы, а не спускать их. Всякому, кто попадал в это место, казалось, будто он находится внутри пирамиды, где соединились вечное и бренное.
Нэнси Хаммонд было двадцать три года пять месяцев и два дня на тот момент, когда она подошла к столу регистрации отеля. Короткая стрижка, светлые волосы зачесаны за уши. На Западное побережье она приехала впервые. Строгий жакет темно-бордового цвета и карточка «Пьер Индастриз, Инк.» не могли скрыть охватившего ее волнения. Получив ключи от номера, она приблизилась к обтянутой бархатом доске объявлений и прочитала:
3-5 сентября. Съезд секретарей экспортно-импортных и торговых фирм.
Убедившись, что она официально существует или, по крайней мере, ее съезд состоится, Нэнси вместе с коридорным вошла в сверкающий стеклянный лифт и поднялась на двенадцатый этаж, где находился ее номер.
Другой коридорный, работавший в северном крыле отеля, Армандо Луп, позже показал, что рано утром, катя тележку с кофе по широкому, устланному мягкими коврами коридору, услышал жужжание в номере 1207. Ему показалось странным, что рабочие что-то там ремонтируют, поскольку мистер Эйтс ни на какие повреждения ночью не жаловался.
Звук походил на жужжание дрели, или как будто кто-то скреб толстой струной по металлу.
Армандо хотел было заглянуть и посмотреть, но мистер Тауншенд из номера 1201 ждал утренний кофе. Мистер Тауншенд пригласил к завтраку своего нового друга и был бы недоволен задержкой. Он был первым вице-президентом корпорации «Уильямсон», поэтому Армандо не останавливаясь проехал к номеру 1201.
Когда Нэнси Хаммонд вышла из лифта на двенадцатом этаже, она увидела группу людей, прибывших на какое-то другое мероприятие; их встревоженные взгляды впились в пластиковую карточку на лацкане ее жакета. Вслед за коридорным Нэнси протиснулась сквозь толпу к двери номера 1207.
Она не знала, какие в этом отеле принято давать чаевые. Остался ли коридорный доволен предложенной ему суммой, понять было невозможно – он лишь вежливо улыбнулся и сказал:
– Удачи, мисс Хаммонд.
Затем он ушел. Нэнси покружила по комнате. Из окна открывался восхитительный вид. В полупрозрачной влажной дымке огни города расплывались радужными пятнами, будто чья-то невидимая рука писала акварелью.
Казалось немыслимым, что город может простираться столь далеко. Чикаго тоже крупный город, но в нем по вечерам так много темных пятен – озера, парки, железнодорожные станции. Лос-Анджелес полыхал огнями до самого горизонта, освещаясь прожекторами в самых неожиданных местах, словно там проходили торжественные премьеры выдающихся фильмов. В воздухе ощущался привкус неведомого будущего, величественного и блистательного.
Желая поделиться охватившим ее восторгом, Нэнси позвонила матери в Эванстон.4141
Эванстон – город в штате Иллинойс, северный пригород Чикаго.
[Закрыть] Проговорила двадцать три минуты, повесила трубку и вновь заглянула в кожаную папку, в которой лежало расписание завтрашнего дня. Презентация продукции «Ай-Би-Эм», затем демонстрация новинок «Тошибы» и в завершение программы – ужин в ресторане на набережной. Цветовая гамма картин на стене гармонировала с цветом покрывала на кровати. «Шикарно», – подумала Нэнси. Ей здесь очень нравилось.
Она не была любительницей крепких напитков, однако сейчас решила сделать исключение для миниатюрной подарочной бутылочки калифорнийского «Шабли», стоявшей в маленьком холодильнике. Это было вино с газом, Нэнси такое не любила, но в «Виндзор-Ридженси» она чувствовала себя как в сказке, и все казалось ей великолепным.
А потом она увидела блестящий кафель и сверкающее зеркало в ванной комнате – кто-то оставил для нее свет включенным, а дверь приоткрытой и, кроме того, положил на полочку миниатюрное мыло в очаровательной упаковке и шампунь. Запах этого дорогого мыла был чувственным и волнующим. Она разделась, накинула белый махровый халат и, растягивая удовольствие, вновь посмотрела в окно на огни Лос-Анджелеса.
Какой большой город, думала она. Какой загадочный. Излучающий невероятную силу. И такой спокойный. Словно океан. Хочется погрузиться в этот бескрайний океан огней и уплыть в неведомое будущее.
Нэнси задернула шторы. От выпитого вина она чувствовала внутри тепло и негу. Включила телевизор. Ей показалось, что программ здесь не меньше тысячи и только половина из них на английском. Некоторые японские передачи шли с корейскими титрами. Нэнси наткнулась на старый черно-белый индийский фильм, затем на группу бродячих мексиканских музыкантов, одетых в национальные костюмы и распевавших национальные песни на каком-то ранчо. Потом она переключилась на Эм-ти-ви. Танцуя в такт синкопам барабанов в стиле ритм-энд-блюз, она развязала пояс халата и позволила ему упасть на пол у двери ванной.
Она задержала взгляд на своем отражении в зеркале. Зеркало, сверкая в мягком свете настенного бра, льстиво, но точно отразило реальность. Упругая грудь, тонкая талия, округлые бедра – сейчас все это стало частью неведомого будущего, которое накатывало на нее, словно морская волна. Нэнси открыла гель для душа. Приятный аромат жасмина. Она повернула кран и отрегулировала душ. Кто-то оставил воду очень холодной. Она вновь прильнула к зеркалу – посмотреть, нет ли на лице пятен – иногда при возбуждении они выступали. Но нет, все было хорошо. От горячей воды на зеркале стал оседать пар, и отражение ее лица постепенно исчезало.
Нэнси Хаммонд отдернула занавеску и встала под душ. Нагнулась, чтобы открыть слив. И вдруг, прежде чем она почувствовала запах дыма, ее ослепила вспышка. Затем – мрак, пустота. Ее неведомое будущее наступило.
*
Номер 1207 был забит криминалистами. Все – дверные и оконные ручки, мебель – аккуратно посыпано порошком для снятия отпечатков пальцев. Один из полицейских пылесосил пол, двое других отгоняли любопытных. А в ванной комнате вообще было не протолкнуться – там измеряли, фотографировали, искали следы.
Лейтенант Натан Хирш из центрального участка допрашивал горничную-мексиканку.
– Итак, Карлотта, – вкрадчиво говорил он, – вы утверждаете, что утром не убирали ванную комнату.
– Не было нужно, – оправдывалась Карлотта. – Все было чистым – и раковина, и ванна, и полотенца.
– А разве предыдущую ночь здесь не провел мистер Эйтс из инвестиционной компании?
Карлотта покраснела.
– Но мыло он не трогал. Лента на унитазе была целой.
Сантомассимо и Бронте тихо вошли в номер и встали у двери. Их появление ненадолго выбило Хирша из колеи, но вскоре он овладел собой и повернулся к менеджеру, угрюмому парню в очках, который нервно хрустел пальцами.
– Разве в «Виндзор-Ридженси» не принято убирать номер, после того как клиент его покинул, независимо от того, грязно там или чисто? – спросил его Хирш.
– Да, конечно. Я… Карлотта, мы убираем во всех ванных комнатах, ведь так? Пользовались ими или нет. Comprende?4242
Понимаешь? (исп.).
[Закрыть] Таковы правила отеля.
Темные глаза Карлотты потемнели еще больше.
– Я только рада, что не мыла там, мистер Корнелл. А то я сейчас была бы мертвой. Ни тебе священника, ничего. Бум, и все.
Ни Хиршу, ни менеджеру нечего было противопоставить такой безупречной логике.
В другом углу номера двое детективов в штатском допрашивали коридорного, Армандо Лупа.
Хирш поднялся со стула с бирюзовой обивкой, медленно обошел номер и остановился на пороге ванной комнаты; эксперты почувствовали на себе его пристальный взгляд и прервали работу. Они обернулись, пытаясь угадать настроение шефа, и, как преданные собаки, ожидали приказов.
Хирш вошел в ванную. Он знал, что Сантомассимо и Бронте последовали за ним, но упорно продолжал хранить молчание.
Один из детективов осторожно вынул из сливного отверстия ванны конец электропровода, оба усика которого были оголены. Другой конец провода уходил в отверстие в полу под раковиной. Детектив вытащил провод и с победной улыбкой протянул его Хиршу.
– Гениально придумано, – сказал он. – Убийца сверлит дыру в сливной трубе – мы нашли металлическую стружку на полу, – потом просовывает оголенный конец провода в сливное отверстие и закрывает его пробкой. – Детектив перегнулся через край ванны, нажал на рычаг и закрыл слив, продемонстрировав, как это было. Затем обернулся, улыбаясь тем, кто следил за его действиями. – Другой конец он вставляет в розетку, даже не прячет, оставляет на виду, надеясь, что она не заметит, и она действительно не заметила. Она встает в ванну, видит, что надо открыть слив, наклонятся к рычагу, и съезд для нее заканчивается, не успев начаться.
– О черт, – проворчал Хирш и, помолчав, добавил: – Вначале улетный секс, потом распухшие яйца. Игры сумасшедшего. Только этого мне не хватало.
– Действовали наудачу, так ведь? – спросил Сантомассимо. – Убийца не мог знать, кого поселят в этот номер и кто станет его жертвой.
– Может быть, и так, а может быть, и нет, – буркнул Хирш. – Я не знаю, кто в отеле имеет доступ к журналу регистрации.
С лицом, навсегда уставшим за четырнадцать лет трудной полицейской службы, он повернулся к Сантомассимо – аккуратному, подтянутому, одетому во все черное и смахивавшему на молодого Марчелло Мастроянни.4343
Марчелло Мастроянни (1923–1996) – знаменитый итальянский киноактер, снявшийся в 150 фильмах, среди которых – картины ведущих режиссеров Италии второй половины XX в. (в том числе шесть кинолент упоминаемого ниже Федерико Феллини (1920–1993)).
[Закрыть] Бронте на фоне напарника выглядел героем раннего Феллини – взъерошенным, неуклюжим провинциалом.4444
…выглядел героем раннего Феллини – взъерошенным, неуклюжим провинциалом. – Подобный тип героя характерен для первых фильмов итальянского мастера, в особенности для картины «Вителлони» (в советском прокате – «Маменькины сынки», 1953), рассказывающей о жизни пятерых неприкаянных молодых провинциалов – жителей маленького городка на Адриатике.
[Закрыть] Но Хирш хорошо знал, чего на самом деле стоит этот мнимый провинциал Бронте.
– О, Сантомассимо, привет! – воскликнул он, словно только сейчас заметил коллегу. – Это же не твоя территория. Я тебя не вызывал. Или ты участник съезда?
– Простое любопытство, Нат. Услышал по рации, и интуиция подсказала, что следует заглянуть.
– И что ж тебя так заинтересовало?
– То, каким способом совершено убийство.
– Да уж, полный идиотизм, – согласился Хирш. – А не вы ли, ребята, занимаетесь тем странным убийством на пляже? Прямо какая-то гангстерская казнь! Я слышал, много шума из-за этого поднялось.
– Газеты читаешь?
– Нет, видел вчера в вечерних новостях Стива Сафрана. Как этот парень умудряется так быстро все разнюхать? Ему что, сама смерть назначает место встречи?
– Наверное, Нат.
Лейтенант Хирш усмехнулся, заметив встревоженное выражение лица Бронте.
– Бегун, – взволнованно произнес сержант, – был убит игрушкой – самолетом, начиненным взрывчаткой. Я слышал, жители Палисейдс установили наблюдение за пляжем. Может, и здесь поработал тот же самый псих, а, Фред?
– Возможно, – ответил Сантомассимо.
Бронте толкнул его локтем в бок.
– Пошли отсюда, – сказал он.
– Подожди, Лу, – остановил его Хирш, – я еще не договорил с Фредом.
С этими словами он по-отечески обнял Сантомассимо за плечи, хотя тот был на четыре дюйма выше его, и подвел к зеркалу, где они сели на мраморный приступок.
– Подумаем о сходствах, Фред, – начал Хирш с нарочитой рассудительностью, словно собирался читать лекцию по логике. – Убийство совершено без каких-либо видимых причин. Жертву ничто не связывало с убийцей. Девушка – всего лишь одна из трехсот участников съезда секретарей. То, что именно она поселилась в номере двенадцать ноль семь, – случайность. Ни одной версии на этом не построить.
Хирш замолчал.
– Я слушаю, продолжай.
– Хорошо. Теперь вернемся к парню на пляже. Ни свет ни заря бежит человек по побережью. Можно допустить, что убийца где-то прятался и поджидал его. А может быть, и нет, может быть, все произошло совершенно спонтанно. Подвернулась интересная мишень. Проснулся спортивный азарт. Началась игра. Modus operandi, Фред… О боже! Игрушечный самолет. Оголенный провод в душе. Шансов раскрыть эти два идиотских дела столько же, сколько у меня получить «Оскар» за лучшую мужскую роль. Это чересчур даже для Лос-Анджелеса.
Бронте подошел и сел, втиснувшись между Сантомассимо и Хиршем.
– Нет, Фред! – запротестовал он. Затем повернулся к Хиршу. – Послушайте, лейтенант, вам не удастся спихнуть это дело на нас только потому, что мы проявили к нему интерес. У нас, помимо убийства на пляже, еще тринадцать дел.
– Успокойся, сержант, – сказал Хирш. – И давай-ка повежливее. Спихивать на вас я ничего не собираюсь. И вообще-то я с лейтенантом Сантомассимо разговариваю. – Он отвернулся от Бронте и перешел на шепот: – Ну, что думаешь, Фред? Два трупа, а убийца один, так ведь? Да не смотри ты на Бронте! Смотри на меня. Убийца один и тот же?
Сантомассимо посмотрел на провод, оголенный конец которого лежал на тряпке. Медь желтовато поблескивала, как глаз змеи, угрожающий и загадочный.
– Да.
– Да брось, Фред, – зашипел Бронте и провел ладонью по лысеющей макушке.
– Это так, Лу, – тихо сказал Сантомассимо. – Ты и сам это знаешь. Ну и что? – Он повернулся к Хиршу. – Ты хочешь передать это дело мне, лейтенант?
– Нет, нет, Фред. – Хирш поднял вверх руки. – У меня нет таких полномочий. Я смогу передать его только в том случае, если ты пришлешь на него запрос. Я, в свою очередь, возражать не стану и начальство свое сумею убедить, что так будет разумнее. Что скажешь на это, Фред?
Под сердитое пыхтенье Бронте Сантомассимо обдумывал предложение Хирша и в конце концов недовольно кивнул. Хирш радостно ухмыльнулся, хлопнул Сантомассимо по колену и встал. Голос его вдруг зазвучал повелительно и нетерпеливо.
– Сворачивайтесь, ребята, – приказал Хирш. – Этим делом займутся наши коллеги из Палисейдс.
*
Сантомассимо и Бронте спускались в лифте с двенадцатого на первый этаж. Сквозь стеклянные стены лифта был виден весь холл отеля «Виндзор-Ридженси» – горы багажа, тележки, толпы посетителей, стойки баров, люди с микрофонами, экранами, проекторами, – шла подготовка к завтрашнему съезду. Шум стоял, словно в римском цирке.
– Я не поверил, когда ты заявил, что хочешь взглянуть на это убийство, – разгоряченно начал Бронте. – Но я отказываюсь понимать, зачем ты взял это дело себе.
– А что тебе подсказывает интуиция, Лу? Эти два убийства совершил один и тот же человек?
– Не знаю.
– Думаю, со стороны лейтенанта Хирша было весьма любезно отдать это дело нам.
– А я думаю, что капитану Эмери это не понравится.
Двери лифта открылись. Вошли несколько женщин в деловых костюмах с карточками на лацканах, наполнив кабину ароматом духов. Сантомассимо вышел, а Бронте пришлось приложить некоторые усилия, чтобы оказаться на свободе.
– Хирш за здорово живешь подсунул тебе целую кучу дерьма! – выкрикнул Бронте, из соображений приличия понизив голос на последнем слове.
Сантомассимо промолчал. Он пробирался сквозь толпу людей с карточками «Пьер Индастриз, Инк.»; лица у всех были расстроенные, некоторые с растерянным видом сидели в мягких кожаных креслах, и служащие отеля разносили им чай.
У стола регистрации было тихо. За ним находились три клерка в красной с золотом форме, рядом стояли несколько только что прибывших участников съезда с угрюмыми, словно на похоронах, лицами. Сантомассимо ловил на себе быстрые, брошенные украдкой взгляды, как будто просившие о защите от блуждавшей по отелю безжалостной, неумолимой смерти.
Лица многих были виноватыми. Сантомассимо часто приходилось видеть подобное: люди стыдились радости, которую испытывали в такую горестную минуту оттого, что добычей смерти на этот раз стали не они, а кто-то другой.
Старший регистратор отеля Силва Портреро не помнил в лицо Нэнси Хаммонд: вчера в «Виндзор-Ридженси» зарегистрировалось около двухсот женщин и еще двести человек обоего пола, прибывших на семинар по безопасности на авиалиниях и съезд хирургов-ортопедов, которые будут проходить в синем и золотом залах и в зале Северной башни.
Портреро, загорелый мужчина сорока с небольшим лет, отвечая на вопросы полицейских, чувствовал себя виноватым, хотя за всю свою жизнь не совершил ни одного правонарушения – даже в красной зоне никогда не парковался. Такова воля провидения: жизнь в Лос-Анджелесе нелегкая, а полиция работает на тех, кто и без того живет припеваючи. Как бы то ни было, завидев приближавшегося к нему Сантомассимо, Портреро изобразил на лице до крайности подобострастную улыбку.
Слух об убийстве медленно, но неумолимо расползался по отелю. Репутация «Виндзор-Ридженси» находилась под угрозой; Портреро не нравились напряженные улыбочки и нездоровое любопытство в глазах самоуверенных незнакомцев, беззастенчиво смаковавших новость. Похоже, лейтенанту это тоже не нравилось.
Под пристальным взглядом Сантомассимо руки Портреро начали чуть заметно дрожать, хотя оснований для этого не было никаких. Портреро было стыдно за свою слабость, и это только усиливало дрожь. Возможно, он чего-то не предусмотрел и не следовало сдавать этот злополучный номер, чтобы предотвратить смерть несчастной девушки?
– Мне нужна любая информация о человеке, снимавшем номер двенадцать ноль семь до убитой, – сказал Сантомассимо.
Портреро пробежал пальцами по регистрационным карточкам и, вытащив одну из них, протянул ее Сантомассимо.
– Вот этот мужчина останавливался там перед мисс Хаммонд, – сообщил он.
Сантомассимо внимательно изучил карточку и, не поворачиваясь, передал ее Бронте, почувствовав его присутствие у себя за спиной. Бронте прочитал:
Н. Б. Эйтс, Холли-Драйв, 121, Фресно, Калифорния.
Один. Личного автомобиля нет. И номеров, соответственно, тоже нет. Странно, но и номер домашнего телефона отсутствует. Только имя и адрес. Бронте переписал данные в блокнот.
Воспоминание, нет, даже не воспоминание – смутный образ неожиданно всплыл на задворках сознания Сантомассимо. Живой, манящий, но неуловимый. Сантомассимо нахмурился, пытаясь вспомнить, но образ мелькнул и пропал безвозвратно.
– А кредитная карта? – спросил Бронте. – В «Виндзор-Ридженси» просят предъявить карту?
– Да, но многие их не предъявляют, – ответил Портреро.
– А разве возможно такое, чтобы у клиентов «Виндзор-Ридженси» не было кредитной карты?
– Иногда люди хотят сохранить инкогнито.
– Инкогнито?
– Да. И если клиент приезжает с багажом или если это наш постоянный клиент, то мы принимаем в оплату одной ночи проживания наличные.
– Одна ночь проживания. О'кей. Я понял.
Бронте повернулся к Сантомассимо, но лейтенант глубоко задумался о чем-то. Возможно, он даже не слышал его разговор с Портреро о кредитных картах. Бронте кашлянул.
– У вас есть еще вопросы, сэр? – громко спросил Бронте.
– М-м? А… Да. Да… мистер, э-э-э, Портреро. Полагаю, вы не сможете описать нам мистера Эйтса?
Портреро слабо улыбнулся. Волнение, вызванное происшествием в отеле, понемногу проходило, и теперь он ощущал усталость и плохо соображал.
– Лейтенант, я работаю в гостиничном бизнесе уже пятнадцать лет, – тихо сказал Портреро. – Последние два года в «Виндзор-Ридженси», со дня открытия. Лица, которые я вижу, безлики. Это просто тысячи носов, губ, глаз, волос – светлых, черных, седых. Вереница черт, но никаких лиц.
– Благодарим вас.
– Посчитайте, лейтенант, – не унимался Портреро. – Двести человек, четыреста в неделю. В году пятьдесят недель. И пятнадцать лет работы. В ваших идентификационных альбомах столько нет.
– Думаю, есть.
У края стола регистрации в золотисто-белом свете ламп, отраженном от его полированной поверхности, маячил силуэт мистера Корнелла, менеджера. Сантомассимо жестом подозвал его, и Корнелл приблизился, на ходу приглаживая черные волосы.
– Чем могу помочь, лейтенант? – спросил он.
– Вы проверили в отеле все ванные комнаты?
– Да. Мне велел это сделать лейтенант Хирш еще до того, как передал дело вам. Мои подчиненные все тщательно проверили начиная с северного крыла. На данный момент ничего подозрительного не обнаружено.
– Я хочу, чтобы вы запретили своим сотрудникам общаться с прессой.
Менеджер кивнул Портреро, который воспринял это как указание к действию и тут же начал обзванивать старший персонал.
– Ни вашему отелю, ни полиции Лос-Анджелеса не нужен лишний шум, – сказал Сантомассимо.
– Совершенно верно, лейтенант.
– Кроме того, пока мы не завершим работу, в последние четыре номера в известном вам коридоре, примыкающем к номеру двенадцать ноль семь, доступ будет закрыт. Видимо, вам придется временно переселить постояльцев в другие номера.
Корнелл и Портреро переглянулись. Сантомассимо понял, что свободных номеров в отеле не осталось и теперь появятся четыре крайне рассерженных человека. Или восемь, если номера двухместные. Это доставило Сантомассимо не оправданное обстоятельствами удовольствие.
– Мы окажем вам любую посильную помощь, – сказал менеджер.
– Разумеется. Спасибо.
Сантомассимо и Бронте покинули отель с таким же тягостным чувством, какое испытывали, уходя с пляжа. Смерть Нэнси Хаммонд была мгновенной, как и смерть Хасбрука. Девушка погибла в расцвете лет. Ничего не подозревая. Нелепая, трагическая смерть. Но странно жестокая в своем случайном выборе.
*
Как только Сантомассимо и Бронте вышли на улицу, стало очевидно, что просьба не болтать оказалась тщетной. Все близлежащие тротуары, даже на противоположной стороне бульвара, были полны любопытных. На лицах столпившихся людей, как и прежде на лицах зевак на пляже, застыл страх. В мгновенно воцарившейся тишине двое санитаров вывезли каталку, на которой лежало тело Нэнси Хаммонд.
Труп был накрыт чистым коричневым одеялом, а поверх него пластиковой пленкой, так что толпа могла лицезреть лишь силуэт тела жертвы. Сантомассимо знал, что Нэнси в момент смерти была обнажена. Знай об этом те, кто сейчас собрался на улице, это еще больше подогрело бы их интерес. Труп Нэнси погрузили в машину, двери захлопнулись. Толпа издала громкий вздох.
Бульвар был освещен множеством огней – фарами, мигалками патрульных машин, витринами магазинов, прожекторами подсветки отеля, установленными под каучуковыми деревьями. Яркое сияние исходило также изнутри стеклянного холла «Виндзор-Ридженси», на каждом этаже которого копошились человеческие фигурки. Неожиданно прямо в лицо Сантомассимо ударил пучок голубовато-белого света.
Толстяк Стив Сафран проталкивал оператора сквозь толпу поближе к полицейским.
– Как насчет заявления, лейтенант? – выкрикнул он.
– Да пошел… – Сантомассимо осекся, увидев, что камера включена. – Мне нечего сказать на данный момент.
Оператор был похож на живую треногу: торс ушел назад, а ноги неестественно выдвинулись вперед. Его можно было бы обвинить в нарушении правил приличия, если бы не камера на плече и глаз, прикованный к видоискателю.
Сафран подтолкнул оператора еще ближе. Микрофон камеры нацелился прямо на рот Сантомассимо. Сафран улыбался. Он напоминал собаку, унюхавшую кость.
– Вы вне пределов вашей юрисдикции, лейтенант, – выкрикнул Сафран.
– Да.
– Вы помогаете центральному участку? Лейтенанту Хиршу?
– Можно и так сказать.
– Вы берете это дело себе?
– Дело находится в стадии передачи.
Сантомассимо чувствовал себя неловко перед направленным на него объективом камеры. Толпа также сосредоточила свое внимание на его скромной персоне. Теперь он вызывал у зевак почти такой же интерес, как и труп Нэнси.
– Говорят, между убийством в «Виндзор-Ридженси» и на пляже в Палисейдс есть связь, – не унимался Сафран.
– Я не комментирую слухи.
– Только не пытайтесь нас убедить, лейтенант, что вы приехали полюбоваться садом на крыше отеля.
– Извините, я больше не могу отвечать на ваши вопросы.
– Лейтенант Сантомассимо…
– Я сожалею.
Сантомассимо протиснулся между Сафраном и оператором, Бронте проследовал за ним. Лейтенант ощутил на затылке тепло, исходившее от юпитеров, и отчетливо услышал, как Сафран описывает жестокое убийство в номере 1207, напоминающее казнь на электрическом стуле. Он глянул на часы. У Сафрана оставалось достаточно времени, чтобы смонтировать сюжет к 11-часовому выпуску новостей.
Толпа расступалась, давая дорогу Сантомассимо, но он чувствовал, как в нем закипает ярость при виде людей, беспечно жующих батончики «Марс» и «Сникерс» и бросающих обертки в канаву, словно они только что вышли с киносеанса. Кое-кто посасывал колу через соломинку, одновременно пытаясь заглянуть в окно «скорой». Сантомассимо даже показалось, что кто-то держит в руке пакет с попкорном.
*
Рабочий день в участке Палисейдс давно закончился. Сам участок располагался на углу бульваров Сепульведа и Санта-Моника, в двух кварталах к западу от шоссе Сан-Диего и в трех милях от скалистых утесов и спуска к пляжу. В бледно-желтой дымке смога смутно вырисовывались силуэты эвкалиптов, и создавалось странное впечатление, будто это лунный пейзаж.
Сантомассимо с головой окунулся в водоворот работы ночной смены: нескончаемый поток задержанных, гул голосов, клацанье клавиш, шум несущихся по бульварам машин, визг тормозов. В воздухе чувствовалась солоноватая свежесть океанского бриза, принесшая с собой смутное напоминание о бесконечности мира, который неизмеримо больше и значительнее человеческой жизни.
Сантомассимо уселся за свой серый металлический стол и начал переносить из блокнота в компьютер сведения по делу об убийстве в отеле. Он допил остатки «Пепто-бисмола»4545
«Пепто-бисмол» – желудочное средство, выпускаемое филиалом компании «Проктер энд Гэмбл».
[Закрыть] и швырнул бутылочку в пустую мусорную корзину. От хладнокровной изобретательности неведомого убийцы лейтенанту было не по себе. Ни с чем подобным он прежде не сталкивался. Не считая, конечно, последней пробежки Хасбрука по пляжу.
В кабинете капитана Эмери открылась дверь.
– Сантомассимо, зайди ко мне. Прямо сейчас.
То, что капитан назвал его по фамилии, не предвещало ничего хорошего. Сантомассимо перекрестился, скорее в шутку, чем всерьез, но не забыл поцеловать большой палец. Он поднялся, поправил галстук, пригладил волосы и заправил рубашку. День выдался чертовски тяжелый, и он никак не хотел заканчиваться. А ему даже не платили сверхурочные. Лейтенант подошел к двери и только собрался постучать, как раздался голос капитана:
– Сантомассимо! Тащи сюда свою задницу!
Он вошел, осторожно закрыл дверь и остановился у стола шефа. Лицо у капитана было цвета перезревшего помидора. Он почти лег на стол, подавшись навстречу Сантомассимо; лейтенант видел только его глаза, в которых появился какой-то новый, незнакомый блеск.
– Кто тебе, засранцу, позволил переводить дело из центрального участка в Палисейдс? – завопил Эмери. – Даже не спросив меня? Я что здесь, куча дерьма на ровном месте? Я – твой начальник! Я старше тебя по званию! Ты должен согласовывать свои действия со мной! Ты должен спрашивать у меня разрешения!
– Сэр, я…
– Заткнись! Ты что, разучился пользоваться телефоном, лейтенант? Или боишься, что убийца подключил к телефонной линии ток? Что, нельзя было позвонить из автомата? Или попросить Бронте позвонить мне? Послать почтового голубя, если все остальные способы связи тебе не по нутру?
– Я думаю…
– Заткнись, Сантомассимо! Сейчас я говорю! И я говорю, что ты, засранец, должен был спросить у меня, может ли этот вонючий козел Хирш складывать свои проблемы на мою голову!
Сантомассимо знал, что нужно подождать, пока гнев шефа иссякнет. Капитан Эмери, похоже, не находил слов, чтобы выплеснуть всю свою ярость. Он откинулся на спинку кресла и как-то враз постарел. Возможно, это было просто плохое освещение, потому что в следующую секунду он крутанулся в кресле, схватил телефонную трубку и начал остервенело набирать номер.
– Кому вы звоните, сэр? – спросил Сантомассимо насколько мог спокойно, но отчетливо.
