Текст книги "Поединок. Выпуск 18"

Автор книги: Франсуаза Саган

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Анатолий Степанов,Анатолий Полянский,Кристиан Геерманн,Евгений Козловский,Владимир Савельев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 57 страниц)

В проеме двери появился старичок табиб. Он принес чашку бульона и тарелку с кашей. Аромат хорошо приготовленной пищи достиг ноздрей, и Пушник почувствовал, как голоден. Набросившись на еду, он даже забыл о боли. Нотом нестерпимо потянуло в сон. Николай хотел сказать толмачу, чтоб тот ушел, но не успел. Последнее, что увидел, – коричневое лицо Абдуллы, искривленное в улыбке, больше похожей на оскал, и старые, давно потерявшие блеск галоши на его босых ногах. Подумал: толмачу нельзя доверять ни на грош.

Несколько раз Николай просыпался. Снова погружался в тяжелое, как могильная плита, забытье. Кто-то давил, душил, мешал дышать… Разбудил его скрип половиц. К кровати приблизился Абдулло, ощерив острые зубы. Улыбка его не показалась теперь Николаю хищной, тем более злобной. Подумал: напрасно катит бочку на парня, такого же, как он, бедолагу. Спасибо, есть с кем слово молвить, а то и одичать недолго.

– Сильно спать любишь, Колья? – захихикал Абдулло. – День прошел, ночь прошел…

– Неужто? – удивился Николай. Боль в теле притупилась. Он чувствовал себя бодрым, поздоровевшим.

– Совсем плохой был, правда? Теперь порядок… – И, понизив голос, Абдулло сообщил: – К тебе гость приходить будет. Сам господин Раббани, сын Мохаммада Юсуфа. Говорить станет – не надо сердить. На востоке старших слушать – закон. Соглашайся, тебе лучше…

Абдулло не успел закончить наставления, как дверь распахнулась, впустив чернобородого. На сей раз тот был одет в нормальный черный костюм с белой рубашкой при галстуке и походил скорее на учителя, чем предводителя душманов. Во всяком случае, породистое лицо с высоким лбом, несомненно, принадлежало человеку интеллигентному и скорее доброму, чем злому. Смолистые с проседью волосы волнами ниспадали до плеч.

«Так вот ты какой – Бархануддин Раббани?» – подумал Николай, пристально разглядывая вошедшего и пытаясь припомнить, что рассказывал замполит об этом и других членах «пешеварской семерки». Раббани – таджик из племени яфтали Сын муллы. Получил религиозное образование. Организовал партию. Объявил, что партия его против СССР ничего не имеет, но ведет борьбу против русских оккупантов…

Абдулло поспешно придвинул кресло, и гость расположился в нем по-хозяйски. Николай почувствовал на себе испытующий взгляд больших черных глаз, искрящихся усмешкой. Перебирая четки, Раббани, похоже, оценивал свою «добычу», а Пушник проникался к своему спасителю симпатией.

Раббани спросил, не знает ли унтер-офицер английский язык? Николай, уловивший суть вопроса, отрицательно покачал головой.

Стоявший в почтительном отдалении Абдулло перевел следующую фразу. Раббани, оказывается, интересует самочувствие господина Пушника.

– Как трогательно, – усмехнулся Николай. – Скажи, я солдат и приучен к спартанским условиям.

– Благодарность говорить? – спросил Абдулло. – Человек тебя спасал, Колья.

– Не вздумай!

– Господин Раббани интересуется, хороша ли пища? И еще волнуется, как ухаживает табиб?

– Кончай балаган. Своему хозяину скажи, пусть к делу переходит. Что от меня требуется?

Выслушав переводчика, Раббани посмотрел на Пушника с нескрываемым интересом и произнес несколько отрывистых фраз. Из торопливой скороговорки Абдулло стало понятно: от Пушника ждут полной лояльности. Доказать ее не составит труда Надо лишь выступить перед журналистами с заявлением.

– Всего-то и делов? – удивился Николай. – А я-то думал…

Он говорил ничего не значащие слова, пытаясь сообразить, как вести себя с хитрой бестией.

– Ты понял, Колья? Надо выступить…

– Скажи хозяину, толмач, я речи держать не умею, образования недостает и практики нет…

– Господин Раббани говорит, ты произвел впечатление умного шурави, а не… Тут он сказал нехорошее слово, сам понимаешь…

– Дерьмо твой господин, – отрезал Пушник, – дешевка!

– Господин Раббани сказал: он хотел хорошо сделать.

– Пожалел волк кобылу…

– Ты подумай, Колья. Он тебе речь напишет, ты скажешь. Жизнь будет, а так – конец.

– Заткнись, сволочь.

– Я заткнусь, кто тебе слово по-русски скажет, – обиделся Абдулло. – Раббани большой вождь. Он не хочет тебя считать оккупантом.

Чернобородый наблюдал за перепалкой, понимающе покачивал головой. Он заметил, что унтер-офицер устал, вероятно, кончалось действие обезболивающего лекарства, и лицо передергивало судорогой. И снова заговорил покойно, увещевательно. Зря господин Пушник упорствует. Мог бы иметь много денег, начать красивую жизнь. На деньги можно купить дом, жену… К своим назад пути нет. Там знают, унтер-офицер Пушник добровольно перешел на сторону борцов за веру.

Николая захлестнуло бешенство. Листовка с его благообразной сытой мордой лежала на полу возле кровати. Боль сдавила обручем голову. Ноги скрутила судорога. Господи, опять начинается Проклятье!..

Раббани поднялся, огладил бархатную бороду и сказал, что искренне сожалеет о неприятностях, предстоящих унтер-офицеру. Он надеялся на гибкость ума, на сообразительность молодого человека…

– Пошли его на…! – бессильно выругался Николай.

Перевода не потребовалось. В глазах Раббани мелькнула ярость. Однако он сдержался и, прежде чем уйти, сказал: пусть пленный подумает о своей дальнейшей судьбе. Но делать это ему придется в другом, менее комфортабельном месте.

Не успела за чернобородым закрыться дверь, как ворвались двое, стащили Николая с койки, волоком потащили по длинному коридору. Звякнул засов, со скрипом отверзлась металлическая решетка. Николая с размаху швырнули. Покатившись по лестнице, он рухнул на цементный пол и потерял сознание. А когда очнулся, обнаружил, что снова онемели начавшие было отходить ноги, бедра, таз. В полумраке подвала увидел несколько сидевших у стен человек. Никто на новичка не обращал внимания. Но вот один обернулся, и Николай ахнул. То был ротный, старший лейтенант.

2

Старший лейтенант Сергеев Алексей Игоревич, 1960 года рождения, призван из г. Львова, женат, имеет дочь, захвачен в плен при выполнении боевого задания в провинции Парван 17 марта 1985 года.

Ни лечь, ни сесть. Но и стоять нет сил…

Тело – сплошной нарыв. Ноги – опухшие пудовые колоды. Лицо, спина, грудь в синяках, кровоподтеках. Кожа с подбородка сорвана, рана гноится. Правый глаз заплыл. Когда главарь банды ударил мослатым кулачищем в висок, жизнь повисла на ниточке, на паутинке…

Алексей отстреливался до последнего. Рядом, неподалеку, вокруг лежали в нелепых позах, в лужах крови ребята – остатки его роты. Далеко позади, в нескольких часах стремительного бега – перевал. Там Пушник. Он сам сказал: «Мотай отсюда, старлей. Сбереги хоть этих… А я не ходок. Да и кому-то надо вас прикрыть…»

Охотно согласившись, Алексей выделил Пушнику ручной пулемет (все равно тащить тяжело), половину боезапаса, гранаты. Подумал: идти старшина не может, тащить на горбу означает погибнуть всем. В конце концов тот сам виноват в случившемся, должен был на своем настоять…

Поспешно отходя в долину, Алексей долго слышал за, спиной дробные пулеметные очереди. Потом грохнуло несколько разрывов – стихло.

Ребята остановились. Замерли в почетном карауле. Алексей скомандовал: «За мной! Не отставать!..» И побежал. Жаль Пушника. Жаль остальных. Но ведь война… Прапорщик, конечно, предупреждал: на перевале возможна засада. Требовал изменить маршрут. Он вообще все время пытался унизить старшего лейтенанта. То наставлял, учил жить, то подменял приказ ротного своим. И совершенно не брал в расчет, что Сергеев не салага, окончил высшее десантное училище. Сам факт Принадлежности к элитарному роду войск подтверждает высокие морально-боевые качества офицера, который в Афганистан, между прочим, напросился сам. Смелости Алексею не занимать, на счету сто двадцать парашютных прыжков. А опыта маловато? Так ведь затем и война, чтобы его приобрести.

Теперь-то он понимал, надо было довериться Пушнику. Перехватить караван с оружием в провинции Парван все равно не удалось. Сколько сделано ошибок, сколько потеряно людей, и ничего не отмотаешь назад. Не полез бы в трижды проклятое ущелье, не разрешил бы привал во время отступления, встал бы на часы сам…

Их настигли под вечер. Бойцы выбились из сил, рухнули на землю, моментально уснули. Часовые, уверенные, что группа от духов оторвалась, тоже заснули – стоя. Ну и…

Увидев Пушника в подвале, Алексей не сразу пришел в себя. Долго вглядывался в привидение, явившееся с того света, и наконец, собравшись с силами, подполз.

– Что, не узнаешь? – спросил Пушник. Он лежал посреди камеры, разбросав ноги, не в силах сдвинуться с места.

– Господи, живой, – ошеломленно протянул Алексей. – Как же это?

– Как видишь… Помоги до стены добраться. Спина проклятая…

– Не прошла? – спросил Алексей, тут же почувствовав нелепость вопроса. С неожиданной силой вспыхнуло прежде неведомое жгучее чувство вины – перед прапорщиком, перед погибшими солдатами. – Ты на меня… того, – глухо сказал Алексей, помогая прапорщику отползти от лестницы. – Прости, если можешь…

– Ладно, – поморщился Пушник, – покаяние отменяется. Оба оказались в дерьме.

– Но ты ведь старше? Почему не согнул меня? Я бы в конце концов послушался. Я бы подчинился…

– Не бей себя в грудь, старлей. Поздно. Лучше расскажи, как влип.

Как?!

За дни в плену, дни позора, Алексей заново переосмыслил оставшуюся за пределами тюрьмы жизнь. Он стрелял. Стрелял, пока мог, пока были патроны, – что еще оставалось делать? Духи выместили на нем одном за всех своих убитых. Больше никого не оставалось. Его остервенело били, пинали ногами, пока не превратили в окровавленный куль. Окатывали водой, поднимали с земли и снова били. Он научился закрывать голову руками, свертываться калачиком, чтобы удары не попадали в живот. Счет дням был потерян.

– Почему же тебя не убили? – жестко спросил Пушник.

– Почему?.. Не знаю. Нет, вру – знаю. Нашли вкомбинезоне погоны. Я новые купил, собирался на китель пришить. Забыл перед выходом вытащить из кармана. За поимку офицера духи, сам знаешь, большие деньги получают – вот и не убили. Но имени своего я не назвал.

– Не назвал? Герой, значит? Молодец, старлей, – усмехнулся Пушник. – А вот я засветился. Со всем своим опытом и знанием обстановки. Я, брат, военный билет на операцию прихватил.

– Зачем?

– Вопрос на засыпку…

Загремел открываемый на двери засов, и в камере появились охранники с автоматами через плечо. Один ткнул пальцем в Алексея и шепеляво выговорил:

– Па-ш-шел…

Это слово знал здесь каждый. Оно произносилось на разные лады и могло означать вызов на допрос, вывод на работу, а то и на казнь.

– Ну, вот и опять по мою душу, – пробормотал Алексей, с невероятным трудом поднимаясь с пола. – Хоть бы смерть поскорей пришла.

– Не дрейфь, старлей. Будь мужиком, прорвемся, – услышал он в спину напутствие старшины.

Охранники вели Сергеева по знакомому коридору. Потом втолкйули в комнату – узкую, с зарешеченными окнами. Посреди стоял письменный стол с гнутыми ножками, стул с резной спинкой. На выбеленных известью стенах виднелись бурые подтеки, напоминавшие, что пленных тут не только допрашивали, но и… У Алексея все сжалось в груди. Снова будут бить! Где взять силы!

В комнату проскользнул старый знакомый – Абдулло. Он всегда присутствовал на допросах. По привычке Абдулло улыбался, но держался на всякий случай в отдалении. Нельзя было угадать, как бывшие «свои» поведут себя с соотечественником в это и следующее мгновение.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – проговорил Абдулло шепотом.

– Не твоими ли молитвами пока жив? – съязвил Алексей Переводчик был противен, вызывал брезгливость.

– Зачем смеешься, старший лейтенант? – укорил Абдулло. – Я помочь хотел.

– Мне бы сдохнуть поскорей…

– Зачем сдохнуть? На том свете ничего не подадут. А тут можно…

– Дрянь ты, Абдулло. Сам переметнулся и других склоняешь.

– Офицер… Учили долго, ума нет. Зачем в Афган пришел людей убивать? Кишлаки зачем жег?

– Вон как заговорил…

– Правильно говорю. Честно. Никакой интернациональный долг никто не просил. Тебя не звал. А ты? Ты почему воевал?

– Послали, я пошел. Потом понял и то не сразу: афганский народ не хочет чужую правду, не хочет чужого бога…

Сергеев уперся взглядом в ржавое пятно на полу… Интернациональный долг, помощь дружескому народу, апрельская революция – на кой все это, если от него останется такое же пятно? Был Алешка и нету, размазали по стене.

– Вот я и говорю, соглашайся, – вкрадчиво сказал Абдулло.

– Умолкни, парень, – попросил Сергеев, – пустое говоришь.

Подтолкнув Абдулло в спину, распахнулась дверная створка. Вошел европеец в легком светлом костюме. Лицо слегка тронуто загаром, голубые глаза, ослепительная улыбка – киногерой из американского боевика.

– Ты все объяснил? – спросил вошедший у Абдулло на довольно чистом русском языке.

– Не успел еще, господин. Я говорил старшему лейтенанту…

– Отставить! – властно перебил «кйногерой». Судя по манерам и тону, он был птицей высокого полета. – Тебе поручалось изложить обер-лейтенанту суть наших предложений.

– Зачем же через посредника? – вскинулся Алексей.

– Разумная мысль. Называй меня полковником, – сказал он с лучезарной улыбкой. – Итак, приступим…

Полковник подошел к столу, открыл ящик и вынул элегантный чемоданчик с металлическими застежками. Эффектным жестом откинул крышку, провел, поглаживая, ладонью по тугим пачкам зеленых банкнотов.

– Здесь двести пятьдесят тысяч долларов, – торжественно объяснил он. – Они ваши, обер-лейтенант. По прибытии на место получите еще столько же.

– На какое место я прибуду и чем должен заслужить взятку? – вяло спросил Алексей, пытаясь выпрямиться.

– По-русски – взятка, по-моему – возмещение за перенесенные неудобства, – сохраняя невозмутимость, возразил полковник. – Мы профессионалы. Не все ли равно, где и кому служить, особенно если вспомнить, что на родине вас ждет суд трибунала по законам военного времени. Неужели обеспеченной жизни вы предпочтете тюрьму? Глупо даже для коммуниста. Вы не генерал, дислокацию советских войск в Афганистане не знаете. Остальные секреты ценности не представляют.

– В таком случае зачем я вам?

– Нам нужны специалисты, обладающие опытом обучения солдат. Ваших солдат. Вы будете исполнять те же обязанности, что и прежде, но в более солидной должности. Для начала предлагаю чин подполковника.

– Где, если не секрет?

– Никаких секретов. Направим в восемьдесят вторую парашютно-десантную дивизию.

– В ту, что стирала с лица земли Вьетнам?

– Вы здесь тоже огнем прошлись. Но я не собираюсь вступать в дискуссию. Люди военные, в какой бы армии ни служили, призваны убивать себе подобных. К тому и готовимся всю жизнь. Это моя и ваша специальность. Разве не так?

Полковник говорил напористо, убежденно. У Алексея подгибались ноги, несмотря на удушающую жару, бил озноб… Что говорит этот холеный европеец? «Войну не ведут в белых перчатках…» Он прав. Старший лейтенант Сергеев обучен владению оружием. Убивал сам и учил солдат убивать себе подобных.

– Но… – сказал Алексей вслух.

– Никаких «но»! – «киногерой» стер наконец улыбку с губ. – Оставим спор политикам. Мы – солдаты. Мы должны, не рассуждая, выполнять приказ. С этим ты, надеюсь, согласен?

Алексей молчал.

– Но жить ты хочешь? Жить, а не сгнить на помойке? – резко спросил полковник, начинавший терять терпение. – Ты молод, был, наверное, красив, пока не разукрасили афганские партизаны. У тебя будет женщина. Она родит тебе детей…

Дочь… У него есть маленькая дочка! Как он мог об этом забыть?.. Алексей смотрел в окно и ничего не видел. Но знал: там жизнь, деревья, трава, небо. Там свобода. И где-то очень далеко бегает по зеленой траве его маленькая девочка – кровь от крови, плоть от плоти.

– Почему молчишь? – удивился полковник. – Если мало денег, добавлю…

– Не старайся, гад, не возьму, плевал я на твои доллары! – Алексей покачнулся, но устоял.

– Ах ты, сволочь идейная! – лицо полковника стало жестким. Едва уловимым движением он ткнул Алексея в висок. Удар был мастерский. Старший лейтенант отлетел в угол. Стол, стены, пятна, Абдулло – все поплыло перед глазами.

– Может, так скорее сговоримся? – крикнул, оскалившись, полковник.

Не открывая глаз, Алексей прохрипел:

– Не надейся. Меня уже били…

– Плохо! Плохо били!..

Алексей, свернувшись в дугу, обхватил голову руками и стиснул зубы. Удары сыпались один за другим. То, что он молчал, не молил о пощаде, вызывало у полковника еще большую ярость. Алексею пришлось бы совсем худо, не вмешайся переводчик. Молчавший в продолжение разговора, Абдулло тихо сказал:

– Не поможет, господин. Не надо.

Как ни странно, слова подействовали. Пнув лежащего еще раз, полковник пригладил растрепавшуюся прическу, заправил рубашку, одернул пиджак.

– Ол раит! – сказал. – Позови охранников. Пусть уберут эту падаль…

Очнувшись в знакомой камере, оглушенный, измордованный, Сергеев не сразу собрался с силами. Он подтянул колени, со стоном сел. К стене прислоняться не стал – спина обожженно горела.

Пушник ни о чем не спрашивал. Кто знает, как вел себя наверху старлей. Судя по виду, держался правильно. Но все же…

– От меня требовали сотрудничества, – сказал Алексей.

– Сколько предложили?

– Полмиллиона и чин подполковника американской армии.

– Взял?

– Как видишь…

Оба замолчали. Алексей опасливо покосился на сокамерников. Доверять никому нельзя. Они с Пушником однополчане. Попали сюда известно как. А эти, может, сами?.. Попасть – попали, а вырваться можно лишь ценой предательства. Но/кто знает, как правильно? Стоит сказать – да, и кончатся мучения. Надолго ли?.. Предатели не нужны ни своим, ни врагу. Солгавший своему народу – веры не заслуживает… Этот американский контрразведчик использует его, а потом выбросит в ту же помойку.

– Оказывается, ты дорого стоишь. А я и не знал, – неопределенно сказал Пушник.

Алексей вспыхнул:

– Думаешь, продамся?

– Не обижайся, старлей, – примирительно шепнул прапорщик. – Жизнь нас сейчас проверяет на самый жестокий излом. В нашем положении с людьми может всякое произойти.

– Да-да, верить нельзя…

– Кому нельзя, кому – можно. Поодиночке передушат, как кур. А если думать и действовать сообща…

– Считаешь, в тюрьме возможно на что-то надеяться?

– В фашистских лагерях смерти создавали подпольные организации. Мы-то чем хуже?

Разговор был прерван приходом бочковых. Принесли обед. Из дальнего угла камеры вышел огромного роста мордастый мужик, густо заросший рыжей щетиной, взял свою миску и скрылся в темноте.

– Опять тухлятину приперли, – послышался его голос. – От такой жратвы я без пыток скоро ноги протяну.

– А ты рассчитывал на бифштекс? – спросил насмешливо Пушник.

– Помолчал бы, прапор, – огрызнулся гигант, выскребая из глиняной миски маисовую кашу. – Сам ты бифштекс.

– Откуда звание мое знаешь?

– Два уха имею, даже музыкальные. Дома на балалайке играл, на гитаре.

– Полезные таланты, – заметил Пушник. – Подойди поближе, познакомимся.

– Много чести. Сам хиляй. Безногий, чи шо?

– Считай да. Контузия позвоночника.

– Извиняй в таком разе.

Гигант подошел, присел на корточки, протянул руку:

– Будем знакомы. Крещен Михаилом. Фамилия тут ни к чему, а прозвище имеется. Яном дома кликали, на иностранный манер.

– Почему? – удивился Алексей, разглядывая Здоровяка. Судя по бицепсам, бугрившимся на предплечьях, тот обладал бычьей силой. Невольно подумалось: как духи такого могли скрутить?

– Мишек на Украине, шо собак нерезаных, в ридном селе – каждый второй, а Ян – красиво звучит. Или не нравится?

– Ладно, не задирайся. Давно тут?

– Старожил. В Джаваре побывал, в Дарчи, в Малекане. Там лагеря моджахедов.

– Джавара – мощная база, – согласился Пушник. – Мне тоже довелось…

– А тебя, Ян, зачем туда возили? – поинтересовался Алексей.

– Спрашиваешь. Дивились на меня. На шурави двухметрового роста.

– Как же ты с силой своей могучей вляпался?

– Дурнем был… – Михаил поморщился. – Две недели до дембеля оставалось. Сидеть бы тихо, не рыпаться, а я поперся, куда не треба.

– Все мы не туда свернули, – заметил сидевший неподалеку худющий человек. Бледная кожа, которую не взяло даже пакистанское солнце, обтягивала остро выпирающие скулы. Колени, локти, ключицы – все торчало колюче, шипами. Никто не знал его имени. Было известно только, что он механик-водитель Т-54. Об этом говорили духи, захватившие его в подорвавшейся на мине машине.

– Ты за всех не расписывайся, – возразил Михаил. – Таки, шо сами руки до горы подымали, тоже имеются.

– Я бы их шлепал, – пробормотал Танкист.

– Подряд, что ли?..

Ответить Танкист не успел. Послышался голос Абудулло:

– Всем выходить! Все с собой брать! Другое место едем.

Пленные задвигались, потянулись к выходу. Алексей, попытавшийся помочь Пушнику, сам едва не упал.

– Пусти-ка, дохляк, – сказал Михаил, отстраняя Сергеева плечом. – Ну, держись, прапор. Послужу тебе верой и правдой, пока дух из меня не вышибли…

Он легко подхватил старшину на руки и пошел к выходу. Во дворе их ждал крытый грузовик.

Алексей придержал шаг, шепотом спросил у переводчика:

– Не знаешь, почему нас отсюда убирают?

– Под Джелалабадом бой шел. Пленных брали. Понял?

– А нас куда?

– Крепость Бадабера слышал? Хорошее место. Лагерь подготовки борцов за веру. – И добавил совсем тихо: – Порядки там… Начальник сильно злой. Остерегаться надо.

– Далеко отсюда?

– Пешавар сбоку тридцать километров, может, больше.

Вскоре машина с пленными, пропетляв по узким, окаймленным арыками улочкам, выбралась на грунтовое шоссе. Алексей, прильнув глазом к щели в борту, увидел неровные клочки зеленых, желтых, серых полей, окруженных раскидистыми пальмами. Едкая белесая пыль, взвихренная колесами, пухло оседала на широченных листьях диковинных деревьев.