Текст книги "Поединок. Выпуск 18"

Автор книги: Франсуаза Саган

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Анатолий Степанов,Анатолий Полянский,Кристиан Геерманн,Евгений Козловский,Владимир Савельев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 57 страниц)

Последний раз он видел ее в Москве. Случайно. Он зашел со своим московским коллегой в кафе «Сиу» на Кузнецком. В самое людное и элегантное место. Вошел и застрял в дверях. В углу за столиком сидела Лена с отцом.

Бахтин сдержанно поклонился и сел спиной к ним. Но встреча с коллегой была испорчена. Он никак не мог сосредоточиться, отвечал невпопад, ел и пил, не ощущая вкуса. И сделал все возможное, чтобы поскорее уйти. Как-то Кузьмин сказал ему: «В незаконченности – вечность».

Видимо, прав был его единственный друг. Возможно, женись он на Лене, и все пошло бы своим чередом. Сначала бы ушла страсть, потом любовь сменилась бы нежностью и уважением. А может быть, и не сменилась?

«Саша, милый…» – перечитал он еще раз начало письма. Эта строчка была ему значительно важнее, чем предупреждение о какой-то опасности.

Эти два слова говорили ему о главном. Лена помнит его и, может быть, еще любит.

Бахтин закурил, постоял у темного окна, разглядывая одинокий фонарь, бессмысленно пытавшийся справиться с темнотой, и пошел в спальню.

Слово «милый», написанное знакомой рукой, вернуло ему утраченное спокойствие. Завтра он протелефонирует Лене, услышит ее голос, а может быть, даже увидит ее. Все может быть.

Он разделся и лег. Луша устроилась рядом с подушкой и заурчала тихо. И он заснул сразу же, как в детстве после счастливого дня.

Осень в Петрограде – пора паршивая. Тучи наползают на город и клочковатая мгла, как вата, закрывает улицы. А еще дождь. Он начинает моросить занудно и долго. Мелкий, холодный, бесконечный.

Филиппов сидел на кухне и пил чай. Горничная с опаской подавала ветчину и буженину строгому генералу.

Если бы она знала, что форма сия взята из костюмерной сыскной полиции и получена в свое время по личному распоряжению начальника, подогнанная точно по его размеру. Любил Владимир Гаврилович генеральский мундир. И конечно, думал о том, что, как и покойный Путилин, станет «превосходительством», но время шло, днями ему в отставку, а носил он чин статского советника.

Если переводить на военный язык, то соответствовал сей чин давно упраздненному воинскому званию бригадира.

То есть был он между полковником и генералом. Особа пятого класса по табели о рангах. Но кому же не хочется стать «превосходительством», поэтому и надевал иногда Филиппов генеральский мундир, радуясь солдатам и юнкерам, застывшим «во фрунт». Те, кто хорошо знали Владимира Гавриловича, прощали ему эту маленькую слабость. Хорошим и добрым человеком был статский советник Филиппов.

– Господин начальник, – в кухню вошел надзиратель Попов, – Кац сигналит.

В подъезде напротив сидели сыщики, один из них должен был дать сигнал фонарем, если появится Сабан. Филиппов встал, достал из кармана револьвер.

– Двоим стать у дверей, одного за портьеру. Если что – стрелять. Ну, барышня, иди к двери, как откроешь, сразу уходи в гостиную.

Полумертвая от страха горничная пошла к дверям. Через несколько минут вкрадчиво звякнул дверной колоколец. – Кто? – спросила горничная. – Телеграмма господину Немировскому.

– Сейчас отворю. – Горничная бросилась в гостиную.

Филиппов распахнул дверь, и в квартиру ворвались трое.

– Давай, – крикнул начальник и с маху врезал Сабану в ухо. Тот отлетел к стене, сыщики бросились на остальных. Валили на пол, закручивали руки. По лестнице бежали надзиратели в штатском и городовые.

– Не балуй, Сафронов, – повел Филиппов стволом револьвера, – не дай на душу грех взять.

– Ручка у вас, ваше превосходительство… На городовых научились?

– Отгуляли, голубки, теперь долго в клетке сидеть придется, – отдуваясь, сказал Филиппов. Такая жизнь, – Сабан бросил на ковер маузер – мы воруем, вы ловите. А мы потом бежим.

– Это уж как Бог даст. – Филиппов сам замкнул на его запястьях наручники.

Бахтин ждал звонка Филиппова во втором участке Невской части. Наконец начальник объявился. – У нас все сладилось. Займись своим.

Бахтин последний раз проинструктировал сыщиков и городовых. На улице его остановил пристав.

– Александр Петрович, вот дело какое, вице-директор Департамента полиции Козлов приказал мне немедленно сообщить, если кто из наших собирается побеспокоить квартиру господина Рубина…

– Петр Павлович, вы же знаете, для чего мы идем туда.

– Знаю, голубчик, но и вы в мое положение войдите. – Хорошо, телефонируйте ему через сорок минут. – Спасибо, Александр Петрович. – Только не раньше. Договорились? – Будет сделано. Ну, с Богом!

Бахтин глубоко засунул руки в карманы шинели. Форму он одел специально. Уж больно дело складывалось необычно.

У дома 62 все было спокойно. Никаких внешних признаков оцепления.

Ну, что ж. Пора начинать. А то, не дай Бог, действительный статский советник Козлов пожалует.

Предупреждение пристава не удивило его. Он, Бахтин, прекрасно знал о связях Козлова. Рубин был одним из многих, кому вице-директор оказывал свое покровительство.

Но за Козловым стояло окружение Распутина. Все эти Симановичи, Андронниковы, Манасевичи-Мануйловы. С этим можно было бы потягаться, но Козлова почему-то поддерживал всесильный жандармский генерал Курлов. Вот с этим-то не поспоришь. Литвин, тоже в форме, появился из ниоткуда.

– Вы, Орест, возникаете, словно Мефистофель на оперной сцене. – Стараемся. – Как дела? – Все в порядке. Зоммер из дома не выходил. – Тогда начинаем. Где околоточный?

– Я здесь, господин Бахтин, – подошел солидный полицейский чин.

Бахтин оглядел его: живот, распирающий шинель, отвислые щеки, в прожилках нос.

– Ты, братец, похудел бы. Война все-таки. А то в тылу рас кормился, как боров.

– Виноват, господин надворный советник, конституция у меня такая.

– Меньше жрать на шермака надо. Знаешь, что делать? – Так точно. Позвонить в дверь и войти в дом. – Еще что? – Не дать швейцару дверь затворить.

– Вот и хорошо. Начинай, благословясь.

Околоточный приподнял фуражку, перекрестился и опасливо зашагал к подъезду рубинского дома. Его походка, неуверенная и робкая, словно говорила: «Ну зачем вы меня посылаете в этот богатый и прибыльный дом. Прощайте наградные к праздникам, прощай ежедневная стопка водки. Прощай, спокойная жизнь».

Околоточный подошел к дверям, и сразу исчезли с улицы разносчики и трое рабочих, ковырявшихся в канализационном коллекторе, а из соседних подъездов, по стене дома, подтягивались сыщики из летучего отряда. Околоточный позвонил. Швейцар открыл.

Бахтин с Литвиным вошли в открытую дверь. Околоточный что-то втолковывал Зоммеру. Тот смотрел на него с изумлением… И вдруг он увидел Бахтина и сыщиков, отскочил в сторону и выдернул из кармана браунинг. Околоточный в тяжелой шинели, с ненужной шашкой, попытался схватить его.

Зоммер выстрелил, и толстяк-полицейский, застыв на секунду, рухнул на ковер.

Зоммер отодвинул портьеру и исчез, как злодей в романах Дюма. Литвин сорвал портьеру и увидел дверь. – Где лом?! – крикнул он.

Бахтин достал наган и несколько раз выстрелил в замок.

Полетели щепки, что-то зазвенело. Один из сыщиков ударил ногой по двери, она чуть поддалась, тогда двое полицейских, переодетые рабочими, вставили в щель лом и нажали. Дверь распахнулась.

Бахтин первым вошел в темный коридор, открыл еще одну дверь. Где-то на улице раздался выстрел и крики. Бахтин с сыщиками миновали прихожую.

– Осмотреть комнаты, – приказал он и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж.

Зоммер увидел Бахтина и дважды выстрелил в него. Но рука от волнения была нетвердой и пули ушли в стену.

Тогда он вбежал в гостиную, где любил сиживать покойный Жорж Терлецкий, подскочил к окну и увидел сыщиков и городовых.

Бахтин вошел в комнату. Зоммер стоял у стены, в опущенной руке матово поблескивал браунинг. – Брось оружие. Слышишь?

Зоммер попытался сказать что-то, но не смог и начал медленно поднимать руку с оружием.

– Не балуй, сволочь, – зло крикнул Бахтин, – брось браунинг.

Зоммер выдавил из себя непонятные слова, быстро вскинул руку и выстрелил себе в висок.

– Ушел, – мрачно за спиной Бахтина сказал Литвин. – Где врач?

– Здесь. – В комнату вошел вездесущий Брыкин.

Он наклонился к сидевшему у стены Зоммеру и покачал головой. – Готов. Пустил в себя последний патрон.

Бахтин поднял с пола браунинг с взведенным затвором-кожухом, вынул обойму, и затвор со звоном стал на место.

– Не налетчик, а гвардейский ротмистр. Впервые за мою практику мазурики стреляются.

– Видать, было с чего, – глубокомысленно изрек Брыкин.

– Начинайте обыск. – Бахтин расстегнул шинель, уселся за стол и закурил.

Видимо, крепко верили хозяева этого дома, что сюда полиции вход навсегда заказан. Только этой наглой уверенностью можно было оправдать то безумное легкомыслие, с которым они относились к вещам, представляющим интерес для сыщиков.

Стопка бланков паспортов, целая куча всевозможных документов, начиная от удостоверений об освобождении от воинской повинности, кончая грамотами о присуждении звания почетных граждан всевозможных городов.

В подвале нашли ювелирную мастерскую и несколько пуансонов для изготовления золотых империалов. В одном из шкафов лежали письма и документы покойного Жоржа Терлецкого.

– Александр Петрович, – крикнул Литвин, – попрошу вас зайти.

В комнате, в которой почти не было мебели, за обоями нашли сейф. – Что делать будем? – Зовите специалистов.

Многовато всякого добра собралось в этом доме. Даже крапленые карточные колоды нашли. Но, главное, было оружие, в ящике, блестя смазкой, стояли в креплениях новенькие браунинги.

Бахтин рассматривал цинки с патронами, когда за его спиной раздался сановный баритон.

– Что здесь происходит, надворный советник Бахтин?

Бахтин обернулся, в дверях стоял в полной форме Козлов. – Обыск, ваше превосходительство. – Кто разрешил? – Начальник сыскной полиции. – Основание?

– Показание задержанных по делу об ограблении ювелира Немировского. – Откуда оружие?

– Найдено здесь, изъято из тайника в присутствии понятых. – Кто хозяин дома?

– По документам владелец потомственный гражданин города Орла Аникин Фрол Арсентьевич. О лице этом полиции и городским властям ничего не известно. По агентурным данным фактическим хозяином является Григорий Львович Рубин.

– Ты своими агентурными данными можешь задницу подтереть…

– Я бы попросил вас, господин действительный статский советник, разговаривать со мной подобающим образом.

– Ишь ты, нежные какие, – рявкнул Козлов, – в отсутствие хозяина дома врываетесь, обыскиваете…

– Господин вице-директор департамента, – холодно ответил Бахтин, – я вторично напоминаю вам, что не позволю со мной так разговаривать. В доме скрылся преступник, тяжело ранивший чина полиции и несколько раз стрелявший в меня, кроме того, швейцар показал, что покойный Зоммер проживал именно на этой половине. Здесь нами обнаружено оружие и предметы преступного промысла… – Хватит, заканчивайте и уводите людей. – Попрошу письменное распоряжение. – Вам надоело носить чин седьмого класса?

– Признаюсь вам, нет. И хочу напомнить, что чином данным меня пожаловал государь император, а не вы. – Он пожаловал, а я сниму.

– Думаю, вы на себя слишком много берете, господин вице-директор.

Бахтин специально больше не именовал Козлова «превосходительством». Не хотел. Уж больно презирал он этого человека.

Козлов за всю свою службу в полиции впервые столкнулся со столь явным неповиновением. Бахтин не боялся его. Более того, сыщик был уверен, что скандал этот обернется в его пользу. Следовательно, у него есть поддержка. Но кто? История в Москве пошла ему только на пользу. Джунковский, хлопотавший за него, вылетел из министерства на фронт, а этот… Но уступить!..

– Я вам приказываю, надворный советник, немедленно прекратить…

Козлов не успел договорить, как в комнату вошел Литвин, за ним два сыщика несли золотые кубки, тарелки, бляхи, браслеты.

– Ваше превосходительство, надо в контрразведку сообщить. – Куда? – растерянно спросил Козлов.

– В контрразведку, – продолжал Литвин, – вещи эти похищены убитым поручиком Копытиным и являются армейским имуществом. – Откуда вам известно?

– Контрразведывательное отделение передало нам список, я сверил, все сходится.

Козлов замолчал, разглядывая золотые предметы, которые расставляли на столе сыщики.

Да, дружок Гриша, решил один проглотить. Ан подавился. Денежки-то громадные мимо проехали. А все жидовская жадность. Гребет к себе, что под руку попадется. Начальник контрразведки генерал Батюшев – человек не простой. Его офицеры из любого выбьют, что нужно, тем более время военное.

И коли он, Козлов, здесь очутился, так надо этому делу придать окраску соответствующую.

– Александр Петрович, – повернулся вице-директор к Бахтину, – погорячился я. Пристав, подлец, неправильно осведомил. Теперь я вижу, что мы попали в воровское гнездо. Действуйте, как служба велит. Я лично возглавлю данный розыск. Ни один мазурик не должен избежать наказания, – продекламировал Козлов и пошел в комнату, где был спрятан сейф.

Потом вице-директор спустился к аппарату и куда-то телефонировал.

Минут через двадцать приехал Филиппов. В штатском сюртуке он выглядел менее внушительно, чем в генеральской форме. – Ну как? – спросил Владимир Гаврилович.

– Если не будут мешать, мы Рубина крепко прихватим, – сказал Бахтин. – То-то и оно, если не будут мешать, а то… Он не успел договорить, в комнату вошел Козлов.

– Рад видеть, Владимир Гаврилович, и хочу похвалить вас и ваших чиновников за проявленное рвение. И надо же, до чего эта сволочь додумалась, присоседиться к дому крупного коммерсанта и общественного деятеля. Хорошая защита. – Вы имеете в виду Рубина? – усмехнулся Бахтин. – Именно, Александр Петрович.

– Но мы располагаем агентурными данными, что именно Рубин является фактическим владельцем квартиры.

– Фактически или является? – Козлов со вкусом закурил. -. Является, – твердо сказал Филиппов.

– Владимир Гаврилович, вы, голубчик, даже не понимаете, какое осиное гнездо мы накрыли. Отсюда действовала банда Терлецкого, сюда свозились краденые ценности, отсюда Копытин пошел грабить Немировского. Это подлинный успех. Я уже не говорю о пуансонах и документах липовых. Запомните, это наша большая удача. – Но… – начал Бахтин.

– Никаких «но». Зоммер организовал эту преступную шайку. Господа, я еду в департамент докладывать. Вас, Владимир Гаврилович, прошу следовать за мной, а Бахтин все до ума доведет.

Директор Департамента полиции, действительный статский советник Васильев, находился в Ревеле, поэтому докладывать надо было товарищу министра Белецкому, которого Козлов побаивался. Степан Петрович, еще будучи директором Департамента полиции, не очень жаловал Козлова и всячески препятствовал его назначению на должность вице-директора.

Белецкий их принял сразу. С Филипповым он был необычайно приветлив, что весьма смутило начальника сыскной полиции. Такое внимание – первый признак отставки.

С Козловым товарищ министра был холоден и официален. – Что у вас? – небрежно спросил он.

– Силами сыскной службы нашего департамента обнаружено место, где преступники, совершившие в столице ряд дерзких налетов, скрывались от правосудия. – И где же оно?

– В двух шагах от нашего департамента на Фонтанке, 62.

– Забавно. Чей дом? – Белецкий что-то черкнул в блокноте.

– По документам дом принадлежит потомственному почетному гражданину города Орла Аникину Фролу Арсентьевичу, но ни полиция, ни градоначальство никакими сведениями о таком человеке не располагают. – Запросите Орел. – Я уже распорядился. – Так кто же атаман у этой шайки?

– Некто Зоммер Анатолий Арнольдович, при задержании он тяжело ранил околоточного, пытался убить надворного советника Бахтина и сам учинил самострел. – Застрелился? – удивился Белецкий. – Так точно, ваше превосходительство.

– Ну прямо не жиган, а влюбленный лицеист. Что обнаружено при обыске? Козлов достал из кармана листок бумаги.

– Первое неопровержимое доказательство, что именно там пряталась банда Терлецкого.

– Терлецкий, Терлецкий… Помню, его застрелил Бахтин не то в двенадцатом, не то…

– В двенадцатом, ваше превосходительство, – вмешался Филиппов.

– Дальше, -уже заинтересованно спросил Белецкий.

– Нам стало известно, что некто поручик Копытин организовал шайку налетчиков…

– Владимир Гаврилович, что касается дела Немировского, мне доложили, но как-то не ясно. Я вижу, дело имеет продолжение, так что расскажите мне подробно.

Филиппов коротко, но не упуская деталей, доложил Белецкому о том, что произошло, не забыв отметить роль Бахтина.

– Вот видите, – усмехнулся Белецкий, – вы, Михаил Иванович, совсем недавно аттестовали Бахтина совсем с другой стороны. – Но…

– Никаких «но». Я немедленно иду докладывать министру. Кстати, кто этот Зоммер?

– Управляющий известного коммерсанта и общественного деятеля господина Рубина, – сказал Козлов.

– Рубин. Общественный деятель. Надо же, – Белецкий поднялся из-за стола, – придется и с него строго спросить, как это получается! В соседнем доме бандиты, швейцар пытается убить полицейского чиновника, управляющий – главарь банды, а Рубин…

– Он проживает в Москве, ваше превосходительство, вполне естественно…

– Бросьте, – резко бросил Белецкий, – слишком уж много совпадений, как вы считаете, Владимир Гаврилович?

– Полностью с вами согласен, ваше превосходительство. – Свободны, господа.

В приемной Козлова дожидался чиновник с полицейского телеграфа.

– Ответ из Орла, ваше превосходительство, – протянул он Козлову бумагу. Козлов прочел, досадливо крякнул:

– Нет такого Аникина в Орле. И звание почетное его липа. – Это и следовало ожидать, – сказал Филиппов.

– Давайте-ка, Владимир Гаврилович, делами нашими займемся, – резко оборвал его Козлов. – Вы поезжайте в должность, ну, а я распоряжусь о назначении тщательного следствия.

Но Козлов не пошел в департамент. Он вызвал автомобиль и поехал на Большую Морскую, 22, где помещалась станция телефонного сообщения Петербург – Тверь – Москва – Нарва. На станции техником работал его агент Шмель.

Козлов с его помощью получил на станции отдельную комнату для прямых переговоров с Москвой. Он прошел в служебную часть станции, поднялся на второй этаж и открыл своим ключом дверь. В маленькой комнате стоял крохотный столик, на котором лежал справочник «Вся Mocквa» и стоял аппарат. Козлов поднял трубку, попросил Москву и назвал номер Усова.

Тайный советник Белецкий не пошел к министру. Он точно знал, что Протопопову, погруженному в самый омут дворцовых интриг, нет никакого дела до уголовной преступности.

Конечно. Белецкий понимал, что Рубин сволочь, тем более имелся в архивах департамента некий материал на коммерсанта и общественного деятеля. Но, благодаря мощной поддержке секретаря Распутина Арона Симановича, Рубину удалось найти нужных людей и организовать мощное прикрытие.

Белецкий точно знал, что борьба с окружением Распутина сегодня практически невозможна. Тем более что парижская истории Бахтина всплыла самым неожиданным образом.

Несколько дней назад к нему пришел начальник особого отдела полковник Васильев, которого Белецкий протащил на это место, сожрав Еремина.

– Дело одно каверзное есть, ваше превосходительство.

– Садитесь, Иван Петрович, – радушно пригласил Белецкий, – давайте за чайком его обговорим. – Дело-то вас касается, – вздохнул Васильев. – Меня? – искренне удивился Белецкий. – Вас, Степан Петрович. – В чем же провинился я, – засмеялся Белецкий.

– Начальник Московского Охранного отделения полковник Мартынов завербовал некоего Заварзина Дмитрия Степановича, партийные клички «Гоголь» и «Петр Петрович» – в наблюдении «Дунайский».

– Постойте, постойте, – Белецкий задумался на секунду, – как же, помню, донесение Алексеева из Парижа, что-то связанное с Бахтиным.

– Именно. Заварзин, агентурная кличка Сибиряк, в ознакомительном донесении написал, что в 1912 году, в Париже, в кафе на улице Венеции, Бахтин предупредил его об операции, которую готовит загранагентура против социалистов в библиотеке на улице Брона. При этом присутствовал один из партийных функционеров – Литвинов Борис Николаевич, в настоящее время отбывающий ссылку под Омском.

Для проверки донесения, так как дело касалось чина полиции, полковник Мартынов направил в Омск агента Блондинку, который как сотрудник газеты «Русское слово» имел доступ в общественные и революционные крути. Блондинке удалось войти в доверие к Литвинову и установить дружеские отношения, а после публикации в «Русском слове» статьи Литвинова, под псевдонимом Наблюдатель, Литвинов стал особенно откровенным.

Когда Блондинка завел разговор о случае в Париже, сообщив, что об этом ему якобы рассказал Заварзин, Литвинов расхохотался и сказал, что Заварзину нужно меньше пить. – А что, он пьет? – поинтересовался Белецкий. – На этом и завербован.

– Ну, каким боком, Иван Петрович, эта история касается меня? – хитро прищурился Белецкий.

– В деле есть рапорт полковника Еремина на имя командира Отдельного корпуса жандармов о том, что вы воспрепятствовали должному расследованию против Бахтина.

«Вот же скотина», – подумал Белецкий. Вовремя он убрал Еремина, а то бы копал он и копал под него.

– Да, история неприятная, а ваше какое мнение, Иван Петрович?

– Ваше превосходительство, вы же наши порядки знаете. Подобную историю как угодно повернуть можно. Тем более Мартынов планирует начать разработку Бахтина через агента Сибиряка.

Когда полковник ушел, Белецкий приказал секретарю ни с кем его не соединять и никого не принимать. Из сейфа он достал папку, на обложке которой было написано: «Бахтин».

Он читал документы, донесения, записи разговоров. И внезапно вспомнил недавний разговор с присяжным поверенным Глебовым.

Петр Петрович выпил чуть больше нормы, размяк и пожаловался Белецкому, что у его дочери Лены не сложилась жизнь.

– Она же замужем за тайным советником Кручининым? – удивился Белецкий.

– Вы не поняли, Степан Петрович, – вздохнул Глебов, – мой зять человек, состоящий исключительно из достоинств. – Так в чем же дело?

– Романтическая история, сродни Маргарите Готье. – Не понял.

– Она влюблена. И любит этого человека много лет. Только не подумайте ничего плохого, чувства сии исключительно платонические.

– А нельзя ли узнать предмет? – поинтересовался Белецкий. – Ваш подчиненный Бахтин.

– Что я могу сказать, Петр Петрович, – Белецкий посмотрел на расстроенного Глебова даже с неким сожаление, – умен, красив, честен. Но…

– Вот именно «но», Степан Петрович. Не нашего круга человек.

– Скажу вам более, Петр Петрович, к сожалению, Бахтин никогда не сможет войти в этот круг. – Почему?

– Его потолок – начальник сыскной полиции. И дай Бог, чтобы он получил должность в столице или Москве. Но боюсь, этого не случится. Слишком он не гибок. Врагов много.

Потом дома жена поведала Белецкому о тайных перипетиях романа Лены и Бахтина.

И Степан Петрович пожалел сыщика. По-человечески. Тем более что испытывал некую слабость к таким людям, как он. С молодости приучив себя к компромиссам, угодничеству, интригам, то есть живя в постоянной тревоге и ожидании непрятностей, он уважал людей типа Бахтина. Правда, он ненамного старше сыщика, а уже товарищ министра, сенатор и тайный советник.

Прекрасное раскрытие дела об убийстве не радовало Белецкого. У Рубина слишком сильные связи. Возможно, он и победит эту одесскую выскочку, но победа станет пирровой.

Протопопов явно разваливал министерство и уже поговаривали, что его могут скоро заменить. И две кандидатуры выплывали, его, сенатора Белецкого, и генерала Курлова.

Но, как он слышал, в Царском Селе и Ставке к нему относились значительно серьезнее, чем к Курлову, запятнавшему себя интригами.

Но вместе с тем, если начнется борьба, то выплывет многое, и история с Бахтиным станет решающей. Тем более, что Мартынов начинает агентурную разработку сыщика.

Правда, этого уже Белецкий не опасался, три дня назад, на обеде у Кручинина, Степан Петрович рассказал Лене о неприятностях, ожидающих ее ами. Он видел, как побледнела она, и понял, что завтра же Бахтин будет об этом знать.

Но все же надо историю с Рубиным прикрывать хитро. Белецкий вызвал столоначальника Никонова.

– Скажите, Виктор Георгиевич, что сделано по распоряжению генерала Джунковского. Как я помню, государь пожаловал надворному советнику Бахтину следующий чин?

– Именно так, ваше превосходительство. Чин пожалован, но необходимо подобрать должность.

– А что у Маршалка в Москве, уже есть помощник? – Пока нет.

– Вот и подготовьте приказ о переводе надворного советника Бахтина…

– Прошу прощения, ваше превосходительство, коллежского советника.

– Именно, так подготовьте приказ о переводе в Москву. Что с Филипповым?

– Указ подписан, он выходит в отставку с чином и пенсией действительно статского советника.

– Прекрасно. Бахтина завтра к шести вечера ко мне. – Слушаюсь.

Бахтин ушел с работы и дома закурил, не раздеваясь поднял трубку «Эриксона», услышал голос телефонистки и сказал: – Барышня, пожалуйста 86-24.

– Повторите, – пропел мелодичный голос в трубке.

– 86-24, – уже спокойным, служебным даже тоном произнес он. – Соединяю.

Сколько длилась эта операция на телефонной станции? Секунду, две, десять?

Да нет, пять лет с хвостиком соединялись упругие провода и медные клеммы. Бесконечное количество дней и ночей тоски и одиночества. – Слушаю вас.

Ленин голос не изменился, он был таким же, как в день их последнего свидания. – Слушаю вас. – Это я, Лена, – выдавил Бахтин. – Саша, милый, ты где? – Дома. – Я сейчас приеду.

Все. Сначала время остановилось. Потом помчалось вспять через несчастливо прожитые годы, через неудачи и разочарования, обратно к зыбкому его счастью.

И звонил телефон, и скреблась в дверь комнаты кошка Луша, и ушла, аккуратно прикрыв дверь, Мария Сергеевна.

Все. Не было сегодня. Было только далекое вчера. И они любили друг друга. Ненасытно и жадно. Так как точно знали, что у них не будет завтра.

Бахтин курил, сидя на кровати, и глядел, как Лена, не стесняясь своей наготы, причесывалась перед большим зеркалом. Его когда-то Бахтин купил специально для нее.

Обнаженное тело женщины было необыкновенно прекрасным, и Бахтину казалось, что от него исходит и наполняет комнату теплый и яркий свет.

– Саша, милый. – Лена опустила руку с гребнем. – Я уезжаю. – Куда?

– В Москву. Мужа переводят начальником Московского удельного округа. – Чем же он провинился?

– Не знаю. Но мы уезжаем завтра. Саша, два дня назад у нас был Белецкий… – Вот как.

– Саша, как я понимаю, он к тебе очень хорошо относится. – Почему ты решила? – Саша, он мне сказал, что у тебя неприятности. – У меня?

– Да. В двенадцатом году ты был в Париже и там в кабачке предупредил социалистов о каком-то полицейском деле. Так один из них донес на тебя в московскую охранку, он стал, как это у вас называется… – Агентом.

– Да. Саша, он хочет еще что-то у тебя выпытать. Ты правда предупредил их?

Вот оно что! Значит, или Митя, или его дружок начали дуть Мартынову. И вдруг словно холодом залило сердце. Лена и Белецкий. Лена, а может быть? Нет, невозможно. Но внутри его вновь проснулся кто-то другой. Злой и осторожный.

И тот другой сказал: «Как невозможно? Политохрана вербует самых разных людей». Неужели Лена? – Нет, милая, это ложь.

– Я так и думала. Но знай, что такой донос есть.

Они простились, и расставание их было не таким, как встреча. Бахтин не мог переломить себя. Слишком огрубел он за годы работы в полиции. Слишком осторожным стал.

И оставшись один, он думал о том, что невозможно войти дважды в одну реку. Он вспоминал Ленино платье, ее драгоценности, манеры, даже пришедшую за эти годы опытность в постели, опытность женщины, имевшей любовников; и понимал, что к нему пришла другая, совсем другая женщина.

Это не расстроило его. Воспоминания о первой любви остались в щемящем прошлом. А женщина, только что закрывшая дверь его квартиры, была похожа на Лену Глебову, но все-таки не она.

Рубин и Усов ждали Козлова на Фуршадской, в квартире Усова.

Когда-то Дмитрий Львович Рубинштейн в застолье пошутил:

– Ты, Гриша, живешь на одной улице с Департаментом полиции, а поверенный твой напротив Отдельного корпуса жандармов.

На Фонтанку Рубин не заезжал. Остерегся. Кто его знает, Бахтина этого, может, он там засаду оставил.

Лимон был всегда налетчиком удачливым. И все потому, что осторожность никогда не покидала его.

В отличие от многих своих коллег в Одессе, он после хорошего дела не начинал безумствовать по кабакам, а уезжал из города куда-нибудь в тихую Керчь или Скадовск, где и отлеживался несколько месяцев. А деньги тратил не на баб и костюмы, а вкладывал в дело.

Вот и сегодня захотелось ему уехать в тихую Керчь. Погонять шары в бильярдной, попить сладкого вина, поговорить в кафе с рыботорговцами и коммивояжерами о ценах на улов и видах на торговлю конфекцией.

Никогда еще опасность не была столь реальной и ощутимой.

Рубин в своей любимой позе – руки глубоко в карманах бриджей – бегал по пушистому ковру гостиной.

– Да не мельтеши, ты, Гриша! – Усов, отдуваясь, пил зельтерскую воду. – У меня после поезда в голове мерцание.

– Не после поезда, а после коньяка, который ты жрал с этим полковником. Похмелись. – И то дело.

Усов достал из резного шкафчика бутылку, налил в фужер и со стоном выпил.

Рубин брезгливо смотрел, как его поверенный пьет, и сказал зло:

– Вот из-за вашей пьянки и жадности у меня неприятности.

– Что-что? – Усов поставил фужер, прищурившись, посмотрел на Рубина. – Что-что? – повторил он. – Из-за моей жадности у тебя неприятности? Да ты, Григорий Львович, совсем сбрендил. Это какое же беспокойство я тебе доставил? Поставки сапог на армию? Или подряд на овчинные полушубки? А может быть, продовольствие для беженцев? Ты, Григорий Львович, говори, да не заговаривайся, Я тебя от твоих одесских штучек в солидную коммерцию тяну, а ты все к уголовщине прислоняешься. Не получится так у нас, Гриша. Не бросишь разбойничать, ищи другого поверенного.

– Ты меня, Петя, не пугай. За свои деньги я двоих, как ты, найму. – Найми, Гриша.

Он не успел закончить, как в комнату вошел Козлов. Вице-директор мрачно посмотрел на Рубина, молча сел к столу и закурил.

– Ну, что, голубок, дружок наш Гришенька, – зло сказал Козлов, – всех нас разом пожелал завалить? Только шалишь, со мной такие штучки не пройдут.

– Ты о чем, Миша? – Рубин подошел вплотную к Козлову. – О чем ты, превосходительство дерьмовое?

– А вот о чем, господин коммерсант и общественный деятель. Засыпался твой Сабан распрекрасный да Зоммер. – Он застрелился.

– Это ты своему иудейскому Богу свечку поставь, что он язык не развязал. Хочешь, я зачту, что при обыске в хитром домике нашли? – Давай.

– Пуансоны для производства фальшивых червонцев, сорок браунингов, мастерская для изготовления фальшивых документов и двести отпечатанных бланков различных ведомств, старинные золотые изделия, похищенные из Львовского музея. Список вещей читать? – Не надо. – Ну и что же, Гриша, ты делать будешь?