Текст книги "История Биафры"

Автор книги: Фредерик Форсайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

В течение всего июля десантники довольно успешно проводили в этом районе рейды в места расположения 2-й Дивизии. Впоследствии, когда полковника Харуну, командира Второй, спросили, почему он вовремя не присоединился к двум остальным дивизиям при «решающем штурме Иболенда»,   он ответил, что все его приготовления были сведены на нет рейдами десантников, заставившими его все время перебрасывать крупные части в те места, где наносился очередной удар. Действия десантников в Амансее, Уку и Амиени доказали жизненность оригинальных теорий Штейнера о том, что небольшие мобильные отряды в условиях Африки более эффективны, чем крупные фаланги пехоты. Хотя полковник Оджукву с этим и согласился, обстоятельства заставили его потом вернуть десантников к роли простой пехоты.

В июне Адекунле на юге вышел из Порт-Харкорта, имея приказ захватить остатки родного штата Говона – штата Риверс, к западу от Бонни. В этот момент полковник Оджукву попросил племенных вождей двух южных провинций – Йенагоа и Дегема – встретиться с ним. Он сказал им, что рельеф местности, где они живут, настолько неподходящ для обороны, что он не может твердо пообещать, что армия Биафры не потерпит поражения. Поэтому он предложил вождям выбор: если они захотят выбрать Нигерию и спастись от грядущих репрессий, то он установит линию обороны севернее обеих провинций и уступит Нигерии все, что осталось от территории Риверс.

Вожди хотели ответить сразу, но Оджукву велел им вернуться домой и обсудить все на совете. На следующий день прибыл посланец с ответом народа Риверс. Они хотят остаться с Биафрой; они надеются на любую возможную оборону и сами помогут всем, что в их силах. Они понимают, что это повлечет за собой репрессии, и готовы к ним.

Впоследствии Адекунле заставил Риверсов дорого заплатить за их верность Биафре. Как и предсказывал Оджукву, было невозможно оборонять эту территорию против армии, на вооружении которой было множество кораблей и катеров. Обороняющиеся части пришлось бы для этого раздробить на мельчайшие отряды, чтобы вести наблюдение за каждым клочком берега и островами. Нигерийцы могли бы легко выбрать подходящее место и высадиться с моря. К середине июля такие десанты были осуществлены в Дегеме, Брассе, Йенагоа и многих других местах. На материке нигерийская пехота продвинулась к Игритте, Элеле и Ахоаде, чтобы захватить оставшуюся часть штата Риверс.

До сих пор полковник Адекунле действовал только в местах проживания этнических меньшинств. Он никогда не бывал в Иболенде, тогда как две другие нигерийские дивизии никогда не действовали вне этой территории, за исключением Первой Дивизии, которая провела кампанию по захвату провинции Огоджи. Поэтому, несмотря на огромный перевес в вооружении, Адекунле пришлось действовать с осторожностью.

Это вовсе не означало, что сражения были более легкими на землях этнических меньшинств, чем в Иболенде, или что большинство вождей племенных меньшинств не оставались верны Биафре. Но на этих землях было легче найти диссидентов, готовых к сотрудничеству – либо по искреннему убеждению, либо из желания получить какие-то выгоды; и эти нигерийские агенты проделали огромную работу, проведя нигерийские войска и открыв им тайные тропы, которые были известны только местным жителям.

Было также легче заслать в эти районы, за несколько недель до начала вторжения, множество агентов, которых специально доставили из общин национальных меньшинств в Лагосе. Однако некоторые из этих агентов сбежали сразу же, как только оказались снова среди своего народа, и рассказали о тех огромных суммах, которые были ассигнованы на подкуп местных вождей, об агентах-провокаторах, возбуждавших ненависть к Ибо и об угрозе жестокой расправы, в случае если местное население сохранит лояльность по отношению к Биафре, когда произойдет намеченное вторжение.

В некоторых районах подобные приемы оказались успешны, хотя мало что из обещанного было когда-нибудь выполнено, а поведение нигерийской солдатни быстро разбивало все иллюзии. Насилие обычно шло двумя волнами. Первыми появлялись боевые части федералистов, стрелявшие во все, что попадалось на глаза, не разбирая племени, разрушая и грабя имущество, не различая, кто его владелец. Озверение солдатни было обычно прямо пропорционально их потерям при взятии той или иной позиции. Так что там, где город сдавался легко, без единого выстрела, и население быстро становилось пронигерийским в результате резкого изменения в соотношении сил, иногда случались краткие периоды дружбы между пехотой и местным населением. В землях Ибо этого никогда не случалось, но ведь там ни у кого и не было особых сомнений в том, что уж их-то участь, во всяком случае, решена.

После того как пехота уходила дальше, в город вступали второсортные части гарнизона, и буквально в течение нескольких недель местное население осознавало, что «Единая Нигерия»    было прекрасным лозунгом, но крайне непривлекательной действительностью, когда это влекло за собой кажущуюся бесконечной оккупацию солдатни, которой никто не мешал думать, что в оккупированной Биафре все было их собственностью. Вот почему к концу 1968 года самой питательной средой в стране для нарождающейся партизанской войны были именно те места проживания этнических меньшинств, которые дольше всего оставались под оккупацией.

В июле Адекунле был готов начать вторжение в земли Ибо. Он разработал план «О. А. У.»:   план быстрого взятия Оверри, Абы и Умуахьи. Несколько опьяненный чувством своей собственной значительности и серьезно заблуждаясь по поводу своей компетентности, Адекунле широко разрекламировал свои намерения быстро покончить с Биафрой. Его все более и более странное поведение вызвало поток жалоб, и генерал Говон был неоднократно вынужден извиняться от его имени. Однако Абекунле явно мог обвести Говона вокруг пальца, когда хотел чего-то добиться, так что он остался во главе Третьей Дивизии и продолжал строить свое королевство для одного.

К концу июля его войска продвинулись от Порт-Харкорта, по дороге на Оверри, до Умуахьи в 23 милях от Оверри. Полковник Оджукву, который хотел в это время поехать в Аддис-Абебу, но не мог допустить, чтобы Оверри пал в его отсутствие, приказал Штейнеру и его десантникам оставить Авку и перебазироваться в Оверри.

К тому времени стало ясно, что Штейнера вполне устраивало командовать бригадой и заниматься оперативным планированием, в котором он отлично разбирался, оставив само ведение боев Уильямсу. У этого тощего, родившегося в Уэльсе южноафриканца, который сам радостно признавался, что он наполовину сумасшедший, была такая привычка показывать, что он неуязвим для пуль: стоя среди огня, когда вокруг падали убитые, он размахивал тростью и выкрикивал ругательства по адресу нигерийских пулеметчиков, что приводило их в исступленную ярость.

Но биафрские десантники подражали этому бравадо и «парни Тэффи»    приобрели репутацию лихих бойцов. Во всяком случае, нигерийские пленные признавали, что их пехота была далеко не в восторге, когда оказывалась на фронте против десантников. Это страшно нравилось Штейнеру и Уильямсу. К этому времени к ним присоединилось еще трое новоприбывших: толстый шотландец, тощий, тихий, но крайне опасный корсиканец и красивый молодой родезиец, которого звали Джонни Эразмус – не интеллектуал, но маг и волшебник во всем, что касалось взрывчатых веществ. Южнее Оверри, неподалеку от Умуахьи, Штейнер задействовал Эразмуса в работах по сооружению кольца препятствий на пути нигерийцев. Через три дня, повалив 200 деревьев, вырыв колодцы, поставив мины, связав между собой мины-сюрпризы, устроив огненные арки, блиндажи и втиснув во все, что можно, гранаты со снятыми чеками, Эразмус заявил, что нигерийцам или надо оставаться в Умуахье, или использовать парашютный десант. Они и вправду никогда не смогли прорваться через эту полосу препятствий; они обошли ее с флангов и ударили с тыла.

Оставив пехоту биафрцев за этой линией Мажино, Штейнер послал Уильямса и 500 десантников в обход, и 4 августа они ударили по штабу нигерийского батальона, но не в Умуахье, а в соседней деревне Аму Нелу. За час Уильямс уничтожил штаб, захватил большое количество снаряжения, оружия и боеприпасов, оставив на дороге более ста убитых нигерийцев, и ушел вовремя, чтобы поспеть к завтраку. Реакция нигерийцев не заставила себя ждать. Через линию фронта в расположение биафрской пехоты были посланы парламентарии с предложением о местном перемирии.

Не прошло и недели, как десантников пришлось перебросить снова, на этот раз к Окпуале (на полдороге из Оверри в Абу). Нигерийцы тоже двигались с юга к этому пересечению дорог, так что шотландец и корсиканец были откомандированы, чтобы остановить это продвижение. Последовал ряд ожесточенных стычек, в которых оба они были ранены, однако совместные усилия десантников и пехоты остановили нигерийцев у Окупали (до того момента, пока не был взят Аба).

Этот город, с юга и запада, как щитом, прикрытый излучиной реки Имо, считался вне опасности нападения. Это был самый большой из оставшихся городов, который теперь был переполнен не только беженцами первой волны, но и теми, кто бежал из Порт-Харкорта. Это был также административный центр Биафры. Здесь через Имо было целых два моста: один в Имо Ривер Таун, на главной дороге из Абы в Порт-Харкорт, другой – в Аваде, дальше на запад. Первый мост был взорван, второй оставался цел, но был заминирован. Нигерийцы выбрали мост в Аваде. Когда они появились на противоложном берегу, биафрцы взорвали мины, но они были плохо заложены. Это была одна из самых серьезных ошибок, допущенных в этой войне. Мост рухнул, но газопровод, в нескольких ярдах от него, уцелел. Вдоль этого газопровода шел узкий рабочий мостик, и биафрцы, у которых кончились боеприпасы, беспомощно смотрели, как нигерийцы начали гуськом, по одному переходить реку. Это было 17 августа. Туда послали Уильямса и 700 его солдат, но они сумели подойти только к утру 19-го. А к этому времени нигерийцы уже переправили три своих батальона.

В течение двух дней десантники пытались отбить предмостное укрепление, но пока два нигерийских батальона сдерживали их в миле от воды, третий продвинулся на юг и занял северную сторону другого моста. Видя, что все усилия бесполезны, Уильямс отошел назад по дороге на Порт-Харкорт. 6 дней биафрская 12 Дивизия при поддержке десантников Уильямса, число которых теперь возросло до тысячи, отражала все атаки, пока основная масса нигерийцев не пересекла Имо пешком. Шла лихорадочная работа (по слухам, в ней принимали участие советские инженеры) по восстановлению моста через Имо, для того чтобы переправить тяжелое снаряжение.

На главном направлении Уильямс не считал нигерийцев слишком уж опасными, до тех пор пока у них нет бронетехники и артиллерии, хотя они во много раз превосходили биафрцев по количеству винтовок, снарядов и мин. 24 августа мост был восстановлен, и по нему прошла ударная колонна. Последовавший за этим бой был самым кровавым за всю войну. Уильямс, не желая ждать в обороне, бросил в атаку тысячу своих десантников. Такое нахальство застало нигерийцев врасплох. Те три их бригады, о которых уже шла речь, входили в состав главной колонны, передвигавшейся по основной дороге, и намеревались беспрепятственно достичь Абы и, сломив сопротивление биафрцев, двинуться на Умуахью. В течение трех дней Уильямс и Эразмус вели в бой против цвета нигерийской армии меньше тысячи молодых биафрцев, сжимавших в руках винтовки с цилиндрическим затвором. У них не было ни базук, ни артиллерии, только несколько минометов. Нигерийцы обрушили на них шквал снарядов и мин, ввели в бой пять бронемашин, обстреливали из базук. Пулеметная и винтовочная стрельба не замолкала ни на минуту в течение 72 часов. Основным же

оружием обороны были «огбунигве»    – дьявольские мины, изобретенные биафрцами. Эта мина представляет собой квадратный в сечении клин, начиненный с узкого конца динамитом, тогда как все остальное пространство заполнялось камнями, гвоздями, металлической стружкой и кусками железа. Основанием мина крепится к стволу дерева, который поглощает отдачу, а отверстие в форме воронки, прикрытое клееной фанерой, обращено в сторону дороги, по которой подходит неприятель. Взрывают эту мину при помощи веревки, причем подрывнику рекомендуется отойти на довольно приличное расстояние. Взрываясь, «огбунигве»    поражает все в секторе 90° перед собой, с максимальным убойным расстоянием более чем 200 ярдов. Такое устройство, срабатывая на близком расстоянии, обычно уничтожает до роты солдат и останавливает тех, кто идет за ними следом.

Нигерийцы шли по дороге в полный рост, не делая даже попыток как-то замаскироваться, с боевым кличем «Оше-бей».   Они как-то странно раскачивались из стороны в сторону, и Уильямс, который некоторое время воевал в Конго, взглянул и сказал: «Они до ушей накачались наркотиками».

Эразмус начал взрывать огбунигве почти прямой наводкой. Нигерийцы валились, как скошенная кукуруза. Оставшиеся в живых раскачивались и шли дальше. В первый день Эразмус взорвал более 40 огбунигве. У одной нигерийской бронемашины разорвало шины, и она вышла из боя. У биафрцев кончались боеприпасы, но основная нигерийская бригада была уничтожена. Они засыпали противотанковые рвы, задерживавшие их продвижение, с помощью лопат, причем одна команда сменяла другую, по мере того, как первая команда теряла людей. Дорогу преграждали поваленные многотонные деревья, нигерийцы сами убирали их с пути, и команда, выполнявшая эту работу, была буквально разорвана на куски взрывом спрятанной под стволом мины.

По мере того, как передовая бригада нигерийцев перестраивалась, Уильямс призвал своих измученных солдат воспользоваться неразберихой и атаковать. Они отбили назад те три мили, которые потеряли за этот день, и вернулись на начальную позицию. В ожидании следующего дня, измученные солдаты уснули, Эразмус готовил новые мины-ловушки, а Уильямс вернулся в Абу за боеприпасами. Однако самолеты с боеприпасами не прилетели. Произведенный в подполковники Штейнер, который перенес свой штаб в Абу, сначала воззвал к командующему армией, а потом и к полковнику Оджукву. Боеприпасов не было. Уильямс вернулся на фронт. На 25 августа, воскресенье, у его людей было по два патрона на человека.

В воскресенье повторилось то же самое, что было в субботу, за ними последовал понедельник. Потом шесть дней царило спокойствие. Впоследствии рассказывали, что Адекунле заполнил своими ранеными солдатами из колонны, наступавшей на Абу, все госпитали Калабара, Порт-Харкорта, Бенина и даже Лагоса. А сколько убитых так никогда и не ушло с этой дороги никто никогда не считал, хотя Уильямс называл цифру, близкую к двум с половиной тысячам человек.

Зализав раны, Третья Дивизия снова двинулась в наступление на Абу, но на этот раз не по главной дороге. Они ударили по десантникам с правого фланга, который сломался, когда на него двинулись бронемашины. Аба был взят 4 сентября, но не с фронта, а с фланга. Штейнеру удалось уйти вместе с горсткой поваров, вооруженных автоматами. Полковник Ашузи едва не столкнулся нос к носу с нигерийским «Саладином»,   когда тот заворачивал за угол. Уильямс все еще находился в 6 милях к югу, удерживая ось наступления, а за его спиной был взят город Аба. Он отвел своих солдат по проселочным дорогам.

Полковник Оджукву приказал десантникам вернуться в базовый лагерь, набрать свежее пополнение, провести переформировку и доукомплектование. Из тех трех тысяч, которые девять недель назад ушли к Авке, от Абы и Окпуалы вернулась только тысяча. В середине сентября Штейнер уехал в отпуск на две недели, и Уильямс принял командование.

Штурм Абы 24 августа послужил сигналом к «окончательному штурму Иболенда»,   который, как было когда-то заявлено британскому парламенту, «никогда не состоится».   Пришли в движение все сектора: на юге от Икот Экпене, который уже шесть раз переходил из рук в руки, до Оверри; на севере Харуна сделал еще одну попытку прорваться из Оничи на соединение со своими людьми в Абагане, тогда как 1-я Дивизия бросила все свои силы против демилитаризованной взлетно-посадочной полосы Красного Креста в Обилагу. Обилагу пал 23 сентября.

11 сентября нигерийцы предприняли стремительную атаку с кораблей по реке Ораши к городу Огуга, расположенному на берегу озера неподалеку от аэродрома Ули. Солдаты на лодках незамеченными пересекли озеро и высадились на берег. В Огуте все еще оставалось много людей, и там началась резня. После бегства жителей город был разграблен, а со Среднего Запада через Нигер переправилось еще большее количество нигерийцев. Разгневанный полковник Оджукву собрал командиров и приказал в 48 часов отбить Огугу. Он сам руководил операцией, непосредственное командование которой осуществлял полковник Ашузи. Биафрцы снова вошли в город, а нигерийцы отступили к реке, оставив за собой несколько сотен убитых, включая и их командира.

Но у этого сражения оказался и побочный результат. Часть войск Биафры, использованных на этом направлении, была снята с правого фланга у Умукпу, и 13 сентября нигерийский патруль после разведки боем на фланге обнаружил слабое место. Нигерийцы, атаковав, обошли по флангу обороняющиеся части, вышли к Обинзе, в 10 милях южнее Оверри. Оттуда 18 сентября они, вслед за бронемашинами, ворвались в город.

На севере Первая Дивизия выдвинулась к Обилагу и заняла город Окигви, который никто не оборонял, т. к. это был центр Красного Креста по распределению гуманитарной помощи, доставлявшейся в соседний Обилагу. Здесь нигерийцы отличились тем, что застрелили пару престарелых английских миссионеров, господина и госпожу Сэвори, и двух шведов, работников Красного Креста. Это случилось 1 октября.

С этого времени ситуация начала меняться. Поставщик оружия, который так подвел биафрцев под Абой и Оверри, был отставлен и начал действовать новый воздушный мост из Либервиля (Габон). Полеты осуществляли летчики-англичане, южноафриканцы, родезийцы и французы. Получив больше средств, полковник Одукву получил и выход на более широкий европейский рынок оружия, так что оно начало поступать в больших количествах, биафрцы начали контратаковать.

Штейнер вернулся из отпуска, но все еще не мог побороть усталость. Назначенный командиром вновь сформированной Десантно-диверсионной дивизии, он явно был не на высоте поставленной задачи, поскольку страдал нервным истощением, душевной болезнью, которая сопровождалась манией величия в сочетании с манией преследования. Его поведение становилось все более и более недисциплинированным, до тех пор пока он не отдал своим людям приказ конфисковать три джипа, принадлежавших Красному Кресту, для его личных нужд.

Вызванный для дачи объяснений, он предпочел выразить полковнику Оджукву свой протест и у того не осталось иного выбора как предложить Штейнеру уехать. Вместе с ним уехали и те шесть офицеров, которых он привез с собой после отпуска. Уильямс вновь стал исполнять обязанности командующего, а потом передал дивизию биафрцу. Однако, в качестве командира он провел еще два боя. Между 10 и 12 ноября одна из трех бригад Дивизии предприняла ряд атак на Оничу, и хотя это и не закончилось взятием города, однако почти на половину сократило протяженность нигерийских позиций и сняло угрозу прорыва. Эти атаки могли бы продолжаться, если бы нигерийцы не перешли в наступление от Авки, для захвата деревень Агази и Аголо, а это ставило под угрозу самые центральные районы Биафры. Десантники, при поддержке двух батальонов биафрской пехоты, отразили это нападение. Нигерийцы, потерпев поражение, отступили к Авке.

В ноябре и декабре дела повсюду обстояли так же. В большинстве секторов биафрцы контратаковали, особенно у Абы и Оверри. В Абе полковник Тимоти Онуатуегву отбросил федеральные войска назад к окраинам города, затем перебросил своих людей на правый и левый фланги. У Оверри полковник Джон Калу отбил 150 кв. миль территории вокруг города и начал его осаду.

Это простое перечисление событий, произошедших за 18 месяцев, может произвести впечатление, что продвижение нигерийцев в Биафру было гладким и непрерывным. Это совсем не так. За исключением некоторых случаев, когда нигерийским войскам удавалось легко продвигаться вперед, они с боем брали каждый фут земли. Зачастую объекты бывали захвачены только после третьей или четвертой попытки. Иногда нигерийцы застревали где-то на несколько месяцев. Их расход боеприпасов, по самым сдержанным оценкам, доходил до многих сотен боекомплектов, а потери составляли многие десятки тысяч человек.

Кроме того, нигерийцы не сумели взять под контроль и обеспечить управление тем, что они захватили. Избегая отходить далеко от главных дорог и городов, избегая буша, который занимает более 90 % страны, нигерийцы могли только проводить линии на карте, что имело мало отношения к реальной обстановке. Назначенные ими администраторы, сидя в городах, боролись за власть с администрацией Биафры, чье местопребывание было в буше, на прилегающих к городам территориях, и зачастую их распоряжениям подчинялась большая часть этой территории и массы сельского населения.

Секрет жизненности Биафры отчасти – в лидерстве Оджукву, но в гораздо большей степени – в самом народе Биафры. Ни лидер, ни армия не могли бы воевать без постоянной полной поддержки народа. Поддержка снизу должна быть обеспечена до того, как армия сможет сделать большее, чем оказать видимость сопротивления. Народ помогал чем мог. Бедные деревни пускали шапки по кругу, богачи снимали с заграничных счетов доллары и фунты. Портные шили форму из занавесей, сапожники превращали в сапоги полосы брезента. Фермеры привозили ямс, касаву, рис, коз, кур и яйца. Приходили вооруженные топорами бушмены. Водители такси и владельцы рыночных фургонов перевозили солдат, священники и учителя отдавали свои велосипеды.

Были и предатели, и мошенники, и дезертиры, и вымогатели – такие люди всплывают на поверхность в любой войне. Но в народе не было ни одного бунта, демонстрации или восстания. По мере того, как они видели, как разоряют их землю, убивают сородичей, в их душах зарождались два чувства: чувство национальной принадлежности и чувство ненависти к нигерийцам. То, что возникло как догадка, переросло в полнейшую убежденность: они никогда не смогут жить рядом с нигерийцами. Отсюда происходит главная политическая реалия нынешней ситуации: Биафра никем не может быть уничтожена, пока полностью не уничтожен ее народ, народ, который ее создал. Потому что даже при условии полной оккупации, раньше или позже, вместе с полковником Оджукву или без него, но Биафра восстанет снова.