Текст книги "Окно с видом на площадь"

Автор книги: Филлис Уитни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

Тепло и тихое счастье, наполнявшее маленькую комнатку, моментально покинули ее. Не успела я открыть дверь, как мисс Гарт, увидев мальчика, устремилась мимо меня в комнату, даже не спросив разрешения войти.

– Что ты с ними сделал? – вскричала она, набрасываясь на него. – Где ты их прячешь?

Джереми побелел и угрюмо нахмурился, когда она сердито схватила его за плечо. Он посмотрел на нее с презрением, сверкнувшим в глазах, но ничего не сказал.

– Что произошло? – спросила я. – Что, вы думаете, он взял? Вы, конечно, могли бы спросить его более вежливо!

Мое сочувствие к этой женщине, которое я испытала ранее, испарилось, и я была готова восстать против нее ради мальчика.

– Он это знает очень хорошо, – сердито ответила мисс Гарт. – Он взял золотые ножницы и наперсток, которые принадлежат его матери. Он брал их поиграть раньше, а теперь стащил их из корзинки с рукоделием в моей комнате. Что ты с ними сделал, ты, злой мальчик?

Движением плеча он сбросил ее руку, поднялся и встал во весь рост перед ней, явно не боясь гнева, пылавшего в этой женщине.

– Почему вы воображаете, будто вы моя мама? – холодно спросил он. – Почему вы одеваетесь в ее платья и думаете, что вы молодая и красивая, хотя на самом деле вы старая и безобразная?

Лицо мисс Гарт стало белее снега. Пока я беспомощно стояла, крайне обеспокоенная, она ловила ртом воздух, как будто каждый вдох причинял ей нестерпимую боль. Потом она протянула руку и схватила Джереми пальцами, которые впились в него, как когти. Он, конечно, не был достаточно силен, чтобы оказать ей сопротивление, и она выволокла его из моей комнаты и потащила к двери его спальни.

Со все возрастающей тревогой я пошла следом. У меня не было намерения оставить Джереми без помощи, но Тора Гарт была в таком безумном состоянии, что справиться с ней было бы нелегко.

Втащив мальчика в комнату, она оттолкнула его от себя.

– Ты собираешься сказать мне, что ты сделал с моими вещами? – вскричала она. – Или я должна обыскать твою комнату сама?

От толчка он еле устоял на месте. И он бросился бы на нее, если бы я не удержала его от этого, обхватив сзади руками.

– Подожди, – прошептала я ему. – Оставь ее, Джереми. Ты не должен был говорить ей то, что сказал.

Еще мгновение он вырывался из моих рук, потом вдруг обмяк. Мы стояли рядом и наблюдали, как она мечется по комнате выдвигая ящики, заглядывая в коробки. Подойдя к кровати, она подняла подушку и драматическим жестом указала на это место. Там, под подушкой, лежали золотые ножницы и наперсток. Схватив их, она вытянула руку с ними по направлению к Джереми.

– Вот! Так ты еще и вор! – закричала она. – Не думай, что ты избежишь наказания на этот раз. Твой дядя узнает об этом, как только вернется. Тебя ждет хорошая взбучка, и ты ее получишь!

– Мой дядя не тронет меня, – заявил мальчик возбужденно. – Он не посмеет. И вы не посмеете.

Ее глаза, блестевшие от бешенства, шарили по комнате в надежде найти какой-нибудь способ наказать его. Наконец ее глаза остановились на ожерелье, которое Джереми делал в качестве рождественского подарка для дяди и вокруг которого лежали еще не нанизанный бисер и куски проволоки. С презрительным видом она смахнула ожерелье со стола, и бисер разлетелся по ковру.

– Дрянь! – вскричала она. – Никому не нужная дрянь!

Джереми вырвался из моих рук и бросился на колени, чтобы подобрать сброшенное ожерелье. Уже нагнувшись над мерцающей окружностью, он вдруг поднял глаза и уставился на мисс Гарт.

– Когда я найду пистолет, – произнес он низким, угрожающим голосом, – я вас тоже убью.

Женщина взглянула на него, все ее бешенство моментально испарилось, ею неожиданно овладел страх.

– Не останусь в этом доме на ночь! – наконец смогла выговорить она. И тут же, не оглядываясь, выскочила из комнаты с ножницами и наперстком в руке. Я поняла, что она действительно всерьез напугана.

Молча опустившись на колени рядом с Джереми, я помогла ему подобрать рассыпанный бисер. Бисеринки были очень маленькими, и они разлетелись по всей комнате. Я собирала их, не произнося ни слова, пока Джереми не начал дышать спокойнее и не перестал дрожать.

– Думаю, ожерелье не испорчено, – сказала я. – И мы подобрали почти весь бисер. Завтра я принесу тебе еще.

Он высыпал полную ладошку собранного им бисера в пустую коробочку из-под печенья, где он хранился, и ничего не ответил.

Пока мисс Гарт бушевала, мальчик тоже вел себя не очень хорошо. И я не могла оставить его угрожающие слова без внимания.

– Зачем ты взял у нее эти вещи? – мягко спросила я. Он взглянул на меня тревожно широко раскрытыми, еще более потемневшими глазами.

– Не знаю, – ответил он. – Вы думаете, это потому, что я, как они говорят… сумасшедший?

Мне было тяжело смотреть на его бледное, мрачное лицо, и я сделала попытку обнять его. Он моментально отступил, не давая мне приблизиться.

– Никакой ты не сумасшедший, – начала я говорить как можно убедительнее. – Все мы иногда поступаем очень глупо и потом сожалеем об этом. И в следующий раз, когда ты почувствуешь, что тебе хочется поступить не так, как надо, приди ко мне и сначала поговори со мной. Вполне возможно, ты передумаешь и не поступишь так, как тебе хотелось.

– Как же я могу рассказать вам о том, что я собираюсь сделать что-нибудь подобное, когда я сам заранее не знаю об этом? Как я могу не говорить ужасные слова, когда я сам не знаю, что собираюсь сказать? Вот как сейчас, когда я сказал, что убью ее…

– Я не имела в виду эту угрозу, – заверила я его. – Она расстроила тебя, и ты захотел отплатить ей. Хотя желание отомстить людям чаще всего не идет нам на пользу.

Он посмотрел мне прямо в глаза. Его глаза все еще не прояснились, он все еще переживал то, что произошло.

– Если я кому-нибудь угрожаю, как сейчас, то обязательно выполню свою угрозу, – сказал он.

Его взгляд был таким беспокойным и расстроенным, что меня невольно затрясло. Он тут же заметил это проявление моей слабости.

– А-а, вы ведь боитесь меня? – торжествующе воскликнул он. – Вы тоже меня боитесь!

Я подавила дрожь и с уверенностью покачала головой.

– Ну, конечно, я не боюсь тебя, Джереми. Я не привыкла бояться людей, которым доверяю.

Еще мгновение он пристально глядел на меня, потом его взгляд стал менее напряженным. Я знала, что он опять уходит в себя, опять становится недосягаем для меня, и не могла вернуть его обратно.

Вечером мы ужинали внизу в столовой одни, ибо мисс Гарт как и обещала, ушла. Мы сидели в одиночестве на одном конце длинного стола и ели в мрачном молчании, не разговаривая за столом. Джереми почти не ел, и я его не заставляла. Мне самой пища казалась безвкусной, и я почувствовала облегчение, когда мы покинули огромную столовую, избавившись от наблюдательного взгляда дворецкого Генри, и поднялись наверх.

Каким пустым казался дом в ту ночь! И не только потому, что Джереми и я были одни на верхнем этаже, но и потому, что в нем не было Брэндана Рейда. Его присутствие всегда наполняло дом жизненной силой. А без него дом, казалось, только и ждал, когда он вернется. Когда он был дома, в доме оживали звуки повседневной жизни, и в нем звучал голос, который не боялся пробудить это. А уж если он уезжал надолго, дом шептал, и скрипел, и бормотал, но никогда не говорил громко и уверенно.

Этот вечер тянулся очень долго. Джереми спрятался за книгу по египетской археологии и переворачивал страницы так редко, что я, конечно, могла себе представить, как активно его ум обдумывал что-то под маской углубленности в чтение. У меня не было возможности вытащить его из этого состояния, я ничего не могла предложить, чтобы успокоить его. Я шила платье для Селины, пока не устали глаза, а потом сидела молча, разглядывая шерстяной плед, согревавший мои колени.

Когда пришло время отправляться спать, Джереми удивил меня. Он отложил книгу в сторону и подошел к моему креслу.

– Мисс Меган, – попросил он, – заприте меня, пожалуйста, в моей комнате сегодня.

Я старалась сохранить спокойствие и трезво оценить его просьбу, но мое сердце начало тревожно биться. То, что он предлагал, было ужасно. Зачем нужно силой удерживать его в комнате. Если Гарт, на которую он сердился, не будет сегодня ночью в доме? Или он боялся, что опять пойдет в комнату своего отца и будет там горько рыдать, как уже было однажды? Я знала, что ключ от комнаты все еще находится у него, так как видела его спрятанным в коробочке на бюро. Но мальчик ни разу больше не воспользовался им.

Я лихорадочно искала, что можно было бы предложить в противовес его просьбе.

– У меня есть план получше, чем этот, – наконец отозвалась я. – Пойдем, помоги мне, и я тебе скажу, что придумала.

С сомнением он последовал за мной в свою комнату и молча наблюдал, как я снимала все с его кровати.

– Ну вот, – сказала я, когда сняла все, чем она, была накрыта. – Ты можешь помочь мне с матрацем? Он слишком тяжел для меня.

– А что вы собираетесь сделать с ним? – спросил он.

– Помоги мне и увидишь. – И я улыбнулась так весело, как только смогла.

Он взялся за один конец матраца, а я – за другой, и мы вынесли его из комнаты. Затем, пятясь, я направилась в свою комнату. Там, немного раздвинув мебель, мы смогли расстелить его на полу возле моей кровати.

– Вот! – воскликнула я. – Здесь ты можешь спать сегодня. Нам будет лучше в компании друг друга, ведь на этаже больше нет никого.

Он не ответил и не пошел за мной, когда я побежала за его постелью, а так и стоял, уставясь на матрац.

– Ты не будешь возражать, если тебе придется спать на полу? – спросила я. – Это как будто из какой-нибудь истории… Как будто мы расположились лагерем где-нибудь в пути. Мы укроем тебя еще одним одеялом, чтобы не дуло. И тебе будет тепло и уютно.

Я посмотрела на него и увидела, что он смотрит на меня подозрительно и напряженно.

– А что если я попытаюсь сделать вам больно ночью? – проговорил он.

Я стояла на коленях возле его постели, и мои глаза оказались на одном уровне с его глазами. Глядя в них, я взяла его руки и немного подержала в своих. Я смогла даже тихонько засмеяться, если это можно было назвать смехом.

– Джереми, ты только маленький мальчик. Я сильнее и взрослее тебя. Я не позволю тебе сделать мне больно и не позволю, чтобы ты причинил боль себе. Вот! Это я тебе обещаю.

На этот раз я нашла необходимые слова. Тяжелый груз беспокойства и тревоги, казалось, спал с него. Он улыбнулся мне, и его улыбка была удивительно приятной. Я поняла, что с этой минуты он будет доверять мне полностью. И снова я еле удержалась от желания схватить его в объятья, чтобы он почувствовал мои руки, любящие и защищающие. Но я еще не могла поступить так, потому что Джереми пока не был готов к этому.

Джереми уснул очень быстро, а я еще долго не могла заснуть. Я лежала, прислушиваясь к его легкому, ровному дыханию, и думала о том, что произошло за несколько последних дней: о Брэндане Рейде и его извинениях, о том, как изменилось его отношение ко мне, о вчерашнем дне, когда мы катались в Центральном парке и все между нами было таким странным и непонятным. Так непонятно, так опасно странно… Мои руки как бы вновь чувствовала пожатие его рук, теплых, несмотря на мороз, и я снова, вспомнив, ощутила тепло. Но эти мысли испугали меня из-за того, что мне было приятно погружаться в них. Я постаралась умерить свое воображение и направить свои мысли на иное.

Если мистер Рейд останется на моей стороне, с Джереми можно сотворить чудо. И если мы постараемся справиться с такими срывами, какой произошел сегодня, можно будет достичь реальных успехов. Мисс Гарт, конечно, надо держать подальше от мальчика. Его надо полностью отдать в руки Эндрю и мои.

Подумав о Торе Гарт, я ощутила что-то вроде тошноты и отвращения. И все же я не могла обвинить во всем только ее. Джереми попал в паутину обстоятельств, которые он не мог преодолеть, но и она тоже могла запутаться. За всеми этими неприятными обстоятельствами стояла женщина, обманутая жизнью. Или, может быть, не бывает так, чтобы жизнь нас обманывала? Не создаем ли мы сами этот обман, когда не можем с должной мудростью, мужеством и настроением встречать то, что выпадает нам на долю? Может быть, Тора Гарт слишком долго позволяла себе жить в нереальном мире, и теперь эта фантазия уничтожает ее? Какой из двух миниатюрных портретов привлек ее пылкий взгляд? До какой степени, переодеваясь в платья Лесли Рейд, она отождествляла себя с Лесли? Пыталась ли она понять тот опыт, который выпал на долю ее хозяйки?

Эти мысли не давали уснуть, и я снова попыталась думать о чем-то другом. Я вспомнила об Эндрю. Он был единственным человеком в доме, на которого я твердо могла рассчитывать, даже если не всегда была с ним согласна. Во всяком случае, он обычно говорил правду, как он ее понимал, даже если его слова иногда были горьки и обидны. Он никому не позволит провести себя. Он мог отыскать привлекательные черты в карманном воришке и презирать тех, кто занимал высокие посты. Он обладал остротой взгляда, способного выявить скрытые качества любого мужчины, глубоко запрятанные под его личиной. Так же хорошо он понимал и женщин.

Я знала, что он очень не любит Брэндана. Я знала, что он сочувствует Лесли. Гарт он просто презирал и изводил своими шутками, но мне казалось, что он смог бы меня понять, если бы я рассказала ему о том, что мы с Джереми видели сегодня.

Раздумья об Эндрю не помогли мне заснуть. Вероятно, Эндрю пришел бы в ужас, узнай он о том, что Джереми лег спать на полу возле меня. Завтра он прочитает мне лекцию, если я расскажу об этом. Но кто бы что ни говорил, ничто не остановит меня и не заставит поступать не так, как я считаю нужным. Какую-то часть моей любви, ту, что я раньше отдавала своему брату, я была готова теперь отдать Джереми. Но я должна внимательно разглядеть и понять того, на кого надо было направить свою любовь.

Так я лежала и наблюдала, как красные угли на решетке постепенно стали черными, и слышала, как, шурша, сыпался сквозь решетку пепел, поглядывала на светлое небо снежной ночи за окном и прислушивалась к дыханию мирно спавшего Джереми.

Вероятно, было уже далеко за полночь, когда я тоже заснула. Я видела какие-то сны, временами просыпалась и засыпала снова. Когда часы в доме пробили три, я вдруг проснулась совсем и лежала, прислушиваясь к чему-то помимо часов. Я не услышала дыхания спящего Джереми, поэтому осторожно повернулась в постели, чтобы окинуть взглядом холодную тихую комнату. Между мной и окном что-то двигалось, и я затаила дыхание. Мальчик был на ногах, его силуэт четко вырисовывался на фоне светлого снежного окна. Мягко, почти крадучись, он двигался по направлению к моей кровати. Безумный страх лишил меня сил и дыхания. Страх, что это не тот безобидный ребенок, за которого я его принимала. Он подвержен припадкам сильнейшего гнева и однажды намеренно убил своего отца.

– Джереми? – смогла я наконец выговорить его имя непослушными губами.

В его голосе послышалось огромное облегчение:

– О, вы не спите? Мне очень жаль, что я разбудил вас. Я так замерз… и не мог больше спать.

Я встала и отнесла одно из своих одеял на его постель.

– Быстренько ложись, а я накрою тебя еще одним одеялом. Ты очень скоро согреешься. И тебе нечего бояться.

Мой голос успокоил его, и он скользнул под одеяла, свернулся клубочком, сохраняя тепло, и вздохнул, как совсем маленький ребенок. Я опустилась возле него на колени, взяла его руку и держала ее, пока он не перестал дрожать, а я не спела ему еще раз французскую песенку музыкальной шкатулки. Уже в полусне он стал повторять слова и заснул, шепча их.

В комнате царил покой, снег мягко падал за моим окном и ничто в доме Рейдов не внушало страх.

Глава 14

Следующие дни были блаженно тихими и лишенными событий. Мисс Гарт не приходила, и с Гудзона не поступало никаких новостей. Джереми стал снова спать в своей комнате. Он считал себя в свои девять лет почти взрослым и высказывал презрение, если с ним обращались, как с маленьким. А я, кстати, не сказала Эндрю о том, что случилось в тот тревожный вечер.

Уроки шли успешнее, чем в присутствии Седины, и Джереми работал с таким упорством, что это удивляло Эндрю. Один или два раза я заметила, что учитель смотрит на меня в задумчивости, как будто уже готов немного изменить свое мнение о Джереми.

После ухода Эндрю все дневные часы принадлежали нам, и мы, Джереми и я, начали наши занятия по истории древнего Египта. Джереми обладал живым умом и способностью хорошо усваивать материал. Очень часто он был готов вырваться вперед огромными прыжками и оставить меня, выступавшую в качестве учителя, далеко позади. Но, по крайней мере, я смогла приоткрыть для него дверь в этот новый мир, и это уже было много. Иногда мы забывали о книгах и бродили по площади или исследовали Гринвич-Виллидж. Помимо этого, я старалась, чтобы у мальчика оставалось свободное время и для собственных занятий. Я знала, что он возобновил работу над подарком для дяди.

Некоторые события, происшедшие во время этого периода, обрадовали меня даже больше, чем что-либо другое. Однажды днем Джереми пришел в классную комнату, где я читала книгу, и бросил что-то мне на колени. Я положила книгу и увидела, что это было зеленое шелковое платье, которое я сшила для его сестры. Он начал говорить почти с бешенством:

– Мне очень хотелось его порезать! Вот! Я взял ножницы в карман и пошел в комнату Селины, чтобы достать платье и порезать его.

– Ты ведь не сделал этого, – заметила я. Он неистово качнул головой.

– Нет! Я вспомнил, что вы мне велели прийти к вам и рассказать, когда мне захочется сделать что-нибудь плохое. Поэтому я принес его к вам. А вот и ножницы.

– Вот и хорошо! – успокаивала я его. – А теперь мы можем поговорить о том, что заставило тебя захотеть обидеть Селину. Ведь ты же любишь свою сестру. Ты ведь не хочешь обидеть ее по-настоящему, не так ли?

– Они взяли ее с собой, когда поехали вверх по реке, – пожаловался он. – Я люблю бабушку, и она любит меня. Но они оставили меня дома.

Я кивнула, показывая, что понимаю его.

– Это правда, они взяли Селину с собой, но в этом ведь нет ее вины. И кроме того, тебе нравится со мной, ведь так?

– Дядя Брэндан никогда не хочет брать меня с собой, – сказал он, на этот раз точно определяя истинную причину своего настроения.

Я ничего не могла предпринять насчет действий Брэндана Рейда. На самом деле я старалась думать о дяде Джереми как можно меньше. Я и так обнаружила в себе странную тенденцию грезить наяву: слишком часто вспоминать тот день, когда мы катались на катке. И это вызывало у меня недоверие к себе.

– Я рада, что ты здесь, – обратилась я к мальчику. – Мне было бы так одиноко, если бы ты уехал вместе с ними.

Когда я с полным доверием вернула ему платье Селины, он отнес его в комнату сестры, гордый тем, что победил соблазн. Я была довольна им и сказала ему об этом.

Пару раз мы говорили о доме-мемориале Дуайта Рейда. Однажды утром, во время уроков, Джереми спросил, назначена ли дата его открытия. Эндрю знал об этом деле больше, чем я. Был спор, сказал он, о точной дате из-за того, что Брэндан Рейд продолжает протестовать против проекта. Джереми захотел узнать, почему его дядя не одобряет идею такого дома, предназначенного для того, чтобы дать приют некоторым бездомным детям Нью-Йорка. На это Эндрю довольно резко сказал ему, чтобы он занимался своими уроками и не вмешивался в дела взрослых. Я почувствовала, что учитель о чем-то не хочет говорить, и решила разузнать об этом побольше.

Когда Кейт к десяти часам утра принесла в детскую шоколад и бисквиты для Джереми, и Джереми отправился туда на перерыв, я снова подняла эту тему.

– Что-нибудь не так с этим мемориалом в честь отца Джереми? – спросила я. – Я все время слышу, что мистер Рейд против этого проекта и что он препятствует открытию мемориала. Что все это означает?

Эндрю пожал плечами:

– Избавьте меня от женского любопытства, Меган. И почему я должен знать об этом больше, чем вы?

– Мне кажется, что вы знаете больше, – запротестовала я, но не стала оспаривать обвинение в любопытстве.

– Если вы хотите, чтобы я высказал свои догадки, – продолжал он, – то это может быть его страх перед дальнейшей оглаской. Боится, что газеты поднимут из забытья старый скандал. Любое упоминание о тех событиях в газете вызывает нервозность мистера Брэндана. В прошлом достаточно причин, из-за которых он стал слишком чувствителен, когда дело касается прессы.

– По-моему, всегда существует риск снова вовлечь Джереми, – согласилась я. – Мы не можем винить мистера Рейда за то, что он хочет избежать этого.

Оставив книги и подойдя к доске, Эндрю стоял, подбрасывая кусочек мела знакомым движением руки. У меня создалось впечатление, что его беспокоило что-то ещё, чего я не понимала. Когда он повернулся ко мне, он уже взял себя в руки и заговорил со мной мягче, без раздражения.

– Подобно вашей хорошей знакомой, мисс Гарт, я всем своим нутром чую беду, – сказал он. – Ворчание Гарт, вероятно, и навело меня на это. Она редко возражает миссис Рейд в чем-либо, но она так же упрямо выступает против мемориала, как и сам Рейд. Мы оба – и она, и я – чуем несчастье в воздухе. И когда оно разразится, Меган, я хотел бы, чтобы вы оказались вне стен этого дома.

Я не могла извлечь ничего конкретного из его слов, и его предположения и предостережения не встревожили меня.

– А почему вы сами не пытаетесь уйти отсюда? – задала я вопрос.

– В случае чего я могу постоять за себя, – ответил он.

В его голосе прозвучала неожиданно резкая нотка, и это удивило меня. В это мгновение он был абсолютно серьезен, в нем не было ни капли его обычной насмешливости. Но он, по крайней мере, догадывался об обстоятельстве, которое не позволяло ему спокойно уйти. Я же не имела и представления о том, с какой стороны можно ожидать дальнейших неприятностей. И у меня не было никакого желания убегать от того, чего я не понимала и перед чем не испытывала страха. Я была нужна Джереми. Он явно исправлялся. И это составляло то главное, чем я должна заниматься сейчас. Поэтому я только отрицательно покачал головой в ответ на мрачные слова Эндрю.

Правда, я импульсивно задала еще один вопрос – тот самый, который и до этого задавала себе неоднократно и на который никогда не находила ответа:

– Больше всего меня удивляет, каким образом Лесли и Брэндан Рейд решили пожениться. Мне кажется, у них так мало… Он прервал меня, не дав договорить:

– Я думаю, что ее привлекательность для такого мужчины, как Брэндан Рейд, достаточно сильна. Почему бы ее красота не должна была завоевать его?

– Но если она все еще любила своего первого мужа, то почему она решилась выйти замуж за его брата?

– Возможно, у нее были свои соображения, – небрежно ответил он. – Или, возможно, у него были свои соображения. Кто знает?

Мне показалось, что он относится ко всему этому бессердечно и грубо, и я пожалела, что спросила об этом. Увидев выражение моего лица, он рассмеялся и, как обычно, неожиданно пришел в хорошее расположение духа.

– Какое чопорное выражение лица у вас сейчас, мисс Меган! Вы принимаете критику, только если она соответствует вашим представлениям. А когда я предполагаю, что мистер Брэндан не так уж совершенен, вы возмущенно отворачиваетесь. Так ведь?

Беседа расстроилась, и я почувствовала большое облегчение, когда вернулся Джереми, слизывая шоколад с верхней губы. В следующий раз я дважды подумаю, прежде чем задавать вопросы Эндрю о Рейдах и их делах.

Днем, после того как Эндрю уже ушел и мы сделали свои Уроки по Египту, мне пришла в голову мысль, что еще до возвращения матери и дяди Джереми мне следует устроить для него какой-нибудь праздник. Часто я сожалела, что у Джереми нет друзей, но с этим я ничего не могла поделать. Мисс Гарт как-то упомянула, что другие матери в этом районе не хотят, чтобы их сыновья играли с Джереми Рейдом. Случившееся, даже если его и определили как несчастный случай, оставило в их душах страх, и они боялись подпускать Джереми к своим детям. Поэтому он оказался в таком неестественном положении – без друзей своего возраста. Я надеялась, что придет время, когда мы сможем это поправить. Ну а сейчас я была для него единственным товарищем по играм.

Когда мы после прогулки вошли в наш нижний холл, я объявила о своем решении.

– Кстати, – сказала я, стараясь облечь свою мысль в наиболее вежливую форму, – я даю небольшой обед сегодня вечером, мистер Джереми, и прошу вас составить мне компанию. Хотя, возможно, формально не я должна приглашать вас, а вы должны взять на себя роль хозяина в отсутствие вашего дяди.

Он посмотрел на меня с таким изумлением, что я не выдержала и рассмеялась.

– Я действительно хочу так сделать, Джереми. Пойдем и посмотрим, какие надо отдать распоряжения.

Мы вместе вошли в столовую, я позвонила и вызвала Генри, предварительно внутренне собравшись, чтобы преодолеть его сопротивление, если он вздумает возражать.

– Мы желаем, – сообщила я ему, не смея смотреть прямо на высокомерно поднятое лицо, – отменить сегодня наш ранний ужин. Вместо этого у нас будет обед в восемь, со свечами и праздничной сервировкой. А Джереми предоставляется право выбрать меню.

Генри удивил меня. Он даже не моргнул. Его высокомерный вид нисколько не смягчился, но он поклонился мне, как полагается, в знак молчаливого согласия.

– Да, мисс, – ответил он. – Я присмотрю, чтобы все было подготовлено как следует. Могу я посоветовать, чтобы мистер Джереми оговорил меню с поваром?

Я согласилась, что это будет очень мудро. Но мы не стали церемонно ожидать появления повара. Мы сбежали вниз в кухню, чтобы узнать, что возможно приготовить. Джереми захотел жареных цыплят под соусом из гусиных потрохов и картофельное пюре. И яблочный пирог с толстыми кусочками желтого сыра. У повара не было проблем, несмотря на столь позднее предупреждение, а Кейт с увлечением присоединилась к этой игре, вызвавшись помогать и повару, и Генри.

Возможно, слуги сочувствовали Джереми больше, чем я предполагала. Они, конечно, не очень-то любили мисс Гарт, а так как гувернантка им не нравилась, это, вероятно, помогло мне занять в их мнении то место, на котором мне бы не удалось удержаться при других обстоятельствах.

Я предупредила Джереми, что он должен надеть вечером свой лучший костюм с круглым накрахмаленным воротничком и галстуком-бабочкой. Я и сама потратила много времени, наряжаясь, как будто собиралась на настоящий праздничный обед. Это был единственный вечер, когда я могла играть в воображаемый праздник, не боясь осуждающих глаз, не опасаясь, что Брэндан Рейд будет критиковать мой внешний вид.

У себя в комнате я вынула мое второе хорошее платье, которое надевала крайне редко. Оно было уже не совсем модным, но Джереми вряд ли это заметит. Шелк нежного бледно-фиолетового цвета глицинии был отделан черной бархатной лентой. У прилегающего лифа был квадратный вырез, а рукава немного не доходили до локтей. Юбка, присобранная на бедрах, заканчивалась плиссировкой, а свободные складки сзади спадали небольшим треном.

Селина не могла бы больше вертеться перед зеркалом, чем я в этот вечер. Или даже мисс Гарт, когда она приседала и охорашивалась перед зеркалом своей госпожи. Мне не хотелось это вспоминать. Сегодня я тоже погрузилась в воображаемую жизнь с маленьким мальчиком, который сможет восхищаться мной.

Так как у меня не было подходящего ожерелья, я украсила шею черной бархатной лентой и застегнула ее золотой брошью, усеянной крошечными бриллиантиками. Висящие серьги из черного янтаря, принадлежавшие моей матери, очень подходили к черной ленте, и я подобрала темные кудряшки над ушами, что бы янтарные подвески были видны. Изображение в зеркале мне понравилось, но и навеяло грусть. Мне стало немного грустно от того, что никто, кроме Джереми, не увидит, как я выгляжу в самом лучшем из моих нарядов.

Однако, как только я отправилась к Джереми, чтобы позвать его спуститься вместе со мной вниз, я позабыла о своих глупых мыслях.

– Еще не время для нашего торжественного выхода, – сказала я. – Мы сейчас только сбегаем и проверим, все ли устроено, как надо. А потом, около восьми, ты постучишь в мою дверь и проводишь меня вниз.

Джереми едва слушал, засмотревшись на меня.

– Вы совсем другая, – проговорил он. – Вы выглядите красивой. Но вы мне нравитесь и в этом виде.

Это был самый великолепный комплимент, который я когда-либо слышала в свой адрес, и я искренне поблагодарила его. Взявшись за руки, мы сбежали вниз, в столовую, и увидели, что Генри очень постарался, чтобы все было, как надо.

Серебро сияло, на столе стоял лучший хрусталь, выстроились в ряд даже бокалы для вина, которые мы вряд ли наполним. Высокие белые свечи, еще не зажженные, стояли в каждом подсвечнике. Единственное, за что Генри попросил извинения, было отсутствие цветов в центре стола, но их невозможно было достать за такой короткий срок. Джереми нахмурился, как будто в этом заключалась катастрофа. Потом вдруг застенчиво взглянул на меня.

– Карусель вашего брата очень подошла бы для украшения стола, мисс Меган. То есть если…

– Великолепная идея! – воскликнула я. – Сбегай наверх и принеси ее, Джереми. Сегодня ты можешь поиграть с ней, ведь это особый случай.

Когда он ушел, я постаралась выразить Генри свою благодарность за помощь в устройстве нашего воображаемого праздника, но он остался так же чопорен и недоступен, как всегда.

– Спасибо, мисс, – произнес он и тут же ушел, оставив меня в комнате одну.

«Я зажгу свечи сама», – подумала я. Сегодня свечи не будут напоминать ни о Лесли Рейд, ни о запахе фиалок. Я зажгла тонкую свечку в камине и только потянулась зажечь первую свечу в подсвечнике, как услышала, что во входной двери поворачивается ключ в замке. Вернулись Лесли и Брэндан Рейд? Или, может быть, мисс Гарт? Кто бы это ни был, нас поймали, меня и Джереми, на месте нашего наивного обмана.

Я задула маленькую свечку и осталась стоять на месте, посматривая в холл через сверкающий стол и открытую дверь. Раздались шаги, приближавшиеся к столовой, и через мгновение в дверях показался Брэндан Рейд. Его глаза сразу охватили и элегантно накрытый стол, и серебряный канделябр, и мою разодетую персону.

– Я вижу, вы ожидаете гостей, – мрачно произнес мистер Рейд. И прежде чем я успела хоть что-нибудь объяснить, он развернулся и зашагал прочь.

Я стояла возле стола, теребя пальцами свечку и недоумевая, приехала ли Лесли домой вместе с ним и как мне теперь вести себя. В конце концов, это небольшое развлечение я задумала ради Джереми, и не было причины лишать его удовольствия из-за того, что хозяин дома вернулся так неожиданно.