Текст книги "Окно с видом на площадь"

Автор книги: Филлис Уитни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Я слушала с чувством растущего ужаса, но все же не была готова принять его слова как безусловный факт.

– Откуда вы знаете все это? – спросила я. – Если вы пришли сюда после…

Его ответ прозвучал довольно резко:

– Джереми был приведен в суд. Я был там – газета направила меня сделать наброски тех, чьи дела разбирались. Я не мог не испытать жалость к мальчику. И в рисунке, который был напечатан в газете, я изобразил его очень сочувственно и привлекательнее, чем других. Именно из-за этого рисунка Брэндан Рейд обратил на меня внимание и узнал, что я иногда занимался преподаванием, если имелась возможность достать уроки. Он пригласил меня и расспросил обо всем, так как в то время миссис Рейд, нуждаясь в нем, во всем на него полагалась. Оказалось, что я их устраиваю, и они попросили меня приходить сюда по утрам и давать уроки детям.

– Они сказали вам правду, когда нанимали вас? – спросила я. Эндрю покачал головой.

– Не сразу. Они не решились сразу рассчитывать на мое благоразумие. А когда они убедились, что я не побегу тут же в газету передавать сплетни, миссис Рейд рассказала мне в точности, что произошло. Она понимала: я должен знать, что Джереми способен совершать опасные, продуманные и жестокие поступки. Так же, как сейчас я понимаю, что и вы должны об этом знать, Меган. Они слишком долго предоставляли событиям идти своим чередом.

Я ужаснулась и была потрясена, но не потому, что боялась за себя: теперь я в полной мере могла себе представить тот огромный груз, который лежал на плечах Джереми. Как могло сознание маленького, не сформировавшегося человека уживаться с таким ужасным преступлением? Проблема казалась мне теперь намного глубже, намного ужаснее, но то, что я узнала, нисколько не отпугнуло меня.

– Ведь вы же не боитесь мальчика? – сказала я Эндрю. – Почему же я должна бояться его?

– Я мужчина. И я не живу в этом доме. Вы знаете, что мисс Гарт на ночь запирает дверь в свою комнату? Она сама говорила мне об этом.

– Ничего другого от нее я и не ожидала, – ответила я. Я чувствовала себя обеспокоенной и сердитой, хотя еще и не понимала, на кого направлен мой гнев.

Мы услышали, что дети покинули детскую и уже пересекли холл, направляясь к классной комнате. И Эндрю торопливо добавил, обращаясь ко мне:

– Вы очень великодушны, мисс Меган. Не позволяйте, чтобы вашим великодушием воспользовались в таком неблагодарном деле.

Я не ответила. На это не хватало времени, так как дети уже были в комнате. Да к тому же я уже поняла, что Эндрю считает Джереми неисправимым. Он думал, что, нанимая меня, Брэндан Рейд все еще глупо надеется спасти сына своего брата. Но меня всегда отличала самостоятельность мышления. Иногда слишком большая самостоятельность, как говаривал мой отец. Во всяком случае, я не собиралась отказываться от задуманного, не попытавшись выполнить его. Моя кампания по отношению к мальчику еще только начиналась.

Я вскоре обнаружила, что смотрю на него сочувственно, удивляясь, какие страшные, беспорядочные мысли таятся под этим красивым, юным лбом. Джереми уловил мое внимание и однажды беспокойно посмотрел на меня, словно у него не получалось полностью исключить меня из своих мыслей, как он это проделывал с мисс Гарт. «Вот и прекрасно, – подумала И. – Вытащим его из апатии, и пусть он немного поломает голову обо мне».

Седина принялась болтать о возвращении дяди Брэндана из последней поездки. Он купил ей новую куклу, и она не могла дождаться, когда можно будет поиграть с ней. Как скучно решать задачи в такое утро!

– Он привез игру для Джереми, – добавила она. – Но Джереми только сломает ее и бросит. Не понимаю, почему дядя Брэндан заботится о нем.

– Он привозит мне игры, как маленькому, – произнес Джереми.

«Но ведь ты и есть ребенок, – подумала я про себя. – Ты ведь бедный маленький мальчик, а совсем не взрослый, уставший от жизни преступник!»

Новость о возвращении мистера Рейда домой стала для меня средоточием моего нарастающего негодования. Теперь у меня появился объект, чтобы излить на него мой гнев. Эндрю был совершенно прав. Они должны были сказать мне правду, когда пригласили в этот дом. Как, они думают, я смогу помочь, если все мое представление о том, что произошло, было неправильным?

Захватив свернутую карту и книгу о Египте в свою комнату, я позвала Кейт. Когда она пришла ко мне наверх, я попросила ее узнать у мистера Рейда, не уделит ли он мне немного внимания в самое ближайшее и удобное для него время. Она вернулась через несколько минут и сообщила, что если я подожду в библиотеке, то мистер Рейд сможет прийти туда через десять минут.

Не теряя ни секунды, я сбежала вниз по лестнице и вошла в библиотеку в ожидании его прихода. Огонь в камине только что разожгли, но день был хмурым, и в библиотеке было так же мрачно, как и во всем доме. Газовый шар горел высоко на одной из стен, а на большом письменном столе красного дерева была зажжена керосиновая лампа. Я не стала садиться и стоя рассматривала предметы вокруг себя. Впервые я имела возможность изучить комнату. Когда я приходила сюда раньше, то все свое внимание уделяла хозяину дома и почти не замечала того, что меня окружает.

Сейчас я разглядела портрет почтенного джентльмена с бакенбардами, висевший над каминной полкой. У него были крупный нос, такой же, как у мистера Рейда, и волевой подбородок. Лицо человека, уверенного в себе. Несомненно, это был отец мистера Рейда, Руфус Рейд. Считалось, что в судебных делах он не имел себе равных.

Я также заметила повсюду предметы, свидетельствующие о многочисленных путешествиях. На одном конце каминной полки возвышался, как колонна, слоновый бивень, и маленький нефритовый Будда, сидевший возле него, выглядел карликом. Поблизости в застекленной витрине были разложены амулеты, печати и крошечные статуэтки, выполненные, как я узнала позднее, из диорита, кварцита и хрупкого голубого фаянса, относящиеся ко времени восемнадцатой династии Египта.

Повернувшись, я увидела предмет, который казался главным во всей этой комнате. Заметив его, я уже не могла отвести от него глаза. Это были голова и плечи мужчины, высеченные в натуральную величину из какого-то беловатого камня, отполированного до холодного блеска. Скульптура была поставлена на пьедестал перед ярусами книжных полок. В мужчине сразу угадывался египтянин. Высокий головной убор, напоминающий епископскую митру, но украшенный изображением извивающейся змеи с приподнятой надо лбом человека головкой, был, безусловно, египетским. Стилизованная бородка, удлиненные глаза были такими, какие я видела в альбомах рисунков по египетскому искусству.

Каменное лицо настолько поглотило мое внимание, что я на мгновение забыла, зачем пришла в эту комнату. Оно казалось более узким, чем лица большинства египетских статуй, было вне возраста из-за всевидящих глаз и поразительной мудрости, запечатленной на челе. Аристократический нос говорил о гордости, а в изгибах рта таились ирония и терпимость к другим. Я была уверена, что это изображение царя, а не какого-то князя или вельможи. И несмотря на всю стилизацию, чувствовалось, что моделью для статуи послужил живой человек. Его голова, лицо, губы носили следы тех же бед и тревог, которые обременяют людей в наши дни и от которых страдали жившие в древности.

Я не слышала шагов Брэндана Рейда по мягкому ковру и не знала, что он стоит позади меня, пока он не заговорил со мной.

– Я вижу, вы познакомились с Озирисом. Вы ведь знаете, кто это, я полагаю?

Я знала о культе Озириса.

– Повелитель царства мертвых и судия всех умерших Душ, – тихо ответила я. – И все же, мне кажется, в первую очередь он должен был быть человеком. Человеком, который познал мудрость через страдания.

Глаза мистера Рейда, такие спокойные и серые, смотрели на меня с удивлением, словно он не ожидал от меня таких замечаний по поводу статуи.

– Эту статую нашли в египетском могильнике, – сказал он. – Я не смог отказать себе в желании привезти ее на время сюда, хотя потом придется поместить ее в музей.

– Вы нашли ее сами? – спросила я.

Его улыбка выразила некоторое пренебрежение:

– Мне разрешили обмести прах с ее поверхности после того, как открытие уже было сделано. Я ведь не являюсь признанным археологом. Но я уверен, мисс Кинкейд, вы пришли сюда не для того, чтобы говорить о Египте.

– Именно для этого! – воскликнула я и почти готова была улыбнуться, увидя, что его удивление все больше возрастает.

Он указал мне рукой на стул возле огня, но сам на этот раз не отступил за огромную поверхность письменного стола. Вместо этого он сел на угол стола, болтая ногой и внимательно разглядывая меня.

– Вы хотите доложить мне о Джереми? – подсказал он, так как я медлила и не начинала обещанный разговор о Египте.

Я старалась собрать воедино мои мысли и мое возмущение и для начала выпрямилась на стуле.

– Мне еще нечего докладывать. Надо было дать мальчику время привыкнуть к моему присутствию. А сейчас я готова уже кое-что предпринять. Но мне только что рассказали правду о смерти его отца, мистер Рейд, и я очень удивлена, что такого рода информацию вы не предоставили мне, когда впервые разговаривали со мной об этой должности.

Машинально водя пальцем по извилинам резного пресс-папье из слоновой кости, лежавшего на столе, он ни на секунду не отводил взгляда от моего лица. Лампа, стоявшая позади него, четко вырисовывала контур его прекрасной, могучей головы, бросала отсвет на густые темные волосы. Я перевела глаза на огонь в камине.

– А если бы я сказал вам об этом тогда, приняли бы вы предложение? – спросил он.

Я не была уверена в этом. Сказать по правде, не знала. Я поняла, что у него были причины промолчать, но все же молчание следовало нарушить еще до этого разговора.

– А теперь, когда вам сказали… вы испугались? – продолжал он.

Я энергично покачала головой.

– Что бы ни сделал Джереми, он еще только ребенок. И ему нужна поддержка, а не осуждение.

– И вы полагаете, что нашли способ помочь ему? Я махнула рукой в сторону головы Озириса.

– Вероятно, это может стать способом. Мне сказали, что Джереми когда-то проявлял большой интерес к Египту и к вcем путешествиям. Я купила карту Египта и книгу о последних исследованиях. Если я смогу высечь хотя бы искру внимания, то смогу вызвать и интерес к жизни.

Мгновение я колебалась, прикидывая, можно ли мне продолжать. Затем, стараясь не отступать от своего решения, произнесла, глядя прямо в его отрешенные, холодные глаза:

– В этом мне понадобится ваша помощь. Было заметно, что он пытается как-то отгородиться от моей настойчивости.

– Все, что вам угодно, мисс Кинкейд. Вы можете пользоваться моими книгами по вашему выбору. А если у вас возникнут какие-либо вопросы, я постараюсь на них ответить.

– Это не совсем то, что я имела в виду, – ответила я. – Мальчик почти не имеет контактов ни с матерью, ни с вами. Ведь это неразумно, не так ли?

В первый раз он отвел глаза, и я не встретила его взгляда. Он пристально смотрел через всю комнату на гордое, спокойное лицо Озириса, словно прибегая к его мудрости в поисках ответа. Потом он пожал плечами и взглянул на меня.

– Я не могу дать вам никаких обещаний. Вполне вероятно, что вам понадобится гораздо больше, чем я могу вам предоставить. Мальчику надо дать шанс. Но после этого… Есть ведь предел человеческому милосердию и терпению.

Он щелкнул в воздухе сильными пальцами, и я почувствовала, что если окончательное решение будет не в пользу Джереми, то его уже невозможно будет изменить. С дядей мне придется вести себя так же осторожно, как и с племянником.

– Вы хотели еще что-нибудь сказать мне? – спросил он.

Я не была готова закончить разговор. Этот человек был так занят и так трудно было добиться разговора с ним. Поэтому я скажу ему все, что намеревалась, пока у меня есть такая возможность.

– Мальчик проявляет необычный интерес к комнате, принадлежавшей когда-то его отцу. – И я рассказала о том, как, однажды случайно обнаружила Джереми у запертой двери этой комнаты. Я, правда, не стала говорить, что у Джереми есть ключ от этой комнаты.

Темные широкие брови Брэндана Рейда нахмурились.

– Мне уже говорили о такой навязчивой идее. Необходимо положить конец этой болезненной озабоченности по поводу комнаты, где умер его отец. Мы не можем позволить, чтобы это продолжалось.

– А как вы предполагаете, – задала я вопрос, – прекратить это?

Он бросил на меня быстрый, нетерпеливый взгляд.

– У вас есть какой-нибудь план?

Мое сердце готово было выскочить из груди от собственной дерзости. Мне не хотелось признаваться себе, но я догадывалась, что внутренняя сила и мрачная энергия мистера Рейда могли превращаться иногда и в страшную разрушительную силу. И я не могла предугадать, что может произойти, если я открыто восстану против его желаний. И все же я должна добиться своей цели, даже если это его очень рассердит.

Тщательно контролируя свои слова, я сказала тихим и ровным голосом:

– Я хотела бы открыто войти с Джереми в комнату его отца и позволить ему рассказать мне о том, что там произошло… Если он, конечно, захочет об этом рассказать.

Я боялась, что гнев грозой разразится над моей несчастной головой. Мистер Рейд быстро прошелся по комнате, как бы стараясь взять себя в руки, а потом остановился прямо передо мной.

– Ваша идея смешна и, может быть, опасна, – проговорил он. – Я запрещаю вам делать это. Мальчик не должен даже близко подходить к этой комнате. Нельзя потакать ему в его нездоровой склонности. Я ожидал от вас большей мудрости, мисс Кинкейд.

Я не привыкла к тому, чтобы со мной говорили с таким высокомерием, и почувствовала, как кровь приливает к лицу. Я напомнила себе, что мне следует быть умнее и не терять самообладания из-за этого человека. И все же я не совсем владела собой, когда поднялась со стула и встала перед ним.

– Вы не пожелали помочь племяннику сами. Вместо этого вы пригласили незнакомого человека в дом и ждете, чтобы он сделал то, что вы не способны сделать. Тем не менее, вы хотите связать мне руки, отменить мои планы и указать, что мне позволено и что не позволено делать. Если мне придется работать в таких условиях, то будет лучше, если я сейчас же покину ваш дом, мистер Рейд.

Я бы не удивилась, если бы он приказал мне упаковать свои вещи и тут же уехать. Я сказала даже больше, чем думала сказать, и могла теперь только стоять и хлопать глазами, чувствуя, как горят мои щеки, и ожидая немедленного увольнения.

Странно, но его не последовало. Мистер Рейд вернулся ко мне после второго круга по комнате и стоял, пристально вглядываясь в меня, словно я представляла собой какой-нибудь непонятный предмет, только что извлеченный из земли в одной из его экспедиций. Вполне возможно, что ему придется просто отбросить меня в сторону. Мы враждебно поедали друг друга глазами. А затем он поднял свои руки вверх.

– Делайте, как хотите! – бросил он. – Но не приходите ко мне плакаться, если вы сделаете мальчику хуже.

– К вам, во всяком случае, я плакаться не приду, – медленно и размеренно ответила я. – И есть еще один вопрос, по которому я хочу проконсультироваться с вами.

Было ясно, что он уже доведен до белого каления, и, предвидя его протест, я поспешно продолжила:

– Джереми никуда не выходит, у него нет друзей, нет развлечений. Я хотела бы взять детей в субботу на дневной спектакль с Сесили Мэнсфилд в новой пьесе.

Он уставился на меня в полнейшем изумлении, и его скулы залил темный румянец. Если кто-нибудь, проходя мимо, заглянул бы сейчас в открытую дверь, он увидел бы двух рассерженных, покрасневших от гнева людей, застывших друг против друга.

– Что бы вы хотели? – взревел он.

Меня озадачило, почему небольшая просьба вызвала такую реакцию, но я повторила свои слова. К этому времени мой голос уже потерял свой размеренный тон и неожиданно сорвался до некоего подобия писка, а от этого я ощутила еще большее раздражение. Но неожиданно для меня он повел себя совсем иначе. Без всякого предупреждения он вдруг закинул голову, и громкий здоровый смех разнесся по всей комнате. Он смеялся так же, как и тогда, когда неожиданно бросил мне апельсин из окна. Я стояла в изумлении, пока он пытался справиться с собой. Потом он заговорил снова.

– Великолепная идея, мисс Кинкейд, – промолвил он. – Вы исполните ваше желание. Я достану билеты для вас сам и в самое ближайшее время.

Прежде чем я смогла его поблагодарить, у двери раздался какой-то звук. Я обернулась и увидела Лесли Рейд, входящую в комнату. Ясно было, что она слышала смех, и в глазах у нее был вопрос.

– Можете уделить мне минутку? – спросила она мужа.

– Доброе утро, миссис Рейд, – сказала я и уже хотела пройти мимо нее, чтобы покинуть комнату и оставить их одних, когда мистер Рейд дотронулся до моего локтя, удерживая меня.

– Подождите. Мы должны посвятить мою жену в ваши планы. Лесли, любимая, мисс Кинкейд предполагает, что, если она возьмет Джереми и Селину на дневной спектакль Сесили Мэнсфилд, это произведет на них отличное впечатление. Может быть, я смогу уговорить и вас, моя дорогая, поехать с ними?

Миссис Рейд смотрела в лицо своего мужа долго и холодно. Потом она молча повернулась и покинула комнату, так и не сказав ему ни слова из того, что намеревалась.

Улыбка, с которой он повернулся ко мне, когда она удалилась, была невеселой.

– Вы совсем небольшого роста, а производите впечатление урагана, – сказал он. – Результаты от вашей деятельности такие же разрушительные, как и от хорошей бури. Вполне возможно, что вы, как буря, сметете сухие, поломанные ветки и очистите воздух в этом доме. Или, может быть, вы разрушите все это сооружение на наших глазах. Но что именно произойдет, пока еще неизвестно.

Я не поняла, о чем он говорил, и поэтому не задала никаких вопросов. Я достигла своих целей и была готова уйти. Но он снова заговорил со мной. И его голос звучал, как обычно, будто он никогда и не кричал на меня:

– Я заметил, что вы иногда гуляете на площади одна по вечерам. Примите мой совет, мисс Кинкейд. Улицы Нью-Йорка совсем не безопасны для женщины без сопровождения после наступления темноты. Даже я никогда не выхожу из дома в темное время, не имея заряженного пистолета в кармане.

Я могла себе позволить не возражать ему по этому поводу.

– Спасибо за предупреждение, – покорно ответила я. – Постараюсь принять это к сведению.

Когда я наконец покинула комнату, Брэндан Рейд снова взирал на голову Озириса, словно ждал от него ответа, который никак не давался ему самому.

Глава 5

На следующее утро я увидела Джереми за завтраком и попросила его прийти в классную комнату до уроков, чтобы помочь мне. Он покорно согласился и, когда я спросила его, где смогу раздобыть молоток и гвозди, сообщил мне об этом, не проявляя никакого любопытства к тому, зачем мне все это понадобилось.

В классной комнате я попросила его подержать карту над каминной полкой, а сама забралась на стул и стала забивать первые гвозди. Случайно взглянув на него, я заметила, что Джереми читает какие-то названия на карте. Однако, когда я передала молоток и гвозди ему, он оставался на вид таким же безразличным. И начал забивать гвозди так неумело и неуклюже, что мне пришлось забрать их у него и закончить дело самой. Я, конечно, втайне надеялась: вдруг он станет задавать вопросы или проявит какое-то любопытство, что было бы естественно для любого другого ребенка. Но он не сделал этого, и мне пришлось самой начать разговор.

– Я видела прекрасную голову Озириса в библиотеке твоего дяди, – сказала я, – и у меня вновь проснулся интерес к Египту. Я давно им увлекаюсь. Классная комната выглядит слишком скучной, и я подумала, что эта карта на стене ее украсит. Во время работы я смогу иногда смотреть на нее, чтобы изучать по ней города и реки.

Моя речь даже в моих собственных ушах звучала очень неубедительно, поэтому меня не удивило, что апатия так и не покинула Джереми. Утешало только то, что мне удалось повесить карту на видном месте. Если в мальчике есть хоть какой-то скрытый интерес, то карта могла пробудить его. Ну, а если его не окажется, то я попробую что-нибудь еще.

В это утро миссис Рейд нанесла один из своих редких визитов в классную комнату. В приятной манере она принесла извинения Эндрю за свой визит и спросила, не могла бы она переговорить со мной. Отложив работу, я подошла к двери. У нее назначен выезд днем, сказала она мне, и мисс Гарт поедет с ней. Так как она собиралась взять с собой Селину, она поинтересовалась, не могла бы я присмотреть за Джереми в течение двух или трех часов, пока их не будет.

На этот раз в ее манере было меньше, чем раньше, того, что напоминало об отношении хозяйки к служанке, и она казалась искренне благодарной, когда я согласилась позаботиться о мальчике. Ничто не могло бы обрадовать меня больше. Впервые Джереми и я останемся вдвоем, и у меня будет возможность поговорить с ним, не боясь, что кто-то вмешается в наш разговор.

Однако с самого начала эта возможность мне показалась малообещающей. Когда Селина в новом зеленом платье уехала вместе с матерью и гувернанткой, весь верхний этаж оказался в нашем распоряжении. Мистера Рейда не было дома, Эндрю окончил занятия и ушел, а слуги были у себя под лестницей. Джереми взял книгу и уселся читать в детской, не обращая на меня никакого внимания.

Из своей комнаты я принесла книгу о Египте и тоже села читать, прилагая старания создать в детской приветливую атмосферу, более приемлемую для общения. Один раз я рассмеялась вслух над каким-то забавным параграфом, а затем продолжала чтение, не объяснив ничего. Джереми не подал виду, что услышал мой смех. В другой раз я привлекла его внимание, сказав:

– Послушай-ка это! – И вслух прочитала отрывок, в котором упоминались блестящие открытия экспедиции, предпринятой несколько лет назад усилиями мистера Брэндана Рейда из города Нью-Йорка.

Джереми поднял глаза от книги, и я увидела в них признаки нормального любопытства. Однако он тут же подавил его и вернулся к своему чтению. Но мне показалось, что он уже не испытывал к своей книге прежнего интереса. Он словно бы принимал участие в событиях где-то вне этой комнаты. Как будто старался уловить какие-то звуки. В доме было очень тихо, и хотя я тоже прислушивалась, но не услышала с нижних этажей даже звука шагов.

Наконец он отложил книгу, легко подошел к двери, открыл ее и выглянул в холл. Он прислушивался, и его тонкая фигурка выражала напряженное внимание. Но он ничего не услышал. Тогда он вернулся к своему стулу, не глядя на меня. Я испытывала беспокойство, вспоминая, что сказал Эндрю Бич о мальчике, чтобы предупредить меня. Мое беспокойство, однако, не имело ничего общего со страхом. Скорее это было чувство человека, оказавшегося рядом с тем, кто прислушивался… к призракам. Это он хотел услышать?

Беспокойство Джереми росло, и он начал бродить по комнате. Он рылся среди кукол и посуды Селины, издавая презрительное ворчание, подбирая оловянных солдатиков, волчки, флажки. Потом подошел к полке и вытянул из-под целой кипы книг «Географию» – тонкий учебник большого формата. Он притащил его на стол и положил передо мной. Без объяснений он раскрыл страницы, как будто точно зная, где их надо раскрыть, и вынул квадратный лист чертежной бумаги. Он окинул бумагу быстрым, но внимательным взглядом и протянул ее мне, все еще не говоря ни слова.

Взяв лист, я увидела, что это был рисунок лица Джереми, выполненный пером и тушью. Он был абсолютно похож, хотя это был несколько более юный Джереми. Художник поймал потрясение и трагедию в его глазах, а рот был крепко сжат в усилии скрыть эмоции. И все-таки здесь совсем не было ни злобы, ни неистовой силы. Я вспомнила о своем первом впечатлении о нем как о юном печальном ангеле и нашла, что художник тоже увидел это. В углу листа стояли инициалы: «Э.Б.»

– Очень хороший рисунок, – сказала я. – Это нарисовал мистер Бич, не так ли? Джереми кивнул.

– Дяде Брэндану он тоже понравился, поэтому он оставил его себе. Я взял рисунок из его стола, когда он женился на моей матери и поселился здесь. Сейчас он уже забыл о нем. Но это, однако, не очень хороший портрет. Это ложь, и мистер Бич знает, что это ложь. Сейчас он рисует портрет Селины и моей матери, но не хочет нарисовать меня вместе с ними.

Я с осторожностью нащупывала правильный путь.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. На мой взгляд, портрет удивительно похож. Хотя, конечно, ты сейчас старше, чем был тогда.

Мальчик резко выхватил рисунок и положил его обратно в книгу. У меня было такое ощущение, что я его чем-то разочаровала. Может быть, он хотел, чтобы я не подтвердила сходство? Чтобы я сказала, что он выглядит совсем не так?

Вернув книгу на полку, он снова подошел к двери и открыл ее. Снова я увидела, что он прислушивается, и поняла, что он сознательно старается привлечь к себе мое внимание. Это была возможность, которую я ждала и которую не могла упустить. Спокойно, почти безразлично я сказала:

– Джереми, не хотел бы ты показать мне комнату твоего отца там, внизу?

На этот раз я завладела его вниманием полностью, как мне еще ни разу не удавалось. Он перестал вглядываться в холл и смотрел на меня нахмурившись, что делало его таким похожим на дядю, но с детским изумлением и страхом в глазах.

– Это вы о чем? – невежливо спросил он.

– У тебя же есть ключ от комнаты, – напомнила я ему. – Хотя я никому об этом не сказала. Как-то ночью ты хотел войти в ту комнату, но убежал, когда я неожиданно увидела тебя в холле. Сейчас ведь никто тебе не помешает показать эту комнату мне?

В каждой черточке его лица сквозило недоверие. Когда я поднялась и дотронулась до его плеча, он был в таком напряжении, что походил на одного из своих оловянных солдатиков.

– Возьми ключ и пойдем вниз, – сказала я как можно беззаботнее, будто предлагая прогулку по парку.

Джереми стряхнул мои пальцы сплеча. Побуждаемый к действию, он вдруг кинулся через холл в свою комнату и через мгновение вернулся с ключом в руке. Он протянул его мне, но как только я хотела взять его, тут же выхватил обратно.

– Вы испугаетесь, – промолвил он. – Все боятся этой комнаты. Все, кроме меня.

Я подозревала, что именно он боялся больше всех, но не сказала этого.

– Посмотрим, – бросила я и стала быстро спускаться по лестнице.

Он проскользнул мимо, обогнав меня, а в нижнем холле мы остановились одновременно, как сговорившись, и прислушались к звукам с нижнего этажа. Все было спокойно. И все-таки им овладела нерешительность, и он посмотрел на ключ с таким видом, будто не знал, откуда он у него появился или как его употребить.

Я заговорила с ним как можно мягче:

– Я слышала, каким прекрасным человеком был твой отец и как щедро он оказывал помощь тем, кто был в беде или нуждался. Я очень хочу взглянуть на комнату, где он жил. Думаю, это должно быть приятное, располагающее к дружеским воспоминаниям место. Если ты не знаешь, как открыть дверь ключом, я помогу тебе.

– Ну и влетит же вам от мисс Гарт, – сказал он, словно все еще надеясь, что я откажусь от этой затеи. – Моя мать раскричится, если узнает, а дядя рассвирепеет.

Я улыбнулась ему.

– Твой дядя сказал мне, что я могу взять тебя в комнату в любое время, когда ты захочешь.

Его лицо исказила гримаса, и он стал похож на уличного мальчишку.

– Вы мне лжете! Все мне лгут! Но мне все равно! Я не боюсь дяди.

Собрав всю свою решимость, он атаковал дверь с ключом в руке. Именно так можно было назвать его действия, когда он нетерпеливо и сердито стал тыкать ключом в замочную скважину и, в конце концов, повернул его в замке. Затем он широко распахнул дверь в холодную комнату.

Спертый воздух говорил о том, что этой комнатой давно не пользовались и давно ее не проветривали.

Ставни были закрыты, тяжелые портьеры скрывали проем окна, и густая темнота лежала в помещении. Ее разбавлял только слабый свет, проникавший из холла. Я ощутила легкое покалывание сзади на шее, словно что-то сверхъестественное дотронулось до меня. Но я никогда никому не призналась бы в этом.

– Открою ставни, – сказала я и решительно направилась через комнату к окнам.

Джереми кинулся за мной и уцепился за меня рукой.

– Нет! – закричал он. – Нет! – И мне послышался ужас в этом слове.

Я не собиралась навязывать ему силой то, чего он не хотел.

– Может быть, нам лучше уйти?

Этого он тоже не хотел. Казалось, мальчик боялся именно яркого дневного света. Он прошел туда, где на бюро лежали спички, и молча протянул мне одну из них. Так же молча я высекла огонь и протянула его к газовой горелке, повернув краник. Газ легко вспыхнул, и комната осветилась голубоватым светом.

Личные вещи Дуайта Рейда были убраны, но все остальное в комнате, казалось, было оставлено на местах, и я озиралась вокруг, стараясь угадать, что за человек бы отец Джереми – брат Брэндана Рейда. Во всяком случае, ничто здесь не говорило об аскетичности. На сером ковре, покрывавшем весь пол, лежало два или три маленьких ярких коврика, сверкавших пятнами коричневого, желтого и зеленого. Кровать орехового дерева с четырьмя стойками, с золотисто-зеленым покрывалом стояла под сенью балдахина цвета темного золота. Прекрасное старое бюро сверкало медными ручками на каждом ящике. Над каминной полкой висела картина со сценой охоты, которая как бы вбирала в себя цвета комнаты – золотистый и зеленый – и добавляла еще собственный теплый мазок красного цвета. В то время как комната Лесли Рейд, казалось, выражала любовь к вычурной роскоши, комната Дуайта свидетельствовала об истинной элегантности вкуса, но без какой-либо показной строгости.

Мальчик, конечно, интересовал меня гораздо больше, чем комната. Он двигался почти целенаправленно, то выдвигая ящики, то открывая дверцы стоявшего там комода, что-то трогал и как будто что-то искал. Я не могла догадаться, что ему нужно, и не спрашивала. Я терпеливо ждала, когда наконец лихорадочный поиск прекратится. За его действиями просматривалась какая-то цель, и, если этот поиск доставлял ему облегчение, я не собиралась препятствовать.

На бюро стоял длинный ящик резной работы, и Джереми, сняв крышку, заглянул в него, ничего там не обнаружил и продолжил поиск. Он проверил даже подушки на кровати и пошарил под ними. Я уже ждала, что он встанет на четвереньки и заглянет под кровать, но он не стал этого делать. Он прощупал покрывало вдоль одного края кровати, обогнул ее и перешел на сторону, ближайшую к двери в прилегающий будуар. Тяжелые портьеры из темно-зеленой парчи скрывали дверь, и он раздвинул их и осмотрел болт, который держал дверь запертой изнутри комнаты.

– Теперь они всегда ее запирают, – бросил он мне через плечо. – Но мой отец обычно держал двери открытыми. И мне в тот день пришлось пройти только через портьеры. Отец стоял как раз там, у постели.