Текст книги "Духовное ружье"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

17

Человек, почти идол, с почти выгравированными, каменно отчетливыми чертами лица. Он склонился над Ларсом. На нем была с иголочки униформа, включая полный набор разноцветных медалей.

– Он уже пришел в себя, – сказал он.

Двое медицинских работников стояли в нерешительности. На них были простые белые, до пола халаты. Ларс увидел институтское, невероятно дорогое оборудование для экстренных случаев, огромные пыхтящие машины со шлангами и индикаторами и самообеспечивающие приборы, все в жутком действии. В воздухе пахло ионизацией – очень положительной – и химикатами. Он увидел стол, на котором покоился инструментарий: один из инструментов он узнал. Его использовали при проведении немедленных трахеостазий.

Но этим советским медикам не пришлось пользоваться им. Ларс вовремя пришел в себя.

Монитор, понял он. Спрятанный в стене, постоянно записывающий аудио– и видеоматериал. Наблюдавший за всем в своих зловещих скрытых целях. Он был свидетелем его обморока, и с его помощью была вызвана и вовремя подоспела помощь.

Добраться до ванны оказалось недостаточным.

Обратившись к широкоплечему, в униформе с накрахмаленным воротничком, увешанному медалями офицеру Красной Армии, он произнес:

– Майор Гещенко?

– Да, мистер Ларс. – Теперь, когда он почувствовал облегчение, лицо майора стало каким-то резиновым и бледным. – Ваш блуждающий нерв. Что-то со спинным мозгом и особенно пищеводом, я не совсем понимаю. До этого было рукой подать, минута-две, и… Конечно же, в самом крайнем случае вас заморозили бы – и на самолет. Но…

Он махнул рукой. Ларс согласился:

– Близко было. Я чувствовал.

Только теперь он заметил Лилю Топчеву. Она, сжавшись, стояла у самой дальней стены, не сводя с него глаз.

– Вы думаете, что я сделала это нарочно? – спросила она.

Ее голос звучал издалека и был едва слышен. Какое-то мгновение ему казалось, что это его воображение, но потом он понял, что она действительно задала ему этот вопрос. И понял ответ. Он знал правду. Но вслух, чтобы защитить ее, Ларс произнес:

– Случайность.

– Да, – почти теряя сознание, ответила Лиля.

– Я думаю, мы все понимаем это, – сказал майор Гещенко, и в его голосе почувствовалось раздражение. – Аллергическая реакция.

Ей верят? Ларс был удивлен. Человек такой профессии? Или тут что-то, чего я не должен знать?

Нет, сэр, подумал он, вас не обманешь. Вы профессионал. Даже я могу отличить случайность от преднамеренности. А это действительно случилось. Она сделала попытку, а потом испугалась, потому что это могло стать и ее концом. Должно быть, она поняла, когда увидела реальное действие наркотика, всю силу соматической реакции. Она просто еще маленькая и не могла всего предвидеть, думал Ларс.

Но почему, спросил он себя? Страх, что я займу ее место? Или страх совершенно иного рода?

Гораздо более рациональный страх.

Обращаясь к Лиле, Ларс произнес:

– Это оружие…

– Да, – она яростно кивнула.

– Вы думали, что это придет, – сказал он. – С нашей помощью, как они и надеялись.

– Это было бы слишком, – ответила она. Он понял.

– Раньше, еще до Протоколов… Когда еще не было сделки. Не было надувательств. Когда все было настоящим…

– Это возвращалось, – зашептала Лиля как в бреду. – Я почувствовала, как только увидела вас. Вместе мы сделаем это, и это будет, и никто не сможет это изменить. Мы в нашем расширенном сознании, куда нет им доступа, даже с помощью мескалино-псилоцибино-псилоцибо-мексикана-строфария-кубенсис-д-лусергической кислоты диэтиламида. Всего вместе. Они не могут следить за нами. И они знают это.

Зло, громко, почти срываясь на крик, майор Гещенко сказал ей:

– Спутники! Три штуки! Ты слышишь меня? А будет еще четвертый, и пятый, и нам тогда конец!..

Лиля ответила спокойно, но с каким-то глубоким надрывом:

– Я слышу. Вы, конечно, правы.

Обращаясь к Ларсу, Гещенко сказал горько и гневно:

– Без сомнения. – Он внимательно посмотрел на Ларса, наблюдая его реакцию.

Ларс с трудом произнес:

– Вам никогда не придется волноваться обо мне или моем отношении к ней. С точки зрения эмоций, она ошибается. Я ясно вижу – почему вы всегда держали ее под таким наблюдением. Я это прекрасно понимаю. А сейчас мне необходим доктор Тодт…

– Он будет здесь через несколько минут, – заверил его майор. – И он будет при вас постоянно, и таким образом у нее не будет больше возможностей для других психотических ударов, чтобы защитить себя от воображаемых атак. А если желаете, один из наших медиков может оказывать помощь…

– Тодта будет достаточно, – сказал Ларс и сел.

– Будем надеяться. – Голос Гещенко звучал так, словно он уже распорядился о погребении. – В любом случае, вам виднее. – Затем, обращаясь к Лиле: – А ты можешь быть привлечена к суду.

Она ничего не ответила.

– Я хотел бы попытаться, – сказал Ларс. – Я бы хотел продолжать работать с ней. Ведь мы, по правде говоря, еще и не приступали. Мы начнем прямо сейчас. Я думаю, что это требование теперешней ситуации.

Дрожащими руками, не говоря ни слова, Лиля Топчева снова зажгла свою сигарету. Избегая его взгляда, уставившись на коробок спичек в руке, она выдохнула серый дым.

И тогда Ларс понял, что еще очень долго не сможет доверять ей. И даже не сможет понять ее.

– Скажите, – обратился он к майору. – У вас хватает полномочий запретить ей курить? Мне тяжело дышать.

Два одетых в простые плащи квбиста немедленно шагнули к Лиле.

Она вызывающе бросила сигарету на пол.

В комнате стало очень тихо. Все смотрели на нее.

– Она никогда не поднимет ее, – сказал Ларс, – вы можете ждать сколько угодно.

Один из квбистов наклонился, поднял сигарету и бросил ее в ближайшую мусорницу.

– Но я буду работать с вами, – сказал Ларс. – Вы понимаете меня? – Он напряженно всматривался в лицо девушки, стараясь определить, о чем она думает и что чувствует. Но ничего не увидел. Даже профессионалы вокруг него, казалось, не видели никаких симптомов. Она ускользает от нас, подумал Ларс. Придется идти дальше, основываясь лишь на этом. И все наши жизни в ее детских руках.

О Боже, сказал он сам себе. Ну и каша!

Майор Гещенко помог ему подняться. Все в комнате старались быть полезными, мешая друг другу в молчаливой суете, что в другое время показалось бы Ларсу просто забавным. Майор отвел его в сторону на пару слов.

– Вы понимаете, почему мы смогли так быстро добраться до вас?

– Она показала мне, – сказал Ларс.

– И вы понимаете, почему они были установлены?..

– Мне все равно, почему они были установлены.

– Она будет работать, – заверил его Гещенко. – Мы знаем ее. По крайней мере, мы сделали все возможное, чтобы научиться предсказывать ее действия.

– Но этого вы все-таки не предусмотрели.

– Мы не считали, – сказал Гещенко, – что легкая подготовка к ее мозговому метаболизму будет токсичной для вас. И мы совершенно теряемся в догадках, откуда, она знала об этом, если только просто не догадалась.

– Не думаю, что она просто угадала это.

– Проходят ваши медиумы предварительную подготовку?

– Может быть, – ответил Ларс. – Она все еще в клиническом состоянии?

– Вы имеете в виду, психически? Нет. Она безрассудна, она полна ненависти, она не любит нас и не хочет сотрудничать. Но она не больна.

– Попробуйте отпустить ее, – предложил Ларс.

– Отпустить? Куда?

– Куда угодно. Освободите ее. Уйдите от нее. Оставьте ее. Вы не понимаете, да? – Это было совершенно очевидно – Ларс просто даром терял время. Но он попробовал еще раз. Человек, к которому он обращался, не. был ни идиотом, ни фанатиком. Гещенко просто прочно увяз в действительности. – Вы знаете, что такое «фуга»?

– Да. Это значит – смыться.

– Дайте ей бежать, пока она не добежит. – Он замолчал.

Насмешливо, но с мудростью возраста, не ограниченной советской действительностью, Гещенко спросил:

– Куда, мистер Ларс? Он ждал ответа. Ларс упрямо сказал:

– Я хочу вместе с ней сесть и начать ту работу, которую мы должны сделать. Несмотря ни на что. Это не должно вызывать задержек, потому что они будут только пробуждать в ней тенденции к сведению на нет всех возможных попыток к сотрудничеству. Поэтому уберите всех и дайте мне поговорить с моим врачом.

Доктор Тодт сказал Ларсу:

– Я хочу сделать вам мультифазу, прямо сейчас. Ларс положил руку на плечо Тодта:

– Нам с ней надо работать. Мы пройдем тестирование как-нибудь в другой раз. Когда я вернусь в Нью-Йорк.

– «De gustibus», – фанатично. произнес высокий, мрачный, длинноносый доктор Тодт, – «поп disputandum est».[3]3
  О вкусах не спорят (лат.).


[Закрыть] Я думаю, вы сумасшедший. Они скрывают формулу этого яда, и мы не можем проанализировать его. Только Господь Бог знает, что оно с вами сотворило.

– Оно не убило меня, и нам придется довольствоваться этим. Но все-таки ухо востро во время наших трансов. И если есть какие-нибудь измерительные приборы, чтобы навесить на меня…

– Конечно. Я постоянно буду держать наготове электроэнцефалограф и кардиограф. Но только для вас. Не для нее. Пусть они за нее отвечают. Она не мой пациент. – Невероятно ядовито Тодт добавил: – Знаете, что я думаю?

– Что мне надо бы вернуться домой, – сказал Ларс.

– ФБР может забрать вас…

– У вас есть капсулы эскалатиума и конджоризина?

– Да, и слава Богу, что вы не собираетесь делать инъекции. Это первое разумное решение.

Тодт вручил ему два маленьких бугристых конвертика.

– Я не собираюсь делать инъекции. Они могут только усилить эту чертову отраву, что она дала мне.

Ларс решил, что достаточно предостерег себя. Он еще долго не будет принимать даже те наркотики, с действием которых знаком. Или считает, что знаком.

Подойдя к Лиле Топчевой, он остановился. Она спокойно ответила на его взгляд.

– Ну, – сказал он примирительно. – А вместо двух ты могла бы мне дать четыре. Было бы еще хуже.

– О, черт, – трагически воскликнула она. – Я сдаюсь. Нет никакого выхода из этого идиотского смешения наших умов, разве не так? Придется мне прекратить быть индивидуальностью, как бы мало они мне ее не оставили. Были бы вы удивлены, мистер Ларс, если бы я запустила эти самые спутники? С помощью парапсихологического таланта, о котором никто не знает? Пока? – Она радостно улыбнулась. Эта мысль, кажется, понравилась ей, даже если это и было фантазией, едва ли правдивой. – Вас мои слова не пугают?

– Нет.

– Бьюсь об заклад, так я могу напугать кое-кого. Черт, если бы у меня был доступ к средствам массовой информации, как у вас! Может быть, вы смогли бы это сказать им, процитировать меня…

– Давай-ка начнем, – сказал Ларс.

– Если вы будете работать в унисон со мной, – тихо сказала Лиля. – я обещаю, что с вами что-то случится. Не надо продолжать. Пожалуйста.

– Нет. Доктор Тодт здесь.

– Доктор Мертвый.

– Что? – Ларс растерялся.

– Все верно, – раздался за его спиной голос Тодта. – Именно это значит мое имя по-немецки. Она абсолютно права.

– Я ее вижу, – сказала, чуть ли не напевая, будто бы про себя Лиля, – Я вижу смерть. Если мы будем продолжать.

Доктор Тодт протянул Ларсу полную чащку воды:

– Для ваших медикаментов.

Почти ритуально, как перед каждым трансом, Ларс проглотил один эскалатиум и один конджоризин. Проглотил, а не ввел внутривенно. Метод отличался, но он надеялся, что результаты будут такими же.

Сузив глаза и следя за ним, доктор Тодт сказал:

– Если формофан, который необходим ей, токсичен для вас и действует подавляюще на вашу симптоматическую нервную систему, очевиден вопрос: чем отличается структура вашего парапсихологического таланта от ее? И весьма сильно.

– Вы думаете, что мы не сможем действовать вместе?

– Вероятно, нет, – тихо ответил доктор.

– Я думаю, мы скоро узнаем.

Лиля Топчева, оторвавшись от дальней стены, где она стояла, подошла к нему й сказала:

– Да, мы узнаем.

Ее глаза ярко блестели.

18

Сэрли Г. Феббс достиг Фестанг-Вашингтона и был совершенно поражен, когда обнаружил, что, несмотря на самую последнюю превосходную коллекцию удостоверений, он не мог проникнуть внутрь.

Из-за враждебных неизвестных спутников, парящих в небе, были введены новые меры предосторожности, формальности и процедуры. Те, кто уже находился внутри, там и оставались. Сэрли Г. Феббс, тем не менее, был снаружи.

И там он и остался.

Сидя в центральном парке в мрачном оцепенении и угрюмо наблюдая за стайкой играющих детей, он спрашивал себя: «Неужели я прибыл сюда только за этим? Да ведь это же афера!»

Записывают тебя как сокома, а потом, когда им показываешь свое удостоверение, они его просто игнорируют.

Это не укладывалось в его голове.

А эти спутники, да ведь это просто предлог! – вдруг понял он. Эти ублюдки просто хотят сохранить монополию на власть. Любой, кто долго занимался изучением, человеческого ума и общества, как я, может сказать это с первого взгляда.

Что мне нужно, так это адвокат, подумал он. Самый крупный талант в области права, которого я бы мог нанять, когда захочу.

Единственное – не хотелось сейчас тратить деньги.

Тогда, может быть, обратиться в газеты? Но их страницы были полны кричащих, пугающих, сенсационных заголовков о спутниках. Никто из всей массы населения не обращал внимания ни на что другое, никто не думал об общечеловеческих ценностях и о том, что происходило с отдельными индивидуумами. Как всегда, ничего не знающий средний дуралей был полностью поглощен суматохой дня. Но только не Сэрли Г. Феббс. Но даже это не позволяло ему проникнуть внутрь кремля под Фестанг-Вашингтоном.

Древнее шатающееся привидение в чем-то, что оказалось при ближайшем рассмотрении латаной-перелатанной, выцветшей и застиранной, оборванной военной формой, приблизилось к нему. Оно медленно продвигалось к скамейке, на которой сидел Феббс, поколебалось, затем со скрипом опустилось рядом.

– Добрый день, – сказал старик ржавым скрипучим голосом. Он вздохнул, кашлянул, потер свои мокрые коричневатые губы тыльной стороной ладони. Феббс хрюкнул. Ему не хотелось разговаривать, особенно с таким оборванным пугалом. Ему место в доме ветеранов, сказал он про себя. Там он может надоедать таким же ночным вазам – старым высохшим приятелям, которым давно пора уже успокоиться в могиле.

– Посмотрите на этих деток. – Древний ветеран войны указал рукой, и Феббс, сам того не желая, взглянул туда же. – «Олли,

Олли, быки свободны». Знаете, что все это значит? «Все, все, отбивающая команда свободна». – «Ночной горшок» хмыкнул. Феббс застонал. – Это было еще задолго до вашего рождения. Игры не меняются. Самая лучшая игра в мире – это монополия. Играли когда-нибудь в нее?

– Мммммммм, – сказал Феббс.

– У меня есть доска для монополии, – продолжал старикан-ветеран. – Не с собой, конечно, но я знаю, где можно взять. В клубе. – Он снова указал пальцем, похожим на веточку дерева зимой. – Хотите поиграть?

– Нет, – отчетливо произнес Феббс.

– Почему нет? Это взрослая игра. Я все время играю, иногда по восемь часов в день. Я всегда покупаю самую дорогую недвижимость под конец – Парк, например.

– Я соком, – внезапно заявил Феббс.

– Это как?

– Высшее официальное лицо в Запад-Блоке.

– Вы военный человек?

– Едва ли. – Военный человек! Задница!

– Запад-Блоком, – сказал старикан, – командуют военные.

– Запад-Блок является экономическим и политическим образованием, огромная ответственность за эффективное функционирование которого лежит на плечах Правления, состоящего из…

– Теперь они играют в «снам», – сказал ветеран.

– Что?

– «Снам». Я помню это. Вы знаете, кем я был во время Великой Войны?

– Ну ладно. – Феббс решил, что пора уходить. В его теперешнем состоянии – когда ему отказали в его законном праве присутствовать на заседании Правления ООН-3 ГБ – он не был расположен слушать этот поток рассказов слабоумного, дрожащего представителя древних реликвий, одно время так называемых «героев».

– Я был главным в обслуге Б.Г.В., но форму носил. Мы были на самом рубеже. Видели когда-нибудь Б.Г.В. в действии? Одно из лучших тактических вооружений, но всегда доставляющее неприятности в отделе снабжения энергией. Один предохранительный резервуар и вся бронированная башенка выгорели дотла – вы, наверное, помните? Или это было еще до вас. Но нам надо было держать обратную связь подальше от…

– Хорошо, хорошо, – сказал Феббс, перекосившись от раздражения, поднялся и пошел прочь.

– Меня поразили рассыпные конусы, которые отскочили от системы мечевого клапана… – продолжал старый ветеран, когда Феббс уходил.

Великая Война, о Боже, подумал Феббс про себя. Какое-то незначительное восстание в какой-то колонии. Несколько шумных скандалов в день – и «Б.Г.В.»! Черт его знает, что это за жуткий сброс хлама, наверное, еще в ста первобытных сериях. Нужно сделать обязательной проверку операторов вместе с оружием. Это позор! Такой вот старый обрубок действительно расходует драгоценное людское время.

Так как его высидели из парка, он решил предпринять еще одну попытку проникнуть в кремль.

Теперь он говорил стоящему на посту охраннику:

– Это нарушение Конституции Запад-Блока. Да ведь там просто сборище кенгуру, если без меня! Ни одно их решение не будет иметь законной силы без моего голоса! Позовите вашего начальника, дежурного офицера! Говорю вам!

Часовой, как каменное изваяние, смотрел перед собой.

Внезапно над головой послышался звук огромного черного правительственного хоппера, собирающегося приземлиться на бетонном поле как раз за домиком часовых. В тот же момент часовой извлек видеоприемник-передатчик и стал отдавать приказы.

– Кто это? – спросил Феббс, снедаемый любопытством как целой армией муравьев.

Хоппер приземлился. И из него вышел… Генерал Нитц.

– Генерал! – завопил Феббс, его голос пронесся через охраняемый барьер, прямо к человеку в форме, который только что вышел из хоппера. – Я ваш товарищ! У меня есть бумаги, доказывающие, что я полномочный представитель Правления, соком, и я требую, чтобы вы использовали свой авторитет, чтобы меня пропустили, или я возбужу гражданское дело за постыдное нарушение и прочие чертовы вещи! Я еще не разговаривал с адвокатом, но я собираюсь сделать это, генерал! – Его голос замолк, а генерал Нитц удалялся, пока наконец не исчез в наземном сооружении, которое было лишь малой частью строений Фестанга.

Холодный ветер Вашингтона дул по ногам Феббса. Единственный звучащий голос принадлежал охраннику, отдававшему приказы в видеофон.

– Вот б…! – в отчаянии сказал Феббс.

Маленький ободранный прокатного типа хоппер подрулил к барьеру и остановился. Из него вышла женщина средних лет в старомодном, мрачных тонов матерчатом пальто. Подойдя к охраннику, она робко, но в то же время с определенной твердостью спросила:

– Молодой человек, как мне найти Правление ООН-3 ГБ? Меня зовут Марта Рейнз, и я только что была избрана сокомом. – Она порылась в своей сумочке, чтобы предъявить доказательства своего заявления.

Охранник опустил видеофон и кратко сказал:

– Никто с АА-классом или пропуском высшей категории не может быть пропущен, мадам. Чрезвычайное собрание по вопросам необходимой защиты назначено на 6 утра временной зоны 1.30 сегодня утром. Прошу прощения, мадам. – И он снова обратился к своему видеофону.

Феббс в задумчивости приблизился к немолодой женщине.

– Мисс, я в таком же позорном положении, что и вы, – сообщил он ей. – Нам отказали в наших законных прерогативах, и я всерьез обдумываю возможность грандиозной судебной тяжбы против ответственных за это партий.

– Это все из-за спутников? – тихо как мышь спросила Марта Рейнз. Но ее подозрения были почти такими же, как и его собственные. – Должно быть, это они. Все заняты только ими, и никто не думает о нас. Я проделала длиннейший путь из Портленда, Орегон, и это уже слишком для меня, я добровольно оставила свой магазинчик поздравительных открыток – передала его своей невестке, – чтобы исполнить свой патриотический долг. И вот полюбуйтесь! Они не собираются впускать нас – я это вижу! – Казалось, что она была больше озадачена, чем рассержена. – Это пятый вход, где я пытаюсь проникнуть, – объяснила она Феббсу, радуясь, что у нее нашлась сочувствующая аудитория. – Я уже была у ворот С, Д, потом даже у Е и Ф, а теперь здесь. И каждый раз они говорят одно и то же. Должно быть, они получили такие инструкции. – Она торжественно кивнула. Это было слишком ясно, как то не по-западблоковски ясно.

– Мы прорвемся, – сказал Феббс.

– Но если все эти…

– Мы найдем четырех других новоиспеченных сокомов, – решил Феббс. – И будем действовать сообща. Они не осмелятся отказать всем нам. Только разъединив нас, они смогут одержать верх. Я действительно сомневаюсь, что они пропустят всех шестерых, потому что тогда придется признать, что они проводят свои сессии по вопросам политики преднамеренно противозаконно. Я уверен, что если все мы вшестером отправились бы к этим автономным телерепортерам, вроде этого Счастливого Бродяги, и рассказали им все, они бы нашли время оторваться от этой болтовни по поводу этих спутников. И справедливость восторжествует!

Феббс уже видел несколько телерепортеров, с тех пор как появился здесь, у центральных ворот. Все информационные агентства были постоянно начеку и охотились за новостями о спутниках.

Все, что оставалось сделать, было найти остальных четырех сокомов.

Пока Феббс и Марта Рейнз стояли все так же, еще один гражданский наемный хоппер начал снижаться и внутри него сидел нервный, явно расстроенный молодой человек. Феббс интуитивно почувствовал, что это был очередной новоизбранный соком.

А когда мы все-таки проникнем вовнутрь, пообещал себе Феббс, мы их заставим побегать! Мы скажем этой заднице, генералу Нитцу, куда ему следует идти. Он уже ненавидел генерала… за то, что тот не обратил на него внимания. Нитц не знал, что все вот-вот изменится. Ему скоро придется услышать кое-что, как тогда, когда сенатор Джо Мак-Карти, великий американец прошлого века, заставил всех этих задниц слушать! В 1950-х отчитал их, и теперь Сэрли Феббс и пять других типичных сограждан, вооруженных абсолютными, даже дуракам понятными документами, подтверждающими их огромные полномочия как представителей двух миллиардов людей, собирались сделать то же самое!

Как только нервный молодой человек вышел из хоппера, Феббс целеустремленно кинулся к нему.

– Меня зовут Сэрли Феббс, – сказал он мрачно. – А эта леди – Марта Рейнз. Мы – только что избранные сокомы. Вы тоже?

– Ддда, – произнес молодой человек, с трудом проглотив слюну. – Я пытался пройти у ворот Е, и потом…

– Ничего, – сказал себе Феббс и почувствовал прилив энергии. Он заметил автономный телерепортер, который как раз направлялся к нему.

Полный благородного негодования, Феббс поспешил ему навстречу, за ним покорно потянулись новоиспеченные сокомы. Казалось, они радовались возможности спрятаться за его спину и предоставить говорить ему. Они нашли своего лидера.

И сам Феббс почувствовал, что переродился. Он уже не был человеком. Он был Духовной Силой.

Он чувствовал себя вполне в своей тарелке.