Текст книги "Окно с видом на площадь"

Автор книги: Филлис Уитни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 11

На следующий день кончился снегопад, и Нью-Йорк оказался скованным необычно ранним морозом. Температура опустилась вниз, и предстоящая зима дохнула на нас еще более колючим дыханием. Позвякивание колокольчиков на санях доносилось с Пятой авеню, а окна были разукрашены морозными узорами.

Температура ниже нуля держалась несколько дней. Накануне дня, намеченного Брэнданом Рейдом для поездки вверх по реке, чтобы отвезти жену навестить ее мать, он неожиданно появился у нас в детской.

Я почти не видела его со времени нашего разговора в библиотеке, но он не забыл свой план передать Джереми в мои руки, и это было целью его визита. Все это время мисс Гарт постоянно дулась и бросала на меня мрачные взгляды. Она сердилась на Джереми больше, чем обычно. Однако пока прямо не было сказано, что на меня возлагают полную ответственность, я не возражала ей – хотя иногда мне очень хотелось это сделать – чтобы не вынуждать ее к открытому противостоянию.

Пока я ждала своего времени, я продумала уроки истории, которые мы будем проводить вдвоем – Джереми и я. Эндрю, как я поняла, хорошо знал все, что относилось к американской истории, но мало интересовался и мало знал о древнем мире. И я вознамерилась открыть для Джереми, с его ясным умом, как можно больше фактов по древней египетской цивилизации и ее влиянию на жизнь народов мира в то время. А пока его апатия не уменьшилась, и он часами просиживал, сжавшись в комочек, над страницами какой-нибудь книги, которую он даже и не читал, – точно так, как было, когда я впервые попала в этот дом.

В тот день, когда его дядя вошел к нам в детскую, мальчик сидел, сосредоточившись на своих безрадостных мыслях, и даже не взглянул на него. Остальные – Гарт, Седина и я – в удивлении смотрели на мистера Рейда, ибо никогда не видели, чтобы он хотя бы раз появился в детской.

Он оставил дверь открытой, и сквознячок из холла прорезался через теплую духоту детской. Мисс Гарт демонстративно передернула плечами, показывая, что ей холодно, и придвинулась еще ближе к огню: он мог бы и обжечь ее, что было очень вероятно!

– Боже мой, как вы можете дышать в такой атмосфере? – спросил мистер Рейд. Я была почти уверена, что в следующий момент он подойдет к окну и раскроет его настежь, и я бы не возражала против холодного порыва свежего воздуха.

Джереми быстро взглянул на дядю, а затем с полным безразличием снова уставился в книгу.

– Сегодня хороший день для прогулки, – сказал мистер Рейд, не отводя глаз от мальчика. – Не хотел бы ты покататься на коньках в Центральном парке, Джереми?

Седина взвизгнула, услышав такое предложение, и потребовала, чтобы ее тоже взяли, но Джереми не поднял глаз и не ответил. Я сидела молча, ожидая в нерешительности, что из этого выйдет.

– А как насчет льда? – спросила мисс Гарт, готовая, как всегда, выступить против любого плана, который исходил не от нее. – Прошло слишком мало времени, мистер Рейд, чтобы мог образоваться хороший лед.

– Конечно, я проверил это, – раздраженно ответил Брэндан Рейд. – На уличном транспорте вывешены флажки – белые флажки с красным шаром. А это значит, что и на Арсенале вывешен красный шар, и лед уже крепок. Оденьте детей потеплее, мисс Гарт. Мы поедем, как только они будут готовы.

Я знала, что гувернантка с радостью бы отказалась от выполнения приказания, но хозяин дома был не намерен терпеть отказ. Он неожиданно решил устроить прогулку и собирался настоять на своем. Когда я еще раз взглянула на Джереми, то была готова благословить его дядю. В глазах мальчика появился слабый интерес, и он решительно отодвинул непрочитанную книгу. Брэндан, указывая на мальчика пальцем, произнес:

– Ты тоже поспеши!

Джереми встал и охотно вышел вслед за Сединой и мисс Гарт из комнаты.

Когда они ушли, Брэндан Рейд уставился на меня с огоньком вызова в глазах:

– Вы необходимы мне, чтобы помочь с детьми, мисс Меган. Гарт слишком стара для коньков, даже если она когда-либо училась этому. Я полагаю, вы умеете кататься на коньках?

Я почувствовала неожиданную радость и нетерпение, хотя и постаралась, чтобы мой ответ прозвучал степенно:

– Я научилась кататься на коньках, когда была совсем маленькой.

– Тогда быстро одеваться! – приказал он. – Последнее время вы стали бледной. Мы вытащим вас на мороз и заставим ваши щеки разрумяниться.

– Это будет очень хорошо для Джереми, – сказала я. И хотя я старалась не обращать внимания на замечания относительно моей внешности, встав со стула, я неожиданно почувствовала себя почти такой же маленькой, как Селина, и так же восторженно ожидающей этого развлечения. Если я и слышала какой-нибудь предупреждающий шепот в себе, то тут же его остановила и поспешила наверх одеваться.

У меня были коньки, на которых я каталась еще девочкой, и высокие ботинки, к которым их можно было прикрепить. Я надела самое теплое платье и накидку, туго подвязала ленточки шляпки и укрыла горло теплым зеленым шарфом. Затем я спустилась с лестницы, где меня уже поджидали другие участники нашей прогулки.

Они все хорошо оделись для такой морозной погоды. Брэндан Рейд надел вязаный свитер с очень высоким воротом под охотничий жакет из твида. На голове у него была плотная красная трикотажная шапочка. Джереми был в голубой шапочке с белыми полосками и длинной кисточкой, спускающейся до спины. Селина выглядела миниатюрой своей матери, руки ее были спрятаны в маленькую муфточку из меха морского котика.

Мисс Гарт ожидала вместе с детьми, и я заметила, что ее рот неодобрительно сжат. Когда мистер Рейд вышел на улицу посмотреть, подан ли экипаж, дети тут же поспешили за ним, а Селина даже крикнула мне, чтобы я тоже поторопилась. Но прежде чем я успела подчиниться ее требованию, наступил момент, когда мисс Гарт и я остались одни. Гувернантка подняла тяжелые веки и посмотрела мне прямо в глаза.

Никогда не забуду того потрясения, которое я испытала, когда она направила на меня взгляд своих темных глаз. Он выражал неприкрытую злобу. Я знала ее и рассерженной, и осуждающей, и негодующей, но никогда не видела ничего подобного. Тора Гарт не просто не любила меня – она ненавидела. И я поняла, что если только представится возможность, она уничтожит меня. Ни одного слова не было сказано между нами. Она лишь смотрела на меня злобным взглядом. Затем повернулась и пошла вверх по лестнице.

Я сбежала со ступенек и присоединилась ко всем уже в экипаже, потрясенная даже больше, чем решалась признать. Неожиданно перспектива быть оставленной в этом доме только с детьми и Торой Гарт в придачу мне совсем разонравилась.

На этот раз я не посмотрела, наблюдала ли за нами из своего окна Лесли. Если даже и наблюдала, я не желала об этом знать. Я была достаточно обеспокоена и хотела только стряхнуть впечатление от угрозы, которую, казалось, пообещала мне мисс Гарт.

В тот день небо над головой было цвета сырого пепла, но воздух был чистый и морозный. Первый же конный экипаж, который нас обогнал на Пятой авеню, нес на себе флажок, оповещающий об открытии катка, и наше нетерпение росло. Постепенно, оставив дом далеко позади и видя перед собой Брэндана Рейда с его заразительной энергией и хорошим настроением, я начала избавляться от мрачных предчувствий. Я стала погружаться в состояние радостного возбуждения, которое еще раньше охватило меня из-за этой неожиданной поездки и уже не покидало.

Даже Джереми начал радоваться. Его дядя старался сделать все, чтобы загладить неприятное впечатление от спектакля, и я была уверена, что мне предстоит работать с более счастливым мальчиком, когда Рейды отправятся завтра утром в свою поездку.

Конечно, мы не могли бы мечтать о более внимательном и дружелюбном эскорте в тот день. По дороге от дома дядя Брандан занимал детей рассказами о различных зимних историях, которые происходили с ним, когда он был еще мальчиком. И даже из меня он вытянул рассказ о случившемся на одном из праздников в Нью-Джерси, о чем я вспоминала часто и с неизменным удовольствием.

В Центральном парке Брэндан выбрал свой любимый пруд, и мы обнаружили там длинное деревянное здание, построенное, чтобы дать укрытие многочисленным посетителям катка. Внутри были ресторан и прилавки, где можно было взять коньки напрокат, и комната, уставленная скамейками, на которые можно было сесть и надеть коньки. Вокруг двух пузатых раскаленных печек посетители катка отогревали замерзшие пальцы рук и ног.

Пока Джереми и Селина надевали коньки, Брэндан Рейд опустился на колени возле меня, чтобы прикрепить коньки к моим ботинкам. Его прикосновение было удивительно нежным, и я ощутила его явное желание сделать мне приятное, чего никогда не ожидала от него. Вполне вероятно, мой разговор с ним, в котором я высказала ему все, что у меня накопилось, оказался даже более действенным, чем я надеялась. Сегодня это был человек, горевший почти мальчишеским желанием доставить нам всем удовольствие.

Каток только недавно открыли, и его сверкающая поверхность была ровной и гладкой от берега до берега. Мы все вместе, вчетвером, проковыляли по дорожке из деревянных досок, проложенных прямо к пруду, и для начала мистер Рейд прокатился вместе с нами – Селиной, Джереми и мной, державшимися за руки. Но усилия Селины были слабы и требовали постоянной и терпеливой помощи, а у Брэндана явно не хватало терпения, и вскоре мы разделились на пары. Джереми, которого когда-то учил кататься его отец и который обладал достаточным умением, пожелал взять Селину в свои руки и повел ее, приноравливаясь к ее возможностям. А я не успела опомниться как Брэндан Рейд утянул меня подальше от укрытия, где толпа была очень плотной, и вот мы, с перекрещенными руками, хорошим размеренным шагом уже мчимся к дальнему концу пруда, скользя так плавно, как будто составляем одно целое.

В эти мгновения я чувствовала себя совершенно счастливой. Я не смотрела ни назад, ни вперед и скользила, полностью отдав себя в его уверенные руки и позволив ему направлять меня, куда он только пожелает. Этот день, пусть один-единственный, я буду существовать в мире снега и льда, вдали от всех проблем, наполнявших мою жизнь. По крайней мере, я так мечтала.

И Брэндан Рейд тоже изменился, но я не пыталась рассмотреть его состояние более пристально. Я только знала, что это был не тот насмешливый и раздражительный человек, который шутки ради взял нас с собой на спектакль. Было похоже, что он тоже стряхнул с себя удушливую атмосферу со свечами и фиалками, которая заполняла весь дом, и от этого стал более естественным и добрым.

Мы достигли дальнего берега пруда, а мне так хотелось, чтобы горизонт перед нами оказался бесконечным и нам никогда не надо было бы возвращаться назад. И хотя это была всего только мечта, я все еще пребывала в мечтательном настроении, не убирая рук из его ладоней, когда мы повернули вдоль изгиба берега и направились к тому месту, где оставили Джереми и Селину. Мы отъехали совсем немного, когда он замедлил скольжение и увлек меня в сторону берега. Я поняла, что и ему не хотелось возвращаться и что для Брэндана Рейда, так же как для меня, эти мгновения были благословенны, как мгновения избавления.

– Вот здесь можно остановиться и перевести дыхание, – сказал он.

На ближайшем берегу несколько конькобежцев собрались вокруг торговца каштанами. В его тележке, переделанной из детской коляски, стояла корзина с горячими углями для маленькой печки, поставленной в другой конец тележки. Вокруг тележки было тепло и весело, и все было наполнено запахом жареных каштанов. Мы взобрались на берег, и Брэндан Рейд купил целый пакет каштанов. Мы очищали и ели их, а они согревали нам руки.

Группа конькобежцев вокруг продавца постоянно менялась, и мало кто обращал внимание на нас. Мы стояли несколько поодаль балансируя на коньках, проваливающихся в глубокий снег, и чувствовали себя так, будто были совсем одни.

Я наблюдала за катающимися на пруду, быстро скользящими в сгущающемся сером свете, но вдруг заметила, что мой спутник не следит ни за толпой на льду, ни за торговцем каштанами. Все его внимание было направлено на меня, и в его взгляде не было ни суровости, ни насмешки. Мне показалось, что каким-то странным образом в этот день мы с ним стали друзьями, чего раньше никогда не было. Очень любопытная мысль для девушки в моем положении! Но она пришла мне в голову, и, пожалуй, это было похоже на правду.

– Не думайте, будто я не осознаю, что вы делаете для нас, Меган, – спокойно сказал он. – Вы кое-что внесли в этот дом, и все уже начинают это понимать. У нас у всех было слишком мало доброты по отношению друг к другу, и по-моему, Джереми страдал именно из-за этого. Возможно, это катание поможет вам наладить с ним отношения. Как вы считаете, он простил меня?

– О да! – тут же ответила я. – Он может простить вам почти все. Как хорошо, что вы придумали этот выход на каток! Это очень хорошо для детей.

– А для вас, Меган? Хорошо для вас… так же, как и для меня? Он не отводил своих глаз, но все же я не могла понять до конца смысл того, что он хотел сказать. Или, может быть, не смела. Я отвела взгляд, почувствовав неожиданное волнение. Он засунул пакет с каштанами в карман и взял мои руки в перчатках в свои. Резкий холодный ветер продувал нас, но сквозь шерсть перчаток я ощущала тепло его рук и еле удерживалась от того, чтобы в ответ на его теплое пожатие не сделать то же. Какой-то странный ток пробежал между нами, но в это мгновение я поняла, что нельзя позволить увлечь себя туда, где лед тонок и можно услышать под ногами его предательский треск.

Медлить было опасно.

Я торопливо шагнула назад и почти потеряла равновесие. Мой спутник рассмеялся и поддержал меня, чтобы я не упала. Настроение исчезло, и я не могла понять, что испытывала больше – облегчение или сожаление.

– Нам лучше вернуться, – сказал он. И мы вместе спустились на лед и покатили к далекому концу пруда, где стояло укрытие для катающихся. На этот раз наше катание было не таким уж совершенным, и я знала, что скольжу довольно неловко. Присоединившись к детям, мы нашли, что Селина уже начинает мерзнуть и хочет домой, а Джереми, по-моему, мог бы кататься до темноты.

В экипаже Брэндан отдал им пакет с каштанами, и они чистили их и жевали на протяжении всей долгой дороги от парка до дома. Снова повалил снег, и один раз я заметила, как Брэндан взглянул на затянутое облаками небо с такой тоской, что я невольно почувствовала острую жалость к нему. Вот уж этого я от себя не ожидала.

Глава 12

На следующее утро я проснулась с сознанием того, что наступил день, когда я должна принять на себя новые обязанности.

Я старалась выбросить из головы настойчивое воспоминание о том мгновении, когда мы стояли возле торговца каштанами и Брэндан Рейд держал мои руки в своих… Когда я вдруг ощутила слабое потрескивание льда под ногами. Я старалась не думать о том взгляде, которым меня одарила мисс Гарт, решив, что скорее всего преувеличиваю. Конечно, эта женщина может невзлюбить меня, но вряд ли она способна принести мне очень большой вред. И я не должна позволять своему воображению разыгрываться до такой степени. Ненависть – слишком уж сильное слово.

Мистер и миссис Рейд с Селиной, усаженной в экипаже между ними, уехали рано утром. Они направились к причалу, чтобы потом пересесть на одно из речных судов, курсирующих между Нью-Йорком и Олбани. Мисс Гарт, которую заранее предупредили, что на несколько дней Джереми полностью переходит в мои руки, долго спала и встала сердитая. Но в ней не было ничего пугающего, никакой злобы. Она колко сказала мне, что очень рада освободиться от Джереми, и пожелала мне всего хорошего таким тоном, который не оставлял сомнений: ее истинное желание заключалось как раз в том, чтобы все было как можно хуже.

Джереми встал, его состояние было прежним. И я стала изобретать, чем бы занять его. Как всегда, утро было занято уроками с Эндрю, и я сидела в классной комнате, но не шила, а принимала участие в дискуссиях. Иногда я придумывала неправильные ответы к арифметическим задачам, и это очень веселило Джереми, который, конечно, чувствовал свое превосходство. Эндрю, как и я, настроился на шутливый тон, и уроки прошли намного живее и веселее. Я думаю, мы все были рады такой перемене, а для Джереми это было очень хорошо, даже если его прогресс в уроках был гораздо меньше, чем мог бы быть.

Мисс Гарт не появилась в полдень за столом – Кейт сообщила, что она пожелала выпить чашечку чая в своей комнате, – так что второй завтрак прошел великолепно. К тому времени, когда Эндрю покинул дом, Джереми уже был готов снова с радостью приняться за изготовление подарка, который он задумал подарить своему дяде. Я ни разу не спросила его, что представлял собой подарок, и теперь он сам, без моей просьбы, рассказал о нем.

Когда мы снова вошли в классную комнату, которую я предпочитала душной детской, несмотря на то, что она была неуютна и ничем не украшена, он принес с собой книгу о Египте, купленную мной, и показал мне изображение скульптуры. На человеке было широкое плоское ожерелье, столь часто повторяющееся в произведениях египетской живописи и скульптуры.

– Я делаю ожерелье для головы Озириса, – сказал Джереми, а глаза его светились гордостью. – Мне еще понадобится немного того стального бисера, который вы мне дали, и хотелось бы достать какой-нибудь другой бисер такой же формы и размера. Может быть, зеленый и немного красного. Мистер Бич принес мне подходящую проволоку, и ожерелье получится жестким.

Он показал мне эскиз, выполненный цветными карандашами, и уже начатую с огромным старанием часть ожерелья. Конструкция была не лишена привлекательности, а исполнение говорило о творческих способностях мальчика. Я была счастлива и не скупилась на похвалы, обещая дать ему столько бисера, сколько ему потребуется.

Я сочла этот момент удобным, чтобы предложить ему сделать подарки и для матери, и для Седины, но это предложение оставило его равнодушным.

– Селина любит глупые вещи, – сказал он. – А у мамы есть все, что она захочет. Если ей что понадобится, она просто покупает это. Поэтому нет смысла пытаться сделать что-нибудь для нее.

Я чувствовала, что его сопротивление имело в основе какие-то другие причины, а не те, которые он назвал, и спокойно продолжала настаивать, что можно было бы все же придумать что-нибудь в качестве подарка для его матери. Я сделала несколько предложений, но в ответ он только пожимал плечами. Позднее, за игрой в шахматы, когда Джереми с успехом выигрывал, он вдруг неожиданно капитулировал.

– Хорошо, – сказал он. – Я сделаю подарок маме, если смогу что-нибудь придумать.

Я заподозрила, что эта перемена в его настроении произошла из-за желания сделать приятное мне, и постаралась выразить ему одобрение. Все положительное, что исходило от него, продвигало его в правильном направлении.

– Может быть, мне сходить в ее комнату и посмотреть, – предложил он. – Вдруг у меня появится какая-нибудь идея, что сделать для нее. Вы не сможете пойти со мной, мисс Меган?

Это не очень мне понравилось, но он уже соскочил со своего места за столом.

– Пойдемте же, – произнес он нетерпеливо, совсем как его дядя.

«Очень важно вдохновить его на любой благородный поступок по отношению к матери, – сказала я себе. – Ничего плохого не произойдет, если он осмотрит ее комнату: вдруг что-нибудь его вдохновит. Я не войду в комнату, а только постою в дверях и понаблюдаю, чтобы он ничего не трогал и ничего не разбил».

Мы спустились по лестнице вместе, и Джереми сначала зашел в маленький будуар своей матери. Тяжелые плюшевые портьеры, которые закрывали дверь в ее спальню, были задернуты, скрывая вход, и прежде чем мы подошли к ним, из спальни донесся какой-то звук. Я удивилась и тут же догадалась, что в комнате Лесли кто-то был.

Джереми приставил палец к губам.

– Тише! – предупредил он. – Я знаю, кто это. Она иногда так поступает, когда моей мамы нет дома. Давайте посмотрим.

Я не успела остановить его, как он подошел к портьерам и немного раздвинул их так, что образовалась щель. В величайшем изумлении я замерла, наблюдая удивительную сцену.

Спиной к нам стояла мисс Гарт, одетая в одно из прекраснейших платьев, принадлежавших Лесли Рейд. Это было платье из зеленого атласа, который так оттенял рыжие волосы Лесли. А для мисс Гарт оно было слишком узким, и она не могла застегнуть его на все крючки. Верхняя часть ее спины буквально нависала над теми крючками, что она умудрилась застегнуть, а когда она прошлась совсем близко от нас, я уловила запах фиалковых духов, которые она в изобилии вылила на себя.

Потрясенная, я стояла, наблюдая за нею с чувством ужаса не в силах оторваться от этого зрелища. Пока я так смотрела, она подобрала длинную вторую юбку и стала поворачиваться во все стороны и приседать перед большим высоким зеркалом так что ее прическа из взбитых тяжелых темных волос почти совсем растрепалась. Она тряхнула головой, от чего черепаховые шпильки разлетелись вокруг, а густые волосы рассыпались по плечам, совершенно закрыв ее лицо.

Мне не понравились блеск в ее глазах и улыбка, с которой она смотрела на свое изображение в зеркале. Я взяла Джереми за руку с намерением увести его, но почувствовала сопротивление. Я не хотела выдавать наше присутствие, устраивая борьбу с ним. И пока я колебалась в нерешительности, женщина в зеленом платье неожиданно кинулась к маленькому столику, стоявшему возле кровати, и что-то взяла с него. В тот момент, когда она повернулась к лампе, горевшей на туалетном столике миссис Рейд, я увидела, что она держала в руках двойную миниатюру, которую мне показывала Лесли во время моего первого визита в эту комнату.

Мисс Гарт все еще стояла спиной к нам, и сначала я не могла видеть ее лицо, хотя была уверена, что она изучает портреты на этой миниатюре – или один из них. Потом, держа миниатюру в руке, она медленно развернулась, и я увидела выражение ее лица. Это был взгляд влюбленной женщины, глаза ее сияли теплотой. И мое возмущение и ужас еще больше усилились. На этот раз я наклонилась к Джереми, предупреждая его, и подтолкнула его, крепко ухватив за плечо. Каким-то образом мне удалось тихо увести его, и мы не проронили ни слова, пока не поднялись наверх.

Мне пришла в голову мысль, что в руках Джереми, если он вздумает повести себя неразумно, находится страшная сила, и он сможет глубоко ранить и унизить Тору Гарт. Несмотря на душевное страдание, которое мне причинило увиденное, я испытывала к этой женщине непонятную жалость. Она слишком далеко зашла в своих грезах наяву, и в конце ее безусловно ждала катастрофа.

Когда мы вошли в классную комнату, Джереми спокойно вернулся к игре в шахматы и начал изучать положение на доске, как будто ничего и не произошло. Лекция о том, что подглядывание есть зло, вряд ли возымела бы действие. Это я знала но все же должна была высказать свое отношение к происшествию.

– По-моему, несправедливо подсматривать за кем-либо, если этот человек не знает, что за ним наблюдают, – мягко сказала я.

Джереми пожал плечами и начал триумфальное шествие своей королевы через всю доску.

– Гарт сошла с ума, – промолвил он. И добавил: – Сумасшедшая ведьма!

Рассеянно поставила я своего черного слона на пути ладьи, не в состоянии сосредоточиться на игре.

– Она, конечно, не сумасшедшая, – настаивала я. – Тебе не следует так говорить.

– А почему? – Его темные глаза с почти оскорбительной прямотой смотрели на меня. – Они же говорят обо мне такое. А Гарт гораздо более сумасшедшая, чем я.

Я наклонилась к нему через доску.

– Послушай, Джереми. Мисс Гарт, должно быть, очень одинока. Особенно сейчас, когда твоя мать и Селина в отъезде. Я думаю, она чувствует себя как дома среди вещей твоей матери, потому что заботится о ней с тех пор, когда твоя мать была совсем еще девчонкой. Дети очень любят наряжаться в одежду взрослых. Так почему бы взрослым не испытывать удовольствие от того, что они могут одеться, как кто-нибудь помоложе?

– Вы ее совсем не знаете, – небрежно возразил Джереми, совсем не убежденный моей слабой логикой. Основное внимание его было все еще обращено на игру. Он продвинул свою королеву и сказал, заканчивая состязание: – Мат! – И добавил: – А вас очень легко обыграть, мисс Меган.

Я поняла, что дальнейшие аргументы сейчас не дойдут до его сознания, и начала перебирать в уме всякие интересные замыслы, пытаясь придумать, чем заняться до конца этого дня. Вдруг меня осенило.

– Давай устроим чай у меня в комнате, Джереми. Я могу вскипятить воду в маленьком чайнике на огне в камине. У меня есть бисквиты, которые я купила на всякий случай. И я покажу твое новое кресло-качалку… и новую лампу. Пойдем! Ты составишь мне компанию.

Похоже, эта мысль ему понравилась. Может быть, потому что я никогда прежде не приглашала его к себе в комнату. Он помог мне развести огонь, и вскоре дым и язычки пламени закручиваясь, полетели в дымоход. Еще немного, и яркий огонь наполнил комнату теплом. Я зажгла недавно купленную лампу. Пухлый шар китайского стекла, разукрашенный бутонами роз, бросил круг света на дымоход и сделал маленькую простую комнатку еще более радостной. Расстелив на столе скатерть из ирландского полотна, я заставила Джереми расставить голубой чайный сервиз. А когда я вскрыла коробочку с бисквитами фирмы «Хантли и Пальмер», Джереми с удовольствием принялся раскладывать маленькие бисквиты, покрытые белой и розовой глазурью, на голубой тарелке.

Пока мы занимались приготовлениями, я рассказала ему про то утро, когда посетила церковь, и о том, что говорил священник в своей проповеди о Дуайте Рейде. Все избегали упоминать имя его отца, когда говорили с Джереми, а я считала, что это неправильно. Это еще больше отягчало груз невысказанной вины, которую нес в себе мальчик. Он слушал меня настороженно, как мне показалось, и я чувствовала, что внутренне он напрягся.

– Мисс Меган, – спросил он, когда я кончила говорить, – если в том доме будет церемония открытия, разрешит ли мне дядя Брэндан поехать туда? Как вы думаете?

– Не вижу причин, почему он может запретить тебе поехать, – не рассуждая, ответила я, так как не имела ни малейшего представления о том, как его дядя может отреагировать на такое предложение. – Как бы то ни было, у нас еще целый месяц впереди, поэтому не надо беспокоиться об этом сейчас.

В задумчивости он закрыл крышкой продолговатую коробочку из-под бисквитов.

– Я должен пойти, – произнес он, а я подумала про себя, что, возможно, такой поступок представляется мальчику искуплением вины.

Больше к этой теме в тот день мы не возвращались. Чтобы отвлечь его от таких мыслей, я подошла к каминной полке, где стояла карусель Ричарда, и, пока вода в чайнике, подвешенном над углями, не закипела, завела игрушку, и маленькие лошадки с саночками начали кружиться под музыку. Глаза Джереми загорелись, он смотрел на карусель, а я пела для него старинную детскую песенку на французском языке:

Братец Жак, Братец Жак, Спишь ли ты? Спишь ли ты? Звонят с колокольни! Звонят с колокольни!

Динь-дон-дон! Динь-дон-дон!

Было ясно, что он очарован. Но когда я взяла игрушку с камина, чтобы позволить ему рассмотреть ее поближе, он спрятал руки за спину. Он помнил то, о чем я уже позабыла.

– Я ведь наказан… то есть вы еще не сняли с меня запрет, мисс Меган, – сказал он. – Я не должен ее трогать.

Я поставила карусель обратно на камин и завела ее еще раз, именно в момент решив, что эту игрушку я преподнесу Джереми в качестве рождественского подарка.

Когда чайник закипел и чай настоялся, мы сели за стол. Маленький праздник прошел великолепно. Джереми выглядел таким довольным, и я даже пожалела, что ни матери, ни дяди нет здесь и они не видят его. В этом ребенке я не видела ничего такого, что нельзя было исправить. Надо было только вызвать у него интерес к чему-либо новому, проявляя терпение, доброту и хоть чуточку любви.

Когда наши чашки опустели и значительная часть бисквитов была съедена, я рассказала Джереми о Ричарде, кому была куплена эта карусель, и мне самой стало легче оттого, что я высказала то, что лежало у меня на сердце. Наконец я вытащила книгу с волшебными сказками, которую мне подарили, когда я была совсем маленькой, и из которой я читала сказки Ричарду. Я предложила Джереми прочитать одну из сказок, и он был в восторге, а я с болью в сердце поняла, что он ничего не знал о дружеской атмосфере, которая создается, когда читают вслух. Он снял подушку с кресла и уселся на нее перед огнем скрестив ноги и глядя на язычки пламени, как обычно любят делать все дети, а я начала читать сказку.

Я нашла любимую сказку Ричарда, хотя не знала еще, как ее примет Джереми. Пока я читала, он не смотрел на меня, но по глазам я видела, что он слушает внимательно и на губах у него блуждала слабая улыбка.

Я читала сказку о маленькой безобразной жабе, которую никто не любил, пока доброта прекрасной девушки не избавила ее от чар, и жаба превратилась в прекрасного принца. Джереми не проронил ни звука до самого конца сказки. И только когда в комнате воцарилась тишина, он повернулся ко мне и я увидела его повлажневшие глаза.

– Даже когда он был жабой, – сказал Джереми, удивленный и растроганный, – он нашел того, кто смог его полюбить. Того, кто не посмотрел на то, что он безобразен и весь в бородавках.

Мне понадобилось некоторое усилие, чтобы заставить себя говорить спокойно. Я знала, что нужно оставаться спокойной, несмотря на то, что мне очень хотелось опуститься на колени рядом с ним перед камином и обнять его. Но нельзя было подчиниться этому желанию, ибо время еще не пришло, и такое движение с моей стороны только вызовет подозрение у него и будет, конечно, отвергнуто.

– Думаю, это естественно, – ответила я. – Девушка в этой сказке очень добрая, и она смогла разглядеть за внешностью жабы прекрасного принца.

Джереми кивнул и добавил:

– Но ведь с самого начала в жабе, наверное, было видно что-то прекрасное, чтобы девушка смогла разглядеть? А что если бы ничего этого не оказалось?.. Что если бы жаба была вовсе отвратительной?..

Я ощутила комок в горле, но пока подыскивала слова, чтобы разубедить и успокоить мальчика, раздался резкий стук в дверь.

Подойдя к двери, я открыла ее и увидела мисс Гарт на пороге. Она уже была в своем коричневом платье из мериносовой шерсти, хотя от нее все еще исходил запах фиалок. Ее щеки пылали румянцем, и она была в страшном гневе.