Текст книги "Королева Виктория"

Автор книги: Филипп Александр

Соавторы: Беатрис де л’Онуа
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)

Глава 7

Принц свято верил, что лишь такая образцовая королевская семья способна спасти монархию в эпоху социальных потрясений. Его амбиции базировались на наставлениях очень серьезно относящегося к жизни бельгийского короля, а философия – на наставлениях не менее сурового Штокмара. Направляемая этими тремя немцами Англия стремительно вступала в эру, ошибочно названную викторианской, хотя на самом деле это была эра правления Альберта.

Пиль полностью разделял их идеи. И чем больше принц узнавал Пиля, тем больше восхищался им. То, что их связывало, было не просто симпатией. Их отношения были сродни тем, что установились между королевой и Мельбурном. По утрам они вместе охотились в Виндзоре на зайцев и фазанов. Вечерами беседовали о сельском хозяйстве, фламандской живописи или немецкой литературе, большим любителем которой был Пиль.

Принц преподнес премьер-министру экземпляр «Песни о Нибелунгах», сделав на книге дарственную надпись. А премьер-министр назначил принца председателем Художественной комиссии, где заседали министры и архитекторы, на которых была возложена ответственность за реконструкцию здания парламента, сгоревшего в 1834 году. Коллеги принца по комиссии были поражены его манией все делить на категории. Но при этом вынуждены были признать обоснованность многих его замечаний. Как и Пиль, принц был одержим работой.

А Пиль, как и принц, защищал устои добропорядочной семьи. Пятидесятитрехлетний премьер-министр был наследником одного из крупнейших состояний текстильных магнатов. Его дед разбогател на выпуске хлопчатобумажной ткани, новый способ набивки которой сам и изобрел. На его фабриках осуществлялся полный производственный цикл: прядение, окраска и тканье. Когда Пилю исполнился двадцать один год – а именно столько было сейчас Альберту – его отец, прочивший сыну большое будущее, «двинул» его в депутаты. Пиль с радостью готов был помочь принцу занять то место в политической жизни государства, к которому тот так стремился.

Именно благодаря Пилю Альберт был допущен к участию в заседаниях Тайного совета. Совершенно естественно, что принц проникся к премьер-министру сыновними чувствами. Он видел в нем отца, но такого, о каком всегда мечтал. Не имеющего любовниц и долгов, не клянчащего у него денег, поскольку Альберт ужасно устал от постоянных просьб герцога Кобургского, которому вечно не хватало той пенсии, что платила ему британская корона в качестве семейной поддержки.

Оба они были предельно экономными. Не делали бесполезных трат, не увлекались предметами роскоши. Самым неотложным делом считали наведение порядка в финансах королевства подобно тому, как Альберт методично, изо дня в день, наводил порядок в финансах королевского двора. Мельбурн оставил им в наследство огромный дефицит бюджета. Его экономические познания были столь неглубоки, что причиной всех финансовых трудностей Англии он считал выпуск почтовой марки по единой цене в один пенни. Хотя это было достижением, важность которого нельзя было оспорить. С 1840 года все подданные Ее Величества могли обмениваться корреспонденцией без использования собственных курьеров. Виктория стала первым человеком в мире, чей портрет был напечатан на почтовой марке. Популярность ее от этого заметно возросла. Будущий Наполеон III, живший в то время в изгнании в Лондоне, был столь поражен этим фактом, что, придя к власти, думал лишь об одном: как бы поскорее выпустить марку со своим изображением, чтобы все его подданные знали его в лицо.

Была в том виновата марка или нет, но в 1842 году государственный долг Англии достиг рекордной цифры. Дефицит составил пятую часть от бюджета страны. Спад в экономике оказался таким, какого Англия не знала со времен Ватерлоо. 11 марта Пиль внес в палату общин проект закона о введении прямого трехпроцентного налога на все доходы, превышающие 150 фунтов стерлингов в год: «Я предпочитаю непопулярные меры неоправданным расходам».

В ходе дискуссии по этому законопроекту лорд Бругем, представлявший радикальное крыло парламента, потребовал, чтобы никто, даже самая верхушка общества, не был освобожден от этого налога. Чтобы облегчить голосование по этому вопросу, Пиль обратился к королевской чете с просьбой согласиться на эту меру. Виктория писала дяде Леопольду: «Он хотел знать, может ли тем же вечером сообщить эту новость в палате общин, чтобы представить это актом доброй воли с моей стороны, а не вынужденным действием. Я сразу же дала свое согласие. Но для Альберта это будет тяжелым бременем, ведь ему придется уплатить 900 фунтов стерлингов».

Однако 900 фунтов стерлингов были не слишком высокой ценой за то, чтобы этот закон приняли подавляющим большинством голосов. В результате Пиль вошел в историю как отец подоходного налога. Введя этот прямой налог, взамен он снизил косвенные налоги на марки, кофе и импортируемое сырье, а также отменил все пошлины на вывоз готовой продукции. «Мы должны руководствоваться такими принципами, как честность и умеренность», – любил повторять премьер-министр.

Столь же придирчиво Альберт наводил порядок во дворце, где слуги перестали бесплатно пользоваться туалетным мылом и должны были теперь выбирать, что им пить – чай или какао. В Виндзорском парке построили образцовую ферму с молочным заводиком при ней. Корнуэльское герцогство, которым управлял принц, но которое принадлежало его сыну, начало приносить доходы.

От этой чрезмерной экономии пострадал гардероб Виктории. Королева не любила осложнять себе жизнь: «Пусть ко мне больше не пристают с этими платьями!» Ее кутюрье в бессилии опустил руки. Туалеты, которые ей заказывали в Париже, не представляли теперь собой ничего особенного. Принц считал, что дорогие платья – признак фривольного поведения, их пристало носить женщинам, не знающим, что такое добродетель, но никак не королеве Англии. Бороться с роскошью и бесцельной тратой денег, быть примером простоты – это, как любил повторять своему ученику Шток-мар, лучший способ обезопасить себя от революционных выступлений.

Несколько месяцев назад в Ньюпорте бунтовщики попытались провозгласить республику, но и на сей раз их мятеж был жестоко подавлен. В последние же недели чартисты вновь активизировались. Вышедший из тюрьмы О’Коннор разъезжал по всей стране, и его выступления собирали все больше и больше народу. В прессе только и писали, что об этом «льве свободы».

Профсоюзы шахтеров и рабочих текстильной промышленности решили поддержать чартистов. 2 мая 1842 года их делегаты передали в палату общин новую петицию, под которой было собрано более трех миллионов подписей. К требованию о введении всеобщего избирательного права для мужчин там прибавились жалобы рабочих на все ухудшавшиеся условия жизни. Из-за спада производства на многих предприятиях им урезали зарплату. Но заседающие в палате общин джентльмены остались равнодушными к проблемам рабочих. Подавляющим большинством голосов они отклонили их петицию.

А между тем Пиль был весьма озабочен тем, чтобы текстильная промышленность вновь начала набирать обороты, и убедил королеву и принца оказать ему в этом деле содействие. Было объявлено, что на прием по случаю крестин Берти дамы должны явиться в платьях, украшенных английским кружевом, и в кашемировых шалях местного производства. Было решено устроить во дворце большой костюмированный бал, чтобы дать работу жителям Спиталфилдса, одного из беднейших кварталов в восточной части Лондона. Две тысячи гостей должны были нарядиться в костюмы эпохи Плантагенетов. Накануне бала Виктория писала Леопольду: «Для подготовки всего этого надо было столько шелка, шитья, корон и еще бог весть чего, что мне, всегда ненавидевшей заниматься своими туалетами, очень быстро все это порядком надоело».

На один лишь вечер Альберт присвоил себе титул короля Англии. Он нарядился Эдуардом III, который учредил орден Подвязки и победил французов в битве при Креси [27]27
  В 1346 г. во время Столетней войны.


[Закрыть]. Что дало повод для сарказма парижским газетам, советовавшим Луи Филиппу тоже устроить бал и явиться на него в костюме Вильгельма Завоевателя. «Это никак не улучшит наши отношения с французами!» – в ярости воскликнул министр иностранных дел. А Виктория предстала в образе королевы Филиппы, спасшей от расправы жителей Кале [28]28
  В 1350 г. англичанам сдался после длительной осады Кале. Эдуард III потребовал выдать ему шестерых самых авторитетных граждан города. Они явились к нему в рубище, с веревками на плечах, готовые своей жизнью спасти Кале от разграбления, но король внял уговорам жены и некоторых советников и помиловал этих людей.


[Закрыть]. В Лондоне, где был выставлен на всеобщее обозрение ее костюм с золотым плащом и малиновой бархатной юбкой, чартисты пришли в негодование. В своей петиции они уже критиковали цивильный лист Альберта. А теперь возмущались тем, что на украшение маскарадного костюма королевы пошло драгоценных камней на сумму в 60 тысяч фунтов стерлингов. Кое-кто из приглашенных на бал брал драгоценности напрокат, отдавая за это по 150 фунтов стерлингов. Подобное расточительство, демонстрируемое в тот момент, когда бедняки умирали от голода, было шокирующим. Раздосадованная королева писала дядюшке Леопольду: «Добрые намерения приводят порой к самым что ни на есть плачевным результатам».

Не этот ли неудавшийся маскарад спровоцировал новую волну покушений? В воскресенье 29 мая Виктория и Альберт возвращались в открытой коляске с богослужения, когда Альберт увидел какого-то «хулигана», наставившего на них пистолет. Но лошади бежали вперед, и никто больше ничего не заметил, лишь вечером один из форейторов признался, что тоже видел в парке человека, целившегося в королевский экипаж. Он даже услышал, как тот воскликнул: «Какой же я дурак, что не выстрелил!»

Альберт рассказал эту историю Пилю, и они разработали тайный план, целью которого было спровоцировать злоумышленника на новое покушение, чтобы попытаться захватить его на месте преступления. На следующий день Виктория и Альберт должны были выехать из дворца без обычной свиты из придворных дам, чтобы не подвергать их ни малейшему риску. Полицейским в штатском предписывалось занять позиции за деревьями парка на всем пути следования королевской четы. Два верховых должны были сопровождать их коляску, держась к ней как можно ближе. Никого при дворе не посвятили в этот план. Леди Портман даже обиделась, что королева не взяла ее как обычно с собой на прогулку.

Вчерашний стрелок со своим пистолетом был там, на том самом месте, где двумя годами ранее королевская чета пережила самое первое покушение. «Можешь представить, как не по себе нам было», – писал Альберт брату. Злоумышленник был немедленно арестован и препровожден в министерство внутренних дел. Им оказался столяр-краснодеревщик по имени Джон Фрэнсис, сын рабочего сцены из театра «Ковент-Гарден». «Он показался мне довольно симпатичным, ему около двадцати лет, и он никакой не псих, а скорее, наоборот, большой хитрец. Мне было совсем не страшно. Слава Богу, мой ангел не пострадал!» – писала Виктория дяде Леопольду. Фрэнсиса приговорили к смертной казни, но 1 июля ее заменили пожизненной каторгой в связи с тем, что следствию не удалось доказать, что его оружие было заряжено.

Спустя два дня произошло новое покушение и опять в тот момент, когда королева с супругом возвращались во дворец из церкви. Покушавшемуся удалось убежать. Его поймали только вечером. Пистолет его был заряжен бумагой, табаком и небольшим количеством пороха. Пиль немедленно прибыл во дворец и разрыдался прямо на глазах у королевы, живой и невредимой. Принц был категоричен, объясняя эти покушения «распространением демократических и республиканских идей и разнузданностью прессы».

Эти события никак не повлияли на действия чартистов. Их выступления захлестнули Галифакс, текстильную столицу Йоркшира, где зарплаты рабочих были снижены на двадцать процентов. Правительство направило туда войска. Солдатам пришлось вступать в переговоры с забастовщиками, чтобы освободить себе проезд и получить возможность вывезти арестованных зачинщиков беспорядков. Правительство, встревоженное сложившейся в стране ситуацией, отменило свои каникулы и, несмотря на жуткую жару, осталось в Лондоне.

Стачечное движение пошло на убыль лишь в конце августа 1842 года, когда О’Коннор через свою газету «Northern star» [29]29
  «Северная звезда» (англ.).


[Закрыть]дал команду прекратить забастовки, чтобы рабочие могли «подкормиться». Благодаря принятым Пилем мерам, способствующим увеличению экспорта, промышленное производство в стране начало оживляться и часть хозяев прекратила снижать зарплаты рабочим на своих предприятиях. Чартистская угроза, так напугавшая правительство и королевский двор, казалось, отступила.

29 августа Виктория и Альберт отбыли в Шотландию. Королева давно хотела увидеть это королевство, присоединенное к британской короне сто пятьдесят лет назад. Опасаясь волнений, все еще не затихающих на севере Англии, Пиль согласился на эту поездку при условии, что королевская чета отправится в путешествие по морю. Оставив детей дома, королева и принц поднялись в Вулидже на борт яхты «Ройял Джордж». «Какое счастье оказаться единственными пассажирами на корабле!» – воскликнула Виктория.

Капитаном этого корабля был внебрачный сын Вильгельма IV – неунывающий Адольф Фицкларенс. Королева ужинала вместе с офицерами и даже учила их современным танцам. К сожалению, Северное море постоянно штормило, так что плавание нельзя было назвать приятным. Именно на этой старой яхте, в то время носившей название «Ройял Соверен», герцог и герцогиня Кентские пересекли в 1819 году Ла-Манш, спеша прибыть в Англию до рождения их дочери. Тяжелое и неповоротливое парусное судно с трудом справлялось с разгулявшимися волнами. На помощь яхте выслали два парохода, и те взяли ее на буксир. Альберт, который никогда не любил море, и Виктория, бывшая на первом месяце новой беременности, плохо переносили качку, усугублявшуюся тем, что буксирующие яхту пароходы двигались несинхронно: «Как это утомительно и неприятно! Мы целый день провели на палубе, лежа в креслах: вечером волнение на море усилилось, и я почувствовала себя совсем плохо». Следующая ночь была не лучше, но королева уже могла разглядеть шотландский берег – «прекрасный, но мрачный, скалистый, дикий и голый, совсем не похожий на наше побережье». К Эдинбургу они подошли с большим опозданием, когда уже стояла глубокая ночь. Это вынудило королевскую чету, и без того измученную морской болезнью, провести и эту ночь на борту корабля.

В восемь часов утра королева потребовала, чтобы их высадили на берег. Поднялась жуткая паника. Члены комитета по приему высоких гостей, напрасно прождавшие их накануне, не смогли вовремя прибыть в порт. Мэр Эдинбурга с ключами от города появился там уже после того, как ее величество сошла на берег, так что ему пришлось догонять ее кортеж и пристраиваться к нему в хвост на дороге к замку Далкейт, где Викторию и Альберта ждал в гости герцог Бакли.

Шотландцы не были избалованы королевскими визитами. Один лишь Георг IV посетил в свое время Эдинбург. Мэр Перта засыпал королевскую протокольную службу вопросами. С какой стороны должна сидеть в карете королева? «С правой». Где должны ехать кареты сопровождающих королеву официальных лиц – спереди или сзади кареты ее величества? «Сзади». Какое колено следует преклонять перед королевой? «Правое». Следует ли преклонять колена, вручая королеве ключи от города? «Да, это желательно». Эдинбургские газеты опубликовали следующее официальное сообщение: «Королева будет принимать леди и джентльменов, желающих засвидетельствовать свое почтение Ее Величеству, в пятницу 2 сентября в замке Холируд. Дамам шлейфы и перья не обязательны. Джентльменам быть в парадной форме».

Опасаясь покушений, королеву возили по Эдинбургу со скоростью, на какую только были способны лошади. Но это не помешало Виктории с трепетом прикоснуться к старинной книге, в которой она оставила свою подпись под росчерками пера Якова I и Карла I, а также постоять перед замком, откуда бежала «несчастная королева Мария», и под окном, из которого выбросили труп Якова II [30]30
  Имеется в виду король Шотландии, правивший в 1437—1460 гг.


[Закрыть]. В замке Стерлинг она с восторгом узнала, что тамошний дворецкий когда-то служил под началом ее отца.

Поросшие вереском холмы, тихие воды озер и звуки шотландских волынок напомнили ей оперу Доницетти «Лючия ди Ламмермур», написанную по мотивам романа Вальтера Скотта, ее любимого писателя, с которым она познакомилась в девять лет и которого перечитывала, плывя сюда на корабле.

Один из богатейших людей Шотландии лорд Бредалбейн устроил королеве сказочную встречу перед своим замком Теймут, сложенным из серого гранита: «Это было непередаваемое зрелище. Горцы в национальных одеждах выстроились перед домом, во главе их стоял сам лорд Бредалбейн в окружении музыкантов с волынками в руках. Ружейный салют, восторженные крики толпы, живописные костюмы, красота окружающего пейзажа с поросшими лесом горами на заднем плане – все это было потрясающей декорацией для разворачивающегося перед нами незабываемого действа. Мы словно перенеслись в Средние века, наверное, именно так какой-нибудь крупный феодал принимал у себя свою государыню. Все было обставлено с королевской пышностью. После ужина в прилегающих к замку садах включили иллюминацию и на земле загорелась надпись, выложенная фонариками: “Добро пожаловать, Виктория и Альберт”». На следующий день королева поднялась на двадцать пять километров вверх по реке на легком гребном судне. Матросы, сидевшие на веслах, пели ей кельтские песни. На берегу ее ждал роскошный пикник. Продолжилось путешествие в карете по розово-коричневой песчаной равнине в лучах заходящего солнца.

Королеву очаровали местные красавицы с развевающимися на ветру волосами, которые они не прятали под головные уборы. Здесь, на просторах Шотландии, она и сама вдруг почувствовала себя свободнее. В деревнях никто не узнавал в ней королеву. Какая-то женщина налила ей молока и протянула кусок хлеба, другая подарила букетик цветов. Никогда еще она не соприкасалась так близко с людьми из народа. Их простота понравилась ей. В своем дневнике она зарисовала хижины, «очень низкие, закопченные и пропахшие торфом, которым топили очаг», и крестьянку, «моющую в речке картошку, подоткнув подол платья выше колен». На завтрак она ела кашу из овсяных хлопьев и копченую пикшу. Принц разделял ее восторги. Город Перт напомнил ему Базель, а леса Бирнама – его любимую Тюрингию, он был потрясен удивительным сходством шотландцев и немцев.

«Королева покидает Шотландию с чувством глубокого сожаления, что ее визит заканчивается так быстро», – сказала Виктория в день своего отъезда. В обратный путь они отправились на пароходе, поскольку даже речи не могло быть о том, чтобы они вновь поднялись на борт яхты «Ройял Джордж». В 1838 году между Англией и США уже начал курсировать первый пароход. И королевская чета решила построить для себя новую яхту – на паровом ходу и со всеми удобствами.

Любопытное совпадение: в тот самый момент, когда Виктория на Северном море страдала от морской болезни, у берегов Китая экипаж «Корнуоллиса» в полном составе пил за здоровье королевы. Двадцать один пушечный выстрел был произведен в честь победы в опиумной войне. Англичане и китайцы только что подписали в Нанкине договор, позволяющий Великобритании вновь заниматься в Китае контрабандой наркотиков. Больше всех этому радовался лорд Пальмерстон, главный виновник этой постыдной и несправедливой войны.

Конфликт этот начался в марте 1839 года, когда представитель китайского императора в Кантоне мандарин Линь Цзэсюй направил «иностранным варварам» ультиматум, согласно которому они должны были сдать ему весь имеющийся у них опиум, за нарушение же ультиматума им грозил разрыв торговых отношений с Китаем. Мандарин собирался даже казнить «одного-двух» нарушителей. С 1830 года по китайским законам курение и продажа опиума были запрещены и карались смертной казнью.

Это совершенно не мешало проникновению на китайский рынок опиума из Индии. Монополия в этой торговле принадлежала Ост-Индской компании. В обмен на опиум из Китая вывозили чай и шелк. Этот доходный промысел Веллингтон считал совершенно необходимым для процветания Британской империи. Кстати, в Англии употребление наркотиков было разрешено. На прилавках всех бакалейных лавок королевства стояли бутылки с лауданумом [31]31
  Шафранно-опийная настойка. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Этот препарат коричневого цвета, изготовляемый на основе опиума, имел самое широкое применение. Беднякам он заменял алкоголь, поскольку стоил гораздо дешевле. Матери давали его младенцам в качестве снотворного, чтобы те спали, пока они были на работе. Богачи, в том числе и королева, использовали его как лекарство. А люди творческих профессий, к которым принадлежали Вальтер Скотт и Диккенс, с его помощью погружались в грезы.

Самым крупным торговцем опиумом был английский подданный и большой друг Пальмерстона Уильям Джардин. Он потребовал от министра иностранных дел, чтобы в ответ на китайский ультиматум Англия немедленно начала военные действия. Джардина не устраивали действия представителя британской короны в Китае капитана Эллиота, предпринимавшего там губительные для его промысла шаги.

Эллиот не одобрял торговлю опиумом, которая позорила Англию и грозила поставить под удар «легальную» торговлю. Он пообещал возместить убытки всем английским торговцам, согласившимся сдать китайцам весь опиум, привезенный ими в трюмах своих шхун. Линь Цзэсюй собрал пятнадцать тысяч тюков опиума. С большой помпой он отрядил пятьсот солдат и пятьдесят офицеров на выполнение особого задания: они должны были утопить весь этот опиум, смешав его предварительно с известью. В течение трех недель китайцы приводили его приказ в исполнение. Это были горячие денечки с непрерывными церемониями, которые мандарин устраивал, чтобы испросить прощение у богов за то, что они оскверняют воды Южно-Китайского моря. Будучи уверенным, что английская королева пребывает в неведении, что ее подданные травят китайский народ, он направил ей послание, в котором умолял остановить контрабанду наркотиков, но послание это так никогда и не дошло до адресата.

Впрочем, Виктория не нуждалась в этом письме, чтобы узнать о махинациях с опиумом в Китае. В 1832 году парламент долго дискутировал по этому вопросу и пришел к тому же выводу, что и Веллингтон, заключающемуся в следующем: «Желательно сохранить этот столь важный источник доходов». А королева не имела привычки идти вразрез с интересами своей страны.

Через два месяца после уничтожения опиума Пальмерстон отправил к Кантону в бухту Коулун хорошо вооруженный английский флот, которому китайцам нечего было противопоставить. Эллиот, тут же изменивший свою позицию, приказал начать обстрел Кантона. Контрабанда опиума возобновилась и стала приносить еще большие барыши, чем прежде. Цена на опиум после операции по его уничтожению резко подскочила. Китайским торговцам в самое короткое время было поставлено восемь тысяч тюков наркотиков.

Следовало ли, как пообещал Эллиот, возместить убытки тем английским коммерсантам, чей товар был отправлен на дно морское неподкупным Линь Цзэсюем, или нет? Их потери составили 2 миллиона фунтов стерлингов. В апреле 1840 года в парламенте начались дебаты по этому поводу.

Духовенство в Англии поднялось против употребления наркотиков, и пасторы на проповедях призывали своих прихожан подписываться под составленными ими петициями. Им вторили и некоторые парламентарии. Двадцатидвухлетний депутат Уильям Гладстон громко возмущался: «Я могу утверждать, что подобной войны, столь несправедливой по своим причинам, столь расчетливо раздуваемой и покрывающей нашу страну таким позором, не было ни в прошлом, ни в настоящем... И пусть китайцев множество раз и при разных обстоятельствах заслуженно обвиняли в абсурдном фразерстве, чрезмерной гордыне и прочих крайностях, в данном случае, на мой взгляд, справедливость на их стороне. И в то время как они, варвары и нецивилизованные язычники, защищают ее, мы, просвещенные и цивилизованные христиане, попираем одновременно и справедливость, и религию».

Это были смелые, но бесполезные речи. Пальмерстон уже послал экспедиционный корпус к берегам Китая, чтобы заставить китайского императора самого возместить британским торговцам их потери. Англичане обстреляли остров Чжоушань вблизи Шанхая: «Китайцы вместо защиты выставили на берегу полотнища с изображением чудовищ, крылатых драконов и причудливо раскрашенных грифонов. А бравые англичане, вместо того чтобы прийти в благодушное настроение от такой легкой победы, грабили и опустошали беззащитный город словно крепость, павшую лишь после ожесточенного сопротивления. Эти герои-победители развлекались тем, что убивали детей». Затем английские и индийские войска взяли город Динхай. Британский флот двигался вдоль китайского берега и неумолимо приближался к широте Пекина.

Эллиот опять вступил с Линь Цзэсюем в переговоры, которые ни к чему не привели. Война вспыхнула с новой силой. Весной 1841 года Кантон был захвачен англичанами. Они грабили город, разоряли храмы, оскверняли кладбища и насиловали женщин. Выкуп, предложенный Китаем, оказался слишком маленьким, чтобы возместить ущерб всем пострадавшим английским коммерсантам, и многие из них, доведенные до банкротства, покончили жизнь самоубийством. Спустя месяц приступом был взят Шанхай, он также был разграблен и осквернен. Эта битва стала последней перед подписанием Нанкинского договора, положившего конец первой опиумной войне.

Естественно, о наркотиках стыдливо умолчали в этом договоре, по которому британским контрабандистам причиталась огромная компенсация, а также предоставлялась полная свобода торговли в Китае. Плюс ко всему Англии отошел Гонконг. Министр по делам колоний лорд Стэнли писал королеве: «Трудно переоценить моральное значение этих побед не только в Азии, но и во всей Европе... В Китае кровопролитию положило конец подписание договора, который устанавливает здесь такую власть Вашего Величества, какой доселе не имела ни одна иностранная держава, власть эта нисколько не меньше власти самой китайской империи, которая обязалась выплатить английским коммерсантам компенсацию за прошлое, обеспечить безопасность в будущем и предоставить им полную свободу торговли на территории Китая в таких масштабах, что сейчас просто невозможно оценить ее размах в будущем».

Праздничный фейерверк озарил лондонские парки и Тауэр. Поставки индийского опиума в Китай вскоре выросли с трех тысяч тонн до пяти с половиной. Китайцы умоляли англичан уничтожить плантации садового мака в Индии. Но Поттинджер, сменивший Эллиота, лицемерно заявил, что это было бы злоупотреблением властью со стороны британского правительства. И шхуны вновь засновали туда-сюда со своим смертоносным грузом.

«Мы посетили “The Queen” [32]32
  «Королева» (англ.).


[Закрыть], это великолепный корабль. Я считаю, что его мощные деревянные борта символизируют наше величие, и горжусь тем, что ни одна другая держава не имеет такого флота, как наш», – писала Виктория дяде Леопольду в марте 1842 года. Ее дядя Вильгельм IV, долгие годы отдавший морю, говорил: «Все моряки почтут за счастье сражаться за свою юную королеву». Британский флот одерживал победы не только у берегов Китая, но и в Новой Зеландии, Канаде, Африке и Новой Гвинее... Лишь горы Афганистана остановили победное продвижение английских войск. Жестокое поражение англичан под Кабулом, потерявших там двадцать тысяч своих солдат, нарушило все их планы закрепиться в Средней Азии и, главное, создать буферную зону между Россией и их индийскими владениями.

Индия с ее плантациями чая, кофе и мака, с ее рубинами и алмазами, ценной древесиной и шелком по праву считалась «жемчужиной» британской короны. С незапамятных времен экспорт был основной статьей дохода индийской экономики. Индия поставляла на мировой рынок свои природные богатства, а иностранцы платили ей золотом и драгоценными камнями. С течением времени во дворцах и сундуках индийских правителей скопились сказочные сокровища.

В начале XIX века Артур Уэлсли, брат Веллингтона, завершил колонизацию Индии, отдав ее на откуп Ост-Индской компании. Он призвал туда будущего героя Ватерлоо, который прославился, одержав там свои первые победы. С тех пор территориальные владения Ост-Индской компании концентрировались вокруг трех городов: Калькутты, Бомбея и Мадраса. Рядом с ними продолжали существовать сотни маленьких и больших независимых княжеств. Их правители назывались магараджами. Они сохраняли свою автономию и суверенитет. Вместо того чтобы аннексировать их земли, англичане сочли более выгодным для себя подписывать с ними договоры об установлении дипломатических отношений, как это делал до них Дюплекс, пока его по глупости не отозвали во Францию.

Ост-Индская компания имела монополию на вывоз соли, табака, семян арековой пальмы [33]33
  Арековая пальма широко культивируется в тропиках Азии, в том числе и в Индии, ради семян, так называемых «орехов бетеля», содержащих ареколин и другие алкалоиды и применяемых в медицине и ветеринарии. (Прим. пер.)


[Закрыть], тканей. С появлением пароходов расстояния сократились. Оборотистые предприниматели сколачивали в Индии громадные состояния и строили там роскошные виллы в колониальном стиле с мириадами слуг и всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами: креслами-качалками, кроватями под балдахинами, вентиляторами, аккуратно подстриженными лужайками, цветниками из роз и индийской гвоздики...

Англичане охотились там на тигров, сидя на спинах слонов, играли в белых костюмах в крикет и придумали поло. Они строили школы и по воскресеньям учтиво приветствовали друг друга на выходе из протестантской церкви. В 1830 году лейтенант Лич, проходивший службу в инженерных войсках в Бомбее, издал первую грамматику Пенджаба, а спустя пять лет миссионеры раздали сикхам пятнадцать тысяч экземпляров Нагорной проповеди.

Они привозили в Лондон роскошные ювелирные изделия и черных слуг, превращенных ими в рабов. За сумасшедшие траты этих нуворишей, вкладывающих целые состояния в развитие железных дорог и промышленности, стали называть «набобами». Именно они заложили основы экономической мощи Британской империи.

Чтобы лучше контролировать Ост-Индскую компанию, английское правительство стало постепенно прибирать ее к своим рукам. Ее «управляющий», отныне назначаемый правительством, проводил политику аннексии индийских земель и экспроприации ценностей к вящей выгоде английского королевства и ее величества. Видя эти сказочные богатства, ежегодно поступающие в ее казну, Виктория, которую имамы и магараджи задарили изумрудами и кашемировыми шалями, как-то не удержалась и воскликнула: «Индия должна принадлежать только мне!»

А Персия находилась под опекой русского царя. В 1840 году и эмир Афганистана решил, в свою очередь, заключить союз с Россией. Неприятная перспектива для англичан! Отныне они оказывались лицом к лицу с русскими. Лорд Окленд решил организовать карательную экспедицию в Кабул, дабы свергнуть неугодного англичанам тамошнего правителя и посадить на трон более сговорчивого. Но эта операция обернулась для англичан крахом. Впервые за время правления Виктории они отступили в Индии.