Текст книги "Жена или жертва?.."
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Погруженная в эти мысли, я едва слышала, что она говорит своим мягким, слегка хрипловатым голосом.
– Иногда дороги бывают такими узкими, что трудно разъехаться со встречной машиной. По ним можно ехать только прямо, никуда не сворачивая и не имея возможности повернуть назад.
Если в ее словах и был какой-то скрытый подтекст, мне не хотелось разгадывать его.
– Послушай, если мы собираемся кататься на коньках, – наконец сказала я, – почему бы нам не сделать это прямо здесь? Мне кажется, это самое подходящее место!
– О, конечно, – ответила она. – Но у Серых камней еще лучше. Там есть участки озера, которые замерзают последними, и их не успевает засыпать толстый слой снега. После сильных морозов мы всегда катаемся там. Пойдем, я покажу тебе, где это.
Возможно, это то самое место, где погибла ее мать, промелькнуло у меня в голове. Но я не собиралась выходить на лед, пока не буду абсолютно уверена в своей безопасности, и, где бы мы ни катались, постараюсь пропускать Гленду вперед. Таков был мой замысел.
Когда мы миновали основание высоких скал, линия берега стала более изрезанной, образуя маленькие полукруглые заливчики. Лед там казался гладким и чистым.
– Видишь, какое очаровательное место, – сказала Гленда и присела на камень, чтобы надеть коньки. Я присоединилась к ней и, сняв ботинки, надела свои.
Она первой выскочила на лед и каталась очень умело, выполняя причудливые элементы с грацией и ловкостью. Гленда явно не сомневалась в прочности льда, но тем не менее я заметила, что она старается держаться у берега, избегая приближаться к центру. Что ж, значит, я буду вести себя точно так же, сказала я себе, поскольку нисколько не доверяла этой женщине.
Увидев, что я уже готова, она подъехала ко мне, взяла за руку и не отпускала ее до тех пор, пока я не освоилась на льду. Он казался довольно крепким, хотя на его поверхности были видны трещины, и мои подозрения понемногу улетучивались. К тому же огромное дерево, низко склонившись к воде, тянуло свои ветви далеко к центру озера, и я подумала, что в крайнем случае за него можно будет уцепиться.
Через несколько минут мы согрелись и наши щеки разрумянились от ветра, который дул с озера. Гленда начала демонстрировать мне некоторые несложные фигуры, и я обнаружила, что в таком милом добродушном настроении она может быть прекрасной компаньонкой. Я начала немного расслабляться.
Она взяла меня за руки и стала показывать сложную фигуру, когда один партнер крутит другого вокруг себя. Мы повторили это движение по очереди раза два, но потом она неожиданно отпустила мои руки, и меня понесло прямо к центру озера. Пытаясь остановить это безостановочное скольжение, я поставила коньки на ребро и, тормозя, почувствовала предательское колыхание льда под моими ногами.
Гленда бросила быстрый взгляд на мое побледневшее лицо и успокаивающим тоном проговорила:
– Не волнуйся, все в порядке. Лед здесь достаточно прочный. Поехали, делай, как я.
Она весело рассмеялась, сделала большой круг, потом вошла в штопор и, плавно выйдя из него, покатилась снова по прямой…
И тут это произошло. Острие ее конька, должно быть, попало в трещину. Она неловко дернулась, упала, и ее леопардовый жакет, скользя по гладкому льду, промчал ее мимо меня к самому центру бухты. Раздался страшный треск, и темная вода выплеснулась на поверхность, затягивая Гленду вниз, под лед.
Ощущая под ногами предательское колыхание льда, я осторожно подъехала к дереву и вцепилась в него одной рукой, протянув другую Гленде, беспомощно барахтавшейся в воде с изумлением и ужасом на лице, но не смогла дотянуться до нее. Она судорожно хваталась за край полыньи, но лед обламывался под ее прикосновениями, и круг темной воды с каждым мгновением все больше расширялся.
Я звала на помощь, но вокруг не было никого, кто мог бы меня услышать. И тут я вспомнила про длинный шарф Номи, обернутый вокруг моей шеи, и меня осенило. Я быстро стащила его и, обвязав одним концом вокруг запястья, бросила по направлению к Гленде через вспенившуюся воду. Она дотянулась до него, схватила, снова выпустила из рук, но затем крепко вцепилась пальцами в бахрому.
– Держись! – крикнула я. – Держись как можно крепче, и я вытяну тебя!
Держась за дерево и вонзив лезвия коньков в лед, я изо всех сил пыталась вытащить ее из воды. Но едва она легла грудью на край полыньи, как лед обломился снова.
– Это бесполезно, – слабым голосом крикнула она. – Моя одежда зацепилась за что-то под водой. Я не могу освободиться.
Я сделала еще одну попытку, но Гленда не сдвинулась с места, и я поняла, что у меня не хватит сил преодолеть сопротивление того, что держало ее.
Тогда я поспешно закрепила свой конец шарфа вокруг отломанной ветки на стволе и затянула его крепким узлом, чтобы он не смог развязаться.
– Ты должна держаться за него, – сказала я ей. – А я побегу за помощью. Только не выпускай шарф!
– Я долго не выдержу! – пробормотала она, стуча зубами. – Все бесполезно. Это судьба. Здесь утонула моя мать. Именно здесь…
– Прекрати! – закричала я, уже вскарабкавшись на берег и лихорадочно меняя коньки на ботинки. – Ты только продержись, пока я сбегаю за Трентом Макинтайром. Это быстрее, чем возвращаться домой.
Освободившись от коньков, я побежала по тропинке вдоль берега, обогнула основание Серых камней и оказалась прямо напротив каменного дома, стоящего на другой стороне озера. Но хотя я громко звала Трента и Пандору, мне никто не ответил. Возле их дома было безлюдно и тихо. Либо Макинтайры находились в гостинице, куда не долетал мой голос, либо отсутствовали по каким-то рождественским делам. Мне ничего не оставалось, как бежать в «Высокие башни».
Я снова услышала голос Гленды, молящий о помощи. Затем, к моему огромному облегчению, другой голос что-то прокричал ей. Если помощь уже пришла, мне не было необходимости бежать домой. Я могла бы принести больше пользы, вернувшись назад. Я побежала к Серым камням и, обогнув основание скалы, снова увидела небольшой залив. Там не было никого, кроме Гленды, еще глубже погрузившейся в воду.
Я поняла, что бежать за помощью, скорее всего, уже поздно, но не могла стоять и смотреть, как тонет Гленда, ничего не предпринимая. Развернувшись, я побежала по направлению к «Высоким башням» и даже попыталась срезать кусок пути, поднимаясь на холм по диагонали. Бежать было трудно. Я спотыкалась и падала, но упорно поднималась на ноги и ковыляла дальше.
Наконец впереди меня появился дом. Я остановилась, чтобы перевести дыхание, прежде чем начать кричать. До меня не доносилось ни звука, за исключением шума ветра в верхушках сосен. Я снова прислушалась, надеясь уловить голос Гленды, умоляющий о помощи, но так и не дождалась этого.
С грохотом хлопнув входной дверью, я побежала по лестнице, громко окликая мужа. На мои крики из своей спальни выглянул Кол-тон, а Гленн спустился из мансарды.
– Гленда… Там, на озере… Она провалилась под лед! Скорее! – задыхаясь, выпалила я.
Мужчины набросили пальто и выбежали в переднюю дверь, и я поспешила вслед за ними. Я не могла оставаться в доме и ждать. Я должна была быть там.
Они побежали по самому короткому пути, наискосок через лес, и я едва поспевала за ними. Мы обогнули Серые камни и выбежали к озеру. К тому моменту, как я добралась до залива, они, взявшись за руки, уже образовали цепочку от дерева к полынье. Вдвоем они были гораздо сильнее меня и вскоре вытащили Гленду из воды и перенесли ее на берег.
Я молча смотрела, как они пытались оживить ее, делая искусственное дыхание и растирая руки и ноги. Но она лежала неподвижно, бледная и холодная. Колтон поднял голову и посмотрел на меня. Лицо его было бледным и замкнутым.
– Возвращайся домой, Дина. Найди Номи и скажи, чтобы она вызвала нашего доктора. И пусть она приготовит теплую постель.
Я снова побежала к «Высоким башням», хотя понимала, что доктор вряд ли понадобится. Гленда провела слишком много времени в ледяной воде. Она утонула в том самом месте, где когда-то провалилась под лед ее мать. В том самом месте, где она пыталась утопить меня.
При этой мысли я похолодела. Гленда пыталась утопить меня – а вместо этого утонула сама.
К счастью, Номи уже вернулась с прогулки. Прежде чем я закончила говорить, она уже была у телефона. Я слышала слова, которые она говорила мне, но не воспринимала их. У меня перед глазами неотвязно стояло искаженное ужасом лицо Гленды. Это было просто невыносимо. Я боялась даже подумать о том, что будет теперь с Гленном.
– Я думаю, она мертва, – сказала я Номи.
Но эта женщина по-прежнему оставалась сестрой Элизабет, даже теперь, когда ее противник был повержен.
– Это хорошо, – резко бросила пожилая она. – Теперь ты будешь свободна. И Гленн тоже.
Я в ужасе посмотрела на нее.
– О нет! Я не хочу получить свободу таким путем! Я не хочу…
– Разве она не пыталась утопить тебя? – оборвала меня Номи.
Я не могла разговаривать с ней об этом. Гленда умерла, и, несмотря на все, что она сделала мне, ее ужасная смерть потрясла меня до глубины души. Я отвернулась от Номи и подошла к окну в ожидании Колтона и Гленна.
Мы были в комнате Гленды. Черная мраморная головка словно не сводила с меня своих почти живых глаз, в которых застыло страдание. Это выражение настолько напоминало предсмертную муку на лице тонущей Гленды, что мне показалось, что она сама умоляет меня о помощи. Но я не смогла ее спасти. Мне не хватило для этого сил.
А может быть, я просто недостаточно сильно хотела этого? – вдруг промелькнуло у меня в голове, и я поняла, что никогда не смогу избавиться от чувства вины.
Оказывается, Номи все это время наблюдала за мной.
– Прекрати! – закричала она. – Ты ничем не могла ей помочь. Она сама была виновата… И прекрасно понимала это.
Я не спросила, как она догадалась о том, что на самом деле произошло на льду озера. Откуда ей известно, что Гленда пыталась утопить меня?
В этот момент я увидела, что к входной двери подошел Гленн. Он нес свою сестру на руках, и его лицо казалось таким же мертвым, как и у нее. Я бросилась вниз, движимая желанием помочь ему, но он прошел мимо меня, словно не заметив, и осторожно положил Гленду на кровать.
Колтон еле заметно кивнул мне.
– Оставь его. Ты сейчас ничего не сможешь для него сделать. Пойдем со мной, дай мне немного выпить, Дина, будь хорошей девочкой.
Я налила ему шотландского виски, и он уселся перед холодным камином в гостиной. Все в этой комнате напоминало о Рождестве – красные и серебряные звезды и колокольчики на ярко-зеленых пушистых ветвях елки, яркие цветные огоньки электрической гирлянды… Я не могла больше этого выносить. Выключив их, я без сил упала в кресло, потому что ноги уже не держали меня.
– Она должна была держаться за мой шарф, – пробормотала я. – Видимо, у нее не хватило сил, и она выпустила его из рук.
Колтон допил виски и поднял на меня безжизненные глаза.
– Какой шарф? О чем ты говоришь?
Я рассказала ему, что привязала к ветвям дерева шарф, подаренный мне Номи, а другой его конец бросила Гленде, чтобы таким образом вытащить ее. И только убедившись, что мне не хватит для этого сил, побежала звать на помощь.
Когда я закончила свой сбивчивый рассказ, Колтон медленно покачал головой.
– Там не было никакого шарфа, – сказал он.
12
Перед самым Новым годом мы похоронили Гленду.
Печальный ритуал погребения привлек большое внимание местных жителей. Гленда легла в могилу рядом со своей матерью на маленьком сельском кладбище, расположенном в нескольких милях от «Высоких башен».
Постепенно эмоциональный шок, пережитый нами, смягчился, и мы уже начали привыкать к мысли, что больше никогда не услышим ее шагов на ступеньках лестницы, звонкого смеха, не будем опасаться вспышек ее бурного темперамента.
Никто из нас не предполагал, что самое ужасное еще впереди.
Снова выпал снег, но на этот раз бури не было, и крупные мягкие снежинки медленно и тихо падали на землю.
Мы четверо сидели в гостиной и молчали. И причиной этого был коричневый шарф, подаренный мне Номи, который так и не помог Гленде спастись.
Его таинственное исчезновение с места происшествия было необъяснимо и вызывало у меня страх. Думаю, нечто подобное ощущали и другие члены семьи. Только Джезебел, казалось, была рада. Она уже поняла, что теперь может свободно разгуливать по всему дому, но все еще избегала появляться в комнате Гленды.
Возможно, мне не следовало настаивать на существовании шарфа и рассказывать о голосе, который, как мне показалось, я тогда услышала. Когда Колтон сказал мне, что шарф не был найден, мне нужно было оставить эту тему. Но я постоянно видела обвинение в глазах Гленна и хотела оправдаться перед ним, да и перед остальными членами семьи. Они должны понять, что я пыталась спасти Гленду. В тот момент для меня не имело значения ее отношение ко мне, и я никогда не смогла бы отомстить ей таким ужасным способом.
Номи верила мне и поддерживала, как могла. Что думает по этому поводу Колтон, трудно было понять. Но на лице Гленна постоянно отражались нескрываемая антипатия и отвращение, которые день ото дня становились все сильнее.
Я несколько раз ходила к месту трагической гибели Гленды, внимательно обследуя его, и обнаружила на коре огромного дерева несколько розовых шерстинок из моего шарфа.
Вернувшись домой, я рассказала о своем открытии, но на мои мольбы пойти на озеро и убедиться в моей правоте никто не откликнулся. Возможно, родные Гленды просто не хотели знать правду.
Но когда я вернулась к месту происшествия через несколько дней, шерстинки таинственным образом исчезли. Неужели кто-то тайно приходил туда и убрал их? – подумала я. Кто этот человек? Почему он хочет, чтобы во всем винили меня?
Колтон отменил свой отъезд в Нью-Йорк. Он выглядел совершенно разбитым. Я знала, что он очень любил свою яркую, талантливую, своенравную дочь, но не ожидала, что его может настолько потрясти что-то, не имеющее отношения к искусству. Он как-то резко постарел, и его львиная грива волос теперь стала скорее белой, чем серебристой.
И тем не менее, с тех пор, как произошла трагедия, он только один раз выдал свои чувства. Это случилось через два дня после похорон, когда Номи решительно вошла в комнату Гленды, намереваясь убрать в чулан ее вещи и таким образом уничтожить все воспоминания о ней. Она обратилась ко мне за помощью, и я без особой охоты согласилась. Мне казалось, что еще прошло слишком мало времени после гибели Гленды, и решение Номи стереть все ее следы в доме слишком скоропалительно.
Колтон застал нас за этим занятием и с неожиданным гневом в голосе, немало удивившим меня, остановил.
– Оставь все, как есть! – приказным тоном сказал он Номи. – Куда еще Гленн сможет прийти, когда почувствует тоску по сестре?
Номи была не из тех, кого легко испугать, и настаивала на своем решении освободить комнату. Она стойко воспротивилась Колтону:
– Это вовсе не утешит его, а только растравит его душевную рану. Чем скорее все, напоминающее о Гленде, исчезнет из этого дома, тем будет лучше для всех нас. Нельзя оставлять комнату такой, какой она была. Гленн цепляется за призрак, а это ни к чему хорошему не приведет!
Услышав эти слова, я поняла, куда так часто исчезал мой муж в последние несколько дней. Оказывается, он ходил в комнату своей сестры и сидел там часами, а когда возвращался, лицо его было лишено эмоций. Конечно, причиной этого была невыносимая боль, которую он снова и снова переживал среди вещей Гленды. Номи была права, и я собиралась поддержать ее, но не осмелилась вмешаться в ее спор с Колтоном.
– Оставь эту комнату такой, какая она есть, – решительно повторил он и повернулся, чтобы уйти.
Я не знала, что Гленн в это время находился в соседней комнате, пока он, услышав наши голоса, не вошел в спальню Гленды. С первого взгляда поняв, что собирается сделать Номи, он, ни на кого не глядя, молча подошел к ней и взял у нее из рук ящик с вещами.
– Не трогайте здесь ничего! Я хочу оставить все так, как было. Сегодня я переезжаю в эту комнату. Все вещи Гленды теперь принадлежат мне. Она хотела бы именно этого.
Думаю, даже Колтона поразило такое решение сына, но он понимал, что сейчас возражать Гленну, который был почти в таком же бешенстве, какое временами позволяла себе его сестра, бесполезно. Лицо его исказилось, и он отвернулся, не произнеся ни слова. Ему тоже было нелегко находиться в этой комнате.
Гленн остановил отца, который уже собирался покинуть спальню Гленды.
– Ты должен знать, что я отменил твой заказ по поводу надписи на могильном камне. Я хочу вырезать ее сам. Никто, кроме меня, не сделает для нее эту последнюю услугу.
Колтон только коротко кивнул и вышел из комнаты.
Номи удрученно всплеснула руками, как бы отказываясь от своих намерений разобрать эту комнату, и тоже вышла оттуда, оставив меня наедине с мужем. Возможно, она считала, что мне удастся уговорить Гленна отказаться от его странного намерения. Но я не была уверена, что смогу заставить его изменить свое решение. И все же то, что он собирался сделать, было неправильно, и я должна была попытаться отговорить его.
– Послушай, Гленн! Не нужно терзать себя так! Если ты переедешь сюда, тебе будет только еще тяжелее, – мягко сказала я. – Разве не лучше сделать так, как советует Номи, – убрать все, напоминающее о Гленде, хотя бы до тех пор, пока боль немного не утихнет?
Он поднял на меня глаза, в которых зажглась еще большая неприязнь.
– Откуда тебе знать, что для меня хорошо, а что – плохо? Моя сестра погибла по твоей вине. Ты приносила нам только несчастья, с того самого момента, как разбила головку из алебастра. Какого дьявола меня занесло тогда в этот чертов музей! Если бы я не встретил тебя, все было бы хорошо! Убирайся отсюда и оставь меня одного!
Меня настолько потрясли эти слова, что я больше не повторяла попыток убедить его переменить свое мнение. Мне хотелось немедленно уйти из этого дома.
Я оделась потеплее и вышла на свежий воздух. До сих пор мне казалось, что я по-прежнему люблю Гленна и должна поддержать его, но все его поведение говорило о том, что он в этом не нуждается. Я совсем запуталась.
Разве может любовь, расцветшая так бурно, оказаться такой скоротечной? – спрашивала себя я. Или мне кажется, что мои чувства к мужу безвозвратно исчезли, только потому, что я бесконечно устала? Сначала я была вынуждена бороться за него с Глендой, терпеть все эти унижения и издевательства с ее стороны, а когда она погибла, я снова оказалась виноватой, теперь уже в ее смерти?..
Возможно, пройдет какое-то время, и все мои умершие желания и чувства возродятся. Тогда я смогу вернуться к жизни и любви. Но сейчас, спускаясь по холму к озеру, Я чувствовала, что это нереально. Я больше не нуждалась в Гленне, потому что в нем не осталось ничего от того энергичного, веселого, одухотворенного мужчины, который поразил меня в Нью-Йорке. Казалось, он умер вместе со своей сестрой.
На полпути я столкнулась с Трентом, который поднимался по тропинке мне навстречу. Его улыбка согрела меня. Я даже не понимала, как мне было холодно, пока он не улыбнулся мне.
– А я шел навестить тебя, – сказал он.
Я могла только беспомощно потрясти головой.
– Тебе сейчас не стоит приходить в «Высокие башни». Все мы так расстроены. И Гленн… – Я оборвала фразу, потому что не смогла бы объяснить ему, какие чувства меня обуревают.
Меня мучала мысль о том, что если Трент узнает от кого-то общепринятую версию гибели Гленды, он тоже станет обвинять меня в том, что я ушла и оставила ее одну умирать. Я не вынесла бы этого.
– Я не зайду в дом, если ты считаешь, что мне не следует этого делать, – спокойно ответил он. – Я только хотел поблагодарить тебя за то, что ты сделала для Кейта в ту ночь, когда в гостинице был пожар.
Я изумленно уставилась на него.
– Но я думала, что ты сердишься на меня за то, что я пыталась защитить его.
– Это действительно было глупо, – согласился он. – Но я благодарен тебе за другое. Ведь именно ты заставила его вовремя остановиться и впоследствии вести себя достойно. Мы долго разговаривали с ним в ту ночь, и возможно, мне даже удалось наладить с ним контакт. А у тебя получилось то, чего я никак не мог добиться. Что бы ты ни сказала ему, это заставило его задуматься о своих поступках. Ты расшевелила его. Думаю, он прекрасно отдавал себе отчет в том, какую чудовищную вещь побуждала его сделать Гленда, надеясь оживить картину, которую она нарисовала. Поняв это, он разозлился на нее и решил вести себя по-другому. Пандора ничего не знает. Может быть, она и догадывается о чем-то, но я не собираюсь ей ничего рассказывать. Сейчас в этом нет необходимости.
Трент все еще не знал, что Кейт по наущению Гленды сделал с головкой из алебастра, а я по-прежнему не могла рассказать ему об этом. Возможно, мальчик жалеет теперь и об этом своем поступке. Во всяком случае, я надеялась, что это так.
– Я рада, что твои отношения с сыном наладились, – сказала я. – Ты был очень сердит, и я боялась, что могу стать причиной вашей ссоры.
– Я знаю. Это было написано на твоем лице. Именно поэтому я взял себя в руки и решил просто поговорить с Кейтом. Так что спасибо тебе, юная Бернардина.
– Юная? – сухо переспросила я. – О нет! Уже нет. Сейчас я чувствую себя старше, чем Номи. Старше всех на свете.
Он ласково покачал головой.
– Ты еще очень молода и обязательно будешь счастлива снова.
Трент приблизился ко мне, протянул руку, приподнял мой подбородок и поцеловал меня – легко и нежно.
– Мне все еще хочется целовать тебя, – признался он. – Я не могу думать о тебе как о жене Гленна.
Я и не была ею. Больше не была, Меня так сильно тянуло к Тренту, мне так хотелось почувствовать себя уютно и спокойно в его объятиях. Но я вовремя опомнилась и отступила на шаг.
– Я принес тебе подарок, – сказал он. – Хотел вручить его на Рождество, но после всего случившегося у меня не было такой возможности. – Он вынул из кармана куртки плоскую узкую коробочку и протянул ее мне. Яркая обертка и праздничная ленточка смотрелись сейчас как-то странно, ведь это Рождество было вовсе не веселым. Но меня тронуло его внимание, и слезы сами побежали из моих глаз.
– Не открывай ее сейчас, – тихо проговорил Трент. – Возьми в свою комнату и открой, когда будешь одна. – Он повернулся и пошел прочь, но вдруг остановился. – С тобой все в порядке, Бернардина?
– Да, – ответила я. – Сейчас уже все хорошо.
– Если я понадоблюсь тебе, ты только позови, и я приду, – сказал он и ушел.
Я была уверена, что могу на него рассчитывать, и это придавало сил. Мне стало любопытно, что находится в коробочке, и я решила поскорей вернуться домой, чтобы открыть ее. Обернувшись, я обнаружила, что Трент остановился и смотрит мне вслед. Я помахала ему и, ощущая себя гораздо более спокойной и храброй, продолжила свой путь. Мне действительно стало гораздо лучше, потому что теперь я знала, что Трент Макинтайр беспокоится обо мне.
Вернувшись в дом, я сразу же поднялась наверх и закрылась в своей комнате, затем развязала ленточку, сняла обертку и открыла свой подарок. Внутри коробочки оказалась пачка писем и записка: «Думаю, они помогут тебе даже больше, чем мне».
Там были собраны все письма моего отца к Тренту, собранные за долгие годы их дружбы. Писем оказалось не так уж много, но Трент сохранил все, и я с трепетом развернула первое.
При виде знакомого размашистого почерка меня охватило какое-то теплое, волнующее чувство. Как будто не просто мой отец вошел в комнату и присел рядом со мной, но и Трент стал для меня более живым и понятным. Благодаря этим письмам я узнала его лучше. Оказывается, Джон Блейк высоко ценил своего молодого друга, доверял ему и много ожидал от него в будущем.
В письмах встречались упоминания обо мне и моей матери, и вся наша теплая счастливая семейная жизнь ненадолго вернулась ко мне. Сейчас глубокие философские мысли, которые мой отец так часто использовал в своих лекциях и беседах со студентами, значили для меня гораздо больше, чем раньше.
Он словно нарушил долгое молчание, последовавшее после его смерти, и пришел мне на помощь. Трент почувствовал, насколько сильно я сейчас нуждаюсь в отце, и именно поэтому отдал мне его письма.
Углубившись в чтение, я наткнулась на одно простое высказывание, которое задело меня за живое. Джон Блейк был по существу простым человеком и никогда не делал из мухи слона. «Мужество, —писал он Тренту, – это часто не больше, чем просто способность продолжать идти вперед. Люди, лишенные этого качества, сворачивают в сторону или отстают навсегда».
Продолжать идти вперед. Это был тот самый совет, в котором я сейчас нуждалась. Продолжать жить, день за днем, независимо от того, насколько тяжело мне было оставаться в «Высоких башнях» и чувствовать на себе тяжелые мрачные взгляды мужа. Это испытание моей стойкости. Я должна верить, что впереди меня ждет дневной свет.
И тем не менее в канун Нового года, когда вся семья Чандлеров собралась в гостиной, я снова упала духом. Совсем недавно я с оптимизмом смотрела в будущее, страстно желая, чтобы это время наступило, и еще неделю назад готова была встретить Новый год в твердой уверенности, что Гленде не удастся сломать мне жизнь, а у моего брака есть перспектива стать нормальным.
Но теперь даже ее смерть обернулась для меня поражением, и мужество, о необходимости которого напомнили мне отцовские письма, временами начинало колебаться, словно неуверенное пламя свечи. Я все чаще задумывалась о том, что, возможно, для меня оно могло заключаться в отъезде из «Высоких башен», а не в том, чтобы оставаться там.
Все легкомысленные рождественские украшения исчезли из дома вместе с елкой. И все же воспоминания еще жили здесь. Закрывая глаза, я видела Гленду любующейся золотым медальоном с головой леопарда, который Гленн подарил ей. Впрочем, мне даже не требовалось закрывать глаза, потому что сегодня, в канун Нового года, он надел медальон, который она подарила ему, хотя забыл о моем подарке – свитере. Его сходство с сестрой-близнецом стало еще более заметным, чем раньше, как будто в своем горе Гленн перенял то самое выражение лица Гленды, которое было запечатлено им в черной мраморной головке.
За окнами падал снег, а часы на каминной полке мерно тикали, неумолимо приближая нас к следующему году. Номи сидела у камина и спокойно вязала, а я зачарованно наблюдала за ее ловкими пальцами. Совсем недавно они ткали розовые зигзагообразные полоски в моем шарфе, а сейчас вязали свитер для Гленна – толстый теплый свитер в норвежском стиле. Я чувствовала, что Номи находит в этом занятии успокоение. Видимо, погружаясь в работу, она отвлекалась от мрачных мыслей.
В гостиной царило молчание, но оно не говорило о покое. Впрочем, возможно, это было только мое ощущение. Я то и дело вскакивала со своего места и подходила к одному из французских окон, наблюдая, как на дорогу медленно и мягко падает снег. Он еще не был достаточно глубоким, так что машина могла легко спуститься с холма.
Мне хотелось взять автомобиль Гленна и уехать отсюда куда угодно – хотя бы к Макинтайрам на другую сторону озера. Интересно, а как они встречают Новый год? Ведь эта трагедия коснулась и их тоже. Гленда когда-то была женой Трента и оставалась матерью Кейта, который поклонялся ей со слепым обожанием. Прозрел ли он до трагедии, или внезапная смерть матери, хотя сам он и не мог сейчас этого осознать, была для мальчика благом?.. Сейчас его страдания были острыми, но чистыми. Его мать умерла раньше, чем он успел разочароваться в ней, и ему не пришлось с горечью убедиться в том, что его любовь не стоила таких страданий… Как это произошло со мной. И все же я не могла поверить, что моя любовь могла умереть так скоро.
Над входной дверью горела лампочка, и хлопья снега танцевали в ее желтоватом свете. Сквозь белую пелену я могла видеть часть дороги, ведущей к дому. В какой-то момент мне показалось, что что-то двигается там, в темноте, и я замерла, внимательно всматриваясь.
Тем временем за моей спиной Колтон заговорил с сыном:
– Когда ты собираешься вернуться к работе, Гленн?
– К работе? – переспросил тот, словно не поняв, что значит это слово.
– Конечно. Ты должен чем-то заняться. Это единственное средство приглушить боль. Я понял это, когда потерял твою мать.
– Чем я могу заняться? – горько спросил Гленн.
– Ты уже работал с Диной раньше, – сказал Колтон. – Начни снова. Она здесь, в твоем распоряжении. На этот раз вырежи ее головку из дерева.
– Но я не чувствую… – Гленн оборвал фразу, возможно, не желая, чтобы я услышала ее.
– Чтобы начать, тебе и не нужно ничего чувствовать, – заверил его Колтон. – Все это придет в процессе работы. Твой взгляд зацепится за что-нибудь, и появится вдохновение… Почему бы тебе не начать с ее волос, ведь тебя всегда интриговала их красота. Попробуй передать ее в дереве. Убери эти кольца над ушами, как у старой девы, и распусти их по плечам. Дерево может оказаться для этого даже более подходящим материалом, чем алебастр.
Неужели мне придется снова позировать Гленну? – в ужасе подумала я. Мне сейчас совершенно не хотелось этого. И тем не менее, это могло помочь ему, а если он будет смотреть на меня с меньшей ненавистью во взгляде… Я отвернулась от окна.
– Я не хочу даже пытаться! – в бешенстве воскликнул Гленн.
Номи отложила свое вязание.
– Не кипятись, Гленн. Твой отец абсолютно прав. Стоит тебе только начать, и работа пойдет. Это будет правильным решением.
Я снова отвернулась к окну, радуясь тому, что не успела первой предложить мужу свою помощь. Хорошо бы я выглядела сейчас, когда он с таким отвращением воспринял совет отца использовать меня в качестве модели. Мне будет только лучше, если я никогда больше не буду позировать Гленну.
В этот момент я увидела высокую фигуру, поднимающуюся к дому. Это был Кейт, который сгибался под тяжестью какого-то огромного рюкзака.
– Пришел Кейт, – сказала я. – Он что-то несет.
Номи поднялась и пошла открыть мальчику дверь. Мы слышали, как она разговаривает с Кейтом, приглашая его войти и предлагая ему оставить свою ношу в холле. Затем она привела его в гостиную.
– Кейт хочет поговорить с тобой, Колтон, – сказала она.
Тот даже не приподнялся со своего удобного кресла.
– Входи, мальчик, входи! Что привело тебя сюда в канун Нового года? У вас что-то случилось?
Кейт покачал головой.
– Я ушел из дома, – сказал он. – И хочу жить здесь, дедушка.
Все мы с удивлением посмотрели на мальчика. Хотя он и был сыном Гленды, никто не считал его Чандлером, и я еще ни разу не слышала, чтобы он называл Колтона дедушкой. Тому это не нравилось, и Гленда следовала его примеру, не позволяя Кейту называть ее мамой. Сейчас же, обращаясь к нему, мальчик использовал слово «дедушка» намеренно, словно определяя свое место среди нас и напоминая Колтону об их родстве.
