Текст книги "Жена или жертва?.."
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Садись, Кейт, – сказала Номи. – Только сначала сними свою мокрую куртку. А сюда я поставлю твои вещи.
Мальчик неловко освободился от куртки, отдал ее Номи вместе с шапкой и неуверенно сел в предложенное ему кресло.
Колтон наконец пришел в себя от удивления.
– Что-то случилось, Кейт? Расскажи нам все. Мы не можем принять тебя против желания твоего отца, пока не узнаем, что привело тебя сюда.
Мальчик бросил в мою сторону быстрый враждебный взгляд, встал и подошел к деду.
– Я не хочу говорить об этом. Им все равно, что происходит со мной. Отец и Пандора ненавидели Гленду, и я не могу больше оставаться с ними. Если вы позволите мне жить здесь, я буду работать по дому, помогать тете Номи… А послезавтра кончатся каникулы, и я смогу ходить в школу отсюда. Спать я готов в любом месте, так что мне не нужна отдельная комната. Сгодится и раскладушка в мансарде.
Колтон казался более растерянным, чем когда-либо. После смерти дочери он уже не производил впечатления сильного, уверенного в себе человека.
– Ты сказал своему отцу и бабушке, что пошел сюда?
Кейт отрицательно покачал головой.
– Я просто собрал свои вещи и ушел. Но они поймут, где я.
– Позволь ему остаться, Колтон, – вмешался Гленн. – Он сын Гленды, и лучше ему расти здесь, чем в другом месте. Он скорее Чандлер, чем Макинтайр.
– Ох уж эта вражда! – презрительно заметила Номи.
Решение должен был принять Колтон, но прежде чем он высказал его, раздался телефонный звонок, и Номи вышла в холл, чтобы ответить на него. Через несколько минут она вернулась.
– Это был Трент. Он хотел знать, у нас ли мальчик, и поговорить с тобой, Колтон. Я сказала, что он может прийти сюда.
Колтон отложил в сторону книгу об испанских замках.
– Конечно, мы должны увидеться с ним. Ты хочешь остаться и послушать, что скажет твой отец, Кейт?
– Нет, сэр. Я знаю, что он скажет. – При этих словах мальчик снова метнул в мою сторону враждебный взгляд.
Я была удивлена и обеспокоена его явной неприязнью, ведь мне казалось, что наши отношения начали налаживаться.
– Пойдем, – обратилась к Кейту Номи. – Возьми свой чемодан и эту ужасную картину, которую ты принес сюда. Мы поставим раскладушку и отгородим для тебя уголок в мансарде.
Воспользовавшись тем, что на меня никто не обращает внимания, я вышла из комнаты, надела пальто, неслышно закрыла за собой входную дверь и остановилась на заснеженной веранде. Ночь казалась удивительно тихой. Ветра не было, и деревья стояли неподвижно, занесенные снегом. На небе не было ни луны, ни звезд, но благодаря снегу ночь была достаточно светлой.
Я увидела фары автомобиля Трента издалека. Когда он свернул на подъездную площадку, деревья на мгновение ярко вспыхнули в свете фар и тут же снова погрузились в темноту. Когда его машина подъехала к дому, я спустилась по ступеням, покрытым мягким мокрым снегом, и пошла ему навстречу.
Увидев меня, он открыл дверцу.
– Я должна поговорить с тобой, – сказала я и скользнула на сиденье рядом с ним. – Поблагодарить за то, что ты подарил мне письма моего отца. Это самый лучший рождественский подарок в моей жизни.
Он взял мои холодные руки в свои и сжал их.
– Что случилось? Что-то очень неприятное, не так ли?
– Да! – Я так энергично кивнула, что с моих волос посыпались хлопья снега. – С Чандлерами покончено. Я должна как можно скорее уехать отсюда. Гленн не хочет, чтобы я оставалась.
Трент снова мягко сжал мои ладони.
– Мне бы следовало поговорить с ним… Но, пожалуй, я не буду этого делать. Ты можешь пожить у нас, если хочешь.
– Нет. Спасибо за приглашение, но мне необходимо уехать как можно дальше от Серых камней. Я должна кое-что понять, а здесь невозможно сосредоточиться. Но я не могу пока уехать.
– Почему?
Я мягко высвободила свои руки.
– Из-за шарфа, который я привязала к дереву в озере, а другой конец дала Гленде.
И я рассказала ему все. О том, как Колтон сказал, что там не было никакого шарфа. О голосе, который я слышала… Кто-то еще, кроме нас с Глендой, был там, на озере. Этот человек отвязал от дерева мой шарф или просто вырвал его из ослабевших рук Гленды и оставил ее тонуть. И мне жизненно необходимо было выяснить, кто это был, причем до своего отъезда. Я не сказала Тренту только о том, что Гленда собиралась сделать со мной. Это теперь было уже совершенно не важно.
Он внимательно, не перебивая, выслушал меня.
– Полагаю, ты рассказала им об этом?
– Да, конечно. Но мне никто не поверил. Разве что Номи…
– А ты не узнала голос, ответивший на крик Гленды?
– Нет. Он звучал немного искаженно, и я даже не могу определить, мужчина это был или женщина. Да и как можно запомнить крик, когда он уже перестал звучать?
– Ты оказалась в очень неприятной и опасной ситуации, – обеспокоенно заметил Трент. – Мне не нравится, чем все это пахнет. Кто бы ни ответил Гленде и ни забрал оттуда твой шарф, этот человек наверняка опасается, что ты его узнаешь.
– Да, – кивнула я. – Я тоже думала об этом. Но этот человек знает, что пока что я не имею ни малейшего понятия о том, кто он. Любой прохожий мог оказаться на скале, в то время как я металась по берегу. Местные жители ходят гораздо быстрее, чем я, да и лес там густой. Мы могли не заметить друг друга. Но я не могу уехать отсюда, пока не докажу всем свою непричастность к смерти Гленды. А если шарф кто-то забрал, то мы имеем дело с убийством.
– Ты и Кейт, – сухо сказал Трент.
– Что ты имеешь в виду? При чем тут Кейт?
– Ни при чем. Но он задавал мне вопросы, на которые трудно найти ответ. Гленда знала, что в этой части озера бьют ключи, что она первой оттаивает и последней замерзает. Она помнила, что именно в этом месте утонула ее мать, и все же почему-то решила кататься на коньках именно там. Ей было известно, что это небезопасно, особенно в теплую погоду. Даже если лед с виду кажется крепким, он не годится для катания на коньках. Кроме того, Гленда никогда не приблизилась бы к центру по своей воле. Поэтому Кейт хочет знать, почему вы отправились туда вместе и как его мать могла провалиться под лед.
Я удивленно посмотрела на него, и вдруг меня осенило.
– Ты хочешь сказать, что он тоже обвиняет меня? Что он думает…
– Он предполагает, что ты могла действовать импульсивно, и считает, что там не было никакого шарфа.
– Но это чудовищно! – закричала я. – А ты? Ты тоже веришь в это?!
Он грубо оборвал меня:
– Не будь идиоткой! Я слишком хорошо знаю Гленду, чтобы не догадаться, зачем она потащила тебя туда.
Я облегченно вздохнула. Трент все знал. Теперь можно быть с ним абсолютно откровенной.
– Да, – кивнула я. – Она хотела, чтобы под лед провалилась я, но вместо этого сама попала в ловушку. Но я не могу сказать это Чандлерам – они мне все равно не поверят.
– Ты должна уехать отсюда как можно скорее. Тебе нельзя оставаться в одном доме с человеком, чувствующим, что ты что-то подозреваешь.
В этот момент с веранды меня окликнул голос Гленна.
– Дина? Где ты, Дина?
– Я должна идти, – сказала я. – Пойдем вместе.
Трент открыл мою дверцу, помог мне выйти, и мы вместе поднялись в дом.
Гленн вежливо поздоровался с Трентом.
– Колтон ждет тебя, – сообщил он, – но хочет поговорить с тобой наедине.
Когда гость скрылся в гостиной, муж повернулся ко мне.
– Почему ты сидела в его машине? О чем вы говорили?
Я спокойно ответила:
– Ни о чем таком, что я хотела бы обсуждать с тобой. – И, пройдя мимо него, стала подниматься по лестнице.
Он пошел следом за мной.
– Дина! Не становись моим врагом. Я хочу тебе верить. Я хочу любить тебя – так же, как в Нью-Йорке.
Я остановилась на лестнице и повернулась к нему лицом. Он стоял ступенькой ниже меня, и при виде его ярких, орехового цвета волос, которые так поразили меня в тот первый день в музее, я вспомнила точно такие же, мокрые и растрепанные, волосы на мертвой голове Гленды, неподвижно лежавшей на мокром снегу.
– Так почему же ты мне не веришь? – спросила я.
Гленн уклонился от прямого ответа, и это меня обрадовало. Что ж, по крайней мере, он не обвинял меня прямо.
– Неважно. Но я бы не хотел, чтобы у тебя были какие-то дела с Трентом Макинтайром. Я не доверяю этому человеку.
– Зато я доверяю, – парировала я. – Я доверяю ему больше, чем кому-либо в «Высоких башнях». Включая собственного мужа.
В глазах Гленна что-то вспыхнуло, и он встал на одну ступеньку со мной. Когда мы поднялись наверх, он снова начал умолять меня:
– Дина! Мне нужна твоя помощь. Я хочу попытаться сделать то, что предложил Колтон. Ты согласна снова позировать мне? Ты позволишь мне вырезать тебя из дерева?
Так вот почему он заговорил о любви и доверии – ради себя. Он собирается использовать меня для собственного спасения, как уже не раз делал раньше. Позировать ему мне вовсе не хотелось, но все же я не смогла отказаться. Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне или занимался со мной любовью, притворяясь, что испытывает ко мне желание, потому что я знала, что это не соответствует действительности. Но когда речь шла о его работе, мне было нечем крыть.
– Хорошо, – тихо пробормотала я. – Я буду позировать тебе завтра.
– Не завтра – сегодня ночью! Я хочу встретить Новый год за работой. Разве ты не понимаешь, Дина, если я начну все снова, тогда…
Гленн не стал продолжать, потому что уже поверил в мое согласие. Он схватил меня за руку и быстро потащил в спальню. Там он начал вытаскивать шпильки из моих волос, как будто прежнее возбуждение охватило его. Я спокойно стояла, позволяя мужу делать все, что он хочет, и старалась ничего не вспоминать. Мужчина, которого я любила, бесследно исчез. Я не должна думать о нем больше, не должна вспоминать нашу первую встречу в музее. Не надо страдать из-за того, что было только игрой воображения.
Вытащив все шпильки из моих кос, Гленн собрал их в горсть и хотел швырнуть на кровать, но вдруг изумленно застыл.
– Посмотри! – закричал он. – Там, на твоей подушке…
Я оглянулась и увидела лежащий на моей постели желтый ведьмин шар.
Гленн стиснул мое запястье.
– Зачем ты положила его туда? Что ты пыталась сделать?
– Я не клала его туда, – ответила я.
Он отбросил мою руку, подошел к кровати, поднял шар и поднес его к свету, как будто надеялся найти в его прозрачной глубине разгадку какой-то тайны.
– Гленда говорила, что видит в этих шарах будущее, – сказал он. – Если бы только она могла вернуться и помочь мне… Мне ее так не хватает! Она всегда была сильнее меня. Я уверен, что она…
– Перестань говорить глупости! – крикнула я. – Мертвые не возвращаются, чтобы руководить живыми.
– Даже когда умирают насильственной смертью и оставляют что-то незавершенным?
Он снова напомнил мне о том, что мучило Кейта и всех остальных… кроме кого-то одного, кто знал правду.
– Если это и была насильственная смерть, я не имею к ней никакого отношения, – сказала я. – И не лгала тебе, когда говорила, что пыталась спасти твою сестру.
Гленн держал шар в руках, поворачивая его к свету, и тот мерцал, как огромный желтый глаз, отбрасывая радужный отблеск на потолок.
– Возможно, это знак, – пробормотал он. – Возможно…
Я протянула к нему руку.
– Дай сюда. Я отнесу его на место, в комнату Гленды.
Мне не хотелось гадать о том, кто именно принес шар в нашу комнату и чего этот человек добивался: хотел расстроить Гленна или рассчитывал напугать меня.
Муж быстро отдернул руку.
– Нет! Его появление в этой комнате должно что-то означать. Пока я не знаю, что, но надеюсь узнать. Поэтому шар останется со мной, пока я буду работать над деревянной головкой. Возможно, он поможет мне.
Мы поднялись в мансарду, и Гленн положил желтый ведьмин шар на полку. Номи тоже была там, она устраивала удобный уголок для Кейта. Раскладушка была поставлена на территории студии Гленды. Номи нашла стул и секретер, чтобы мальчику было где разложить свои вещи и делать уроки.
Кейт послушно выполнял все ее указания. Он выглядел ошеломленным и явно сам не понимал, что с ним происходит. Тем не менее мальчик первым делом водрузил на мольберт матери картину с изображением горящей гостиницы.
Гленн не обращал на них никакого внимания.
Покидая мансарду, Номи прошла мимо нас очень тихо, не желая мешать ему, и удивленно подняла брови, увидев, что я снова позирую мужу. Когда она ушла, Кейт уселся на свою кровать, зажав руки между коленями, стал наблюдать за нами напряженным загадочным взглядом, который выводил меня из равновесия.
Нужно как можно скорее поговорить с мальчиком, решила я, чтобы еще раз попытаться переубедить его и объяснить, что его представления далеки от истины.
Гленн снял тряпку с куска красного дерева, который занял на вращающемся столике место алебастра. Я увидела, что он уже отрезал лишние куски дерева и был готов приступить к непосредственной работе над головкой. Он усадил меня так, как ему было нужно, несколько раз обошел вокруг, приподнял мой подбородок, наклонил голову и наконец заговорил:
– Я хотел бы, чтобы ты смотрела на что-то, находящееся высоко над тобой, словно на вершину одной из башен Серых камней. Твои волосы должны быть откинуты назад и создавать впечатление, что их треплет ветер. Возможно, я даже использую электрический фен, чтобы получить нужный эффект.
Вернувшись на свое место, Гленн снова посмотрел на кусок дерева, и недовольное выражение появилось на его лице.
– Они слишком светлые, – сказал он. – А у Гленды они были такими же яркими, как это дерево, – глубокого махагонового цвета. Но это неважно. Я что-нибудь придумаю.
Гленн уверенно приступил к работе, а я сидела, спокойно наблюдая за ним. Он, казалось, не только не замечал этого, но даже не воспринимал меня как реальную персону, видя только мои волосы, словно они существовали отдельно от меня и могли принадлежать какой угодно девушке.
Во время работы над алебастровой головкой он рассказывал мне, что делает, и теперь я хорошо представляла себе все ее этапы. Резка по дереву – несмотря на то, что текстура и материал были другими, – тоже представляла собой один из видов скульптуры. Гленн не вырезал кропотливо каждую складочку драпировки или завиток волос, а стремился выявить то, что скрывается внутри материала. Сейчас он ловко действовал деревянным молотком, резцом и полукруглым долотом, пытаясь добиться, чтобы плоская поверхность дерева становилась похожей на что-то волнистое, шелковистое и воздушное.
Но у него что-то не получалось. Я видела это по лицу мужа, по тому, как он резко отбрасывал в сторону молоток или резец. Это состояние было объяснимо. В воображении художника уже сложился законченный образ будущего произведения, и невозможность воплощения своего замысла заставляла его страдать и раздражаться. Я, сжавшись, напряженно сидела на своем стуле, так что даже мышцы шеи заболели.
На мгновение повернув голову, я увидела, что Кейт не сводит с меня глаз. Он смотрел на меня, как на что-то неприятное, даже уродливое. Я попыталась улыбнуться мальчику, но он отвел взгляд. Оставив его в покое, я перевела взгляд на желтый ведьмин шар, так же пристально следящий за мной с полки, на которую его положил Гленн.
– Перестань вертеться! – резко бросил мне муж. – Если ты устала сидеть в одной и той же позе, встань и походи. Мне это не помешает. Все равно у меня не получается то, что я хочу. Под волосами совсем не то лицо.
Это прозвучало грубо, но я не почувствовала себя оскорбленной. Меня не заботило, что он хотел увидеть. Я встала и потянулась. В мансарде громко тикали часы, и я удивилась, что еще существует время.
– Новый год еще не наступил? – спросила я у Кейта.
Он что-то буркнул и посмотрел на часы на своем запястье.
– Нет! – закричал Гленн. – Я еще не готов. Мне пока не удалось ухватить в дереве то, что я искал. Вернись на свое место, Дина. Я продолжу работу. Если я успею поймать задуманный образ до того, как пробьет двенадцать, все будет в порядке! В противном случае я вообще не буду продолжать эту работу.
Он взглянул на стеклянный желтый шар, словно черпая в нем силы, и вернулся к работе. На этот раз он усадил меня в профиль к себе, и я больше не могла наблюдать за ним. Но осознание того, что он увлеченно работает, успокаивало меня.
Когда наступила полночь, Номи и Колтон поднялись в мансарду и принесли нам шампанское. Услышав на лестнице их шаги, Гленн опустил резцы и укутал свою работу покрывалом.
– Это произошло! – торжественно сообщил он Колтону. – Я выиграл борьбу с волосами. Теперь можно заняться лицом. На этот раз мне удалось ухватить что-то новое, и оно еще лучше, чем было в камне.
Колтон выглядел заинтересованным, но тем не менее не настаивал, чтобы Гленн показал ему свою работу, пока не продвинется достаточно для «показа».
Он произнес тост в честь Нового года, и мы сдвинули бокалы, чтобы выпить за успех новой работы Гленна.
Кейт мрачно наблюдал за нами, Потягивая горячий шоколад, который приготовила ему Номи, и, делая вид, что обижен тем обстоятельством, что его все еще считают ребенком.
Наше настроение вряд ли можно было назвать праздничным, поэтому, допив шампанское, мы не стали задерживаться в мансарде. Колтон и Номи спустились первыми, Гленн последовал за ними и позвал меня с собой.
Но, прежде чем я успела выйти, Кейт вскочил со своей кровати и так неожиданно схватил меня за руку, что я даже испугалась. Но он выглядел таким одиноким и несчастным, нуждавшимся в помощи, что я, стараясь забыть о его неприязненных взглядах и подозрениях на мой счет, задержалась в мансарде.
– Посмотри на работу Гленна! – прошептал мне мальчик. – Я видел, что он начал делать. Взгляни на это, и ты поймешь, что тебе надо остерегаться.
Я не поняла, что он имеет в виду, и не стала ничего смотреть. Я четко усвоила, что не имею права вмешиваться или подсматривать, когда Гленн работает над скульптурой, даже если он вырезает лицо Гленды. Пусть делает, что хочет. Я желала ему успеха, но сам он больше не интересовал меня.
Позже я не раз задумывалась о том, что изменилось бы, если бы я тогда прислушалась к словам мальчика и взглянула на работу мужа. Может быть, я распознала бы чудовищное превращение, которое начало происходить с Гленном, если бы приподняла покрывало с махагоновой головки? Впрочем, нет. Я не поверила бы этому и была бы скорее потрясена, чем испугана.
13
День шел за днем, и Гленн работал с прежним увлечением, но у меня почему-то постепенно крепло ощущение, что история повторяется. Это были жуткие предчувствия, не сулившие в будущем ничего хорошего.
Он почти не делал перерывов в своей работе над скульптурой и требовал моего постоянного присутствия. Меня это удивляло, ведь он почти не смотрел на меня, хотя я послушно сидела, отвернувшись от головки. Иногда я могла видеть лицо Гленна в зеркале, но никогда не видела его работу.
Он разговаривал, но чаще сам с собой, чем со мной, и его слова не были утешительными, поскольку речь, как правило, шла о головке из алебастра, о том, какое она имела для него значение, и о том, как вместе с ней разбились все его надежды и мечты.
Я ощущала в поведении мужа все возрастающее негодование, от которого он пытался освободиться, заставляя меня слушать его. Все это делало мое положение почти невыносимым.
Гленн работал так много, что головка давно должна была быть закончена, но он, тем не менее, продолжал улучшать ее, совершенствовать. На полу вокруг него росла груда стружек, и я уже задавала себе вопрос, осталось ли там что-нибудь от дерева.
Становилось все холоднее, и ночами стоял настоящий мороз. Время от времени шел снег, который уже не таял, а оставался лежать на земле. Он больше не был мягким и пушистым, и смерзался в твердую скользкую корку, по которой трудно было ходить, не поскальзываясь на каждом шагу.
Кейт после праздников пошел в школу и теперь появлялся в «Высоких башнях» только ближе к вечеру. Он жил какой-то тайной жизнью подростка, скрывая от взрослых свои проблемы и переживания.
Дед уделял ему внимание, но в нем не было души. Мальчик не носил его имени, и Кол-тон, как мне казалось, не особенно радовался его переезду и просто тянул время. Сейчас, когда Гленн снова начал работать, он хотел дождаться того момента, когда деревянная скульптура будет завершена, оценить ее и заняться своими делами. В феврале ему предстояло отправиться в Англию, чтобы прочитать там курс лекций для студентов художественной академии, и он мог оставаться в «Высоких башнях» до следующего месяца. Кроме того, Кол-тон вскользь заметил, что собирается до своего отъезда завершить оформление продажи земель на другой стороне озера Пандоре Макинтайр.
Судя по всему, Гленда была главным противником этого шага, и теперь, когда ее не стало, Гленна больше не заботила дальнейшая судьба озера Серых камней. Я подозревала, что он и сам покинет «Высокие башни», как только его работа будет закончена.
Что будет со мной, я не знала. Наши отношения с мужем так и не восстановились, и вряд ли это когда-нибудь могло стать возможным. Но я откладывала свой отъезд и оттягивала разговор, обозначающий окончательный разрыв, до тех пор, пока работа мужа над головкой из красного дерева не будет доведена до конца. Большую часть времени я находилась как бы в вакууме.
Время от времени один из ведьминых шаров Гленды появлялся в моей комнате, но никто не признавался в том, что приносит их туда. Каждый раз я возвращала стеклянный шар на место в корзину и говорила себе, что нужно воспринимать эти надоедливые выходки как попытки досадить мне, но не больше. Кто стоял за этим, я не знала и не хотела знать.
Однажды мы с Номи пошли на кладбище и обнаружили там Колтона. Он неподвижно стоял с непокрытой головой и смотрел на присыпанную снегом новую мраморную плиту рядом с могилой Элизабет.
Увидев его высокую фигуру, я предложила Номи не мешать Колтону, но эту женщину было нелегко переубедить, и мы продолжили свой путь среди заснеженных холмиков. Заметив наше приближение, он только бросил на нас невидящий взгляд и отвернулся, как всегда пряча свои чувства.
Номи положила на могилу Гленды несколько веток падуба, которые принесла с собой. Ворох бережно срезанных зеленых листьев с красными ягодами ярким пятном выделялся на снегу.
– Теперь в мире Гленды нет ярких красок, – тихо сказала Номи.
Мы молча постояли несколько минут перед каменной плитой, на которой Гленн вырезал только имя сестры, но если и молились, то не о женщине, лежащей там, под землей.
Я была удивлена, что Номи захотела навестить могилу Гленды, поскольку она даже отказалась носить по ней траур. Но когда Кол-тон ушел и мы остались на кладбище вдвоем, она произнесла слова, которые многое прояснили.
– Я просто хотела убедиться, – медленно проговорила Номи и как-то странно посмотрела на меня, – что она здесь.
– Здесь? Но где еще она может быть?
Казалось, пожилая женщина не слышала меня.
– Надеюсь, это так. Но, конечно, мы не можем быть окончательно уверены в этом. До тех пор, пока осиновый кол не будет вбит ей в сердце.
– Ох, Номи! – простонала я. – Неужели и вы верите во все эти сверхъестественные ужасы? Может, вы и приносите эти ведьмины шары в мою комнату?
Пожилая женщина посмотрела на меня широко открытыми глазами, в которых застыло страдание.
– А ты так и не поняла, кто это делает? – Она махнула рукой. – Это она. Гленн сказал мне, что видел ее, и я верю ему. Он думает, что она будет постоянно возвращаться, пока человек, который виновен в ее смерти, не понесет наказания. Именно поэтому я приехала сюда. Но здесь все в порядке. Она лежит под землей и спит спокойным сном. Но когда она проснется, мы все окажемся в опасности.
Я положила руку на ее плечо, причем не слишком нежно, и увела прочь от могилы.
– За всю свою жизнь я не слышала таких чудовищных глупостей! И уж от вас никак такого не ожидала! Я считала вас, Номи, самым нормальным и уравновешенным человеком в этой странной семье. Вы ведь не одна из Чандлеров, – увещевала я тетку своего мужа.
Она очнулась и рассмеялась дребезжащим смехом, который напугал меня еще больше.
Похоже, мне не следует дожидаться, пока Гленн закончит свою работу и отпустит меня. Пора бежать отсюда, от этих странных зимних людей, подумала я, и вернуться к тем, у кого все в порядке с психикой.
Моим единственным утешением в такие минуты было сознание того, что на другой стороне озера живет Трент Макинтайр. Иногда я видела его издалека, а пару раз он приходил к нам в дом, чтобы повидать Кейта, и я обнаружила, что жду этих визитов.
Он был таким спокойным, здравомыслящим, искренним. Я могла представить, что он ответил бы Номи, услышав ее жуткие слова, сказанные на кладбище. Снова и снова вспоминая их, я начала думать, что она пыталась напугать меня. Неужели эта женщина тоже хотела, чтобы я уехала?
К несчастью, я не имела реальной возможности поговорить с Трентом. В те короткие моменты, когда наши глаза встречались, его теплый взгляд говорил мне больше, чем любые слова утешения. Мне было приятно ощущать его безмолвную поддержку, но эта радость была единственным, на что я имела право, пока оставалась в этом доме.
С каждым днем я получала все новые подтверждения того, что на «Высоких башнях» лежит какое-то проклятие. И дело было вовсе не в призраке Гленды Чандлер, так как я не верила, что он бродит по дому. Грех, совершенный тем, кто забрал мой шарф и оставил ее умирать, и то, что это преступление осталось безнаказанным, не давало покоя никому из его обитателей.
Я не переставала мысленно анализировать ситуацию, пытаясь угадать, кто это мог быть.
Это был не Колтон. Он слишком гордился своей дочерью и любил ее, хотя и, на мой взгляд, недостаточно хорошо заботился о ней. Для него клан Чандлеров был превыше всего.
Это не мог быть Гленн, который обожал свою сестру-близнеца, как если бы она была частью его самого. И уж конечно не Номи, хотя на первый взгляд казалось, что она не остановилась бы перед убийством, так сильна была ее ненависть к Гленде.
Но больше здесь никого не было. Я попыталась расширить круг подозреваемых: Кейт безумно любил свою мать, Трент не мог быть убийцей, да и Пандора не стала бы этого делать, хотя она, конечно, не простила бывшей невестке страданий, которые та причинила ее сыну и внуку. Правда, она наверняка знала, что Гленда является ярой противницей продажи земли, но я не сомневаюсь, что даже это не могло заставить такую славную женщину пойти на убийство.
Итак, не оставалось никого, кто мог забрать шарф, привязанный мною к дереву. И все же кто-то сделал это.
Вина этого человека, словно реализовавшись во плоти, проникла в «Высокие башни». Она сидела с нами за столом, грелась у нашего огня!
Вина… Или подозрительность. Я не знаю, что думал Колтон по этому поводу. Гленн и Кейт явно винили в гибели Гленды меня. А Номи… Она подозревала, а может быть, и знала, кто преступник. Как я могла сбежать из «Высоких башен», оставив на себе это безобразное пятно вины?
Тогда я еще не подозревала, что для меня существует и другая причина оставаться там.
В следующую субботу, позируя Гленну, я заметила, что его настроение переменилось. Он был очень мил со мной. Я предположила, что это результат того, что он доволен своей работой, но почему-то испытывала странное беспокойство.
Судя по тому, что он приступил к полировке, придающей дереву матовый блеск, скульптура была уже близка к завершению.
– Я благодарен тебе, Дина, – сказал он мне почти небрежно. – Я не смог бы сделать это без тебя. Ты постоянно должна быть рядом со мной, иначе я никогда не смогу добиться успеха в своем творчестве.
– Когда я смогу увидеть твою работу? – поинтересовалась я.
Его глаза сверкнули темным блеском, напомнив мне Гленду.
– Скоро, скоро, моя дорогая, – пробормотал он. Но это был не просто ответ на вопрос. Казалось, Гленн обещает мне что-то гораздо большее, чем просто возможность увидеть головку из красного дерева. – Расскажи мне снова, Дина, – попросил он обманчиво мягким тоном. – Что же на самом деле произошло в тот день, когда Гленда провалилась сквозь лед.
Так вот чем объяснялась его неожиданная нежность!
– Я уже рассказывала тебе об этом, – тихо произнесла я. – Много раз.
– Я должен еще раз это услышать, – настаивал Гленн по-прежнему мягким, почти нежным голосом, – чтобы наконец все понять.
Я внезапно почувствовала, что боюсь своего мужа. Он все это время не переставал считать меня виновной в смерти сестры, а сейчас, когда работа над головкой заканчивалась, его терпение явно подошло к концу. Когда скульптура будет завершена, Гленн больше не будет во мне нуждаться.
Я поймала в зеркале его движение и поняла, что он накрывает куском ткани головку. Затем он подошел ко мне и тихо взял за запястье.
– Мы займемся этим сейчас, – сказал он. – Пойдем со мной, Дина. Дай мне возможность понять, что произошло на самом деле. Дай мне разобраться в этом.
Я попыталась возражать, но Гленн был настроен настолько решительно, что сопротивляться было бесполезно.
– Мы пойдем туда прямо сейчас, – заявил он. – Возьми свое пальто и ботинки. Солнца нет, но, возможно, снег уже достаточно подтаял, так что мы сможем пройти через лес. Поторопись.
Я судорожно искала предлог отказаться или, по крайней мере, отсрочить эту странную экскурсию.
– Колтон говорил, что сегодня встречается с Пандорой по поводу продажи земли. Он хотел, чтобы ты пошел вместе с ним, – едва слышно пролепетала я.
– Я не забыл об этом, – кивнул Гленн. – Я встречусь с ним позже. А сначала мы с тобой пойдем на озеро, на то место, где утонула Гленда, и ты покажешь мне, как это произошло.
Мне нечего бояться, сказала я себе. Сейчас лед достаточно прочный. Даже в том месте, где бьют ключи, его поверхность стала такой толстой, что уже не представляла опасности. Мне лучше сделать так, как он просит. Возможно, это единственный способ доказать свою невиновность. Если бы только эти несколько шерстинок оставались на стволе, подумала я, они придали бы моему рассказу большую убедительность.
Когда мы вышли из дома, то сразу же убедились, что на улице очень скользко. Но Гленн предусмотрительно взял с собой пару тростей, напоминающих снаряжение для альпинистов, и с их помощью мы стали медленно спускаться по тропинке с холма.
На берегу, где склон был более пологим, мы шли по снежной корке, уже почти не скользя. И все же в это ясное утро путь до Серых камней занял у нас довольно много времени.
Я увидела две остроконечные скалы, вздымающиеся вверх над берегом озера, и вспомнила, что когда-то сравнивала их с Глендой и Гленном. Теперь остался только один близнец, лишившийся своей половинки.
Но скалы-близнецы по-прежнему стояли на своем месте, и я не почувствовала в них ничего зловещего. Все мои опасения были связаны только с человеком, торопливо идущим впереди меня. Странное поведение мужа пугало меня. Тяжелая трость, на которую он опирался, вполне могла стать смертоносным оружием. А его притворная нежность, которой я не верила, настораживала меня еще больше.
