Текст книги "Неуязвимый (в сокращении)"

Автор книги: Фил Эшби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Я нажал на кнопку включения/выключения. Никакого результата. Нажал снова. То же самое. «Черт. Должно быть, батарейка. Как сказать об этом другим?»

Скорее всего, пока я продирался через заросли, телефон включился сам собой и батарейка села.

Без работающего телефона вызвать вертолет было невозможно. Мы все совершили ошибку, уверив себя в нашем успехе. Теперь, когда мы поняли, что никакого успеха не было, мы совсем пали духом. Две ночи форсированного марша увели нас меньше чем на четверть намеченного расстояния. Пол, улучив момент, сделал снимок. Мы даже не смогли заставить себя улыбнуться в объектив.

Должно быть, мы заснули, потому что я вдруг обнаружил, что прошло два часа, а на лицо мне падают капли дождя. Я снова чувствовал себя более или менее человеком. Я разбудил остальных, и мы посовещались. Спутники мои считали, что ночное продвижение слишком затруднительно и нужно подумать о дневных переходах. Я уступил им, и тут мне вдруг пришло в голову, что, если путь отнимет у нас слишком много времени, наше «безопасное прибежище» может перейти в руки повстанцев: по радио сообщали, что силы ОРФ продолжают приближаться к Фритауну.

Если передвигаться днем, придется изменить тактику. Мы согласились с тем, что надо будет рискнуть и попытаться заручиться помощью дружески настроенных гражданских. Почему бы не попробовать найти проводника, знающего тропы в джунглях и способного провести нас в обход деревень, о которых известно, что они контролируются ОРФ? План показался нам разумным, и мы тронулись в путь.

Вскоре мы достигли опушки леса и остановились. Мы увидели пару глинобитных хижин, старика, разжигающего костер. Понаблюдали за ним несколько минут. Больше вокруг никого не было. Мы поняли, что старик этот – крестьянин, да и годами он был слишком стар для повстанца.

Надев бейсболки с символикой ООН, мы приблизились к крестьянину. Повел он себя очень дружелюбно, однако, как я ни пытался с ним объясниться, понять меня старик не мог. Я обменял у него сигарету на небольшое количество воды и орехов, и мы направились к другому дому.

Там жил крестьянин с женой и детьми. Еще несколько сигарет перешли в его руки, я снова попробовал объясниться с ним знаками. Я читал ему с карты названия деревень. Если я знал, что деревню контролирует ОРФ, то показывал опущенный вниз большой палец и хмурился. Если же знал, что силами ОРФ деревня не контролируется, то поднимал большой палец вверх и улыбался. Вскоре крестьяне усвоили, что это означает. Я продолжал читать названия местных деревень, а они поднимали или опускали большие пальцы.

Ближайшая к нам свободная от повстанцев деревня называлась Йела. Один из сыновей крестьянина отвел нас в нее, и мы быстро поняли, что ОРФ в этой деревне должны ненавидеть: у некоторых ее жителей не хватало рук или ног, отрубленных повстанцами. Старейшина деревни разговаривал с нами через четырнадцатилетнего переводчика по имени Алусейн. Мы объяснили, что прибыли в Сьерра-Леоне, чтобы помочь народу этой страны, однако люди из ОРФ напали на нас и убили нескольких наших товарищей. Старейшина ответил, что гостеприимство – это неотъемлемая часть культуры Сьерра-Леоне, а поведение ОРФ огорчает его. Я спросил у старейшины, не найдется ли у них проводника, который довел бы нас до Мили-91, и Алусейн, переводчик, вызвался сделать это.

Малый он был чрезвычайно выносливый. Он страдал от приступов малярии и открытой раны на животе, которую лечил припарками из листьев и коры. Он сказал, что рана эта – «подарок от ОРФ», однако в подробности вдаваться не стал. И еще он почему-то все время улыбался. Карты Алусейн ни разу в жизни не видел, представление о расстоянии складывалось у него единственно из того, сколько времени требуется, чтобы его одолеть («четырнадцать часов до Мили-91, если идти быстро»).

Задерживаться в деревне не стоило – повстанцы регулярно «навещали» ее, поэтому мы наполнили наши бутылки водой, съели пару самых вкусных, какие мне когда-либо доводилось пробовать, плодов манго и снова тронулись в путь. Нам все еще оставалось пройти шестьдесят километров.

Даже в своих шлепающих сандалиях Алусейн умел перемещаться лишь одним способом – быстро, а останавливаться не любил. Он сказал, что слухи о появлении в этих местах четырех белых солдат распространятся быстро и потому нужно двигаться быстрее слухов. Каждый раз, как мы останавливались, чтобы попить, Алусейн скручивал себе папиросу с марихуаной. Неудивительно, что он так часто улыбался. Все тропы в буше он явно знал как свои пять пальцев. Мы по-прежнему старались избегать любых населенных пунктов, а когда это оказывалось невозможным, залегали и отправляли Алусейна вперед, на разведку.

Если нам приходилось проходить через свободную от повстанцев деревню, мы по крайней мере получали возможность наполнить бутылки водой. Мы также старались отдать дань уважения старейшине деревни, оставляя щедрые денежные подарки, поскольку знали, что по нашим стопам могут пройти и другие спасающиеся бегством солдаты ООН.

Меня поражало, как много местных жителей помогает нам. Я спросил Алусейна, почему он с такой готовностью рискует ради нас жизнью. Алусейн затянулся папироской и задумчиво ответил:

– Да мне сегодня заняться больше нечем.

День разгорался, становилось все жарче и жарче, однако мы не сбавляли ходу, подстегиваемые мыслью о том, что каждый шаг приближает нас к спасению. Пейзажи и люди здесь были прекрасны, я начал вновь радоваться жизни. Усталость и страх смерти делали для меня все, что нас окружало, лишь более захватывающим. Все мои органы чувств были нацелены на то, чтобы обнаруживать потенциальную угрозу нашей безопасности, а в виде вознаграждения за это я стал замечать всякие мелочи, которые в иных обстоятельствах пропустил бы, – щебечущих птиц, обезьян, играющих на деревьях. Никогда еще плоды манго не казались мне такими вкусными, а вода – такой освежающей. Однако к двум часам дня мы провели в походе, практически не останавливаясь, двадцать часов, и ноги нас больше не держали. Я велел сделать привал, и мы пару часов пролежали в тени.

Смена тактики окупилась. Двигаясь ночами, мы могли проковылять еще несколько недель. А при дневном свете и наличии проводника мы прошли к сумеркам почти сорок километров, выйдя к камаджорской деревне Мбенти.

Мбенти стоит на левом берегу реки Рокел, обозначающей здесь границу между ОРФ и Силами гражданской обороны (СГО). Однако, поскольку силы ОРФ наступали на Фритаун, мы не были уверены в том, насколько дружелюбный прием окажут нам в Мбенти.

Мы спрятались, а Алусейн расспросил местных крестьян, которые заверили его, что Мбенти все еще остается в руках СГО. На карте река Рокел выглядела пугающим препятствием, однако Алусейн знал место, где ее можно было перейти вброд. Глубины было примерно по пояс, а усталые ноги наши, оказавшись в воде, чудесным образом ожили.

В Мбенти мы входили на закате. Я предложил Алусейну остаться с нами на ночь в деревне, однако ему не хотелось задерживаться здесь. Я щедро с ним расплатился. Алусейн, по-прежнему улыбаясь, удалился во тьму – похоже, мысль о том, что для возвращения домой ему придется пройти этой ночью еще сорок километров, нисколько его не заботила.

Старейшина Мбенти был в отъезде, однако камаджорский командир Ибрагим пообещал нам свое покровительство. По иронии судьбы, силы ООН всего две недели назад разоружили его бойцов, оставив ему в качестве средств для защиты деревни только древнее охотничье ружье, мачете да черную магию. Ближайшая позиция ОРФ находилась в двух километрах отсюда, на другом берегу реки. Ибрагим попросил жену зарезать для нас курицу, потом нам отвели место, где мы могли поспать, пока охотники-камаджоры, размахивая мачете, рвались сразиться с вооруженными автоматами и пулеметами повстанцами.

У нас на родине правительство Соединенного Королевства предпринимало шаги, направленные на то, чтобы предотвратить развал МООСЛ и хаос, который последовал бы за падением Фритауна. Пока мы в тот вечер лакомились с камаджорами курятиной и рисом, в Сьерра-Леоне начали появляться передовые отряды британских Объединенных сил быстрого реагирования. В состав их входил 1-й батальон воздушно-десантного полка и 42-я команда морской пехоты. Первоначальная задача состояла в том, чтобы обеспечить безопасность аэропорта и эвакуировать иностранных граждан до того, как повстанцы достигнут Фритауна. Вторая – укрепить решимость ООН, предоставив ей небольшой отряд превосходно обученных профессиональных солдат, не боящихся противостоять силам ОРФ.

В какой-то момент повстанцы приблизились к Фритауну настолько, что в городе поднялась паника. Поскольку силы ООН разоружили большую часть таких проправительственных ополчений, как СГО, сдерживать повстанцев оказалось некому, и те наступали, почти не встречая сопротивления.

С тех пор как мы в последний раз выходили на связь с внешним миром, прошло два дня, и нашим родственникам сообщили, что мы пропали без вести. Анна оставалась спокойной и собранной, однако не питала никаких иллюзий относительно опасностей, которых мы, собственно говоря, уже избежали, и рискованности нашего нынешнего положения.

От Мили-91 нас все еще отделяли двадцать километров пути. Мы надеялись, что город этот по-прежнему занят гвинейцами из сил ООН. С ногами у нас было плоховато, особенно у Дэйва. Во время броска, совершенного нами днем раньше, он стер подошвы ног. Чтобы одолеть оставшееся расстояние, потребовался бы по меньшей мере еще один день, поэтому мы отправили вперед деревенского гонца, снабдив его моим удостоверением и письмом с просьбой, чтобы за нами прислали патруль ООН.

Ожидая его возвращения, мы ели, пили и пытались придумать какое-нибудь питание для спутникового телефона. Мы выпросили у местных жителей столько батареек от фонариков, сколько смогли. Пол последовательно соединил их и подключил к телефону. Чтобы напитать телефон, батареек не хватило, но у нас имелся – в лице Пола – настоящий специалист по подобным делам. (Его специальностью была зарядка батарей подводных лодок с использованием ядерных реакторов, но в теории это, должно быть, то же самое.) Пол предложил оставить батарейки на час подключенными к телефону для «непрерывной подзарядки».

Дождавшись окончания этого срока, мы предприняли новую попытку. Я нажал на кнопку. Лампочки зажглись, засветился дисплей. «Добро пожаловать в „Inmarsat“… Пожалуйста, введите ваш PIN-код…» Я торопливо набрал код. «Поиск спутника… Соединение со спутником… Пожалуйста, наберите номер…» Я начал набирать номер. «Батарея разряжена… Батарея пуста». После этого телефон отключился.

– Черт.

Однако Пол оптимизма не утратил:

– Попробуем еще раз, но только дадим ему больше времени.

Прежде чем мы успели предпринять новую попытку, вернулся, и с хорошими новостями, гонец. Гвинейцы все еще удерживали Милю-91 и обещали прислать патруль, который доставит нас на их позиции. Мы вознаградили жителей деревни оставшимися у нас долларами, а я отдал Ибрагиму мой складной нож. Со временем появился патруль гвинейцев, мы запрыгнули в один из их пикапов и понеслись к Миле-91.

Пока нас мотало в кузове, я, на моем корявом французском, спросил у командира патруля, что происходит в их районе. Ответ его был мне понятен: у них имелись «небольшие собственные проблемы с повстанцами».

Миля-91 оказался в изоляции, поскольку все вокруг этого городка было захвачено силами ОРФ. Вновь мобилизуемые солдаты армии Сьерра-Леоне толпами стекались сюда вместе с членами разного рода ополчений, в том числе и пользующимися дурной славой «Парнями с Запада». Существовала опасность того, что эти ополчения, увидев, что ОРФ берет верх, переметнутся на его сторону. Словно для того, чтобы еще пуще осложнить ситуацию, в этой зоне начали искать прибежища тысячи гражданских лиц, некоторые из них были шпионами ОРФ. Командир пояснил, что на этом участке дороги нередки засады. Я спросил, каковы приемы борьбы с ними.

– Rouler plus vite. (Прибавляем скорости.)

Мы миновали несколько групп вооруженных ополченцев. Возможно, они были проправительственными, возможно, подействовал избранный гвинейским командиром метод борьбы с засадами, во всяком случае, до Мили-91 мы добрались без задержек.

Позиция гвинейцев в Миле-91 особой уверенности не внушала. У них имелась пара пулеметов, направленных на дорогу, по которой ожидалось приближение повстанцев, но не более того. Ни окопов, ни наблюдательных постов, ни резервных планов. На каждого из солдат приходилось всего по двадцать патронов. Командир роты объяснил, что если им дать патронов больше, они продадут их на черном рынке повстанцам.

Теперь нам удалось придумать для спутникового телефона источник питания – мы частично зарядили его от автомобильного аккумулятора. Батарейный дисплей показывал, что для разговора у меня есть минута и двадцать секунд. Я позвонил в штаб-квартиру ООН во Фритауне. Никто не ответил. Я прождал тридцать секунд. Теперь у меня оставалось пятьдесят.

Настроение наше упало. Мы решили (ошибочно), что повстанцы захватили Фритаун. «Кому звонить теперь?» Последнее, что я проделал перед тем, как покинуть лагерь в Макени, – стер память спутникового телефона. Если вы считаете, что существует опасность попасть в плен, то «обеззараживаете» свое снаряжение. То есть убеждаетесь в том, что при вас нет размеченных карт, записных книжек с адресами, любовных писем и фотографий. Если вас схватят с чем-нибудь таким, оно будет при допросе использовано против вас. По дурости я сохранил в телефоне один лишь фритаунский номер полковника Джима. Заряда в батарейке осталось на сорок секунд. «Кому доверить передачу сообщения? Кто быстро ответит на звонок? Поторопись! Думай!»

Я позвонил Анне, и она ответила сразу.

– Привет. Мы в безопасности.

Времени, чтобы сказать ей действительно то, что мне хотелось сказать, не было. Я объяснил, где мы, что нам требуется, и доверил ей передачу необходимой информации.

Энди и Дэйв позаимствовали у гвинейцев рацию и сумели переговорить со штаб-квартирой ООН во Фритауне. Та перебралась из обычного своего здания в отель «Мама Йоко» – комплекс сооружений на западной оконечности полуострова. Оборонять его было значительно легче, чем здание в центре города. Полковник Джим тоже переместился туда – он сказал, что за нами уже вылетел военный вертолет, который будет у нас через пятнадцать минут.

На наше счастье, ближайшая взлетная полоса находилась недалеко от нас, выяснилось, впрочем, что прежний наш, оборвавшийся, звонок из Мбенти все-таки оказался частично успешным. Мы тогда этого не знали, однако телефон все же успел на краткое время соединиться со спутником, а электронное оборудование Соединенного Королевства смогло усилить его сигнал и определить наше местоположение. Вследствие этого был поставлен на боевое дежурство английский вертолет.

Ожидая его, мы воспользовались ГСП Энди, чтобы уточнить наши координаты и указать вертолету направление подхода. И наконец, я провел самые лихорадочные в моей жизни четверть часа, дожидаясь его появления, улещивая и подкупая сигаретами охочих до стрельбы солдат, уговаривая их не открывать по вертолету огонь. Местные ополченцы привыкли к выкрашенным белой краской вертолетам ООН, британский же был зеленым, и они могли принять его за вражеский.

Вертолет появился точно в срок.

– Как ты думаешь, возьмут меня в летные курсанты? – лишь наполовину в шутку спросил Дэйв.

Потоки воздуха от мощных винтов «чинука» создали подобие мусорной бури, в которой заплясали и каски нескольких гвинейских солдат, не позаботившихся застегнуть ремни под подбородком. Некоторые из местных ополченцев выглядели так, словно они присутствуют при приземлении НЛО.

Через час мы совершили посадку в международном аэропорту под Фритауном и с удовольствием увидели там новоприбывших британских солдат.

Последствия

Прежде чем мы смогли отдохнуть или хотя бы помыться, нам пришлось пройти через «опрос по горячим следам». Кто состоит у повстанцев в лидерах? Где эти люди живут? Каковы их намерения? Где они держат заложников? Есть ли у них зенитное оружие?

Вопросы сыпались один за другим, однако мы испытывали огромное удовлетворение от того, что не являемся больше невооруженными наблюдателями. Конечно, мы не участвовали в активных боевых действиях против ОРФ, однако сведения о противнике, которыми я располагал, могли оказаться оружием столь же убийственным, сколь и боевое. Прожив четыре месяца рядом с повстанцами ОРФ, я узнал их досконально. Чувствовал ли я себя виноватым, рассказывая о них всякие гадости? Решительно нет. Я много работал, стараясь помочь людям из ОРФ разорвать круг насилия, в котором они, судя по всему, завязли. Но они не пожелали воспользоваться щедрыми предложениями, которые могли привести к установлению мира. ОРФ использовал во зло мое доверие, хладнокровно убил моих коллег по ООН, и потому я не испытывал угрызений совести, принимая теперь сторону их противника.

По окончании опроса я промыл забитые грязью порезы на руках и ногах и отправился прогуляться по аэропорту. Первым из появившихся в Сьерра-Леоне подразделений был 1-й батальон воздушно-десантного полка. За два года, проведенных мной в работе с десантниками, я познакомился со многими из их офицерского состава и теперь, сталкиваясь со старыми друзьями, испытывал чувство нереальности происходящего. Приятно было ощущать себя частью организации, способной привнести некоторый порядок в хаос, воцарившийся в Сьерра-Леоне.

Мы выклянчили у десантников часть их рациона, а поев, попробовали отдохнуть. Я был еще слишком возбужден и потому провел большую часть ночи, наблюдая за появлением новых британских частей или смотря по телевизору, установленному в VIP-зоне аэропорта, передачи Си-эн-эн. Пол, Энди, Дэйв и я просидели всю ночь в салоне аэропорта, мирно болтая. Мы все сошлись на том, что нам сильно не хватает вещей, отобранных у нас бандитами. Пол печалился о своем зонте, я – о моем желтом фрисби, о записной книжке и о музыкальных записях, которые собрали для меня друзья. Мы представили, как в эту самую минуту повстанцы, напялившие форму коммандос, валяются на наших койках, слушая записи из моей пестрой музыкальной коллекции.

Поутру я заглянул в полевой госпиталь, где мне перевязали израненные ступни, потом погрузился с несколькими воздушными десантниками в «чинук» ради короткого перелета вдоль залива в собственно Фритаун. Штаб десантников был развернут в отеле «Мама Йоко», там же, где и штаб-квартира ООН, и мне не терпелось отыскать полковника Джима и поблагодарить его за неустанную заботу о нас. Пока происходила эвакуация персонала ООН, Джим и еще один англичанин по имени Майк установили в домишке, стоявшем у плавательного бассейна отеля, оборудование связи и вели круглосуточное дежурство, ожидая сигнала от нас.

В конце концов я отыскал в тихом углу отеля новый кабинет Джима. Он был одновременно и моим начальником, и коллегой, и другом, так что я не вполне понимал, следует ли мне отдать ему честь, пожать руку или обнять его. В итоге я проделал всего понемножку (к несчастью для Джима, поскольку я уже неделю не менял одежду).

Кабинет Джима располагался в номере с ванной и душем. Джим одолжил мне полотенце и бритву, и я тут же воспользовался большей частью представившихся мне возможностей. Я только не знал, что Джим проводит в соседней комнате совещание, и потому несколько удивился, выйдя в чем мать родила из-под душа и увидев перед собой иранского дипломата, занимавшего в ООН высокий пост, и двух переговорщиков из британской полиции, присланных сюда для освобождения заложников. Впрочем, они удивились куда сильнее, чем я.

Мне не терпелось узнать, что случилось с моими коллегами по силам ООН, и я спросил об этом у Джима. Он сказал, что ОРФ все еще удерживает в заложниках пятьсот человек из персонала ООН. Конечно, я ощущал облегчение от того, что нам удалось бежать, однако особо праздничных чувств не испытывал, поскольку в руках ОРФ еще оставалось множество заложников.

Теперь главная задача состояла в том, чтобы остановить наступление ОРФ на столицу. Я присоединился к патрулю десантников, и мы поехали в центр города, посмотреть, что там творится. Фритаун был до жути тих. Гражданских лиц на улицах не осталось. Кипучие обычно рынки опустели, магазины стояли заколоченными во избежание грабежа. Судя по всему, мысль о том, что́ может их ожидать, внушала местным жителям ужас. Еще живы были воспоминания о хаосе и резне, которые царили в городе, когда повстанцы в последний раз, в январе 1999 года, заняли его.

Единственными местными на улицах были отряды вновь мобилизованных солдат и камаджоров. Вопросов о том, где они взяли оружие, никто им не задавал. Предполагалось, что Фритаун является контролируемой силами ООН демилитаризованной зоной, однако оружие составляло, по-видимому, неотъемлемую часть местной инфраструктуры.

Только что появившиеся здесь британские солдаты с большим трудом отличали повстанцев от дружественных ополченцев, поскольку ни те, ни другие официальной формы или знаков отличия не носили. Я, проживший в стране несколько месяцев, был человеком более умудренным, поэтому меня попросили проинструктировать британцев, поделиться с ними опытом.

Я описывал им внешние отличия различных фракций, одни из них бросались в глаза, другие не очень. К примеру:

Оружие. Бойцы ОРФ предпочитают АК-47; проправительственные ополченцы склонны использовать британские автоматы.

Прически. У бойцов ОРФ ныне в моде стрижка ежиком; камаджоры предпочитают неровную стрижку «бушмен».

Одежда. Бойцы ОРФ во Фритауне одеваются так, словно хотят выступать в какой-нибудь американской рэп-группе; камаджоры предпочитают, опять-таки, облик «бушмена».

Степень опьянения. Камаджоры, как правило, обкурены, что делает их выговор невнятным; бойцы ОРФ, как правило, обкурены и вдобавок пьяны, что делает их еще и агрессивными. И глаза их от этого постоянно налиты кровью.

Осанка. Бойцы ОРФ расхаживают с таким видом, будто все вокруг принадлежит им; камаджоры бродят с видом отчасти ошалелым.

Если люди вели себя по-настоящему агрессивно – и при этом носили форму, – они, скорее всего, принадлежали к числу нигерийских миротворцев. Кое-кого из нигерийцев, четыре-пять лет занимавшихся в Сьерра-Леоне «миротворчеством», появление британских профессионалов озлобило, и они изливали свою злость на каждого подвернувшегося им британского военнослужащего. За рамки криков и угрожающих поз все это никогда не выходило, однако требовало определенных деликатных переговоров с напоминаниями о том, что все мы выступаем на одной стороне.

Я также рассказал новичкам о местных мальчишках, которые будут околачиваться возле их позиций. Хотя некоторые из этих детей могли оказаться шпионами ОРФ, если вести себя с ними по-доброму, они превращались в великолепную систему раннего оповещения, поскольку им отлично известно, кто есть кто. Если они и передавали ОРФ какие-то сведения о нас, мы по этому поводу особо не волновались – для всякого здесь было совершенно очевидно, кто такие вооруженные белые солдаты. Так или иначе, разогнать эту ребятню, не устраивая на них облав, не избивая их палками (традиционный местный метод управления толпой) и не открывая по ним стрельбу, было невозможно. Так что лучше привлекать их на свою сторону.

Воздушные десантники установили блокпост на главной дороге, шедшей параллельно пляжу. Покончив с инструктажем, я попросил их постоять в дозоре, пока я буду плавать в океане. И, несмотря на то что в мою сторону было нацелено оружие, такое плавание оказалось превосходным отдыхом.

Взяв под охрану аэропорт, 1-й батальон установил оцепление вокруг штаб-квартиры ООН и приступил к эвакуации всех иностранцев (то есть не сьерралеонцев), желавших покинуть страну. Британская операция по эвакуации некомбатантов была завершена за двое суток. Сразу после этого в Соединенном Королевстве началось давление на британские вооруженные силы – их понукали побыстрее покинуть Сьерра-Леоне, дабы избежать «затягивания миссии» и вовлечения в чужую гражданскую войну в качестве одной из враждующих сторон. Однако вооруженные силы Соединенного Королевства не могли оставить МООСЛ, пока та не вернет себе хоть какой-то контроль над ситуацией. Своевременное появление британского контингента, пусть и немногочисленного, оказалось достаточным для того, чтобы внушить и ООН, и народу Сьерра-Леоне уверенность в том, что захватить Фритаун ОРФ не удастся. Дело было не только в воздушных десантниках, охранявших «жизненно важные участки» (аэропорт, морской порт и сам Фритаун), все знали, что тысяча коммандос способны за пару дней достичь Сьерра-Леоне. А если бы не хватило и их, оставались еще истребители вертикального взлета «харриер», производившие регулярные облеты страны, поднимаясь с одного из двух маячивших на горизонте британских авианосцев – корабля ее величества «Прославленный». Эти истребители, облетавшие укрепления ОРФ и скопления войск, показывали, с чем придется иметь дело повстанцам, если те нападут на британских солдат или поддерживаемые ими силы ООН.

Через две недели после нашего побега во Фритауне появился Фодей Санко. Он и команда его телохранителей попытались воссоединиться с наступавшими на город частями ОРФ. Появление британских солдат остановило продвижение частей ОРФ, и Санко попытался бежать с полуострова, однако неудачно. 17 мая его схватили. Переодевшись в женское платье, он вернулся в город, намереваясь подкупить каких-нибудь нигерийцев, чтобы те тайком вывезли его из страны. Однако кто-то из местных жителей узнал его. Санко оказался в руках разгневанной толпы, его жестоко избили и прострелили ему ногу. Санко разорвали бы на части, если бы мимо не проезжал британский патруль, который и спас его от линчующей толпы, в чем можно усмотреть определенную иронию, если учесть ненависть ОРФ ко всему британскому. Сейчас, когда я пишу эти строки, Санко по-прежнему сидит в тюрьме – ожидает суда за государственную измену.

Воздушные десантники, как правило, и начинают бой, и выходят из него быстро. Да и появившись здесь лишь с тем снаряжением, какое они могли унести на собственных спинах, воздушные десантники не остались бы в стране надолго. Поэтому на смену им пришли пятьсот коммандос из 42-й команды морской пехоты. Они прибыли на борту авианосца «Океан».

Я провел пару дней, знакомя прибывших морских пехотинцев с Фритауном. Долгое время остававшийся безоружным, я наслаждался ощущением принадлежности к самой сильной в городе группировке. Я специально пришил к своей форме знаки коммандос, а также принял приглашение провести пару дней на борту «Океана», маленького, но гостеприимного уголка Британии, с жареным мясом на обед, теплым пивом и возможностью увидеть основные моменты футбольных матчей – «Челси» как раз победил «Астон Вилла» со счетом 1:0. Вдобавок мне удалось разжиться у начальника снабжения кое-какой одеждой.

После нескольких ночей, проведенных на полу чьего-то кабинета в штаб-квартире ООН, Энди, Пол и я вернулись в дом, где мы прежде жили вместе с другими работавшими во Фритауне англичанами. Затея была отчасти рискованная, поскольку наш ночной сторож был горазд спать, но не горазд сторожить. Чтобы обезопасить себя, мы пригласили пожить с нами нескольких основательно вооруженных коммандос. Теперь, когда британские солдаты оккупировали страну, ОРФ видел в любом британском военнослужащем свою законную мишень. Наученный горьким опытом и понимавший, что ношение оружия стало частью культуры Сьерра-Леоне, я рассудил так: «Если не можешь побить их, стань таким, как они». И потому купил себе за десять долларов АК-47 китайского производства, позволивший мне чувствовать себя более уверенно.

Меня тревожило то обстоятельство, что вокруг штаб-квартиры ООН слоняются сторонники ОРФ. Принадлежность к ОРФ сама по себе преступлением не являлась, поскольку официально в стране все еще продолжался мирный процесс. Одни мои сьерра-леонские друзья вызвались за малую плату (пять долларов) «убрать» этих людей. Я поблагодарил их за предложение, однако решил, что финансирование внесудебного убийства может быть не лучшим карьерным шагом. Вместо этого я заплатил им те же пять долларов, чтобы они помогли мне найти собаку-охранника. Задача была не из легких, поскольку из большинства местных собак, похоже, давно уже выбили всякую агрессивность, так что обилия кандидатов на эту роль не предвиделось.

Мы колесили по улочкам Фритауна, пока не нашли наконец собаку, которой хватило храбрости хотя бы на то, чтобы громко облаять незнакомых людей. Я собирался дать ей мужественную кличку, что-нибудь вроде Бандит или Клык. Увы, она отзывалась только на имя, которое у нее уже было: Топси. А когда я привел ее в наше становище, перемена обстановки подействовала на бедняжку столь угнетающе, что она напускала лужу при виде любого незнакомца. Впрочем, уход и дрессировка вскоре позволили ей собраться с духом и превратиться в сносную систему охранной сигнализации.

Энди, Пола и меня спросили, не желаем ли мы вернуться для восстановления сил в Соединенное Королевство. Мы это предложение отклонили. Мы играли здесь важную роль, осуществляя связь между ООН и недавно появившимися британскими силами. Военная ситуация все еще оставалась неустойчивой: сотни солдат ООН, в том числе и мой друг и сосед по Лондону Энди Харрисон, пребывали в заложниках, и всем нам очень хотелось как-то помочь им.

Существовала и другая, менее позитивная причина, по которой мы не хотели бы возвращаться домой прямо сейчас: нам нужно было поостыть, и эмоционально, и психологически. Вернись я сейчас домой, из меня вряд ли получился бы приятный в общении человек. Я провел с Анной долгий телефонный разговор, и она со мной согласилась. Мне ужасно хотелось снова увидеть ее, однако сначала следовало успокоиться. Каждый встречный мальчишка все еще казался мне повстанцем, и я не хотел, чтобы то же самое происходило и дома. После выпавших нам испытаний лучшая терапия состояла в том, чтобы заняться делом.

Через неделю после появления британских солдат силы ООН начали вновь укреплять свои позиции, меж тем как у нас, военных наблюдателей, все еще оставалась работа, которую надлежало выполнять. Мы получили сообщение от ополчения, именуемого «Парни с Запада», на этом этапе они сотрудничали с силами ООН и Соединенного Королевства. «Парням с Запада» удалось отбить у ОРФ городок Рогбери-Джанкшн. Городок этот представлял собой не более чем скопление глинобитных хижин, однако был важен в стратегическом отношении, поскольку в нем пересекались две главные дороги Сьерра-Леоне. Именно здесь ОРФ не так давно использовал тактику «троянского коня», чтобы выбить из городка нигерийских миротворцев. Солдаты ОРФ переоделись в форму взятых в плен замбийцев и принудили замбийских водителей провезти их в замбийских же бронемашинах через блокпосты ООН. Нигерийцы не поняли, что происходит, и многим из них пришлось заплатить за это жизнью. «Парни с Запада» заявляли теперь, что обнаружили в Рогбери-Джанкшн тела казненных солдат ООН, в результате Энди Самсонофф и я получили задание провести расследование. Нас сопровождал тяжело вооруженный патруль нигерийцев, которые временно сменили форму солдат ООН на форму нигерийской армии.