Текст книги "Серебряный ангел"
Автор книги: Фиби Фицджеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Он принялся трясти лампу. Пламя вспыхнуло снова, но ненадолго. Чертыхаясь про себя, он подкрутил на лампе маленькое колесико, регулировавшее силу пламени, но и это не помогло. Кончился керосин. Пламя стало неровным, потом окрасилось на мгновение в синий цвет. И пропало вообще, оставляя молодых людей в непроглядной темноте.
Брайди не смогла сдержать рыдания. Оно слетело с губ долгим, печальным стоном, который подхватило и повторило много раз гулкое эхо.
Таг обнял девушку и крепко прижал ее к себе.
– Только не говори мне, что все будет хорошо, – попросила она со слезами в голосе, уткнувшись лицом ему в грудь. – Жаль только…
– Жаль чего? – спросил он, перебирая рукой ее волосы.
– Это может показаться глупым, – прошептала она, но мне хотелось бы еще раз сходить на исповедь.
Брайди скорее почувствовала, чем услышала, что Таг смеется. Но искра гнева, вспыхнувшая было в ней, так же стремительно и погасла. Скоро они умрут, а сердиться при таких обстоятельствах просто глупо. Однако, Таггарт даже в теперешней ситуации не утратил способности смеяться. Значит, он и в самом деле хороший человек. И, может быть, действительно, любит ее. Брайди казалось, что она верила в те ужасные слова, которые наговорила Тагу, из-за которых он был вынужден ударить ее. Но теперь она знала точно, что не верила ни единому, сказанному тогда, слову. И как только у нее могло вырваться такое?! Наверное, она до такой степени привыкла занимать оборонительную позицию, не доверяясь в делах любви своему сердцу, и слишком боялась любить, отдавая себя без остатка любимому человеку. Оказавшись на месте Таггарта, она вряд ли смогла бы вести себя так, как он. Стыдно, безусловно ей было стыдно, но призналась она себе в этом только сейчас.
Только сейчас, в эту минуту, она поняла, какой была двуличной и глупой. Зачем, черт возьми, ей надо было оставаться такой строгой пуританкой и следовать во всем правилам приличия, если это ничего, ровным счетом ничего не значило, а только вводило ее в заблуждение относительно любви и жизни вообще?! Она сама придумала для себя наказание за тот единственный в ее жизни грех, обокрав тем самым лучшие свои годы. Слишком строгими нормами морали руководствовалась она. На это указывала ей даже тетушка Мойра в своем прощальном письме.
И Брайди подумала вдруг, что, вероятно, по этой самой причине заслала ее Мойра сюда, в дикую и необъятную Аризону. Не за серебром и не ради своего отеля отправила ее тетушка в эти края, а затем, чтобы заставить ее взглянуть на себя и свою жизнь со стороны, и сделать при этом соответствующие выводы.
Жаль только, что поняла она это слишком поздно и пожить ей больше не придется.
– Еще раз сходить на исповедь? – переспросил ее Таг. – Но зачем, черт возьми?
Брайди подняла голову. Она не надеялась, что сумеет разглядеть его лицо, но решила, что, подняв голову вверх, лучше его себе представит.
– Все дело в том…
Она часто-часто заморгала и, не веря себе, потрясла головой, после чего снова посмотрела вверх. Где-то там, высоко-высоко, пробивался слабый, едва заметный, лучик света.
Таггарт погладил девушку по спине.
– Брайди, так в чем же все-таки дело?
Нащупав его грудь, шею, наконец, подбородок, она, молча, заставила его поднять голову кверху.
– Смотри, – прошептала она. – Смотри вон туда, вверх. Или это я схожу с ума?
На мгновение оба они, казалось, перестали дышать.
Но затем, прежде чем Брайди успела что-то сообразить, Таггарт, в избытке чувств, с силой обнял ее. И, отыскивая в темноте ее губы, прошептал:
– Брайди Кэллоуэй, я люблю тебя.
Вычистив сковороду, Консуэла плеснула в нее немного кофе, и принялась драить ее тряпкой с новым остервенением.
У костра храпел Ник. Консуэла уже подумывала, не взять ли ей нож и не перерезать ли ему горло, но, будучи даже такой взбешенной, как сейчас, она не смогла бы этого сделать. И осуждала эту свою нерешительность, потому что, если уж кто и заслуживал смерти, то это, конечно, без сомнения, Ник.
Как мог он взорвать вход в пещеру и замуровать там Таггарта?!
Да, это правда, сама она провела много часов, наслаждаясь тем, что рисовала в воображении картины пыток Слоана, но реализовать эти свои планы она никогда не решилась бы. Консуэла хотела только, чтобы бывший любовник пожалел о том, что так сурово с ней обошелся. Но смерти его она не желала.
А Ник только и думал об этом. Он хотел убить Тага с самого начала. Жаль, что поняла она все слишком поздно. Консуэла знала, что Ник – отъявленный негодяй, но только сейчас до нее дошло, что своим поведением он напоминает душевнобольного.
Сегодня днем, решив сделать остановку, он овладел ею с таким неистовством, что, казалось, разорвет на части. И вечером, когда они остановились на ночлег, повторил эту пытку дважды. Даже сейчас у Консуэлы болело все тело.
Она знала мужчин достаточно хорошо для того, чтобы понять: Ник таким образом торжествовал, праздновал победу над Таггартом Слоаном. Он мнил себя сейчас самым сильным, самым могущественным. Совладать с ним становилось почти невозможно. Консуэла умела повлиять на него в чем-то малом, но убедить не убивать Тага ей так и не удалось. Тем более, что она даже не способна была предвидеть подобный исход.
Единственное, чем могла она пока манипулировать после взрыва в пещере, это – скорость их передвижения. То, что она сказала Нику, будто забыла в какую сторону надо ехать, конечно же, было неправдой. Консуэла прекрасно знала, где они сейчас находились, но намеренно задерживала их с Ником возвращение в город, надеясь, тем временем, придумать план спасения Таггарта.
Но пока ничего стоящего ей придумать не удалось.
Перестав чистить сковороду, Консуэла посмотрела туда, где стояли привязанные лошади. Она могла бы увести лошадей и бросить здесь Ника на произвол судьбы, но это тоже был не выход. Если же забрать лишь одну свою лошадь и оставить ему остальных, то рано или поздно Мэллори все равно ее разыщет.
– Он просто убьет меня, – выдохнула она и снова взялась за сковороду.
Перед тем, как уснуть, Ник сказал, что утром застрелит лошадей Тага. Ведь не мог же он въехать с ними в город! А еще он сказал, что трупы застреленных животных сбросит в какой-нибудь овраг или ущелье, где их не сразу обнаружат.
Консуэла не питала к лошадям особой любви, считая их созданиями глупыми и упрямыми. Но при мысли, что Ник собирался застрелить кобылу Тага, ей хотелось плакать.
Еще несколько минут и сковорода засияла, как новая. Вылив из нее воду, Консуэла вытерла ее сухо-насухо.
Ей приходилось прежде слышать истории о собаках, которые, теряясь за много миль от дома, находили все же дорогу назад. Но вот способны ли на такое лошади? И если кобыла Слоана вернется домой одна, пошлют ли людей на поиски ее хозяина? Да, собаки домой возвращаются. По крайней мере, они всегда к этому стремятся. Конечно, собаки гораздо умнее лошадей. Но может быть…
Консуэла выпрямилась и, все еще сжимая в руках сковороду, направилась к лошадям, которые стояли ярдах в тридцати от того места, где они с Ником расположились на ночлег. И гнедые, и вороные лошади, казавшиеся в свете луны серебристо-серыми, мирно спали.
Обернувшись, она посмотрела на Ника. Тот все также громко храпел. Перед сном он опустошил почти целую фляжку виски, решив отпраздновать, как следует, свою победу, но Консуэле, при этом, не предложил ни глотка. И сейчас пьяного победителя, спавшего беспробудным сном, вряд ли смогло поднять даже землетрясение.
«НО КАК Я ВСЕ ЭТО ОБЪЯСНЮ? – думала Консуэла, подходя к лошадям. – А может быть, мне и не придется этого делать… Я скажу, что ничего не знаю, мол, крепко спала. И возможно, он решит, что я просто плохо привязала лошадей».
Однако, девушка сомневалась, что Ник поверит ее объяснениям. А вот в том, что он придет в бешенство, сомнений никаких не было.
Подойдя к кобыле Тага, Консуэла ласково потрепала ее по холке. Животное ткнулось мордой в руку девушки.
– Подожди, – прошептала она, принимаясь развязывать узел свободной рукой. Однако, у нее ничего не получалось и пришлось положить сковороду на землю, чтобы освободить вторую руку.
Кобыла была явно чем-то обеспокоена. И Консуэла, должно быть, уже в сотый раз прокляла Ника за то, что он понавязывал таких крепких узлов, как вдруг услышала какой-то странный, похожий на шелест, звук.
Консуэле уже приходилось слышать подобные звуки раньше, поэтому-то она и замерла на месте, пытаясь определить, откуда они исходили.
Кобыла Тага беспокойно била копытами землю. Проснулись и другие лошади. Встревоженные, они изо всех сил натягивали веревки, которыми были привязаны.
Очень медленно Консуэла обернулась, вглядываясь в залитые лунным светом кусты.
И вскоре увидела ее. Эта гремучая змея, с виду совсем небольшая, но укус ее, тем не менее, смертелен. И вообще, со змеями – шутки плохи.
Ядовитая гостья довольно красноречиво приподняла голову, что служило своеобразным предупреждением о скором ее нападении. Из-за топота и беспокойного ржания встревоженных лошадей, Консуэла уже не слышала того характерного змеиного шипения, которое привлекло ее внимание несколько минут назад.
Собираясь поднять с земли сковороду, Консуэла стала было нагибаться, но едва заметный поворот змеиной головы в ее сторону заставил девушку застыть на месте.
А потом змея набросилась, но не на Консуэлу, а на вьючную лошадь Таггарта. Однако, животное успело встать на дыбы и змея промахнулась. Но другая лошадь, стоявшая рядом, молниеносно опустила передние копыта прямо на голову змеи и раздавила ее.
Перепуганные лошади метались из стороны в сторону, натягивая веревки. Одна из них собралась было заржать, но Консуэла успокаивающе погладила ее по морде. Воспользовавшись тем, что змея лежала в траве неподвижно, девушка оглянулась на костер и Ника. Он все так же храпел, лежа на спине. Консуэла презрительно фыркнула.
– Тихо, – прошептала она, положив руку на морду ближайшей к ней лошади. – Успокойся, дурочка.
Змея не подавала признаков жизни.
Консуэла отломала длинную ветку и, нагнувшись вперед, дотронулась ею до блестящего тела змеи. Оно оказалось вялым и безжизненным.
– Прекрасно, – сказала девушка с улыбкой. – Если бы ты была умной змеей, то лежала бы себе под каким-нибудь теплым камнем. Но я благодарна тебе за твое безрассудство, потому что теперь я придумала очень хороший план.
Быстро отвязав всех трех лошадей Тага, Консуэла отпустила их. Они еще не совсем оправились от испуга, а потому сразу же ускакали. Консуэла надеялась, что животные знали, куда держать путь.
После этого она взяла веревку, которой были привязаны друг к дружке лошади Тага, и зашвырнула ее далеко в кусты. Затем, отвязала по очереди трех своих лошадей, на которых они с Ником путешествовали и заново привязала их к какому-то чахлому деревцу, росшему в нескольких ярдах от прежнего места. Справившись со всем этим, подняла сковороду и склонилась над телом мертвой змеи. Голова пресмыкающегося частично была сплющена. Но этого было недостаточно. Консуэла замахнулась тяжелой сковородкой и несколько раз ударила ею по голове змеи, пока не изуродовала ее полностью.
Теперь она выглядела так, будто по ней прошло множество лошадиных копыт.
Консуэла вернулась к костру, присела, налила в сковородку еще немного кофе и принялась смывать с нее остатки змеи.
Ник громко храпел, открыв рот.
ГЛАВА 22
Брайди ощупью пробиралась в темноте сквозь узкую расщелину. Ее правая рука, за кисть, привязанная к поясу Тага, больно натягивалась, по мере того, как он, шедший впереди, медленно поднимался вверх. Другой своей рукой Брайди искала то, за что можно было ухватиться. В этот момент она с завистливой тоской вспоминала хитроумное изобретение братьев Маккри. И думалось, что окажись они сейчас здесь вместе со своим упрямым Прискиллой, то она не только бы расцеловала пьяные рожи братьев и невозмутимую морду мула, но и с радостью отдала бы им весь этот рудник, будь он неладен!
И тут вдруг она поскользнулась и стала съезжать вниз, изо всех сил стараясь не закричать.
– Брайди! – позвал ее Таг.
Девушка боялась отвечать. Она боялась, что закричит, как только откроет рот. И поэтому, прикусив губу, чтобы сдержать рвущийся из нее крик, она попыталась нащупать ногой ту опору, которой только что лишилась.
Вскоре нога Брайди нащупала какой-то небольшой выступ, шириной, должно быть, меньше дюйма. Она поставила на него ногу и оперлась спиной о каменную стену, стараясь взять себя в руки.
«ЕСЛИ МЫ ВЫБЕРЕМСЯ ОТСЮДА ЖИВЫМИ, – подумала она. – Я никогда больше не стану бояться подниматься и спускаться на хитроумном изобретении братьев Маккри. Я буду кататься на нем по шесть раз в день. Без всякой надобности, просто так!»
– Брайди!
– У меня все в порядке. Я остановилась только, чтобы перевести дыхание.
Освещая путь дрожащими огоньками спичек, им удалось определить, что свет, вселивший в них надежду, выбивался из глубокой расселины в стене пещеры.
Брайди показалось, что поднялись они уже футов на пятьдесят, никак не меньше, последние двадцать из которых, им приходилось карабкаться практически по отвесной стене. Тоннель становился все более и более узким, пока не приобрел, наконец, размеры трубы с зазубренными краями, протиснуться сквозь которую можно было только по одному, да и то с большим трудом.
Таг зажигал спички уже лишь тогда, когда они с Брайди ненадолго останавливались, так как им теперь приходилось карабкаться, держась за стены обеими руками.
Поначалу Таггарт следовал за спутницей, подталкивая ее вперед, помогая ей удерживать равновесие, подхватывая ее, когда она оступалась. А потом он связал два их ремня вместе, обмотал один его конец вокруг запястья Брайди и поменялся с ней местами. Находя подходящий выступ, на который можно было поставить ногу, Таг тащил за собой девушку.
Брайди сделала глубокий вдох и постаралась не думать о том, с какой высоты упадет, если Таггарт отпустит ремень. Она старалась не думать также и о том, что одежда ее изорвалась о каменные стены в клочья, а вся спина ныла от многочисленных ссадин. Брайди понимала, что должна сохранять мужество. Она должна потерять еще совсем немного, ибо их мучения уже подходили к концу.
Таг уже почти добрался до цели – небольшой щели в скале, сквозь которую можно было протиснуться на поверхность.
На землю спустилась ночь. Это произошло, должно быть, тогда, когда они преодолели всего половину пути в узком тоннеле. И теперь лицо мужчины озарял бледный свет луны.
– Думаю, я смогу поднять тебя сюда, Брайди. Но ты должна мне помочь. Готова?
Продолжая все так же ободрять себя, она подняла свою левую ногу, как могла высоко, и нащупала ею, наконец, выступ, на который можно было стать.
– Да! – крикнула Брайди, и он с силой потянул ремень.
Когда она поравнялась с Тагом, натяжение ремня, привязанного к ее запястью, несколько ослабло и, нащупывая ногой очередную опору, девушка почувствовала, как сильные мужские руки поддерживают ее под мышками.
– Боже милостивый, – выдохнула Брайди, слишком измученная, чтобы заплакать.
Рука Таггарта крепко обвила ее талию.
– Осталось совсем немного, милая. Держись за мои плечи и взбирайся.
Она подняла голову и посмотрела туда, где из расселины в скале выбивался серебристый пучок лунного света. Он казался таким близким.
– Но по чему взбираться?
– По мне, – ответил Таг и приподнял девушку.
Обхватив его талию своими бедрами, она подалась вверх и почувствовала, как он подставил под одну ее ступню ладонь, чтобы помочь взобраться еще выше. Когда же голова и плечи Брайди поравнялись с отверстием в скале, ее обдало прохладой ночного ветерка, и она услышала голос Тага:
– Поспеши, милая. Боюсь, я вот-вот потеряю равновесие.
Подняв руки, Брайди оперлась локтями о края отверстия и, собравшись с последними силами, подтянулась. Стоящий внизу Таггарт поддерживал ее ноги и подталкивал ее вверх до тех пор, пока она полностью не протиснулась в отверстие и не выползла в заросли толокнянки.
Колючки оцарапали ей лицо, но она старалась об этом не думать.
Заглядывая в пещеру, девушка опустила туда руку.
– Таг! – крикнула она. – Держи мою руку!
Но в этом не было необходимости. По обеим сторонам отверстия появились знакомые руки. Брайди видела, как побелели костяшки его пальцев, когда он подтягивался. Вскоре на поверхности показалось одно плечо и голова Таггарта, на которой давно уже не было шляпы. Если бы расселина оказалась хоть на пол дюйма уже, он не пролез бы в нее. Да и так, протискиваясь наружу, он вытащил за собой целую кучу грязи и мелких камешков, посыпавшихся, негромко шурша, вниз, в глубины пещеры.
Когда же, наконец, Таг отряхнул с себя всю грязь, и Брайди помогла ему привести в порядок одежду, он привлек девушку к себе и прошептал ей на ухо:
– С тобой все в порядке?
– Да, – ответила она и, к удивлению своему, облегченно засмеялась. – А как ты?
Таггарт с улыбкой посмотрел на нее. Он все еще никак не мог поверить в чудо, спасшее им жизнь, в чудо, свершившееся благодаря ей, Брайди.
– Думаю, я тоже в полном порядке. – И наблюдая за ее, прорвавшимся вдруг весельем, добавил: – Если бы я знал, что все это доставит тебе такое удовольствие, я бы еще раньше предложил тебе заняться спелеологией.
А Брайди все продолжала смеяться, хотя, казалось бы, не было ни сделано, ни сказано ничего такого уж смешного, чтобы так дико хохотать. Но она ничего не могла с собой поделать, потому что просто уже не могла остановиться.
– Спелеологией? – произнесла она, наконец, смахивая набежавшие от смеха слезы. – А что это такое?
Глядя на нее, Таг тоже рассмеялся.
– Лазание по пещерам, – ответил он, хохоча еще сильнее. – Хотя, слово это… Ха-ха-ха… больше подошло бы… Ха-ха-ха… для названия того процесса… Ха-ха-ха… который происходит после того… Ха-ха-ха… когда поешь чего-нибудь несвежего!.. Ха-ха-ха… Разве не так?!
Они обнялись и хохотали до тех пор, пока не упали, обессиленные, на землю. И лежали так сколько-то времени, приходя в себя.
Наконец, Таггарт сел. Брайди видела, как озабоченно оглядывался он по сторонам, о чем-то размышляя.
И тогда она тоже села, прильнув к нему.
– Мы все еще в беде, да?
Они просидели на склоне холма около получаса; Брайди дремала, положив голову на плечо Тага, а он окидывал задумчивым взглядом бескрайнюю, залитую лунным светом, долину, раскинувшуюся внизу, и пытался решить, что делать дальше.
И вот, наконец, он разбудил девушку.
– Просыпайся, милая, – сказал Таггарт, помогая Брайди подняться. – Нам надо идти.
– Но ведь еще ночь, – попыталась было возразить она.
Они пошли в гору, оставив позади себя долину. Вскоре местность выровнялась и, примерно, через час взору их предстал тот самый каньон, где они были сегодня утром.
– А вот и место преступления, – пробормотал Таг.
– Преступления? – переспросила Брайди. В голосе ее звучала усталость.
Предложив девушке сесть, Таггарт и сам опустился рядом.
– Это не было обычным обвалом, – сказал он, вырывая травинку из земли. – Скорее всего, вход в пещеру был взорван.
Брайди оперлась локтями о колени и уткнулась подбородком в ладони.
– Взорван?
– Тебе никогда не доводилось бывать в шахтах, милая, и ты не знаешь, каким может быть естественный, природный обвал. В нашем же случае, явно кто-то постарался. И, кажется, я знаю, кто именно.
Брайди выпрямилась и вскинула голову.
Даже сейчас, с синяками и царапинами, с копной спутанных волос, она была похожа на королеву. И уже не в первый раз Таггарт подумал: «Я НЕ ДОСТОИН ЕЕ».
Смешно, но после того, что его родные назвали бы непристойной, рискованной жизнью, одним из моментов которой была его женитьба на Мэй, он, очертя голову, влюбился и готов был пожертвовать всем на свете ради той, которую родители назвали бы ДОБРОПОРЯДОЧНОЙ ИРЛАНДСКОЙ КАТОЛИЧКОЙ и просто хорошей девушкой. Нет, ЖЕНЩИНОЙ. Женщиной.
Глаза Брайди презрительно сузились, а подбородок поднялся еще выше.
– Это сделал Ник, – заявила она уверенно. Эти слова произнесены были ею с таким видом, словно королева по возвращении в замок намеревалась бросить Ника Мэллори в темницу.
На мгновение Таг почувствовал себя средневековым рыцарем в доспехах, в любую минуту готовым выхватить меч и исполнить приказ своей королевы. Если Брайди была королевой, то он, конечно же, был ее рыцарем.
Не будь обстоятельства, в которые они попали, столь печальными, Таггарт засмеялся бы. Но сейчас он лишь грустно улыбнулся.
– Похоже, что и наших лошадей прихватил тоже он. А это значит, что у нас нет теперь ни еды, ни воды, Брайди. А до города идти довольно далеко.
Как и ожидал Таг, девушка сразу поднялась с земли.
– В таком случае, нам не стоит терять времени, правда?
Поначалу, идти было довольно трудно и путники шли молча. Они спускались вниз по склонам, обходили каньоны, пробирались сквозь заросли буйной растительности, где Таг всегда шел первым, шевеля кусты палкой. Но вскоре мучения их подошли к концу, так как они вышли на ровную местность. И тут уже ничто не мешало им разговаривать.
Таггарт внимательно слушал, как Брайди рассказывала ему о Бостоне, о Драмкине, о том доме, где она жила с Мойрой.
Куда подевалась ее скованность? Что случилось? Что изменилось в их отношениях? Не осталось и следа от ее настороженности, высокомерия, надменности. Она разговаривала с ним, как со старым, надежным другом.
Из рассказа девушки он понял, что Драмкин – это не что иное, как самый настоящий рай. Она так живо и образно описывала, что Таг, как будто побывал там, зримо представлял себе залы, оранжереи и зеленые лужайки этого поместья.
Своим рассказом Брайди разбередила в нем тоску по Востоку. С изумлением он обнаружил, как сильно соскучился по нему, по родным, по дому.
Словно распрямилась какая-то пружина внутри него. Что-то затаенное, глубоко личное, полузабытое, ожило вдруг, выплыло на поверхность души.
Таггарт разговорился, развспоминался вслух о таких вещах, о которых, казалось, давно и думать забыл. Он припомнил, как в осенних пышных садах Востока шуршат листья под ногами; и как горьковато пахнут они, когда в холодный осенний денек их начинают сжигать; говорил он и о том, как любил кататься зимой на коньках по замерзшему пруду, а летом – ходить под парусом. Родной дом…
– Охота, дом, друзья, – промолвила задумчиво Брайди. – В твоем голосе столько любви и тоски. Почему же тогда ты оттуда уехал?
Если бы на голове Тага была сейчас шляпа, он театральным жестом снял бы ее.
– Меня попросили уехать. Как говорится, – в семье не без урода.
– Что? – в ее голосе прозвучало недоверие, и Таггарт едва удержался, чтобы не поддразнить ее. – Что же такого… Прости. Я не должна, наверное, тебя об этом спрашивать.
– О, это была целая история! – воскликнул он с грустной усмешкой. – Ужасный скандал. Я не захотел становиться священником. За это меня и выгнали из дому.
Идя, как ни в чем не бывало дальше, он только через несколько шагов заметил, что Брайди нет рядом с ним. Обернувшись, он увидел, что она остановилась и удивленно смотрит на него.
– Что? От тебя отреклись только потому, что ты не захотел становиться священником?
Таг взял ее за руку и повел дальше.
У него пересохло во рту от столь долгих разговоров, да и у Брайди, наверное, тоже, но эти беседы, хоть как-то отвлекали их, помогая не думать о том затруднительном положении, в какое они попали.
– Видишь ли, это, так называемая, семейная традиция, – начал, наконец, он. – Старший сын обязан помогать во всем отцу, чтобы потом возглавить дело семьи. Следующий, второй сын, должен принять сан священника. А третий и все остальные, если они есть, посвящают себя какому-нибудь ремеслу, чаще всего тому, которым испокон веков занимаются в семье. У моих родителей было всего два сына. Мой старший брат стал опорой отца. А я же в священники никак не годился. К тому же, не имел стремления обучиться какому-нибудь ремеслу. Не привык я и к бедности. Не отличался и целомудрием, которым ты, как мне кажется, могла бы похвастаться. – К удовольствию Тага, при этих его словах, Брайди покраснела. – Не был я готов и к тому, чтобы заниматься делами семьи.
– А что это за дела?
Таггарт обвел девушку вокруг мескитового дерева и только потом ответил:
– Ты когда-нибудь слышала о Слоане и Слоане?
– Конечно, – ответила Брайди таким тоном, словно ей был задан примитивный вопрос. – Кто же не знает… – Она замолчала на секунду. – Так значит, это тот самый Слоан? Торговля бриллиантами? Тетушка Мойра водила меня в Париже в магазин Слоана и Слоана! Она купила мне там золотые сережки с бриллиантами. Так значит, ты и есть тот самый Слоан?!
Таг не мог не рассмеяться. К удивлению своему он обнаружил, что у него еще осталась кое-какая фамильная гордость.
– Нью-Йорк, Париж, Монреаль, Лондон, Рим, Дублин. Но вообще-то, это не совсем я. Это мой отец и мой брат. А до них «тем самым Слоаном» был мой дед. И прадед. И прапрадед.
Увлеченные разговором, они продолжали путь.
– Но не могли же родители отречься от тебя полностью, навсегда. Хоть какую-то связь ты с ними поддерживать должен?!
– Нет. Мы даже не переписываемся. Слоаны свято чтут традиции. Меня выставили из дома с пятью тысячами долларов, оставленными мне матерью, и с китайской коллекцией моего деда. Ни отец, ни Томас, мой брат, никогда не видели в той коллекции ничего особенного. Я же, напротив, всегда восхищался, поэтому дед и завещал ее мне. Это было много лет назад. Мой дед, скорее всего, ожидал, что я, став взрослым и приняв сан священника, передам его коллекцию церкви. Если бы отец или Том знали настоящую цену этим вещам, они, наверняка, спрятали бы от меня дедовское наследство. А я, как ни нуждался в деньгах, не сумел расстаться с сокровищами деда, у меня рука не поднялась продать их. Слишком дорого мне все это было. И значит, у меня в наличии было всего пять тысяч…
– Но ведь у тебя есть город! У тебя есть… все. Ты проводишь в Потлак железную дорогу!
Таггарт засмеялся.
– Все это далось мне очень непросто. К тому же, я вовремя занялся добычей меди. Я был в долгах, как в шелках, Брайди. Но в конечном итоге, со всеми кредиторами расплатился.
– Но ведь ты говорил мне, что у тебя финансовые трудности, что у тебя нет ни цента!
Он криво усмехнулся.
– Одно время так оно и было. Я появился в этих краях очень вовремя. Я сделал ставку на медные месторождения. Мне повезло, так как я занялся добычей меди своевременно. Я сделал в Потлаке большие деньги, Брайди, и главным образом, благодаря тому, что появился в нужном месте в нужное время. Не буду хвастаться, как я был тогда богат! Но потом запасы руды мало-помалу начали истощаться. И появилась Мэй…
Таг замолчал. Ему не хотелось ни говорить, ни даже думать о Мэй.
– Рассказывай, – мягко попросила Брайди и взяла его под руку.
– В то время я был дружен с Ником Мэллори, – начал Таггарт. – По крайней мере, так мне тогда казалось. Его сестра овдовела и переехала в Потлак, к брату и отцу. И Ник, естественно, нас познакомил. Она… – Он замолчал, подумав о том, что не стоит все же рассказывать Брайди, как Мэй вскружила ему голову, какая красивая и обаятельная она была, и как он почти тотчас же в нее влюбился.
Девушка потянула Тага за рукав.
– Если не хочешь, не рассказывай.
Он покачал головой.
– Все это, к счастью, уже закончилось. Короче говоря, мы поженились и медовый месяц провели в Сан-Франциско, откуда я вернулся уже один. Ей нужны были только мои деньги. Но я понял это слишком поздно.
– Но ведь ты продолжал содержать ее, – осторожно заметила Брайди. – Я видела фотографии в газетах. Мэй была богата! Ее все знали!
Таггарт презрительно фыркнул.
– Я сказал бы даже, что ее слишком хорошо знали. Да, я содержал ее. Посылал ей тысячи. А потом и почти миллионы. Она выкачала все деньги из меня, выкачала все деньги из города. Ей захотелось купить тот огромный дом в Сан-Франциско, не дом, а настоящий дворец. Она только и делала, что устраивала балы, да званые вечера. И с каждым годом сорила моими деньгами все больше и больше. Мне становится плохо при мысли о том, скольких начинающих писателей, художников и музыкантов могли бы поддержать все те деньги. А о Нике я и говорить не хочу.
Несколько минут они шли молча, но, наконец, Брайди не выдержала и спросила:
– Но почему? Почему ты продолжал посылать ей деньги?
Таг остановился. Он посмотрел на нее так, словно пытался предугадать, как она отнесется к его словам. С одной стороны, он в душе надеялся, что Брайди сумеет понять его, а с другой стороны, боялся, как бы она не назвала его дураком.
– Потому что Мэй была моей женой, – ответил Таггарт. – И я просто не мог поступать иначе по отношению к ней. Я сумел отказаться от сана священника, Брайди, но что бы ни говорил мой отец, некоторые понятия для меня все так же святы. И одно из них то, что муж обязан содержать свою жену. Даже, если она взбалмошна и легкомысленна. – Он замолчал. И снова вспыхнула злость на Мэй. Наверное, эта история еще не вполне улеглась в душе, если даже после смерти Мэй, он все еще продолжал на нее злиться.
Таг чувствовал на себе взгляд Брайди, но не решался посмотреть ей в лицо. Что прочтет он в ее глазах? Неужели она считает его шутом, которому столько лет наставляли рога и обирали, как липку.
Он ощутил на своей щеке нежное прикосновение ее руки.
– Ты поступал правильно, Таггарт Слоан, – сказала она ровным спокойным голосом. – А твой отец был не прав. Он поступил с тобой несправедливо.
Не зная, что ответить на это, он просто стоял и смотрел на залитое лунным светом лицо девушки. Когда же Таггарт нагнулся, чтобы поцеловать ее, Брайди спросила:
– А как Мэй умерла? Ник говорил мне… Вообще-то, я и тогда ему не поверила. И все-таки я хочу знать правду.
Пристально посмотрев на нее, он ответил:
– На самом деле, все случилось так. Я был в комнате для игр, на третьем этаже, где ждал возвращения Мэй с какой-то вечеринки. Когда она вошла в комнату, я сразу понял, что она пьяна. Как только Мэй меня увидела, тут же начала закатывать истерику. Но в этот момент с улицы раздались крики ее друзей, которым приспичило еще раз с ней попрощаться. Мэй выбежала на балкон. Перегнувшись через перила, она потеряла равновесие, да так и осталась висеть. Ей было весело, она шутила и смеялась, не думая о том, что может упасть. Боясь, что так оно и будет, я подбежал к ней, но, увидев меня, Мэй дернулась в сторону. Наверное, по привычке. И полетела вниз. Вот и вся история.
Брайди положила руки на грудь Таггарта.
– О, Боже! – прошептала она. – Как это ужасно. Но почему же тогда Ник…
– Я знаю, что думает Ник, – усмехнулся он, не дав ей договорить. Одно упоминание о Мэллори и его обвинениях выводило Тага из равновесия. – Трагедия эта произошла на глазах у шести человек, – сказал он, немного успокоившись. – Но я знаю, почему Ник так думает. Потому что он…
