Текст книги "Мемуары"
Автор книги: Филипп де Коммин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 50 страниц)
Глава XXI
Монсеньор дофин, единственный сын короля Карла VIII, скончался где-то в начале 1496 года, и это была самая большая утрата, какую только мог понести король, ибо после у него ни один ребенок не остался в живых. Беда эта была не единственной, поскольку в то же самое время он получил известие, что неаполитанский замок был сдан теми людьми, которых оставил там монсеньор де Монпансье, как из-за голода, так и ради освобождения выданных монсеньором де Монпансье заложников, каковыми были монсеньор д’Алегр, затем один из сыновей дома де ла Марк, что в Арденнах, некий де Ла Шапель из-под Лудена и один каталонец по имени Хуан Рокаберти. Все находившиеся в замке вернулись домой морем.
Другое бесчестье и урон причинено ему было человеком по имени Антраг, который держал укрепленную цитадель Пизы и владычествовал над городом, а затем передал ее в руки пизанцев, нарушив клятву, дважды данную королем флорентийцам в том, что он вернет им этот город вместе с Сарцаной, Сарцанеллой, Пьетросантой, Либрефатто и Мотроне, которые были ему предоставлены флорентийцами, когда он испытывал большие затруднения после его прибытия в Италию, как и 120 тысяч дукатов, из которых мы должны были им вернуть лишь 30 тысяч. В другом месте обо всем этом уже говорилось. Однако все эти города были проданы: бастард Сен-Поль продал генуэзцам Сарцану и Сарцанеллу; Антраг продал Пьетросанту жителям Лукки, а Либрефатто – венецианцам; и все это было сделано к бесчестью и урону короля и его подданных и повлекло за собой потерю Неаполитанского королевства.
Первую клятву относительно возвращения этих городов, как было уже сказано, король дал на алтаре св. Иоанна во Флоренции. Вторую – в Асти, по возвращении назад, когда флорентийцы ссудили ему 30 тысяч дукатов наличными, в коих он очень нуждался, причем на условии, что если Пиза будет возвращена, то ему не нужно будет их выплачивать, а кроме того, ему будут возвращены драгоценности и прочее, что он оставил в залог. Они также обязались предоставить ему еще заем в 70 тысяч дукатов, которые должны были выплатить людям короля в Неаполитанском королевстве, и оплатить содержание 300 кавалеристов в этом королевстве, которые служили бы королю до тех пор, пока оно не было бы полностью подчинено. Но из-за вышеупомянутого злодеяния все это осталось невыполненным, и нужно было вернуть 30 тысяч дукатов, ссуженных флорентийцами; а причиной такого ущерба было непослушание и наушничанье, ибо кое-кто из близких к королю придал Антрагу смелости, чтобы он смог действовать таким образом.
В это же время, где-то во втором месяце 1496 года, монсеньор де Монпансье, сеньор Верджинио Орсини и мессир Камилло Вителли, видя, что все потеряно, собрали силы и захватили несколько маленьких крепостей. Против них выступил король Ферранте, сын короля Альфонса, обратившегося, как вы слышали, к религии. Заодно с королем Ферранте действовал брат жены сеньора де Монпансье маркиз Мантуанский, который был главным капитаном венецианцев; они настигли де Монпансье в городе Ателла – месте очень невыгодном для французов из-за недостатка продовольствия.
Ферранте и маркиз Мантуанский разбили лагерь на возвышенности и укрепили его, как бы опасаясь сражения, ибо король Ферранте со своими людьми всегда и всюду был бит, а маркиз вернулся из-под Форново, где уже сражался с нами.
Венецианцы взяли в залог шесть очень важных городов Апулии – Бриндизи, Отранто, Галлиполи, Трани и другие. Они держали в своих руках также захваченный у нас Монополи, город, впрочем, незначительный. За это они ссудили королю Ферранте некоторую сумму денег и поставили на его службу в королевстве кавалерию, расходы на которую оценивали в 250 тысяч дукатов. Кроме того, они желали поставить ему в счет и расходы на охрану этих городов, и я думаю, что в их намерение отнюдь не входило вернуть их, ибо не в их привычке возвращать удобно расположенные города, как эти, лежащие на берегу их залива и позволяющие им стать истинными его владыками, к чему они всячески стремятся. От Отранто, что находится у выхода из залива, до Венеции, кажется, 900 миль. На этом побережье папе принадлежат Анкона и другие города, но все желающие плавать по заливу должны платить пошлину Венеции, и потому приобретение этих городов значит для нее гораздо больше, нежели многие думают; к тому же оттуда она получает большое количество необходимых для нее продуктов – хлеба и масла.
В том месте, о котором идет речь [585]585
В городе Ателла.
[Закрыть] среди наших людей начались споры из-за начавшей уже ощущаться нехватки продовольствия и отсутствия денег: кавалеристам задолжали за полтора года и более и они терпели сильную нужду. Немцам тоже были должны, но все же не так много, ибо все деньги, что монсеньор де Монпансье смог достать в этом королевстве, пошли на них. Тем не менее им были должны более чем за год, но они, правда, разграбили несколько мелких городков и неплохо обогатились. Но если бы те 40 тысяч экю, что им несколько раз обещали прислать, были бы доставлены вовремя или они знали бы, что могут получить их во Флоренции, то раздоров не было бы, однако они потеряли всякую надежду. И если бы, как говорили мне некоторые из их предводителей, наши люди согласились дать бой, то они его, вероятно, выиграли бы, а если бы и проиграли, то отнюдь не потеряли бы половину людей, как случилось это в результате заключения ими соглашения, оказавшегося для них гибельным. Оба командующих – монсеньор де Монпансье и сеньор Верджинио Орсини – желали сражения[586]586
В действительности швейцарцы и немцы отказались сражаться, поскольку не получали жалованья, поэтому граф де Монпансье вынужден был остановиться в Ателле.
[Закрыть], но им пришлось умереть в заключении, ибо в отношении них соглашение соблюдено не было. Они оба обвинили монсеньора де Преси, юного рыцаря из Оверни, в том, что это он помешал сражению, но тот был очень храбрым рыцарем, хотя и не склонным подчиняться своему командующему.
В их войске было два вида немцев. Было 1500 швейцарцев, пришедших еще вместе с королем и служивших ему до самой его смерти так верно, что и сказать невозможно. И были другие, которых мы называем ландскнехтами, что значит «земляки»; они были выходцами из разных областей – из верховьев Рейна, Швабии, Во, Савойи и Гельдерна. Они, естественно, ненавидели швейцарцев, а швейцарцы их. Их всего насчитывалось 700 или 800 человек, и присланы они были позднее, получив жалованье за два месяца, которое сразу же по прибытии проели; а больше им денег не платили. Из-за такой нужды и ввиду опасного положения они, в отличие от швейцарцев, не испытывали к нам любви и потому договорились с доном Фер-ранте и перешли на его сторону. По этой-то причине, а также из-за раздоров среди предводителей наши люди и заключили себе на гибель нечестивое соглашение с доном Ферранте, который поклялся его соблюдать, поскольку маркиз Мантуанский хотел обеспечить безопасность своему зятю – монсеньору де Монпансье.
По этому соглашению, они все сдавались противнику, передавали ему всю королевскую артиллерию и возвращали все крепости, что наш король еще держал в этом королевстве, как в Калабрии, где находился монсеньор дОбиньи, так и в Абруцце, где был мессир Грасьен де Герр, а также Гаэту и Таранто. Король же Ферранте был обязан переправить их со всем ИхМуществом, впрочем незначительным, морем в Прованс. Король Ферранте, однако, велел всех – а их было около пяти или шести тысяч человек – отправить в Неаполь.
Другого столь бесчестного соглашения в наше время не было и не будет; ни о чем подобном я и не читал, разве что о соглашении, заключенном, как рассказывает Тит Ливий, двумя римскими консулами с самнитами, жившими близ нынешнего Беневенто, в горном проходе под названием Кавдинское ущелье; римляне тогда не пожелали его соблюдать и отослали обоих консулов в качестве пленников к врагу [587]587
Коммин вспоминает знаменитый эпизод Самнитских войн (321 г. до н. э.).
[Закрыть].
Если бы наши люди вступили в сражение и проиграли его, то и тогда они не потеряли бы погибшими столько народу, ибо две трети из них умерли от голода и чумы, когда находились под охраной на судах возле острова Прочида, куда их отправил король Ферранте. Там умер и монсеньор де Монпансье, и одни говорят, что от яда, а другие, коим я больше верю, – что от лихорадки. Полагаю, что из них всех вернулось домой никак не более 1500 человек, ибо из швейцарцев, которых насчитывалось около 1300 человек, вернулось не более 350, и все были больные. И они достойны хвалы за верность, ибо ни за что не пожелали перейти на сторону короля Ферранте, предпочтя смерть, которую многие из них приняли на Прочиде из-за жары, болезней и голода, поскольку их долгое время так плохо кормили на этих судах, что и сказать невозможно. Я видел, как они вернулись, особенно швейцарцы, привезшие все свои штандарты; они все были больны, и по их лицам было видно, сколь много они выстрадали; когда они на судах выходили подышать воздухом, то их приходилось поддерживать.
По соглашению, сеньор Вирджинио с сыном[588]588
Джан-Джордано Орсини.
[Закрыть], как и все итальянцы, служившие королю, могли вернуться в свои земли; но его и его единственного законного сына (у него был еще незаконный, сеньор Карло, человек весьма достойный) задержали. Многих итальянцев из его отряда ограбили, когда они стали расходиться. Так что если б не злая судьба, обрушившаяся на тех, кто заключал это соглашение, то их и жалеть не стоило бы.
Вскоре после того, как король Ферранте добился для себя той чести, о которой я выше сказал, и заново женился – на дочери своего деда короля Ферранте[589]589
Хуане Арагонской, тетке Ферранте II, было 17 лет, когда он на ней женился.
[Закрыть] (она родилась от его брака с сестрой ныне царствующего короля Кастилии и приходилась сестрой его собственному отцу королю Альфонсу), которой было 13 или 14 лет, он заболел опасной лихорадкой и через несколько дней умер. Королевство перешло по наследству дяде Ферранте королю Федериго, который владеет им и поныне. Мне даже страшно и говорить о подобных браках, которых на моей памяти на протяжении лет 30 в этом доме было несколько.
И случилась эта смерть после заключения упомянутого соглашения в Ателле, в 1496 году. Король дон Ферранте, а затем и Федериго, когда стал королем, обвиняли сеньора де Монпансье в том, что он не сдал крепости, как обещал по договору. Но Гаэта и другие были не в его руках, и хотя он был наместником короля, тем не менее те, кто именем короля держал эти крепости, не соглашались сдать их по его приказу. Правда, сдав их, король ничего бы не потерял, ибо на их охрану и снабжение ушли большие деньги, а сдать их все же позднее пришлось. И я нисколько не преувеличиваю, ибо сам видел, как однажды отправляли помощь и продовольствие неаполитанскому замку, а затем раза три – в Гаэту; эти четыре экспедиции обошлись более чем в 300 тысяч франков и оказались бесполезными.
Глава XXII
Вернувшись из похода, король, как уже сказано, долгое время провел в Лионе, интересуясь лишь турнирами и джострами; он надеялся сохранить за собой те крепости, о которых я говорил, но его не волновало, каких денег это будет стоить, и он ни малейшего труда не прилагал, чтобы вникнуть в дела. Из Италии ему приходило довольно много предложений, важных и достойных внимания короля Франции, который богат людьми и деньгами и располагает обильными запасами хлеба, производимого в Лангедоке, Провансе и других областях, чтобы посылать все это в Италию. И что касается королей Франции, то они всегда должны понимать, как итальянцы служат, помогают и оказывают содействие, ибо иначе, что бы король ни предпринял, он ничего не добьется. Ведь они не служат бесплатно и не могут этого делать, если только это не герцог Миланский или какая-нибудь их синьория. Когда какой-либо бедный капитан проявляет искреннее желание послужить Французскому дому, надеясь добиться своих прав в Неаполитанском королевстве или в герцогстве Миланском, то, сколь бы он ни был верен и даже если является сторонником вашей партии (а в Италии самая надежная связь – между теми, кто принадлежит к одной партии), он не сумеет вам долго служить, не получая оплаты, ибо люди его бросят, а он потеряет все свое состояние; большинство же капитанов не имеет ничего, кроме верности своих солдат, которым они платят из денег, получаемых от тех, кому они служат.
Карл VIII. Портрет с императорскими регалиями. XV в.
Но каковы были те предложения, о которых я сказал? Они были столь серьезными, что еще до потери Гаэты, а затем позднее, через два года после возвращения короля, когда герцог Миланский не сдержал ни одного своего обещания (и поступил он так не только по лживости и злому умыслу, но и потому, что боялся, что если король станет слишком могущественным, то он его свергнет с престола, ибо считал короля человеком неверным и мало надежным), стоял вопрос о том, чтобы направить в Асти герцога Орлеанского с большим числом добрых воинов; и я видел его уже готовым к отъезду, тогда как его обоз был уже отправлен. Герцог Феррарский заверил нас, что предоставит 500 кавалеристов и 2000 пехотинцев; хотя он и был тестем герцога Миланского, он предпочитал отвести от себя опасность, которая угрожала ему со стороны венецианцев и герцога Миланского (и уже с давних пор, как выше было сказано, ибо венецианцы отняли у него Полезину и только и мечтали о том, чтобы его разгромить), и дружбе с зятем предпочел бы более надежное положение для себя и своих детей, а к тому же он считал, что герцог Миланский с его помощью договорится с королем, когда почувствует страх. Маркиз Мантуанский, продолжавший еще служить венецианцам в качестве их главного капитана, был недоволен ими и относился к ним подозрительно, а потому обещал присоединиться с 300 кавалеристами к своему тестю, герцогу Феррарскому, ведь его жена – дочь герцога Феррарского и сестра герцогини Миланской. Мессир Джованни ди Бентивольо, который правит Болоньей как сеньор, поставил бы нам 150 кавалеристов и прислал бы двух сыновей, под началом которых также была кавалерия и добрая пехота; а владения его расположены в таком месте, где он мог бы оказать немалую помощь против герцога Миланского. Флорентийцы, лишенные Пизы и других городов, о которых шла речь, оказались настолько разоренными, что могли подняться на ноги только благодаря большим переменам, и они предоставили бы нам за свой счет 800 кавалеристов и 5000 пехотинцев, оплатив их содержание за шесть месяцев. Орсини, Вителли и префект Рима, который был братом кардинала Сан-Пьетро-ин-винколи, неоднократно мной упоминавшегося, привели бы 1000 кавалеристов, поскольку все они состояли на жаловании у короля; однако сопровождение их кавалеристов не такое, как у наших (наших сопровождают лучники), плата же самим кавалеристам почти одинаковая; одному кавалеристу выплачивается 100 дукатов в год, а тысяче – 100 тысяч дукатов, но нашей кавалерии требуется двойная сумма из-за наличия лучников.
Всех этих солдат нужно было бы хорошо оплачивать, кроме флорентийских. Герцогу Феррарскому, маркизу Мантуанскому и Бентивольо следовало бы возместить только часть расходов, поскольку они претендовали на земли герцога Миланского. Заметьте, что если бы на герцога Миланского неожиданно напали отряды герцога Орлеанского и всех тех, кого я назвал, то он не сумел бы защититься и был бы либо разбит, либо вынужден встать на сторону короля против Еенецианцев. Содержание всех этих итальянцев на протяжении довольно долгого времени обошлось бы менее чем в 80 тысяч экю, и после разгрома герцога Миланского Неаполитанское королевство само собой оказалось бы вновь в наших руках.
Виновным в том, что это сулившее успех предприятие не было осуществлено, оказался сам герцог Орлеанский; хотя и говорили, что он должен выступить со дня на день, ибо уже отправил вперед все необходимое и оставалось лишь тронуться в путь ему самому и его готовой, оплаченной армии (а в Асти его уже ждали 800 французских кавалеристов и почти 6000 пехотинцев, из которых 4000 были швейцарцы), он изменил намерение и дважды просил короля соблаговолить поставить этот вопрос на совете, что и было сделано, и оба раза в моем присутствии. Совет, на котором присутствовало по меньшей мере человек 10-12, единогласно постановил, что ему следует выступать, поскольку он заверил в этом вышеупомянутых друзей в Италии, которые уже понесли расходы и держались наготове. Но герцог Орлеанский – то ли по чьему-то совету, то ли потому, что боялся уезжать, видя, сколь плохо чувствует себя король, которому он наследовал бы в случае его смерти, – заявил, что ради собственных претензий он в поход не пойдет, но охотно это сделает в качестве наместника короля и по его приказу. Тем совет и закончился.
На следующий день и все последующие дни флорентийские и другие послы оказывали сильное давление на короля, чтобы он заставил герцога выступить, но король отвечал, что не может посылать на войну силой, и потому поход оказался сорван [590]590
Мысль о походе была оставлена из-за капитуляции Ателлы.
[Закрыть]. Король был недоволен, ибо понес большие расходы и питал надежду отомстить герцогу Миланскому, тем более что он ежечасно получал известия о приготовлениях Джан-Джакомо Тривульцио, наместника короля и герцога Орлеанского в Асти, который был уроженцем Милана, имел в Миланском герцогстве много родственников и был там любим, а потому располагал поддержкой множества людей, как родственников, так и других.
После этой неудачи последовали и другие, даже две или три одновременно, и прежде всего в Генуе, жители которой склонны ко всяким смутам. Неудача постигла мессира Баттиста да Кампофрегозо, могущественного главу одной из партий Генуи; он был изгнан из города, и ни его сторонники, ни сторонники дома Дориа, которые были дворянами, в отличие от Фрегозо, ничем не могли ему помочь. Дориа, которые не могли быть дожами из-за своего дворянства, поддерживали Фрегозо, ибо в Генуе ни один дворянин не может быть дожем, и им некоторое время был названный мессир Баттиста. Однако он был обманут своим дядей кардиналом Генуэзским[591]591
Паоло да Кампофрегозо.
[Закрыть], который незадолго до описанных событий передал власть над Генуей герцогу Миланскому, и в Генуе стали править Адорно, которые, не принадлежа к дворянам, часто становились дожами с помощью дворянской семьи Спинола. Таким образом, в Генуе знатные люди делают дожей, но сами быть ими не могут. А мессир Баттиста надеялся поднять вооруженное выступление своей партии в городе и округе, желая, чтобы синьория перешла под власть короля: противники были бы изгнаны, а он со своими людьми стал бы у власти.
Другая неудача случилась, когда жители Савоны обратились к кардиналу Сан-Пьетро-ин-винколи и предложили передать ему город, надеясь получить свободу, ибо они находились под властью Генуи и платили подати. Если бы удалось овладеть этим городом, то Генуя оказалась бы в тисках, поскольку королю принадлежал Прованс и он распоряжался в Савойе.
Получив эти новости, король велел мессиру Джан-Джакомо Тривульцио оказать поддержку мессиру Баттиста да Кампофрегозо и предоставить людей, чтобы сопровождать того до ворот Генуи и посмотреть, не восстанут ли его сторонники. А с другой стороны, король, побуждаемый кардиналом Сан-Пьетро-ин-винколи, написал мессиру Джан-Джакомо, чтобы он в то же время послал людей к кардиналу, чтобы они провели его к Савоне; этот приказ был передан ему также устно сеньором де Сереноном из Прованса, человеком дерзким на слова, дружившим с кардиналом. Король приказал мессиру Джан-Джакомо перебраться в такое место, откуда он смог бы поддерживать, их обоих, не предпринимая ничего против герцога Миланского и не нарушая заключенного с ним в предыдущем году мира, о котором говорилось в другом месте.
Однако эти приказы плохо согласовывались друг с другом. И так часто случается с распоряжениями могущественных государей, когда они отсутствуют на месте событий и вынуждены быстро рассылать письма и людей с приказами, предварительно не выслушав мнений о положении дел. Ведь удовлетворить требования и просьбы мессира Баттиста да Кампофрегозо и кардинала одновременно было невозможно. Идти к стенам Генуи без большого числа людей не имела смысла, поскольку в городе многочисленное, храброе и хорошо вооруженное население. А если еще предоставить людей кардиналу, то армию пришлось бы разбить на три части, ибо часть должна была остаться при мессире Джан-Джакомо. Кроме того, в Генуе и Савоне находилось много людей герцога Миланского, ибо они, как и король дон Федериго и папа, очень боялись, как бы Генуя не изменила им.
У мессира Джан-Джакомо был, однако, свой замысел: он хотел, не дробя своих сил, выступить прямо против герцога Миланского, и, если б ему удалось это осуществить, он сделал бы великое дело. И он приступил к его выполнению: написав королю, что желает защитить тех, кто направится к Генуе и Савоне, он под этим предлогом вышел на главную дорогу, ведущую от Алессандрии к Генуе, по которой герцог Миланский только и мог послать помощь против наших, и взял три или четыре небольших города, которые сами открыли ворота. При этом он говорил, что не ведет войны с герцогом Миланским, поскольку сделал это по необходимости. Король также отнюдь не считал, что начнет войну с герцогом, если захватит Геную и Савону, ибо, как он говорил, эти города герцог держит от него и он имеет право лишить его их.
Но, удовлетворяя просьбу кардинала, мессир Джан-Джакомо передал ему часть армии, чтобы пройти к Савоне. Они нашли город хорошо защищенным и вернулись обратно, так что замысел провалился. Другая часть армии была дана мессиру Баттиста для похода к Генуе, и тот уверял, что его ждет удача. Но, после того как они прошли три или четыре лье, в его отряде, как среди немцев, так и французов, зародились сомнения, впрочем напрасные, и они, поскольку отряд был малочислен, испугались опасности, которая их могла подстерегать, если бы не восстали приверженцы мессира Баттисты.
Таким образом, сорвались все эти замыслы, что усилило герцога Миланского; он избежал большой беды, которая случилась бы, если бы мессир Джан-Джакомо смог развернуть активные действия, но венецианцы прислали герцогу много людей. Наша армия отступила. Пехотинцы были распущены, города, что были взяты, возвращены, и война завершена для короля без всякой пользы, хотя на нее истратили большие деньги.