Текст книги "Мемуары"

Автор книги: Филипп де Коммин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 50 страниц)

Глава VI

Прибыв в Лондон, граф направился в замок Тауэр и вывел оттуда короля Генриха, которого некогда сам же туда и засадил, обвинив в том, что он изменник и виновен в оскорблении величества; теперь же он называл его королем, привел в Вестминстерский дворец и усадил на королевский престол в присутствии герцога Кларенса, которому все это не нравилось. Граф немедля послал в Кале 300 или 400 человек, которые прошли через весь район Булоннэ и были радушно приняты сеньором Вэнлоком, о котором я говорил. И тогда стало ясно, что он всегда оставался верен своему господину – графу Варвику.

В тот день, когда герцогу Бургундскому сообщили о прибытии короля Эдуарда в Голландию, я находился в пути, возвращаясь из Кале к герцогу; застал я его в Булони, ничего не зная о случившемся и о бегстве короля. Герцог сначала получил известие о смерти короля, и оно его не тронуло, поскольку он больше любил Ланкастеров, чем Йорков. Кроме того, он принял у себя герцогов Экзетерского и Сомерсета и некоторых других из партии короля Генриха и поэтому считал, что ему легко будет достичь согласия с этим домом. Но он очень боялся графа Варвика и не знал, как удовлетворить бежавшего к нему короля Эдуарда, на сестре которого он был женат и с которым был собратом по орденам, ибо тот носил орден Руна, а герцог – Подвязки.

Герцог отослал меня немедленно обратно в Кале вместе с одним или двумя дворянами, принадлежавшими к этой новой партии короля Генриха, и изложил мне свои соображения насчет того, как мне действовать при этих новых людях; он настоятельно просил меня поехать туда, говоря, что ему нужна услуга в этом деле. Я добрался до Турнеэма, замка близ Гина, но ехать дальше не осмеливался, поскольку натолкнулся на людей, бежавших от англичан, которые опустошали окрестные земли. Я сразу же послал в Кале просить у монсеньора Вэнлока охранную грамоту, хотя я уже привык ездить туда без пропуска и меня принимали там с почетом, поскольку англичане чрезвычайно вежливы.

Все это было для меня внове, так как я никогда не был столь близким свидетелем перемен в этом мире. Я в ту же ночь известил герцога о своих опасениях насчет дальнейшего передвижения, но не сообщил ему о том, что послал за охранной грамотой, поскольку очень сомневался в его ответе. Герцог прислал мне в качестве опознавательного знака кольцо, которое носил на пальце, и приказал, чтоб я ехал дальше, не боясь, что меня схватят, ибо он меня выкупит. Он совершенно спокойно подвергал опасности свог слуг, используя их, когда нужно; но я предусмотрительно заручился охранной грамотой, которую получил вместе с очень любезным письмом монсеньора Вэнлока, написавшего, что я могу приехать, как обычно.

Я проехал в Гин и встретил капитана за пределами замка; он предложил мне выпить, но в замок не пригласил, как обычно это делал; он с великим радушием и почетом встретил дворян – сторонников короля Генриха, что приехали со мной. Наконец я попал в Кале. Навстречу мне никто не вышел, как бывало раньше. Все носили ливреи монсеньора Варвика. На дверях моего дома и моей комнаты нарисовали более сотни белых крестов [143]143
  Белый цвет здесь – цвет Франции.


[Закрыть] и написали стихи о том, что король Франции и граф Варвик едины.

Все это мне показалось очень странным, и я на всякий случай отправил в Гравелин, что в пяти лье от Кале, приказ захватить всех купцов и все товары из Англии – в ответ на то, что англичане разъезжали повсюду [144]144
  Разъезжали по владениям бургундского герцога, занимаясь грабежом, сторонники Варвика, которые смотрели на герцога и его подданных как на врагов, поскольку Карл Смелый поддерживал Эдуарда IV.


[Закрыть]. Вэнлок пригласил меня на обед, на котором присутствовало много народу; у него на шапке была эмблема графа Варвика – золотой узловатый жезл – и у всех других то же самое, а кто не мог завести золотого, имел суконный. На этом обеде мне сказали, что, как только они получили вести из Англии, менее чем за четверть часа все уже носили эту эмблему – настолько перемена произошла быстро и неожиданно; и я впервые тогда понял, сколь в этом мире все неустойчиво. Вэнлок вел со мной почтительные речи и объяснил, почему он остался верен графу, своему капитану, рассказав о его благодеяниях по отношению к нему. Но что до другие, которые были вместе с Вэнлоком, то это были самые вероломные люди, ибо их я считал наиболее преданными королю Эдуарду, а они оказались самыми опасными его врагами, и полагаю, что одни изменили ему из страха, а другие по доброй воле. Те, кого я в свое время хотел изгнать из города, т. е. домашние слуги упомянутого графа, были в этот час в фаворе. Однако они никогда так и не узнали о том, что я говорил о них Вэнлоку.

На все их речи я отвечал, что король Эдуард мертв и что я в этом уверен (хотя и был убежден в обратном), и сказал еще, что если бы это было и не так, то тем не менее союз монсеньора герцога Бургундского с королем и королевством Англии таков, что не может быть нарушен ни в коем случае, и что того, кого они признают королем, признаем и мы; а что касается прошлых событий, то следует помнить слова «С королем и королевством», и поручителями нерушимости этого союза являются для нас четыре главных города Англии [145]145
  Именно такова была позиция, занятая Карлом Смелым в отношении Англии, – сохранять с ней союзные отношения независимо от того, кто будет на престоле.


[Закрыть].

Купцы очень хотели, чтобы меня арестовали за то, что по моему приказу, как они говорили, у них было захвачено имущество в Г равелине. Но я с ними договорился о том, что они заплатят за весь скот, который они забрали, или же вернут его: по соглашению с Бургундским домом они могли объезжать некоторые определенные пастбища и брать за установленную цену скот для снабжения города; они за него заплатили и не взяли никого в плен. Таким образом, мы согласились в том, что союзные договоры, которые у нас были с Английским королевством, остаются в силе, а кроме того – что королем мы будем вместо Эдуарда считать Генриха.

Герцог Бургундский был очень доволен этим соглашением, поскольку граф Варвик собирался послать четыре тысячи англичан в Кале, дабы начать войну, и он не мог найти способа его успокоить. Однако крупные лондонские торговцы (некоторые из которых находились в Кале) отвратили графа от этого намерения, потому что в городе находился склад их шерсти; она доставляется туда дважды в год на невероятно большую сумму и лежит там, пока не наедут купцы, а сбывается она главным образом во Фландрию и Голландию. Таким образом, эти купцы помогли заключить соглашение и не допустить отправки людей монсеньора Варвика.

Это было очень кстати для герцога Бургундского, поскольку случилось именно тогда, когда король захватил Амьен и Сен-Кантен. Ведь если бы герцогу пришлось воевать сразу с двумя королевствами, он бы потерпел поражение. Он изо всех сил старался умиротворить монсеньора Варвика, заверяя, что ничего не намерен предпринимать против короля Генриха, ибо он сам происходит из рода Ланкастеров; с той же целью он приводил и другие доводы.

Возвращаясь к королю Эдуарду, скажу, что он прибыл к герцогу Бургундскому в Сен-Поль и стал умолять его помочь ему вернуться, убеждая, что у него много сторонников в английском королевстве и богом заклиная не бросать его, ибо он женат на его сестре и они собратья по орденам. Герцоги же Экзетерский и Сомерсет, наоборот, настраивали его в пользу короля Генриха. Герцог не знал, кому угодить, и боялся обидеть обе стороны; так у него на глазах разгорались ожесточенные распри. Наконец он склонился в пользу герцога Сомерсета и других, поскольку они обещали ему помочь в борьбе с графом Варвиком, с которым издавна враждовали. Король Эдуард, находившийся там же, был недоволен этим. Однако его всячески утешали и говорили, что это лишь уловка, дабы не вести войну сразу с двумя королевствами, ибо если герцог Бургундский потерпит поражение, то вообще не сможет помочь ему.

Герцог, понимая, что не в силах больше удерживать короля Эдуарда от возвращения в Англию (а по ряду причин он и не решался его гневить), сделал вид, будто не оказывает ему никакой помощи, приказав глашатаям кричать, чтобы никто не шел к нему на подмогу; а тайком велел выдать ему 50 тысяч флоринов с крестом св. Андрея, нанял для него три или четыре больших судна, которые велел снарядить в голландском порту Вере, куда все могли заезжать [146]146
  Порт Вере в Зеландии был нейтральным.


[Закрыть], и тайно оплатил 14 хорошо снаряженных судов, предоставленных ганзейцами, которые обещали служить ему до высадки в Англии и 15 дней спустя. По тем временам это была очень серьезная поддержка.

Глава VII

Король Эдуард отбыл в 1471 году, тогда же, когда герцог Бургундский двинулся на Амьен против короля. И казалось герцогу, что в Англии дела для него не могут обернуться плохо, ибо он имел друзей с обеих сторон. Как только король Эдуард оказался на суше, он двинулся прямо на Лондон, поскольку у него было там более двух тысяч скрытых сторонников, из которых 300 или 400 рыцарей и оруженосцев, и это давало ему немалое преимущество, поскольку он не зависел от могущественных людей.

Едва до графа Варвика, находившегося на севере с крупными силами, дошли эти новости, он поспешил в Лондон, надеясь войти в него первым. Он думал, что город поддержит его, но случилось обратное – весь город с большой радостью принял короля Эдуарда в Великий четверг[147]147
  11 апреля 1471 г.


[Закрыть], и произошло это вопреки мнению большинства людей, считавших его человеком конченым; но если бы перед Эдуардом закрыли ворота, ему ничто бы уже не помогло, ибо граф Варвик был всего в одном дне пути от него.

Как мне говорили, три вещи явились причиной того, что настроение в городе переменилось. Первая – те люди, что были втайне за короля Эдуарда, и его жена-королева, родившая сына; вторая – его крупные долги, так что купцы, которым он был должен, стали за него; а третья – многие благородные женщины и богатые горожанки, с которыми у него раньше были очень близкие и короткие отношения и которые склонили на его сторону своих мужей и родственников.

Он пробыл в городе только два дня и отбыл в предпасхальный вечер со всеми, кого смог набрать, навстречу графу Варвику, которого и встретил на следующее утро, в день Пасхи. Когда они оказались друг против друга, герцог Кларенс, брат короля, перешел к нему с 12 тысячами человек, что напугало графа Варвика. Для короля же, у которого было мало людей, они явились серьезной подмогой.

Вы уже слышали, как сторговались с герцогом Кларенсом; но, несмотря на это, сражение было очень яростным и ожесточенным [148]148
  Сражение при Барнете 14 апреля


[Закрыть]. С той и другой стороны все были пешими. Королевский авангард понес большие потери, вступив в схватку с войском графа Варвика. Но тут подошли основные силы, и король лично вступил в бой и сражался наравне с другими, и даже более, чем все остальные.

Граф Варвик не имел привычки спешиваться во время битвы и, бросив своих людей в сражение, обычно садился на коня. Если все шло хорошо, то он вступал в схватку, а если плохо, то он заранее скрывался. На этот раз его брат маркиз де Монтегю, который был очень храбрым рыцарем, заставил его спешиться и отослать лошадей. И так обернулись дела в тот день, что погиб и граф, и его упомянутый брат, маркиз де Монтегю, как и множество других благородных людей. Избиение было великое, поскольку король Эдуард, покидая Фландрию, решил, что не станет больше по обыкновению призывать, чтобы сохраняли жизнь людям из народа и убивали благородных, как он делал раньше, во время прежних сражений, ибо он затаил сильную ненависть против народа Англии за то, что тот проявлял большую любовь к графу Варвику, а также и по другим причинам. Поэтому на сей раз не щадили никого. Со стороны короля Эдуарда погибло 1500 человек; и было это сражение очень тяжелым.

В день битвы герцог Бургундский находился под Амьеном, там он и получил от герцогини, своей жены, письмо, которое ему написал король Эдуард, сообщив об этом событии. Он не знал, следует ли ему радоваться или огорчаться, ибо ему казалось, что король Эдуард был им недоволен: ведь помощь герцог оказал ему не по доброй воле, а скрепя сердце и едва вовсе не отступился от него; по правде говоря, большой дружбы между ними никогда впоследствии не было. Однако герцог извлек из этою свою выгоду и приказал повсюду обнародовать эту новость.

Я забыл рассказать, что случилось с королем Генрихом после этого сражения; ведь король Эдуард застал его в Лондоне. Король Генрих был человеком очень невежественным и почти безумным; и если мне не солгали, то сразу после этого сражения герцог Глостер, брат Эдуарда, который впоследствии стал королем Ричардом, убил простодушного короля Генриха своими руками или же приказал убить в своем присутствии в каком-то укромном месте.

Принц Уэльский [149]149
  Эдуард, сын Генриха VI.


[Закрыть], о котором я говорил, к моменту сражения уже высадился в Англии; к нему присоединились герцоги Экзетерский и Сомерсет и некоторые другие из его рода, как и прежние сторонники. У него было более 40 тысяч человек, как мне передавали те, кто был с ним. И если бы граф Варвик пожелал его дождаться, то, по всей видимости, они остались бы господами и сеньорами. Но страх перед герцогом Сомерсетом, отца и брата которого он умертвил [150]150
  Варвик не был непосредственно виновен в их гибели.


[Закрыть], а также перед королевой Маргаритой, матерью принца, был причиной, вынудившей его сражаться, не дожидаясь их. Посмотрите же, как долго длилась эта старая вражда [151]151
  Вражда тянулась с самого начала войны Алой и Белой роз и была одним из ее исходных моментов.


[Закрыть] подобных которой надо опасаться, ибо они приносят великие беды.

Как только король Эдуард выиграл сражение, он двинулся на принца Уэльского; произошла ожесточенная битва, причем у принца было больше людей, чем у короля Эдуарда [152]152
  Битва при Тьюксбери 4 мая 1471 г.


[Закрыть]. Однако король одержал победу, принц Уэльский пал в бою, как и многие другие крупные сеньоры и множество людей из народа, а герцог Сомерсет был схвачен и на следующий день обезглавлен.

За 11 дней граф Варвик завоевал все королевство Англии или, по меньшей мере, подчинил его. Король же Эдуард завоевал его за 21 день, но он дал два крупных сражения. Так что убедитесь сами, как стремительно происходят перемены в Англии. Король Эдуард казнил многих людей в разных местах, особенно преследуя тех, кто выступил против него. Из всех народов мира народ Англии наиболее склонен к таким войнам. После этой победы король Эдуард жил в Англии мирно до самой своей смерти, но это стоило ему больших трудов и требовало немалого ума.

Глава VIII

А теперь я оставлю события в Англии и вернусь к ним, когда это понадобится, в каком-нибудь другом месте. Последнее, что я рассказал о наших делах по сю сторону моря, – это отъезд герцога Бургундского из-под Амьена, а также отъезд короля в Турень, а герцога Гиенского, его брата, – в Гиень; последний, как я уже говорил, продолжал настаивать на браке с дочерью герцога Бургундского.

Герцог Бургундский, как я говорил, всегда делал вид, будто согласен на брак, но никогда не желал его, а лишь обнадеживал всех; к тому же он не забывал, как обошлись с ним, чтобы вынудить заключить этот брак. Граф Сен-Поль, коннетабль Франции, намеревался быть посредником при заключении брачного соглашения, а герцог Бретонский хотел, чтобы это было сделано через него. Король же был весьма озабочен тем, чтобы сорвать его, хотя в этом не было нужды по причинам, о которых я уже говорил в другом месте, – потому что герцог не желал иметь столь могущественного зятя и склонен был этим браком торговать. Таким образом, король старался зря, но откуда ему было знать мысли другого. Неудивительно, что он так боялся этого брака, – ведь если бы брак был заключен, его брат очень бы усилился и вместе с герцогом Бретонским поставил бы под угрозу положение самого короля и его детей. В связи со всеми эти делами от одного к другому направлялись многочисленные послы, как тайные, так и официальные.

Столь частое хождение посланцев туда и обратно – вещь не слишком надежная, ибо сплошь и рядом они договариваются о дурных делах. Однако послов необходимо и отправлять, и принимать. Те, кто прочтет об этом, могут, пожалуй, спросить, какие же средства я предложил бы для безопасности, и скажут, что предохраниться здесь невозможно. Я понимаю, что найдется достаточно людей, кто лучше меня сумеет высказаться на этот счет, однако посмотрите, что сделал бы я.

Тех, кто пришел от настоящих друзей и не вызывает никаких подозрений, следует, по-моему, радушно принять и позволить им достаточно часто видеться с государем – в зависимости от его личных качеств. Я имею в виду – если он мудр и честен, ибо если он не таков, то чем меньше он является послам, тем лучше. К приему послов пусть он будет хорошо одет и подготовлен к тому, что ему говорить, и прием чтоб был покороче, ибо дружба между государями отнюдь не вечна.

Если тайные или официальные послы приходят от государей, питающих ненависть, какую я все время наблюдал между теми сеньорами, о которых рассказывал выше и которых хорошо знал и часто посещал, то в отношении их никогда нет полной уверенности. По моему мнению, их следует принять с почетом и хорошо с ними обращаться, а именно выслать им людей навстречу, удобно разместить, но приказать надежным и искушенным людям их повсюду сопровождать, якобы ради почета и безопасности, чтобы знать, с кем они общаются, и не допускать, чтобы они получали известия от недоброжелателей, ибо они есть в любом доме. Кроме того, я бы побыстрее их выслушивал и спроваживал обратно, ибо мне кажется, что не к добру держать при себе врагов. Угостить их, повеселить, сделать подарки – чтоб все было по чести.

Еще, я думаю, что если война уже началась, то прерывать какие-либо переговоры о мире или отказываться их начинать не следует, ибо никогда не знаешь, как обернется дело; напротив, нужно их поддерживать и выслушивать всех посланцев, поступая так, как я сказал выше, и внимательно следить, что за люди будут посещать послов (их ведь будут присылать днем и ночью), но следить как можно более скрытно. И в ответ на одного посланца, которого бы они прислали мне, я отправил бы им двоих, и даже если бы они стали жаловаться и просить, чтобы им их больше не присылали, я бы все равно искал удобный случай и возможность их отправить. Ибо Вы не сумеете отправить другого столь хорошего и надежного шпиона, который имел бы такую возможность смотреть и слушать. А если Ваших людей двое или трое, то противнику невозможно будет помешать тому или другому из них поговорить с кем-нибудь, тайно или нет: я имею в виду – поговорить, соблюдая приличия, как и подобает послам. Несомненно, что мудрые государи всегда стараются заиметь друга или друзей в стане противника и остерегаются, насколько возможно, как бы люди из их окружения не стали друзьями противника. Правда, в таких делах не все получается так, как хочется.

Могут сказать, что враг от этого возгордится [153]153
  Возгордится от того, что к нему так часто присылают посольства.


[Закрыть]. Меня это не трогает. Зато я буду иметь больше сведений о нем. А в конечном счете, кто от этого выиграет, тому и честь. И хотя другие смогут делать то же самое в отношении меня, я тем не менее не переставал бы посылать послов и ради этого поддерживал бы и не прерывал любые переговоры, чтобы всегда иметь предлог для посольств. А затем, ведь всегда одни люди не столь искусны, как другие, и не настолько понятливы, и не имеют такого же опыта в подобных делах, и, наконец, не испытывают такой же потребности в этом; в итоге выигрывают самые мудрые.

Хочу Вам привести красноречивый пример. Когда бы ни велись переговоры между англичанами и французами, благодаря уму и искусности французы всегда брали верх. И англичане говорят, как некогда они мне сказали во время переговоров с ними, что в сражениях с французами они всегда или чаще всего выигрывают, а на всех переговорах проигрывают и несут убытки. И действительно, насколько я знаю, в нашем королевстве есть такие люди, способные вести ответственные переговоры, каких нет ни в одном другом известном мне государстве; и это особенно те, кто воспитан нашим королем: ведь для подобных дел нужны люди услужливые, умеющие все стерпеть, снести любые речи ради достижения цели, и именно таких, как я говорил, он и подбирал себе.

Я немного затянул разговор о послах и о том, что за ними нужен глаз, но сделал это не без причины, ибо видел так много обмана и зла, совершаемых под покровом посольств, что не могу это обойти молчанием.

История с браком герцога Гиенского и дочери герцога Бургундского, о чем я выше говорил, дошла до того, что уже было дано какое-то устное обещание и какое-то письменное. Но то же самое, как я видел, было сделано и в отношении герцога Калабрийского и Лотарингского Никола [154]154
  Представитель Анжуйского дома.


[Закрыть], единственного сына герцога Жана Калабрийского, о котором я ранее говорил, и герцога Савойского Филиберта, ныне покойного[155]155
  Герцог Филиберт Савойский умер в 1482 г.


[Закрыть], и герцога Австрийского Максимилиана, единственного сына императора Фридриха, ныне Римского короля [156]156
  Титул римского короля носили или императоры до их коронации римским папой, или, как в случае Максимилиана, наследники имперского престола, признанные таковыми, при жизни императора, курфюрстами.


[Закрыть]. Последний получил письмо, написанное рукой дочери по приказу отца, герцога Бургундского, и бриллиант. Все эти обещания были даны на протяжении менее чем трех лет; и я уверен, что при его жизни ни один брак не был бы заключен, по крайней мере с его согласия. Но герцог Максимилиан, впоследствии Римский король, воспользовался полученным обещанием, и я позднее скажу, каким образом. Я рассказываю все это не для того, чтобы возлагать вину на тех, о ком говорю; я лишь излагаю события, как я их наблюдал. И делаю это в надежде, что не глупцы и простаки будут развлекаться чтением этих воспоминаний, но что государи и придворные станут искать в них добрые уроки.

Во время переговоров об этом браке постоянно обсуждались и новые замыслы против короля. У герцога Бургундского бывали сеньоры д’Юрфе и Понсе де Ривьер и некоторые другие менее значительные лица, которые приезжали от герцога Гиенского; бывал аббат Бегар, впоследствии епископ Сен-Поль-де-Леон, который приезжал от герцога Бретонского, дабы указать герцогу Бургундскому на то, как король обрабатывал людей из окружения герцога Гиенского, чтобы склонить их на свою сторону – одних лаской, других силой. Король уже приказал захватить одно местечко, принадлежавшее монсеньору д’Эстиссаку, служившему герцогу Гиенскому, и предпринял некототорые другие действия. Он схватил кое-кого из слуг его дома, из чего можно было заключить, что он намерен вернуть себе Гиень, как в свое время вернул Нормандию после того, как передал ее ему в удел, о чем Вы уже слышали.

Герцог Бургундский часто посылал к королю людей по этому поводу, король же отвечал, что это герцог Гиенский, его брат, желает расширить свои границы и плетет интриги, а он сам посягать на удел своего брата не думает.

Посмотрите же, сколь великие трудности и смуты временами возникают в этом королевстве, когда в нем нарушается согласие, и сколь сложно и тяжело покончить с ними, если они начались; ибо едва они начнутся, как уж в них замешано двое или трое принцев либо менее значительных персон, а не успеет это празднество продлиться и два года – как все соседи в гости к нам. И когда такое начинается, то все надеются на скорый конец, однако всегда следует опасаться обратного по причинам, о которых Вы узнаете в ходе этого рассказа.

В то время, о котором я говорю, герцог Гиенский и его люди вместе с людьми герцога Бретонского просили герцога Бургундского, чтобы он ни за что не принимал помощи от англичан, врагов королевства, ибо все, что герцоги делали сами, шло-де на благо и успокоение королевства, и что когда он сделает нужные приготовления, то они окажутся и так достаточно сильными, поскольку у них много сторонников среди капитанов и других людей.

Однажды я присутствовал при том, как сеньор д’Юрфе излагал все это герцогу, прося его поторопиться со сбором армии, и герцог отозвал меня к окну и спросил: «Сеньор д’Юрфе вот убеждает меня собрать армию, самую большую, какую только могу, говоря, что мы совершим великое благо для королевства. А Вы как думаете, если я вступлю на территорию королевства и приведу армию, это будет на благо?». Я, засмеявшись, ответил, что, по-моему, нет. И тогда он мне сказал так: «Благо королевства мне ближе, чем полагает монсеньор д’Юрфе, ибо вместо одного короля я желал бы там видеть шестерых».

В ту пору, о которой мы говорим, король Эдуард Английский, думая, что брак, о котором идет речь, действительно может быть заключен (и он в этом ошибался), старался, как и наш господин, король, заставить герцога Бургундского отказаться от него, имея в виду, что у короля, нашего господина, нет сына[157]157
  В действительности у короля уже был сын, будущий король Карл VIII, который родился 30 июня 1470 г.


[Закрыть] и что если он умрет, то герцог Гиенский сможет заполучить корону, а тогда Англии будет грозить полное поражение, если учесть, сколько сеньорий соединится тогда под французской короной. Король Эдуард принял это дело удивительно близко к сердцу, как и весь совет Англии, хотя и напрасно; и никаким оправданием герцога Бургундского англичане не хотели верить.

Несмотря на просьбы герцогов Гиенского и Бретонского не призывать никаких иностранцев, герцог Бургундский тем не менее хотел, чтобы король Англии начал как-нибудь войну, а он, герцог, сделал бы вид, что ничего об этом не знает и не имеет к этому никакого отношения. Но англичане ни за что бы этого не сделали. В это время они скорей бы помогли королю, настолько они боялись, как бы Бургундский дом не соединился с французской короной путем этого брака.

Из моего рассказа Вы видите, что все эти сеньоры были в большом затруднении, хотя у них всех было много мудрых людей, которые глядели столь далеко, что и жизни бы не хватило, чтобы увидеть половину того, что они предвидели. И кончилось тем, что все они скончались в трудах и заботах в короткий промежуток времени, один за другим. Каждый из них радовался смерти союзника, как очень желанной вещи, а вскоре и сам отправлялся вслед, оставляя наследникам массу забот; исключение составляет наш король, ныне царствующий [158]158
  Т. е. Карл VIII, вступивший на престол в 1483 г.


[Закрыть], который получил в наследство умиротворенное королевство. Для него отец сделал больше, чем можно пожелать, хотя его самого я только и видел воюющим, кроме краткого периода перед его кончиной.

В то время, о котором я говорю, герцог Гиенский был немного болен, и одни утверждали, что ему угрожает смерть, а другие – что зто пустяки. Его люди торопили герцога Бургундского с началом военных действий, ибо время благоприятствовало. Они заявляли, что король уже собрал армию и что его люди уже под Сен-Жан-д’Анжели, или под Сентом, или на подходе к ним. И они добились того, что герцог Бургундский отправился в Аррас и там собрал армию, а оттуда пошел дальше – к Перонну, Руа и Мондидье. Его армия была очень сильной, лучшей, чем когда-либо, ибо у него было 1200 набранных по приказу копий, в которых на каждого кавалериста приходилось по три лучника, и все были хорошо снаряжены и на хороших лошадях, а в каждом отряде было по десять опытных кавалеристов, не считая лейтенанта и знаменосца; прибыли также хорошо снаряженные и получавшие большое жалованье дворяне из его земель, предводительствуемые знатными рыцарями с оруженосцами, а земли его тогда были очень богатыми.