Текст книги "Берлинская ночь (сборник)"

Автор книги: Филипп Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 58 страниц)

Я повертел в руках календарь, не решаясь открыть его. Сначала Сикс, теперь Марлен. Удивительно, как людям удается скрывать такие вещи от полиции. А может быть, в этом и нет ничего удивительного. Все зависит от того, знаете ли вы, как вести себя с полицией.

– Почему вы так поступили?

– Чтобы спасти Еву.

– Тогда почему вы его просто не уничтожили? Я думаю, что это было бы самое правильное решение – и для нее, и для вас.

Она нахмурилась, пытаясь объяснить то, что сама, похоже, до конца не понимала.

– Мне казалось, что если этот календарь попадет по назначению, в хорошие руки, в нем можно будет вычитать, обнаружить что-то такое, что поможет потом найти убийцу.

– А если вдруг выяснится, что ваша подруга Ева каким-то образом сама связана с этим убийством?

Марлен вспыхнула и откровенно разозлилась.

– Я никогда в это не поверю, она вообще не способна кого-нибудь обидеть.

– Предположим. Расскажите мне о ней.

– Все в свое время, господин Гюнтер. – Марлен сжала губы.

Не думаю, чтобы госпожа Зам относилась к людям увлекающимся, способным идти на поводу своих страстей или вкусов, и я так и не понял – то ли Гестапо предпочитает именно таких женщин, то ли служба в этой организации так на них влияет.

– В первую очередь, я хотела бы вам кое-что объяснить.

– Я весь внимание.

– После смерти Пауля я сама осторожно пробовала выяснить, где скрывается Ева, но успеха не достигла, К этому я еще вернусь. Но перед тем, как я вам все расскажу, хочу взять с вас слово – обещайте мне, что, если вам удастся ее найти, вы попытаетесь ее убедить выйти из своего убежища. Если ее арестует Гестапо там, где она находится, ей же хуже будет. Вы, наверное, понимаете, что я не прошу вас о каком-то одолжении. Речь о цене за информацию, которую вы получите от меня и которая поможет вам в расследовании.

– Обещаю, безусловно. Я дам ей шанс спастись, если у меня это получится. Но я вынужден сказать вам, что сейчас, похоже, она влипла по самую макушку. Мне кажется, она собирается сбежать за границу, и сбежать прямо сегодня, так что лучше рассказывайте, и поскорее, слишком мало времени остается.

Какое-то время Марлен смотрела прямо перед собой невидящим взглядом, не замечая спортсменов, занимавших позиции на линии старта. Казалось, она не слышала и того, как зашумели трибуны, когда прозвучал выстрел из пистолета стартера и бегуны рванулись вперед. Она начала свой рассказ под нараставший гул трибун.

– Ну, для начала разберемся с ее именем: на самом деле ее зовут иначе. Это Пауль называл ее Евой. Он всегда так делал – давал людям другие имена. По преимуществу арийские – вроде Зигфрида и Брунгильды. Настоящее имя Евы – Ганна, Ганна Редл. Но Пауль сказал, что Ганна звучит как еврейское имя и что он будет называть ее Евой.

Стадион взревел, когда американец выиграл первый забег.

– Семейная жизнь у Пауля сложилась неудачно, но он никогда не объяснял мне почему. У нас с ним были дружеские отношения, он мне многое доверял, но о своей жене никогда не говорил. Однажды мы с ним отправились в игорный клуб, где я встретила Еву. Она работала там крупье. Я не видела ее перед этим несколько месяцев, а познакомились мы раньше, в «Ревеню». У нее были способности к математике, может быть, поэтому она и пошла в казино. А кроме того – двойная оплата, возможность встречаться с интересными людьми.

Тут я удивился, так как, напротив, всегда считал посетителей казино публикой, более чем скучной. Но промолчал, не хотел ее прерывать.

– Ну, так вот, я представила ее Паулю, и сразу стало ясно, что они заинтересовались друг другом. Пауль был красивым мужчиной, и Ева тоже очень хороша собой, по-настоящему привлекательна. Через месяц мы с ней встретились, она мне призналась, что у них с Паулем роман. Не скрою, сначала я была шокирована, а потом решила, что меня это не касается и не должно касаться. Они встречались – и часто встречались – около полугода. А потом, вы знаете, Пауля убили. В календаре вы найдете интересующие вас даты и кое-что еще.

Открыв календарь, я первым делом остановился на дне убийства, В ту самую ночь, когда это произошло, он должен был с ней встретиться. Между тем Марлен ничего об этом не сказала. Я начал перелистывать страницы в обратном порядке.

– А вот еще одно знакомое имя. Герхард фон Грайс. Вы о нем что-нибудь знаете? – Я закурил и добавил: – По-моему, подошло время поговорить о вашем маленьком отделе в Гестапо. Как вы считаете?

– Об отделе Пауля? Да, вы знаете, он им так гордился! – Она глубоко вздохнула. – Пауль был очень цельный человек.

– Безусловно. Каждый раз, встречаясь с этой женщиной, он больше всего хотел поскорей вернуться домой, к любимой жене.

– Самое смешное, что это в самом деле так, господин Гюнтер. Именно этого ему и хотелось. Не думаю, что он стал равнодушен к Грете. Он любил ее, но почему-то – а почему, не знаю – в такой же степени ненавидел.

– Всякое бывает. Может, у него была такая манера – вертеть хвостом.

В это время завершился очередной забег, и, к великому восторгу зрителей, на этот раз его выиграл немецкий спортсмен, Ноттбрух. Моя почтенная соседка, переполнившись восторгом, вскочила на скамейку и размахивала программкой.

Тем временем Марлен порылась в сумке и извлекла оттуда конверт.

– Вот копия документа, по которому Пауль получил полномочия организовать свой отдел. – Она передала мне конверт. – Я подумала, что вам будет любопытно с ним познакомиться. Это, наверное, поможет какие-то вещи увидеть в перспективе, понять, почему Пауль сделал то, что сделал.

Вот что представлял собой этот документ.

"Рейхсфюрер СС и Глава Германской полиции Имперского министерства внутренних дел o-KdS g2(o/RV) № 2211/35

Берлин

6 ноября 1933 г. Унтер-ден-Линден, 74 Местный тел.: 120-034 Междугородный тел.: 120-037

ЭКСПРЕСС-ПИСЬМО ГАУПТШТУРМФЮРЕРУ ДОКТОРУ ПАУЛЮ ПФАРРУ

Я обращаюсь к Вам по очень серьезному поводу. Я имею в виду коррупцию среди служащих рейха. Мы считаем необходимым придерживаться одного принципа: слуги общества обязаны быть людьми честными, порядочными, верными и хорошими товарищами по отношению ко всем, кто принадлежит нашему боевому содружеству. Те, кто нарушает этот принцип – даже если речь идет об одной марке, – должны быть подвергнуты наказанию. Действовать при этом надлежит безжалостно. Я не собираюсь стоять рядом и смотреть, как вокруг распространяется гниль.

Как Вы знаете, мною уже приняты меры, призванные покончить раз и навсегда с коррупцией в рядах СС. В соответствии с этими мерами, лица, уличенные в бесчестных поступках, были ликвидированы. Согласно воле фюрера, Вы получаете полномочия расследования и беспощадной борьбы с коррупцией в Немецком трудовом фронте, где мошенничество приняло массовый характер. В связи с этим Вам присваивается звание гауптштурмфюрера и право докладывать обо всех событиях и фактах в этой области мне лично.

Где бы ни появилась коррупция, мы выжжем ее каленым железом. Так, чтобы, закончив тяжелый трудовой день, могли с чистой совестью сказать, что сделали все, что могли, чтобы оправдать любовь и преданность нашего народа.

Хайль Гитлер!

(подпись) Генрих Гиммлер".

– Пауль очень старался, – сказала Марлен. – Он арестовывал и наказывал виновных.

– Ликвидировал, – поправил я, цитируя рейхсфюрера.

Голос Марлен стал жестким.

– Речь идет о врагах государства.

– Да, конечно. – Я подождал, не добавит ли она еще что-нибудь, и, понимая, что она мне не доверяет, не стал уточнять формулировки. – Они должны быть наказаны. Здесь я согласен с вами. Пожалуйста, продолжайте.

Марлен согласилась.

– Так получилось, что он обратил внимание на Союз сталелитейной промышленности, и довольно скоро до него дошли слухи, касающиеся его тестя, Германа Сикса. Поначалу он не придавал им особого значения. Однако прошло время, и однажды ночью он принял решение навести там порядок. У него это стало чуть ли не навязчивой идей.

– Как это все происходило, в каких формах?

– Я не могу назвать конкретно день, но хорошо помню, что он стал допоздна задерживаться на работе, перестал отвечать на телефонные звонки жены. И особенно активизировался после того, как начал встречаться с Евой.

– А в чем заключалась вина папаши Сикса?

– Коррумпированные чиновники Немецкого трудового фронта деньги, которые принадлежали фонду Союза рабочих сталелитейной промышленности и Благотворительному фонду, поместили в банк Сикса.

– Вы хотите сказать, что, кроме всего прочего, он еще и владелец банка?

– В банке «Дойчес коммерц» он главный пайщик. В благодарность за это Сикс устроил так, что эти чиновники получили персональные ссуды под очень низкий процент.

– А что Сикс от этого имел?

– Выплачивая низкие проценты по вкладу в ущерб рабочим, банк смог поправить свои дела.

– Неплохо придумано.

– Это только часть, малая часть его махинаций. – Марлен не удержалась от ехидной усмешки. – Пауль также подозревал, что его тесть снимает сливки с фондов, принадлежащих Союзу. И что из этих сливок он взбивал масло высшего сорта – вложения фонда работали на полном обороте.

– Взбивал масло? Что вы имеете в виду?

– Что такое полный оборот? Сикс постоянно продавал одни акции и паи, покупал другие и таким образом каждый раз получал законные проценты. Комиссионные, если угодно. Дальше эти комиссионные распределялись между банком и чиновниками Союза. Но это нужно было доказать, и доказать оказалось не так-то просто. Пауль пытался установить подслушивающее устройство на телефоны Сикса, но человек, от которого это зависело, отказал ему в разрешении. Пауль считал, что кто-то, вероятно, уже подслушивал телефонные разговоры Сикса и этот «кто-то» не собирался делиться с ним, то есть с Паулем, своей информацией. Поэтому Пауль пошел по другому пути. Он узнал, что у Премьер-министра был свой тайный агент, который располагал определенной информацией, компрометировавшей Сикса, и не только Сикса. Этого человека звали Герхард фон Грайс. И Геринг использовал эту информацию, чтобы заставить Сикса придерживаться той экономической политики, которую он, Премьер-министр, проводил. Тем не менее Пауль решил встретиться с фон Грайсом и предложить ему огромную сумму за то, чтобы тот позволил ознакомиться с компроматом на Сикса. Но фон Грайс отказался. Пауль говорил, что он очень испугался.

Марлен огляделась.

Возбуждение зрителей, нетерпеливо ожидавших начала полуфинального забега на сто метров, возрастало с каждой минутой. Бегуны с препятствиями уже закончили соревнования, и на дорожке разминались спринтеры, в том числе и спортсмен, ради которого люди пришли сегодня на стадион, – Джесс Оуэнс. Марлен, кажется, засмотрелась на этого негра.

– Он потрясающий, правда? Я об Оуэнсе. Великолепный представитель своей расы.

– Но Пауль все-таки завладел этими бумагами? Я правильно понял?

– Пауль был очень настойчив. И в какие-то минуты, в самом деле, безжалостен.

– Не сомневаюсь в этом.

– На Принц-Альбрехт-штрассе – в Гестапо – есть отдел, который занимается различными объединениями, в том числе клубами и Немецким трудовым фронтом. Пауль убедил их навесить «красный ярлык» на фон Грайса, с тем чтобы его немедленно арестовать. Но этим дело не ограничилось. Они настояли, чтобы фон Грайс был арестован специальным подразделением быстрого реагирования и доставлен в штаб-квартиру Гестапо.

– А что это за подразделение?

– Это команда убийц. Лучше им в руки не попадать. В общем, было сделано все – и очень быстро, – чтобы напугать фон Грайса. Напугать так, чтобы он понял, что Гиммлер сильнее Геринга и что Гестапо ему следует бояться больше, чем Премьер-министра. В конце концов, Гиммлер оттеснил Геринга и стал лично контролировать Гестапо. И потом, вспомним историю прежнего шефа Гестапо Дильса, тело которого его бывший начальник, Геринг, спустил вниз по реке. Все это они выложили фон Грайсу, объяснив, что то же самое может произойти и с ним самим и что выбора у него фактически нет: если он не хочет испытать на себе гнев рейхсфюрера СС, ему следует сотрудничать во всех делах с Гестапо. То есть иначе ему грозил концлагерь. И конечно, фон Грайс сдался. А кто поступил бы иначе? Короче, он передал Паулю все, что у него было. И Пауль несколько вечеров сидел дома, изучал материалы. Затем Пауля убили.

– А документы забрали.

– Документы украли.

– Вы хотя бы примерно представляете себе, что там было?

– Абсолютно не представляю. Я их никогда в руках не держала. Но Пауль мне кое-что рассказывал. Правда, в самых общих чертах. О том, что там содержатся неопровержимые доказательства связей Сикса с организованной преступностью.

Стартер выстрелил, Джесс Оуэне рванулся вперед и первые тридцать метров опережал всех. Моя почтенная соседка снова вскочила на ноги. Она ошибалась, подумал я, сравнивая Оуэнса с газелью. Наблюдая за высоким грациозным негром, который мчался по дорожке, заметно оторвавшись от остальных – словно в насмешку над бредовыми теориями о превосходстве арийской расы, – я подумал, что для Оуэнса его соперники были не более чем досадной помехой. В беге для него заключался смысл жизни, и если действительно существует раса господ, то Джесс Оуэне, несомненно, к ней принадлежит.

Немецкая публика встретила его победу бурей восторга, и я с радостью наблюдал, как люди аплодируют, не задумываясь о том, к какой расе относится этот человек. Может быть, Германия все-таки обойдется без войны, мелькнуло у меня. Я посмотрел в сторону ложи для почетных гостей – для Гитлера и других высших чинов партии. Интересно, как они реагируют на этот всеобщий порыв радости, охватившей стадион, на аплодисменты, адресованные чернокожему американцу? Но лидеров «третьего рейха» все еще не было.

Я поблагодарил Марлен за все, что она сообщила, и покинул стадион. В такси, направляясь на юг, к озерам, я не мог отделаться от мыслей о бедном Герхарде фон Грайсе. Только-только вырвавшись из лап Гестапо, запуганный до предела, он выходит на свободу лишь для того, чтобы его снова схватили, пытали и убили парни Красного Дитера. Уж если не везет, то не везет.

Оставив позади мост Ванзее, мы поехали вдоль берега. Черная надпись у входа на пляж гласила: «Евреям вход запрещен». Таксист не удержался:

– Дурацкий юмор. «Евреям вход запрещен». Да сюда ни одна собака не сунется. В такую-то погоду. – И сам рассмеялся своей шутке.

Напротив ресторана «Шведский павильон» несколько смельчаков все еще рассчитывали на хорошую погоду. И, уже повернув на Кобланкштрассе, а потом вырулив на Линденштрассе, таксист все еще насмешничал над этими энтузиастами и капризами немецкой погоды. Я сказал ему, чтобы он остановился на углу Гуго-Фогель-штрассе.

Это был тихий зеленый пригород, где все было в идеальном порядке. Небольшие домики, особняки с аккуратными лужайками и ухоженными живыми изгородями. Моя машина стояла на тротуаре, но Инги нигде не было видно.

Я посмотрел по сторонам в надежде увидеть ее где-нибудь рядом, пока таксист отсчитывал сдачу. Чувствуя, что случилось что-то неожиданное, я дал шоферу на чай слишком много, и он поинтересовался: может быть, я хочу, чтобы он меня подождал? Я сказал, что ждать не надо, и пошел к своей машине, стоявшей примерно в тридцати метрах от того дома, который назвал Хауптхэндлер как место встречи. Я проверил дверь машины – она была открыта, – сел и решил немного подождать, все еще надеясь, что вот-вот появится Инга. Настольный календарь, который передала мне Марлен Зам, я положил в «бардачок», а затем нашарил под сиденьем пистолет, который обычно у меня там хранился. Сунув его в карман пальто, я вылез из машины.

По указанному адресу находилось грязно-коричневое, двухэтажное сооружение, какое-то обшарпанное, наполовину развалившееся. Краска на закрытых ставнях облезла, в саду висело объявление: «Продается». Сад и дом выглядели так, словно люди давно их покинули, если искать укрытие, лучше местечка не найти. Дом окружала запущенная лужайка, низкой стеной отделенная от тротуара, на котором стоял автомобиль – голубой «адлер». Я перешагнул через стену и пошел вдоль нее, а затем, осторожно переступив через ржавую газонокосилку, нырнул под дерево. Здесь я вытащил «вальтер», оттянул затвор, чтобы послать пулю в патронник, и взвел курок.

Согнувшись почти вдвое, я крался вдоль стены, под окнами, к задней двери, слегка приоткрытой, так что слышны были приглушенные голоса в комнатах. Когда я распахнул дверь, первое, что я увидел, была лужа крови на кухонном полу. Стараясь двигаться, насколько можно, бесшумно, я прошел внутрь, чувствуя, как во мне что-то опускается, словно монетка падает в колодец, при мысли о том, что Инга могла войти в этот дом, не дожидаясь меня. Я приложил холодную сталь пистолета к щеке. Холод, охвативший все лицо, проникал мне в душу. Перед кухонной дверью пришлось присесть, чтобы заглянуть в замочную скважину. За дверью виден был пустой коридор, без ковровой дорожки, и несколько закрытых дверей по сторонам. Я повернул дверную ручку.

Голоса доносились из комнаты в передней части дома и звучали уже достаточно четко, узнаваемо – это были Хауптхэндлер и Ешоннек. Чуть позже я услышал женский голос, сначала мне показалось, что это была Инга, пока та женщина не засмеялась. Поскольку в этот момент исчезновение Инги меня волновало уже гораздо больше, чем судьба бриллиантов Сикса и обещанное вознаграждение, я решил не медлить и пойти на прямой разговор с этой троицей. Из того, что мне удалось услышать, я понял, что они сейчас ничего не опасаются, но на всякий случай, чтобы они не наделали глупостей, открыв дверь, я выстрелил поверх их голов.

– Всем оставаться на местах! – приказал я, чувствуя, что напугал их хорошенько, и будучи уверен, что теперь только дурак полезет за пистолетом. Но Герт Ешоннек оказался именно таким дураком.

Надо сказать, что даже при самых благоприятных обстоятельствах попасть в движущуюся мишень, особенно если эта самая мишень решает отстреливаться, довольно трудно. Моя первая задача была остановить его, и я выстрелил не прицеливаясь. Увы, так случилось, что я остановил его навсегда. Я не собирался стрелять ему в голову, но времени, чтобы тщательно прицелиться, у меня не было.

Расправившись с одним, надо было понять, как поступить с другими, так как Хауптхэндлер тут же бросился на меня, пытаясь завладеть моим пистолетом. Когда мы оба упали на пол, он заорал девушке, в остолбенении застывшей у камина, чтобы она взяла пистолет, имея в виду тот, что выпал из рук Ешоннека. Но до девушки не сразу дошло, какой пистолет она должна взять – мой или другой, лежащий на полу. Ее любовнику пришлось повторить свой приказ, но я уже успел освободиться от его рук и двинул «вальтером» ему по физиономии. Таким ударом слева теннисист завершает победный матч. Удар был сильный, он потерял сознание и растянулся у стены. Тем временем девушка очнулась и потянулась за пистолетом Ешоннека, а мне было не до рыцарских манер, я шагнул вперед и ударил ее по лицу.

Когда пистолет Ешоннека очутился у меня в кармане, я наклонился, чтобы посмотреть, что с ним. Не нужно быть владельцем похоронного бюро, чтобы понять, что он мертв. Есть, конечно, и более элегантный способ прочистить человеку уши, чем манипуляции с таким инструментом, как девятимиллиметровая пуля, но обстоятельства диктуют свое.

Я закурил сигарету, во рту у меня давно пересохло, и, присев на стол, стал ждать, когда Хауптхэндлер и девушка придут в себя. Я выпускал дым, не разжимая зубы, через короткие паузы. Было совершенно дурацкое ощущение, что у меня внутри кто-то играет на гитаре.

Мебели в комнате почти не было – только потертый диван, стол и пара стульев. На столе на кусочке фетра лежало ожерелье Сикса. Я отбросил сигарету и положил бриллианты на ладонь. Камни, стукнувшись друг о друга, как камешки из мрамора, на ощупь казались холодными и тяжелыми. Трудно было представить это ожерелье, скользкое, как нож, на женской шее.

Недалеко от стола лежал портфель. Я заглянул туда: он был набит деньгами – доллары и фунты, как я и полагал. В портфеле были два фальшивых паспорта – на имя господина и госпожи Рольф Тайхмюллер. На те же самые имена были выписаны и авиабилеты, которые я держал в руках в доме Хауптхэндлера. Подделка была качественная, но в принципе получить такие паспорта нетрудно, особенно, если у вас есть знакомый в паспортном отделе и вы готовы хорошо заплатить. Мне как-то не пришло это в голову раньше, но теперь не стоило сомневаться, что Ешоннек, к которому постоянно обращались за финансовой помощью евреи, уезжавшие из Германии, конечно, держал людей, занимавшихся изготовлением фальшивых документов – весьма доходный побочный промысел.

Девушка застонала и села, оставаясь по-прежнему на полу. Держась за щеку и тихонько всхлипывая, она потянулась к Хауптхэндлеру, чтобы помочь ему подняться. Пока тот, перевернувшись на другой бок, вытирал кровь с носа и подбородка, она держала его за плечи. Я раскрыл ее паспорт. Красавицей, как считала Марлен Зам, я бы ее не назвал, но какая-то привлекательность и даже интеллигентность, несомненно, присутствовали. По крайней мере, ничего общего с той второсортной девицей, какой я ее себе представлял, когда узнал, что она работала крупье.

– Извините, что мне пришлось так поступить, фрау Тайхмюллер. Не знаю, как к вам правильнее обратиться – Ганна, или Ева, или как-то иначе. Какое у вас сейчас имя?..

Она посмотрела на меня с такой нескрываемой ненавистью, что у нее сразу высохли слезы.

– А вы небольшого ума. – Она говорила сухо и отрешенно. – Не понимаю, почему эти два идиота решили, что вас нужно убрать с дороги.

– Теперь я считаю, что это и в самом деле было необходимо.

Хауптхэндлер сплюнул на пол.

– А что же теперь изменилось?

– Ну, как вам сказать... Теперь все зависит от вас. Мы можем придумать такой вариант: мотив убийства – страсть или что-то в этом роде. У меня друзья в Алексе, и эту проблему мы решим, договоримся. Но сначала вы должны помочь мне. Со мной работала женщина – высокая, с темными волосами, хорошо сложенная, одета в черное пальто. На вашей кухне на полу кровь, и я тревожусь, не случилось ли что с моей сотрудницей. Кажется, она пропала. Вам об этом, видимо, ничего не известно, так?

Ева насмешливо фыркнула.

– Пошел ты к черту! – сказал Хауптхэндлер.

– С другой стороны, – я решил их припугнуть, – преднамеренное убийство – это, друзья мои, преступление, наказуемое смертью. Причем почти наверняка, если тут замешана большая сумма денег. Я видел однажды, как вешали преступника в тюрьме на озере Плетцен. Гелпл, официальный палач, приступает к делу, облачившись в белые перчатки и фрак. Довольно милое зрелище.

– Бросьте пистолет, господин Гюнтер, прошу вас. – Голос звучал откуда-то сбоку, возможно за дверью, по интонации – терпеливо, но настойчиво, как будто обращались к капризному ребенку. Но приказ я исполнил, так как знаю точно, что спорить с автоматическим оружием, направленным на тебя, бессмысленно, а короткого взгляда на физиономию его владельца, напоминающую боксерскую перчатку, было достаточно, чтобы понять, что он, не задумываясь, выстрелит, если я посчитаю его обращение всего лишь милой шуткой. Он вошел в комнату, а за его спиной возникли еще двое с пушками.

– Эй, вы, – сказал человек с автоматическим пистолетом, – поднимайтесь на ноги, вы, двое. – Ева помогла Хауптхэндлеру встать. – Лицом к стене. И вы тоже, Гюнтер.

Обои были дешевые. Чересчур темные и мрачноватые, на мой вкус. Несколько минут я изучал их, ожидая, когда они приступят к обыску.

– Если вам знакомо мое имя, значит, вы должны знать, что я частный детектив. Эти двое разыскиваются по обвинению в убийстве.

Я не столько увидел резиновую дубинку, сколько услышал, как она просвистела у меня над головой. Перед тем как упасть на пол и потерять сознание, я успел подумать, что это стало утомительным – то и дело оказываться в нокауте.