Текст книги "Алая нить"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

20

Сьерра всегда любила прогуливаться по Мэтсен-стрит в осеннюю пору. Деревья пылали золотым огнем, дул легкий ветерок, воздух был чист и прозрачен. Она повела детей в сторону торгового комплекса и, пока они бродили, заглядывая в витрины магазинов, купила им орешков в гастрономическом отделе.

Теперь же, поднимаясь по лестнице старого дома, она снова почувствовала прилив тоски. Когда прошлой ночью они подъезжали к крыльцу, она ожидала увидеть пустой холодный дом. Оказалось, чья-то заботливая рука затопила камин. Огонь весело горел в гостиной, каминный экран стоял на месте, дрова уютно устроились в корзине. На кухне лежало блюдо с теплыми кукурузными лепешками и рядом записка от матери Алекса:

Будем очень рады увидеть тебя и наших внуков завтра. Обед в три. С любовью, Мария и Луис.

Сьерра позвонила им, сообщила, что они доехали благополучно, и поблагодарила за заботу.

– Твой брат дал нам ключи, – сказала Мария, – мы оставили их под половичком на заднем крыльце.

Сьерра позвонила брату. Сообщила им с Мелиссой о своем приезде.

– Мы заедем завтра утром, – сказал Майк, – нам обязательно нужно поговорить. Это очень важно.

– В какое время?

– К одиннадцати. Нам еще предстоит съездить на обед с индейкой к родителям Мелиссы. Если в час выберемся от тебя, то успеем вовремя.

– В одиннадцать, так в одиннадцать.

Сьерра с детьми только-только успели снять пальто, как Майк открыл своим ключом дверь, и его семья дружно ввалилась в дом. Все, что можно было расслышать в первые несколько минут, были восторженные возгласы кузенов. Сьерра поцеловала свою племянницу и двух племянников и объявила детям, что купила для них орешков.

Майк тут же перешел к делу:

– Одна супружеская пара хочет купить дом и перестроить его под небольшую гостиницу.

Сьерра похолодела:

– Купить дом?

– Уже год, как они ищут подходящее местечко в этих краях. Дом очень им понравился. Оказывается, они здесь уже бывали, мама приглашала их на чашечку кофе. Показала им дом, но сказала, что пока не собирается его продавать. И предложила им повторить попытку через год, может, два. Они поймали ее на слове и приехали неделю назад. Узнали о смерти мамы и через нашего пастора сумели найти меня.

– Ты сказал им, что мы не хотим продавать дом? – спросила Сьерра.

Брат с женой переглянулись. Майк сел и подался вперед, положив руки на колени и крепко сцепив пальцы.

– Не сказал. Хотел сначала переговорить с тобой.

– Я думала, что ты привязан к дому и любишь его так же сильно, как я.

– Да, сестричка, конечно. Но у меня уже есть дом в Юкайа. У меня там бизнес. Если мне понадобится продать недвижимость и переехать, я бы предпочел север, Гарбервиль. Или, может, Орегон. А оставаться здесь из сентиментальных побуждений я не могу, к тому же, содержание дома стоит немалых денег.

Сьерра встала, подошла к камину. Провела рукой по пыльной каминной полке, посмотрела на старинные часы фирмы «Сет Томас». Завод кончился, наверное, несколько месяцев тому назад. Несмотря на огонь в камине, дом источал стойкий запах замшелости, заброшенности.

– Единственная альтернатива продаже – сдача дома в аренду, однако и к такому решению у меня не лежит душа. Я слышал много жутких историй от своих приятелей, которые имели горький опыт в подобном деле. Собственность свою они получали назад в плачевном состоянии. По существующему законодательству, со всеми его процессуальными проволочками, любой, кто въезжает в дом, имеет возможность чуть ли не до основания разрушить твое жилье еще до того, как ты успеешь выселить жильца.

Мелисса встала.

– Пожалуй, приготовлю кофе, – мягко сказала она и вышла из комнаты.

Сьерре стало ясно – ее невестка дала понять им обоим, что в принятии решения она не будет принимать никакого участия. Она не имеет отношения к вопросам, связанным с их отчим домом.

Вот уже более века их род живет в округе Сонома. Мэри Кэтрин Макмюррей была одной из тех, кто первым ступил на эту плодородную, теперь уже густо застроенную типовыми домами землю, и пустил здесь корни. Да, Мэри Кэтрин Макмюррей, которая приехала сюда с надеждами и радостью, какие она, Сьерра, не испытала, когда Алекс повез ее в Лос-Анджелес!

– Ты хочешь сохранить этот дом, сестричка?

«О, Господи, должна ли я сдаться и продать дом? Ты знаешь, как сильно я люблю этот старинный особняк. Как Ты хочешь, чтобы я поступила?»

И вновь ответ был однозначным: «Отдай этот дом».

– Сьерра?

Она прислонила голову к каминной полке. Есть ли у нее выбор?

– Неважно, насколько сильно я хочу сохранить дом, я вижу, что это невозможно. Из того, что я унаследовала, у меня осталось слишком мало денег, чтобы выкупить твою долю, помимо всего прочего, не следует забывать о налогах. – Сьерра опустила руки и обернулась. – К тому же, я только что купила квартиру. Если я попытаюсь продать ее сейчас при нынешних ценах на рынке, то непременно понесу серьезные убытки. Собственно, поэтому-то я и купила квартиру, из-за хорошей цены, в первую очередь. И даже если я продам ее, здесь у меня не будет работы.

– Ты хочешь его оставить? – повторил вопрос Майк.

Она знала, брат, даже ценой финансовых затруднений в своей семье, сделает все от себя зависящее, вывернется наизнанку, только чтобы хоть немного облегчить положение Сьерры, помочь ей.

– Я хочу, чтобы нам всем было хорошо от принятого решения.

– Как ты себе это представляешь?

Она выдавила из себя улыбку только ради него.

– Что это за люди, которые хотят купить дом?

Такое очевидное облегчение читалось на лице брата, что в один миг стало понятно, чего на самом деле хотел он. Майк будто скинул с плеч тяжелую ношу. Больше никаких забот. И разве она вправе винить его в этом? Именно она живет в Лос-Анджелесе, а значит, слишком далеко, чтобы внести свою лепту и содержать дом в надлежащем порядке. С тех пор как мамы не стало, все бремя забот легло на плечи Майка.

– Они милые люди. Им лет по сорок, в финансовом плане, как мне кажется, вполне устроены. Последние двадцать два года они жили в Сан-Хосе. У них двое детей, сын и дочь. Сын учится в библейском колледже на пастора. Дочь замужем, в ожидании первенца. Джек увлекается резьбой по дереву, а Рика любит садоводство.

Сьерра вспомнила о заднем дворике и разбитом там ее матерью саде, который уже давно одичал и зарос. Было бы очень неплохо, если бы какая-нибудь живая душа вдохнула в него свою любовь и подарила новую жизнь. Разве не мама пригласила этих людей сюда, угостила кофе и провела по дому, показав каждый уголок? Разве не она предложила им вернуться через год-два? Мама уже тогда знала, что ее скоро не станет. Полное осознание происшедшего ошеломило Сьерру, она едва не заплакала.

– Такое впечатление, будто мама сама продумала все до мелочей и предложила нам верное решение. Тебе не кажется? – с улыбкой обратилась Сьерра к брату.

– Да, пожалуй, – хрипловатым от нахлынувших чувств голосом согласился Майк.

– В таком случае, – произнесла она легко, – у тебя есть номер их телефона?

Он кивнул.

– Тогда не позвонить ли тебе и не спросить ли у них, смогут ли они подъехать в субботу и поговорить с нами по душам?

Глаза Майка заблестели от навернувшихся слез, он рассмеялся.

– Разумеется.

Сьерра все раздумывала, говорить ли завтра Марии и Луису о решении продать дом? Они и так переживали из-за их развалившегося брака с Алексом, а тут еще придется огорчить их известием, что они больше не увидят внуков. Одно слово о предстоящей продаже – и День благодарения будет совершенно испорчен для Марии, которая жила только ради детей и внуков.

По меньшей мере, с дюжину малышей носилось во дворе дома Луиса и Марии, когда Сьерра подъехала со своими детьми. Клэнтон и Каролина дружно выскочили из «сатурна» и мигом вступили в игру. Они перешли на испанский так быстро и так бойко затараторили, словно только на этом языке и общались дома.

Луис крепко обнял Сьерру, когда она вошла в дом, потом расцеловал ее в обе щеки. Она не видела его со дня ухода Алекса из семьи, и от такого теплого приема растрогалась до слез. Мария стояла позади него, плакала и быстро-быстро, будто строчила из пулемета, лопотала что-то по-испански.

Братья и сестры Алекса обращались со Сьеррой, как всегда, тепло и душевно. Его старший брат Мигель, работавший на одном из винных заводов округа Сонома, даже пофлиртовал с ней самым бессовестным образом. От сестры же, Альмы, позволившей себе сболтнуть лишнее, Сьерра узнала, что Алекс привозил Элизабет Лонгфорд домой для знакомства с семьей.

– Папа не позволил им жить в доме. Сказал, что Алекс может поселить ее в мотеле, так как он, дескать, не желает, чтобы они спали вместе под крышей его дома. Алекс снял номер в гостинице «Даблтри». Но она отказалась прийти к нам на следующий день. Алекс и папа крупно повздорили. С тех пор Алекс, конечно, звонит и разговаривает с мамой, но не думаю, что папа хоть раз подошел к телефону.

Дед. Отец. Сын.

Сьерра поменяла тему разговора, но имя Алекса все время звучало на протяжении вечера. А потом он позвонил. Поговорил с матерью. С Клэнтоном и Каролиной. Его отец в это время вышел из дома погулять. Когда он вернулся, Алекс уже давно повесил трубку. Весь оставшийся вечер Сьерра ощущала на себе взгляды Луиса. Мария тоже посматривала на нее.

«Боже, как много мы причиняем боли другим, даже не задумываясь об этом. Думаем, что можем принимать решения, не разрывая сердца ближних на части».

При первом же удобном случае Сьерра отозвала Клэнтона и Каролину в сторону.

– Как вы смотрите на то, чтобы летом приехать к дедушке с бабушкой недельки на две и провести с ними часть каникул?

Реакция детей была восторженной, и она поняла, что может обратиться с этой идеей к Луису и Марии. Когда на кухне она помогала Марии мыть и раскладывать по местам посуду, появилась прекрасная возможность поговорить.

– Вы с Луисом не будете против, если будущим летом Клэнтон и Каролина проведут две недельки с вами?

Мария прослезилась.

– Si, si, – всхлипнула она. – Конечно, пусть приезжают. И чем чаще, тем лучше. Может, и на Рождество?

Сьерра обняла ее.

– Мы не сможем приехать на Рождество, мама. Мы участвуем в театрализованном представлении в церкви. Мы приедем на Пасху, если вы не против.

– Si, приезжайте на Пасху.

* * *

Большинство родственников уже разъехались по домам. Кто в Санта-Розу, кто в Кловердейл или в Бей-Эриа. Клэнтон и Каролина были последними из молодого поколения, кто еще оставался в небольшом загородном доме на краю обширного виноградника.

– Семья разъезжается, – горько заметила Мария, у которой разрывалось сердце, пока она провожала каждого из них. – Алекс отправился в Коннектикут…

– Мария! – зашипел Луис и виновато взглянул на Сьерру.

– Все в порядке, папа, – ободряюще вставила Сьерра, пытаясь сгладить неловкую ситуацию, – я знаю об этом.

Дети докладывали ей обо всем, рассказывая даже то, чего ей совершенно не хотелось знать. Луис проводил ее к машине.

– Когда ты и ninos [44]44
  Дети (исп.).


[Закрыть]уезжаете?

– В воскресенье утром. Очень рано. Предстоит долгая дорога.

– В шесть утра я буду на мессе.

Выглядел он постаревшим и измученным, и сердце Сьерры наполнилось пронзительным чувством любви к нему. Она поцеловала его в щеку.

– Там и увидимся.

Луис нежно погладил ее по плечу.

– Мой сын глупец.

В глазах Сьерры появились слезы.

– Нет, папа, это я была глупой.

—*—

Г осподи Иисусе, со дня встречи с тем медведем я все время думала о Тебе и о том, что случилось.

Я смотрела вокруг, и многое стала видеть другими глазами. Будто что-то внутри меня вдруг изменилось. Кажется, все кругом говорит о Твоем присутствии. Ты поставил Свою печать на каждую сотворенную Тобой вещь. Помню, как мама показывала на цветы, деревья, птиц, животных и говорила, какие это замечательные подарки от Тебя. Однажды она сказала мне, что от дна морского и до небес Ты украсил этот мир только для нас.

Может, я ошибаюсь, но не думаю, что Ты сотворил все это лишь для нашего удовольствия. Сейчас я считаю, что Ты поступил так для того, чтобы мы могли познать Тебя.

Теперь я вижу все в новом свете, Господи, и целыми днями сокрушаюсь о том, что наговорила о Тебе столько страшных слов.

Сегодня лил дождь, и я смотрела и думала, как он очищает все вокруг, дает напиться земле и делает ее плодородной. Тетя Марта так много говорила о Слове, которое острее меча обоюдоострого и которое открывает нам наши грехи, для того чтобы мы могли покаяться, испросить прощение и обрести Твою милость и благодать. Значение этих слов «для того чтобы» всегда ускользало от меня. Теперь, кажется, я слышу их денно и нощно.

Еще я думала о времени. Полагаю, для Тебя бремя не имеет значения, ведь Ты – Бог и Творец всего сущего. Но я рада, что у меня еще есть время.

Туман прошлой ночью напомнил мне, какой непроглядной пеленой был затянут мой разум, когда я думала о Тебе, Иисус. Я чувствую, насколько угнетена я была теми страхами, которые так долго преследовали меня, спутывая все мои мысли. Большую часть ночи я провела без сна в думах о самых разных вещах. А потом наступил рассвет, и все мои страхи рассеялись. Как я могла думать о своей смерти и смерти своих детей перед лицом такой красоты?

Добрый сон ночью дорогого стоит, Господи. Порой я так устаю, что изнываю от желания отдохнуть, утопая в чем-нибудь мягком и пушистом. Может, этой ночью я высплюсь как следует, раз я поведала Тебе о своих желаниях?

Думаю, если Ты слышал мои молитвы о том медведе, Господи, Ты можешь услышать и эту. Мы голодны, Господи. Мы уже съели ту рыбу, которую Хэнк поймал сегодня, и я благодарна Тебе за это. Но этого недостаточно, чтобы выжить. Так что я прошу Тебя вновь спасти нас от смерти. Пожалуйста, Господи, помоги нам опять, или мы погибнем, как те бедолаги, которые так и остались лежать в горах.

21

– Что случилось? – спросила Сьерра Клэнтона, когда тот отпер дверь и вошел в дом в три часа пополудни, ведь обычно Алекс привозил его к десяти вечера.

– Просто папа высадил меня по дороге, – ответил Клэнтон, швырнув свой рюкзачок на только что отремонтированное Сьеррой кресло.

– Ты что, поссорился с отцом?

– Не с ним.

Сьерра услышала вызов в словах сына, заметила припухлость под левым глазом, и ей сделалось дурно. Алекс ударил его?

– Ты что-то сказал Элизабет?

– Ну, в общем, да, можно и так выразиться. Но она первая начала.

– Что?

– Она хотела, чтобы я вынес мусор, – хмыкнул Клэнтон. – Будто я всю неделю прохлаждался у них, жил, питался. Ну, я и сказал ей, что она сама может справиться и вынести мусор. И что я не нанимался ей в прислуги. И тут она пустилась в пространные рассуждения о том, что у нее пропадает каждая суббота. Что ей приходится торчать дома одной. Что она лишается возможности провести этот день с Алексом, и все ради того, чтобы Алекс мог побыть со своим изнеженным сынком.

Сьерра ощутила жар обуявшей его злости и постаралась сохранить спокойствие.

– Именно так она и сказала?

Элизабет всю неделю работала бок о бок с Алексом. Каждую ночь спала в его постели. Он полностью принадлежал ей по воскресеньям. И она жаловалась из-за какого-то единственного дня, который он посвящал своим детям?

«А ты сама разве вела себя лучше?»

– Почти, – бросил Клэнтон и странно посмотрел на мать, когда та вздрогнула. – Она обозвала меня полукровкой. Ну, я и выложил ей, кто она такая.

– О, Господи, – пробормотала Сьерра и рухнула на диван. – Что ты ей наговорил?

– Ты знаешь. Я сказал это по-испански, но, думаю, она уловила смысл. Чего ты ожидала? Она начала наезжать на тебя. – Глаза его гневно засверкали. – Сказала, что отец бросил тебя потому, что ты нудная домашняя курица, безмозглая и необразованная. И все это она подала так, будто я такой же, как ты. Поэтому я сказал ей, что она всего-навсего обыкновенная охотница за мужчинами, которая просто неплохо зарабатывает. Она залепила мне пощечину и назвала меня «грязным неотесанным латиносом».

Глаза его потеряли злой блеск и наполнились болью.

– Я не знал, что отец стоял в дверях. Никогда не видел его таким расстроенным. Он потребовал, чтобы я собрал вещи, и отвез меня домой. А она просто стояла и самодовольно ухмылялась.

Сьерре стало больно. Она вспомнила, как Алекс посмотрел на нее тогда, в день своего ухода. Ей никогда не приходилось встречать человека, чьи глаза могли и обжигать, и обдавать холодом одновременно.

– Он сказал тебе что-нибудь по дороге домой?

– Ничего, – притихшим голосом, понуро произнес Клэнтон. Он отвел взгляд, но Сьерра успела заметить выступившие у него на глазах слезы. – Пойду к себе.

Сьерре захотелось позвонить Алексу и высказать все, что она думала по поводу этого безобразия. Ей неодолимо захотелось скрутить Элизабет Лонгфорд в узел, растереть ее в порошок.

Латинос?

«Чтоб ей пусто было, Господи! Прости мою ярость, Отче, но я бы с удовольствием придушила ее!»

Нет, если она ничего не предпримет, то просто лопнет от злости.

– Клэнтон? Я пойду пройдусь. Буду скоро.

Ее «пройдусь» обернулось пробежкой, и к тому моменту как она вернулась, с нее струйками стекал пот, сердце готово было вот-вот выскочить из груди. Она склонилась над кухонной раковиной, тяжело дыша, умыла разгоряченное лицо. С жадностью сделала несколько глотков воды. Зазвонил телефон.

Сьерра схватила висящее на ручке духовки кухонное полотенце, вытерла руки. Телефон не умолкал. Если это торговый агент, то он очень пожалеет, что не набрал другой номер. Получилось так, что она не успела и слова сказать, как Алекс потребовал:

– Дай мне Клэнтона.

«Боже, помоги мне! Если Ты в силах остудить меня, то сделай это прямо сейчас!»

– Зачем? – раздраженно спросила Сьерра. Она не была готова снова доверить своего сына Алексу. И еще долго не будет готова.

– Почему ты так тяжело дышишь?

– Я выходила на пробежку, понятно? У меня был выбор – либо заняться спортом, либо взять ружье и пристрелить вас обоих!

Она швырнула трубку на рычаг телефонного аппарата, который тут же снова заверещал.

Сьерра заскрежетала зубами. Повернувшись, бросила взгляд на собственное отражение в стеклянной поверхности стоящей на буфете микроволновой печи. Поразительно! Никакого пара из ушей! Но вид просто безумный, еще немного и она начнет исходить пеной.

Клэнтон вышел из своей комнаты:

– Ты не собираешься ответить на звонок, мама? Может, это папа.

– Он и есть. Если хочешь потолковать с ним, ты и бери трубку. Потому что я могу сорваться и сказать ему куда бымне хотелось послать его и эту… эту женщину, с которой он живет.

С этими словами Сьерра вышла в коридор и скрылась в спальне.

Телефон перестал бесноваться. Она услышала голос сына, побежденного, напуганного, полностью подавленного Алексом. Клэнтон не произнес ничего, кроме «алло». Очевидно, Алекс решил высказаться за них обоих. Сьерра сжала кулак: и страстно борясь с желанием снять трубку параллельного аппарата и послушать, что говорится на другом конце линии. Она села на кровать стиснула зубы и стала молиться.

«Порази их молнией, Господи. Да разверзнется под ними земля и поглотит их».

Алекс и Клэнтон говорили недолго.

Сьерра вышла из спальни, ожидая, что увидит угнетенного, подавленного сына, она была готова броситься на помощь и утешать. Клэнтон стоял у открытого холодильника.

– Что он сказал? – спросила Сьерра, несколько ошарашенная видом проголодавшегося сына. После серьезной ссоры у нее самой аппетит всегда пропадал.

Клэнтон выпрямился с пакетом молока в одной руке и контейнером с домашними кукурузными лепешками в другой.

– Он сказал, что не сердится на меня, но ему, по всей видимости, нужны неделя или две, прежде чем он сможет увидеться со мной.

– И?

– И все.

Клэнтон пожал плечами, поставил молоко на стол и отправил в микроволновую печь контейнер со всеми лепешками.

* * *

Новость Сьерра узнала из разговора с Одрой, еще до того как Алекс позвонил в очередной раз.

– Он ушел от нее.

– Прости, что? – воскликнула пораженная Сьерра.

Одра выпалила новость, даже забыв представиться.

– Алекс ушел от Элизабет, – повторила Одра. – В прошлую субботу он собрал свои вещи и ушел от нее. По какому-то поводу у них разразился хорошенький такой скандальчик с шумом и треском, и все это после того извержения Везувия, которое произошло в Коннектикуте.

Что, собственно, случилось в Коннектикуте? У Сьерры не было возможности спросить, поскольку Одра торопливо продолжала:

– Вернулся Алекс в понедельник грозный и мрачный как туча и предложил Стиву назначить ему в помощники кого-нибудь другого. Заявил, что не желает видеть Элизабет в радиусе десяти футов от себя. Она пришла на работу часом позже. Стив коротко поговорил с ней. Кроме того, что она подала заявление и ушла, больше Стив мне ничего не сказал.

– И где сейчас живет Алекс?

– В одном из отелей на Беверли-Хиллс, думаю. Хочешь, узнаю номер его телефона?

Сьерра задумалась на мгновение.

– Нет. Он позвонит сам, когда будет готов к разговору. Он пообещал Клэнтону связаться с ним и с Каролиной через недельку-другую.

– Ты не хочешь переброситься с ним парой слов?

– Я уже достаточно много наговорила. Как всегда.

* * *

Алекс не позвонил, он заехал. Не вечером в пятницу, а в субботу, под проливным дождем. Она услышала звонок в дверь, потом голоса детей, разговаривающих с кем-то. Они никогда бы не пустили чужих людей на порог, а значит, предположила Сьерра, то был один из друзей или ее соседка, Фрэнсис, с очередной вкуснятиной, готовить которую она научилась на кулинарных курсах.

– Красиво.

Сердце Сьерры болезненно сжалось при звуке его голоса. К счастью, она прочно стояла на стремянке, золотой акриловой краской увлеченно делая последние мазки в композиции с подсолнухами, которой она украшала стену своей спальни. За последние две недели она успела расписать полстены.

Сьерра посмотрела через плечо и увидела наблюдающего за ней Алекса, прислонившегося к дверному косяку.

– Я не ждала тебя. – Удивительно, до чего спокойно прозвучал ее голос.

– Знаю, – сказал он.

Сьерра сделала глубокий вдох и отвела взгляд. Ей вовсе не хотелось чувствовать на себе его снисходительное презрение. Почему он всегда приходит в тот момент, когда она выглядит как замухрышка, только что вынырнувшая из мешка с залежалым товаром? Она смахнула упавшую на глаза прядь волос, подумав, сколько же краски успела наляпать на лицо. Как минимум с дюжину крупных пятен красовались на ее робе для малярных работ, а обрезанные джинсы следовало выкинуть еще несколько лет тому назад. Под правым задним карманом зияла такая большая дыра, что он преспокойно мог разглядеть ее хлопчатобумажные трусики в цветочек.

– Ты увозишь детей на прогулку? – с напускным безразличием спросила Сьерра. Возможно, настанет день, когда ее сердце перестанет подскакивать прямо к горлу при одном его виде.

Поскольку Алекс ничего не ответил, она обернулась и увидела, что он сосредоточенно разглядывает ее кровать с пологом. Щеки ее вмиг запылали, когда он вновь посмотрел на нее.

– Что случилось с нашей постелью?

– Я продала ее.

Он вздрогнул или ей только показалось? Алекс обвел глазами комнату.

– Полагаю, она бы все равно не поместилась здесь.

Взгляд его остановился на старинном комоде, который Сьерра уже успела отреставрировать. Алекс еще тогда, когда отдал дом на откуп Брюсу Дейвису, затолкал этот комод в гараж, намереваясь в дальнейшем отправить на помойку. Но ушел он из дома раньше, чем успел претворить в жизнь задуманное.

Что-то промелькнуло в его лице, когда он вновь посмотрел на Сьерру.

– Мне нужно поговорить с тобой, – мрачно произнес он и вышел из комнаты.

Она закрыла на секунду глаза, затем собрала свои кисти и спустилась со стремянки. Прошла в ванную, чтобы вымыть руки. Бросив взгляд в зеркало, увидела, что волосы растрепались и торчат в разные стороны. Одна щека измазана зеленым, на носу коричневое пятно. Сьерра принялась отмывать лицо от краски. Подумала, что неплохо было бы переодеться в чистую одежду, но тут же отказалась от этой затеи. Расчесав волосы, быстро заплела свою любимую французскую косу.

Войдя в гостиную, она заметила Алекса, разглядывающего лоскутное одеяло Мэри Кэтрин, которое висело на стене. Несколько недель назад Одра водила Сьерру в музей, где та увидела лоскутное одеяло, оформленное подобным образом. Очарованная увиденным, она решила, что и ее квилт может смотреться не хуже. Одра была просто потрясена результатом ее трудов. И к удовольствию Сьерры, они почти час провели в разговорах об этом квилте и обо всем, что было с ним связано.

– Это лоскутное одеяло принадлежало Мэри Кэтрин Макмюррей, – сказала Сьерра Алексу. – Она одна из моих предков, из тех переселенцев, что ехали сюда через прерии. В 1848 году она поселилась в округе Сонома. А это ее сундучок. – На нем теперь стояли старинные медные лампы, так ненавистные Алексу, и Сьерра недовольно поморщилась, поняв, что привлекла его внимание к предметам, которые всегда вызывали его раздражение.

Алекс не сказал ни слова. Сьерре показалось, что в квартире как-то подозрительно тихо. Внезапно она поняла, в чем дело.

– А где дети?

– Я попросил их не мешать нам и найти себе какое-нибудь занятие. Клэнтон сказал, что пойдет поиграть в бильярд в клубе, а Каролина уверила меня, что ты не против ее визита к Сьюзан.

Сьерру мгновенно охватило беспокойство. Зачем он отослал детей, он что, собирается сообщить ей что-то неприятное? Что он задумал?

О, Господи, дети!

– Не смотри на меня так, Сьерра.

– Как?

– Как олень, которого ослепили фары автомобиля. Я не собираюсь давить тебя.

Она отвернулась и направилась в кухню.

– Не хочешь кофе?

Мысли ее лихорадочно забегали. Сознание даже не зафиксировало, ответил он «да» или «нет». Нужно было прочитать бракоразводные документы более внимательно. Что там было сказано насчет опеки над детьми?

– Я больше не живу с Элизабет.

– Одра просветила меня на этот счет. – Не глядя, она нащупала в шкафчике кофе и фильтры.

– Одра? Я даже предположить не мог, что ты можешь общаться с ней.

– Мы встречаемся с ней и обедаем вместе раз в две-три недели.

– С каких пор? – удивленно поинтересовался он. Сьерра насыпала кофе.

– С того дня, как я пригласила ее на ленч и извинилась. Алекс подошел и сел на табуретку с противоположной стороны кухонного стола. Она чувствовала, как он смотрит на нее. Словно на жука под стеклом. Она налила воду в кофеварку. Не обернулась, не взглянула на него.

– О чем же вы с Одрой обычно беседуете? – подбирая слова, осторожно спросил он.

– Мы не обсуждаем тебя, Алекс. Это было главным моим требованием. – Сьерра пожала плечами. – Однако на прошлой неделе Одра нарушила его.

– Она рассказала тебе, что случилось?

– Она сказала, что Элизабет уволилась и уехала из города.

– Я переехал от нее после небольшой перебранки с Клэнтоном.

– Можем ли мы поговорить о чем-нибудь другом, пожалуйста? – ощущая дискомфорт, попросила Сьерра.

Ей совсем не хотелось слушать историю его любовных перипетий с Элизабет Лонгфорд. И уж вовсе не хотелось слушать о его разбитом сердце. Чего ей действительно хотелось, так это чтобы он высказался по существу и ушел, и чтобы она могла снова нормально дышать.

– Я хочу больше времени проводить с детьми.

«Вот оно, то самое, по существу», – подумала Сьерра.

– Тебя всю трясет, – тихо заметил он.

– Я не собираюсь передавать тебе опеку, Алекс. Что бы там ни говорилось в подписанных мною и отданных тебе бумагах, я не…

Он поднял руки:

– Успокойся. Я не за этим. Да и не стал бы я требовать от тебя такого. Они счастливы с тобой. Я лишь хочу… – голос его осекся, он тихо выругался, проведя рукой по волосам. Снова взглянул на нее, она заметила глубокие складки вокруг его губ и обнаженную, нескрываемую боль в глазах. – Я лишь хочу иметь возможность снова быть частью вашей жизни. Каких-то несколько часов по пятницам с Каролиной и столько же по субботам с Клэнтоном – этого недостаточно.

Она чуть было не напомнила ему, что до того как он оставил ее и переехал к Элизабет, он проводил с детьми намного меньше времени.

«Господи, не дай мне сказать подобное. Смягчи мои слова. Помоги мне более отчетливо и с большим сочувствием, чем раньше, видеть вещи его глазами. Дай мне Твое зрение, Отче».

Пока Сьерра молчала, Алекс внимательно всматривался в ее лицо. Она повернулась к нему спиной, взяла две кружки из буфета и наполнила их кофе. Она не пригласила его снова в гостиную. Ее устраивало, что за кухонным столом между ними оставалось некоторое расстояние.

– Спасибо, – бесцветно произнес он и ухватил кружку обеими руками, словно пытаясь согреться. Ей еще не приходилось видеть его в таком состоянии.

– Можешь видеться с детьми когда и сколько тебе угодно, Алекс. С тем только условием, что это не будет мешать им в учебе и других занятиях.

– Каких, например? – спросил он, слегка прищурившись.

– По вечерам в среду они оба посещают молодежную группу при церкви.

– Какой церкви?

Ни один из них никогда не придавал особого значения вопросам религии. Теперь же для нее эти вопросы стали едва ли не самыми важными в жизни.

– Церковь, на территории которой мы играли в бейсбол.

Он с минуту в замешательстве обдумывал ее слова.

– Мама сказала, что ты была на мессе с моим отцом.

– В Виндзоре дети ходили изучать катехизис.

– Знаю. Они все еще ходят?

«О, Господи, помоги мне. Не хочу снова воевать с Алексом, но хочу, чтобы мои дети могли общаться с Тобой. Чтобы они могли обращаться непосредственно к Тебе, а не через священника, и чтобы души их не были отягощены чувством вины или сожаления».

– Нет, – выдавила она, тоже, как и он, зажав свою кружку в ладонях. – Мы счастливы в этой церкви, Алекс.

– Ты, надеюсь, не считаешь, что в Католической церкви нет Бога?

Сьерра ощутила всю значимость традиций семьи Мадрид за подобной постановкой вопроса. Речь ведь шла о его детях.

– Мне кажется, Алекс, Бог там, где Он Сам выбирает быть. Католичество, протестантство – это не имеет значения. Когда я нахожусь рядом с твоей матерью и отцом, я знаю, что они любят Христа так же сильно, как и я. И они любят Его дольше и глубже. Но в этой церкви я нашла свой путь домой, Алекс. Здесь дети познают азы Христовой любви. Люди здесь не просто друзья. Они как одна семья. Взять хотя бы Дэнниса. Если бы не он, меня уже не было бы в живых, а Клэнтон так и не заговорил бы с тобой.

Алекс нахмурился и мрачно уставился на нее.

– Что ты имеешь в виду, говоря «не было бы в живых»?

Она улыбнулась воспоминаниям и покачала головой.

– Давай скажем так: один раз я ехала слишком быстро, и Дэннис остановил меня. Он работает в дорожном патруле. Он выписал мне первый и, надеюсь, последний штрафной купон за превышение скорости.

Он заглянул ей в глаза, взгляд был сосредоточенным, внимательным.

– Прости меня, Сьерра.

Она знала, что он извинялся за все.