Текст книги "Оковы прошлого"
Автор книги: Франсуаза Бурден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Приход Давида вывел Софи из задумчивости. Она подала ему блюдо с канапе, налила бокал шампанского. Они чокнулись.
Твой наряд великолепен, – галантно заметил Давид.
Я тоже так думаю, – заявил подошедший к ним Жиль. – Я безмерно горжусь своей женой!
На губах Жиля играла блаженная улыбка, и Софи напомнила себе, что ей следует быть повнимательнее к мужу. Она очень долго выбирала для него рождественский подарок – более личный, чем книга или галстук, которые она раньше покупала буквально на бегу. На этот раз она обратилась в солидную фирму и приобрела красивый ежедневник в переплете из натуральной кожи, на котором по ее заказу выгравировали инициалы Жиля. А чтобы полнее выразить свои чувства, в задний клапан ежедневника Софи вставила свое фото в купальнике.
Все за стол! – позвала Жозефина.
Послушай меня, Жо, – начал Альбан, сопровождая бабушку в столовую. – Тебе пора отдохнуть. Сейчас ты сядешь и не сдвинешься с места!
А как же моя индейка?
Я сам ее разрежу, – тоном старшего в семье провозгласил Жиль – эту роль он всегда играл со всей возможной серьезностью.
Они с Альбаном отправились в кухню и достали из печи огромную чугунную гусятницу.
Давай наточу нож, – предложил Альбан. – Ты говорил с Коля?
Обменялись парой слов сегодня на пляже. Ему больно вспоминать об этом, но он не зацикливается на проблемах. Думаю, поэтому он и затеял ремонт в своей комнате. Помнишь, Коля упрекнул нас в том, что, говоря о матери, мы не называем ее «мама»? Так вот, могу тебе сказать, что теперь он сам зовет ее не иначе как Маргарита! И теперь он хочет знать всю правду, как мы с тобой. Нам нужно все выяснить, Альбан.
–Я больше не хочу рисковать, расспрашивая Жо. Я страшно испугался, когда ее забрали в больницу.
А если зайти издалека, потихоньку?
Альбан с сомнением покачал головой.
Она уже старенькая, Жиль. Упрямая как осел и в то же время ранимая. Если бы ты знал, как мне было плохо, когда она была в больнице! Дом вдруг показался мне пустым... Свет в ее окне, различимый из «Парохода», – это как маяк для корабля, понимаешь?
По-моему, ты слегка преувеличиваешь. Я люблю бабушку не меньше, чем ты, но, задав пару-тройку вопросов, мы ее не убьем!
Жиль разрезал на куски белое мясо индейки и складывал на блюдо, перемежая слоями фарша. Альбан вооружился ложкой и стал раскладывать вокруг мяса каштаны.
–Я очень рад, что мы все собрались здесь на Рождество. И что ты женишься, тоже прекрасно, – неожиданно серьезно произнес Жиль. – Должен тебе сказать, что твое решение обновить дом, которое, признаюсь, поначалу меня беспокоило, теперь кажется мне разумным. Это лучшее, что мы могли сделать для нашей семьи.
Слава Богу, что вы собой довольны! – с порога отозвался Давид, который принес в кухню поднос с аперитивом. – Но пока вы тут друг друга нахваливаете, дети уже сидят за столом и крутятся, как заведенные!
Он подошел к братьям и заглянул Жилю через плечо.
Похоже, Жо превзошла саму себя! Пахнет божественно!
Помоги-ка мне, передай соусник! Внимание, я наливаю! – предупредил Жиль. – Раз ты здесь, у меня вопрос: есть подозрение, что ты знаешь больше, чем мы с братьями. Это правда?
Давид сердито посмотрел на Альбана.
Не впутывайте меня в это дело, – сухо ответил он.
И он первым вышел из кухни, аккуратно неся соусник.
Ну вот, – вздохнул Жиль, – в какую сторону ни кинешься, всюду наталкиваешься на стену молчания! Но я же, черт подери, адвокат! – добавил он. – Я привык доискиваться правды, привык разговаривать с людьми. Я сделаю все, что в моих силах, можешь на меня положиться.
Он нахмурился и, взяв блюдо с индейкой, направился в столовую. Альбан последовал за братом.
* * *
Утром двадцать пятого декабря первыми проснулись дети. На цыпочках они спустились в гостиную, где остались лежать открытые накануне, в полночь, подарки. Луи, Поль и Анна включили яркие гирлянды на елке и уселись на паркет, чтобы пересчитать свои сокровища, прочесть правила настольных игр, поиграть с конструкторами и вставить батарейки туда, где они были необходимы.
Жиль и Софи слышали, как дети вышли из своих спален, но им было очень хорошо под одеялом и совсем не хотелось вставать. Вопреки обыкновению, Софи, проснувшись, сразу же прижалась к Жилю. Они занялись любовью. Быть может, все случилось слишком быстро, но зато желание было сильным и взаимным. Обрадованный таким приятным сюрпризом, Жиль не выпускал жену из объятий. Он вдруг разозлился на себя за преподнесенный Жюли подарок. Когда девушка открыла футляр, на ее лице отразились смешанные чувства – легкое смущение и внезапный интерес. Однако улыбнулась она чуть натянуто. Жиль чувствовал себя глупым и смешным – эдаким стареющим сердцеедом. Он даже предпочел бы, чтобы Жюли запустила этой коробкой ему в голову, вместо того чтобы спокойно принять подарок. Чертова цепочка! Зато Софи вчера вечером пришла от колье в бурный восторг. Оно было ей удивительно к лицу, как и серебристо-синее парчовое платье, за которое он заплатил целое состояние.
Он еще крепче обнял жену. Лучше быть счастливым в семье, с женой, пусть даже ценой каких-то уступок и размолвок, благо немногочисленных, чем искать удовольствие в рискованных связях на стороне! Это гораздо менее утомительно. Идиллическую картинку омрачало только одно – этой ночью во сне Софи несколько раз произнесла имя Альбана. Почему брат снится его жене? Наверняка потому, что Софи много думает о его женитьбе и терпеть не может Валентину. Она ведь всегда была нежна с Альбаном и так им восхищалась! Что ж, дамы во все времена были без ума от мужчин в форме!
Пора вставать, – пробормотала Софи.
Она высвободилась из объятий мужа и соскочила с кровати.
В рождественское утро дети всегда ссорятся – каждому хочется такую игрушку, как у другого, ты же знаешь.
Жиль успел полюбоваться ее аппетитными упругими маленькими ягодицами, прежде чем она закуталась в домашний розовый халат.
* * *
Удобно устроившись на подушках, Малори с удовлетворением рассматривала комнату. В лучах восходящего солнца выбранные Коля цвета казались волшебными.
У тебя настоящий талант, – сказала она, поворачиваясь к мужу.
Она поцеловала его в нос. Коля успел побывать в душе и теперь от него пахло шампунем и зубной пастой.
Тебе помог аспирин?
Вчера я слишком много выпил, – вздохнул он. – Но Рождество бывает раз в году! В субботу, на свадьбе Альбана, я постараюсь держать себя в руках.
Если хочешь остаться еще на неделю, я справлюсь сама.
Малори с подругой, которая согласилась ей помочь в праздничные дни, прекрасно управлялись с бутиком. А еще она чувствовала, что отдых пойдет Коля на пользу. Вчера, когда они ложились спать, захмелевший супруг пустился в запутанное и странное повествование. Малори пришлось по многу раз переспрашивать его об отдельных деталях, прежде чем она уловила суть, но теперь ситуация виделась ей совершенно четко.
Повеселитесь тут с братьями, а я вернусь в пятницу вечером, правда, скорее поздно, чем рано.
Ты уверена?
Конечно.
Знаешь, я воспользуюсь твоим отсутствием и перекрашу стены в ванной.
Она улыбнулась и взъерошила Коля волосы.
Делай, что твоей душе угодно! Особенно если это будет так же здорово, как в комнате. А я говорю положа руку на сердце: это действительно здорово!
Малори снова пробежалась глазами по стенам. Каждая была окрашена в свой цвет, что визуально меняло пространство. Для дверей и окон Коля выбрал более темный тон, и теперь они выделялись на общем фоне, а потолок стал казаться еще выше. В ансамбле с паркетом из светлого дуба комната теперь играла в солнечном свете всеми оттенками меда.
Ты устроил нам лето посреди зимы, – сказала Малори и снова повернулась к мужу. – Ну что, сейчас тебе лучше? Ты больше об этом не думаешь?
О своей матери? Думаю.
Зря. Она была сумасшедшей, с этим ничего не поделаешь. И не надо считать, что ты был нелюбимым ребенком. Жозефина всегда была рядом, и твой дед, и братья... А теперь рядом с тобой я. Мне кажется, лучше, когда скелеты остаются в своих шкафах.
Коля, как обычно, внимательно слушал жену, и когда она замолчала, улыбнулся ей. Конечно, ей не хочется, чтобы он страдал и мучился напрасно. Коля всегда отличался от других, ему словно чего-то недоставало. Малори сразу это почувствовала. До недавнего времени Коля не знал причину, но, быть может, впоследствии он восполнит этот пробел...
Я люблю тебя, мой Коля, – нежно сказала Малори.
Она любила мужа за его чувствительность, оригинальность, за все то, что отличало Коля от остальных. В их отношениях не было места принуждению и соперничеству. Они рука об руку шли к счастью.
Что может заставить человека убить своего ребенка? – задумчиво пробормотал Коля. – Может, я был крикуном и целыми днями не давал матери покоя? Но если так, зачем было брать меня к себе в спальню? В доме полно комнат...
Стоп! Мы договорились, что ты больше не будешь об этом думать, Коля.
Ладно, попробую не думать. Пожалуйста, никому не рассказывай. Жиль не стал ничего говорить Софи, а Альбан – Валентине. Из-за детей. Из-за того, что существует риск, что они...
Слава Богу, что у нас нет детей.
Я с тобой согласен.
Малори пододвинулась, чтобы положить голову мужу на плечо.
Какой ты видишь нашу ванную?
В нежных тонах. Цвета чайной розы, возможно, с добавлением кобальтово-синего.
Он пустился в описание своих замыслов. У них завязалось оживленное обсуждение, и две минуты спустя они отправились в ванную, чтобы сделать кое-какие наброски.
* * *
Альбан поставил чайник на стол и повернулся, чтобы взять тосты. Валентина с улыбкой следила за ним, таким внимательным и предупредительным.
Если бы в тот вечер не пошел дождь, – сказала она, – меня бы здесь не было!
В какой вечер?
В наш первый вечер. Когда мы, отчаянно промокшие, вместе ждали такси.
Представь, а ведь могло бы приехать два такси вместо одного!
Тогда ты не поехал бы со мной, не попросил бы у меня номер телефона, ты...
Я узнал бы твой номер у друзей. Я сразу тебя заприметил.
Врешь! На той вечеринке было столько симпатичных девушек!
Нет, Валентина, это правда. Когда я увидел, что ты надеваешь пальто, я тут же схватил свое, потому что хотел выйти вместе с тобой.
Взволнованная этим признанием, она опустила глаза и посмотрела на левую руку, где на пальце сверкало подаренное накануне кольцо.
Упрямец... – сказала она, улыбаясь. – Я не хотела, чтобы ты...
Дарил кольцо в честь помолвки, и даже обручальное кольцо тебе не нужно. Ты мне уже говорила. Пускай это будет подарок к Рождеству.
Альбан разложил тосты по тарелкам, присел рядом с ней на скамейку и обнял за плечи.
Ты – самое лучшее, что со мной когда-нибудь случалось, – шепнул он ей на ухо. – Разумеется, когда не упрямишься и не уходишь, хлопая дверью.
Я не хлопаю дверью, – не согласилась Валентина. – Тогда мне было грустно, я на тебя разозлилась, но, выйдя на улицу, поняла, что мне некуда идти.
Как это?
А вот так. Я не могла сказать, что возвращаюсь к матери, потому что она мне не обрадуется, и это взаимно. И не могла вернуться к себе на Монмартр, потому что перестала платить аренду. Теперь у меня нет дома.
Здесь ты у себя дома!
Нет. Этот дом – «Пароход». Родовое гнездо Эсперандье.
И ты теперь член нашей семьи. Тебя это огорчает?
Скажем, мне это кажется... странным.
Увидев расстроенное лицо Альбана, Валентина решила объяснить свою мысль, но только после того, как сгрызла половину тоста.
До нашей встречи я не знала, что такое счастливая семья, и у меня не было желания создать собственную. Мы с матерью и отчимом не любили друг друга, но нам приходилось жить вместе. Я сбежала оттуда при первой же возможности, и мне очень нравилось жить одной, быть независимой, не общаться с теми, кто мне неприятен. Потом, как ты знаешь, у меня был печальный опыт отношений с типом, который... В общем, после всего этого я решила, что не буду ни к кому привязываться, стану спокойно жить в своей берлоге.
Я понимаю. Тебе тяжело все время быть в окружении людей, тем более что нас здесь много – мои братья, невестки, племянники, бабушка... «Пароход» принадлежит всей семье.
Это придает ему особое очарование, дорогой. Я не могу представить, как бы мы месяцами жили вдвоем в таком огромном доме! В этих «родоплеменных» отношениях есть что-то жизнеутверждающее.
Она говорила это не только желая доставить ему удовольствие, но и потому, что действительно начала привыкать к родственникам Альбана. Несмотря на открытую антипатию со стороны Софи, Валентине, приложив определенные усилия, похоже, удалось завоевать свое место в семье. Быть частью большого клана – как это непохоже на привычное ей с детства состояние одиночества! Вдобавок ко всему, в свое время она одобрила намерение Альбана поселиться на «Пароходе» и теперь не могла пойти на попятный.
Валентина приподняла левую руку, и кольцо заиграло в лучах солнца.
Кольцо имеет символический смысл, – тихо сказала она.
Если не хочешь его носить, я это переживу.
О нет! Я рада, что ты меня не послушал. Это первое украшение, которое я получила в подарок, и оно мне очень нравится. И это ты мне его подарил!
Поцеловав Альбана в уголок рта, она прижалась макушкой к его шее.
Видишь, я всем с тобой делюсь. Всем, о чем думаю.
Я тоже постараюсь этому научиться.
Она почувствовала, что его рука скользнула в вырез пеньюара, и вздрогнула, когда пальцы Альбана прикоснулись к коже.
Поднимемся наверх? – шепотом спросил он.
Он точно знал, какие ласки будят в ней желание. Валентина закрыла глаза, слабо вздохнула, но, услышав в коридоре шаги, подскочила на месте.
Жиль и Софи, – сообщил Альбан.
Она с сожалением запахнула пеньюар.
* * *
Двадцать шестого декабря после обеда Жиль предложил Жозефине съездить с ним в Трувиль. Там, в магазине одежды, пожилая дама выбрала себе простое светло-серое платье, и внук, не желая слушать никаких возражений, оплатил счет. Потом они отправились к парикмахеру, чтобы «освежить» ее стрижку. Жозефина никогда не красила волосы, и теперь они совсем побелели, но прическа всегда была аккуратной, ведь она регулярно накручивала волосы на допотопные бигуди.
Вернулись они затемно, и Жиль последовал за Жозефиной во флигель, попросив напоить его чаем. У него была своя цель, но, зная бабушку, он предпочел до поры до времени ее не беспокоить. Пока Жо возилась с чайником, Жиль спросил, не помочь ли ей разобраться со счетами или, быть может, просто подбросить деньжат.
Альбан заполняет все мои бумаги с того дня, как здесь поселился. А раньше это делал Давид. Золото, а не парень! Это я о Давиде.
Ты могла бы попросить кого-нибудь из нас, мы же часто приезжали.
И уносились с быстротой вихря. И потом, вы приезжали, чтобы расслабиться, отдохнуть, а не возиться с кипой счетов. Давид же приезжал не только из-за бумаг или лекарств, он привозил мне продукты.
Чувствуя себя обиженным, Жиль выдавил улыбку.
Мы сто раз предлагали тебе заказать доставку на дом!
Заказывать удобно бытовую химию и лекарства, но не продукты. Они быстро портятся. Да ты и сам это прекрасно понимаешь. А по средам Давид привозил мне свежую рыбку с рынка!
Уж не пытается ли она втолковать ему, что Давид делал для нее куда больше, чем собственные внуки? Жиль уже собрался высказать свое мнение на этот счет, когда Жо сказала:
Но ведь это нормально. Давид живет в нескольких километрах от меня. И разве мало я его в детстве кормила? Он часто вспоминает наши дружные обеды и ужины здесь, на вилле. Дома ему было скучно, а с вами – весело.
Давид – настоящий друг, – согласился Жиль. – Но ты мне так и не ответила, Жо. Тебе нужны деньги?
О моих нуждах тоже заботится Альбан.
Но Альбан не Крез!
Он – нет, а ты – да?
И я нет.
Знаешь, я очень мало трачу. И у меня есть маленькая пенсия Антуана.
Жиль пришел к выводу, что финансовый аспект ее волнует мало, значит, деньги не станут действенным аргументом в предстоящем разговоре, а жаль – именно в этой сфере он считал себя непобедимым. Ничто не доставляло ему такой радости, как запросить у клиента баснословный гонорар или заставить противную сторону оформить желаемую компенсацию в виде энной суммы.
В общем, если тебе понадобятся деньги, только скажи.
Жиль осмотрелся с таким видом, словно впервые попал во флигель Жо.
Здесь есть все, что тебе нужно для комфортной жизни? Будет не очень красиво, если мы обновим и восстановим «Пароход», а тебя оставим жить в лачуге.
Жозефина внимательно посмотрела на старшего внука. Похоже, его настойчивость показалась ей забавной.
Заверяю тебя, Жиль, все в порядке. Обустройством флигеля занимался Антуан, а он обожал мастерить. Думаю, он предвидел, что я буду жить здесь, если он уйдет первым.
Разлив чай в красивые чашки, произведенные, вне всякого сомнения, на семейной фарфоровой фабрике Эсперандье, Жо села напротив внука.
Ну, признавайся, что у тебя на душе, – ободряюще предложила она.
Эти слова застали Жиля врасплох. Бабушка слишком хорошо его знает. С ней ему не удастся вести разговор по своему усмотрению. Пока он соображал, что ответить, заговорила Жозефина:
Не знаю, что заботит тебя, а я вот никак не могу придумать, что подарить на свадьбу Альбану и Валентине.
Вот он, шанс! И Жиль поспешил ухватиться за возможность, которую Жо, сама того не желая, ему предоставила.
Лучший подарок, какой ты можешь сделать Альбану, – это ответить на вопросы, которые его мучают!
Ну вот, я так и думала, что этим закончится, – покачала головой Жозефина. – Послушай же меня, мой славный Жиль – вы с братьями оставите меня в покое раз и навсегда! Это мое последнее слово.
Она говорила спокойно и решительно, но Жиля не так– то легко было выбить из седла.
Нечестно с твоей стороны утаивать от нас правду. Это мешает нам нормально жить!
Мешает нормально жить? Да ты ведь не знаешь, о чем говоришь. Я тысячу раз вам объясняла, что вы ищете то, чего нет. То, чего нет, понимаешь?
Маргарита была сумасшедшей.
И что с того?
Она хотела убить Коля.
Этими словами Жиль надеялся пробить брешь в обороне бабушки, но та даже не удивилась и не спросила, откуда ему это известно.
Да, я помню. Иногда Маргарита совершала... необдуманные поступки. Но ваш отец следил за ней, и мы с Антуаном тоже. И ничего плохого с вами не случилось. А когда вы уезжали в пансион, она успокаивалась. Ваш отец очень сильно ее любил, пытался лечить, защищал от самой себя, но – увы! – в припадке безумия она застрелилась. Это грустная история, но ничего таинственного в ней нет. Неужели ты предпочел бы, чтобы я каждое утро пережевывала ее за завтраком? Гораздо лучше забыть, или я не права? Мы с Антуаном позаботились о вас и о вашем будущем. Мы почти не говорили с вами о ваших родителях, это правда. А что толку было говорить? И вот, через столько лет вы начинаете что-то выдумывать!
Жо ударила кулачком по столу, словно желая подчеркнуть свои слова.
Ты называешь это выдумкой? – медленно спросил Жиль.
Его так просто вокруг пальца не обведешь – слишком часто приходилось ему выслушивать ложные свидетельства подсудимых и вести строгий допрос. Он готов руку дать на отсечение – Жозефина что-то скрывает. Но как сорвать завесу, за которой спрятано прошлое?
Тайна – это яд, Жо, – нравоучительным тоном провозгласил Жиль.
Правда – тоже яд!
Жо успела пожалеть о своих последних словах, но не опустила глаз. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, и Жиль отступил. Он понял, что больше ничего не добьется. Выпив холодный чай, он поставил чашку на стол.
Очень красивая чашка, – заметил он. – У тебя таких много?
Несколько ящиков. Антуан привез их перед продажей фабрики и сложил на чердаке. Можете разделить чашки между собой.
Пусть этим займутся наши жены, – улыбнулся Жиль. – Но если ты не выступишь арбитром, они перессорятся!
Что толку задавать вопросы, которые так и останутся без ответа? Он встал и принялся убирать со стола.
Ты старший из братьев, Жиль, – спокойно начала Жозефина, – поэтому передай Альбану и Коля от моего имени просьбу: не приходите сюда по одному и тем более целой делегацией и не морочьте мне голову несуществующими тайнами. Договорились? Приходите, только если захотите меня поцеловать, поболтать о том о сем или... выпить моего превосходного чаю.
Жиль любил ее лукавую улыбку, разумеется, за исключением случаев, когда объектом ласковой насмешки становился он сам.
Ждем тебя на ужин, – объявил он.
Только не сегодня. Я устала. Зато завтра я приготовлю вам говяжий подбедерок в сидре!
Это был один из ее кулинарных шедевров: мясо с мелкими луковичками, грибами, запеченными ломтиками яблок, и все это – в литре фермерского сидра!
Перед уходом Жиль подошел к бабушке, нежно обнял ее и поцеловал.
Отдыхай, Жо, – примирительным тоном прошептал он.
Она проводила его глазами до двери, успокоенная одержанной победой.
«Я ничего им не скажу! Ни за что на свете! Клятва – это клятва, и нельзя ее нарушать. Как же прав был Антуан...»
Им не удалось поколебать ее уверенность. Ни госпитализация и угроза внезапной смерти, ни упорство братьев не изменили ее решения молчать. Она унесет тайну с собой в могилу, так для всех будет лучше. Однако если придет день, когда желание облегчить душу станет невыносимым, если она захочет, чтобы хоть одна живая душа узнала, что произошло в стенах виллы, не своим внукам она откроет этот секрет. Правда могла бы их уничтожить, но она этого никогда не допустит.
Жозефина приподняла клеенку, посмотрела на ящик стола, потом открыла его. Колода карт была на месте, в самой глубине.
«Я могу подарить им на свадьбу бинокль Антуана. Тот самый, в который он смотрел на корабли. Альбан тоже любит смотреть на корабли. И кто знает, может, бинокль пригодится ему и в аэропорту Довиля... Антуан купил его за два года до смерти. Это очень хороший бинокль...»
Решительным движением она вынула колоду, перетасовала ее, сняла. Потом выбрала пять карт и разложила их.
«Они будут счастливы в браке, я так и думала!»
Жо закрыла картами короля и даму.
«Мальчик. Что еще?»
Новые карты ничего ей не сказали. Будущее младенца пока еще было туманным.
«Теперь моя очередь!»
Она снова перетасовала карты и разделила на три кучки. На этот раз взяла семь карт и без труда их прочла.
«Постой-ка, речь идет о доверенном лице...»
Неужели ей понадобится доверенное лицо? Неужели удастся сбросить с плеч эту ношу?
Увидев изображение на последней карте, Жо улыбнулась.
«Вот теперь порядок!»
Она вернула колоду в ящик. Слава Богу, теперь снова можно гадать на картах, не испытывая ни малейшего беспокойства...
* * *
В четверг утром Альбан два часа провел в кабинете Жан– Поля в Сен-Гатьен-де-Буа. Все указывало на то, что Торгово-промышленная палата Англькевиля-ан-Ож готова утвердить кандидатуру господина Эсперандье при условии, что тот как можно скорее пройдет соответствующее обучение.
В управлении аэропортом такого типа большое значение имеет коммерческий аспект, – напомнил ему Жан-Поль. – И, разумеется, необходимо иметь минимальные базовые знания в сфере управления. Все решения принимаются только после предварительных обсуждений, но, если не считать этого, работа очень приятная, вот увидите! Кроме того, два месяца я буду вам помогать и потихоньку передавать дела.
Из огромных, во всю стену, окон открывался вид на взлетно-посадочные полосы. На полосе с травяным покрытием как раз готовился к взлету маленький туристический самолет.
Если захотите летать – на здоровье!
На лице Альбана отразилось сомнение, скоро сменившееся улыбкой.
Если в очках у вас стопроцентное зрение, вы без проблем получите разрешение пилотировать наши самолеты. Конечно, это не «аэробусы» и не «боинги»... Но в качестве игрушек они не так уж плохи.
Я об этом подумаю, – согласился Альбан.
Он был уверен, что сядет за руль маленького самолета только в том случае, если желание летать станет нестерпимым. Альбану удалось затолкать его в глубины сознания, но временами оно давало о себе знать: пару ночей назад ему приснилась красивая ночная посадка в аэропорте Руасси – Шарль-де-Голль. Альбан вновь испытал удовольствие от безукоризненно выполненного приземления на обрамленную с обеих сторон огоньками полосу. Он проснулся с блаженной улыбкой на устах как раз в тот момент, когда во сне выключал реактивные двигатели. Слава Богу, что после аварии самолеты приходят к нему в сладких снах, а не в кошмарах.
Я слышал, у вас послезавтра свадьба? Примите мои поздравления! Желаю вам счастья и любви!
Мы никого не приглашаем, – поторопился объяснить Альбан. – Решили отпраздновать это событие в узком кругу.
О, я не обижаюсь, что вы! Нравы в провинции изменились, условностей стало меньше. Это раньше мы были обязаны устраивать приемы для всей окрути, а потом выслушивать, кто и на что обиделся и что и кому пришлось не по вкусу. Даже социальные слои, и те перемешались. Возьмем, к примеру, ваш автомобиль. Сегодня мужчину ваших лет, разъезжающего на сиреневом «твинго», сочтут оригиналом. А лет двадцать назад на всех углах шептались бы, что вы спустили все свои деньги в казино, раз ездите на такой машине.
Они вместе посмеялись, затем к Жан-Полю вернулась серьезность.
Вы приехали в наши края после долгого отсутствия, Альбан. И скоро увидите, что здесь многое изменилось.
Я это заметил. Но меня уже не надо убеждать, решение принято.
Вот и славно! Давид не простил бы мне, если бы я вас упустил! Он очень хочет, чтобы вы здесь остались.
Взгляд Альбана снова скользнул по взлетно-посадочной полосе. С каждой новой встречей ему было все приятнее общаться с Жан-Полем, и перспектива работать в Сен-Гатьен-де-Буа, в этом «маленьком» аэропорту, его уже не обескураживала. Разве что самую малость...
Он вежливо попрощался и отправился в поликлинику Довиля, где ранним утром оставил Валентину. Она ждала его, прогуливаясь по тротуару – руки в карманах, воротник пальто поднят, волосы треплет ветер. Она показалась ему такой красивой, что сердце утонуло в нежности. Валентина, в отличие от всех своих предшественниц, обладала даром одним своим видом вызывать в его душе чувства волнения и гордости. А может, он так сходит по ней с ума, потому что стал старше? Или все дело в том, что он нашел ту, которую искал?
Стоило ему притормозить, как Валентина запрыгнула в авто.
Сегодня так холодно! Дорогой, у меня для тебя две новости. Первая не очень интересная – я поправилась на два килограмма. Но свадебное платье, надеюсь, все равно на меня налезет. А вторая касается нас обоих.
Говори скорее!
Если верить УЗИ, у нас будет мальчик.
Ты рада?
Счастлива! Он будет вылитый ты, Альбан!
А когда же появится маленькая Валентина?
В следующий раз.
Как по-твоему, лучше Шарль или Жюльен?
Шарль Эсперандье звучит великолепно!
На светофоре загорелся красный, и Альбан воспользовался моментом, чтобы поцеловать Валентину в шею.
До рождения малыша еще так далеко! Я умираю от нетерпения!
Посмотрим на тебя, когда начнутся бессонные ночи, – смеясь, сказала Валентина. – Кстати, я подумала, не переселиться ли нам на второй этаж? Тогда, заслышав плач, придется бегом подниматься на один этаж, а не на два. Или ты не хочешь переезжать из своей детской комнаты?
Альбан ответил не сразу. А действительно, хочется ли ему спать в другой комнате? В другой – не в той, которую, преодолев все препятствия, он завоевал, будучи подростком? Родительская спальня не вызывала у него абсолютно никаких эмоций до того дня, когда он застал в ней кричащего от ужаса Коля. Спальню Жозефины и Антуана он привык считать неким подобием святилища.
Держаться за конкретную комнату – идиотизм, – пробормотал Альбан. – Мы переедем туда, куда ты захочешь, благо места полно.
Нужно освободить «Пароход» от призраков, раз и навсегда. Пока в доме есть комнаты, куда никто никогда не заходит, обстановка в нем будет оставаться напряженно-тревожной.
Комната с птицами – одна из самых красивых в доме, – сказал он, стараясь перебороть собственную неуверенность. – А рядом с ней есть гостевая, которую можно приспособить под детскую.
Если так, я оставлю рабочий кабинет на третьем – там потише, когда в доме полно народу. А чтобы я могла присматривать за маленьким Шарлем, мы поставим интерфон.
Валентине грядущие перемены пришлись по вкусу. Прошлое «Парохода» не тяготело над ней, и она не боялась какой-то конкретной комнаты, поскольку ни с одной у нее не было связано неприятных воспоминаний. Бесспорно, это наилучший способ прогнать из дома тени, сомнения и печальные истории прошлого.
* * *
Неутомимый Коля принялся за переделку ванной комнаты. Физический труд доставлял ему удовольствие. Жиль нашел его стоящим на лестнице – Коля как раз вскрывал лаком потолок.
Пришел помочь? – спросил он, увидев на пороге старшего брата.
Лицо Коля сплошь покрывали мелкие пятнышки, отчего вид у него был нездоровый, но улыбка сияла радушием.
Я никудышный мастер, а маляр из меня и вовсе скверный. А еще я...
–... большой лентяй.
Ну, моя секретарша с тобой бы не согласилась, – возмутился Жиль.
Вспомнив о Жюли, он почувствовал себя не в своей тарелке, поэтому поспешил сменить тему разговора.
По-моему, дом преображается день ото дня.
Конечно! С таким-то сумасшедшим размахом работ... Но я со своей скромной кисточкой немногим могу похвастаться.
Если тебя не устраивает, что мы...
Меня все устраивает, Жиль. Мы обо всем договорились, ты оформил нужные бумаги. Я люблю «Пароход» так же сильно, как и вы, и ты это знаешь.
Несмотря ни на что?
Признаю, в тот день я пережил настоящий ужас. Перед этими проклятыми портьерами я готов был поклясться, что ноги моей не будет в этом доме всю оставшуюся жизнь!
А потом?
Потом страх ушел. Знаешь, это меня... освободило, что ли.
И все-таки он поспешил найти себе приятное занятие, которое отвлекало бы его от мрачных мыслей.
Меня удивляет, – продолжал Коля, спускаясь с лестницы, – что мы, когда были детьми, ничего не замечали.
Дети живут в собственном мире и обращают мало внимания на взрослых. А подростки – и того меньше. Это наша мать, мы привыкли видеть ее такой – слегка странноватой. И не удивлялись.
Но папа, Жозефина и Антуан ни днем ни ночью не знали покоя, верно? Каким мучением для них было год за годом, денно и нощно, следить за каждым движением этой женщины! И как им удавалось скрывать от всех ее сумасшествие?
Вспомни, Маргарита же не выходила из дома! Думаю, у нее случались припадки, но в остальное время она вела себя нормально. Наверняка за ней присматривали, ухаживали, даже лечили. Но вряд ли это были психиатры.
А кто в то время был нашим семейным врачом?
Доктор Пертюи. Скорее всего, именно он направил ее к психиатру. Тому самому, который предложил поместить Маргариту в лечебницу, а папа отказался.
Ты пробовал найти этого господина Пертюи?
Он умер, – вздохнул Жиль. – Все пути ведут в тупик.
