Текст книги "Оковы прошлого"
Автор книги: Франсуаза Бурден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Альбан опустошил бокал и поставил его на стол со словами:
Недавно я, благодаря криворукому сантехнику, выяснил, что Антуан обращался к кюре. Кто бы мог подумать?
Странно, это совсем на него не похоже, – удивился Давид. – Твой дед не был святошей, я это прекрасно помню.
Сейчас он говорил правду, поэтому без труда выдержал пытливый взгляд Альбана.
Выяснилось, что он исповедовался священнику, чтобы тот простил ему какой-то грех. Некоему отцу Эрику. Отче даже написал Антуану записку на церковной открытке! Мне это имя ни о чем не говорит. А тебе?
Эрик? Подожди-ка... Имя, конечно, распространенное. Я знал одного отца Эрика, когда был скаутом. Мы устраивали лагерь на горной дороге и...
Ты был скаутом? – прыснул Альбан.
Ну да, мне тогда было лет десять. Я еще не учился в пансионе, и мы с тобой не были знакомы. Это отец настоял, но потом он оставил меня в покое.
И где проповедовал этот отец Эрик?
Он проповедовал в небольших окрестных церквушках – в Крикбефе, Виллервиле. Но родом он был из Гавра.
А как его фамилия?
Не помню.
Увидев разочарование на лице друга, Давид неожиданно для себя добавил:
Но, может, моя сестра помнит? У нее феноменальная память!
Спроси у нее, а? Очень тебя прошу!
Они пару секунд смотрели друг другу в глаза. Наконец Давид кивнул. Альбан, успокоенный, встал.
Так ты поужинаешь с нами на «Пароходе»?
Да. Приеду к восьми, мне еще нужно закрыть контору.
Он стал складывать папки, но когда Альбан переступил порог, окликнул его.
Сегодня утром ко мне приходил клиент, который ищет дом, похожий на ваш. Он готов заплатить любые деньги. Но тебя это вряд ли заинтересует.
Все шутишь! – выходя, отозвался Альбан.
Давид со вздохом закрыл ежедневник. Что ж, он поставил Альбана в известность о потенциальном клиенте и теперь не будет чувствовать себя виноватым перед Жо, ведь ей так хочется, чтобы дом, наконец, продали! Давид подумал об отце Эрике, молодом симпатичном священнике, который тридцать лет назад, приподняв сутану, играл с ребятами в футбол. Давид не знал, какую роль мог сыграть в истории семьи Эсперандье этот кюре, но был уверен в одном – если дать Альбану в руки конец клубка, он непременно размотает его до конца.
«И все это будет из-за меня... Или благодаря мне... Ладно, поживем – увидим».
Жо рассказала ему далеко не все, и, тем не менее, знал он слишком много. В глубине души все же теплился какой-то неясный страх, и Давид спрашивал себя, так ли уж Жо не права, желая избавиться от дома. Продажа все поглотит и все сотрет... Не будет «Парохода» – не будет ни запоздалых откровений, ни страха, что проклятие может пасть на чью-то невинную голову.
Выключая свет в комнатах агентства, Давид думал о своей семье. Может, и у Леруа найдется пара скелетов в шкафу? Какая-нибудь страшная тайна? Он был убежден, что нет, но клясться в этом не стал бы.
«Мои родители были обычными людьми, которые работали на износ, а Маргариту Эсперандье считали сумасшедшей, и совершенно справедливо...»
Он вспомнил, как она скользящим шагом, словно на ногах у нее были коньки, бродила по комнатам виллы с легкой таинственной улыбкой на губах. Она редко разговаривала с детьми. Казалось, она их просто не замечала. Когда Давид робко с ней здоровался, Маргарита удивленно смотрела на незнакомого мальчика, улыбка исчезала с ее лица, и она проходила мимо. Он был подростком, но не мог не заметить, как она красива, и все же под ее неподвижным взглядом любому становилось не по себе. Благодаря присутствию Жозефины дом казался гостеприимным и веселым, но встречи с Маргаритой пугали и отбивали всякую охоту приходить сюда снова.
«За все время я не обменялся с ней и дюжиной слов. Странно...»
Уже стоя на тротуаре и запирая дверь на ключ, Давид осознал, что с некоторых пор слишком часто думает об этой истории. Если даже он на столько вопросов не находит ответа, как можно ставить Альбану в вину его упрямство?
«У него скоро будет ребенок, и он хочет знать, какие гены тот унаследует. Жо придется вынести сор из избы. Даже если его окажется слишком много!»
Но не приличия заставляют пожилую даму молчать, в этом Давид был уверен. Для молчания у нее есть более веские причины, иначе она не стала бы хранить в душе весь этот яд.
«Если бы Альбан не вернулся, если бы он все так же был пилотом, если бы при посадке не лопнула шина...»
Прошлого не вернешь. К тому же Давид искренне обрадовался, узнав о решении Альбана вернуться. В течение многих лет, приезжая к Жозефине, чтобы убедиться, что она ни в чем не нуждается, он с грустью смотрел на фасад спящего «Парохода». Закрытые ставни неотвратимо напоминали ему об ушедшей юности и о приятных моментах, пережитых вместе с тремя братьями Эсперандье. Великолепная вилла старела, разрушалась под порывами морского ветра. Жозефина, конечно же, вздохнула бы с облегчением, если бы дом совсем развалился, но Давид, не говоря об этом вслух, мечтал, чтобы «Пароход» обрел новую жизнь.
«Именно это сейчас и происходит. Значит, жалеть не о чем!»
Он окинул взглядом темную витрину агентства. На каждом объявлении под кратким описанием красовалась эффектная фотография выставленного на продажу дома или квартиры. Но ни один из этих домов не идет ни в какое сравнение с «Пароходом», слово агента по недвижимости!
* * *
Усталая Валентина вышла из примерочной. На лицах Софи и Малори появились скептические гримаски.
Нет, и это не подходит, – высказала свое мнение Малори.
Валентина со вздохом вернулась в кабинку. Это был уже третий бутик. Позади несколько часов утомительных переодеваний. Критические замечания Малори ее абсолютно не задевали, а вот пренебрежительные ужимки Софи приводили в отчаяние.
Давайте где-нибудь пообедаем, – предложила Валентина, застегивая пальто. – Я больше не могу. И вдобавок умираю от голода.
Ой, а ведь правда! Ты в положении, и мы должны тебя щадить! – воскликнула Малори.
Не будем преувеличивать, – брюзгливо заметила Софи. – Беременность – не болезнь. Хотя некоторым нравится, когда все их жалеют...
Имея за плечами огромный опыт в этой области, она не давала Валентине никаких поблажек.
Перехватим что-нибудь на скорую руку, – все же уступила Софи. – И пойдем в следующий бутик. Мы столько всего видели, но ты сама понимаешь – в твоем состоянии трудно найти хоть что-то, что будет хорошо на тебе сидеть.
Из ее слов можно было сделать вывод, что подобрать для Валентины одежду не так-то просто. Но Валентина только улыбнулась. Беременность еще не успела отразиться на ее стройной фигуре, более того – она с успехом могла бы надеть любой наряд, демонстрируемый на подиуме манекенщицами.
Есть один комплект, – словно бы невзначай бросила Малори, когда они сели за столик в первом попавшемся по дороге бистро. – Необыкновенный! В моем бутике. Я взяла только один, но чем больше я о нем думаю...
–Лучше б мы с него и начали! – язвительно бросила Софи.
–Что за комплект? – спросила Валентина.
По моим представлениям, это наряд для праздника, например, для похода в шикарный ресторан в рождественскую ночь. Его автор – итальянский дизайнер, он делает оригинальные вещи.
А точнее?
Вообрази себе платье цвета слоновой кости с длинной юбкой годе и глубоким декольте, которое заканчивается рядом маленьких пуговок до талии. Его дополняет спенсер со стоячим воротничком, того же цвета и из той же ткани – «дикого шелка»[11]. Спенсер отделан бранденбургами[12] коричневато-серого цвета, и носят его расстегнутым. Думаю, в этом наряде ты будешь выглядеть сногсшибательно.
Краем глаза Валентина заметила, что Софи поджала губы, явно раздосадованная. Решила, что ничего приличного сегодня они уже не найдут? Что ж, Софи та еще стерва, и мысль о том, что Валентине придется возвращаться не солоно хлебавши, хотя обе ее будущие невестки так старались ей помочь, ее наверняка порадовала бы.
Я полагаю, твой чудесный комплект стоит уйму денег? – поинтересовалась Валентина.
Так уж и быть, я продам его Альбану без наценки, – с улыбкой ответила Малори.
Ах да, это ведь он за все платит, – подчеркнула Софи. – Если так, зачем себя ограничивать?
Агрессивность Софи начала действовать Валентине на нервы. Глядя ей прямо в глаза, она спросила:
Я что-то сделала не так или просто тебе не нравлюсь?
Ледяное молчание повисло над столиком. От удивления приоткрыв рот, Софи пару секунд смотрела на Валентину, потом с насмешливой улыбкой воздела очи к небу.
С чего ты взяла?
Подошел официант. Он поставил перед каждой салат, и обстановка стала менее накаленной. Малори заказала бокал шабли, Валентина – воду «Perrier», Софи – кофе. Когда официант ушел, женщины молча принялись за еду. С салатом было почти покончено, когда Малори сказала:
Девочки, не будем портить себе настроение!
Я задала простой вопрос, – спокойно сказала Валентина, – и хотела бы услышать ответ.
Софи оттолкнула тарелку и скрестила руки на груди.
Мы не слишком симпатизируем друг другу, – непринужденно начала она. – Ты уж меня извини, но я не доверяю женщинам, которые беременеют, чтобы заставить мужчину жениться. Я очень люблю Альбана, поэтому надеюсь, что ты искренне к нему привязана и сделаешь его счастливым, но, если честно, я в этом не уверена. Вот тебе мой ответ.
Мне кажется, ты слишком любишь Альбана. Он твой деверь, а не сын. И ты не обязана за ним присматривать.
Малори этот обмен любезностями был не по душе, и она попыталась вмешаться.
Не надо говорить то, о чем вы завтра можете пожалеть, – тихо сказала она.
Снова повисла пауза. Софи достала кошелек.
Будем считать, что я вас пригласила. Но мне пора.
Валентина понимала, что ей нужно сделать над собой усилие, в противном случае отношения с Софи станут невыносимыми. Если каждый выходной они будут ссориться или делать вид, что не замечают друг друга, это негативно скажется на всей семье, и в первую очередь на Альбане.
Ты могла бы ненадолго задержаться? Взглянуть на комплект, о котором говорит Малори.
Тебя интересует мое мнение? – иронично спросила Софи.
Да, потому что тебе непросто угодить. Если он понравится тебе, значит, понравится и остальным!
Софи выдавила из себя улыбку.
Так уж и быть, – процедила она сквозь зубы.
Валентина догадывалась, что этим согласием она обязана исключительно женскому любопытству Софи. Но, по крайней мере, на время топор войны был зарыт.
* * *
Раньше это называлось просто «приступ», – говорил доктор. – Вы помните?
Конечно. А до вашего рождения, доктор, мы говорили «У нее, или у него, кровоизлияние в мозг».
Это весьма образное выражение, мадам Эсперандье. – Доктор широко улыбнулся. – И все-таки, как его ни назови, у вас нарушение мозгового кровообращения. К счастью для вас, обошлось без последствий – ни потери речи, ни паралича. Но теперь вам надо себя беречь. Не стоит танцевать жигу на свадьбе вашего внука! Что до церкви... Сейчас декабрь, поэтому оденьтесь...
Как луковица, в сто одежек? Договорились!
Продолжая улыбаться, доктор небрежно поправил стетоскоп в кармашке халата.
Завтра можете ехать домой.
Он уже собирался выйти, но Жозефина удержала его, схватив за рукав.
–У меня в голове все время вертится один вопрос. Скажите, доктор, если в семье есть сумасшедший, как это отразится на детях?
Сумасшедший?
Сумасшедшая, так точнее. А моя невестка была сумасшедшей, можете мне поверить.
М-м-м... Правда?
Я не вру.
Но ведь ваши внуки выглядят вполне здоровыми, – осторожно заметил доктор.
И мои правнуки, слава Богу, тоже. По крайней мере, пока.
Доктор уже не улыбался. Нахмурившись, он смотрел на пожилую даму.
Не смотрите на меня так, – вздохнула Жозефина. – Я ведь спрашиваю не просто ради любопытства. Есть вопросы, которые можно задать только доктору, вы согласны?
Не стоит волноваться, мадам Эсперандье. Все мы немного сумасшедшие. Это слишком субъективная характеристика.
Подмигнув ей на прощание, доктор ушел.
Вы мне очень помогли, – насмешливо проворчала пожилая дама.
Она не сердилась на этого молодого врача за уклончивый ответ. В конце концов, он ни разу не встречался с Маргаритой...
Случится то, что должно случиться, и никак иначе.
Она уже много раз пыталась сосредоточиться, думая о ребенке Альбана, но ничего не видела. Валентина же, наоборот, неизменно представала перед ее мысленным взором, окруженная ореолом счастья. Видно, придется довольствоваться этим.
Жозефина села в постели, открыла ящичек прикроватного столика и взяла расческу и зеркало. С самого первого дня в больнице Давид и Альбан навещали ее каждый день – иногда вместе, иногда поодиночке, и ей хотелось выглядеть презентабельно. Неопрятная и растрепанная старушка – зрелище, может, и трогательное, но неприятное.
В овальном зеркальце отразилось морщинистое лицо, в котором она с трудом узнавала себя. Куда подевалась юная миловидная Жозефина, какой она была семьдесят лет назад? Ее долгая жизнь пронеслась со скоростью ураганного ветра, подарив много радостных и горьких моментов. Вне всяких сомнений, это общая участь. Рука об руку, они с Антуаном противостояли ударам судьбы, переносили несчастья. Они потеряли Феликса, своего единственного сына, но все остальное сумели спасти.
«Мой дорогой Антуан, где бы ты ни был, надеюсь, ты меня слышишь. И когда придет время, снова с улыбкой протянешь мне руку, как в то погожее утро, когда отец привел тебя, дальнего родственника, в наш дом. А ведь мы были предназначены друг для друга, и даже фамилия у нас была одна! Мы встретимся, Антуан, это предначертано. А вот сын наш, должно быть, обретается в других мирах...»
Жо медленно причесывалась, стараясь подавить жалость к самой себе. Ее путь близится к концу, осталось совсем немного, и все-таки нужно уйти с чувством выполненного долга. Чтобы успокоиться, ей достаточно увидеть хотя бы одного из троих мужчин, которых она воспитала. Разумеется, у них свои недостатки и слабости, но она сделала все, чтобы семейная трагедия не отразилась на их жизни.
Я же не Господь Бог, – сказала Жозефина своему отражению. – Я сделала все, что смогла!
* * *
Софи уже и сама была бы рада перестать злиться, но не могла. Она забрала детей из школы, накормила их, помогла сделать уроки, проследила, чтобы они помылись и вовремя поужинали, но внутри у нее все продолжало кипеть.
Полчаса у телевизора и спать! – непреклонным тоном сказала она Полю и Луи.
У Анны нашлось другое занятие – она исправляла свое письмо к Пер Ноэлю[13], выдумывая, какую еще редкостную игрушку добавить к и без того длиннющему списку.
Наши дети избалованы сверх всякой меры, – бросила Софи, когда Жиль вошел к ней в кухню.
Он только что вернулся и был горд собой – по пути заглянул в рыбную лавку и купил две дюжины устриц.
Они, конечно, не сравнятся с трувильскими, но у меня все равно слюнки текут! У тебя был хороший день?
Ужасный. Проще отыскать чашу Грааля, чем пристойное платье для Валентины! И решила проблему, разумеется, Малори. У нее всегда найдется идеальная вещичка, это правда, но зачем было таскать нас полдня по бутикам своих приятельниц? Как по мне, в некоторых платьях Валентина выглядела как путало!
Неужели? А ведь она неплохо сложена...
Гнев Софи вспыхнул с новой силой, и она уставилась на мужа.
Ты у нас эксперт... Мужчины не видят ничего кроме задниц и грудей, все это знают!
Он пожал плечами и попробовал устрицу.
С каких это пор у нас едят над мойкой? – зло осведомилась Софи. – Пока я накрою на стол, пойди уложи детей спать.
Она достала две тарелки, лимон, бутылку белого вина. Наряд, предложенный Малори, – увы! – был великолепен. Софи не смогла сделать вид, что ей не нравится, хотя и очень хотела бы. Платье само по себе было красивое, но со спенсером превращалось в наряд для принцессы, не больше и не меньше. Валентина вышла из примерочной без макияжа и босиком, придерживая рукой длинные волосы, но даже в таком виде она могла бы украсить собой обложку любого модного издания. С содроганием сердца Софи представила ее в объятиях Альбана, и яд ревности моментально разлился по венам.
Мысли об Альбане сводили ее с ума, но она знала, что шансы у нее нулевые. Их просто нет! Если бы речь шла о ком-то другом, она бы, не сомневаясь ни секунды, поставила под угрозу статус замужней дамы и матери семейства. С другим она бы уже давно закрутила тайный роман и, может, даже ушла бы от Жиля. Но Альбан, к несчастью, ее деверь, и даже в самом сумасшедшем сценарии он не стал бы ее любовником. Влюбленность – состояние одновременно мучительное и сладкое – в ее случае вела в никуда. Валентина не была ее соперницей, ведь между Софи и Альбаном ничего не было. Альбан был для нее тайной мечтой, фантазией, каждый вечер возникавшей в ее мыслях и, в зависимости от настроения, помогавшей заснуть или прогонявшей всякий сон.
Ты до сих пор думаешь о том платье? – вернувшись, спросил Жиль. – Стоило из-за этого расстраиваться!
К счастью для себя, Жиль понятия не имел, о чем думает его жена.
Попроси Малори подобрать наряд и для тебя и забудь об этом, – предложил он.
На этот раз Софи посмотрела на него с нежностью. Жиль всегда был предупредительным супругом, прощал ей капризы и баловал так же, как и детей. Его мания за что-нибудь заплатить в этом случае играла ей на руку.
–А ты, дорогой? Тебе нужно купить новый костюм. На носу Рождество, ну, и свадьба твоего брата...
Я уже заказал целых два, – непринужденным тоном перебил ее Жиль.
В голове Софи прозвенел тревожный звоночек. Жиль редко покупал одежду, не посоветовавшись с ней, а рубашки и галстуки она всегда выбирала ему сама. Да и к портному он без нее раньше никогда не ходил.
Правильно сделал. Какие выбрал цвета?
Серый и синий. Еще я заказал пальто. Из верблюжьей шерсти, очень элегантное.
Смакуя вино, Софи внимательно смотрела на мужа. А что, если он, как и она, мечтает о ком-то другом? Жиль, конечно, не такой красавчик, как Альбан, у него появилась лысина и наметилось небольшое брюшко, но он еще вполне может кому-нибудь понравиться. Ему всего сорок два, он блестящий адвокат, и вокруг него вьется немало дам. Почему бы Жилю не заинтересоваться одной из клиенток, своей секретаршей или случайной знакомой? И потом, в последнее время он стал рассеянным, чаще ворчит...
Постой, – с чарующей улыбкой обратилась Софи к мужу, – я порежу немного шалота и полью его уксусом. Я знаю, ты обожаешь устрицы с шалотом!
Софи встала и, проходя мимо, погладила мужа по затылку. Когда Жиль обернулся, удивленный столь чувственным прикосновением, она не стала упускать возможность и поцеловала его.
Впереди череда праздников, но я была бы рада, если бы мы устроили себе романтический ужин...
Он улыбнулся в ответ, но даже не попытался ее обнять. Похоже, все гораздо серьезнее, чем она ожидала. Что, если у Жиля уже есть любовница, связь на стороне? Что, если кризис среднего возраста толкнет его в объятия очень молодой женщины? Что, если, пока Софи впустую мечтала об Альбане, ее муж увлекся другой?
–Что тебе подарить на Рождество? – спросил он, протягивая руку к блюду с устрицами.
Сюрприз! Ты преподносишь их мастерски.
Софи села ему на колени и обняла за шею. Устрицы могут подождать на своей «постели» из колотого льда. Сейчас для Софи важнее всего убедиться, что ее муж по-прежнему ее любит и их супружескому счастью ничто не угрожает.
8
Альбан и Коляʹ, как примерные школьники, сидели на церковной скамье. Прямо напротив них, на скамеечке для коленопреклонений устроился отец Эрик Ватье – шестидесятилетний мужчина с живым лицом, резкими движениями и зычным голосом. В руке его была найденная Альбаном открытка. Он внимательно выслушал братьев.
Да, я помню этого господина, – сказал отец Эрик. – Такие фамилии, как ваша, не забываются! Антуан Эсперандье...
Опустив глаза, священник шепотом прочел несколько фраз, написанных им двадцать пять лет назад, потом поднял голову. Взгляд его скользнул по лицам Альбана и Коля и переместился на витражное стекло.
Он очень мучился. Но, надеюсь, умер со спокойной душой.
Но что именно его мучило? – порывисто спросил Коля.
Лицо священника окаменело. На пару минут он погрузился в глубокие размышления.
Ложь. Ложь во спасение, – наконец проговорил он.
Было очевидно, что он больше ничего не скажет, и все-таки Коля рискнул.
У нас с братьями масса вопросов!
Но задавать их надо не мне! Плох тот священник, который не умеет хранить доверенные ему тайны.
Антуан умер много лет назад, – возразил Альбан. – Разве это обстоятельство не снимает с вас обязательства хранить тайну исповеди?
Ваш дед умер, но вы-то живы! Он стремился защитить свою семью, а значит, и вас.
В знак того, что разговор окончен, священник встал и махнул рукой в сторону ризницы.
Вынужден вас оставить.
Разочарованные, братья тоже встали.
Давид Леруа просил передать вам привет, – добавил Альбан. – Вы познакомились, когда он был скаутом.
Леруа? Знакомая фамилия, но вспомнить не могу. Чем он сейчас занимается?
Он унаследовал дело своего отца и теперь торгует недвижимостью в Трувиле.
Вспомнил! Он был славным мальчуганом. Передайте и ему от меня привет.
Приятные воспоминания немного разрядили обстановку. По-дружески положив ладонь на руку Альбана, отец Эрик сказал:
Хочу дать вам совет: перестаньте играть в детективов и копаться в этой старой истории. Идите своим путем, не надо оглядываться на прошлое, это не сулит ничего хорошего.
После этих загадочных слов он едва заметно перекрестился и пошел прочь. Альбан и Коляʹ обменялись недоуменными взглядами и вышли из церкви.
Вот вам и современный священник! – пробормотал Коляʹ. – Он уже не носит сутану, но строго блюдет тайну исповеди. Приехать в Гавр и ничего не узнать – есть из-за чего расстроиться!
Узнав, что Альбан при содействии сестры Давида выяснил, где обретается отец Эрик, Коля примчался из Парижа, чтобы вместе с братом посетить священника.
Мне казалось, что тебе нет дела до семейных секретов, – заметил Альбан.
Сначала так и было, – подтвердил Коля. – Бумаги, которые дети нашли в бумажнике отца, нагнали на меня тоску. И мне было неприятно видеть, как Жо расстраивается, когда ты пристаешь к ней с расспросами. Но потом я поймал себя на том, что все время думаю об этой истории. Теперь я тоже хочу знать правду.
Альбан посмотрел на часы.
Время обеда. Вернемся на «Пароход» или пообедаем здесь? Помнится мне, что на улице Сен-Адресс есть симпатичный ресторанчик.
Поедем лучше домой. Мне не терпится посмотреть, что уже сделано.
Дойдя до припаркованного неподалеку сиреневого «твинго», Коляʹ сказал уже намного веселее:
Ты до сих пор разъезжаешь на этой развалюшке? Вы – прекрасная пара, честное слово! Надо будет сфотографировать вас вместе на Нормандском мосту! Величие и упадок...
Коля начал извиняться за бестактность, но Альбан сделал ему знак замолчать.
Согласен с тобой, рядом с «Аэробусом» я выглядел куда презентабельней. И все-таки я рад, что у меня есть эта машина. С такими тратами на ремонт я не знаю, когда смогу позволить себе другую.
По пути домой они пытались отыскать тайный смысл в словах отца Эрика. Под «ложью во спасение» могла скрываться тысяча самых разных вещей. Что такого мог сделать Антуан, чтобы отправиться искать утешения у священника? Антуан, который очень редко бывал в церкви?
Простая житейская ложь не помешала бы ему уйти с миром, – заключил Коля. – Тем более если это была ложь во спасение.
Может, он сделал что-то, о чем не мог рассказать Жо? Но и молчать было для него невыносимо?
Или, наоборот, рассказал об этом Жо, и та предрекла ему адские муки! Ты ведь ее знаешь! Всеми этими предсказаниями и предрассудками она могла еще сильнее его напугать.
Это не объясняет, почему никто не хочет об этом говорить. Они ведь никого не убивали, в конце-то концов!
Будем надеяться, – вздохнул Коля. На этот раз он не шутил.
Альбан посмотрел на брата. Мрачный тон, которым это было сказано, его удивил.
Мы ведь говорим об Антуане. Об Антуане! Думаешь, он мог быть убийцей?
Коля выжал из себя улыбку.
* * *
Жозефина сидела в кухне «Парохода» в своем любимом ротанговом кресле. Валентина положила туда еще больше подушек.
Я пока еще не инвалид, – возмутилась пожилая дама, когда Валентина в третий раз попросила ее не вставать.
Нет, конечно, но сегодня все по хозяйству делаю я! Мне пора привыкать к плите и кастрюлям.
Твоя правда. Ты должна чувствовать, что это твой дом, иначе Софи так и будет обращаться с тобой, как с гостьей.
Валентина расхохоталась. Она была счастлива, что они с Жо так хорошо понимают друг друга. В бабушке Альбана она с самой первой встречи обрела надежного союзника.
Вы уже выбрали имя? – спросила пожилая дама.
Это одна из самых любимых тем. Девочку я хочу назвать Агатой или... Жозефиной.
Могла бы придумать что-нибудь посовременнее... Не забывай и об уменьшительном имени! Жозефину станут звать Жо, Жожо...
Зато имя Жо всегда будет ассоциироваться с вами! Из мальчишеских имен нам с Альбаном нравятся Шарль и Жюльен.
В общем, исконно французские имена.
Альбан тяготеет ко всему классическому.
А ты предпочла бы, чтобы он не был таким серьезным? – лукаво спросила Жо.
Я хочу, чтобы он никогда не менялся. Я люблю Альбана таким, каков он есть. Ну, разве что за исключением одной черты – он не умеет делиться своими переживаниями и проблемами. Если что-то его беспокоит, он держит это в себе.
Ты думаешь, у него много забот?
Сейчас? Конечно. Ремонт, задержка с выплатой страховки, необходимость пройти обучение, если он действительно хочет получить должность директора аэропорта... Об этом мы не раз говорили, но я же вижу, что есть еще что-то, о чем он умалчивает.
Невозможность летать – рана, которая нескоро зарубцуется. Этой печалью он ни с кем не может поделиться.
Валентина кивнула, но было видно, что Жо ее не убедила. Молодая женщина была уверена, что Альбан смирился с тем, что больше не будет летать, и все-таки он часто погружался в мрачные размышления, становился грустным и молчаливым. Был ли это страх перед свадьбой? Или рождением ребенка? Новая жизнь, обустройством которой он с таким энтузиазмом занимался, могла ли она пугать его или даже удручать? В такие минуты Валентина предпочитала ни о чем его не спрашивать. Единственный раз она рискнула задать Альбану излюбленный женский вопрос: «О чем ты думаешь?» Он, разумеется, ответил, что ни о чем конкретно. Еще она спрашивала себя, почему он не пригласил на свадьбу своих друзей. Куда вдруг подевались Нади, Марианны и все остальные? С того самого уик-энда, когда к ним в гости приехали его старые приятели-пилоты и приятельницы-стюардессы, Альбан не выражал желания увидеться с кем-то, кто не входил в круг его семьи. Он хочет отгородиться от прошлой жизни или просто хандрит?
–Что-то ты загрустила, – услышала Валентина голос Жозефины.
Я думала о том, что Альбану, который привык путешествовать, нелегко стать домоседом. В его парижской квартире было полно вещей, привезенных из разных уголков мира, но они до сих пор лежат на чердаке в коробках.
И что с того? Просто он не хочет захламлять комнату веерами и статуэтками! Это не значит, что он скучает или сожалеет о прошлой жизни. Смотри-ка, вода выкипает!
Валентина подбежала к плите и прикрутила газ. Она решила приготовить бланкетт[14] – блюдо, требовавшее большой кулинарной сноровки, которой Валентина не могла похвастаться. Много лет она питалась полуфабрикатами, которые разогревала в кухоньке своей однокомнатной квартиры на Монмартре. В просторной кухне «Парохода» перед ней открылись иные перспективы. Кухня была сердцем этого дома, его обитатели с удовольствием здесь собирались, и хозяйка, стоящая у плиты, никогда не знала недостатка в собеседниках.
Возьми шумовку, – посоветовала молодой женщине Жозефина. – Хочешь, чтобы я взглянула на мясо?
Конечно, хочу! – радостно согласилась Валентина.
Она видела, что Жо надоело сидеть без дела, а бланкетт от этого только выиграет.
Альбан и Коля, войдя в кухню, нашли обеих женщин склонившимися над кастрюльками и что-то оживленно обсуждающими.
Экспериментальный рецепт? – поинтересовался Коля.
Он обнял Жо и поднял ее над полом. Из троих братьев он реже всех навещал ее в больнице – был постоянно занят в своем парижском бутике.
Вот ты и поправилась! Но может, лучше было бы немного отдохнуть?
–Я и так ничего не делаю, просто помогаю Валентине советом. А как ты вообще тут оказался, сегодня же среда?
Мы с Альбаном ездили в Гавр, и я решил остаться, – не подумав, ответил Коля.
В Гавр?
Удивленная Валентина обернулась к Альбану, но тот отвел глаза. После непродолжительной паузы Коля сказал:
Мы кое-что придумали к свадьбе, но вам не расскажем, это сюрприз. Скажите, чем так вкусно пахнет? Мы умираем от голода!
Мясо будет готово через пятнадцать минут, – объявила Жозефина.
Раз так, пойду включу радиатор в спальне.
Коля исчез, напоследок заговорщически подмигнув Альбану. Придется соврать Жо – она точно не одобрит поиски, которыми занимались внуки. Она не хочет, чтобы ее расспрашивали о прошлом, и наверняка возмутится, узнав, что они пытаются выяснить подробности жизни Анутана. Хотя...
Коля подкрутил ручки двух радиаторов, позвонил Малори, желая убедиться, что она справляется без него. К счастью, одна из подруг решила помочь ей в праздничные дни, поэтому Малори уверила мужа в том, что в данный момент необходимости в его присутствии нет. Они условились, что Малори приедет на «Пароход» в субботу вечером, после закрытия бутика.
Войдя в ванную, Коля и здесь включил отопление, потом переоделся, сменив блейзер на толстый свитер с высоким воротом. У него неожиданно появилось два выходных, чему он очень обрадовался, и уже подумывал, не перекрасить ли ему по такому случаю стены своей спальни. Затеянный Альбаном ремонт разбудил в каждом члене семьи желание перемен, и Малори пару дней назад говорила, что стены медового цвета – это так здорово... А ведь, кроме медового, есть еще цвет золота, янтаря, сливочной карамели... Коля всегда нравилось смешивать краски разных оттенков. Разве можно упустить такой шанс?
Он прогулялся по второму этажу, по пути любуясь нововведениями: врезанными в стену выключателями, неброскими галогеновыми точечными светильниками, мягко освещавшими коридоры, деревянной обшивкой стен (кое-где панели имели цвет протравленного дерева, кое-где были покрашены белой краской). Ноги привели Коля к крайней комнате – спальне родителей. Перед дверью он в сомнении остановился, но потом решил, что стоит убедиться, верным ли было его предыдущее впечатление, и попытаться вспомнить, почему ему так странно знакома вышивка на портьерах. С этими шторами было связано какое-то событие, и смутные воспоминания терзали его, превращаясь в навязчивую идею.
Войдя, Коля тотчас же, как и в прошлый раз, ощутил тревогу. Ему захотелось поскорее уйти, но любопытство пересилило. Он подошел к окну и внимательно рассмотрел вышитые занавеси. Брак на ткани был только на одной, в восьмидесяти сантиметрах от пола. Создавалось впечатление, что у оранжево-голубого зимородка, вышитого как раз на этом месте, сломано крыло. Коля сел на паркет и осмотрел комнату, потом его внимание снова переключилось на зимородка. Коля немного наклонил голову, посмотрел на птичку снизу и закрыл глаза. Он вспомнил: в детстве он часами разглядывал этого зимородка, сравнивал его с другими нарисованными на шторах птичками, придумывал с его участием истории и даже дал ему имя – Пиу. В то время его кроватка стояла в комнате родителей, теперь он был в этом уверен. Все-таки он был младшим ребенком, может, его оберегали и лелеяли дольше, чем остальных? Пиу был его другом, птичкой-путешественницей с раненым крылом, и именно потому, что он непохож на остальных, однажды он улетит с этой шторы далекодалеко... Выходит, Коля прятался в своих фантазиях, но знать бы от чего? Он так много думал о птичке, потому что ему было страшно.
