Текст книги "Мир Реки: Магический лабиринт"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 52 страниц)

Глава 49

Этик снова встал и выкрикнул:

– Стой! Буду стрелять!

Никто не остановился. Этик прицелился, глядя сквозь прозрачную сферу, и из нее бесшумно вышел тонкий алый луч. На металлическом полу перед бегущими появился дымящийся полукруг.

Все замерли. Оружие, способное расплавить этот металл, вызывало уважение.

– Я мог бы разрезать вас всех пополам за один раз, – сказал Лога. – Но я не хочу. Довольно насилия – мне тошно от него. Но я убью вас, если буду вынужден. А теперь – повернитесь все разом и отбросьте свое оружие как можно дальше к двери.

– На тебя направлено девять стволов, – сказал Бёртон. – Может, ты и уложишь одного-двоих, но остальные превратят тебя в сито.

– Похоже на мексиканскую ничью, так, что ли? – угрюмо улыбнулся этик. – Похоже, да не совсем, вы уж мне поверьте!

– Поверить тебе? – вскричала Грумз. – Ты сатана, исчадие ада!

Ее пистолет выстрелил, восемь других – за ним, а из оружия Логи сверкнул алый луч.

Лога повалился навзничь. Бёртон подбежал, вскочил на диск, прыгнул на платформу и нацелил револьвер в распростертого этика. Остальные столпились вокруг.

Пока Терпин и Тай-Пен поднимали окровавленного, серовато-бледного Логу, Бёртон схватил пистолет со сферой на конце. Логу грубо водрузили на стул. Он зажал рукой глубокую рану на правом бицепсе.

– Он попал в Грумз! – сказала Алиса.

Бёртон взглянул на раскромсанное тело и отвернулся. Лога посмотрел вокруг, точно не веря в случившееся, и сказал:

– В правом верхнем ящике моего пульта лежат три коробочки. Принесите их мне, и я через несколько минут приду в норму.

– А нет ли тут подвоха? – спросил Бёртон.

– Нет! Клянусь! Довольно уже хитрить и убивать. Я не хотел причинять вам зло! Просто хотел обезоружить вас, чтобы объясниться с вами без опасений. Вы так склонны к насилию!

– Кто бы говорил, – сказал Бёртон.

– Я сделал это не потому, что мне это нравится.

– Мы тоже, – сказал Бёртон, не совсем, однако, уверенный в правоте своих слов. Он открыл каждую из трех серебряных, украшенных изумрудами коробочек и проверил их содержимое. Как и сказал этик, в каждой лежал флакон – два с жидкостью, один с каким-то розовым веществом.

– Откуда мне знать – вдруг они источают какой-нибудь газ? – сказал Бёртон. – Или в них яды?

– Не похоже, – засомневался Нур – Он не хочет пока умирать.

– Это верно, – подтвердил Лога. – Может случиться нечто ужасное, и только я могу это предотвратить. Возможно, мне понадобится ваша помощь.

– Ты мог бы воспользоваться ею сразу, – сказал Бёртон, – если бы сказал нам правду.

– У меня были причины не делать этого. Очень веские причины. А потом все пошло вкривь и вкось.

Этик, сдавив один флакон, брызнул себе на руку прозрачной жидкостью. Втер ее в рану на плече, морщась от боли, и отпил глоток из второго. Из третьего он налил себе на ладонь густую розовую субстанцию и смазал ею рану.

– Первое лекарство стерилизует рану, – объяснил он. – Второе снимает шок и придает сил. Третье залечит рану в короткий срок – всего за три дня.

– А куда мы ранили тебя в первый раз? – спросил Бёртон.

– Единственная тяжелая рана у меня на левом бедре.

Его ставшая серой кожа через минуту обрела нормальные краски. Лога попросил воды, и Фрайгейт принес ему. Бёртон закурил сигарету. Вопросы теснились у него в горле. Который выплюнуть первым?

Но прежде чем приступать к допросу, надо было сделать еще кое-что. Бёртон держал Логу под прицелом, а другие тем временем привели свои кресла – Фрайгейт вернулся еще раз за креслом Бёртона. Их расставили около диска так, чтобы не видеть тела Грумз. После этого Логе разрешили поднять свое кресло на установленную высоту. Все расселись полукругом лицом к этику.

– Думаю, нам всем не помешает выпить, – сказал Бёртон.

Лога подсказал им, что нужно набрать на граале, чтобы получить требуемое. Сам он заказал светлое вино, которое остальные ни разу не обнаруживали в своих граалях. Бёртон повторил заказ Логи и попробовал вино. Оно не шло в сравнение ни с чем, что он пил раньше, отличаясь тонким, но пряным букетом. Его вкус почему-то вызвал в уме картину темно-зеленых вод в час отлива и огромных белых птиц с багровыми клювами, кружащих над ними.

Бёртон держал на коленях оружие Лога, и первый его вопрос был о том, как оно действует. Лога показал ему предохранитель и спуск, о назначении которых Бёртон и сам догадывался.

– Ну а теперь, – сказал он, – начнем с самого начала. Не знаю, правда, что считать началом.

– Извините, что прерываю вас, – сказал мавр, – но кое-что надо выяснить сразу. Ах-К'ак… Лога… ведь у тебя есть в башне личная воскресительная камера, верно?

– Да. – Этик помедлил. – Она не только моя. Трингу тоже пользовался ею. Он был моим лучшим другом: мы вместе росли в мире Садов. Он был единственный, кому я мог доверять.

– Не Стерн ли это, который пытался убить Фаербрасса перед тем, как «Парсеваль» снялся с башни?

– Да, это он. Как вам известно, ему это не удалось. Поэтому, когда я понял, что Фаербрасс попадет в башню раньше меня… и Сигген тоже… мне пришлось убить их обоих. Сигген не сказала Фаербрассу, кто я такой. Она поверила в то, что я будто бы отказываюсь от своих планов и отдаюсь на милость Совета – но для этого надо попасть в башню и воскресить Совет. Она никогда бы не согласилась, если бы я не солгал, не сказал ей, что заблокировал связь с компьютером и что только я могу снять запрет. Она обещала не говорить обо мне Фаербрассу, пока мы не окажемся в башне. Но при этом готовилась вместе с Фаербрассом опередить меня. Чтобы проверить, правду ли я говорю. Помимо всего прочего, я боялся, что в вертолете по пути в башню она передумает и выдаст меня Фаербрассу. И я… взорвал бомбу, которую на всякий случай заложил в вертолет.

– Кто такая Сигген? – спросила Алиса.

– Моя жена. Она выдавала себя за Аню Обренову, русскую летчицу.

– О, – сказала Алиса.

По щекам Логи потекли слезы.

– Ясно, что твои товарищи обнаружили твой личный воскреситель и отключили его. Иначе ты бы совершил самоубийство и таким путем перенесся в башню. Сейчас он действует?

– Да. У меня их, собственно, было два – но оба нашли и отключили.

– Значит, если бы мы сейчас убили тебя, ты ушел бы от нас, – сказал Бёртон. – Почему же ты не позволил нам этого сделать? Или сам не убил себя?

– Потому что, как я уже сказал, вы мне можете понадобиться. Потому что меня тошнит от насилия. Потому что я перед вами в долгу. – Лога помолчал. – Общий воскреситель я заблокировал уже давно. Он мог включиться только по моему сигналу – и этот же сигнал должен был одновременно убить всех в башне, в подземельях и в районе всего моря. Но у нас с Трингу были свои линии. Одна камера помещалась у подножия башни. Шармун, женщина, замешавшая Моната и Танабура в их отсутствие, сказала мне, что обе камеры обнаружены. Сказала, чтобы я не трудился совершать самоубийство в надежде воскреснуть в башне и продолжить свои злодеяния. Я – и злодеяния!

– Что-то мы запутались, – сказал Бёртон. – Начни сначала.

– Хорошо. Но я буду по возможности краток. Кстати, где Гильгамеш?

Бёртон объяснил.

– Жаль, – сказал этик. – Ему, как и его мифическому тезке, не удалось проникнуть в тайну бессмертия. – Он встал, сказав: – Я только взгляну на экраны. Подходить к ним не буду.

Все наставили на Логу пистолеты, пока он ковылял к краю платформы. «А зачем, собственно?» – подумал Бёртон. Если этик сказал правду, он в любое время может уйти от них, дав себя убить.

Лога дотащился до кресла и сел.

– Может, нам и удастся что-то сделать. Не знаю. Время у нас еще есть. Итак…

И он начал сначала.

Когда вселенная была юной, когда после взрыва первичного сгустка энергии-материи сформировались первые обитаемые планеты, на одной из этих планет в процессе эволюции возник народ, отличавшийся от других. Не только в физическом отношении. Все разумные существа обладали двуногим или кентаврическим строением, руками, стереоскопическим зрением и так далее. Но все они, хотя и были разумными, не имели самосознания, концепции своего «я».

– Мы размышляли об этом, – сказал Фрайгейт, – но…

– Постарайтесь по возможности не прерывать меня. Это правда: все разумные существа, обитавшие во вселенной, были лишены самосознания – насколько известно нам. Понимаю, в это очень трудно поверить. Вы себе не можете этого представить. Однако это было и есть правдой – только сейчас появились исключения.

Раса, отличная от других, была точно так же лишена самосознания в начале своей истории. Однако у них была наука, только они распоряжались ею не так, как сознающие свое «я» существа.

У них не было религии, не было концепции богов или единого Бога. Она появляется лишь на развитой стадии самосознания.

И вот, к счастью для этой расы, названной ее последователями Первыми, один из их ученых во время эксперимента случайно получил ватан.

Так Первые получили первое свидетельство существования экстрафизической энергии. Я пользуюсь термином «экстрафизический», чтобы избежать аналогии с «парапсихическим» – понятием, объединяющим реально существующие, но неконтролируемые и неуловимые силы вроде телепатии, телекинеза и прочих явлений сверхчувственного восприятия.

Бёртон воздержался от замечания, что это он ввел на Земле термин «сверхчувственное восприятие».

– Возможно, ватан тоже относится к области парапсихического – если так, то это единственное в ней управляемое явление. Безымянный ученый, случайно генерировавший ватан из экстрафизической энергии, не знал, что это такое. Однако он – или она – продолжил эксперимент и создал новые ватаны. Именно создал, сформировал из экстрафизической энергии. Извлек их из поля, существующего в одном пространстве с материей, но обычно не взаимодействующего с ней.

Первые ватаны, по всей видимости, подключились к живым существам, оказавшимся поблизости.

– К любым? – тихо спросил Нур.

– К любым. К насекомым, деревьям, морским звездам. После миллионов лет научной работы мы так и не знаем, почему ватаны привлекает энергия живых организмов. Одна из сотен теорий предполагает, что жизнь тоже форма экстрафизической энергии. Или скорее средство связи.

Эффект подобных подключений был замечен далеко не сразу. Ватан является источником самосознания, но осуществляет его лишь через посредство живых существ, причем существо для обретения самосознания должно иметь высокоразвитую нервную систему.

Причем ватан подключается к человеческому существу лишь в момент зачатия. В момент слияния сперматозоидов с яйцеклеткой. Не спрашивайте меня почему, но это правда. Очевидно, позже зародыш «затвердевает», оказывает сопротивление контакту.

Из лаборатории неизвестного ученого вылетали биллионы ватанов, из них миллионы подключались к зиготам разумных существ. И вот так, насколько известно, во вселенной впервые зародилось самосознание. Дети, наделенные им, подрастали, и ни старшее, ни последующее поколения не могли понять, что же в них необычного. Самосознательным детям и молодежи всегда трудно понять взрослых, но тогда пропасть была особенно глубока и всякое понимание отсутствовало.

Постепенно не обладавшие самосознанием особи вымерли. И лишь лет через двадцать пять после появления первого ватана был открыт источник самосознания. Тогда производство ватанов было признано необходимостью.

Шли века. Появились ракетные космические корабли. Спустя еще несколько столетий была открыта новая движущая сила, найден способ обмануть материю и стали возможны межзвездные перелеты на невиданных дотоле скоростях. Но даже и теперь для преодоления одного светового года требовалось семь земных дней.

– Видимо, реализовали старую научно-фантастическую идею о переходе в другие измерения? – спросил Фрайгейт.

– Нет. Но сейчас у нас нет времени вдаваться в объяснения. К тому времени Первые стали считать, что их этический долг – дать через ватаны бессмертие и самосознание всем разумным существам. С этой целью отправлялось множество экспедиций. Когда одна из них обнаружила планету с обитателями, чей мозг был способен развить самосознание, там поместили ватанные генераторы – их зарыли глубоко под землей, чтобы аборигены не смогли до них добраться.

– Зачем же их спрятали? – спросил Нур. Он был бледен, точно откровения Логи причиняли ему боль.

– Почему спрятали? Почему просто не отдали генераторы первому же самосознательному поколению? Ты сам знаешь почему. Представь, что генераторы попали в человеческие руки. Сразу же началась бы борьба за то, чтобы монополизировать их и получить возможность бессовестно эксплуатировать других. Нет – нельзя доверять ватанные генераторы расе, не достигшей определенного этического уровня.

Бёртон не стал спрашивать, почему Первые не установили на каждой планете свой гарнизон, чтобы закрепить общественное использование ватанов. Со своим уровнем науки и этики Первые могли бы скорее развить аборигенов. Но они не считали это этичным. Кроме того, им не хватило бы персонала, чтобы управлять всеми планетами.

На лицах его спутников отражалась мучительная борьба – наименее затронутым казался Фрайгейт. Нур, всегда такой гибкий, такой устойчивый перед психологическим шоком, страдал больше всех. Он не мог смириться с синтетическим происхождением ватанов – тех же душ. С тем, что их создали такие же, как люди, существа с помощью техники. Что не Аллах распределяет их. А Нур верил в божественную природу души куда крепче, чем многие религиозные люди.

Лога, должно быть, это сознавал.

– Творца нет, – сказал он, – есть только творение – вселенная. И Первые, и мы принимаем ее как свидетельство его существования. Но нет никаких свидетельств тому, что создавшее нас существо проявляет какой-то интерес к своим созданиям. Оно…

– Оно? – хором воскликнули Алиса и де Марбо.

– Да. У Творца, насколько нам известно, нет пола. На языке Моната он среднего рода.

– Монат принадлежал к Первым? – спросил Тай-Пен.

– Нет. Первые давным-давно совершили Продвижение. Сородичи Моната – преемники Первых, но не прямые, а через пятые руки. Все их предшественники, прежде чем «продвинуться», передавали свой факел другим. Сам Монат – один из десяти тысяч своих соплеменников, оставшихся пока в живых. Все остальные «продвинулись».

Некоторые теологи полагают, что само Созидающее Начало не сделало ничего, чтобы дать своим разумным созданиям ватаны.

По его божественному плану нам, смертным, надлежит самим позаботиться о своем спасении. Но это как-то нелогично – ведь ватаны были получены чисто случайно, и многие биллионы умерли, так и не обретя ни самосознания, ни бессмертия. И еще многие биллионы, если не триллионы, умрут и погибнут навеки, прежде чем мы, этики, доставим им ватаны. Так что, похоже, Созидающему Началу нет дела до нашего самосознания и бессмертия.

И остается самим смертным, где бы они ни жили, исполнить то, что примитивные религии считали прерогативой Творца.

Глава 50

Бёртон испытал сильное потрясение – хотя, возможно, и не такое, как все другие, исключая Фрайгейта. Бёртон всегда живо интересовался религией. Он изучил много вероисповеданий, особенно восточных. Он перешел в католичество не только потому, что эта религия его увлекала, но и чтобы угодить своей жене Изабел. Он был посвящен в тайны мусульманского суфизма, заслужил красную нить брамина, бывал сикхом и парси и чуть было не стал мормоном, обманув бдительность Бригема Янга. Однако, ведя себя как истинно верующий, а иной раз на удивление глубоко входя в эту роль, он каждый раз оставлял за собой лазейку, оставаясь еретиком в душе.

Еще в ранней юности он отказался принять заветы англиканской церкви, приведя этим в ярость своих родителей, но никакие громы, молнии и трепки, задаваемые ему отцом, не наставили его на путь истинный. Всё это лишь научило Бёртона держать свои мнения и вопросы при себе, пока он не повзрослел настолько, что отец больше не смел задеть его ни словом, ни кулаком.

Несмотря на это, ортодоксальное понятие о душе и о Дающем ее вошло в плоть и кровь Бёртона. Он не верил в эту догму, но не мог представить себе никакой другой и ни о чем другом не слышал до недавнего времени.

Бёртон, как не раз говорил ему Фрайгейт, доводя его до белого каления, обладал широким, но неглубоким умом. Однако логическое рассуждение о том, что есть душа, услышанное им когда-то вместе с Фрайгейтом, произвело на Бёртона сильное впечатление. И убедило его.

Рассказ же Логи явился для него шоком. Но не первым и не единственным из тех, что затрагивали самые глубины его разума. Поэтому Бёртон, наряду с Фрайгейтом, выдержал это испытание лучше других.

– Именно народ Моната, – продолжал Лога, – явился на Землю и установил там ватанные генераторы. Было это около ста тысяч лет до новой эры.

– А те, что жили раньше? – простонал Фрайгейт – Неужто им нет спасения и они ушли навсегда?

– Как ни горько думать об этом. Мы ничем не можем им помочь, так не будем заниматься самоистязанием. Пропащее дело, как говорят у вас в Америке. Это, может, и жестоко, но только такую позицию следует принять, чтобы не истязать себя понапрасну. Лучше спасти хоть кого-то, чем никого вообще.

Ватанные генераторы погребли глубоко, в слоях, чья температура способна расплавить никель-железо. Там же установили и ватаноуловители.

– Уловители? – переспросила Афра Бен.

– Да. Такой есть и в башне. Вы ведь видели его по пути сюда?

– Видели, – сказал Бёртон.

– С ним связана одна серьезная, жизненно важная проблема, к которой я скоро перейду.

С того времени ватаны начали совмещаться с человеческими зиготами. Когда эмбрион или человек любого возраста умирал, его ватан улавливался подземной автоматикой.

– Значит, то, что проповедует Церковь Второго Шанса, не совсем верно? – спросил Бёртон.

– Не совсем. Это я приходил к Жаку Жийо, будущему Ла Виро, и рассказал ему то, что ему, с моей точки зрения, следовало знать. Я открыл ему лишь половину правды, а кое о чем солгал. Это было оправданно, поскольку вы, жители долины, были еще не готовы воспринять всю правду.

– Ну, это спорно, – сказал Бёртон.

– Да. А что бесспорно? Однако я сказал Жийо, что спасение ватана зависит от достижения им определенного этического уровня. Это не было ложью. Предки Моната прилетели с планеты, чье солнце не называется ни тау-Кита, ни Арктур. Они нашли планету, на которой еще не было разумной жизни, и преобразовали ее в мир Садов. Где-то через десять тысяч лет они начали воскрешать в нем умерших детей Земли.

– Включая недоношенных, выкидыши, аборты? – спросил Бёртон.

– Да. Такие эмбрионы доводились до уровня доношенных младенцев. Доводились и доводятся, следовало бы сказать. Когда я покидал Сады, были воскрешены все умершие в возрасте до пяти лет, а по времени – до тысяча девятьсот двадцать пятого года.

Проект «Мир Садов» начал осуществляться где-то в десятом веке до новой эры. Проект «Мир Реки» вступил в действие в позднем двадцать втором веке.

– А который теперь век по земной хронологии? – спросил Фрайгейт.

– Когда я отправлялся сюда из Садов, был две тысячи девятый год. Чтобы добраться сюда, мне потребовалось сто шестьдесят земных лет. Пятьдесят лет ушло на переустройство планеты. День всеобщего воскрешения настал через двадцать семь лет после этого срока, то есть в две тысячи двести сорок шестом году. Стало быть, сейчас примерно две тысячи триста седьмой.

– Боже мой! – сказала Алиса. – Сколько же тебе лет?

– Это, право же, не имеет значения. Но родился я где-то в двенадцатом веке до новой эры. В городе, который вы называете Троя. Я был внуком царя, которого Гомер назвал Приамом. Мне не было еще пяти лет, когда ахейцы и данайцы взяли город, ограбили его, сожгли и перебили почти все население. Меня бы, наверное, взяли в рабство, не вступись я за свою мать. Я вонзил свое копьецо в ногу какого-то воина и так его разозлил, что он тут же убил меня своим бронзовым мечом. – Лога содрогнулся. – Зато я не видел, как насиловали мать и сестер и убивали отца и братьев.

Пришельцы, среди которых был и Монат, вырастили несколько поколений земных детей, а потом перешли на другие планеты. Монат и некоторые другие остались наблюдать за выросшими питомцами, которые теперь, в свою очередь, растили новые поколения. Но потом Монат оставил мир Садов, чтобы сопровождать людей в мир Реки. Иногда мы называли его Оператором, потому что он возглавлял проект и был главным инженером биокомпьютера.

– Того самого, о котором говорил Спрюс? – спросил Бёртон. – Гигантского протеинового компьютера?

– Да.

– Однако в другом Спрюс нам лгал. Он говорил, что родился в пятьдесят втором веке и что для снятия копий с тел умерших используется какой-то хроноскоп.

– У нас у всех были заготовлены такие легенды на случай, если нас схватят и заставят говорить. Конечно, мы могли убить себя, но, если бывал шанс спастись бегством, предпочитали этого не делать. Притом при допросе Спрюса присутствовал Монат, и Спрюс знал, как отвечать на вопросы, которые тот задавал.

– Мы это сообразили потом, – сказал Бёртон.

– А как вы снимаете копии с мертвых тел? – спросил Нур.

– В ватанах содержится все, что нужно, включая, разумеется, и мозговую деятельность, – с них-то и снимаются копии.

– Но тогда, – воскликнул Фрайгейт, – воскрешенный не совсем то же, что умерший. Он только дубликат!

– Нет. Ватан – не копия. Это источник и вместилище самосознания. Ватан, покидая мертвое тело, уносит с собой его самосознание. Но сам он, как правило, сознанием не обладает. Есть, однако, указания, что ватаны на короткий срок и в определенных условиях способны обретать сознание после расставания с телом. У нас пока недостаточно фактов, чтобы утверждать это определенно. Ватаны, получающие новое тело, возможно, галлюцинируют.

Как бы там ни было, ватан содержит всю нужную информацию для изготовления нового тела, а потом он подключается к дубликату.

Интересно, подумал Бёртон, сколько раз надо это повторить, чтобы дошло наконец до всей группы?

– Что же заставило тебя начать свой собственный проект? – спросил Нур.

Лога поморщился.

– Об этом я скажу после.

Планету переформировали в речную долину длиной в миллионы миль. Одновременно возводилась башня с подземными помещениями. Ватаны подавались к телам-дубликатам, производимым в подземельях. Физические дефекты тел исправлялись, нарушения обмена корректировались, карлики и лилипуты обретали нормальный рост, но пигмеям рост не меняли.

Ватаны поступали к телам во время этого процесса, но самосознание не включалось, поскольку мозг дубликата пребывал в бессознательном состоянии. Однако ватаны регистрировали все происходящие с телом перемены. Затем дубликаты уничтожались, но к Дню Воскрешения изготавливались снова, но уже на берегах Реки.

– Мое преждевременное пробуждение в подземной камере было случайностью? – спросил Бёртон.

– Не совсем. Это я устроил. Ты был одним из тех, кого я выбрал для осуществления своего плана – на случай, если мне понадобится ваша помощь. Я разбудил тебя, чтобы хоть один из вас имел представление, что с вами тут проделывают. Это могло также укрепить твою решимость. Ты очень любопытен и не нашел бы себе покоя, пока не проник бы в суть этой тайны.

– Да, но ты лгал, когда приходил к нам, – сказал Нур. – Ты говорил, что отобрал всего двенадцать человек. А потом оказалось, что нас гораздо больше.

– Во-первых, я был не единственным, кто посещал вас. Иногда это делал Трингу. Он полностью поддерживал меня в моих расхождениях с некоторыми сторонами проекта. Он был единственный, кому я мог доверять. Я даже Сигген не говорил о том, чем занимаюсь.

Во-вторых, я никогда не ограничивал группу до двенадцати человек. Не было шансов, что такой маленький отряд доберется до башни в случае надобности. Поэтому в общей сложности я набрал сто двадцать четыре человека. А лгал я вам, чтобы вы, если вас схватят мои сотрудники, не открыли им полной правды.

По этой же причине я ничем не делился с вами и лгал еще кое о чем. Если бы вас схватили и прочли вашу память, там не было бы полного плана и ваши версии противоречили бы друг другу.

Потому же я, под именем Одиссея, сказал Клеменсу, что приходивший ко мне этик будто бы был женщиной.

Лога разбудил прежде времени только одного из своих рекрутов, потому что единичное пробуждение могло сойти у этиков за случайность. Будь таких случаев несколько, возникли бы подозрения. Но он совершил ошибку, разбудив даже одного. Монат расследовал случай с Бёртоном и, хотя не смог доказать, что кто-то манипулировал с воскресительной техникой, стал ожидать новых «случайностей».

Логу крайне обеспокоило намерение Моната воскреснуть около Бёртона и попутешествовать с ним какое-то время. Заодно Монат хотел поближе познакомиться с «лазарями», для чего требовалось сочинить подходящую легенду. Так почему бы не сделать два дела зараз?

Лога не предупредил Бёртона об этом, боясь, что тот, зная, кто такой Монат на самом деле, будет вести себя настороженно или даже попытается взять дело в свои руки.

– И попытался бы, – подтвердил Бёртон.

– Я так и подумал.

– Не люблю перебивать, – сказал Нур, – но не знаешь ли ты, что стало с японцем, с Пискатором?

Лога снова сморщился и показал на скелет, лежавший в обломках у стены.

– Вот все, что осталось от Пискатора. – Он сглотнул. – Я не думал, что кому-либо из жителей долины удастся проникнуть в башню через вершину. Вероятность этого была ничтожно мала, хотя и не исключалась. Я знал, что пароландцы строят дирижабль, но каким образом они собирались попасть в башню? Лишь человек с высокоразвитой этикой мог пройти там. Это было крайне маловероятно, но все же возможно. И случилось так, что один человек с «Парсеваля» все-таки прошел.

Но я на тот случай, если кто-то вроде Пискатора придет-таки сюда, разместил бомбы и в стенных шкафах, и в шкафах на платформе. Не только в этой комнате. Их еще больше в другом контрольном центре, что находится за квартирами. Бомбам придан вид контрольных панелей. В каком бы направлении ни пошел непрошеный гость, в контрольный центр он зайдет непременно. Любопытство его заставит. Он увидит действующие экраны и скелеты тех, кто работал за ними. А бомбы взорвутся лишь в том случае, если в мозгу того, кто сюда вторгся, нет черного шарика, обеспечивающего самоубийство.

– Пискатор ведь не принадлежал к числу твоих рекрутов? – спросил Нур.

– Нет.

– Если бы я летел на дирижабле и вошел внутрь, меня бы тоже убило.

Бёртон спросил себя, почему Лога не заложил бомбы и у нижнего входа. Но потом сообразил, что Лога, придя сюда с экспедицией, как и случилось на деле, в таком случае тоже был бы убит.

– Ты деактивировал бомбы, когда вошел сюда? – спросил Бёртон.

Он думал о контрольном центре с открытой дверью, который они миновали, не доходя до квартир.

– В этой комнате – да.

Лога продолжил свой рассказ. Он изобрел исказитель ватана, чтобы входить в башню и обманывать следящие спутники. И перестроил компьютер так, чтобы тот не мог оповещать Совет о смерти Бёртона и изготовлении для него нового тела.

– Вот почему ты убивал себя столько раз и все же уходил от Совета. Но Монат передал через агента в то место, где изготавливалось твое очередное тело, чтобы твои смертельные раны залечили. Сигналы были прослежены и обнаружена блокировка, которую я поставил. Вот почему при твоем последнем самоубийстве тебя схватили.

В отчаянном стремлении обнаружить предателя Совет согласился прибегнуть к сканированию памяти. Лога, предвидя это, наладил компьютер так, чтобы он дал ложную информацию.

– Ты понимаешь, конечно, что всю память я не мог охватить. Сканировались только те ее секторы, которые соответствовали нашим отлучкам из башни. Их подделка тоже отняла много времени и труда, но я это сделал.

И вот настал час, которого Лога так боялся, надеясь, что он не придет никогда. Лога подготовился к нему, но не хотел осуществлять свои приготовления. Ему это было очень тяжело.

– Монат распорядился, чтобы в одну из ближайших ночей за ним прислали и доставили его в башню. Одновременно должны были взять тебя, Бёртон, чтобы проверить все время, проведенное тобой в долине. Мне думается, Монат подозревал, что ренегат, то есть я, не дал стереть из памяти Бёртона его допрос на Совете. Кроме того, Монату делалось все хуже от насилия, окружавшего его в долине. Он нуждался в отдыхе.