Текст книги "Жизнь и любовь дьяволицы"
Автор книги: Фэй Уэлдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Раз в неделю, когда ее подопечные приезжали получить жалованье (минус пять процентов – а то и пятьдесят, если они пользовались всеми услугами агентства), Руфь разговаривала с ними о том о сем, с каждой в отдельности – обсуждала какие-то их проблемы, пыталась помочь с ними справиться; заодно немного – а порой и много, если ее что-то заинтересовывало – расспрашивала их о тех фирмах, где они работали. Иногда она просила, не подымая шума, оказать ей одну-другую небольшую услугу, и они с готовностью соглашались, тем более, что в этом случае вычеты из их жалованья сводились к минимуму.
Руфь ждала восемь месяцев, пока наконец в агентство обратились из офиса Боббо. Это время она употребила на то, чтобы, как говорится; слегка «расшевелить» их общий с Боббо счет в банке, которым они когда-то на пару пользовались – пока он, незадолго до пожара, уничтожившего их семейный очаг, не снял с него все, что там было, оставив несколько жалких центов для формального сохранения счета, которые так и лежали без всякой пользы. Она стала вносить на этот счет различные суммы – иногда пересылая чек по почте, иногда заходя в банк и выкладывая наличные: скажем, сегодня сотню долларов, в следующий раз тысячу, и так далее, – изымая соответствующие суммы из собственных законных средств, заработанных совершенно легально благодаря доходам от агентства Весты Роз; в то же время она иногда снимала деньги со счета – допустим, сегодня двадцать долларов, в следующий раз пятьдесят, и так далее, получая наличные или чек, – на имя Боббо. В один прекрасный день она сняла с личного счета Боббо две тысячи долларов, подделав его подпись, и тут же внесла эти деньги на их общий счет. Эта операция потребовала от нее вновь несколько раз наведаться ночью в офис Боббо и еще немного поработать с типексом над банковскими уведомлениями, которые теперь поступали один раз в три месяца. Кстати, младшим оператором в банке работала очень милая молодая женщина, Ольга, из агентства Весты Роз, которая водила своего страдающего аутизмом малыша в садик сестры Хопкинс и потому охотно согласилась сделать для Руфи все, что было в ее силах. Это она переставила карточку текущего счета Боббо из ячейки «Уведомление один раз в месяц» в ячейку «Уведомление один раз в три месяца», таким образом избавив Руфь от лишних хлопот и волнений. Та же Ольга позаботилась о том, чтобы уведомления о состоянии общего счета Руфи и Боббо систематически «пропадали» из стопки приготовленных к отправке писем, то есть попросту не доходили до Боббо.
Звонок из офиса Боббо был сделан с целью оставить заявку на двух квалифицированных, надежных в деловом отношении женщин: одна должна была в течение нескольких часов исполнять секретарские обязанности по средам, другая – по понедельникам и пятницам (то есть в те дни, когда Боббо сидел дома, в Высокой Башне). Может ли агентство Весты Роз, о деловой надежности которого они весьма наслышаны, помочь им?
Ну, разумеется! О чем речь! И Руфь послала Элси Флауэр работать у Боббо по средам. Элси была миниатюрная, женственная и внешне чем-то напоминала Мэри Фишер. Ее маленькие ручки легко порхали по клавиатуре, а шея трогательно склонялась к машинке. Под стать покорно склоненной шейке был и ее послушный ум: казалось, она каждую минуту ждет, что судьба обрушит на нее какой-то удар – однако, скорее приятный, чем наоборот. У нее был муж, который ей смертельно надоел – она однажды сама призналась в этом Руфи. Короче говоря, она вполне созрела для небольшого приключения. Руфь все прикинула и решила, что Боббо может клюнуть на Элси.
Для работы по понедельникам и пятницам Руфь выбрала Марлен Фейгин. У Марлен было четверо сыновей-подростков от трех разных отцов, которые все исчезли без следа, так что она, как никто, была благодарна агентству – все необходимое ей доставлялось прямо на дом. Прежде она страшно уставала от тяжестей – шутка сказать, принести продуктов на пять ртов сразу! Притом мальчики обожали кока-колу и готовы были пить ее с утра до вечера, а как известно, бутылки тоже весят немало. После таких перегрузок конторская работа казалась ей отдыхом. Она была более чем готова пойти навстречу Руфи и подправить кое-какие цифры в бухгалтерских Книгах Боббо, тем паче что Руфь уже не раз сетовала на неудобства, связанные с доставкой продуктов в отдаленные пригороды, – Марлен жила далеко от города, – поскольку для фирмы это сплошное расточительство.
В ближайшую пятницу, когда Элси пришла получить жалованье, Руфь спросила ее:
– Ну, как хозяин – понравился?
– Заигрывал, – сказала Элси. – А у самого на столе фотография женщины. Постыдился бы!
– Что значит «заигрывал»?
– Потрогал мои волосы и сказал, что они у меня как шелк.
– Ты дала ему понять, что тебе это не нравится?
– А надо было? – Девочки Весты Роз предпочитали, чтобы Руфь сама говорила им, как надо и как не надо. Это было в их же интересах – иногда оказывалось, что из жалованья не вычтен даже минимальный процент в пользу агентства.
– Лично я считаю, – начала Руфь, – что если человеку предоставляется случай испытать себя, то нужно им воспользоваться, а не прятаться в кусты. Жизнь коротка. И, как я наблюдаю, больше всего мы жалеем не о том, что когда-то совершили, а о том, чего не совершили.
– Ясно! – сказала Элси обрадованно. Бывает, женщине только и нужно, что получить разрешение.
На следующей неделе Марлен доложила, что в офисе Боббо все судачат по поводу Элси и босса – говорят; в среду вечером она задержалась в конторе после работы.
– Я в курсе, – сказала Руфь. – Она попросила оплатить ей сверхурочные.
Элси получила сверхурочные и продолжала получать их в течение шести последующих недель, а на седьмой, зайдя в агентство за жалованьем, она призналась Руфи:
– Для меня это больше, чем просто связь. Вы даже не можете себе представить, какой он! Он такой… такой необыкновенный!
– Значит, любовь?
Элси закусила нижнюю Губу мелкими жемчужными зубками и потупила голубые глазки.
– Не знаю, – сказала она. – Но любовник он просто бесподобный!
– А как же твой муж, Элси?
– Я люблю его, – сказала Элси, – но я в него не влюблена. Вы понимаете, что я имею в виду?
– О, да! – сказала Руфь.
– Только пока я не знаю, как он-то ко мне относится, – сказала Элси.
– А ты говорила ему… как его зовут? Боббо?.. как ты сама к нему относишься? – поинтересовалась Руфь.
– Нет, что вы! – сказала Элси. – Я не могу. Для меня это слишком серьезно – то, что я к нему чувствую.
– Но ведь и ты вправе рассчитывать на серьезное чувство, – сказала Руфь. – Скажи ему, что ты его любишь, не то он может подумать, будто ты ищешь легких развлечений, все равно с кем. Ему ведь, может, невдомек, что для тебя это все не просто так.
– Мне не хотелось бы его отпугнуть.
– Ну-ну, как же может такое признание его отпугнуть?
На следующий день Боббо позвонил в агентство и потребовал прислать замену Элси – в рамках гарантии, предусмотренной агентством.
– Конечно, сэр, – сказала Руфь голосом Весты Роз – безупречно вежливым и довольно-таки высоким. – Могу я поинтересоваться, чем вы не; довольны? Машинистка она отменная, работает быстро. И рекомендации прекрасные.
– Вполне возможно, – сказал Боббо. – Но уж очень она эмоциональна. А вообще, позвольте вам напомнить, по условиям вашей гарантии я не обязан давать какие бы то ни было объяснения – зато вы обязаны немедленно прислать замену.
– Будет сделано, сэр, – сказала Руфь.
– Мне кажется – или ваш голос мне откуда-то знаком? – спросил он.
– Не думаю, сэр, – сказала Руфь.
– А-а, все понятно, – сказал он. – Вы говорите, как моя мать.
– Приятно слышать, сэр, – сказала она. – А теперь, не будете ли вы так любезны попросить миссис Флауэр, не откладывая, заглянуть к нам в агентство.
– Она уже ушла, – сказал Боббо. – Слезы в три ручья. Почему – один Бог знает. Скажите, сотрудников мужского пола у вас, конечно, нет?
– Нет, сэр.
– Очень жаль, – сказал он и повесил трубку.
Элси пришла, заливаясь слезами. Она рассказала, что на днях призналась мужу в своей любви к Боббо, и он заявил: «Все, с меня довольно!» – и ушел от нее. Тогда она все рассказала Боббо – и как любит его тоже, а он сказал: «Это шантаж!» – и заявил, что она уволена, что он не позволит устраивать в офисе спектакли – у него нет на это ни времени, ни желания, дел и так невпроворот.
– Я-то думала, – всхлипывала Элси, – если спишь с шефом – карьера тебе обеспечена. Ну, там денег побольше, отпуск подольше, потом повысят в должности, потом еще что-нибудь. Все ерунда! Уволят в два счета, и дело с концом! Что я наделала, всю жизнь себе поломала!
– Жизнь на каждом шагу преподносит нам урок, – сказала Руфь. – Главное, чтобы эти уроки не проходили даром. Видимо, сейчас тебе больше всего хочется начать все сначала.
– Ах, если бы! – сказала Элси, у которой до этой минуты и в мыслях ничего такого не было.
– И лучше где-нибудь подальше отсюда – где тихо, спокойно и много красивых мужчин, скажем, в Новой Зеландии.
– Ах, Новая Зеландия – моя мечта! – вздохнула Элси. – Но где же мне взять денег на билет?
– И правда – где их взять? – сказала Руфь. – Как ограничена наша жизнь из-за того, что нам вечно не хватает такого пустяка – денег!
– Как все несправедливо! – воскликнула Элси.
– Я ведь мужу зачем рассказала? Хотела встряхнуть его немного. Откуда ж мне было знать, что он так это воспримет? А все Боббо виноват, мерзавец! Никогда ему не прощу!
– Есть одно испытанное средство – написать его даме, – посоветовала Руфь. – Она ведь тоже имеет право знать, что к чему.
– Отличная мысль! – вскричала Элси Флауэр и немедленно взялась за дело. Ответа она не получила.
– Наверное, ей просто наплевать! – обиженно сказала Элси.
– Сомневаюсь, – сказала Руфь.
– Какая я несчастная! – сказала Элси. – Он попользовался мною и выбросил, будто я мусор какой-то!
– Я чувствую себя ответственной за то, что произошло, – сказала Руфь. – Как-никак это я послала тебя к нему. Так что позволь от имени агентства вручить тебе…
И она вручила Элси два билета на самолет, оба первого класса – один до Люцерна рейсом швейцарской компании «Свиссэр», другой от Люцерна до Окленда самолетом компании «Кантас».
– Ух ты! Первым классом! – Элси не верила своим глазам. – Я привыкла, что женщины меня не очень-то, но вы… вы так ко мне относитесь!
– У меня будет к тебе небольшое поручение, – сказала Руфь. – В Швейцарии.
– Но мне не придется нарушать закон? – Элси немного нервничала – уж как-то все слишком гладко складывалось.
– Господи, с чего ты взяла! – сказала Руфь. – Пустячная финансовая операция. Не секрет же, что наше налоговое законодательство – совершеннейший кошмар, особенно в отношении женщин. В Швейцарии с этим гораздо лучше.
– Я постараюсь, – пообещала Элси. Она с легкостью дала себя уговорить, как это свойственно всем людям, когда путь к желанной цели преграждает какой-то не вполне ясный моральный принцип.
– Постойте-ка, – сказала она, разглядывая билеты. – Вот этот, до Окленда, выписан на имя Оливии Хони.
– Ах, да, – сказала Руфь. – Совсем забыла. Вот, возьми. – Она вручила Элси паспорт, без труда добытый при посредничестве молодого человека из студенческого кафе. Паспорт также был оформлен на имя Оливии Хони, и в него была вклеена очень удачная фотография Элси – в агентстве хранились фотографии всех сотрудниц, выполненные с большим мастерством. В графе «Возраст» значилось: «Двадцать один».
– Приятное имя, – заметила Элси.
– Кому-то, наверное, понравится, – сказала Руфь. – А кому-то нет.
– Имя Элси мне никогда не нравилось, – сказала Элси. – Ой, смотрите-ка! Я потеряла целых пять лет!
– Точнее сказать, приобрела, – сказала Руфь. – Пять лет жизни или, если угодно, пять лет молодости – впрочем, это, в сущности, одно и то же.
– Я согласна! – сказала Элси.
– Я знала, что ты согласишься, – кивнула Руфь.
– Кто ж откажется?
В общей сложности Руфь перевела с личного счета Боббо на их общий с ним счет порядка двух миллионов долларов. Затем она обратилась в один из швейцарских банков в Люцерне – швейцарские банки не задают лишних вопросов – и от имени Боббо попросила открыть у них новый общий счет, на который внесла чеком упомянутые два миллиона. Уведомление швейцарского банка, подтверждающее, что деньги благополучно поступили на счет, было перехвачено Ольгой со стола управляющего, и таким образом вся операция прошла как по маслу, ни у кого не вызвав подозрения. (В свою очередь, сестра Хопкинс официально усыновила Ольгиного больного малыша и тем самым развязала ей руки, чтобы она вновь могла вернуться на эстраду, к пению, – что та и сделала, притом весьма успешно.) Руфь тоже полетела в Люцерн, встретилась там с Элси, перевела всю сумму на счет, который Элси только-только успела открыть на свое имя, и стала ждать, пока банк подтвердит законность операции и счетом можно будет свободно пользоваться. Элси сняла все деньги, наличными, передала их Руфи, тепло расцеловала ее на прощание и скрылась в здании аэропорта – уже как Оливия Хони.
А Руфь ненадолго вернулась к сестре Хопкинс и агентству Весты Роз.
– Дорогая моя, – сказала она, – пришло время нам расстаться.
Сестра Хопкинс горько заплакала.
– Никогда не жалей себя, – сказала ей Руфь, – и не вини родителей за все свои беды. Пусть они напрасно давали тебе в детстве гормональные препараты, но они любили тебя и желали тебе добра, и, самое главное, они оставили тебе деньги. Деньгами нужно пользоваться, а не молиться на них. Я оставляю тебе агентство Весты Роз – управляй им; и Ольгиного мальчика – люби его. Это мое наследство, и у тебя с ним будет достаточно хлопот, особенно с мальчиком, – больше чем достаточно, чтобы убиваться по мне.
– А что у тебя в чемодане? – спросила сестра Хопкинс. – И куда ты держишь путь?
– В чемодане деньги, – сказала Руфь. – А путь я держу в мое будущее.
Исчезнуть со сцены было самое время. На следующей неделе в офис Боббо пожаловали аудиторы с ежегодной проверкой финансовой отчетности. На этот раз они возились с бумагами неслыханно долго, тормозя ему всю работу, и Боббо уже начал подозревать их в некомпетентности.
А затем явился полицейский.
– Я не понимаю, о чем вы говорите! – возмутился Боббо.
– Только не пытайтесь строить из себя невинную овечку, не надо! – сказал полицейский. – Нам все известно. Шустренькая мисс Элси Флауэр натянула вам нос. Интересно, где ж вы с ней собирались начать новую жизнь? Небось в Южной Америке?
– Элси Флауэр? – растерянно повторил Боббо.
– Кто это? – Он честно старался, но вспомнить ее не мог. Начальники редко запоминают машинисток.
22
Мэри Фишер живет словно в бреду. Что происходит? Оказалось, что ее счастье почему-то налито в дырявый таз, и с каждой минутой оно куда-то утекает, и сделать ничего нельзя. Сначала письмо от какой-то девицы, утверждающей, что Боббо с ней спит. Боббо все отрицает, разумеется, не признаваться же ему! Мэри Фишер теперь понимает, что письма такого рода чаще всего говорят правду, а это письмо и подавно. Она также понимает, что за счастьем всегда следует несчастье, за удачей – неудача. Что любить значит стать уязвимой для ударов судьбы, самой навлекать на себя ее гнев. В конце концов Боббо уже не отрицает – ладно, говорит, сдаюсь, было дело, но все в прошлом, все несерьезно, какая-то машинисточка – сегодня пришла, завтра ушла, и скатертью дорога, ха-ха; Мэри, моя дорогая, лишь тебя я люблю, ты мое солнце, моя жизнь, ты звезда моя путеводная; ну как же ты можешь так унижать себя, так расстраиваться из-за письма какого-то ничтожества? Злобного ничтожества, заметь! И Мэри Фишер прощает его – что же ей еще остается делать? Разве только потерять его, но если она потеряет его, ей кажется, она умрет.
Да и как она может не простить, как может не простить, когда следы от прикосновений Гарсиа на ее теле еще не стерлись? И все же, все же, почему так: что кошке игрушки, то мышке слезки?
Мэри Фишер живет в Высокой Башне у самого моря, за толстой стеной достатка и права на неприкосновенность частной жизни, в полном единении с природой. Было время, она лишь издали кокетничала с миром по ту сторону стен, но сейчас, вместе с любовью, этот мир врывается в ее жизнь – за валом вал. Сперва дети ее возлюбленного, затем ее собственная мать, и вот наконец полицейский, который стучится в ее дверь. То-то доберманы подняли такой лай, то-то они пританцовывают, дрожа от возбуждения! Она в недоумении, и Боббо тоже в недоумении.
– Вот ведь несчастье! Какой-то злой рок, не иначе, – говорит она.
– Это ты, ты во всем виновата, – говорит он.
Мэри Фишер шатает, как от удара. Неужели и вправду так? Выходит, что так. Кто, как не она, если разобраться, спровоцировал эту любовь – на горе им обоим? Кто, как не она, в те далекие беззаботные дни, когда любви еще не было и в помине, велел Боббо отвезти ее домой, кто позволил ему переступить через Руфь, кто лишил детей матери, кто?.. Не счесть всего, за что она в ответе.
Боббо рыдает.
– Наверное, мне все это снится, какой-то безумный кошмар, – говорит он, ставя уже под сомнение реальность земли, по которой она ступает.
Мысленным взором она видит, как Высокая Башня начинает качаться, рушится и превращается в никому не нужные руины. Что ж, все может быть.
Гарсиа стоит в дверях и слушает. Он с наслаждением следит за крахом обитателей Высокой Башни.
– Чем выше влезешь, – говорит он мне, – тем больнее падать. Закон природы, справедливый закон.
– Природы или не природы – это еще вопрос, – смеюсь я в ответ. Дьяволицам природа не указ: они сами создают себя – из ничего.
Полицейские наведываются в Башню, когда Мэри Фишер нет дома. Они устраивают обыск и находят сложенный листок – письмо Элси Флауэр – в шкатулке с драгоценностями Мэри Фишер, в запертом на ключ выдвижном ящике, среди жемчужных ниток и брошек с изумрудами, которые она хранит в силу ностальгической сентиментальности, втайне от ненаглядного Боббо. Она все же не до конца порвала с прошлым ради настоящего – нет, не до конца.
Гарсиа сам подводит их к заветной шкатулке. Ни стыда, ни душевных терзаний он не испытывает. Она первая предала его. Прежде она была для него солнце в небе, а теперь – ничто. Связалась с Боббо и стала сама как он. Ничто.
Полиция накладывает арест на офис Боббо, опечатывает двери, конфискует все бухгалтерские документы.
– Ничего не понимаю, – в который раз повторяет он. – Мэри! Я люблю тебя.
Мэри Фишер сидит в Высокой Башне и ждет, что друзья придут ей на помощь, но все словно воды в рот набрали. Да и что они могут сказать? Твой любовник, твой друг сердечный, взял и прикарманил наши денежки. А мы ведь литераторы, люди не от мира сего, непрактичные, доверчивые. Полюбуйся, что с нами сделали по твоей милости. Твой сердечный – вернее, бессердечный – друг едва не сбежал со своей машинисточкой, только она заграбастала деньги первая, и поминай как звали. Из сострадания к Мэри Фишер друзья хранят молчание.
Боббо сидит в Высокой Башне, и на душе у него с каждым днем все чернее. Он забывает бриться, кожа на подбородке становится дряблой, щетина – седой.
– Ты еще веришь в меня, любимая? – спрашивает он.
– Я в тебя верю, – говорит Мэри Фишер.
– Тогда спаси меня! – просит он.
Мэри Фишер нанимает самых дорогих в мире адвокатов. Они разбросаны по всему свету, но она оплачивает им дорогу, и они прилетают. Никто из них не говорит свободно по-английски, и ей приходится нанять еще и переводчика.
– Это будет дорого стоить, – предупреждают они ее. – Такие дела иногда тянутся годами.
– Ох, Боббо, – вздыхает Мэри Фишер. – Если бы ты не изменял мне, ничего бы этого не случились! – Она еще не успевает закончить, как видит, что любовь утекает куда-то из его глаз – и, странно, словно по закону сообщающихся сосудов, наполняет ее глаза. Ее судьба определена навек: чем меньше любит он, тем больше она.
Кто-то стучит в дверь Высокой Башни в три часа ночи. Полиция. Мэри Фишер звонит адвокатам, которые живут за ее счет в роскошной отеле, но они не понимают, чего она от них хочет. Переводчик куда-то отлучился. Боббо уводят.
Наутро переводчик появляется, и она слышит: «Лишение свободы – главный вопрос любого законодательства, это на девять десятых и есть закон. Постараемся сделать, что сможем». И адвокаты стараются, но просто поразительно, как мало они могут. Они подают прошение об освобождении арестованного под залог, начинают готовить аргументы для защиты в суде и в то же время заняты еще одним чрезвычайно сложным и деликатным делом о предоставлении им самим политического убежища. Глупо ведь покидать страну, где живут такие Мэри Фишер!
Мэри Фишер выставляет один из своих домов на продажу, хотя рынок недвижимости переживает не лучшие времена. Адвокаты заявляют, что одного дома на все не хватит. А кстати, сколько их у вас? Только три? О Боже! Ну, ладно, до суда, может, как-нибудь и дотянем. Слушание начнется месяцев через девять. Раньше и думать нечего. Сами знаете, какие сейчас времена, к тому же судьей назначен некто Генри Биссоп – человек непредсказуемый, авторитетный и страшно занятой. Но они сделают все от них зависящее, чтобы вызволить Боббо под залог, вернуть его в объятья Мэри Фишер.
Гарсиа больше не навещает по ночам Мэри Фишер. У него пропала всякая охота. Его радуют доносящиеся из спальни рыдания. Чего ради он должен ее успокаивать?
Мэри Фишер лежит ночью одна, и не спит, и плачет в тоске по Боббо. Он ей и ребенок, и отец, кто угодно – все на свете. Одно только утешение: в тюрьме он вряд ли сможет ей изменить.
Над Высокой Башней созвездия кружат свой обычный хоровод, как будто ничего не случилось здесь, на земле. Мэри Фишер гадает, видит ли Боббо из своей тюремной камеры это небо, думает ли о ней. Почему-то когда она приходит к нему на свидание, у нее не поворачивается язык спросить его об этом.
