Текст книги "Многоярусный мир. Том 2. Сборник фантастических произведений"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

МНОГОЯРУСНЫЙ МИР

Филип Дж. Фармер
ЛИЧНЫЙ КОСМОС
книга 3

1

Под зеленым небом и желтым солнцем на черном жеребце с выкрашенной в малиновый цвет гривой и в голубой цвет хвостом, Кикаха скакал, спасая свою жизнь.

Сто дней назад, тысячу миль назад он покинул деревню Хровака – медвежьего народа. Устав от охоты и простой жизни Кикаха возжаждал вкусить, и более чем вкусить, – цивилизации. Более того, требовалось заточить нож его интеллекта, а у тишкетмоаков, единственного цивилизованного народа на этом уровне, было много такого, чего он не знал.

Поэтому он оседлал и нагрузил снаряжением двух лошадей, попрощался с вождями и воинами и поцеловал на прощание двух жен. Кикаха дал им разрешение взять новых мужей, если не вернется через шесть месяцев. Они же заявили, что будут ждать его вечно, на что Кикаха улыбнулся, так как то же самое они говорили и предыдущим мужьям перед тем, как те ускакали на тропу войны, да так и не вернулись.

Несколько воинов хотели проводить его через горы до Великих прерий. Он ответил «нет» и выехал один. Чтобы пробраться через горы, ему потребовалось пять дней. Один день был потерян, потому что за ним кралось двое молодых воинов из племени ваканг-ишуш.

Возможно, они не один месяц ждали в ущелье Черной Ласки, зная, что в один прекрасный день Кикаха будет проезжать здесь.

Из всех наиболее желанных скальпов сотни воинов пятидесяти народов Великих Прерий и граничивших с ними горных хребтов скальп Кикахи считался самым ценным.

По меньшей мере двести воинов предприняли индивидуальные усилия подстеречь его, однако ни один из них не вернулся живым.

Много военных отрядов поднимались в горы напасть на обнесенный частоколом форт Хровака на вершине высокого холма, надеясь захватить медвежий народ врасплох и снять с Кикахи скальп или голову во время боя. Самым близким к успеху был только большой набег полуконей называвшегося ошангстава. Повесть об этом набеге и уничтожении ужасных полуконей распространилась среди ста двадцати девяти племен прерий и пелась в их вигвамах Совета и типи вождей во время празднования Крови.

Двое ваканг-ишушей держались от своей добычи на почтительном расстоянии. Воины дождались, когда Кикаха разобьет лагерь на ночь. Они могли преуспеть там, где потерпели неудачу столько других, поэтому крались за ним осторожно и бесшумно, но красный ворон величиной с орла пролетел в сумерках над Кикахой и дважды громко каркнул.

Затем он пролетел над одним из спрятавшихся воинов, описал двойной круг, пролетел над деревом за которым пригнулся второй и снова описал двойной круг.

Кикаха, радуясь, что взял на себя труд обучать разумную птицу; улыбнулся, наблюдая за ней. Той ночью он всадил стрелу в первого, приблизившегося к его лагерю, а три минуты спустя – нож в другого.

У него возникло искушение отклониться от своего пути миль на пятьдесят и швырнуть копье с привязанными к нему скальпами воинов в середину стойбища ваканг-ишушей. Подобными подвигами он заработал имя Кикахи, то есть обманщика, и стремился поддерживать свою репутацию. Однако на этот раз дело казалось настоящим. Образ Таланака – города, являвшегося Горой, светился у него в голове как драгоценный камень над костром.

Поэтому Кикаха удовольствовался тем, что повесил два оскальпированных трупа на ветке вверх ногами. Он повернул голову своего жеребца на восток и таким образом спас жизнь нескольких ваканг-ишушей и, возможно, свою собственную. Кикаха много хвалился своей хитростью, быстротой и силой, но признавался себе, что не был непобедимым или бессмертным.

Кикаха родился под именем Пол Янус Финнеган в городке Терре-Хот, штат Индиана, на Земле, во вселенной по соседству с этой. (Все вселенные соседствуют друг с другом). Его до темна загорелую кожу украшали здесь и там медные пятнышки веснушек и более трех дюжин шрамов на теле и лице, варьировавшихся от легких до глубоких, а густые, волнистые, рыжевато-бронзовые волосы доходили до плеч и были заплетены в данное время в две косички.

Его лицо с ярко-зелеными глазами, курносым носом, длинной верхней губой и раздвоенным подбородком обычно имело веселое выражение.

Повязка из полоски львиной шкуры вокруг его головы обрамлялась направленными вверх медвежьими зубами, а с правой стороны ее было воткнуто черно-красное перо из хвоста ястреба. Выше талии он не носил никакой одежды, если не считать ожерелье из медвежьих когтей на шее. Пояс из расшитой бирюзовыми бусами медвежьей шкуры поддерживал пятнистые штаны из оленьей кожи, а мокасины на ногах были сделаны из кожи льва. По бокам на поясе висели ножны: одни для большого стального ножа, – другие для ножа поменьше, идеально сбалансированного для метания.

Седло было легкого типа, принятого недавно племенами прерий вместо одеял. Кикаха держал в одной руке копье, в другой поводья и опирался ногами на стремена.

Притороченные к седлу кожаные колчаны и ножны содержали разнообразное оружие, а на соединенном с седлом деревянном крючке висел небольшой круглый щит с нарисованной на нем головой рычащего медведя. В скатанном за седлом плаще из медвежьей шкуры находилось легкое походное кухонное снаряжение. На другом седельном крючке висела бутылка воды в плетенной корзине, обмазанной глиной.

Позади трусила вторая лошадь, несущая седло, кое-какое оружие и легкое снаряжение.

Кикаха не торопясь спустился с гор.

Хотя он тихо насвистывал мотивы этого мира и родной Земли, – беззаботности не проявлял. Его глаза обшаривали все вокруг, и поэтому он часто оглядывался.

Над головой желтое солнце медленно двигалось по дуге в безоблачном светло-зеленом небе. Воздух был наполнен ароматами распускающихся белых цветов, сосновых игл, а иногда и запахами кустов с пурпурными ягодами. Один раз проклекотал ястреб, и дважды он слышал урчавших в лесу медведей.

Кони, слыша это, пряли ушами, но не нервничали.

Они выросли вместе с ручными медведями, которых Кикаха держал в стенах деревни.

Вот так, настороже, но наслаждаясь, Кикаха спустился с гор в Великие Прерии.

Отсюда он мог видеть местность на большом протяжении, так как здесь был зенит 160-и мильного легкого изгиба сектора.

Путь, по которому проследует Кикаха на протяжении восьмидесяти миль вниз по склону, будет настолько пологим, что уклон будет почти незаметен. Затем надо будет переправиться через реку или озеро, и начнется почти невоспринимаемый подъем.

Налево, казалось, всего в пятидесяти милях, а на самом деле в тысяче миль находился монолит Абхарплунта. Он тянулся вверх на тридцать миль, а на вершине его находилась еще одна страна и еще один монолит. Там, наверху, располагалась Дракландия, где Кикаха был известен как барон Хорст фон Хорстман. Он не был там два года, и если бы вернулся, то оказался бы бароном без замка. Его жена, на том уровне, не могла примириться с его долгими отлучками, а потоку развелась с ним и вышла замуж за его тамошнего лучшего друга барона Зигфрида фон Лиобата.

Кикаха отдал им свой замок и отправился на самый любимый из всех ярусов – индейский уровень.

Лошади покрывали легким галопом милю за милей, а Кикаха высматривал признаки врагов. Он также наблюдал за животной жизнью, состоящей из зверей, известных на Земле, но вымерших там, и животных из других вселенных. Все они были привезены в эту вселенную Господином Вольфом, когда он был известен как Джадавин, а некоторые созданы в лабораториях дворца, что на вершине самого высокого монолита.

Тут паслись огромные стада бизонов редкого вида, все еще известного в Северной Америке, и гиганты – вымершие в американских прериях примерно десять тысяч лет назад. В отдалении маячили огромные серые туши мамонтов и мастодонтов с кривыми бивнями. Щипали траву несколько гигантских существ с большими головами, отягощенными множеством шишковатых рогов, и выступавшими из роговых губ изогнутыми зубами. Страшные волки, высотой по грудь Кикахи трусили вдоль стада бизонов и дожидались, когда какой-нибудь детеныш отобьется от матери. Еще дальше Кикаха видел кравшееся за скоплением высокой травы тело в черно-рыжую полоску и знал, что это – фелис отрокс, огромный безгривый четырехсоткилограммовый лев, скитавшийся некогда по травянистым равнинам Аризоны, надеявшийся поймать отставшего от матери мамонтенка или, наверное, питавшего какие-то слабые надежды задрать одну из пасшихся поблизости многочисленных антилоп.

В небе кружили ястребы и канюки. Один раз над его головой прошел гусиный клин и, крича, полетел дальше к рисовым болотам в горах.

В его сторону шло, покачиваясь, стадо неуклюжих длинношеих созданий, похожих на дальних родственников верблюдов, каковыми они и были. С ними шло несколько тонконогих детенышей, и именно их-то и надеялась задрать волчья стая, если старшие отвлекутся.

Повсюду царили жизнь и обещание смерти. В воздухе веяло сладостью. Ни одного человеческого существа не было в поле зрения. Вдали галопом мчался табун диких лошадей, возглавляемых великолепным чалым жеребцом. Повсюду виднелись звери прерий. Кикаха любил этот мир. Он был и опасным, и волнующим, и Кикаха думал о нем – как о своем мире, несмотря на тот факт, что этот мир создал и все еще владел им Вольф – Господь, а он, – Кикаха, вторгся сюда.

Но этот мир в некотором смысле принадлежал больше Кикахе, чем Вольфу, поскольку он, безусловно, пользовался его выгодами больше, чем Вольф, державшийся обычно во дворце на вершине самого высокого монолита.

На пятидесятый день Кикаха выехал к Большой Торговой Тропе. Тут не было дороги в обычном смысле слова, поскольку трава тут росла не менее густо, чем рядом, но каждую милю ее отмечали два деревянных столба, верхняя часть которых была вырезана в виде Ишкетламму, – Тишкетмоакского Бога торговли. Тропа тянулась на тысячу миль от границы империи Тишкетмоаков, петляя по Великим Прериям и касаясь разных полупостоянных торговых мест как в прериях, так и в горах. По тропе шли огромные фургоны с тишкетмоакскими товарами в обмен на меха, шкуры, травы, слоновую кость, плененных животных и человеческих пленников. Договор ограждал Тропу от нападения, и всякий, ехавший по ней, находился в безопасности, по крайней мере, теоретически, ко если он выезжал за пределы узкой тропы, отмеченной резными столбами, то становился законной добычей любого встречного.

Кикаха несколько дней ехал по тропе так как хотел найти торговый караван и узнать новости о Таланаке. Однако ему не попалось ни одного, и поэтому Кикаха покинул тропу, так как она уводила его от прямого пути в Таланак. Сто дней спустя после того, как он покинул деревню Хровака, ему снова встретилась тропа.

Поскольку она вела прямо в Таланак, он решил следовать по ней.

Спустя час после рассвета появились полукони.

Кикаха не знал, что они делали в такой близости от тишкетмоакской границы.

Наверное, они совершали набеги; потому что хотя и не нападали ни на кого на Большой Торговой Тропе, однако от них страдали окружавшие ее тишкетмоакские владения.

Какой бы не была причина их присутствия, полукони не должны были оправдываться перед Кикахой. Они, разумеется, сделают все, что в их силах, чтобы поймать его, поскольку он был их величайшим врагом.

Кикаха пустил двух своих коней в галоп. Полукони – в миле налево от него, рванули галопом в тот же миг, когда увидели, что Кикаха понесся вскачь. Они бегали быстрее, чем обремененный человеком конь, но Кикаха имел хорошую фору. Он знал что впереди, – в четырех милях находится аванпост, и что там он будет в безопасности, если сможет очутиться за его стенами.

Первые две мили он гнал своего черного жеребца с предельной скоростью. Тот отдал своему всаднику все, что мог. Со рта у него срывалась пена, грудь увлажнилась. Кикаха испытывал из-за этого нехорошие чувства, но, разумеется, не собирался щадить животное, если загнав коня, мог спасти собственную жизнь.

Кроме того, полукони все равно забили бы его лошадей на мясо.

Проскакав две мили, полукони приблизились достаточно близко для того, чтобы он мог определить их племя. Они принадлежали к шойшателям и разбойничали обычно в трехстах милях отсюда, неподалеку от Леса Деревьев со Многими Тенями. Они походили на кентавров из земных миров, но были крупнее а их лица и украшения не имели никакого отношения к Греции.

Их огромные, вдвое больше человеческих, головы с темными широкоскулыми лицами индейцев прерий украшали шляпы или повязки с перьями и заплетенные в одну—две косички длинных черных волос.

Вертикальное человеческое тело кентавра имело большой, похожий на меха орган, качавший воздух в пневматическую систему лошадиной части. Он вздымался и опадал под человеческой грудью, усиливая и без того странную и зловещую внешность полуконя.

Первоначально полукони были созданы Джадавином – Господом этой вселенной. Он сработал и вырастил тела кентавров в своих биолабораториях. Первых кентавров снабдили человеческими мозгами взятыми у скифских и сарматских кочевников с Земли и у некоторых ахейских и пеласгийских племен. Поэтому некоторые из полуконей все еще говорили на этих языках, хотя большинство давным-давно переняло язык какого-то индейского племени из прерий.

Теперь же шойшатели галопом упорно неслись за ним, почти уверенные, что враг находится в их власти. Почти, потому что опыт рассеял иллюзии многих жителей прерий, веривших, что Кикаху можно легко поймать или, поймав, удержать.

Шойшатели, хотя и жаждали взять его в плен живым, чтобы помучить, вероятно, намеревались убить его как можно скорее. Попытка взять его живым требовала сдержанности и деликатности с их стороны, а если они будут сдерживаться, то могут обнаружить, что Кикаха исчез.

Пересев на другую лошадь, – черную кобылу с серебряной гривой и хвостом, Кикаха побудил ее скакать во весь дух.

Жеребец отстал дрожа и тяжело дыша, его грудь покрылась белой пеной. И упал, когда полуконь проткнул его копьем.

Мимо Кикахи проносились стрелы, копья недолетев падали позади. Но он не потрудился ответить на стрельбу. Он пригнулся к шее кобылы и громко понукал ее. Вскоре, когда полукони подтянулись к нему, и стрелы с копьями стали ложиться ближе, Кикаха увидел на вершине невысокого холма аванпост, представляющий собою квадрат, построенный на вкопанных стоймя в землю заостренных бревнах, с выступающими с каждой стороны блокгаузами. На шесте посредине столба развивался тишкетмоакский флаг: зеленый, – с алым орлом, глотающим черную змею.

Кикаха увидел, как караульный на несколько секунд уставился на них, а потом поднял к губам конец длинного тонкого рога. Кикаха не мог расслышать сыгранной тревоги, потому что ветер дул от него, и грохот копыт стал слишком громким.

Изо рта кобылы хлестала пена, но она продолжала мчаться. И все-таки полукони приближались, а стрелы и копья пролетали в опасной близости. Одна из стрел была с тремя камнями, образовывающими треугольник смерти и едва не поразила его. В тот момент, когда ворота форта распахнулись, и оттуда вылетела тишкетмоакская кавалерия, кобыла под Кикахой споткнулась.

Она попыталась оправиться и преуспела, но Кикаха понял, что это было вызвано не усталостью, а стрелой, воткнувшейся в ее круп и пронзивший его под таким пологим углом, что головка стрелы опять вышла наружу. Очевидно, что она не могла долго протянуть.

Еще одна стрела вонзилась в тело кобылы как раз позади седла. Кобыла упала, и Кикаха выбросился из седла, когда она рухнула. Он попытался приземлиться и сразу побежать, но не смог и из-за скорости пару раз перекатился через голову.

Над ним нависла тень катившей его лошади. Она рухнула рядом и лежала, не двигаясь. Кикаха вскочил на ноги и побежал к тишкетмоакам.

Позади него торжествующе закричал полуконь.

Повернув голову, Кикаха увидел вождя в шляпе с перьями, с грохотом несшегося к нему, высоко подняв копье. Кикаха выхватил метательный нож, резко обернулся, принял стойку, и когда кентавр начал было бросать копье, метнул нож. Сразу же после того, как нож покинул его руку, он отпрыгнул в сторону. Копье прошло над плечом рядом с шеей.

Полуконь, с торчавшим из органа мехов ниже груди ножом, кубарем покатился мимо Кикахи. Кости лошадиных ног и хребет человеческой вертикальной части трещали от ударов. Затем над Кикахой в полу коней полетели копья. Одно из них сразило воина, думавшего, что он преуспеет там, где потерпел неудачу вождь. Он не доверял своему умению бросать, а намеревался пронзить Кикаху, вложив в удар весь вес своего пятисотфунтового тела.

Воин рухнул, Кикаха подобрал копье и швырнул его в лошадиную грудь ближайшего кентавра. Затем кавалерия, превосходившая в численности полуконей, проскакала мимо него, и началась свалка. Полуконей отогнали с огромными потерями для людей.

Кикаха сел на коня, потерявшего хозяина под ударом томагавка кентавра, и поскакал галопом вместе с кавалерией обратно к посту.

– Ты всегда приносишь с собой много бед, – сказал Кикахе командир аванпоста.

Кикаха усмехнулся:

– А признайся, ты ведь был рад волнению. Вы ведь умирали от скуки, верно?

Капитан усмехнулся в ответ.

Тем вечером к форту приблизился полуконь, несший шест с длинным белым пером цапли на конце. Чтя символ герольда, капитан отдал приказ придержать огонь. Полуконь остановился перед воротами и крикнул Кикахе:

– Ты снова сбежал от нас, Обманщик, но смерть ждет тебя! Не думай, что сможешь воспользоваться Большой Торговой Тропой и не опасаться нас! Мы будем чтить тропу: никого на ней полукони не тронут! Кроме тебя, Кикаха! Мы убьем тебя! Мы поклялись не возвращаться к своим вигвамам, к своим женщинам и детям, пока не убьем тебя!

– Ваши женщины возьмут других мужей! – Крикнул в ответ Кикаха. – А дети вырастут, не вспоминая о вас! Вам никогда не поймать и не убить меня, полуослы!

На следующий день прискакал сменный отряд, и получившие увольнительную кавалеристы поехали вместе с Кикахой в город Таланак. Полукони не появлялись, и после того, как Кикаха пробыл некоторое время в городе, он начисто забыл об угрозах шойшателей. Но скоро ему пришлось об этом вспомнить.

2

Река Ваткеткол начинается с речки, вытекающей из реки Гузирит в стране Хамшем или в Дракландии, на монолите Абхарплунта. Она протекает через густые джунгли до края монолита, а затем обрушивается через канал, проточенный водой в твердой скале. Долгое время река падает сплошной массой воды, затем, перед тем, как достигнуть подножья тридцатимильного монолита, становится водяной пылью. Тучи докатываются до монолита и скрывают брызги и пену от людских глаз. Подножье тоже было скрыто.

Те, кто пробовал зайти в этот туман, сообщили, что он все равно, что самая черная ночь, а влага через некоторое время становится сплошной водой. Туман простирается на одну—две мили от подножья и где-то там снова становится водой, а потом рекой. Поток протекает через узкий канал в песчанике, а дальше-расширяется. Затем на протяжении пятисот миль река петляет, выпрямляется миль на двадцать, а потом разделяется, обтекая твердые скалы гор.

По другую сторону горы воды реки вновь воссоединяется, резко поворачивают и текут шестьдесят миль на запад. Там они исчезает в огромной пещере и, надо полагать, стекают через сеть пещер вниз, внутрь монолита, на вершине которого находится Индейский уровень. Где затем река выходит на свет, знают только Орлицы Подарги, Вольф и Кикаха.

Обтекаемая рекой гора-остров была сплошной глыбой агата.

Когда Джадавин создал эту вселенную, он отлил гору из смешанного агата и нефрита в три тысячи высотой и примерно пирамидальной формы, в яблочно-зеленые, изумрудно-зеленые, коричневые, лиловые, желтые, голубые, серые, красные, черные и разные другие оттенки полосы. Джадавин поместил ее охладиться на краю Великих Прерий, а позже направил реку протекать вокруг подножья монолита.

Тысячи лет нефритовая гора оставалась нетронутой, если не считать приземлявшихся на ней птиц и рыб, болтавшихся у прохладного скользкого основания. Когда индейцев провели сквозь врата в этот мир, они наткнулись на нефритовую гору. Некоторые племена сделали ее своим богом, но кочевые народы не селились поблизости от нее.

Затем в этот мир, неподалеку от нефритовой горы, привели группы цивилизованных людей из древней Мексики. Случилось это, насколько мог вспомнить Джадавин, ставший позже Вольфом, приблизительно тысяча пятьсот земных лет назад. Недобровольные иммигранты могли принадлежать к цивилизации, названной последующими цивилизациями – ольмеками. Сами они называли себя тишкетмоаками. Они построили деревянные дома и деревянные стены по берегам к западу и востоку от горы и назвали гору Таланак. Таланаком они называли своего бога-ягуара.

Котчултя – буквально, дом бога или храм Тошкоуни, – божества письменности, математики и музыки, находился на полпути к вершине похожего на ступенчатую пирамиду города Таланак. Он выходил на улицу Смешанных Благословений и снаружи не выглядел впечатляюще большим. Фасад храма – изящное здание, высеченное в склоне горы – представлял собой птичье-ягуарово лицо Тошкоуни. Как и в остальной внутренней части горы, все пещеры, вся резьба, все барельефы были сделаны с помощью трения или бурения. Нефрит нельзя отколоть или расслоить, его можно пробуравить, но большая часть труда по созданию из камня красоты приходилась на трение. Трение порождает прекрасное и полезное.

Таким образом, черно-белый нефрит в этом районе истерли поколения рабов, применявших в качестве абразивов толченый корунд, стальные или деревянные инструменты. Рабы выполнили основную черновую работу, а потом за дело взялись художники и ремесленники. Тишкетмоаки утверждали, что форма похоронена в камне, и кажется правдой, что ее можно открыть – как в случае Таланака.

«Боги прячут, люди находят,» – говорили тишкетмоаки.

Когда посетитель вступает в храм через дверной проём, который, кажется, сжимается за ним кошачьими зубами Тошкоуни, он попадает в огромную пещеру. Она освещена солнечным светом, льющимся сквозь отверстия в потолке, и сотней бездымных факелов. За красно-белой нефритовой перегородкой высотой в пояс стоит хор одетых в черное монахов с выбритыми и окрашенными в алый цвет головами. Хор поет хвалы Повелителю Мира, – Олиммамлу, и Гошкоуни.

В каждом из шести углов помещения стоит алтарь в виде зверя, птицы или молодой женщины на четвереньках. На поверхности каждого алтаря выступают пиктограммы, а также мелкие животные и абстрактные символы – результат долгих лет самоотверженного труда и длительной неутолимой страсти. На одном алтаре лежит изумруд величиной с голову человека, и существует рассказ о нем, затрагивающий также и Кикаху. В самом деле, изумруд был одной из причин, почему Кикаху так тепло встречали в Таланаке. Камень однажды похитили, а Кикаха отобрал его у хамшемских воров со следующего уровня и вернул – хотя и не задаром.

Кикаха находился в храмовой библиотеке. Это было громадное помещение в глубине горы, куда можно было попасть, только пройдя через зал с публичными алтарями и по длинному широкому коридору. Оно тоже освещалось солнцем, просачивающимся сквозь шахтные отверстия в потолке, да факелами и масляными лампами.

Стены долбили и терли, пока не создали тысячи неглубоких ниш, в каждой из которых теперь хранилась тишкетмоакская книга. Книги были свитками из сшитых вместе ягнячьих кож, а свиток с обоих концов – к цилиндру из дерева и слоновой кости. Цилиндр вначале книги вешали на высокую нефритовую раму, и свиток медленно разматывали перед стоявшим читателем.

Кикаха стоял в широко освещенном углу, как раз под отверстием в потолке.

Одетый в черное, жрец Такоакол объяснял Кикахе значение некоторых пиктограмм. Во время прошлого визита Кикаха изучил письменность, но запомнил только пятьсот рисунков-символов, а для беглого чтения требовалось знать по меньшей мере тысячи две.

Такоакол показывал окрашенным в желтый цвет пальцем с длинным ногтем местонахождение дворца императора, – Миклосимла.

– Точно так же, как дворец Господа мира сего стоит на вершине самого высокого уровня мира, так и дворец Миклосимла стоит на высочайшем уровне Таланака, величайшего города в мире.

Кикаха не стал ему противоречить. Одно время столица Атлантиды, занимавшей внутреннюю часть уровня, предшествовавшего самому высокому, была в четыре раза больше и населеннее Таланака. Но она была уничтожена находившемся тогда у власти Господом, и теперь в развалинах обитали только летучие мыши, птицы и большие и маленькие ящерицы.

– Но, – продолжал жрец, – там, где у мира пять уровней, в Таланаке трижды три уровня или улицы.

Жрец свел вместе крайние длинные ногти пальцев обеих рук и, полузакрыв раскосые глаза, произнес речитативом проповедь о магических и теологических свойствах числа три, семь, девять и двенадцать. Кикаха не перебивал его, хотя и не понимал некоторые технические термины.

Он услышал только один раз странное лязганье в соседнем помещении. Одного раза было достаточно для него, выжившего потому, что его не требовалось предупреждать дважды. Более того, цена, уплаченная им за то, что он все еще жив, заключалась и в определенном объеме неуютного беспокойства. Он всегда сохранял минимальный объем напряжения, даже в минуты отдыха и занятия любовью. Поэтому он никогда не заходил ни в одно место, даже в предположительно безопасный дворец Господа, не отыскав сперва возможных потайных мест для самого себя.

У него не было причин думать, что для него существовала какая-то опасность в этом городе и особенно в святая святых храма-библиотеке. Но он много раз не имел никаких причин страшиться опасности, и все же опасность там существовала.

Лязганье слабо повторилось. Кикаха, не извинившись, побежал к арочному проходу, из которого донесся этот неопознанный и, следовательно, зловещий шум.

Многие одетые в черное жрецы подняли головы, отрываясь от столов с наклонной поверхностью, где они рисовали пиктограммы на коже или отвернулись от висевших перед ними книг. Кикаха был одет как преуспевающий тишкетмоак, поскольку у него было в обычае как можно больше походить на местных, где бы он не находился, но кожа у него была на два тона бледнее, чем у самого светлого из них. И кроме того, он носил на поясе два ножа, и одно это выделяло его. Он был первым, помимо императора, вошедшим в это помещение вооруженным.

Такоакол окликнул его, спрашивая, не случилось ли что-нибудь? Кикаха обернулся и приложил палец к губам, но жрец продолжал окликать. Кикаха пожал плечами. Все шансы были за то, что он кончит, так как казался сторонним наблюдателям дураком или слишком опасливым, как это случалось много раз в других местах. Ему было наплевать.

Приблизившись к арочному проему, он снова услышал лязганье, а потом какое-то легкое поскрипывание. Эти звуки казались ему похожими на то, словно люди в доспехах медленно – наверное осторожно – по коридору шли сюда. Они не были тишкетмоаками, так как их солдаты носили стеганые доспехи типа тегиляев. У них имелось стальное оружие, но оно не произвело бы услышанных звуков.

Кикаха думал отступить через библиотеку и исчезнуть в одном из выбранных им выходов. В тени арочного проема он мог наблюдать за всеми, кто войдет в библиотеку.

Но он не мог устоять перед желанием немедленно узнать, кто же это сюда вторгся, и рискнул бросить один быстрый взгляд из-за угла.

В двадцати футах от него шел человек полностью облаченный в стальные доспехи. За ним по пятам шли двое или четверо рыцарей, а за ними по меньшей мере тридцать солдат, мечников и лучников. А сколько еще было за поворотом коридора? Кикаха и прежде бывал много раз удивлен, поражен и потрясен. Но на этот раз он прореагировал медленнее, чем когда-либо в своей жизни.

Несколько секунд он стоял неподвижно, прежде чем прошел шок от увиденного.

Рыцарь во главе колонны – высокий человек, лицо которого Кикаха увидел благодаря поднятому забралу, был король Эгестхэма – Эрих фон Турбат.

Ему и его людям абсолютно нечего было делать на этом уровне. Они были дракландцы с уровня выше этого, сплошь жители внутреннего плато на вершине монолита, поднимавшегося с этого уровня. Кикаха, известный в Дракландии как барон Хорст фон Хорстман, посещал несколько раз короля и однажды, сшиб его с коня, на турнире.

Когда он увидел короля и его воинов на этом уровне, он поразился, потому что, чтобы попасть сюда, им пришлось бы спуститься на сто тысяч футов по скале монолита. Но их присутствие в городе было и вовсе непостижимо. Никто и никогда не проникал через особую защиту города, кроме как однажды Кикаха, и то когда был один.

Придя в себя, Кикаха повернулся и бросился бежать. Он подумал, что тевтоны, должно быть, воспользовались одними из «врат» позволявших мгновенную транспортизацию из одного места в другое. Однако тишкетмоаки не знали, где находились врата, и даже не догадывались об их существовании.

Только Вольф, бывший господином этой вселенной, его жена Хрисенда, да Кикаха, как-то пользовались ими. Или, теоретически, они были единственными, знавшими как ими пользоваться.

Однако, несмотря на это, тевтоны были здесь.

Как они нашли врата и почему они прошли через них в этот дворец – на эти вопросы придется искать ответы позже, если вообще когда-нибудь придется.

Кикаха почувствовал прилив страха и подавил его. Это могло означать только одно – чужой Господь успешно вторгся в эту вселенную. То, что он мог отправить воинов за Кикахой, означало, что Вольф и Хрисенда оказались не в состоянии помешать ему, а это могло означать, что они мертвы, а также то, что если они и живы, то бессильны и, таким образом, нуждаются в его помощи. Ха! В его помощи!

А он снова бежит, спасая свою шкуру!

В Таланаке существовало трое скрытых врат.

Двое находились в храме Оллимамла, на вершине города, рядом с императорским дворцом. Одни врата – большие, и ими-то должно быть, и воспользовались воины фон Турбата, если они явились со сколько-нибудь приличным войском, а они должны явиться с большим войском, иначе им бы ни за что не одолеть большой отряд фанатичных телохранителей императора и гарнизон.

Если, подумал Кикаха, захватчики не сумели каким-то образом сразу же захватить в плен императора. Тишкетмоаки будут подчиняться приказам своего правителя, даже зная, что они исходят от его пленителя. Во всяком случае, так будет какое-то время. Жители города были, в конце концов, людьми, а не муравьями, и в конечном итоге взбунтовались бы. Ведь они считали своего императора воплощением бога, уступающего в старшинстве только всемогущему Создателю Оллимамлу, но они также любили свой нефритовый город и дважды в своей истории совершали богоубийство…

В то же время… Кикаха бежал к арочному проему напротив того, откуда как раз сейчас, должно быть, выходили захватчики. Раздавшийся крик пришпорил его, а затем заорали многие. Кричали некоторые жрецы, но несколько криков послышалось на испорченном средне-верхнегерманском диалекте дракландцев. Лязг доспехов и мечей служил фоном гаму голосов.