Текст книги "Джинн в Вавилонском подземелье"

Автор книги: Филипп Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Постучав по дубовым доскам, из которых была сколочена лодка, Джон прикинул их крепость.

– Надеюсь, наше судно исправно, – сказал он. – Оказаться в этой воде мне как-то неохота. За пять минут можно превратиться в вареного омара. – Он больше беспокоился за собак, чем за себя, понимая, что, будучи джинн, он вряд ли пострадает от горячей воды, а вот в собаках он не был так уверен.

Прошел час, другой… Джон в конце концов заснул, и ему приснилось что-то приятное. Но он не успел запомнить, что именно, поскольку, открыв глаза, увидел вдалеке поросший лесом берег. Алан и Нил нетерпеливо ерзали, поскольку им подошло время сделать то, что собаки всегда делают после долгой поездки. А именно – найти хорошее дерево и поднять лапку.

Джон посмотрел на лодочника и приветливо кивнул:

– Спасибо, что согласились нас подвезти. Даже не знаю, что бы мы без вас делали.

Медный лодочник промолчал. Но Джон упорно пытался втянуть его в беседу.

– Если это не бестактный вопрос… – начал он. – Я вообще-то ничего не имею против такой идеи, потому что в этом мире должно быть место всякому… Но все-таки… Почему вы сделаны из меди, а?

Лодочник не умел говорить. Это было совершенно ясно. Но он умел грести. И не только грести – он умея показывать пальцем. Именно это он и сделал. На миг прекратив грести и явно отвечая на вопрос Джона, он резко ткнул длинным медным пальцем в небо над их головами. А потом снова взялся за весло. Джон вежливо кивнул, но смысл этого немого объяснения он понял лишь несколько секунд спустя. Ибо только гребец, сделанный из меди, мог справиться с угрозой, которая нависла над ними вскоре.

Глава 18
Дневник Филиппы Гонт (продолжение)

Естественно, я на всякий случай прячу этот дневник от мисс Угрюмпыль, Айши и ее невидимых слуг, поскольку они его наверняка забрали бы и уничтожили. Хотя бы потому, что он помогает мне отсчитывать, сколько дней я тут пробыла, размышлять над своими словами и поступками и отслеживать, происходят ли во мне изменения, которые предрекла Айша. Изменения должны произойти оттого, что я дышу здешним воздухом и пью здешнюю воду, хотя я не выпила ни одного глотка яблочного сока, который мне подсовывает мисс Угрюмпыль. Но все равно Древо Логики воздействует на меня через воздух и воду.

Я видела это дерево. Ничего особенного оно из себя не представляет. Растет в специальной комнате прямо здесь, во дворце, и больше напоминает древний дуб, чем яблоню, хотя яблоки на нем и вправду есть. И оно явно начало на меня действовать. Как еще объяснить то, что я сказала мисс Угрюмпыль сегодня за завтраком?

С мечтательно затуманенным взором она разглагольствовала о том, какие желания осуществит перед возвращением в родной Гринвилл, что в штате Северная Каролина (по-видимому, она рассчитывает вернуться домой после того, как Айша навеки отправится в большую лампу на небе). У нее такие предсказуемые желания! Я все это послушала-послушала, а потом уставилась на нее самым злобным взглядом, на какой способна, и пообещала, что, когда «старая перечница» отдаст концы, я не оставлю мисс Угрюмпыль в покое, а напущу на нее элементиша.

– Огненного элементиша, – язвительно уточнила я. – Мерзкого обманщика, который прилипнет к вам навеки, до конца дней.

А потом я наговорила ей еще много-много других гадостей. Мне даже стыдно об этом писать. В итоге бедная мисс Угрюмпыль убежала из-за стола в слезах, так и не доев завтрак. Сама Айша проявила полное безразличие к тому, что я сказала ее слуге и компаньонке. Вероятно, ничего другого и нельзя ожидать от того, кто давно пребывает выше добра и зла. Однако после этого эпизода я не выдержала и сказала ей, что я, кажется, превращаюсь не в логического, а попросту в противного человека.

– Для начала это нормально, – ответила Айша. – Логика – очень тонкий и требовательный предмет, Филиппа. Пока ты не овладеешь ею в совершенстве, твой разум будет доводить любой логический вывод до абсурда. Иногда это может оказаться очень неприятно. Ты считаешь мисс Угрюмпыль одним из препятствий на пути к собственному освобождению, поэтому хочешь удалить это препятствие во что бы то ни стало.

Уж не знаю, правду ли сказала Айша, но я, несомненно, начинаю становиться такой же жестокой, как она. Вот ужас-то! Но что я могу сделать?

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. На самом деле я не вполне ясно представляю, сколько я здесь уже пробыла, потому что день длится почти бесконечно, а темнота наступает и тут же снова сменяется днем. Возможно, время здесь течет так же медленно, как в лампе или в бутылке, если ты ввинтился в нее в неверном направлении. Наверно, Висячий дворец и Иравотум существуют вне нормального трехмерного пространства и времени. В книге Эно об этом ничего не сказано, но он ведь писал ее несколько тысяч лет назад. Полагаю, в глубокой древности верховный жрец Беллили не знал о таких вещах, как относительность и астрофизика.

Так или иначе, я уже дважды ложилась спать когда за окном было еще светло, и пробуждалась когда было уже светло. Или все еще светло? я спросила об этом мисс Угрюмпыль, но после вчерашнего она со мной больше не разговаривает. Конечно, я в отместку не утерпела и снова сказала ей что-то обидное. И, как ни дико это звучит, на сей раз я и вправду почувствовала, как что-то во мне затвердело, закаменело – сердце или что там у нас имеется внутри, что заставляет нас заботиться о чувствах других людей… Очень странное ощущение. И все же…

И все же в этом есть и свои положительные стороны. Ведь если ввести в собственную жизнь побольше логики, это может оказаться очень выгодно. Например, я начинаю понимать одну весьма важную истину: мир устроен так, а не иначе, и не имеет смысла оценивать его с позиций «хорошо-плохо» или «правильно-неправильно». Надо подняться выше подобных рассуждений.

Но все-таки было бы здорово, если бы приехал Джон! На первых страницах дневника я написала, что Джон наверняка попытается меня спасти. Теперь я ощущаю его приближение еще острее, поэтому думаю, что не ошиблась. Может, он даже ближе, чем я думаю. Это, разумеется, еще одна причина, почему надо прятать дневник. Надеюсь, Айша не ощущает, что он близко. А если что-то смутно и чувствует, так объясняет это моим присутствием – мы же все-таки близнецы.

ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР. Я дважды возвращалась в сад, к лестнице, которая, если верить господину Цыпе, ведет к Восса Veritas, к Устам Истины. Но оба раза в саду оказывалась мисс Угрюмпыль – подстригала розы. На третий раз, однако, мисс Угрюмпыль в поле зрения не было. Там был только бедный, прикованный к стулу господин Цыпа, все еще читавший вслух «Человека в железной маске». Перед тем как сбежать вниз по лестнице, я остановилась возле него и извинилась. По-моему, это очень благородно с моей стороны, учитывая то, как отвратительно он со мной поступил.

– Не бойтесь, господин Цыпа, вы тут навсегда не останетесь, – пообещала я. – Когда я стану Синей джинн, я освобожу вас от этого наказания.

– Под впечатлением разговора, происшедшего у него только что с королем… – ответил господин Цыпа словами из книги, поскольку произносить иной текст ему, по-видимому, теперь не разрешалось. Он только слабо улыбнулся и продолжал читать: – …д'Артаньян не раз обращался к себе с вопросом, не сошел ли он сам с ума, имела ли место эта сцена действительно в Во, впрямь ли он – д'Артаньян, капитан мушкетеров, и владелец ли господин Фуке того замка, в котором Людовику XIV было оказано гостеприимство.

Предоставив беднягу его незавидной участи, я побежала вниз по лестнице, надеясь наконец найти там BV.

Я оказалась в тускло освещенном гроте. В дальнем конце свет был чуть ярче, и я направилась туда не подозревая, сколь ужасная встреча меня ожидает. В нише – в углублении в кирпичной стене, где обычно ставят вазы с цветами – оказалась человеческая голова. Глаза ее при моем появлении раскрылись и уставились на меня не мигая, точно яркие крошечные огоньки. Волосы давно выпали, а кожа мало напоминала человеческую, такая она стала бурая и жесткая. Короче, это существо трудно описать в деталях. Определенно было только одно: когда-то это голова принадлежала человеку.

– Задай свой вопрос, – сказала голова, хотя губы – вернее, остатки губ – едва двигались. Я даже оглянулась, чтобы проверить, не вздумал ли кто-то меня разыграть. Впрочем, голос вполне соответствовал самой голове: он звучал приглушенно, точно доносился из глубокой темной ямы. Меня так тронула тяжелая судьба головы, что мне показалось невежливым расспрашивать ее о моем собственном положении.

– Кто вы? – спросила я голову. – И как вы сюда попали?

– Когда-то у меня было имя. Меня звали Чарльз Гордон. Иногда меня называли Гордон-китаец, хотя родился я в Лондоне. Я был генералом британской армии и более ста лет назад попал в плен. Враги передали меня местным чародеям и демонопоклонникам. Они посадили меня в бочку с кунжутным маслом, так что торчала только голова, и продержали там сорок недель. Все это время они исполняли неописуемо страшные ритуалы. И в конце концов плоть моя отторглась и обнажились кости. После чего голову отделили от тела и на долгие годы поместили в большую серебряную шкатулку. В ней меня носили по базарам и требовали, чтобы я предсказывал будущее. К счастью, Айша спасла меня и поставила сюда. С тех пор я нашел покой в прохладе этого грота. Мне не суждено быть похороненным, ибо не суждено умереть. Вот кто я таков. И вот как я сюда попал. Я ответил на твой вопрос чистую правду.

– Какая ужасная история, – сказала я. – Я могу вам как-то помочь? Неужели у вас нет никакой надежды?

– Я пережил свои надежды, – сказал Гордон. – Те надежды, что были всего лишь мечтами. Надежды – это воспоминания о давно позабытом прошлом. Я ответил на твой вопрос чистую правду.

– Я все-таки хотела бы для вас что-нибудь сделать. Только что?

Голова Гордона-китайца на мгновение смолкла.

– Я хотел бы выкурить сигару, – произнес он. – Я ответил на твой вопрос чистую правду.

– Я раздобуду вам сигару, – пообещала я.

Какое несложное желание! Я сбегала в дом и взяла сигару из большого портсигара с увлажнителем, который лежит на столе в библиотеке. Айша любит покурить здесь после обеда, за чашечкой кофе.

Вернувшись в грот, я засунула сигару между приоткрытых губ Гордона и поднесла к кончику горящую спичку. Он с удовольствием затянулся.

– Давненько я не курил сигару, – сказал Гордон.

– Мой дядя Нимрод говорит, что людям курить вредно, – сказала я. – Курить могут только джинн. – Я улыбнулась, взвешивая ситуацию. – Но в ваших обстоятельствах, наверно, это уже не повредит. – Я снова улыбнулась. – Вы здесь давно?

– Сто двадцать лет, если быть совершенно точным. Я ответил на твой вопрос чистую правду. А знаешь, Филиппа, за все это время ты первая задала мне тот, особый вопрос.

– Какой именно?

– Ты спросила: «Я могу вам как-то помочь?» Я ответил на твой вопрос чистую правду.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Оттуда же, откуда я знаю все остальное. Я – Уста Истины. В этом и состоит моя миссия. Я должен отвечать правдиво на любой вопрос. Ведь ты пришла сюда за правдивыми ответами, верно? Я ответил на твой вопрос чистую правду.

– Если вы знаете обо мне так много, наверно, вы знаете, что у меня есть брат-близнец, Джон.

– Это – не вопрос.

– Мой брат Джон придет за мной сюда?

– Да. Я ответил на твой вопрос чистую…

– Где он теперь?

– Близко. Очень близко. Но он в опасности. Я ответил на твой вопрос…

– Какая опасность ему грозит?

– Рухх. Я ответил на твой…

– Кто такой Рухх? Или что такое Рухх?

– Рухх – огромная плотоядная птица. Она представляет опасность для всех, кроме старых никчемных стариков, поскольку волос того, кто съест цыпленка птицы Рухх, никогда не поседеет. Я ответил на твой вопрос чистую правду.

– Мой брат выживет? Пожалуйста, мистер Гордон, скажите, что с ним случится?

– Я не могу предсказать, потому что здесь, в Иравотуме, нет ни будущего, ни прошлого. Это относится к каждому, кроме самой Синей джинн. Здесь есть только настоящее. Я ответил на твой вопрос чистую…

– Почему вы говорите загадками? – сердито спросила я.

– Потому что настоящее таит в себе не меньше загадок, чем будущее. И потому что понять тайну жизни, существующей в некоем времени и месте, возможно только вне всякого времени и места. Я ответил на твой вопрос чистую правду.

Я ужасно встревожилась, услышав, что Джон в опасности. Но что я могу сделать? Я не в силах помочь ему, а он не в силах помочь мне… Или все-таки что-то можно предпринять? Я вдруг сообразила, что Гордон-китаец наверняка знает ответ.

– Я могу ему помочь?

– Один близнец может всегда помочь другому, не важно, джинн они или люди. Пожелания близнецов всегда выполняются, особенно в отношении погоды. Именно поэтому близнецов иногда называют «детьми неба». У них есть власть над погодой. Я ответил на твой…

– Да какая же связь между погодой и этой вашей Рухх?

– Рухх – птица. Птица летает по воздуху, в атмосфере. А атмосфера в Иравотуме крайне чувствительна. За несколько тысяч лет она стала просто непредсказуемой, в отличие от атмосферы на поверхности земли. Близнецы могут повлиять на здешнюю погоду самыми разными способами – вдохнуть, выдохнуть, взмахнуть руками… Короче говоря, ты можешь сотворить ветер. Птицы, даже большие, не очень любят ветер. Поэтому ты должна найти самую высокую точку в саду и подуть на горизонт. Для Рухх – это верная погибель. Но поспеши. Я ответил на твой вопрос чистую правду.

– Спасибо, Гордон-китаец, – сказала я. – Вы мне очень помогли.

Я повернулась и пошла из грота, но тут голова проговорила мне вслед:

– Но у тебя есть еще один вопрос, верно?

– Да. Как вы догадались?

– Я – Уста Истины. Говорить правду – моя миссия. Я ответил на твой вопрос чистую правду.

– Почему Айша выбрала меня? Мне очень, очень хотелось бы понять…

– Айша выбрала тебя, поскольку ты – ее внучка. Я ответил на твой вопрос чистую правду.

Я невольно вскрикнула, но времени выяснять подробности просто не было. Каждая секунда промедления грозила Джону смертью от клюва и когтей птицы Рухх. Я побежала на самый верхний уровень висячих садов, глубоко вдохнула и принялась дуть в сторону горизонта изо всей силы и махать руками, чтобы нагнать побольше ветра в этом направлении. Я занималась этим целых двадцать минут, пока не посинела от напряжения. Потом я вернулась к себе в комнату, записала все это в дневник и решила поразмышлять над тем, что Гордон-китаец сказал об Айше.

Глава 19
Травоядный царь

Их атаковали внезапно. Еще мгновение назад медный гребец проворно двигал веслом и лодка летела по глади горячего моря, а теперь Джон и его верные собаки пытались увернуться от огромной птицы – величиной с самого большого доисторического птеродактиля Кецалькоатля. Птица целилась в их головы клювом, таким большим и острым, что он наверняка с легкостью вспорол бы обшивку «Боинга-747». Медный гребец по-прежнему стоял на корме лодки и отбивался от гигантской птицы веслом, да так удачно, что задел крыло, и одно перо упало Джону на голову.

Птица отлетела чуть в сторону и пошла на разворот, чтобы снова атаковать путешественников.

Джон успел рассмотреть перо, оказавшееся не меньше целого куриного крыла. Ничего себе! Пожалуй, эта птица может спикировать на слона и поднять его в воздух, как сова – мышь-полевку. Взревев, точно аллигатор, гигантская птица напала на них снова, и снова лодочник нанес ей удар веслом. Да, теперь понятно, почему этот лодочник сделан из металла. Никакой человек на его месте не смог бы противостоять клюву и когтям такого чудовища. И все же лодка ходила ходуном от каждого удара весла о птицу, и Джон понимал, что еще чуть-чуть – и гадкая тварь просто потопит лодку. Это волновало его больше всего. Допустим, сам он сможет вынести вулканическую температуру воды (хотя мальчик не был в этом вполне уверен), но собаки точно сварятся заживо.

Налетев на них в третий раз, птица схватилась когтями за борт лодки и наверняка бы выдернула их суденышко из воды, если бы не Алан с Нилом. Псы подпрыгнули и сомкнули челюсти на чешуйчатых лапах крылатого чудища. Громко вскрикнув, гигантская птица выпустила лодку и, замахав крыльями, взмыла вверх. А собаки так и остались висеть у нее на лапах.

– Отпустите ее! – завопил Джон. – Отпустите, а то убьетесь!

Возможно, они и последовали бы его совету, но тут с берега налетел сильнейший порыв ветра и откинул ужасную птицу далеко от лодки. И внезапно Джону стало ясно, что если Алан и Нил разожмут челюсти, сомкнутые на птичьих лапах они упадут в кипяток.

– Держитесь! – отдал мальчик новую команду, прямо противоположную предыдущей. – Не отпускайте, а то убьетесь.

Шквалистый ветер и боль в лапах сделали свое дело – птице было явно не по себе. Но она тем не менее напала на лодку в четвертый раз. По счастью, новый порыв ветра отшвырнул чудище в сторону. Признав в конце концов свое поражение, птица захлопала крыльями и полетела к далекому еще берегу, а на ее лапах, по-прежнему не размыкая челюстей, болтались Алан и Нил.

– За ними! – велел Джон лодочнику. Тот снова вставил весло в уключину, и лодка понеслась к берегу. Джон же стоял на коленях на носу лодки, не сводя глаз с гигантской птицы, которая уже превратилась в точку на горизонте. И вот, когда она долетела до берега, ему показалось, что собаки оторвались и упали вниз, на песчаный берег.

– Быстрее, – заклинал он лодочника. – Пожалуйста, побыстрее!

К удивлению Джона, лодочник повиновался и начал грести еще быстрее, чем прежде, так что они одолели километр, отделявший их от суши, всего за несколько минут.

Чем ближе они были к берегу, тем страшнее становилось Джону. В ужасе от того, что он сейчас увидит, мальчик пытался уверить себя, что песок смягчил падение собак и они наверняка живы.

Но, разглядев у кромки воды два неподвижных тела, он понял, что чуда не произошло.

Когда до берега оставалось метров десять, Джон, не дожидаясь, чтобы лодка ткнулась носом в песок, прыгнул в воду и побежал туда, где совсем близко друг от друга лежали Алан и Нил. Псы еще дышали, но ни одному, ни другому не суждено будет выжить – Джон понял это мгновенно, и глаза его наполнились слезами.

Первым прекратил дышать Алан, за ним Нил. Джон лег между их телами. Никогда прежде не было ему так одиноко. Не важно, в чем провинились когда-то, еще будучи людьми, его любимые товарищи. Они давно искупили свою вину, храбро и преданно служа семье Гонгов. Ни у кого никогда не было и не будет таких друзей.

Гребец наблюдал за Джоном, но лодку не покидал. Наконец Джон произнес:

– Они погибли.

После того, что – как ему казалось – случилось с папой, потеря собак окончательно лишила его сил и надежды. Он тоже хочет умереть! Джон зарылся лицом в песок, чтобы туда впитались слезы, которые ручьями текли из его глаз. Теперь ясно, почему страусы прячут головы в песок… теперь он хорошо понимает страусов… Иногда этот мир, эта жизнь становятся слишком невыносимы. Наконец, выплакав все слезы, он сел и снова взглянул на лежавшие рядом тела, надеясь, что смерть собак окажется такой же ненастоящей, как смерть отца. Но тела оставались неподвижны и бездыханны.

Спустя какое-то время он задумался о насущном: собак надо похоронить. Только чем копать могилу? Окопная лопатка осталась в душевой военной базы. Поэтому он собрал разлапистые пальмовые листья и прикрыл ими Алана и Нила, надеясь, что, когда он найдет сестру и они вернутся сюда вместе, Филиппа сообразит, что делать с телами. Другого пути назад все равно не существует. Во всяком случае, Эно не упоминает, что из Ира вотума на поверхность ведет какая-то другая дорога.

Если верить верховному жрецу, дворец теперь совсем близко, всего в нескольких километрах. Джону оставалось лишь пройти через эту глухую чащу, в которой должна быть тропинка, ведущая к дворцовым воротам. Конечно, пройти через лес в Иравотуме – это тебе не погулять в парке. Эно намекал на новые опасности, которые поджидают там путника, и предлагал в первую очередь остерегаться змей. Поэтому Джон достал из кармана свой швейцарский армейский нож, срезал себе длинную палку, еще раз всплакнул, прощаясь с собаками, и тронулся в путь.

Ступив на тропинку, он почти сразу заметил на ветке красивую птицу. Это был сокол-сапсан, и Джон отчего-то сразу понял, что это не простой сокол, а сын Вирджила Макриби, Финлей, тот самый, которого он, Джон Гонт, превратил в птицу.

По-прежнему ощущая свою вину за то, что лишил Финлея человеческого обличья, Джон подумал, вот он – шанс исправить ошибку. Джон снял рюкзак, отодрал подкладку и обернул этой тканью свое запястье. Потом он вытянул руку вперед и позвал птицу:

– Финлей. Лети сюда.

Сокол без колебаний слетел с дерева и мягко спланировал прямо на руку Джону.

– Слушай, – сказал мальчик, поглаживая маленькую голову птицы. – Если ты поможешь мне, я помогу тебе. Как только я найду сестру, я постараюсь превратить тебя обратно в человека. Если смогу. Давай попробуем?

В ответ сокол визгливо крикнул и опустил голову.

– Условимся так, – сказал Джон. – Если ты кричишь один раз, значит, «да», если два раза, значит, «нет». Итак, ты согласен. Отныне ты станешь моими глазами. Как Хорус, всевидящий бог у египтян. Ты полетишь над деревьями и будешь высматривать все опасности на моем пути. Кроме того, отныне ты, если хочешь, можешь быть моим другом, потому что все мои друзья или умерли, или остались там, на земле.

Сокол однократно проверещал и перепорхнул на лямку рюкзака. И очень вовремя, потому что рука у Джона уже начала потихоньку затекать.

Пройдя еще километра полтора, Джон заметил, что тропинка расширяется и превращается в широкую дорогу, по обе стороны которой тянутся аккуратные ряды глиняных горшков. Каждый горшок был величиной с целую дверь, а по форме напоминал перевернутый колокол. Каждое из этих сооружений покоилось на небольшом песчаном пригорке. Ему стало интересно, хранится ли что-нибудь в горшках или они во все пустые, но понять это, стоя внизу, он никак не мог – роста не хватало. Тогда Джон предложил Финлею слетать и поглядеть на них сверху, Финлей взлетел и завис сначала над одним горшком, потом над другим. Оказалось, что они заполнены нефтью. Не усмотрев в этом никакой очевидной опасности, сокол возвратился на плечо Джона.

– Ты что-нибудь видел? Точнее, ты видел что-нибудь опасное?

Финлей крикнул дважды, что на их с Джоном языке означало «нет». Немного успокоившись, Джон продолжил свой путь. Но, помня, что Эно писал о змеях, он то и дело стучал палкой по дороге прямо перед собой, как слепой. Таким образом он быстро обнаружил, что Эно ничуть не преувеличил, говоря об опасностях. Дорожка оказалась с секретом, причем пренеприятнейшим. В каждом горшке под тонким слоем нефти была крышка, а под каждой крышкой таилась змея. Это выяснилось, когда песчаный холмик под первым горшком вдруг разрушился и песок пополз вниз – не то от шагов Джона, не то от постукиваний его палки. Горшок упал, раскололся надвое, точно яйцо, и из него выползла огромная змея, метров пятнадцати, а то и двадцати длиной. Джон поначалу надеялся, что эта змея не очень опасна, но его надежды мгновенно развеялись. Раскрыв огромные челюсти, змея выхватила у него из рук палку, обвила ее своими кольцами и переломила, как спичку. А потом громко зашипела и уставилась на Джона немигающим взглядом.

Увидев этот взгляд, Финлей без колебаний бросился в атаку. Растопырив когти, сокол-сапсан вцепился в голову змеи с такой же яростью, с какой гигантская птица Рухх нападала на лодку. Помощь друга дала Джону возможность броситься наутек. Пока громадная змея отбивалась от храброго маленького сокола, который пытался выклевать ей глаза, мальчик успел благополучно пробежать добрый километр – до самого конца дороги. Там он уселся под деревом, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. Спустя несколько минут его догнал Финлей, потерявший несколько хвостовых перьев. На когтях у него была кровь.

Джон попил воды, прикрыл глаза и вдруг услышал в тишине леса тревожные звуки: неподалеку двигалось нечто огромное. Сначала он подумал, что это еще одна змеища или даже сама птица Рухх. Он велел Финлею спрятаться в кроне дерева, поскольку лес был здесь настолько густым, что сокол все равно ничего не смог бы разглядеть с воздуха, а сам решил отправиться на разведку: ползком, как индеец, подобраться к неведомому чудищу как можно ближе и понять, кто это и чего от него ждать.

На опушке Джон лег на живот и затаился. Он был уверен, что, куда бы ни переместилось чудище сейчас, всего несколько мгновений назад оно стояло именно здесь. Казалось невозможным, чтобы столь крупное существо могло двигаться так быстро. Но потом он понял, что оно никуда не делось, оно здесь, просто почти невидимое. Почти – потому что воздух перед Джоном дрожал, обретая некую невнятную, неопределимую форму. Постепенно Джон понял, что это призрак – огромный призрак, возможно, призрак великана, высотой с дерево и толщиной с дом. Время от времени призрак постанывал, да еще потрескивал, испуская зеленоватые электрические разряды – и в этот момент можно было разглядеть, что фигура у него все-таки человеческая.

Джон украдкой вытащил книгу Эно. У верховного жреца не нашлось внятных строк о природе этого существа, зато Вирджил Макриби дал к собственному переводу сноску, в которой, казалось, намекал на более определенное объяснение феномена, с которым сейчас столкнулся Джон.

В Иравотум стремятся не только плоды опрометчивых, злых, подлых и пустых желаний. В приложении к этой книге, из которого теперь сохранился только фрагмент, верховный жрец утверждает, что наряду с плодами вышеупомянутых желаний сюда также стремятся желания нереализованные, то есть те, которые никогда не были высказаны и никогда не могли осуществиться. Эно полагает, что энергия этих неосуществленных желаний конденсируется и превращается в могучую, сверхъестественную силу, которая называется Оптарыкус или просто Оптарык. В самом грубом переводе – «монстр желаний». Далее в приложении говорится, что это существо, если его вообще можно назвать существом, изначально возникло в сознании спящей Иштар, когда она очень хотела, чтобы Навуходоносор построил для нее храм. Возможно, отсюда и пошла поговорка, весьма распространенная среди джинн: держи свои желания на коротком поводке.

Глядя на зеленоватое свечение вокруг почти невидимого существа и слушая низкие приглушенные стоны, вырывавшиеся из его бесформенной, туманной сердцевины, Джон спрашивал себя: оно ли это? Погодите, ведь это совсем нетрудно проверить! Убрав свое слово-фокус подальше, в самые закоулки сознания – чтобы Айша не почувствовала, что Джон находится совсем рядом, – он отчаянно, изо всех сил пожелал, чтобы Алан и Нил были снова живы.

Его эксперимент незамедлительно дал результат. Чудище задрожало от сильных электрических разрядов. Казалось, оно слегка зашевелилось и даже – Джон мог бы в этом поклясться – немного выросло. Что ж, сомнений нет, это и есть монстр желаний. Джон точно не знал, чем и как может навредить ему это существо, но все-таки чуял подспудную опасность. Он повернулся, чтобы уползти подальше от монстра, и столкнулся лицом к лицу со странным человеком, который, как и он сам, двигался на четвереньках. Впрочем, на этом их сходство кончалось, поскольку мужчина был голым и мокрым от росистой травы, по которой он полз и которую… ел. Да-да, он жевал траву! Все его тело поросло волосами, как птица перьями, а ногти на руках и ногах напоминали птичьи когти. Джон чуть не закричал от испуга, но травоядный человек зажал ему рот сильной и довольно вонючей рукой и молча принялся мотать голову Джона из стороны в сторону, пока мальчик не подал знак, что кричать не будет. Мгновение спустя человек снял руку с его рта и тихонько пополз дальше. А Джон – следом.

Когда они отползли на вроде бы безопасное расстояние от монстра, мужчина сел перед Джоном, заплел в косичку свою длинную бороду и принялся обрывать вокруг себя траву, отправлять ее в зеленый рот и пережевывать. Ну совсем как корова или овца! Травоядный не выказывал никакого желания завести беседу.

– Кто вы? – отважился спросить Джон.

– Я царь. Да пребудешь ты в мире, а мир в тебе.

– Царь чего?

Человек пожал плечами и отправил в рот новую пригоршню травы.

– Просто царь, – сказал он, предлагая и Джону подкрепиться травой.

– Нет, спасибо, – ответил Джон. – У меня от зелени живот пучит.

Он приветливо улыбнулся собеседнику, как если бы в его классе появился новый ученик и с ним, хочешь не хочешь, надо налаживать отношения. Тут, к восторгу травоядного царя, на плечо Джона опустился Финлей.

В наступившей тишине Джон задумался, вправду ли этот человек – царь. В представлении Джона его поведение мало походило на царское: питается травой, не стрижет ни волос, ни ногтей, да еще ползает на четвереньках. Но, с другой стороны, чего не бывает в Иравотуме? Да и цари иногда сходят с ума. Этот и вправду выглядит немного безумным, но, кажется, не опасен.

– Тот… то существо на опушке… – сказал Джон. – Это был монстр желаний?

Царь усмехнулся.

– Точно, – подтвердил он. – Монстр желаний. Оптарык.

– Он опасен?

– Жуть как опасен. Каждый, кто прибывает в Иравотум, движим желанием. Очень-очень сильным. Желание состоит в том, чтобы исправить или отменить другое, уже осуществленное желание. Или осуществить сокровенное. А Оптарык питается всеми этими пришельцами и, что еще важнее, теми желаниями, которые ими движут. – Царь многозначительно постучал по своей груди волосатым кулаком. – Это делает его очень мощным. Очень сильным. – Потом он ткнул пальцем в Финлея и с сожалением пожал плечами. – Его тоже употребят, если он пробудет здесь достаточно долго. Да и тебя тоже. Это только вопрос времени. Или вопрос полного отказа от любых желаний. Но кто на это способен? Кто? Я тебя спрашиваю! Кто может сказать, что он всем премного доволен?

Царь запихнул в рот большую охапку травы и стал громко жевать. А потом начал пукать, очень громко и долго, секунд тридцать. На лице его блуждала счастливая улыбка.

Джон восхищенно захохотал.

– Вот это сила! – сказал он. А затем спросил: – А вы, ваше величество? Вы-то всем довольны?

– Да, я доволен, – сказал царь. – Мне нечего желать. Меня наказали справедливо. Именно поэтому я здесь и выжил. Ибо не имею никаких желаний. Здесь есть все, в чем я нуждаюсь. Куча сочной травы, и я ее ем. – Он счастливо рыгнул. – Свежая вода, и я ее пью. Что еще нужно царю для счастья?

– Не знаю, – искренне признался Джон. – Но если вам и вправду этого достаточно, сэр, тогда и говорить не о чем. Кстати, вы туг давно?

– Давненько. – Царь на мгновение задумался. – Давай-ка посмотрим. Тут неподалеку есть дерево, на котором я делал зарубки, как раз на случай, если мне вдруг зададут такой вопрос. Хотя ты первый попался такой любознательный.