Текст книги "Оковы прошлого"
Автор книги: Франсуаза Бурден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Давид вдруг серьезно, почти строго посмотрел на Альбана.
Тебе нужно последовать его примеру. И примеру Жо, ведь она переехала во флигель. Я чертовски рад, что ты вернулся, но чувствую себя обязанным дать тебе совет. Я считаю, что ты совершаешь ошибку.
Он бегло осмотрел комнату, поднял глаза к потолку и какое-то время молчал, погрузившись в свои мысли.
Когда мы были детьми, – со вздохом начал Давид, – в доме было хорошо – светло, весело, спокойно. А сегодня все не так...
–Давид! Вот уж не думал, что ты станешь повторять глупости Жо! Мы же с тобой не старушки, которые боятся собственной тени!
–Жо не назовешь трусихой. У нее отличная интуиция, а иногда бывают предчувствия. Ты сам это знаешь.
Легкомысленно передернув плечами, Альбан указал на смету.
–Давай поговорим о конкретных вещах.
Обиженный, что его так грубо призвали к порядку, Давид углубился в чтение сметы сантехника.
Этот тип что, собирается ремонтировать Версаль? – пробормотал он, презрительным жестом отталкивая бумагу.
Здесь километры канализации, – напомнил ему Альбан.
Найди другого, этот берет слишком дорого. А что, если нанять сразу нескольких? Вот тебе и будет чем заняться!
Что ты этим хочешь сказать? Думаешь, я здесь бездельничаю?
Они вели разговор на повышенных тонах, – совсем как в детстве, и каждый хотел доказать, что прав. Давид отошел от стола к темному окну и, помедлив немного, вернулся к Альбану.
–Я могу говорить откровенно?
Да.
Как друг?
Конечно.
В общем, я думаю, тебе надо найти себе занятие. Что-нибудь, что бы тебе нравилось и занимало достаточно много времени. Тогда ты сможешь забыть о своем уходе из авиации. Перестав быть командиром экипажа, ты стал капитаном «Парохода», это дает тебе возможность действовать, принимать решения. Но когда ремонт закончится, ты поймешь, что пора начинать все заново, а в кармане пусто. Бестолковое бегство еще никого не приводило к цели.
Озадаченный услышанным, Альбан минуту или две молчал.
Ты, как обычно, бьешь без промаха, – наконец проговорил он.
Я так привык, тебе ли не знать...
–Да, чувство такта никогда не было твоей сильной стороной.
Если я не скажу, кто тебе скажет?
В твоих словах есть рациональное зерно, но ты забываешь о главном, Давид: я люблю этот дом, по-настоящему люблю. Это единственное место, где я хотел бы жить.
Дверь в коридор оставалась открытой, и они услышали звук шагов сначала на лестнице, потом в коридоре.
Это не призрак, – пошутил Альбан. – К нам спускается Валентина. Не рассказывай ей, о чем мы тут говорили, ладно?
Мог бы не просить. Только вот...
Молодая женщина вошла в комнату, и Давид обернулся с широкой улыбкой на лице.
Вот и прекраснейшая из женщин! Повезло же нашему Альбану!
Давид смотрел на Валентину с восхищением, но по-дружески.
Я не заметила, как прошло время, – извиняющимся тоном проговорила она. – Увлеклась рукописью. Жозефина уже, наверное, нас ждет?
На Валентине был длинный голубой пуловер с пояском на талии, на ногах – обтягивающие джинсы и ботфорты.
Волосы цвета красного дерева, собранные с одной стороны заколкой со стразами, свободно спадали на плечи, делая ее похожей на юную девушку. Не отрывая от нее восторженных глаз, Альбан приблизился и, убрав прядь волос, поцеловал ее в шею.
Обожаю твои духи, – прошептал он, прижимая ее к себе.
Вперед, друзья мои! – смеясь, вмешался Давид. – Нас ждет Жо!
Он выключил свет и подтолкнул их к двери. После кабинета с его ветхой, но симпатичной обстановкой слабо освещенный ночниками коридор показался им зловещим – эхо шагов гулко прокатилось по белому с черными вкраплениями мрамору, вдоль стен скользили тени. Словно сговорившись, Валентина, Альбан и Давид молча вышли из дома. В тридцати метрах в темноте, словно маяк на побережье, горели окна маленького флигеля. Альбан невольно оглянулся через плечо, и массивный силуэт «Парохода» снова предстал перед его растерянным взглядом.
3
Софи проснулась в плохом настроении. Этой ночью она видела беспокойные сны, оставившие горьковатый осадок. Наверное, Альбан проник в ее грезы, потому что она слишком часто вспоминала о нем накануне... После обеда Софи позвонила мужу и предложила провести уик-энд в Нормандии, мотивируя это тем, что дети будут вне себя от счастья, да и День всех святых приходится на ближайший понедельник, так что у них будет не два выходных, а три. Жиль с радостью согласился, однако, сославшись на намеченные на сегодняшний вечер встречи, пообещал, что приедет завтра утром на поезде.
Часы показывали пять, когда Софи остановилась во втором ряду перед школой. Чемоданы в багажнике, бак полон – остается только выехать на автостраду. С мобильного она позвонила Альбану и сообщила, что они с детьми приедут к ужину.
Я привезу еду, я уже все купила в «Hediard»!
И речи быть не может о том, чтобы Валентина становилась к плите! «Пароход» – дом Софи, и она не потерпит, чтобы эта девица изображала из себя хозяйку.
Как только Анна, Поль и Луи устроились на заднем сиденье и пристегнули ремни безопасности, она выехала на дорогу, движение на которой, как всегда по пятницам, было очень оживленным. Софи не очень нравилось водить машину, особенно такую, как этот купленный для нее Жилем семейный «универсал». И все же сегодня Софи чувствовала себя свободной. Сидя за рулем, она могла не слушать громкую болтовню детей, достаточно было время от времени оборачиваться, чтобы навести порядок, когда разговор переходил в ссору. Жиль, управляя автомобилем обычно рассказывал ей о своих клиентах или, что еще хуже, пускался в пересказ судебных прений, и Софи приходилось поддерживать беседу. Сейчас же она могла думать о чем угодно.
Поль, не прикасайся к стеклу! – рявкнула она, бросив взгляд в зеркало заднего вида.
Она сказала детям, куда они едут, и теперь они не могли усидеть на месте, предвкушая грядущие удовольствия. Как и отец, они обожали «Пароход», «на борту» которого располагали куда большей свободой, чем дома. Софи предпочитала называть дом виллой. О вилле Софи любила рассказывать друзьям, которые зеленели от зависти, когда, в подтверждение своих слов, она показывала пару фотографий. Софи не настаивала на продаже «Парохода» исключительно из эгоизма: где еще дети смогут так порезвиться, как не в огромном, принадлежащем семье доме, который к тому же находится в двух часах езды от Парижа? На выходных в квартире их невозможно заставить сидеть спокойно, особенно вечером, а у нее от их вечного гама мигрень...
Софи въехала в туннель, соединяющий шоссе с автострадой, с удивлением отметив, что вместо обычного стояния в пробке ей пришлось только слегка снизить скорость. Софи не любила импровизаций. Она была довольна, что с сегодняшней поездкой все вышло как нельзя лучше – она порадовала не только мужа и детей, но и сама с наслаждением думала о предстоящих выходных. Невзирая на мрачный прогноз погоды, раннее наступление ноябрьской ночи необходимость возвращаться домой в понедельник вечером, что наверняка окажется мукой, она была счастлива. Еще одним поводом для радости был купленный сегодня наряд – великолепный кашемировый свитер, черный (всем известно, что это самый удачный цвет для блондинок), и оригинального фасона джинсы. Изучив свое отражение в примерочной кабинке, Софи с удовлетворением отметила, что выглядит превосходно и теперь никакой Валентине не удастся ее затмить.
Перестаньте драться! Чтобы я вас не слышала, или поедем назад в город!
Пустая угроза, но дети тут же угомонились.
Коляʹ тоже приедет? – тоненьким голосом осторожно спросила Анна.
Не знаю, дорогая. Наверное.
Дети обожали, когда все внимание взрослых было обращено на них. У Альбана и Коля своих детей не было, поэтому и они, и прабабушка баловали детвору, как могли.
«И я была бы рада, если бы все оставалось по-прежнему! Малори не хочет заводить ребенка, тем лучше. А вот Валентина...»
Даже мысль о том, что у Валентины и Альбана может родиться ребенок, казалась Софи невыносимой. Ну не может Альбан превратиться в одного из этих сорокалетних папаш! Она не представляла его в роли отца и тем более – в роли мужа.
«Если эта шлюха забеременеет, то только затем, чтобы привязать его к себе!»
Софи даже не задумывалась о причинах своей антипатии к Валентине. По ее мнению, ни одна женщина на свете не достойна Альбана, поэтому его участь – всю жизнь оставаться идеальным деверем-холостяком, всегда таким очаровательным и готовым услужить, за которым ей так приятно присматривать.
Но Жо говорит, что нам нельзя туда ходить! – крикнул Поль.
Разгорался новый спор, и Софи резко вмешалась:
Ходить куда?
Наверх.
На чердак! Тот, что над маленькими комнатами, – уточнил Луи.
Что вам делать на чердаке? И потом, если Жозефина говорит «нет», вы должны ее слушаться. В доме полно места для игр.
Если играть в прятки, то везде, – заупрямился Луи. – По-другому неинтересно!
Он был старшим и, конечно, зачинщиком всяких глупостей.
А я боюсь лезть на чердак, – пожаловалась матери Анна. – Жо говорит, что призраков надо оставить в покое.
Призраков? – усмехнулась Софи. – Откуда в доме призраки? Дети, Жозефине очень много лет, а старые люди часто...
Она вдруг замолчала, осознав, что с помощью страшных рассказов о привидениях Жозефина отваживает внуков от железной лестницы, ведущей на чердак, и от хранящихся там старых, набитых всяким хламом чемоданов.
Вот что я вам скажу: вы должны с уважением относиться к прабабушке, – попыталась она исправить положение. – Никаких игр на чердаке! Вы меня поняли?
Ты веришь в привидения, мам? – насмешливо спросил Луи. – В призраков, живых мертвецов и...
Анна завизжала от ужаса, а ее братья громко рассмеялись.
Если не успокоитесь, вернемся в Париж! – взорвалась Софи.
Она включила указатель поворота, чтобы выехать из Довиля, но дети в страхе замолчали. Они замерли, глядя, какую дорогу она выберет, и с облегчением вздохнули, убедившись, что мать не собирается поворачивать назад.
Я хочу есть, – прошептала Анна.
Мы почти приехали, дорогая.
Хорошо хоть дом будет теплым, светлым, гостеприимным. Одним из преимуществ того, что Альбан решил в нем обосноваться, было наличие продуктов в холодильнике и сухих простыней. До его переезда вилла оживала на короткие промежутки времени, теперь же она воскресла.
* * *
Валентина распечатала текст, переведенный в течение дня, чтобы иметь возможность перечитать его завтра. По утрам она всегда перечитывала сделанное накануне и вносила правку, прежде чем снова сесть за работу. На этот раз она переводила по-настоящему захватывающую книгу – триллер, да такой страшный, что у читателя волосы вставали дыбом. Главная трудность заключалась в том, чтобы сохранить леденящую душу атмосферу и во французском варианте, не вмешиваясь при этом в авторский замысел. И все же периодически приходилось вносить в текст оправданные с литературной точки зрения изменения, но только ради того, чтобы перевод произведения раскрыл все грани авторского таланта.
Валентина выключила компьютер, встала и потянулась. Пора спуститься к Альбану и помочь ему накрыть на стол. Он сказал, что Софи привезет ужин с собой. И все же Валентина успела испечь пирог с яблоками во время своего вечернего чаепития, около шести вечера. Неплохо было бы принести в кабинет электрический чайник и чай в пакетиках, если она не хочет полжизни бродить по коридорам и лестницам.
Завернув по дороге в ванную, чтобы освежиться, она спустилась с третьего этажа в кухню. Оттуда доносился громкий гул голосов. Софи и дети были уже там, посреди груды чемоданов и пакетов с готовой едой.
Я не слышала, как вы подъехали! – с улыбкой воскликнула Валентина. – Хорошо добрались?
Как обычно по пятницам, но я уже привыкла, – язвительно ответила Софи.
Женщины посмотрели друг на друга, потом Софи указала на продукты.
Я привезла ужин. Надеюсь, вы любите колбасу?
Может, перейдем на «ты»? – предложила Валентина все тем же любезным тоном.
–Хорошо, мне это будет приятно!
И все же, общаясь с Валентиной, Софи оставалась ироничной и отстраненной. Совсем по-другому она заговорила с Альбаном:
Жиль приедет завтра в одиннадцать, поездом. Ты ведь встретишь его на станции? Я мечтаю подольше поваляться в постели...
Конечно, встречу. И заодно куплю нам на обед морепродуктов.
Было очевидно, что он рад приезду родственников, и Валентина в очередной раз спросила себя, не скучает ли он с ней. Она целыми днями сидит над переводом, а чем занят Альбан? Два дня назад Давид силой заставил его съездить в аэропорт Сен-Гатьен-де-Буа, но по возвращении Альбан рассказал ей так мало, что она так и не поняла, предложили ему там работу или нет.
Коляʹ и Малори приедут завтра вечером, – объявил он. – И довольно поздно. Не бросать же бутик открытым!
Может, они успеют к ужину? – спросила с надеждой Анна.
Нет. Вы будете ужинать первыми! – сухо ответила ей мать.
Валентине показалось, что Анна вот-вот заплачет, но Альбан подхватил малышку на руки и закружил по комнате.
Ну, завтра – это завтра, а сегодня мы будем есть все вместе! Признавайся, плутовка, ты хорошо учишься в школе?
Альбану нравилось возиться с детьми. Он будет прекрасным отцом, Валентина была в этом уверена. Пока дети рассказывали Альбану о своих школьных подвигах, она подошла к стоящей у шкафа Софи.
Держи, постелем эту скатерть и салфетки, – безапелляционным тоном заявила та. – Вы не могли бы... О прости, ты не могла бы взять бокалы в форме тюльпана? Это мои любимые!
Все зависит от того, что мы будем пить. Вот эти тоже очень красивые!
Софи посмотрела на Валентину, сдвинув брови.
Те, что ты показала, лучше не трогать, они очень тонкие. И уж точно нельзя давать их детям!
Объявление войны, казалось, не за горами. Софи не понадобилось много слов, чтобы дать Валентине понять: она здесь у себя дома, в отличие от какой-то там подружки Альбана. Не желая ссориться из-за пустяка, Валентина молча повернулась, перешла на другой конец кухни и стала нарезать хлеб. Она клала в корзинку последние кусочки, когда за ее спиной возникла Софи.
Надеюсь, ты на меня не обиделась? Нужно время, чтобы освоиться в доме. И у всех свои привычки...
Говоря «у всех», она подразумевала семью, частью которой Валентина не являлась. Это было совершенно ясно.
Альбан, я думала о тебе, – продолжала между тем Софи. – Я купила тебе тапенаду[4] и хрустящие хлебцы!
Раз так, пора подавать аперитив! – радостно отозвался тот.
А еще я привезла экзотические фрукты и миндальное печенье. Видишь, как хорошо я знаю твои вкусы!
А я испекла дурацкий пирог с яблоками, – пробормотала Валентина.
Почему «дурацкий»? Яблоко – эмблема Нормандии, ведь так?
–У нас на столе будут камамбер, ливаро и понлевек[5] .Пирог и сыры – не слишком удачная компания!
Софи не улыбнулась в ответ на шутку Валентины. Она остановилась рядом с Альбаном, который разливал по бокалам в форме тюльпана наливку из черной смородины.
Ты готовишь для нас кир? Как мило...
И с этими словами она нежно погладила его по плечу.
Знаешь, я рада, что ты поселился на вилле. Теперь мы будем приезжать чаще.
Мысли Валентины в этот момент были далеки от христианского сострадания: чем реже они с Софи будут видеться, тем для нее, Валентины, будет лучше. Подчеркнутая нежность жены Жиля в обращении с Альбаном раздражала Валентину, и она спрашивала себя, зачем Софи это делает. Что до Альбана, то он-то как раз ничего странного в поведении невестки не усматривал, поскольку привык к тому, что все женщины его балуют. Подавив вздох, Валентина подошла к ним и взяла из рук Альбана бокал.
Мы хотим есть! – нетерпеливо заявил Луи и тут же осекся под сердитым взглядом матери.
Сделай хоть что-то полезное, например, поправь скатерть, – бросила она сыну.
Софи отпила глоток из своего бокала. Она не торопилась убирать руку с плеча деверя.
Иногда я думаю, а не отдать ли мне их в интернат, по крайней мере, мальчиков, – доверительным тоном обратилась она к Альбану. – Жиль говорит, что очень любил свой пансион, но, странное дело, не хочет даже слышать о том, чтобы отправить туда Луи и Поля.
В нашем случае это было оправдано, потому что мы росли, можно сказать, в глуши. А вы с Жилем живете в Париже и можете устроить детей в любую школу, какую захотите, в двух шагах от дома. Я тоже любил пансион, но некоторые мои товарищи его терпеть не могли. Все зависит от родителей...
Тень набежала на лицо Альбана, и он опустил глаза, словно отдавая дань детским воспоминаниям.
Если бы ты только знал, какие теперь пошли дети! Они не дают мне покоя, выматывают все силы. Прошу, не торопись заводить детей, от них одна головная боль!
Деланно хихикнув, она спросила полушепотом:
Кстати, а ты хочешь детей?
Вопрос, прозвучавший так безобидно в исполнении Софи, Валентина никак не решалась задать Альбану сама, поэтому с неистово бьющимся от волнения сердцем ждала ответа.
Не знаю, – медленно ответил он.
В его голосе звучало сомнение. Он смутился и, скорее всего, предпочел бы промолчать. Валентина восприняла этот ответ как пощечину, поэтому, когда Альбан посмотрел на нее, словно ища поддержки, она отвела глаза. Вот как, значит, он не знает. А она, дура, каждый вечер, засыпая, представляет, как он обрадуется, когда она, наконец, все ему расскажет! Очень осторожно, чтобы никто не заметил, как дрожит ее рука, Валентина поставила бокал на стол. Как бы то ни было, она не собиралась допивать аперитив. Сегодня утром она решила, что ради будущего малыша пора внести изменения в свои привычки – бросить курить, сократить до минимума алкоголь, побольше гулять у моря.
Все за стол! – воскликнула Софи.
За длинным столом она заняла место хозяйки. Обычно здесь сидела Жозефина, но в ее отсутствие Софи охотно ее заменяла.
Валентина почувствовала, как рука Альбана легла ей на талию.
Ты не голодна, любовь моя?
Ну что ты, просто умираю от голода!
Она высвободилась из его объятий, выдавила из себя улыбку и села рядом с детьми. Альбан остался стоять на месте, глядя на нее с немым вопросом.
* * *
Жозефина задернула занавески в своей комнате. Она долго простояла у окна, глядя на фасад виллы. Многие окна были освещены – верный признак присутствия в доме детей, которые никогда не выключали за собой свет. Что ни говори, с такой иллюминацией «Пароход» выглядит куда веселей.
Да ты совсем спятила, старуха! Разве может этот дом быть веселым? – сказала она вслух сама себе.
Она любила разговаривать сама с собой, эта привычка появилась у нее после смерти Антуана. При жизни супруга она нередко обращалась к нему, даже если он в этот момент находился в другой комнате.
Ни веселья, ни радости давно не бывало в этом доме, да простит меня Господь за мои слова!
Жо повесила халат на спинку глубокого кресла, сняла тапочки и улеглась в кровать. Завтра она приготовит детям пирог «четыре четверти»[6], Поль и Луи его обожают, но Анна, конечно, предпочла бы шоколадные фонданы[7].
Значит, сделаю и пирог, и кексы. Хорошо, если этого хватит на всех, ведь приедут еще Жиль и Коляʹ.
Поудобнее устроившись на подушках, Жозефина надела очки.
Почитать или посмотреть телевизор?
Она уже не помнила вечерней программы телепередач, хотя просматривала ее за ужином.
Если я забыла, что там написано, значит, не очень-то это мне было нужно. Тем более любопытно узнать, что случилось с той женщиной. На чем я остановилась?
Жозефина всегда с удовольствием читала романы, но только не те, которые принято называть сентиментальными. Коля записал ее в два книжных клуба, продающих свои товары по каталогу, и теперь она могла заказать любое понравившееся произведение, да и Малори часто привозила ей книги из Парижа. Когда же Жозефине было нечего читать – ну вот совсем ничегошеньки! – она отправлялась на виллу. В ее бывшей спальне на полках красного дерева обрастали пылью сотни томов. Это были книги других времен, многие – из разряда классики, но их названий она уже не помнила. Она брала одну наугад и быстро уходила.
Пожилая дама открыла книгу и вынула закладку, но мысли ее были далеко. Она очень беспокоилась об Альбане и, конечно, о Валентине. Эта молодая женщина, несмотря на некоторую скрытность характера, ей очень нравилась. Почему она не рассказывает о своей беременности? Жозефина догадалась об этом с первого взгляда, но Альбан, разумеется, ни о чем не подозревает. Чего же боится Валентина?
Жозефина закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на одной-единственной мысли. Да, Валентина боится потерять ребенка, боится потерять Альбана. Но ведь ее молчание не может ни помочь ей, ни защитить ее.
Валентина будет прекрасной матерью, не то что Маргарита, – прошептала Жозефина.
Никто не мог помочь Маргарите, закрывшейся от мира в раковине своего безумия. Феликс старался изо всех сил, но его старания пошли прахом.
Мой Феликс, мой любимый сыночек, ты сам себя погубил...
Она так и не смогла смириться со смертью сына. Эта потеря стала незаживающей раной в сердце, драмой, которая никогда не должна была случиться.
Если кому-то и пора было уйти, то Антуану, но не тебе, мой мальчик, не тебе!
Проглотив слезы, Жозефина усилием воли заставила себя успокоиться и открыла глаза. В комнате было тихо, повсюду разливался мягкий свет. В этой мирной гавани она проживет дни, которые ей отмерены. А если бы она осталась на вилле, среди теней прошлого, то давно уже умерла бы от отчаяния.
Нужно заставить их продать дом!
Но у нее никогда не хватит на это смелости. Она не сможет рассказать им правду. Тем более что на этом «Пароходе», как братья привыкли его называть, они собираются все вместе, общаются, превращаясь в одну семью.
–Характер у Софи, конечно, вздорный, но она родила нам троих красивых маленьких Эсперандье. И они тоже без ума от «Парохода». Почему никто из них не чувствует притаившегося в доме зла?
Жозефине и Антуану пришлось сохранять невозмутимость до тех пор, пока младший из братьев, Коля, не поселился в Париже. Как только это случилось, силы стали покидать Антуана. Его уже не интересовали ни дом, ни собственная тяжелая болезнь. В последние дни жизни, когда рак медленно затягивал его в могилу, он попросил у Жозефины прощения: «Ты останешься одна. Продай все! Уезжай отсюда!» Однако ей не суждено было уехать: внуки сделали все возможное и невозможное, чтобы уговорить ее не продавать их обожаемый «Пароход». И они думали, что поступают правильно. «Ничего им не рассказывай, Жо! Ни за что и никогда!» Хранить молчание, что бы ни случилось, – не всегда верное решение, но что ответить умирающему, который хочет уйти с миром? «Слишком тяжкое бремя ляжет им на плечи, Жо, понимаешь?» Она это понимала, но достаточно ли крепки ее собственные плечи? «Пообещай мне!» Конечно, она пообещала, и клятвы не нарушит.
Альбан смог бы пережить удар. Он самый сильный.
Она всегда так думала, хотя любила всех троих одинаково. Безусловно, Коляʹ привык прятаться от невзгод в своих фантазиях, а Жиль, наоборот, крепко стоял на земле, но самый сильный характер был у Альбана.
Ну скажешь ты ему, и что? Свою-то совесть очистишь, но он перестанет спать спокойно! У него и так проблем хоть отбавляй, оставь его в покое. К тому же ты дала обещание, и если нарушишь его, Антуан утащит тебя за ноги в могилу...
Представив эту картину, Жозефина улыбнулась, вложила закладку на прежнее место и захлопнула книгу. Глаза закрывались сами собой, пришла пора гасить свет.
* * *
Ты не можешь и дальше ездить в этой колымаге, – заметил Жиль.
Почему? – поинтересовался Альбан.
Потому что она сиреневого цвета и от нее на ходу отваливаются запчасти.
Смеешься? Она недавно прошла техосмотр!
Жиль положил свой кейс в багажник, стараясь при этом поближе рассмотреть блюдо с дарами моря, которые Альбан купил у торговца рыбой.
Вдобавок ко всему она вся пропахнет креветками...
Он повернулся к брату и уже без шуток спросил:
Как ты себя чувствуешь, старик?
Нормально. Я очень рад, что Валентина со мной, что я теперь живу здесь и часто вижу Давида.
Кстати о Давиде: ты ведь его пригласил?
Давид придет завтра. Он хочет увидеть нас всех вместе.
Они сели в сиреневый «твинго» и выехали с привокзальной парковки.
Твоя жена решила поспать подольше, поэтому за тобой прибыл не ваш роскошный «универсал», а старая машина Жо!
Софи никогда не была ранней пташкой, – вздохнул Жиль. – Останови у кондитерской! Возьмем пирожных, я заплачу!
На этот раз заплатить тебе не удастся! Жо обо всем позаботилась.
Жиль кивнул, и вид у него был немного виноватый – Альбан не упускал возможности в шутливой форме обыграть его любимое выражение «я заплачу».
Ты правда хочешь оставить себе эту машину? Раньше ты отдавал предпочтение более удобным автомобилям.
Я брал их в аренду, Жиль. И редко ими пользовался в Париже, я ведь постоянно был в разъездах.
После паузы Жиль осмелился задать вопрос:
Тебе этого не хватает?
Естественно.
Путешествий?
Нет. Полетов. Я стараюсь об этом не думать.
–А какие у тебя планы на будущее?
Ничего не приходит в голову. Все идеи кажутся мне глупыми, предложения не вызывают ничего, кроме отвращения. Технический консультант, директор аэроклуба... Нет, мне пора поставить на авиации крест, сменить профессию, но я не знаю, куда податься.
Ну, все не так плохо, у тебя есть время подумать. Что до твоей страховки, я все держу под контролем, будь уверен.
Чтобы избежать столкновения интересов, поскольку речь шла о брате, Жиль доверил ведение дела одному из своих коллег, который специализировался в этой сфере.
Что ж, я буду рад получить деньги, – сказал Альбан. – Но не только в них дело, ты и сам это знаешь! Мне нужно найти себе какое-то занятие. Когда я вижу, как Валентина работает над переводом, я ощущаю вину, начинаю чувствовать себя бесполезным...
Женись на ней.
Не вижу связи. Люди не женятся только для того, чтобы хоть чем-то себя занять. Тем более я не уверен, что она этого хочет. При желании можно найти жениха и поинтереснее, чем безработный, живущий в глуши, разве не так? К твоему сведению, я уже делал ей предложение, еще до аварии, но она все перевела в шутку. И мне не хочется еще раз получить отказ. Валентина дорожит своей независимостью, в жизни ей пришлось несладко.
Рассказывай!
В общем, она плохо ладила с матерью и совсем не ладила с отчимом. Рано ушла из дома, работала за гроши и сразу на нескольких работах, чтобы оплачивать свое обучение. Ее жених, узнав о беременности, тихо собрал вещи и смылся, а у нее случился выкидыш. Когда мы познакомились, Валентина недоверчиво относилась ко всем мужчинам, и думаю, с тех пор мало что изменилось. Если я хочу создать с ней семью, не стоит форсировать события. Боюсь, что она с подозрением смотрит на все, что касается семейной жизни.
Мы все организуем так, что она поймет: семья – это прекрасно! – заявил Жиль, дружески хлопнув Альбана по плечу.
Если уж мы заговорили о Валентине... Софи ведет себя не слишком...
Софи ведет себя отвратительно со всеми женщинами. Особенно недолюбливает хорошеньких, как твоя Валентина. К тому же она к тебе неравнодушна.
Твоя жена?! – в ужасе вскричал Альбан. – Надеюсь, ты шутишь?
Конечно, шучу, – ответил Жиль, смеясь.
Машина тем временем уже сворачивала к вилле.
По приезде они разошлись в разные стороны: Жилю хотелось поздороваться с Жозефиной. По традиции каждый из братьев, приехав из Парижа, первым делом приветствовал бабушку и только потом переступал порог «Парохода».
В руках у Альбана было громоздкое блюдо с морепродуктами, поэтому он отправился прямиком в кухню. Доверительный разговор со старшим братом принес ему некоторое облегчение. С одной стороны, Альбан нуждался в поддержке Жиля, чтобы наконец начать ремонт дома, а с другой – искал способ одолеть свои страхи. Главной его заботой была Валентина, он это понял, разговаривая с Жилем. Последние несколько дней Альбана преследовала мысль, что в их отношениях что-то не так. Ее раздражительность он объяснял сменой обстановки и тем, что он не может предложить ей ничего определенного. Да и дом был слишком большим и тихим для них двоих. Может, она уже жалеет о том, что поехала за ним в Нормандию? Он не решался спросить ее об этом прямо и всеми возможными способами старался развлечь. Вчера расстроенная Валентина уснула, отодвинувшись от него на другой конец кровати. «Твоя невестка терпеть меня не может!» – пробормотала она, засыпая. А ведь всего месяц назад они вместе смеялись над колкостями Софи, не придавая им ни малейшего значения.
Убедившись в том, что блюдо не помещается в холодильнике, Альбан направился в кладовую, открыл окно и поставил морепродукты за окно. Несколько секунд он любовался пейзажем. С деревьев понемногу опадали листья, и сквозь оголенные кроны на горизонте теперь было видно море.
Альбан, замерзнешь! – воскликнула, входя в комнату, Валентина. – Я тебя искала, думала, ты уже приехал...
Она подошла к нему и скользнула в его объятия.
Работать невозможно – дети устроили дьявольские танцы по всему дому.
Они тебе мешают?
Нет, что ты! Они замечательные. Да и где еще они могут так порезвиться? Альбан... Знаешь, я чувствую себя виноватой за то, что дулась на тебя вчера вечером.
А ты на меня дулась? – переспросил он с улыбкой.
Софи смотрит на меня сверху вниз, и меня это раздражает.
Но, дорогая, ты выше ее ростом!
И что с того? Эта дамочка не упускает случая показать, что она здесь хозяйка. С тобой она сюсюкает, старается привлечь твое внимание и при этом делает вид, что меня вообще нет в природе!
Она всегда такая. Когда вы познакомитесь поближе, все наладится.
Думаешь? Я уверена, она не имеет ни малейшего намерения узнать меня лучше. Наоборот, лелеет надежду, что скоро я уберусь со сцены.
Даже не думай! – сказал Альбан, целуя ее волосы.
Я не хочу критиковать твою семью или ставить тебя в неловкое положение, но ваша Софи – ломака, вот она кто!
Когда Валентина использовала слово «вот», это означало, что инцидент исчерпан, и она не хочет к нему возвращаться. Альбан прижал ее к себе и почувствовал, что она смеется.
Наверное, ты думаешь, что я невыносима!
Я думаю, что ты замечательная.
На этот раз он поцеловал Валентину в губы, поцеловал со всей бесконечной нежностью, которую к ней испытывал.
* * *
В кухне, застыв, стояла Софи. Она услышала конец разговора Альбана и Валентины. Слово «ломака» оскорбило ее до глубины души. Эта тварь издевается над ней, а Альбан слушает и молчит!
Дверь из кухни в кладовую так и осталась открытой, поэтому Софи откашлялась, чтобы заявить о своем присутствии, потом ожесточенно загремела посудой.
Наша соня выспалась? – шутливо поинтересовался Альбан, входя в кухню.
Он вел Валентину за руку и улыбался невинно, как дитя. Пока Софи подыскивала колкую реплику, открылась дверь и в кухню, крича, ворвались дети.
