Текст книги "Маска свирепого мандарина"

Автор книги: Филипп Робинсон

Что, если они на самом деле живые? И повторяют те уродливые, ничтожные игры, которыми когда-то тешили себя лежащие под ними кости?

"Возможно, в этом и есть истинный смысл так называемой "жизни вечной"?" – думал Код. Неужели мы обречены и на том свете продолжать свою земную борьбу? Неужели сила Человека так велика, что он способен одушевить даже каменные изваяния, которые поставлены в память о его мнимой смерти? Неужели нет для Него покоя, нет отдыха даже под землей?

Он прервал свои размышления, осознав, что "священник" закончил проповедь и теперь призывает паству, дабы очистить души, засвидетельствовать свою преданность богу.

"Я верую, – произнес он нараспев, – в Господа, Отца Всемогущего, Создателя Земли и Рая…" – тут он замолчал, словно ожидая, когда слушатели повторят слова за ним, и в этот момент Код пожелал вмешаться. Надеясь спровоцировать диспут, идеологическую дуэль, он решил бросить вызов незнакомцу.

Выйдя из своего укрытия, он подошел к проповеднику, стоявшему на шесть футов выше него. Поднял свой фонарь и так же торжественно возгласил: "А я верую в бензпирен, [6]6
  Канцерогенный углеводород.


[Закрыть]разрушитель клеток и веселья!"

Проповедник в ужасе уставился на него и чуть не свалился со своей импровизированной кафедры. В первое мгновение он наверняка решил, что перед ним один из его подопечных мертвецов, внезапно восставший из гроба, и как ни странно, сильно перепугался. Он со страхом вгляделся в неясную фигуру и перекрестил ее. Потом, дрожащим голосом:

"Призрак, кем бы ты ни был, – прохрипел он, – именем Господа заклинаю тебя – прочь отсюда! Изыди, сгинь с глаз моих! Кости твои сгнили, а вены иссохли!"

Словно по сигналу, на небе снова появилась "блудница"-луна, и залила своими бесстыдно яркими лучами двух человек, стоявших среди надгробий. Теперь проповедник хорошо видел того, чей смутный силуэт вырисовывался за слепящим огнем фонаря (призрак с фонарем?): шляпу и плащ, мотыгу и лопату. Ситуация сразу предстала перед ним в новом свете. Решив, что перенесся во времена гробокопателей, когда убийцы Бэрк и Хэр продавали трупы жертв анатомам, он яростно погрозил нечестивцу кулаком.

"Разве мало они страдали? – срывающимся голосом прокричал он. – Неужели даже здесь ты осмелишься потревожить их покой?"

"А ты – что делаешь ты? – спросил Код, удивленный таким внезапным проявлением заботы "священника" о своей мертвой пастве. – Разве ты сам только что не потревожил их покой?"

Проповедник будто не услышал.

"Значит, теперь ты хочешь безжалостно располосовать и расчленить их, чтобы потом использовать для нужд твоей дьявольской науки? – душераздирающе завизжал он. – Нет! Прочь, мерзкий похититель тел! Прочь, я сказал!"

Он так резко взмахнул рукой, приказывая незнакомцу уйти, что ермолка упала на землю. Теперь уже Код изменил свое отношение к происходящему. Проповедник оказался совершенно лысым – точь-в-точь как Роджерс! – и вдобавок, хотя сам он был тщедушным и тощим, словно скелет, сиявший в лунном свете голый череп выглядел таким ухоженным и соблазнительно округлым! Но главное – его форма и размер на вид такие же, как у Объекта, отметил охваченный радостным волнением Код.

И тут нашего героя вновь осенила блестящая идея. Он мгновенно преобразился, так что стал зримым воплощением силы и власти. Величаво ступая, сделал несколько шагов направо, потом налево, рисуя в воздухе каббалистические знаки. Наконец низким звучным голосом объявил:

 
"Проповедник, знай:
Все мертвецы мудрее нас, живых.
Открыта для глазниц пустых
Незримых измерений вереница;
А их невыразительные лица
Таят красу превыше красоты;
И локоны, под цвет златой мечты,
Хранят тягучий, словно призрак лета,
Парфюм увядшего расцвета.
Их разум беспределен, черепа
Поют, наступит лишь вечерняя пора…
С закатом ветры собираются домой
Шальными мыслями устав носиться над страной
И для ночлега череп изберут родной,
Здесь эолийский их приют, покой, Морфей,
Здесь Мемнон их, здесь их Орфей,
И Аттис, и Адонис, и Персей".
 

"Священник" стоял не шелохнувшись. Он склонил голову, смиренно сложил руки на груди. Несколько мгновений Код молча изучал его, и наконец перешел в атаку.

"А ты, проповедник, – воскликнул он яростно, – кто ты такой, чтобы порочить эти бедные души? Кто ты такой, чтобы судить их? Ты что, сам безгрешен? Нет, конечно нет! Нет, ибо я собственными глазами вижу позорнейшего зверя над твоим челом – он являет мне всю свою мерзость в твоем бесстыдно обнаженном черепе! Как смеешь ты проповедовать покоящимся здесь несчастным, если не можешь даже прикрыть средоточие собственной похоти!"

Проповедник поднес руки к голове и нервно потрогал ее.

"Вот видишь! – в бешенстве загремел Код. – Ты не в силах сдержать свои распутные пальцы, которые при посторонних ласкают позорное место! О чем ты только думаешь, ты, взрослый человек! Ты что, малое дитя или полоумный? Или ты совсем не владеешь собой? Приведи себя в порядок, презренный грешник! Сию же минуту прикрой свой срам, или сам Дьявол унесет тебя в глубочайшую из адских бездн!"

"Мой срам? – запинаясь промямлил проповедник, все же обхватив голову руками в тщетной попытке спрятать свой лысый череп. – Но сэр, вы ведь не хотите сказать, что мозг…"

"Ах ты, бесстыжий! – простонал Код. – Как смеешь ты произносить вслух такие грязные слова! Ты прекрасно понимаешь – не можешь не понимать, – что человеческий… гмм… орган мышления – самая непристойная, самая отвратительная часть тела, более всего склонная к распутству и мерзости! И что голову прежде всего надлежит прикрывать в любое время, особенно когда проводишь, – чем ты, кажется только что занимался, – богослужение! Но ты ведь наверняка знаешь все, что я сейчас сказал? Тут даже между Римом и схизматиками нет никаких разногласий!"

"Я не понимаю вас, сэр, – робко произнес проповедник. – Святой Амброзий говорит, что мозг…"

"Опять! Опять это слово! – заткнув уши, взвизгнул в неистовстве Код. – Неужели тебе нужно объяснять, что такое… орган мышления? Неужели нужно?"

"Ну хорошо, слушай! Затвердевшая масса липких сперматозоидов! Разве ты не знаешь, что так называемое "белое" и "серое" вещество – эвфемизм библейской "проказы"! Разве ты не читал о том, как отвратительные клетки, извергнутые в неистовых спазмах, век за веком карабкались по позвоночному столбу обезьяны, пока не засели внутри черепа, где, по Божественному соизволению, эволюционировали, образовав главный орган человеческой похоти – гнездо червей, сладострастно сплетенных в один большой ком!"

"Как можешь ты пребывать в неведении? – тем более здесь, в этом священном месте, где уже столько лет так называемый "разум" вызывает лишь праведный гнев и ужас! Нет, не можешь, не имеешь права! Ибо мне даже представить себе страшно, какие картины, порожденные орудием Сатаны, возникали пред твоим внутренним взором! И насколько чаще ты грешил мыслью, чем поступком!"

"Подумай, подумай хорошенько над моими словами! – провозгласил он. – И покайся, пока еще не слишком поздно, пока первозданный Змей не выполз из гнезда, которое свил внутри твоего черепа, и не утащил туда, где пылает Вечный Огонь!"

Код полностью убедил проповедника. Тот упал на колени на краю помоста и, сжав руками голову, зарыдал от стыда. Он походил на грязную изувеченную ворону.

"Что я должен сделать? – срывающимся голосом выкрикнул он. – Что должен сделать, чтобы спастись? Поведай мне, господин мой!"

Его голова теперь оказалась совсем рядом. Код удовлетворенно оглядел сияющую розовую макушку, которую "священник" безуспешно пытался прикрыть.

Помолчал немного.

Наконец – "Ты должен кастрировать себя", – произнес он негромко и мрачно.

Проповедник недоуменно приподнялся.

"Нет, не в обычном, прямом, а в духовном смысле, – продолжил Код. – Твой самый грешный орган – орган мышления – вот что следует удалить, именно его мерзкие, внушающие непристойные мысли извилины должны быть полностью уничтожены!"

"Отрежь его! Отрежь и спаси свою душу!"

Он вытащил из-под плаща длинный нож.

"Вот, возьми. Возьми и избавь себя от скверны".

Проповедник уставился на орудие очищения.

Взял его за рукоятку.

Ощупал бесстрастное лицо Кода долгим, испуганным взглядом. Содрогнулся всем телом и едва не отдал нож обратно.

Где-то ухнула сова, летучая мышь, пролетая, едва не задела его. Все это, кажется, придало ему решимости.

На лице его вдруг появилось выражение неземной радости, радости мученичества и чистоты. Все морщины внезапно разгладились. Он стал ребенком, невинным и непорочным.

Он сжал нож обеими руками.

Приставил лезвие к горлу.

Изо всех сил полоснул по коже; раздался глухой треск, как будто разорвали пергамент.

Из раны мгновенно хлынула кровь.

"Я – не смогу – сам! – захлебываясь, просипел он. – Помоги!"

Код обеими руками сжал пальцы проповедника.

Они стали пилить вдвоем. Кровь брызгала в лицо Кода и заливала каменные плиты, но один обладал нечеловеческой силой мученика, другого вдохновляла высшая цель, и общими усилиями они добились успеха.

Тело рухнуло на помост, словно груда старой одежды, голова со стуком упала на землю. Код наклонился к ней и осенил крестным знамением.

" Раздался Трубный глас

На Стороне Другой", – шепнул он.

Лицо, на котором застыл неземной восторг, еще подавало признаки жизни. Затрепетали веки. Судорожно распахнулся и закрылся рот. Наконец мускулы расслабились, пришел покой, доступный лишь мертвецам.

В итоге, Код получил не только череп, но и мозг. Он быстро препарировал голову с помощью хирургических инструментов, которые захватил с собой, и вскоре извлек блестящий скользкий "орган мышления" во всей его красе. Потом полностью вычистил череп, тщательно вымыл свои трофеи и себя самого в ручье, который протекал рядом. Завернул добычу в плащ, взвалил на плечо так и не использованные мотыгу, лопату и грабли, задул фонарь, – уже занимался рассвет, – покинул кладбище и вернулся в Финландию. По дороге ему никто не встретился.

Дома он сразу же поместил мозг в банку с формалином и спрятал ее в шкафу.

Глава 10, в которой Роджерс узнает, как перестать беспокоиться

Когда Роджерс на следующий вечер вошел в квартиру соседа, он тут же заметил Кресло и повернулся к двери, явно намереваясь улизнуть. Код придержал его за руку, но собственный стыд и так заставил Объект остановиться. Просто взять и удрать от одного вида какой-то странной штуковины – слишком уж детский и трусливый поступок. Надо постараться придумать внятный предлог, чтобы оправдать свой страх.

Он обошел Кресло, выдавил из себя слабую улыбку.

"Это что? Электрический стул? Хочешь меня поджарить?"

Он нервно хохотнул. Код обнял его за плечи.

"Действительно, некоторое сходство есть, верно? – непринужденным тоном отметил он. – Но на самом деле он только часть прибора, который я называю "индуктором пи-излучения". Абсолютно безвредная процедура, ручаюсь тебе, старина".

"Пи-излучение?" – встревожено воскликнул Роджерс. Увидев реальную возможность выйти из щекотливой ситуации без потери лица, Объект постарался изобразить гораздо большее беспокойство, чем на самом деле испытывал.

"Может, оно и правда безвредно для других, старик, – покачал он головой, – но только не для меня. Я не переношу таких вещей – это у меня наследственное. Не знаю почему, но никто в нашей семье не способен выдержать облучение, причем любое. Аллергия, или как там еще называются такие штуки. Вот что погубило моего отца – так всегда говорила мама. За неделю до смерти его послали на рентген, и она не сомневалась, что откажись он, не истек бы потом кровью. И я такой же. Наверное, слишком чувствительный, вот и все".

Он радостно улыбнулся приятелю, явно гордясь своей особой "чувствительностью". Но даже сейчас, еще не зная, что скажет Код, Объект подсознательно понимал, что его непременно сумеют переубедить, более того, надеялся на такой исход, потому что в глубине души испытывал присущее людям извращенное желание пережить то, чего боялся больше всего на свете.

Брови Кода взлетели вверх.

"Но друг мой, я предлагаю нечто совсем иное, – начал он самым умильным тоном, на который был способен. – Совсем, совсем иное! Позволь мне объяснить. Мы установили, что ты страдаешь а-психозом. Но сможешь ли ты описать, что это такое? Рассказать не о том, "на что жалуешься", а о самой болезни? Что она из себя представляет?"

Он помолчал, будто ждал ответа.

"Понятия не имею, старина, – отозвался Роджерс довольно сварливым тоном. – Ты ведь кажется говорил, что о ней никто ничего не знает?"

"Верно, верно, – кивнул Код, – но я по крайней мере сумел выработать теорию, рабочую гипотезу, так сказать. Если я прав, сущность а-психоза заключается в следующем: общий тон пациента дисгармонирует с ритмом Вселенной, а его жизненный темп не совпадает с Бесконечностью. Вот и все. Просто, не правда ли?"

"Но что, – поспешно продолжил он, увидев, что не сумел пока рассеять сомнения Объекта, – что означает "ритм Вселенной", мелодия пространственно-временного континуума? Ты ведь наверняка сейчас мысленно задаешь себе такой вопрос? Итак, ритм Вселенной представляет собой вечный Закон Гармонии, определяющий существование всего, что живет и движется в любом уголке космоса – гуманоидов, астральных тел и духовных субстанций, звезд, планет, неодушевленных объектов, электромагнитных волн и так далее. А суть в том, что примерно так же, как темп и звучание оркестра задаются дирижером, эта гармония зависит от некоего вида излучения, который я назвал "эфирно-пространственным", дабы отличить от сугубо физического феномена, окрещенного специалистами "космической радиацией".

Он сделал паузу, чтобы Объект успел обдумать услышанное, – на лице Роджерса можно было найти столько же понимания, сколько вина в пустой бутылке, – и переменил тему.

"Вот еще одно коренное отличие моего метода от ортодоксальной медицины. Профессиональные эскулапы относятся к пораженному болезнью телу или рассудку как к чему-то враждебному, "испорченному", – другими словами, впавшему в грех, – за что его следует наказать. Зайди в приемную какого-нибудь доктора – и ты сам все поймешь! В действительности, это обычное наследие пуританства, в сущности такое же суеверие, как представления дикарей, считающих любую хворь божественной карой. Сделал нечто недозволенное – тебя поразит недуг, и наоборот, раз ты болен, стало быть согрешил. Согласно такой теории – а надо сказать, что, несмотря на то, что формально ее отвергают, она все еще лежит в основе большинства положений современной медицины, – лечение всего лишь должно соответствовать наказанию, посланному свыше. Исцелить страдающую плоть – второстепенная задача. Главная цель – причинить максимум страданий пациенту!"

"Мой подход диаметрально противоположен. Так называемый грех тут совершенно ни при чем: если в машине начнет заедать мотор, потому что вовремя не залили масло, ты ведь будешь винить не ее, а механика! Если коротко, суть метода такова: убедить организм больного излечиться самостоятельно, помогая ему восстановить гармонию с Бесконечностью. Этот результат достигается с помощью автохтонных волн, которые я называю "пи-лучами", то есть той самой эфирно-пространственной радиации, пронизывающей Вселенную. Пациент получает концентрированную дозу, чтобы, так сказать, вновь соответствовать норме. Разумеется, моя радиация более совершенна, чем та, которая существует в природе, и возможно правильнее будет расшифровать "пи-излучение" как "посвятительное", а не "пространственное".

"Посвящение облучением, посвятительная терапия, вот что я предлагаю! – весело воскликнул он. – Надеюсь, теперь тебе ясно, что бояться нечего? Уверяю тебя, если сопоставить мой метод с жестким воздействием рентгена, изотопов, протонов и прочих частиц, его можно уподобить ласковым уговорам в сравнении с грубым принуждением, поркой, пытками и казнями".

Однако Объект все еще сомневался, и тогда: "Слушай, – сказал Код, – чтобы убедить тебя в полной безопасности процедуры, сначала я продемонстрирую ее на себе".

Перед приходом Роджерса он заранее открыл ящики и разложил на столе инструменты. Код сел в Кресло. Вдоль Его спинки уже был прикручен плоский стальной прут, который венчал медный шлем странного вида, ощетинившийся всевозможными приспособлениями. Код надел его себе на голову, подкрутил зажимы, приладил электроды. В руке он держал миниатюрный пульт, соединенный с Машиной проводом.

Он бодро улыбнулся Роджерсу и нажал кнопку.

На поверхности осциллографа ожила и изогнулась в радостном танце волна. Сегодня она оказалась не золотистой, как обычно, а зеленой, потому что Код наложил на экран светофильтр. Машина издавала приятное низкое гудение. Тем временем заработал новый прибор, похожий на барограф, его пишущее устройство вычерчивало неровную линию на бумаге, прикрепленной к медленно вращавшемуся цилиндру.

Код просто сидел и улыбался, не говоря ни слова. Машина пела, волна на экране плясала, самописец рисовал все новые и новые изгибы. Роджерс заворожено наблюдал, хотя не мог понять, что его так привлекает.

Через три минуты Код выключил свой "индуктор" и снял шлем.

"Вот видишь! Это не опаснее обычного магнитофона. На самом деле, сейчас Машина выполняет ту же задачу, то есть записывает точные параметры моего мозга. Прежде чем мы начнем посвятительную терапию, их необходимо зафиксировать".

"Ну как? Попробуешь?"

Роджерс пытался спорить, но быстро сдался и позволил подвести себя к Креслу. Сел в него, испытывая приятное чувство собственной значимости. Код надел и закрепил шлем. Приладил электроды и клеммы. Чтобы Объект чувствовал себя увереннее, вручил ему пульт.

"Хорошо. Все готово. Включи ее сам, когда захочешь".

Роджерс приоткрыл рот. Нервно облизал губы. Собрал свою волю в кулак, причем от напряжения лицо его сморщилось, сделал глубокий вдох и нажал на кнопку.

На экране снова заплясала волна. Цилиндр начал вращаться, зашуршал самописец. Роджер нахмурился, но через несколько секунд шумно выдохнул и расслабился. К нему быстро вернулась прежняя самоуверенность.

"А говорить можно?" – спросил он.

"Разумеется, сколько угодно, старина! Хочешь выпить?"

Код налил ему бренди с содовой, потом подошел к осциллографу и поменял цвет с зеленого на красный, а через минуту-две – на бирюзовый. Потом с помощью специального фильтра заставил волнистую линию переливаться всеми цветами радуги. Роджер был очарован зрелищем. Он забыл все свои недавние страхи и болтал без передышки. Заявил, что чувствует – радиация уже здорово помогает ему, несмотря на то, что Машина пока только "записывает". Ощущение как от легкого массажа или теплой ванны, сказал он.

Код не прерывал его. Время от времени менял бумагу на цилиндре. Прошел час. Код выключил Машину. После того как довольный Роджерс отправился к себе, перед уходом пообещав непременно прийти завтра в то же время, Код приступил к переводу записанных данных в форму, пригодную для переноса на модели мозга Объекта – муляж и образец органического происхождения.

Так же прошли еще три сеанса, только их продолжительность постепенно увеличивалась с одного часа до трех. Дело в том, что Код не лгал Объекту. Машина, настроенная на обратный процесс, действительно составляла схему мозга Роджерса, ибо прежде чем приступить к планомерной дезинтеграции, важно как можно больше узнать о его уникальном строении. Без подробной "карты" не будет обеспечена необходимая точность эксперимента, а такую работу вряд ли можно назвать научной. Безобидная процедура "записи" помогала выполнить еще одну задачу, которая чрезвычайно волновала Кода: сделать так, чтобы Объект ничто не беспокоило.

Ее важность диктовалась не только соображениями гуманности, но и практической необходимостью: Код прекрасно понимал, что когда он настроит Машину на выполнение ее главной, разрушительной функции, Роджерс начнет испытывать боль, не идущую ни в какое сравнение с его ночными приступами "мигрени", и наверняка откажется от процедуры, прежде чем удастся достигнуть серьезных результатов. Он перебрал разные методы решения проблемы, но большинство из них означало применение силы, а такой подход претил нашему герою. Код подумал и о гипнозе, но идею пришлось отвергнуть – сам по себе он окажется неэффективным при тех мучениях, через которые придется пройти Роджерсу, и годится лишь как дополнительное средство.

Нет, оставался лишь один способ "успокоить" Объект. Причем именно тот, который в свое время так напугал Роджерса, что он решился доверить свое лечение приятелю. Лейкотомия. Используя невидимые пересекающиеся лучи, Код отсечет лобные доли от таламуса намного чище и эффективней, чем любой хирург с помощью скальпеля. В результате Роджерс будет как и прежде испытывать боль, то есть его нервные окончания продолжат ее "чувствовать", но она перестанет мучить и даже беспокоить Объект, потому что сигнал никогда не дойдет по адресу, ведь принимающая часть рассудка отделена от той, которая на него реагирует.

Код сделал пробную операцию на мозге проповедника. Она завершилась полным успехом. Всего через пять минут последовательного воздействия лучами лобные доли отпали, словно отрезанный ломоть хлеба. Потом Код приклеил их на место.

На четвертый день "лечения" все шло как обычно: на экране плясала волнистая линия, цилиндр вращался, самописец выводил на бумаге бесконечную линию. Но когда сеанс близился к концу, Код нажал скрытую кнопку, и монотонное гудение Машины внезапно прекратилось, хотя приборы продолжали работать по-прежнему. Стоя за спиной Роджерса, Код вгляделся в сложную схему, разложенную на столе, и несколько раз передвинул круговую шкалу.

Объект обратил внимание на непривычную тишину. "Что-то не так, старина?" – рассеянным тоном осведомился он, прервав на полуслове очередной анекдот.

"Нет-нет, просто смена частоты. Иногда она выходит за пределы человеческой слышимости".

Через несколько минут Роджерс отправился к себе, на первый взгляд ничуть не изменившись.

Код еще долго не засыпал. Он размышлял, строил планы. Наконец-то, после четырех лет работы, приближается кульминация Эксперимента. Завтра начнется Посвящение.

Но его ждал очень неприятный сюрприз.

На следующее утро Роджер не поджидал своего приятеля, как обычно, в вестибюле. На парковке его тоже не оказалось, поэтому Код вернулся, поднялся на свой этаж и постучал в дверь соседа.

"Заваливай, малыш! – послышался голос Роджерса. – Не заперто!"

Объект еще был в постели. Кажется, он провалялся так все утро. Лицо его расплылось в широкой улыбке идиота.

"Здорово, папаша! – приветствовал он Кода. – Фиг тебе!"

"И тебе того же, сынуля, – неуверенно отозвался Код, тем не менее сразу подстроившись под настроение Объекта. – Ты… гмм… ты в порядке, старина?"

"В абсолютном порядке! Никогда в жизни так хорошо себя не чувствовал! – прощебетал Роджерс. – На седьмом небе, круче всех, в полном расцвете сил, здоров как лошадь и весел как псих!"

Для подтверждения он тут же встал на голову и свалился на смятую простыню, захлебываясь от смеха.

Код, озабоченно хмурясь, наблюдал за ним.

"А как же… Ты разве сегодня не идешь на работу?"

"На работу? На работу! Зачем? Зачем мне тратить свое дорогое время на какую-то дешевую работу? – снисходительно улыбаясь отозвался Роджерс. – У меня есть идея получше! Лучше, лучше, лучше, много-много лучше", – торжественно пропел он.

"О чем ты?"

"Ага, так я тебе и сказал!" – лукаво воскликнул Роджерс.

Он спрыгнул с кровати. Прищелкивая пальцами и пританцовывая, подошел к окну. Стал поднимать свои вещи и устроил настоящее представление, притворяясь, что внимательно изучает каждую, причем постоянно посмеивался без видимой причины. Поведение Объекта очень настораживало, но в тот день у Кода намечались важные дела, и он при всем желании не мог остаться и понаблюдать за ним.

"Ты ведь не забудешь, что вечером должен прийти ко мне на очередной сеанс терапии?" – спросил он перед уходом.

"Ах, ты про это! – беспечно уронил Роджерс. – Да, да, конечно. Ну пока, милашка, не скучай!"

Он хлопнул Кода по спине, дотронулся до уха приятеля, потом раскрыл ладонь и показал спрятанное там яйцо. Нехитрый трюк привел его в состояние немыслимого восторга. Он согнулся пополам, хохоча как сумасшедший.

Код покинул своего подопечного, полный самых мрачных подозрений.

Ближе к вечеру они подтвердились довольно неожиданным образом. В дверь постучала старшая из сестер-близнецов. Она явно желала поделиться неким потрясшим ее событием. Код приготовил чай, и пока она сидела, нервно сжимая и разжимая морщинистые, распухшие от артрита руки и медленно двигая плечами, чтобы незаметно поправить одно из своих одеяний, слой за слоем окутывавших тщедушное тело, мало-помалу заставил ее разговориться. Как выяснилось, утром Роджерс поверг даму в ужас нелепой выходкой. Когда она, держа в руке сумку, проходила мимо открытой двери его квартиры, Объект выскочил и крикнул "Бу-у-у!" прямо ей в лицо.

"Мало того, мистер Код, – продолжила она, опустив глаза и раскрасневшись от волнения, – он еще показал мне неприличный жест – так я полагаю, хотя, разумеется, понятия не имею, что он означает! А потом уставился на меня и начал энергично двигать кожей головы, так сказать " шевелить ушами" – я правильно выразилась? Я едва не умерла от страха! Повернулась и побежала к выходу, выронила сумку с покупками, а этот глупец – вы поверите? – некоторое время по-настоящемупреследовал меня и зловещехохотал! Не могу понять, что на него сегодня нашло – он казался таким милыммолодым человеком – но ведь лысые мужчины непредсказуемы, не так ли? Кажется, у них на уме одни непристойности. Все это так неприятно, так неприятно, – к тому же моя сестра недавно приобщилась к какой-то новой религии! Она называет ее джайнизм или что-то в таком роде. Теперь из нее и слова не вытянешь. Целыми днями только и делает, что рассматривает ужаснонепристойные иллюстрации в книге об индийской скульптуре! А тут еще Нельсон. Вы знаете, что он выкинул вчера? Когда я потихоньку выносила его утром, он прыгнул прямо в коляску миссис Гаррисон и не на шуткупокарябал лицо ребеночка! Вы представить себе не можете, что мне пришлось пережить, когда я пыталась поймать его и засунуть в сумку: мои руки покрыты – просто сплошьпокрыты – царапинами! Разумеется, после такогоя не смогу его держать у себя, особенно если миссис Гаррисон пожалуется управдому. А теперь вот мистер Роджерс. Ах, какэто все неприятно… Не понимаю, что на всех нашло в последнее время, просто не понимаю!"

"На вашем месте я бы не стал особенно переживать, – утешил ее Код, когда она умолкла, чтобы перевести дыхание. – В мистере Роджерсе еще играет кровь – ах, молодость, молодость! Или, возможно, виновата погода, электричество в воздухе, ужасные радиоактивные осадки, которые на нас насылают русские с американцами. И на Нельсона тоже наверняка подействовало что-то в таком роде".

Он избавился от нее только в семь. Роджерс, – на сей раз, безусловно, к счастью, – так и не появился, поэтому Код отправился к нему сам. Он открыл дверь соседа – и в глаз ему ударила струя воды. Роджерс стоял с игрушечным пистолетом в руке и надрывался от смеха.

"В яблочко! – выкрикнул он радостно. – Прямое попадание!"

Код вытер лицо носовым платком и тоже одобрительно хохотнул. Потом шагнул в комнату. Всюду лежали свертки, в основном неразвернутые.

"Что, прошелся по магазинам?" – спросил он осторожно.

Бросил взгляд на уже распакованные покупки, грудой лежавшие на постели. Тостер, желтая кукла-уродец, яйцерезка в форме миниатюрной гильотины, пластмассовый автомат. А еще, как ни странно – множество книг в бумажной обложке из серии "Премудрости современной жизни". Код перебрал их, с любопытством глядя на заголовки:

" Гастрономическая история кошек"

"Это должен уметь каждый: краткое пособие по мастурбации"

"Какие мы разные: беседы с безработными".

"Философия гольфа".

"Поп или пилюля?" (и множество других названий, где встречались слова: поп-арт, призы, переговорщики, пристрастия и перверсии).

" Сорок шесть позиций".

"Роль каннибализма в современной литературе".

"Секс и коммунизм".

"Мода и благочестие".

"Туда – сюда – обратно: вечное движение Вселенной".

"Телебеседы"

"Словарь Самых Свежих Событий и Современных Слов: том 73"

Но, как выяснилось, днем Роджерс не только бегал по магазинам. Пока Код просматривал книги, он рылся в ящике столика. Наконец вытащил два клочка туалетной бумаги и гордо протянул приятелю, хвастливо постучав себя кулаком в грудь. Это был черновик письма, судя по всему предназначавшегося руководству компании, где работал Объект:

"Почтенные Лорды и Директора,

В силу и вследствие того, что вышеназванная область рекламного бизнеса более не соответствует уровню способностей и делового потенциала Нижеподписавшегося, настоящим он, во исполнение установленных правил, с сильнейшим и чрезвычайным сожалением заявляет о своем увольнении с вышеуказанного числа.

В надежде на то, что оставляю Вас, как и сам остаюсь, на Коне,

С самыми искренними соболезнованиями, мои дорогие сэры и директора,

Ваш Х. Дж. ("Бак") Роджерс, эсквайр (джентльмен)"

"Ясно, – спокойно произнес Код. – Но ты пока не отправил его, верно?"

"Нет, я решил объясниться с ними лично, – беззаботно отозвался Роджерс, – и высказал все, что о них думаю, по телефону"

"Кстати, – добавил он, – я купил еще кое – что. Пару штук, чтобы можно было менять каждый день".

Он бросился к окну, со стуком поднял раму. Ткнул пальцем вниз. Код увидел два огромных американских лимузина, стоявших у тротуара (вернее, наполовину на нем). Очевидно, Объект приобрел их в кредит. По крайней мере, хотелось бы в это верить.

Код пробыл у Роджерса еще несколько минут. Он решил, что лучше не напоминать о пропущенном сеансе, и молча наблюдал за тем, как его подопечный мечется по комнате. Тот принимал смешные позы, наливал выпивку и сразу выплескивал ее в раковину, разворачивал свертки, тут же забывал об их содержимом, не переставая ни на минуту выкрикивать дурацкие каламбуры и нелепые рекламные лозунги.

Его поведение подтверждало догадки, которые возникли у Кода во время утреннего визита, и позже, когда он услышал рассказ соседки.

Префронтальная лейкотомия не просто избавила Роджерса от всяческих волнений; она превратила его в дурашливого ребенка-переростка, фигляра, видящего во всем лишь повод для веселья.

Код винил себя за то, что не предусмотрел такие последствия. Он счел ситуацию весьма серьезной. Если не найти решение как можно быстрее, Эксперимент окажется под угрозой срыва. Роджерс безусловно перестанет ходить на сеансы и более того, способен полностью выйти из-под контроля. Если он будет продолжать в том же духе, его ждет либо тюрьма, либо желтый дом.