Текст книги "Морская яшма"
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Я не успела ни остановить ее, ни окликнуть – Лорел выскочила из комнаты, захлопнув за собой дверь. Бежать вдогонку мне и в голову не пришло. Начало было все-таки положено, и я пока не рассчитывала на большее.
Я нагнулась, подняла карту, которую уронила Лорел, и сидела, гадая, какой смысл в ней скрыт. Половинки китовой печати, полная печать – зачем? Что означает полная китовая печать именно в этом месте именно этого маршрута?
Что хотел сказать мне капитан, когда шептал, умирая, эти слова? Что-то насчет полуправды, чтобы я добилась полной правды. Может быть, он имел в виду, что полная китовая печать означала всю правду о том, что случилось тогда на борту "Морской яшмы" – правду, которую никто не знал?
Но я ничего не добьюсь, если буду просто таращиться на карту. Когда появится возможность, я покажу карту Яну Прайотту и расскажу ему, что ищу. Может быть, Ян поможет мне найти ключ к истине, если таковой вообще существует.
Мне надоело бездействовать. Я не могла больше сидеть сложа руки, гадая, что творится за пределами комнаты и что там выяснили о падении Тома Хендерсона в трюм. И следует ли отнестись серьезно к тому, о чем, по словам Лорел, судачат в городке. Дни, прожитые в Бэском-Пойнте, показали, что девочке далеко не во всем можно верить. Часто действительность в ее передаче трудно было отличить от россказней. Я просто не могла себе представить, что люди способны приписать мне убийство. С другой стороны, я помнила, как допрашивал меня десятник, как набросился с расспросами Брок. Неужели меня и впрямь подозревают?
Мне все больше становилось не по себе. Ранние сумерки заполнили комнату, и только камин освещал ее, бросая переливчатые золотые отсветы на разбросанные по ковру карты. Я собрала листы и спрятала подальше в ящик стола. Пора было приниматься за дела.
12.
Спустившись вниз, я прошла на кухню. Миссис Кроуфорд сидела, сложив руки, за кухонным столом. В час, когда близился ужин и на большой плите должны были кипеть и бурлить кастрюли, черные конфорки стояли холодные и пустые. Даже котел с водой – и тот не грелся.
Миссис Кроуфорд холодно посмотрела на меня, не встав и не ответив на приветствие. Я придвинула стул и уселась напротив нее.
– Можем мы немного поговорить? – спросила я.
Апатия и безразличие кухарки были заметны невооруженным глазом. Она уставилась на свои красные, натруженные руки. Я тоже уставилась на них, думая о гладких, холеных, украшенных перстнями руках Сибиллы Маклин – руках женщины, которая во всем, кроме руководства, устранилась от ведения домашнего хозяйства. И тут меня осенило возможное решение вопроса.
– Как вы думаете, миссис Кроуфорд, неплохо было бы нанять девушку вам в помощницы? Я вижу, у вас больше работы, чем вы можете справиться.
Она сразу же убрала руки на колени, спрятав их под краем стола, и ответила с кислым видом:
– Так вы уже недовольны, мисс?
Кухарка отличалась умением поставить меня в невыгодное положение, да еще подчеркнуто назвала "мисс".
– Я только хотела помочь вам, – начала было я, но миссис Кроуфорд перебила:
– Как я уже вам говорила, мисс, не стану я работать на эту язычницу китайскую. И на вроде вас работать не буду. Приехала невесть откуда, присвоила себе то, что порядочным людям полагается, да еще и нос задирает!
Я с трудом подавила справедливый гнев и ответила холодно:
– Так вы уходите от нас?
Видимо, миссис Кроуфорд не ожидала ответного нападения. То, что она замешкалась с ответом, ясно сказало мне: миссис Кроуфорд не хотела уходить. Она просто хотела и в будущем иметь возможность, полив меня грязью, поставить, как она выражалась, на свое место.
– Жаль, что вы хотите уйти, – продолжала я тем же тоном. – Жаль, потому что мне очень нужна ваша помощь.
– Это я вижу. – Она злорадно посмотрела на холодную плиту.
– Я не имею в виду ужин, – ответила я. – Ничего удивительного, что вам не хочется сегодня вечером готовить. За два дня вы наготовили столько всякой всячины. Наверное, кое-что осталось после гостей, и я сама все разогрею, поскольку прекрасно управляюсь в кухне. О помощи я говорила в связи с миссис Маклин. Но раз вы уходите… – Я встала и подвинула стул.
– Что там еще такое насчет миссис Маклин? – резко спросила кухарка, попавшись на удочку.
Именно это мне и было нужно, и я снова села.
– Миссис Маклин – женщина несчастная, Я понимаю, она никак не может примириться с женитьбой сына и завещанием капитана. Но она станет еще несчастнее, если потеряет дом и хозяйство. Я знаю, что всю работу делали вы, но она чувствует себя хозяйкой.
– Она не желает видеть вас здесь. Она сама так сказала.
– Вот почему мне нужна ваша помощь. Вы единственный человек, которого она может послушать. Единственный, кто сумеет убедить ее, что ее талант домоправительницы необходим всем остальным. Я знаю, вы к ней по-дружески настроены. Пожалуйста, останьтесь хотя бы для того, чтобы уговорить ее. Все будет продолжаться, как и раньше, если вам это удастся. Впрочем, не совсем – я готова освободить вас от обязанности присматривать за Лорел. Я вижу, вы слишком заняты, чтобы воспитывать ее. В этом я согласна помочь вам немедленно.
Кухарка слушала меня внимательно, и суровое лицо уроженки Новой Англии немного разгладилось. Но она молчала.
– Наверное, вы работаете в этом доме с незапамятных времен, – продолжала я. – Вы, должно быть, старинный друг миссис Маклин.
Миссис Кроуфорд тяжело вздохнула.
– Я была девочкой, когда она привела меня сюда. Она всегда была важной леди, но обстоятельства ее сильно прижали после гибели мужа. – Тут кухарка бросила на меня быстрый многозначительный взгляд. – Миссис Маклин из хорошей семьи, и она знает, как себя вести. Она-то уж не станет приходить в кухню и запросто сидеть со мной.
Собеседница так и кружила вокруг меня, словно оса, выбирая местечко, куда бы ужалить. И я смело предоставила ей еще одну такую возможность.
– Вы знали мою мать?
Миссис Кроуфорд фыркнула, и ее высокомерное нежелание разговаривать пропало – она не могла упустить случая.
– Отлично знала. Ну и штучка она была – кокетничала со всеми, всех заставляла надеяться, вместо того чтобы остепениться, как порядочная женщина.
– Но она ведь остепенилась. Вышла за моего отца.
– Ну, она уж не первой молодости тогда была. В деревне об нее языки много лет чесали. Ей уж за тридцать было, когда она замуж вышла, а три капитана были лет на десять постарше нее. Ох и натянула же она нос капитану Обадии, когда вышла за Натаниэля Хита! И Эндрю Маклину тоже, хоть у него уж своя жена тогда была, и нечего было глазами стрелять в таких вот Карри.
Я сидела очень тихо. Нравились мне суждения кухарки или не нравились, но эта женщина охотно выбалтывала то, о чем никто больше не желал со мной говорить.
– Но она же вышла за моего отца, – повторила я.
– Выйти-то вышла, а он сразу в море ушел. Как моряку и положено. Дом все хотел ей построить, когда вернется, а до той поры поселил ее в гостинице в городе. Она небось такой роскоши отродясь не видала.
– А скажите мне, где она жила? – спросила я. – Мне очень хотелось бы побывать в городе там, где я родилась. Может быть, мне удастся найти людей, которые знали мою мать.
По лицу миссис Кроуфорд пробежала тень изумления.
– Вы? Родились в городе? Вот уж глупость сморозили, а еще приехали в Бэском-Пойнт хозяйничать… Бог свидетель, вы родились ни в каком не в городе, хотя так оно и было бы, кабы не прознал капитан Обадия, что Карри совсем худо. Он так и не избавился от любви этой – приворожила она его, что ли… Кэп Нат был в море, так он поехал за ней и привез ее прямо с собой, чтобы ребенок родился в Бэском-Пойнте. Я-то уж хорошо помню, как вы родились, юная леди. Вот тут, в этом самом доме. А мамка ваша и померла через пару дней.
Я потрясенно уставилась на собеседницу. Отец никогда не говорил мне, что я родилась в Бэском-Пойнте. Мне позволяли думать, что это произошло в Гавани Шотландца. Странно, но никто никогда не упоминал о том, где я появилась на свет.
Миссис Кроуфорд жадно глядела на меня, мечтая увидеть в моих глазах хоть какой-нибудь признак обиды или гнева и вволю упиться злорадным торжеством.
– А вам просто страсть как хочется все узнать о тех временах, а? – спросила она, наклонившись ко мне через стол и всматриваясь своими темными бегающими глазками в мое лицо.
– Да какое все это может иметь значение теперь, – ответила я, выпрямляясь под ее сверлящим взглядом. – Но вы так и не ответили на мой вопрос. Вы поможете миссис Маклин снова почувствовать себя хозяйкой? В конце концов, все равно так оно и будет, стоит лишь мне уехать.
Она жадно подхватила мои последние слова;
– Так вы уезжаете?
– Когда смогу, – кивнула я. – Сначала я должна закончить некоторые дела. Но я не останусь тут ни секундой дольше, чем необходимо.
– А он что на это скажет? Муж-то ваш?
– Мне кажется, это касается только нас с ним. Так вы изволите побеспокоиться о холодном ужине? Или мне действовать самой?
Миссис Кроуфорд оттолкнулась от стола и тяжело встала.
– Совершенно не нужна мне чужая в моей кухне, – буркнула кухарка, и я поняла, что миссис Кроуфорд решила остаться. Я одержала маленькую победу, но она принесла мне большое удовлетворение. Никогда еще мне не доводилось пробовать свои силы на поприще дипломатии. Хорошо, что я выиграла этот поединок.
Я вышла из кухни и зашагала по коридору. Тут парадная дверь открылась и вошел Брок, а за ним человек в полицейском мундире. Брок сразу же увидел меня.
– Будьте любезны пройти с нами, – сказал он мне не терпящим возражений тоном и открыл дверь гостиной.
С нарастающей тревогой я вошла, а он предложил мне и констеблю садиться. Я решила зажечь лампу и заметила, что руки мои дрожат. Приход местного констебля воскресил в памяти болтовню Лорел.
Мы сидели в строгой элегантной гостиной, где прежде лежало тело капитана Бэскома и где мистер Осгуд читал завещание, которое так сильно изменило нашу жизнь. Констебль Дадли серьезно относился к своим обязанностям, хотя с настоящими преступлениями имел дело редко.
В лучшие дни Гавани Шотландца, когда в нее часто заходили корабли и моряки сходили на берег, беспорядка было больше и полицейских тоже. В последние годы количество жителей в городке сократилось, а те, что остались, были довольно законопослушными, поэтому работы у полицейского стало немного. Даже тюрьма, и та почти пустовала.
Оказалось, Лорел была права. По городку поползли слухи, будто Том Хендерсон никак не мог сам упасть с корабельного трапа и тем более разбить себе голову о балластный булыжник. Не иначе как кто-то его столкнул, поговаривали люди. А кто еще был на борту, кроме заявившейся невесть откуда девицы, которой капитан, выживший из ума, оставил все свои денежки? Той, которая так скоропалительно выскочила замуж за Брока Маклина, – дочери Карри Коркоран.
Нелегко было сразу все это понять из бессвязных слов смущенного полицейского. Но я прекрасно понимала, чем грозят такие сплетни. Констебль заявил, что его долг – сообщить мне о слухах, наводнивших городок; не исключено, что это досужие домыслы обывателей, но, может быть, в них есть и зерно истины. Дыма, дескать, без огня… Он пришел спросить о том, что мне известно об этом деле.
Я сидела на краешке стула, чинно сложив руки на коленях и не веря собственным ушам. Самое ужасное было то, что Брок сидел рядом со мной в полном молчании, слушал, поглядывал на меня и ни единым словом меня не защитил, хотя был единственным, кто должен был верить в правдивость моего рассказа, просто зная, что мне незачем лгать.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, – произнесла я, когда полицейский наконец высказался. – Если вам кажется, что я могла столкнуть мистера Хендерсона с трапа с намерением его убить, то вы не в своем уме.
Брок беспокойно заерзал в кресле.
– Просто расскажи ему, что случилось, Миранда. Расскажи, как рассказала мне.
Как рассказала мне. Это что, намек? Может, Брок хочет, чтобы я о чем-то умолчала? Например, о словах, сказанных умирающим? Или о топоте над головой, хотя о нем он и сам не знает.
Я поступила, как он велел, и двое мужчин выслушали меня с каменными лицами. Невозможно было понять, поверили они мне или нет. Я объяснила, что пришла на "Гордость Новой Англии" повидать Тома Хендерсона, потому что он обещал рассказать мне что-то об отце. Брок фыркнул, и я возмущенно выпрямилась.
– Том Хендерсон ходил в первый рейс "Морской яшмы" первым помощником капитана, – сказала я с негодованием. – Он мог знать правду, и, если бы не погиб, наверняка бы рассказал, что тогда произошло.
– Пожалуйста, продолжайте, – попросил полицейский.
Я сообщила ему, что отправилась на нос корабля только после того, как услышала страшный грохот. Когда я прибежала, моряк уже умирал. Я ничего не сказала о топоте наверху, не сказала и о последних словах Хендерсона… Но горячо добавила, что не знаю про него ничего такого, чтобы мне захотелось заткнуть ему рот. Кроме того, я маленькая и легкая, и мне вряд ли хватило бы сил столкнуть с трапа такого здоровяка.
Констебль Дадли помолчал, серьезно глядя мне в глаза.
– Тут большая сила не нужна. Достаточно подтолкнуть так, чтобы человек потерял равновесие.
– Да меня и близко не было, когда он упал! – воскликнула я. – Нелепость какая-то! Зачем мне было желать ему зла? Я его до вчерашнего дня и не знала и вообще в жизни пальцем никого не тронула!
Полицейский вздохнул.
– Я и говорил, что вы ответите точь-в-точь так. – Он встал и посмотрел на Брока. – Знаете что, не тревожьтесь по пустякам. Доказательств и улик никаких. Может, и есть в городке такие, кто зуб имел на старину Тома, но не найдешь ведь концов, если кто из них был там, внизу. Миссис Маклин, а вы точно ничего не слышали, когда были в трюме?
– Слышала… разные звуки, – неуверенно отозвалась я. – Камешки стучали и шуршали, я сама топала, когда бежала по настилу. Вообще, весь корабль скрипит и шуршит.
– Да я не о том. – Констебль махнул рукой, Брок проводил полицейского до дверей.
Я осталась на месте, дожидаясь, пока он вернется. Во мне кипело и бурлило возмущение. Едва мой муж показался в дверях, я выпалила все, о чем не решилась сказать при полицейском:
– Почему вы не поддержали меня? Почему не сказали, что ваша жена не способна на убийство? Почему сидели тут и позволяли полицейскому оскорблять меня своими чудовищными подозрениями?
Брок застыл на пороге, дожидаясь конца моей вспышки. Сегодня он даже смотрел на меня как его мать: во взгляде нельзя было прочесть ничего.
– Вы и сами неплохо справились, – заметил он. – Помощь не понадобилась.
– А если бы он вздумал забрать меня в тюрьму? – возмущалась я. – А если бы…
– Но не забрал же, – сухо проронил мой муж. – И я знал, что не заберет. Вы еще что-то хотите мне сказать?
Еще секунда, и Брок ушел бы, поэтому я горячо и бессвязно продолжала:
– Да… Еще… Вот! Почему это никто не сообщил мне, что я родилась тут, в этом самом доме? Почему никто мне не сказал, что именно здесь умерла моя мать?
Досадливое выражение его лица сгладилось, и он вернулся в комнату.
– Может быть, просто потому, что вы не спрашивали, – справедливо заметил он. – Может быть, нам не пришло в голову, что вы не знаете.
– Конечно, не знаю! – воскликнула я. – Никто никогда и словом не обмолвился… И я не понимаю почему. Было бы так естественно, если бы вы упомянули об этом. И уж конечно вдвойне странно, что о таких событиях ни разу не вспомнила ваша мать.
– Она и не станет о них говорить, – ответил Брок. – Хотя я прекрасно все помню. Мне было лет четырнадцать, когда сюда привезли вашу мать. – Он помолчал, словно вспоминая то время, и я с удивлением увидела, как смягчились жесткие складки возле его губ. Брок снова заговорил, и в его речи зазвучал шотландский акцент. – Я-то помню, какой сладенькой малышкой вы были. Не красной, не морщинистой, какими бывают младенцы, а розовенькой и хорошенькой. И смеяться вы умели с самого рождения. Характерец у вас тогда был получше – хотя, признаюсь, временами, когда что-нибудь было вам не по нраву, от ваших воплей впору было уши затыкать.
Я слушала его изумленно – меня удивили не его слова, а неожиданная нежность.
– А моя мать?
– Ей становилось все хуже – и неудачные роды, и потом… Но вами все умилялись. А капитан Обадия еще и завидовал Натаниэлю. Привез сюда сразу трех докторов, но ничто уже не могло ее спасти. Она быстро угасала и на четвертый день умерла. А вы оставались у нас, пока ваш отец не пришел из рейса и не забрал вас домой. Может быть, капитан, помня вас маленькой, чувствовал себя ответственным за ваше будущее. – Лицо Брока потемнело, словно его мысли омрачило нехорошее воспоминание. – Особенно потому, что с вами здесь приключилось несчастье.
– Несчастье? Какое несчастье?
– У вас на плече не сохранился след старого ожога? – вопросом на вопрос ответил он.
Застигнутая врасплох, я непроизвольно поднесла к плечу руку, и Брок заметил этот жест.
– Конечно, иначе и быть не могло, – кивнул он и, снова посуровев, опять собрался уходить.
– Пожалуйста, подождите! Расскажите мне, как это случилось! – попросила я.
– Нет, – отказался он.
– Тогда я спрошу у вашей матери, – бросила я и быстро направилась мимо него к выходу. – Я хочу узнать побольше о тех днях, когда моя мать лежала больная в этом доме. Я хочу знать…
Он поймал меня за руку уже в дверях и развернул лицом к себе.
– Вы ничего подобного не сделаете, девочка! Вы вообще ничего не скажете моей матери! Хватит ей на сегодня потрясений. Она лежит в своей комнате с головной болью, и я не хочу, чтобы вы бередили старые раны! Довольно ей и того, что пришлось перенести за последние дни.
Я попыталась вырваться, но Брок схватил меня обеими руками за плечи и встряхнул так, что голова моя откинулась назад. Я замерла под его суровым взглядом – он приказывал мне подчиниться, подавлял волю, и я наконец обмякла и перестала сопротивляться. Странное дело, но, когда он держал меня вот так крепко, мне внезапно захотелось броситься к нему в объятия. Если бы только он был добр ко мне, обнял, утешил, если бы он был со мной нежен… Но Брок оттолкнул меня с дороги и вышел из комнаты, а потом на улицу. Взгляд его был затуманен какой-то мрачной мыслью, челюсти сжаты.
Прислонившись затылком к дверному косяку, я попыталась привести свои чувства в порядок. Мне не нравилось то, что происходило со мной в присутствии этого человека. Почему я ненавидела Брока – имея на то все основания! – но всякий раз в минуту вспышки ярости меня неудержимо тянуло оказаться в его объятиях? Почему я смотрела на его губы и представляла себе, как он меня поцелует? Я презирала себя, считая, что предаю отца.
Прикрыв за собой дверь гостиной, я прошла в тихую уютную библиотеку, где можно было уединиться и спокойно подумать. Не хотелось только слишком много думать о странных чувствах, охватывающих меня при Броке Маклине.
Я сидела в сумерках, не зажигая свечи и не разжигая огонь. Лишь свет из коридора падал в библиотеку, когда туда быстро вошел Ян Прайотт. Он сразу же увидел меня и зажег лампу. Потом подошел ко мне и взял мои руки в свои.
– Я искал вас. С вами все в порядке, Миранда? Я только что узнал, что случилось. Спустился в городок пообедать и узнал про Тома Хендерсона.
– Значит, вам довелось услышать и о том, что я намеренно столкнула его с трапа и что меня приходил допрашивать полицейский?
– Миранда, пожалуйста, не надо. Эта сплетня быстро заглохнет. Людям нравится чесать языки, и зачастую они болтают такое, о чем сами же потом жалеют. Зачем вы пошли разыскивать этого типа? Ищете приключений на свою голову…
Я объяснила, что Том Хендерсон обещал что-то мне рассказать. Моя любовь к отцу, преданность ему не дадут мне смириться со страшным обвинением, которое все еще порочит его имя. Но даже Яну я не сказала того, что все время вертелось у меня на языке – о словах, сказанных Томом перед самой смертью. И про страшные шаги на верхней палубе я тоже не сказала. До сих пор сама не знаю, почему я так поступила.
Ян выслушал меня, и в глазах его читалось сострадание. Я знала, что он считает безнадежными мои поиски правды, той правды, которая позволит обелить моего отца. Тем не менее он попытался утешить меня и поддержать во мне надежду.
– Миранда, теперь вы на положении хозяйки. Вы можете делать все, что вам заблагорассудится. Осознайте это и научитесь жить по-новому. Используйте ваше положение. Вы ведь можете начать новую жизнь сразу, как только вам этого захочется.
– Но мне не хочется жить, сознавая враждебность окружающих, – стояла я на своем. – Поживу тут немного, пока все не утрясется, а потом уеду. Ничто меня не удержит.
Он выпустил мои руки и прошелся по комнате из конца в конец.
– Может быть, так и надо. Может статься, так будет даже лучше, безопаснее. Но пока вы здесь, вы будете мне позировать? Мне надо закончить статую,
– Вам этого очень хочется, верно?
Я увидела, как оживилось его лицо. На миг оно совсем просветлело.
– Да, очень хочется. Я никогда еще не испытывал такой любви к собственному творению. Такое ощущение, будто мои руки сами знают, что делать. Мне кажется, это моя лучшая работа. Может быть, если она получится как следует, я обрету свободу. Может быть, и для меня вся надежда на будущее в том, чтобы бежать из Бэском-Пойнта.
– Тогда завтра же и начнем, – обещала я Яну.
Он нежно взял меня за подбородок и запрокинул мое лицо, как в прошлый раз. Потом склонился и коснулся губами моей щеки.
– Спасибо, Миранда.
Словно я сделала ему драгоценный подарок, а он – мне. Я даже не представляла себе, насколько мне была нужна его поддержка – как якорь в бурю. Часто в последние дни я мысленно обращалась к Яну за поддержкой и советом. Правда, рядом с ним я никогда не испытывала такого мощного притяжения, как рядом с Броком.
И вот уже второй раз за этот день к нам ворвалась Лорел. Поскольку огонь в камине библиотеки не горел, а дверь была приоткрыта, Лорел возникла внезапно. Я заметила, что ленту из волос она не вынула и они не растрепались.
– Мисс Миранда, вас очень хочет видеть Лиен. – В голосе Лорел звучали отголоски изысканно-чопорной манеры китаянки. – Она униженно умоляет вас посетить ее в любое время, когда вы только изволите.
Я посмотрела на Яна, но он лишь пожал плечами.
– А она не сказала, что ей нужно? – спросила я у Лорел.
Глаза девочки горели от любопытства.
– Она на вас так рассердилась! Но не сказала из-за чего. Она опять вынула пиратскую саблю капитана и все смотрит на нее и смотрит. Может, она хочет порубить вас на кусочки?
– Как ты смеешь разговаривать с Мирандой в таком тоне? – В голосе Яна звучал неподдельный гнев, и Лорел даже чуточку смутилась. – Если хотите, я пойду с вами, – предложил он. – Раз она снова играет этим мечом, лучше пойти к ней вдвоем. Черт знает, что у нее на уме…
Лорел последовала за нами без приглашения, и мы направились в старую часть дома. Комната капитана Обадии показалась мне странно пустой, в ней чего-то недоставало – его неукротимого духа.
От дров в камине осталась кучка тлеющих угольков, а на каминной полке горели только свечи. Кресло капитана возле камина пустовало, и вся комната превратилась в огромную пустую скорлупу, в которой совсем затерялась маленькая китаянка. Похожая в своих белых одеждах на привидение, она вышла к нам из сумрака. Золотая филигранная заколка в ее прическе сегодня не сияла, но кольцо с розовой яшмой по-прежнему было на пальце.
Хотя китаянка пригласила нас смиренным жестом, во взгляде, брошенном ею на меня, не было и намека на кроткое смирение. Лорел проскользнула в комнату и уселась на скамеечку в углу с таким видом, словно пришла смотреть спектакль.
По настоянию Лиен я села в кресло. Заняв место капитана, я вспомнила то немногое, что знала об этом человеке, и горько пожалела, что не приехала в Бэском-Пойнт раньше. Будь у нас время получше узнать друг друга и все обсудить, не возникло бы и теперешних трудностей. Но, решив, что такие мысли – пустая трата времени, я обратила все внимание на Лиен.
Лиен достаточно прониклась американской бесцеремонностью, чтобы при случае пренебречь своей восточной вежливостью, поэтому сразу заговорила о деле.
– Я узнала о смерти того моряка, Тома Хендерсона. Я слышала, это вы нашли его, миссис Маклин. Будьте добры, расскажите, как все было.
Я ждала от нее чего угодно, только не этого. К тому же я устала постоянно пересказывать одно и то же.
– Какая разница? Он упал со ступенек трапа. Я его нашла. Вот и все.
– Может быть, вы что-то искали на борту "Гордости"? – полюбопытствовала Лиен.
– Шла я туда просто так, – ответила я. – Но обнаружила несколько любопытных старых морских карт в капитанской каюте. Карты с китовой печатью.
Я почувствовала, что Яна мое сообщение заинтересовало, и вспомнила, что не успела рассказать ему про карты.
– А больше вы ничего не нашли? – спросила Лиен.
– А почему, собственно, вы спрашиваете? – ответила я вопросом на вопрос. – Разве капитан хранил там еще что-нибудь?
Она пожала плечами, давая понять, что не знает, но мне показалось, что Лиен кое-что известно.
– Я пришла на корабль в надежде найти там Тома Хендерсона, – сказала я. – Он намекал, что хочет о чем-то рассказать.
Лиен слушала меня с непроницаемым, словно бледная маска, лицом. Сегодня китаянка не накрасилась.
– Ко мне этот человек тоже приходил. Просил деньги за свою ложь, Я сказала ему "нет" – он испугал капитана и сделал много зла. Я не желала его слушать.
Боковым зрением я видела, что Ян Прайотт внимательно вглядывается в Лиен.
– Я не уверена, что все сказанное им – ложь, – заметила я.
Странные восточные глаза Лиен продолжали пристально смотреть на меня, но она промолчала. Лорел заерзала на скамеечке, а Ян подошел к окну и выглянул наружу. Пока он не вмешивался, предоставляя мне самой беседовать с капитанской вдовой.
– Может быть, вам лучше было бы вернуться в Китай, – обратилась я к ней. – С наследством мужа вы сможете безбедно жить в собственной стране.
Грудь Лиен начала учащенно вздыматься под белым шелком, и я поняла, что сказала не то. Китаянка не стала вдаваться в подробности своих планов, просто перевела разговор на другую тему, которая, видимо, что-то для нее значила.
– Та статуя, что вырезает мистер Прайотт… – начала она. – Позировать для нее будете вы?
Я сообразила, что Лиен предполагала позировать для нее сама, и вспомнила, о чем мне говорила Лорел (только тогда я отмахнулась) – будто Лиен влюблена в Яна и хочет выйти за него замуж.
– Наверное, модель для своей скульптуры должен выбирать сам скульптор, – мягко ответила я.
Впервые я увидела Лиен взволнованной. Она переплела пальцы, и кольцо с яшмой отливало в пламени свечей теплым розовым блеском. Казалось, китаянка ищет и не находит слова, но, прежде чем она заговорила, Ян подошел к столу и взял с него длинную изогнутую трубку с крохотной металлической чашечкой. Он с улыбкой подал трубку Лиен. Она с благодарностью приняла ее, набила щепоткой золотисто-коричневого табака из кисета, а Ян поднес огонь. С минуту китаянка сидела, попыхивая трубкой. В крохотной чашечке умещалось всего три-четыре ароматные затяжки, но они успокоили курильщицу. Когда Лиен отложила трубку, она уже овладела собой.
– Прошу вас простить меня, – сказала она, обращаясь к нам обоим. – На меня нашла минутная слабость, но теперь все прошло. Не мне решать, чье лицо будет у статуи.
Ян заговорил мягко и успокаивающе:
– Нельзя забывать, что лицо первой скульптуры "Морской яшмы" тоже было не восточное. В этом отчасти и заключались ее очарование и странность. Мне кажется, она символизировала встречу Запада и Востока на океанских просторах.
Я пришла ему на помощь:
– Поскольку совсем не исключено, что "Морскую яшму" приведут домой, в Гавань Шотландца, новая статуя должна будет заменить старую, и мы стараемся, чтобы она по возможности напоминала прежнюю.
Мы забыли про Лорел – так тихо она сидела в своем темном уголке. Вдруг она вскочила и бросилась ко мне.
– Мисс Миранда! Неужели вы и вправду собираетесь вернуть домой "Морскую яшму"? Как здорово! Капитан Обадия так обрадовался бы! Он был бы счастлив…
Мы изумленно уставились на девочку и заулыбались: ее внезапный порыв разрядил напряженную атмосферу.
Лиен, правда, осталась серьезной, но заговорила уже не так неприязненно:
– Мне очень жаль, миссис Маклин, если я оскорбила вас. Я прошу у вас прощения за это. Вы наследница капитана и так одиноки в этом доме, а все настроены против вас. Вы юная и неопытная. Это, конечно, со временем пройдет. Но человеку трудно переносить юность, пока он болен ею. Очень тяжело, когда такой юной девушке дана власть, которой она не умеет распоряжаться, а у нее нет друзей.
Китаянка отличалась немалой наблюдательностью, но мне ее слова не понравились. И воистину только из-за собственной юности я почувствовала себя оскорбленной. С видом попранного достоинства я поднялась и, пожелав Лиен доброй ночи, двинулась к выходу.
– Идите с ней, пожалуйста, – сказала китаянка Яну. – Мне есть над чем подумать и что решить.
Спектакль кончился, и Лорел, опередив нас, выскочила из комнаты первой. Когда мы с Яном шли из старой части дома в новую, миссис Кроуфорд как раз ударила в старый китайский гонг, оповещая об ужине.
Ян остановил меня в коридоре. Он видел мою подавленность и уныние, и я знала, что он ищет способ утешить меня.
– Не обращайте внимания на Лиен, Миранда. Дайте ей время, она переболеет и преодолеет свое разочарование от того, что не она будет позировать для статуи.
Я смотрела ему в глаза.
– Лорел говорит, что Лиен вас любит.
Ян не пытался уклониться от ответа.
– Может быть… Хотя я не старался завоевать ее любовь. Но она была одинокой молодой женщиной замужем за старым, равнодушным человеком. В этом доме у нее не было друзей. Она брала у меня уроки английского, и нас сблизило сочувствие друг к другу. Я не питаю к ней других чувств, кроме симпатии.
– Вы ко всем добры, – сказала я.
Он пристально посмотрел на меня.
– Не всегда, Миранда. Случается, что я испытываю не просто симпатию.
Поняв, на что он намекает, я быстро отступила на шаг.
– Вы пойдете ужинать? Я кое-что хочу вам показать, посоветоваться.
Он почувствовал мое смущение и принял его с насмешливым поклоном.
– Счастлив присоединиться к вам, – произнес он и подождал меня в коридоре, пока я ходила в свою комнату за картами.
Потом мы вместе спустились в столовую.
Не знаю, что заставило меня оглянуться, когда я спускалась по лестнице. Может быть, слабо скрипнула дверь или я услышала, как кто-то вздохнул. Я оглянулась и успела заметить, как быстро закрылась дверь Сибиллы Маклин. Давно ли стояла моя свекровь, подслушивая? Мне стало не по себе, но я спустилась вниз и села за ужин вдвоем с Яном Прайоттом.
