Текст книги "Шёлковая тишина (ЛП)"

Автор книги: Франсуаза о'Лик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 35

Такой тишины не было нигде – ни в квартире, ни в доме у родителей Макса, ни ночью в машине. Нигде. Местная тишина не звенела, не жужжала, не пищала, не стрекотала и не гудела. Только мерный шум волн – и он обволакивал меня так нежно, так осторожно, словно шёлк. Его скользящие прикосновения заматывали меня, как куколку, в свои тонкие прочные нити, и они сливались с моей кожей, наслаивались на мою душу, наклеивались на моё сердце. Я не сразу поняла, что эта тишина – глубокая, наполненная, мягкая – невесомым дыханием проникала в каждую мою трещинку и заполняла собой. Я становилась целостнее, становилась крепче, и в конце концов смогла улыбнуться. Не для Тимура – в попытке быть искренней, не для Макса – откровенно вымученно, не для его родителей – отчаянно фальшиво, а для тишины. Она разливалась внутри меня широкими складками шелка, и я ощущала ее так же ясно, как твёрдый песок под спиной, как палящее солнце над головой, как прохладные волны у ног. Не кожей, а всем своим существом.

Я улыбаюсь и чувствую взгляд Макса на себе. Он разглядывает моё тело. Без того жара, без того желания, а как заботливый муж рассматривает заболевшую жену – с состраданием, с тревогой, с сочувствием. Эти эмоции давят на меня сильнее, чем те, другие. Они не разжигают меня, не опаляют, не ускоряют. Они дарят мне уверенность, силу и покой. Они заставляют меня дышать глубже, смотреть дальше и понимать чётче. Они возвращают мне мои же слова – «ты будешь в порядке», и я испытываю легкий стыд. За свою слабость, за свою сломленность, за свою ранимость. И испытываю благодарность, что, как лавина, переворачивает всё внутри. Эта благодарность заставляет меня резко сесть и вглядеться внимательнее в того, кто сидит неподалёку.

Он измотан. Физически, морально – это видно с первого взгляда. На его плечах и раньше покачивались горы проблем, а он взвалил на себя ещё и мои, когда я оказалась сметена ураганом, уничтожена цунами, затоплена наводнением. Раздавлена, обессилена, обескровлена – из меня наживую вытащили мою историю. Без анестезии. Даже без извинений. И я потерялась, заблудилась в этом бесконечном лабиринте боли и обиды. Не могла выбраться. Не хотела выбраться.

А Макс… Может быть, он тоже был раздавлен. Может быть, он тоже был растоптан. Но плевать он хотел на эту слабость. Он, должно быть, выкинул ее к черту – давно, ещё когда был с Майей. Он, как упрямый паровоз на угольной тяге, просто едет и едет вперёд, и никакой снежный буран не в состоянии столкнуть его с рельсов. Ему не важны условия, не важен климат – он едет туда, где видит свою цель. Несгибаемо. Неотвратимо.

Я смотрю на него – с завистью – потому что я так не умею. Я вечно гнусь, как те надувные куклы от порывов ветра, я вечно застываю от слишком низкой температуры, я вечно вспыхиваю от самой малейшей искры. Я подвержена влиянию извне, а Макс – нет. Он слишком силён, слишком крепок. Если бы был металл, похожий на этого мужчину, то его стоило бы назвать максинитом.

Я вспоминаю, как однажды сравнила Макса с древнегреческим божеством, и понимаю, что не ошиблась. На долю богов тоже выпадало немало сложностей, но, что ни миф, – так трудности преодолены, а божество остаётся собою.

Я встаю и неспеша подхожу к моему соавтору – или, скорее, к автору моей бывшей книги? – и сажусь рядом с ним на колени. Его темные глаза всё так же обеспокоенно исследуют меня, мое лицо, мой взгляд и не сразу, но замечают изменения. Он скользит взглядом мне в душу и осторожно раскрывает мое сердце, словно хрупкую ракушку. Я чувствую – там, в глубине, скупо поблескивает то, что принято называть жемчужиной, – и она вся соткана из окружающей нас тишины. Не из слов. Не из действий.

Ладони Макса обхватывают мое лицо. Он цепляется своим взглядом за мой и буквально заставляет меня нырнуть в его темный омут. Его настойчивость утягивает меня туда, к себе, на самое дно. Там непроглядная тьма, там слишком холодно, а воды – слишком колючие, но они мягко несут меня дальше.

И я уже знаю, уже понимаю, уже чувствую – этот момент невероятного погружения друг в друга. Без слов, без признаний, а в полной тишине глазами в самую душу. И мои руки сами тянутся к песку на дне и оставляют там жемчужно-шелковые следы – такие же мягкие, такие же нежные, такие же крепкие, как тот неровный шарик в сердце моей ракушки. Они останутся там навсегда – вот так просто, так искренне я это понимаю.

И кажется, будто омут светлеет. Кажется, будто он теплеет. Или это я к нему привыкаю? Мне вдруг уютно в нем и хочется остаться, но Макс вытягивает меня на поверхность, и я часто дышу. Не от желания отдышаться, а от желания надышаться этим воздухом – нашим воздухом, одним на двоих. В нем нет ни звука, ни мысли, но он полон нашими чувствами, нашими взглядами и нашими сердцами.

Макс притягивает меня к себе, к своей горячей и крепкой груди, к своей чуть соленой коже, и я прижимаюсь, желая раствориться в нем.

Здесь. Сейчас. Навсегда.

И я растворяюсь. Медленно, по крупинке, по атому, не торопясь. Испаряюсь от жара, рассыпаюсь под сильными мышцами, распадаюсь с его дыханием. И это уже не я, не он и не мы. Это уже не вчера и уже не сегодня. Мгновение растягивается – как горячая карамель – мучительно долго, невообразимо сладко, до боли желанно. Дыхание не спасает, не помогает, а только сильнее поджигает опасные искры. Только сильнее сжимает, только сильнее сдавливает, только сильнее сбивает.

И манит, зовёт, клянётся… Это бесконечное обещание – скользит по коже, утягивает вниз, закручивает в спираль, заматывает в узел и не даёт сорваться. Удерживает на краю, над самой пропастью, над бездной. Не пускает, не разрешает. Только неразрывно дразнит, пока всё-таки не решит. Пока всё-таки не сжалится.

Пока все-таки не отпустит.

И уже где-то не здесь пружина выстреливает, где-то не здесь взрывается мир, где-то не здесь вспыхивают яркие всполохи перед глазами.

Уже не я, не он и не мы, но что-то другое в нас обоих – крепкое, как шёлк, сильное, как тишина.

Связаны, сплетены ею.

Сотканы.