Текст книги "Алая нить"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Не с ней, во всяком случае.
Она снова заерзала на стуле, не понимая, почему чувствует себя такой подавленной. Может, потому, что дискуссия разгорелась вокруг летящих под откос жизней трех женщин, которые очень нравились Сьерре, которыми она восхищалась. Может, потому, что так много людей вокруг нее умели больно ранить.
Может, потому, что ее собственная жизнь, казалось, вышла из-под контроля и зияла пугающей пустотой.
– Что тебя беспокоит? – тонко подметив ее настроение, спросила Марша. Нэнси и Эди тоже внимательно смотрели на нее.
Насколько искренней можно быть с этими женщинами? Она ли одна боролась с чувством безнадежности?
– Не знаю. Думаю, много чего. Не уверена даже, что сумею объяснить.
Ее собеседницы сидели в ожидании.
Сьерра решила рискнуть и высказать свои тайные тревоги.
– Я весь день так занята. И все же к концу дня я чувствую себя… опустошенной, будто не сделала ничего путного и важного, а время прошло.
– Чего ты от себя ждешь? – выпалила Нэнси. – Хочешь найти лекарство от рака?
– Нет, но что-нибудь…
– Самое лучшее, что мы можем сделать, – это быть счастливыми, – решительно внесла свою лепту Эди.
– Между нами, – с легким укором в голосе сказала Марша, – если мы не в состоянии управлять нашей собственной жизнью, можем ли мы полагать, что способны управлять нашими семьями?
Управлять. Слово какое-то неблагозвучное, слух режет. Сьерра представила себя президентом компании, отдающим приказы своим работникам. Слова Мередит снова всплыли в памяти. Жесткие и неприятные, но точные. Сьерра знала изнутри семью Марши. Наблюдать за тем, как Марша обращалась с Томом и детьми, все равно, что смотреть, как кукольник дергает за ниточки своих марионеток. Марша всегда в точности знала, что нужно сказать или сделать, чтобы заставить членов своей семьи делать именно то, чего она от них ожидает. Оба ее ребенка учились на «отлично», активно занимались спортом, не имели проблем в общении со сверстниками. Муж ее работал не покладая рук, зарабатывал солидные деньги, и каждый вечер приходил домой не позже половины шестого. Жизнь Марши, казалось, текла ровно и гладко.
Может, это и есть ключик к счастливой семье? Женщина, которая может всем управлять?
Если в этом дело, то она, Сьерра, просто обречена на неудачу.
Управлять Алексом? Смех, да и только! Они теперь не могут даже спокойно поговорить друг с другом. А если и говорят, то все беседы заканчиваются ссорой. У Алекса железная воля. За последний год этой самой волей он проехался по ней, как многотонный каток по мостовой.
Эди поменяла тему разговора. Она упомянула о просмотренном недавно спектакле, и Нэнси тут же подхватила, согласившись, что представление оказалось очень занимательным. Марша заговорила о своем намерении сопровождать Тома на деловую конференцию в Детройт. В ответ на вопрос Нэнси она признала, что большинство мужчин его компании поедут на совещание без своих супруг. Улыбаясь, она проронила, что Тому понравилась идея ускользнуть вдвоем и чудесно провести время.
– Вдвоем? – удивилась Нэнси. – С Томом, который большую часть дня будет просиживать на встречах? Что же ты собираешься делать?
– Буду отдыхать, читать, обедать с Томом. А еще, думаю, в промежутках между совещаниями обязательно отыщется свободное время, и я свожу его в парочку музеев.
– В Детройте есть музеи? – поинтересовалась Нэнси.
– Да, музей Генри Форда с его чудо-конвейером, – ответила Марша, весело рассмеявшись. Но Сьерра почему-то подумала, что истинная причина поездки ее подруги с мужем все-таки кроется в желании держать его под своим неусыпным наблюдением.
«Ладно, а если и так? – с вызовом задала себе вопрос Сьерра. – Такая ли это плохая идея во времена повсеместно разваливающихся браков?»
Рассеянно сражаясь со своим омаром «термидор», Сьерра вспомнила, как в прошлом году Алекс просил ее поехать с ним в Лас-Вегас на выставку бытовой электроники.
– А как же моя мать?
– Какое отношение выставка имеет к твоей матери?
– Она приезжает навестить нас. И ты знал об этом! Я говорила тебе несколько недель назад.
– Ты тоже знала о выставке! – Он выругался по-испански. – Я записал в твоем блокноте, в каких именно числах открывается выставка.
– Нет, ничего ты не записывал!
– Позвони матери и попроси отложить ее приезд на неделю.
– Значит, ей придется выкручиваться и менять весь свой график только для того, чтобы доставить тебе удовольствие?
– Она на пенсии. О каком графике может идти речь?
В итоге Сьерра не поехала в Лас-Вегас, хотя ей все же пришлось звонить матери и менять договоренность с ней. Она отправилась с детьми к родителям и провела в Хилдсбурге восемь дней. Мама выглядела уставшей и очень похудевшей, но крепкой духом и в хорошем настроении. Они подолгу сидели на пляже и с удовольствием предавались долгим беседам, наблюдая за плескавшимися в реке Рашн детьми. Сьерра вернулась в Северный Голливуд полная раскаяния и чуть ли не в страхе от предстоящей встречи с Алексом. Их телефонные разговоры, пока она находилась в Хилдсбурге, отличались холодностью и натянутостью. Она извинилась, и на какое-то время отношения между ними наладились.
Наладились, но не стали прежними.
Буквально на днях, во время званого обеда у Мэтта и Лоры, Одра упомянула о выставке. Стив подхватил тему, сказав, что в этом году с ними поедут еще несколько новых сотрудников. Алекс в это время преспокойно потягивал вино и даже не взглянул на жену, когда говорил о своей готовности ехать в Вегас.
Накалывая кусочек омара на вилку, Сьерра решила на этот раз в интересах брака поехать с Алексом.
– Тебе будет неинтересно, – проронил Алекс в ответ на начатый Сьеррой вечером того же дня разговор.
– Почему ты так уверен?
– Весь этот блеск, встречи, огромное количество незнакомых тебе людей. Ну а тех, с которыми мы знакомы, ты на дух не переносишь.
– Полагаю, ты намекаешь на то, что и Одра будет там.
– Да, Одра поедет. Она всецело поддерживает Стива.
Сьерра услышала то, чего он не произнес вслух: она, Сьерра, никогда его не поддерживала. Ярость, в последнее время всегда готовая вырваться наружу, разлилась по всему телу. Но по чьей вине? Алекс постоянно наседал на нее. Она его не поддерживает. Она плохая мать, иначе оценки у детей были бы выше. Она вообще ничего не делает, только тратит его деньги в клубе. А чья это была идея?
– В этом году мне бы хотелось поехать с тобой, – настойчиво повторила она.
Он как-то странно посмотрел на нее.
– Ты говорила, что ненавидишь Лас-Вегас.
Что действительно бесило ее, так это способность Алекса запоминать каждое оброненное в пылу ссоры слово и затем бросать ей в лицо. Сьерра задержала дыхание, чтобы не потерять самообладание.
– Я никогда не бывала в Лас-Вегасе, Алекс. Хотелось бы посмотреть, что это за город.
Он не стал спорить. Лишь посмотрел на нее. Интересно, почему ему так трудно принять решение, задавалась вопросом Сьерра. Разве не он предложил ей сопровождать его в прошлом году? Неужели он не хотел, чтобы она составила ему компанию на этот раз?
– Прекрасно, – бросил он, отводя взгляд в сторону, – но без детей. Выставка для меня – это работа, не игра. Тебе бы тоже не мешало понять это. У меня не будет возможности развлекать тебя.
Великодушный донельзя.
– Я попрошу Маршу оказать мне любезность и принять детей на выходные.
– Времени на экскурсии по городу у тебя не будет, – добавил он. – Нам придется посетить множество деловых обедов и организованных нашей фирмой приемов.
– Нужно ли мне обновить свой гардероб по случаю?
– Спроси у Одры.
—*—
Б оже, разве Ты не слышишь, когда люди молятся?
Разве Тебя это не волнует? Мама говорила, что Ты заботишься о нас, но я не чувствую этого после той страшной беды, которая нас постигла. У меня даже появились сомнения, что Ты существуешь.
Иногда мне кажется, что хуже уже быть не может. Но это не так. Сначала отъезд Джеймса. Потом появление Салли Мэй в качестве жены Мэтта. Потом мамина смерть, а потом папа со своим виски. Как будто всего этого было мало, так Лукас уехал, прихватив с собой лучшего коня. Боже, что еще Ты собираешься отобрать?
Мама часто говорила, что все в Твоей власти. Так вот что хотелось бы узнать у Тебя: за что Ты посылаешь нам эту скорбь и печаль?
Салли Мэй почти все время болеет. Все время чего-то боится. Ничто ей не в радость. Она или плачет, когда Мэтт на работе, или орет на него, когда он дома. Говорит, что хочет домой к бабушке в Фивер-Ривер. Мэтт не повезет ее, а ее отец сказал, что умывает руки после ее свадьбы.
Папа весь день работает и пьет всю ночь, пока не засыпает. И при всей этой работе совсем не похоже, что год будет удачным.
Через месяц у нас совсем не будет мяса, а поскольку Лукас стащил папино ружье, то добыть его не будет никакой возможности.
Хуже быть уже не может.
Я была неправа.
Больше я не буду надеяться на Бога. Бога нет. Есть только ад на земле. Маме повезло. И Салли Мэй тоже, потому что она умерла.
Им не о чем беспокоиться. Нам же придется расхлебывать то, что они натворили. Мама уповала все время на небеса. А Салли Мэй знала, что ей уготовано место в аду.
Ума не приложу, что я буду делать с этим ребенком.
Мэтт поджег папино поле вчера. У него была серьезная причина. Салли Мэй сказала, что не он отец ребенка. Она знала, что умирает, и это напугало ее до безумия. Поэтому она рассказала страшную правду. «Ты думаешь, что ты отец, Мэттью? Тебе ведь тогда обязательно нужно было уехать с Лукасом в Фивер-Ривер, не так ли? Я знала, что ты будешь думать обо мне, когда вернешься. Я хотела сделать тебе больно прежде, чем ты сделаешь больно мне, и я сделала. О, да, я сделала. Я не собиралась тебе говорить, но я не могу умереть с этим грехом на душе. Я не хочу гореть в аду. Слышишь меня?» Мэтт спросил, что, мол, она такое несет. И Салли Мэй продолжила: «Ребенок не твой. Твой отец сделал его мне». Мэтт обозвал ее лгуньей, на что Салли сказала, пусть он сам спросит у отца. И он спросил.
Папа сказал, что он был пьян, когда она пришла и легла рядом с ним как жена. Он не знал, что он тогда делал. Мэтт обезумел. Он бил отца так сильно, что я подумала, он убьет его. Он три раза отшвыривал меня, прежде чем я смогла остановить его. А папа просто лежал в грязи, истекая кровью. Мэтт поджег поле. С тех пор я не видела его.
Салли Мэй жутко кричала. У меня волосы встали дыбом от ее крика. Ребенок пришел в этот мир вместе с огнем. Дыма было столько, что глаза жгло. Пожар не задел дом. Ветер изменил направление, и огонь стал распространяться от поля к лесу и реке. Если бы не это, то папа, Салли Мэй, ребенок и я уже были бы мертвыми.
Ребенок родился ночью, тогда же началось кровотечение. Никогда я не видела так много крови. Она просочилась через соломенный матрас и большой лужей собралась на полу под кроватью. Тогда Салли Мэй перестала кричать. Папа вошел в дом, когда я позвала, но лишь остановился в дверях. Я продолжала кричать и звать его на помощь. Он сказал, оставь это порочное дитя умирать со своей матерью. Он сказал, пусть они вместе катятся прямо к дьяволу.
Я не смогла их так оставить. Не могла позволить умереть этому ребенку. Мать его была вертихвосткой, а отцом ему приходится пьяный дурак. Так что же, он должен погибать из-за этого?
Папа сказал, что не позволит дьявольскому отродью Салли жить в его доме. Я сказала, что это не отродье и тем более не дьявольское, а его собственный сын. Он проклял меня. Сказал, что больше я ему не дочь. Сказал, что если я не уберусь из дома и не заберу ребенка, то он убьет нас обоих.
Я слышу, как отец копает могилу для нее. Не будет никакой церемонии или прощания. Он сжег все ее вещи и кровать, на которой они с Мэттью спали.
Ему следовало гореть вместе со всем этим.
Я решила назвать ребенка Джошуа. Это не семейное имя, как Мэттью и Лукас. Но почему кто-то непременно должен хотеть принадлежать к этой семье? Мне нравится, как звучит это имя. Я вычитала его в Библии. Мама, бывало, пела о Джошуа [12]12
Джошуа – библ. Иисус. Имеется в виду Иисус Навин (см.: Нав. 6).
[Закрыть], который затрубил в трубы, и рухнули стены Иерихона.
Может, плач Джошуа разрушит стены, которые создал наш папа? И отец позволит нам вернуться и жить в доме, пока не ударили морозы?
Может, Джошуа не очень подходящее имя для этого ребенка. Он ведь не для того пришел в этот мир, чтобы вести свою семью в землю обетованную. Он вообще ничего, кроме проблем, не принес с собой со дня своего рождения.
Сегодня приходил пастор.
Он сказал, что одна дама, живущая по ту сторону реки, очень хочет ребенка. Я сказала ему, что ей следовало бы поговорить об этом со своим мужем, а не посылать ко мне пастора. А он сказал, что если я отдам ребенка, то отец, возможно, простит мне мои грехи и позволит вернуться в дом. Я спросила у пастора, что он знает о том, что случилось, и он сказал, что знает все, что ему следует, и я сказала ему, что он не очень-то много знает. Он весь раздулся как жаба и покраснел. Он сказал, что незамужняя девица с ребенком не должна говорить со старшими в таком тоне и что совсем неудивительно, что отец вышвырнул меня из дома. Он сказал, что папа поступил правильно. Он сказал, что в старые бремена меня бы забили камнями до смерти за то, что я сделала. Так я больше ничего не сказала, пока он не ушел. Никто не отберет у меня Джошуа.
Я попыталась поговорить сегодня с папой, но он прошел мимо так, словно меня вообще не было. Я последовала за ним на выгоревшее поле и стала умолять, но он притворялся, что ничего не слышит, пока Джошуа не заплакал. Тогда он обернулся и посмотрел на меня. Я никогда не видела такого выражения на его лице. Я вообще никогда не видела, чтобы кто-нибудь так смотрел. Он сказал, чтобы мы убирались подальше или он убьет нас обоих. Я сказала, надвигается зима, папа. Ты хочешь, чтобы мы умерли?
Он сказал – да.
Сегодня выпал первый снег. У козы уже нет молока. Кажется, что я вовсе не уберегла ребенка от смерти. Только обрекла его на страдания.
Снова приходил пастор. Он сказал, что если я не отдам ребенка той женщине, то папа пошлет нас в Фивер-Ривер к сестре моей матери вместе с Райнхольцами, семьей переезжающих немцев. Пастор сказал, что месяц назад лихорадка унесла двоих детей Райнхольцев, и они не могут переждать даже зиму, так им бее здесь напоминает об их горе. Добрым, истинно христианским поступком будет отдать им этого ребенка. Я сказала, что если они сумели родить двоих детей, то смогут иметь еще, а я не собираюсь отдавать свою кровинку ни по какой причине. Он сказал, что я безжалостная и самонадеянная. Когда я промолчала, он спросил, знаю ли я, что означает самонадеянная. Я сказала, что это когда кто-либо думает, что уже знает все на свете, что нужно знать, но не знает ничего.
Он сказал, что я слишком упрямая. Может, так оно и есть. Но я знаю наверняка, что пастору будет труднее проглотить правду, чем ложь, которую он все продолжает пережевывать.
Я не собираюсь говорить ему, что случилось. Лучше пусть он думает, что Джошуа мой, чем знает, откуда он взялся на самом деле. Это очень плохо, что Бог знает и ничего не делает, чтобы все в округе узнали правду.
Богу безразлично.
Я не думала, что тетя Марта позволит мне переступить порог ее чудесного дома. Райнхольцы сказали мне переждать час, прежде чем войти в Фивер-Ривер. Теперь этот город называется Галена, после того как в окрестностях появились рудники [13]13
Название города (Galena) в переводе с англ. означает «галенит – минерал, сульфид свинца; основная свинцовая руда».
[Закрыть]. Райнхольцы не хотели, чтобы кто-нибудь знал, что они имеют хоть какое-то отношение к девице с ребенком и без мужа, и даже не представляли, куда я направляюсь. Потому я сделала, как они просили, и прождала до ночи, а потом пошла в город. У первого же человека, которого встретила, я спросила, где живет Марта Вернер. Парень отвел меня прямо к дому. Я чуть не умерла, когда увидела этот дом. Он такой большой и стоит в конце идущей вверх улицы. Двухэтажный деревянный дом с лестницей.
На мой стук дверь открыла черная женщина. Я спросила Марту Вернер. Она позвала Кловиса. Прибежал черный мужчина и начал развязывать веревки вокруг моей талии. Я испугалась и сказала, что не позволю ему забрать мою козу. Мой ребенок нуждается в молоке, иначе умрет. Он сказал, что коза будет поблизости и что он проследит, чтобы ее накормили и напоили.
Тетя Марта – самая красивая женщина, которую я когда-либо видела. На ней было желтое платье с белыми кружевами. Она сразу же узнала меня. Сказала, что я очень похожа на маму. Она взяла у меня Джошуа. Хорошо, что она так сделала, потому что я больше не могла его держать. Довольно долго пришлось идти от дома до Фивер-Ривер, или Галены, или как там его называют, этот город. Хуже, что пришлось наглотаться пыли с целый вагон. Я не хотела сидеть на ее мебели в своей грязной одежде, но черная женщина подняла меня с пола, на который я рухнула, и все равно усадила на диван.
Черную женщину зовут Бетси. Она потащила меня на кухню и усадила рядом с печью. Тетя Марта держала на руках Джошуа. Кловис сходил за водой к городскому колодцу, и Бетси разогрела ее в больших котлах. Я спросила о козе. Он сказал, что с козой все в порядке, что ее накормили, и вышел за следующим ведром воды. Бетси сняла с меня одежду и усадила меня в большую кадушку. Никогда еще не чувствовала такого удовольствия, как от этой теплой воды, льющейся на меня ласковой струей. Она искупала меня как ребенка, пока тетя Марта купала Джошуа и играла с ним. Бетси сказала: «Хватит переживать из-за этой козы. Мой муж Кловис очень хорошо позаботится о ней».
Когда Джошуа принялся шуметь, Бетси вышла и подоила козу. Тетя Марта села в кресло-качалку рядом с печкой, стала кормить Джошуа и напевать мамину песню. Я заплакала. Я не могла остановиться. Просто сидела в теплой воде, а слезы все бежали и бежали.
Тетя Марта выделила мне комнату и настоящую кровать. Джошуа спал со мной. Еще никогда он не спал в кровати. Вообще-то я никогда раньше ничего подобного не видела. Медная кровать вся сверкала как золото, в изголовье – кружевной навес. Тетя Марта сказала, что кровать принадлежала маме, до того как она убежала с папой. Она сказала, что их папа сделал заказ, и ее привезли на корабле аж из самого Нью-Йорка.
Интересно, удалось ли Джеймсу попасть в Нью-Йорк, как он хотел. Может, он даже в Китае сейчас.
Тетя Марта не задает мне много вопросов. И она не смотрит на меня так, как другие. Райнхольцы были в церкви сегодня и вообще не смотрели в мою сторону. По дороге домой я сказала тете Марте, что Джошуа – сын Салли Мэй. Это полуправда. Она заплакала и поцеловала меня. Она сказала, что любит меня, и что я могу оставаться у нее навсегда, если захочу. Она сказала: «Тебя не должно беспокоить, что говорят люди. Правда в конце концов всегда выплывает наружу».
Надеюсь, что только не эта правда.
Тетя Марта думает об образовании так же много, как мама. Она говорит, что у меня светлая голова, которую необходимо наполнить хорошими вещами. С этой целью она учит меня читать, писать, считать, а еще читает мне Библию. Она говорит, что единственный способ чего-то добиться в жизни – это знать Слово Божие. Мама знала Библию вдоль и поперек, но это не принесло ей ничего хорошего. Я не стала говорить тете Марте об этом. Я лучше стану грызть камни, чем сделаю ей больно. Жизнь и так делает это с легкостью.
8
Сьерра в одиночестве прогуливалась по заполненным людьми залам выставки бытовой электроники. Выставочный центр гудел как пчелиный улей. Все вокруг напоминало ей ярмарки штата с их праздничной атмосферой, правда, людей старше тридцати здесь почти не было, да и одеты все были в деловые костюмы.
Обширные выставочные стенды выстроились в ряд по обеим сторонам застеленного ковром прохода. На экранах демонстрировались свежие видеоигры. Повсюду, куда ни бросишь взгляд, вспыхивали яркие неоновые разноцветные картинки, похожие на мультяшки. Все вертелось, мелькало перед глазами, дребезжало в ушах, словом, голова шла кругом. Сьерра увидела человека небольшого роста, одетого довольно вызывающе, в очках в блестящей оправе; он стоял в окружении нескольких мужчин выше его ростом. Судя по их почтительному обращению, он был достаточно важной персоной в этой индустрии.
Иногда ей удавалось вычислить важную фигуру, иногда нет.
Вечером позавчерашнего дня, на приеме, Алекс представил ее некоему мужчине. Выглядел тот довольно заурядно, но как только он отошел от них, Алекс сказал, что фирма, в которой работает этот человек, соорудила двухмиллионную студию в его собственном доме, чтобы тот мог записывать звуковые файлы для игр.
Кто-то налетел на Сьерру, бросил взгляд на ее бейджик, пробормотал извинения и побежал дальше. Все смотрели на бейджики. Алекс безошибочно, как гончая на охоте, мог вычислить торговых агентов и репортеров. Хотя прилагать особых усилий ему не приходилось. Репортерам из журналов «Гейм Информер», «Бластер» и «Некст Дженерэйшн» приходилось биться за возможность назначить с ним встречу.
Затерянная в лабиринте людей и стендов, Сьерра пыталась сориентироваться и найти путь обратно к выставочной площадке фирмы «Мир будущего». Было уже около пяти пополудни, и Алекс договорился с ней встретиться там. Им нужно было подняться в свой номер и переодеться для предстоящего делового обеда. Стенд «Мира будущего» находился вблизи центра с большими телевизионными экранами, показывающими новую игру Алекса – «Камуфляж».
Куда бы она ни повернулась, слышался профессиональный жаргон компьютерщиков.
«FMV у них лучший в индустрии», – взволнованно сообщил один из участников выставки, имея в виду видеофильм кинематографического качества. Алекс объяснял Сьерре, что для FMV все схватки воспроизводятся настоящими актерами, а затем весь цикл вводится в компьютер и таким образом достигается реалистичная графика. Фирмы затем используют простейшую операцию компьютерной верстки и вставляют FMV в свою игру. Она слышала разговоры о «наложении текстур» и «полигональной графике» [14]14
Самая распространенная разновидность Зd-графики.
[Закрыть]и не могла даже отдаленно представить, о чем, собственно, люди толкуют.
Во время обеда Сьерра слушала, как Алекс рассказывает о работе и своей новой игре. Он выглядел очень уверенным и деловым, когда отвечал на вопросы и посвящал окружающих в свои теории и планы. С легкостью удерживал восторженное внимание гостей, разжигая их дальнейший интерес. Она прежде никогда не знала мужа с этой стороны. Она гордилась им, его очевидными достижениями и способностью влиять на других. Правда, при этом она ощущала себя его милым, но абсолютно ненужным украшением. После представления и положенных по этикету приветствий она села и снова стала прислушиваться. Алекс давал интервью. И хотя Сьерра была рядом с ним, к ней очень редко обращались. Половину из услышанного она даже не поняла.
– Вы играете в игры, придуманные вашим мужем, Сьерра? – спросил ее один молодой человек, как только подали обед.
– Нет. Компьютерные игры меня не очень интересуют. Они слишком быстрые и слишком сложные для меня.
Алекс рассмеялся.
– Сьерра предпочитает «реальные» игры – теннис в загород ном клубе, маникюр и магазины.
Тот, другой, рассмеялся вместе с ним. Она тоже присоединилась к общему веселью, прикидываясь, что разделяет шутку, в то время как изо всех сил пыталась скрыть вызванное репликой мужа удивление и боль. Алекс сказал это легко и непринужденно. Она же ощутила себя униженной.
Такой он ее видит? Недалекой молодой женщиной, которой нечем заняться.
Всю ночь и большую часть дня мысль эта неотступно преследовала ее, изводила.
«Боже, теперь я уже не знаю, кто я».
Перед ней висел огромный экран с ярко раскрашенными воинами, в руках у которых было средневековое оружие. Один разрубил другого топором, и неоново-красная кровь хлынула рекой. Сьерра отвела полный отвращения взгляд и продолжила путь. По крайней мере, теперь она знала, где находится. Через два прохода направо замаячил нужный ей «Мир будущего».
Алекс разговаривал с двумя незнакомцами в деловых костюмах, а рядом стояла Элизабет Лонгфорд, коммерческий директор компании «Мир будущего», с планшетом для записей в руках. На молодой женщине был модельный костюм темно-зеленого цвета, идеально сидящий на ее точеной фигурке. Ни одной морщинки или неровности, даже после целого дня пребывания на выставочной площадке и переговоров с торговыми агентами. Длинные светлые волосы Элизабет прихотливыми завитками рассыпались по спине.
Сьерра всего несколько раз встречалась с Элизабет и считала ее холодной и неприветливой. Элизабет была очень привлекательной, честолюбивой и настоящим профессионалом в своем деле.
Сьерра подспудно ощущала неловкость в ее обществе, и ощущение это лишь усилилось, как только она увидела беззаботно болтающего с ней Алекса.
* * *
– Да, она молода, – подтвердила Одра в тот вечер на приеме. Сьерра стояла рядом с ней около столика с закусками и потягивала шампанское. – Несколько недель назад ей исполнилось двадцать шесть.
Алекс и Стив находились неподалеку, обсуждали деловые вопросы с парой торговых агентов, интересом которых, пожалуй, полностью завладела Элизабет в своем черном, переливающемся платье с глубоким вырезом. Простой элегантный покрой наряда свидетельствовал о вложенных в него деньгах. О больших деньгах.
– Она окончила колледж Уэллсли, – добавила Одра, отставив свой бокал с шампанским, чтобы намазать икру на маленький тон кий ломтик тоста. – Степень магистра по маркетингу она получила в Колумбийском университете.
Сьерра проводила взглядом молодую женщину, которая в тот момент выходила на танцевальную площадку с одним из агентов. Плавные, изящные движения Элизабет резко контрастировали с порывистыми, резкими вращениями ее партнера.
– Она очень хороша собой, – признала Сьерра, заметив, как Алекс и Стив поглядывают на нее.
– Именно, – протянула Одра таинственно. – Она знает, как преподнести себя. Элизабет окончила школу в Швейцарии. – Одра снова взяла свой бокал с шампанским. – Я спрашивала ее об этом, но она не придает особого значения таким вещам. Требование семьи. Понятно, конечно. – Одра аккуратно отправила в рот кусочек тоста. – Ее отец – потомок одного из первых поселенцев, прибывших на судне «Мейфлауэр». – Посмотрела на Сьерру. – Она в очень тесных деловых отношениях с Алексом.
Для Сьерры слова Одры прозвучали как предупреждение. Они вселили в нее сомнение и страх.
* * *
– Тебе нравится Элизабет? – позже, в гостиничном номере, спросила Сьерра у Алекса.
– Она прекрасный работник, – ответил Алекс, развязывая галстук.
Вешая пиджак от его костюма, Сьерра ожидала, что он добавит что-то еще. Когда продолжения не последовало, она повернулась и увидела, что он стоит у широких окон с видом на огни Лас-Вегаса. Он был так красив, что ее сердце прожгло острой болью. Какая женщина устоит перед его привлекательностью?
Сьерра чувствовала, как под ложечкой жгло и томило. Как давно их не соединяло страстное желание? Как давно он не обнимал ее, не целовал и не говорил нежных слов? Сьерра так сильно его любит. Она так нуждается в нем. Сейчас Алекс казался далеким, отсутствующим. В данный момент он думал о чем-то, что явно вызывало его беспокойство. Дела сегодня пошли не так гладко, как ожидалось? Или здесь было нечто другое?
В горле образовался комок. Сьерра хотела сказать что-нибудь, но не могла довериться собственному голосу. Слишком много ссор за последнее время, и чаще по пустякам. Она пребывала в полном неведении о том, что предпримет Алекс, обратись она к нему. Ей хотелось вновь чувствовать близость с ним, так, как бывало раньше, когда они могли говорить обо всем, могли быть рядом друг с другом, касаться друг друга, и это было безмерным счастьем. Теперь ей понадобилось призвать все свое мужество, чтобы просто пересечь комнату.
Мягко отклонив его руки, Сьерра сама стала расстегивать пуговицы на его рубашке.
– Я люблю тебя, Алекс. – Он не произнес ни слова. Не дотронулся до нее. Однако и не отвернулся. Расстегнув последнюю пуговицу, она заглянула ему в глаза. – Я никогда не перестану любить тебя.
Хмурясь, он пристально вглядывался в ее глаза.
Она не сумела понять выражение его лица. Страх неожиданно сковал ее, а она даже не сумела определить причину его появления.
Его взгляд смягчился.
– Ты всегда сводила меня с ума, Сьерра, – произнес он голосом глубоким и хрипловатым, как только его пальцы коснулись ее тела. Но выглядел он не очень счастливо.
– Те amo muchi'simo [15]15
Я очень тебя люблю (исп.).
[Закрыть], – прошептала она.
Он стал расплетать ее французскую косу. Запустив пальцы в ее волосы, он поцеловал ее.
Вздохнув с облегчением, она позволила страсти завладеть собой. «Ничего не изменилось, на самом деле, ничего», – сказала она себе, отчаянно желая верить в это.
—*—
П рошло много бремени с моей последней записи в этой тетради.
В прошедшие месяцы я была слишком занята, чтобы делать что-либо сверх той работы, которую тетя Марта задавала мне. Я не жалуюсь. Она говорит, что связывает со мной большие надежды. Когда я делаю видимые успехи, она радуется больше, чем я. В то время как все в этом городе, кажется, смотрят на меня как на Марию Магдалину, все еще одолеваемую бесами, тетя Марта относится ко мне как к чистому ангелу. Почему – мне не дано понять. Я задаю много вопросов по поводу всего, чему она учит меня. Она слушает и не делает никаких замечаний, тогда как другие даже не стали бы слушать.
Тетя Марта говорит, что я для нее Божий подарок. Она никогда не была замужем, и поэтому у нее нет собственных детей. Теперь у нее двое: я и Джошуа.
Джошуа растет так быстро. Порой мне делается страшно. Я вижу в нем черты Салли Мэй. У него ее голубые глаза и золотые волосы.
Папины черты я тоже вижу. Но совсем другое беспокоит меня. У него папин взрывной темперамент, а от Салли Мэй ему досталась неуемная жажда жизни. Я так сильно люблю Джошуа. Но не могу не думать, кем он вырастет.
Все как один жители Галены считают его моим ребенком. Хорошо, что это так. Мною они мало интересуются, а вот к нему относятся с нежностью. Думаю, что они поступают так ради тети Марты. Она считается влиятельным лицом в здешнем обществе. Все любят и уважают ее. Она благороднейшая из дам и делает для людей только хорошее. Они и меня терпят ради нее. А Джошуа они любят самого по себе. Он прекрасен, как Салли Мэй, и такой же обаятельный, каким был когда-то папа. Тетя Марта сказала, что именно благодаря своему обаянию и стати отец покорил мамино сердце.
Мне не спится сегодня. Не могу понять почему. У меня какое-то очень странное чувство, будто что-то должно случиться. Хорошее ли, плохое – не знаю.
Томас Атвуд Хоутон – вот что должно было случиться. Старый добрый друг тети Марты приехал навестить ее. Все вокруг сразу возбужденно защебетали, когда он появился в церкви. Он хорошо известная личность, потому что у него есть деньги, земля, связи. Почему он здесь, не могу сказать наверняка. Он сообщил тете Марте, что приехал в Галену по делам. Но какого рода делам – неясно. Встреча со мной потрясла его. Он страннейшим образом посмотрел на меня, когда впервые увидел. «Как теленок», – заметила тетя Марта. Она убеждена, что он увлечен мною. Ей это очень приятно, но меня переполняет предчувствие дурного.
