Текст книги "Неуязвимый (в сокращении)"

Автор книги: Фил Эшби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Разоружаем повстанцев

На протяжении первых восьмидесяти километров дежурившие на блокпостах повстанцы узнавали Шерифа и Джимми и пропускали нас сразу. Однако, когда мы отъехали подальше и их перестали с ходу узнавать, оба сильно занервничали. Теперь переговоры, которые они вели на каждом из блокпостов, становились все более продолжительными.

Когда нас остановили снова, до Коно оставалось всего восемь километров. Командира этого блокпоста звали майор Психо, а лет ему было всего пятнадцать. Я помню его красный берет с пулевыми пробоинами на каждом виске. Кенийскому эскорту пришлось остаться на блокпосту, а меня с Джимом «пригласили» заглянуть в ближнюю деревню. Там мы услышали, что сегодня в Коно проехать будет нельзя и что нам придется заночевать здесь. Поскольку атмосфера вокруг нас все более накалялась, мне вовсе не улыбалось провести ночь в этой деревне. Джим согласился со мной, но Психо отказывался отпускать нас. Даже Шериф с Джимми и те были напуганы.

На блокпосту кенийцы вели переговоры. Они убедили повстанцев в том, что «двое белых и сами не знают, что делают, но люди они безвредные», однако выбраться из деревни мы смогли лишь после трудных трехчасовых переговоров.

Мы с Джимом признали, что забрались слишком далеко. И поехали по ночным дорогам обратно в Макени, так и не увидев Коно. А прежде чем нам удалось предпринять вторую попытку, соглашение о прекращении огня было приостановлено.

Вторая наша задача состояла в том, чтобы присматривать за процессом разоружения, когда, или скорее если, он начнется. Какое-то время ОРФ тянула канитель, более или менее соблюдая договоренность о прекращении огня, что позволяло работать на их территории службам гуманитарной помощи, и все же отказывалась сдавать какое бы то ни было оружие. Однако медленный прогресс все же имел место. Команда экспертов из Министерства международного развития (ММР) Соединенного Королевства добилась от командования ОРФ разрешения начать на его территории строительство некоторого числа лагерей для разоружившихся повстанцев. Ближайший к нам находился в пятнадцати километрах от Макени. Предполагалось, что бойцы ОРФ, разоружившись, станут жить в этих лагерях. Их будут кормить, оказывать им медицинскую помощь, выдадут им по триста долларов и обучат основам какого-нибудь ремесла. К началу апреля возведение первых «лагерей разоружения, демобилизации и реинтеграции» было практически завершено.

В других частях страны процесс разоружения шел хорошо, и это позволяло нам посещать некоторые команды военных наблюдателей, чтобы посмотреть, с какими трудностями они сталкиваются. Трудностей хватало. Одна из основных проблем состояла в том, чтобы установить, кто действительно принадлежит к числу комбатантов – людей, принимавших участие в боевых действиях. Для того чтобы тебя сочли экс-комбатантом, ты должен иметь на руках оружие. К примеру, ООН не считает тебя комбатантом, если ты пришел «разоружаться», имея при себе всего лишь ручную гранату. И не считает потому, что гранату ты мог купить на черном рынке за десять долларов, а сдав ее, получить триста. Одна женщина, попытавшаяся проделать такой фокус, кончила очень плохо. Услышав, что трехсот долларов ей не дадут, она выдернула из гранаты чеку.

Вблизи Макени находилось около двух тысяч бойцов-повстанцев и, быть может, еще десять тысяч во всей зоне нашей ответственности. Нас предупреждали, что мы можем столкнуться с бойцами детского возраста, однако реальная встреча с ними стала для нас потрясением. По моим прикидкам, средний возраст бойцов ОРФ составлял в Макени двенадцать-тринадцать лет. Некоторые были еще моложе.

Взаимодействие с детьми-солдатами было делом сложным – и в моральном, и в практическом отношении. С одной стороны, ты понимал, что это дети и что в своих прегрешениях они на самом деле не виноваты. С другой стороны, само их неведение относительно того, что представляет собой общечеловеческая мораль, делало их особенно опасными, а командиры повстанцев усердно это использовали. Вербовка бойцов в ОРФ была жестокой, но эффективной. Типичный метод состоял в том, чтобы просто напасть на деревню, перебить или перекалечить взрослых и силком увести с собой детей. Для обеспечения лояльности новых рекрутов ОРФ насильно заставлял их принимать наркотики или совершать жестокости в отношении их же собственных родных. А когда они превращались в сирот, ОРФ заменял им семью.

Спустя какое-то время становилось уже трудно относиться к детям-солдатам иначе как к маленьким дикарям, лишенным представления о хорошем и дурном. При этом они имели при себе оружие и были, как правило, «забалдевшими» от марихуаны, героина или пальмового вина, а нередко и от всего этого сразу.

Проведя первый месяц в нашей команде, я по электронной почте отправил домой письмо. Не желая тревожить своих близких, я постарался сосредоточиться на более светлых сторонах жизни среди повстанцев ОРФ.

20 февраля 2000 года

Здесь жарко, но все идет хорошо. Я прикомандирован к миссии военных наблюдателей ООН, находящейся в городе Макени, это в 150 километрах к северо-востоку от Фритауна. Как всегда, во время предварительных инструктажей опасность была преувеличена. Правда, вокруг нас множество людей, число конечностей у которых несколько меньше положенного, а территория эта контролируется Объединенным революционным фронтом.

Средний возраст бойцов ОРФ – подростковый. Все немного смахивает на «Повелителя мух». Повышение в звании становится результатом успешных боевых действий (убийств) – при этом я еще не встречал никого, кто носил бы звание ниже капитанского. Вообще говоря, пока ты ведешь себя с ними твердо, ты можешь идти куда угодно и делать что угодно, однако (простите, если я начинаю смахивать на пожилого брюзгу) они настолько накачаны наркотиками и в целом малоразвиты, что зачастую не ведают и собственных имен, не говоря уж о познаниях насчет происходящего в их стране мирного процесса. Солдаты ОРФ – рабы моды. Солнечные очки и стрижка ежиком – это всенепременно, а вот насчет любимой одежды не уверен – пока мне кажется, что наиболее популярна здесь футболка с портретом Леонардо ди Каприо.

Предполагается, что здесь идет процесс разоружения, демобилизации и реинтеграции. Командование ОРФ уверяет, что поддерживает РДР, однако не подкрепляет своих слов действиями. Это огорчительно, поскольку простые люди искренне желают мира. Ожидания велики, и каждый день, проходящий без РДР, – это новый шаг к возобновлению насилия. Солдаты ОРФ жалованья не получают. Единственное их вознаграждение – это военная добыча, так что, возможно, срок нашего пребывания здесь скоро истечет.

Поскольку РДР, за которым мы могли бы наблюдать, не существует, мы коротаем время за патрулированием да общаемся с местными жителями – мое мастерство по части фрисби все возрастает. Местные мальчишки прозвали меня Мистер Вы Готовы. Они здорово навострились приносить мне брошенный диск. Время от времени я бросаю его в толпу ребят («Вы готовы, ребята?» – отсюда и прозвище). Как правило, они кидаются врассыпную, топча упавших, однако игра им, похоже, нравится, особенно если диск попадает кому-нибудь в лицо.

В коллегах состоят у меня люди самые разные: есть превосходные, есть милые, но бестолковые, а есть и ленивые, жадные до денег ублюдки, которые находятся здесь лишь по одной причине – финансовой. ООН выдает нам щедрое «пособие для поддержки миссии» (= деньги). Говорят, что парни из беднейших стран за день получают от ООН больше, чем получали за месяц от своих правительств. Официальным языком ООН является здесь английский, но, что еще важнее, это единственный общий для всех повстанцев язык. Большинство моих коллег вполне прилично говорят по-английски, однако сочетание дурного качества радиосвязи с бюрократическим уровнем написания отчетов означает, что здесь большой спрос именно на британцев.

Еда тут однообразная, однако достаточно здоровая, возможностей для развлечений более чем хватает. Сегодня вечером мы отправляемся на местную «дискотеку», чтобы посмотреть по спутниковому ТВ футбольный матч (финал Африканского кубка наций), – нас пригласил в качестве гостей бригадир ОРФ (это либерийский наемник, питающий слабость к Джорджу Уи, который играет за «Челси», так что я беседую с ним о футболе, не о политике). В прошлом году он захватил во Фритауне телевидение и электрогенератор. ОРФ стоит на стороне Нигерии. Как это ни странно, многие повстанцы носят мундиры нигерийских солдат, которых они убили в ходе гражданской войны, похоже, однако, что двойные стандарты их не смущают…

Еще у нас есть обезьянка по имени Оскар, мы выкупили ее у местных мальчишек. Мы думали, что Оскар от нас сбежит, однако пока он живет на дереве у дома и время от времени нас навещает.

Со связью здесь плохо – контакт с внешним миром по спутниковому телефону обходится по шесть долларов за минуту. Надеюсь, письмо до вас дойдет, пошлите и вы мне E-mail, рано или поздно я смогу его прочитать.

С любовью, Фил

К сожалению, Оскар долго не протянул. В Сьерра-Леоне обезьянье мясо популярно (я однажды попробовал его с салатом и лавашем). Родителей Оскара застрелили какие-то местные охотники, сам же он был слишком мал и на мясо не годился, потому стал ручным зверьком у местных ребятишек. Они держали его на цепи и жестоко дразнили, вот мы и решили купить ему свободу.

Оскар, возможно, потому, что был лишен обычного для обезьян страха перед людьми, оказался, себе на беду, слишком общительным. Он забегал в дом, воровал бананы, гонялся за курами и соседскими детьми, и это привело к печальным последствиям. В конце концов Оскар зашел слишком далеко: начал отдирать пальмовые листья от крыши соседского дома. Соседи забросали его камнями, и он удрал на свое дерево. Но Оскар уже пристрастился портить крышу и, когда обстрел камнями прекратился, набросился на нее с новой силой. В тот же вечер он исчез.

Я попросил одного из наших домашних слуг, Ибрагима, разузнать, что произошло. Утром он принес печальное известие. Оскар кончил свои дни в кухонном котле. Ссориться с соседями мы не хотели, поэтому ничего говорить им не стали. Благополучие животных – последняя забота в захваченном повстанцами Макени.

Помимо всего прочего, я занимал пост председателя Комитета по надзору за прекращением огня (КНПО) в городе под названием Кабала, в двух часах езды от Макени. Кабала все еще удерживался армией Сьерра-Леоне, и раз в неделю там проходили совещания, на которых обсуждались донесения о нарушениях договоренности о прекращении огня. Каждая из воюющих сторон присылала на совещания своего представителя: ОРФ, армия Сьерра-Леоне, камаджоры и Революционный совет вооруженных сил (РСВС). Совещания эти, как правило, оканчивались шумной перебранкой, однако я договорился с участниками, что, если до драки дело не доходит, я после совещания угощаю всех ленчем. Договоренность возымела желаемый эффект.

Один из вопросов, поднимавшихся на совещаниях, был связан с «Группой Дикаря», отколовшейся от Революционного совета и состоявшей под командованием некоего самозваного полковника Дикаря. Группа эта на разных этапах ходила в союзниках и армии Сьерра-Леоне, и ОРФ. Теперь она ухитрилась рассориться и с той, и с другим, а представители этих воюющих сторон воспользовались совещанием, чтобы состряпать заговор, который позволил бы «решить» проблему Дикаря.

Я указал им на то, что, как председатель КНПО, не могу попустительствовать нарушению договоренности о прекращении огня, на что представитель ОРФ предложил решить проблему без единого выстрела. Я попросил его уточнить, каким образом. «Ну, мы могли бы забить их всех до смерти палками».

Однако ОРФ по-прежнему стремился взять это дело в свои руки, и в следующие несколько дней мы начали получать неподтвержденные сообщения о нападениях «Группы Дикаря» на позиции ОРФ. Было ясно, что такая информация дает ОРФ повод контратаковать, не выглядя при этом агрессором.

Чтобы предотвратить резню, я вместе с полковником Джимом и еще шестью офицерами отправился в Кабала. Мы надеялись, что, если нам удастся разоружить людей из «Группы Дикаря», нам позволят отправить их под охраной в демобилизационный лагерь, расположенный в более спокойной части страны. Мы направили Дикарю послание, в котором говорилось, что, если он будет сотрудничать с нами, мы сможем организовать безопасный путь отхода для него и его людей. Если же он откажется, солдаты ОРФ просто убьют его. Его бойцы засели к тому времени в деревне неподалеку от Кабала – между армией Сьерра-Леоне, отказавшейся помочь им, и частями ОРФ. Податься им было некуда, однако Дикарь и его группа в течение двух дней вели бои.

Мы пару раз посылали к нему для переговоров наших людей, но Дикарь отказывался сотрудничать с нами. На третий день настал мой черед, я доехал до последнего блокпоста армии Сьерра-Леоне, а оттуда по ничейной земле пошел в деревню. «Группа Дикаря», проведшая в буше почти два года, походила на средневековую армию. Нечесаных солдат сопровождали своего рода маркитанты: молодые женщины, которых они похитили и использовали в качестве сексуальных рабынь, женщины постарше – стряпухи – и дети, которых заставляли носить за солдатами боеприпасы и добывать для них еду.

Меня отвели к самому Дикарю – впечатляющей персоне с козлиной бородкой и в темных очках. Он сидел в кресле, вокруг него расположились телохранители, рядом с креслом стояла высококачественная стереосистема, из которой несся американский рэп. Я сказал ему, что я – его последний шанс. Я готов остаться при нем на час, но едва я уйду, все будет кончено. Затем я, изображая безмятежность, надел темные очки, стянул рубашку и улегся загорать.

Так мы притворялись друг перед другом несколько минут. С патовым положением было покончено, когда неподалеку взорвалась выпущенная из РПГ граната. Время было рассчитано правильно – Дикарь тут же сказал мне, что его люди сложат оружие.

Разоружение трехсот пятидесяти солдат продолжалось до поздней ночи. На каждую передаваемую нам единицу оружия приходилось еще и два-три «маркитанта». Этих жалких приспешников нельзя было счесть экс-комбатантами, однако нельзя же было просто предоставить их собственной участи, поэтому мы решили вывести под охраной и их тоже.

Ближайший демобилизационный лагерь находился в пятистах километрах отсюда, двигаться к нему нужно было по территории ОРФ. Чтобы обеспечить нас транспортом, из Фритауна был выслан конвой индийских и кенийских грузовиков с вооруженной охраной – они три дня добирались до нас.

Вынужденнее пребывание в Кабала, где мы дожидались появления грузовиков, мне даже понравилось. Этот город ни разу не побывал в руках ОРФ, так что мы имели возможность составить представление о том, как выглядела страна до гражданской войны. То был шумный рыночный городок, окруженный удивительными горами – внушительными гранитными пиками, вздымающимися к небу прямо из джунглей. Я решил возглавить небольшую группу экс-комбатантов и подняться на один из них. Интересно было взойти на красивую гору, вдобавок меня радовала возможность показать этим паренькам, что в жизни существуют не одни лишь бои.

Последние тридцать метров до пика мы поднимались по легкому маршруту, и я с приятным удивлением обнаружил, что моя разношерстная команда, похоже, получает не меньшее, чем я, удовольствие. В одном технически сложном месте я протянул ребятам свой ремень, чтобы им было за что ухватиться. Пока я помогал им подниматься по скалам, они выглядели просто мальчишками, которые радуются приключению. (Увы, когда мы вернулись в Кабала, они снова стали бандитами.)

Я попросил их дать нашему новому пику имя.

– Гора Дикарь, – предложили они, посовещавшись.

– Вы можете назвать ее как хотите, однако вторая по высоте вершина мира, К-2, уже носит такое имя.

– Ну, ладно. А как насчет пик Кровавый Потрошитель Девственниц?

Мне пришлось согласиться с тем, что гора с таким названием в мире вряд ли найдется.

Когда появились грузовики, половина населения Кабала уже объявила себя экс-комбатантами, надеясь на бесплатный проезд до Фритауна. Мужчины, женщины, дети, козы, куры, даже телята – все это норовило втиснуться в грузовики.

Силы ООН прислали за Дикарем и его ближайшими родственниками вертолет – мы опасались, что, если нам придется везти его по территории ОРФ, бойцы последнего не удержатся от искушения прикончить полковника. Если же нам не удастся обеспечить Дикарю безопасный проезд, пойдут разговоры, что ООН никого защитить не способна, и мы не сумеем убедить других командиров разоружиться.

Дикаря с женой мы подвезли до посадочной площадки вертолета в нашей машине, при этом неблагодарный сукин сын спер мои лежавшие на заднем сиденье темные очки. Мысль о том, что столь неравнодушная к своему облику персона позарилась на мои купленные в «Вулворте» за 2,29 фунта очочки, меня позабавила. Теперь мы наконец могли начать на нагруженных людьми машинах путешествие по территории ОРФ.

В каждом городе или деревне, мимо которых мы проезжали, стояли блокпосты ОРФ. Одним из них командовал двенадцатилетний повстанец, именовавший себя «полковой старшина Убийца». Его начальство приказало ему помочь нам, однако это ему было вовсе не по душе. Я уговорил его опустить веревку, перегораживавшую дорогу у блокпоста, и первые два грузовика миновали пост беспрепятственно. В следующей машине Убийца увидел своего давнего врага и тут же дико заорал: «Этот человек нападал на моих людей!» И приказал своим солдатам снова натянуть поперек дороги веревку, однако грузовик не успел затормозить. Веревка перехлестнула его капот, и блокпост Убийцы развалился на куски. Тот впал в неистовство, однако теперь его гнев направлен был на меня. Он сорвал с плеча автомат. Вдалеке выскакивали из своих грузовиков вооруженные кенийцы.

Я старался говорить спокойно, но властно. «Старшина, два дня назад люди из „Группы Дикаря“ были вашими врагами. Я их разоружил. Опустите автомат, и все мы сможем дожить до следующего сражения».

Убийцу я, похоже, до конца не убедил, однако заронил в его душу сомнение. Наконец кенийцы забросили свои винтовки на плечи и направились к нам, вооруженные лишь широкими улыбками. Опасный миг миновал, и все же, забираясь в свой джип, я чувствовал, что меня трясет. Я оказался слишком близко к смерти и потому, добравшись до демобилизационного лагеря в Лунги, близ международного аэропорта, сдал свой человеческий груз с большим облегчением.

Я не рассчитывал снова увидеть кого-нибудь из «Группы Дикаря». Однако некоторые из них решили присоединиться к другому ополчению, «Парням с Запада». Именно эти бандиты несколько месяцев спустя, в сентябре 2000 года, когда я уже вернулся из Сьерра-Леоне, взяли в заложники нескольких британских солдат. Я не испытывал сожалений, услышав, что не все люди Дикаря уцелели в схватке с освобождавшими заложников бойцами британского спецназа. Я лишь гадал, кто теперь носит мои темные очки…

На следующей неделе меня ждал отпуск – я запрыгнул в самолет, летевший в Гамбию, где и пронежился с Анной неделю в пятизвездочном отеле. Странно было оказаться в подобной роскоши после всего только двух часов полета. Анна привезла мое обручальное кольцо – тащить дорогое украшение в Сьерра-Леоне было неразумно, – и я, надевая его, чувствовал себя в точности так же, как в день, когда мы поженились. Неделя пролетела мгновенно, я и опомниться не успел, как уже снова снял кольцо и попрощался с Анной.

До моего тридцатилетия оставалась лишь пара недель, так что Анна привезла мне кое-какие подарки. Зная, что я возьму с собой только то, чего не жаль лишиться, она включила в число подарков новые очки из «Вулворта», несколько музыкальных записей, видеофильм «Отец Тед» и банку фасоли компании «Хайнц».

После встречи с Анной я стал скучать по ней гораздо сильнее, но чувствовал себя отдохнувшим и ждал возможности снова помериться силой ума с повстанцами ОРФ. Пока что наши достижения сводились к разоружению детей-солдат из «Группы Дикаря», но ведь настоящих повстанцев мы так и не разоружили.

К апрелю 2000 года в процесс РДР включилось 25 тысяч экс-комбатантов (из всех воюющих фракций за вычетом ОРФ). Однако в опорных пунктах ОРФ разоружение так и не началось. Теперь полковник Джим поставил меня во главе ведавшей разоружением группы офицеров, и я чувствовал себя польщенным. Если бы удалось склонить к разоружению части ОРФ в Макени, остальные последовали бы их примеру. Во всяком случае, мы на это надеялись.