Текст книги "По стопам «Вечного Жида»"

Автор книги: Феликс Кандель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Карл Вольфскель, еврей из Германии, поэт и прозаик, взывал после Катастрофы, призывая Машиаха: «Кто же, если не ты? Когда же, если не сейчас? Где же, если не здесь?..»

ЭВЕД-МЕЛЕХ ИЗ ЦАРСТВА КУШ

Это случилось в шестом веке до новой эры, в годы правления Цидкиягу, последнего царя Иудеи.

В то беспокойное время жил в Иерусалиме Ирмиягу (Иеремия), пророк скорби, пророк утешения и надежды, который говорил о своем даре: "Было слово Господне в сердце моем как огонь пылающий, заключенный в костях моих; и извелся я, сдерживая его, и не мог более".

То был суровый обличитель пороков царей и народа; с риском для жизни он предсказывал падение Иерусалима и разрушение Храма – Божью кару за служение чужим богам. И вот предостережение пророка:

"Так говорит Господь: обреченные на смерть пойдут на смерть‚ обреченные под меч пойдут под меч, и кто на голод – на голод, и кто в плен – в плен".

Подступал к Иудее Навуходоносор, правитель Вавилона со своим войском, и предрекал Ирмиягу от имени Господа:

"И прекращу Я у них голос радости и голос веселья, ликование жениха и ликование невесты, звук жерновов и свет светильника. И вся земля эта будет превращена в развалины и в пустыню, и народы эти будут служить царю вавилонскому семьдесят лет".

И еще говорил Ирмиягу народу:

"Так сказал Господь: тот, кто останется в этом городе, умрет от меча, голода или мора, а тот, кто выйдет и сдастся халдеям, тот останется жив, и добычей будет ему душа его".

Царь Цидкиягу спросил пророка:

– Нет ли слова от Господа?

И сказал Ирмиягу:

– Есть. Ты будешь предан в руки царя вавилонского…

И сказали сановники царю:

– Да будет этот человек предан смерти, ибо лишает он сил руки воинов в этом городе и руки всего народа, произнося подобные речи…

Схватили пророка, опустили на веревках в глубокую яму, где он погрузился в зловонную тину, но заступился за него раб царя Цидкиягу. Этот человек был родом из царства Куш в Эфиопии, и звали его Эвед-Мелех, что в переводе с иврита означает "раб царя".

"И вышел Эвед-Мелех… и сказал царю:

– Государь мой царь! Эти люди сделали злое Ирмиягу-пророку, которого бросили в яму; там он может и умереть от голода…

И повелел царь Эвед-Мелеху:

– Возьми с собой тридцать человек и вытащи Ирмиягу-пророка из ямы, пока он не умер.

Эвед-Мелех… взял старые лохмотья и ветошь и спустил их на веревках в яму к Ирмиягу. И Эвед-Мелех сказал пророку:

– Подложи эти старые лохмотья и ветошь себе под мышки, под веревки.

И сделал так Ирмиягу. И потащили Ирмиягу на веревках, и вытащили его из ямы…"

Так повествует Библия, а мидраш добавляет: Эвед-Мелех был другом пророка. Он подошел к яме и стал кричать: "Ирмиягу! Ирмиягу!", но тот затаился, ожидая новых насмешек и мучений. Эвед-Мелех решил, что пророк погиб, и зарыдал, а Ирмиягу понял – пришел его друг, и спросил из глубины: "Кто это плачет по мне?" После этого его вытащили из топкой ямы.

Что же было дальше?

Пророк стал свидетелем катастрофы, которую предсказывал, и оплакал судьбу Иерусалима в Свитке плача: "Как одиноко сидит столица, некогда многолюдная, стала она подобна вдове… Плачет, плачет она в ночи, и слезы ее на щеках у нее…"

Навуходоносор захватил Иудею и Иерусалим, разрушил Храм, убил всех сыновей Цидкиягу, царю велел выколоть глаза, угнал его в Вавилонию, а с ним и многих жителей Иудеи. Когда пленники лили горькие слезы, Ирмиягу сказал им: "Небо и землю беру в свидетели: если бы вы раньше уронили хоть одну слезу, не были бы изгнаны с вашей земли".

Дмитрий Мережковский, из стихотворения "Пророк Иеремия":

И я хотел забыть, забыть в чужих краях

Народ мой, гибнущий в позоре и цепях.

Но я не мог уйти – вернулся я в неволю.

Огонь – в моей груди, огонь в моих костях…

И как мне удержать проклятье на устах?

Оно сожжет меня, но вырвется на волю!

Не забудем сообщить, что за спасение пророка Эвед-Мелех был взят живым на небо и обрел вечную жизнь.

А что сказать про царя Вавилона, который разрушил Первый Иерусалимский Храм и пленил многих евреев? В наказание за это и за прочие зверства «злодей Навуходоносор» семь лет бродил по пустыне «в зверином обличье» и «умер в нечестии».

ГОЛЕМ

Талмуд утверждает: «Если праведники пожелают сотворить мир, они смогут это сделать».

В четвертом веке новой эры законоучитель Рава бен Йосеф бен Хама создал человека, составляя различные сочетания букв непроизносимого имени Бога, и отправил его к рабби Зера. Рабби заговорил с посланцем, но тот был лишен дара речи, и рабби Зера ему приказал:

– Ты – творение волшебства. Обратись снова в прах!

В одиннадцатом веке жил в Испании Шломо ибн Габироль, поэт, философ и грамматик, о жизни которого сохранилось немало легенд. Одна из них сообщает, как с помощью магии он сотворил из дерева женщину, ставшую его служанкой. Власти могли обвинить его в колдовстве, за что полагалось жестокое наказание, и Шломо ибн Габироль снова обратил ее в дерево.

В начале тринадцатого века раввин Эльазар бен Иегуда из Вормса сочинил книгу "Тайны таинств" и в ней дал имя человекоподобному существу, созданному искусственным путем. Звали это существо – Голем, что в переводе с иврита означает "истукан, робот" (от того же корня слово на иврите "гелем" – сырье, бесформенный материал).

Раввин Эльазар описал сложнейшую процедуру магического ритуала, чтобы создать из глины каждый орган Голема. У него на лбу следовало начертать слово "эмет", что в переводе с иврита означает – правда, истина; если же хотели уничтожить это существо, надо было стереть первую букву, и оставалось слово "мет" – мертвец.

Создание Голема из глины уподобляется созданию Адама из праха земного, который тоже был неодушевленным, пока Творец не вдохнул в него душу. Подобное недоступно людям, и Голем не может обладать человеческой душой.

В середине шестнадцатого века рабби Элиягу из Хелма создал из глины Голема, который начал быстро расти и принял гигантские размеры. Рабби испугался, что могучее исполинское существо разрушит весь мир, и превратил его в прах.

Существуют и иные легенды о создании Голема, лишенного дара речи; во многих из них он спасает евреев от кровавых наветов и защищает их дома от погромщиков. Самые популярные из легенд относятся к главному раввину Познани и Праги, который жил в шестнадцатом веке. Это был Иегуда Лива бен Бецалель, ученый талмудист, и предание утверждает, что с помощью методов практической кабалы он создал живое человекоподобное существо.

Эта история записана в книгах, и вот она.

В 1580 году, в полночь, три человека вышли к реке, протекающей в окрестностях Праги, – это были раввины Иегуда Лива бен Бецалель, его зять Ицхак и его ученик Яаков. Там они выбрали подходящий ком глины, замесили его и при свете луны вылепили человеческое тело с лицом, руками и ногами, навзничь распростертое на земле.

Затем они встали у ног Голема, произнесли сочетание святых имен, и на его голове выросли волосы, ногти появились на пальцах рук и ног, глаза открылись, но не было в них признаков жизни. Иегуда Лива вставил ему в рот талисман с непроизносимым именем Господа, и Голем, будто проснулся, резво вскочил на ноги. Он видел, слышал и понимал, но был лишен дара речи.

Сказал ему раввин Иегуда Лива:

– Знай, что создан ты из земного праха, чтобы охранять евреев от их ненавистников, и имя тебе Йосеф. Работа твоя – быть служкой в раввинском суде, выполнять любое мое приказание, пойти, если потребуется, в огонь или в бурные воды, броситься с высокой башни.

Голем кивнул головой в знак согласия, и с того дня он постоянно находился во дворе раввинского суда, ожидая приказаний и выполняя всевозможные поручения, а евреи ласково называли его Немой Йоселе.

На исходе каждой пятницы Иегуда Лива извлекал из-под его языка записку с непроизносимым именем Бога; Голем падал на землю и переставал двигаться до исхода субботы. Он мог бы стать бессмертным, этот искусственный человек, переходя из поколения в поколение, но однажды раввин задержался в синагоге и не вынул талисман вовремя.

Прибежали в синагогу перепуганные люди и сообщили, что Голем бегает по улицам Праги, грозит уничтожить весь город. Иегуда Лива догнал его, вырвал записку изо рта, и Голем превратился в бесформенную глыбу глины.

Раввин Иегуда Лива бен Бецалель‚ насытившийся годами‚ прожил почти сто лет и ушел из жизни в 1609 году; легенда утверждает, что умер он от запаха розы‚ ибо смерть не имела к этому человеку иного доступа.

ГЛИНЯНЫЙ ЧУРБАН

Густав Майринк, австрийский писатель. Из романа «Голем» (1915 год):

"Кто может сказать, что он что-нибудь знает о Големе?..

Он живет в легенде, пока на улице не начинаются события, которые снова делают его живым. Уже давно говорят о нем, и слухи разрастаются в нечто грандиозное. Они становятся до такой степени преувеличенными, что в конце концов гибнут от собственной неправдоподобности.

Начало истории восходит, говорят, к семнадцатому веку. Пользуясь утерянными теперь указаниями кабалы, один раввин сделал искусственного человека, так называемого Голема, чтобы тот… исполнял черную работу.

Однако настоящего человека из него не получилось, лишь смутная полусознательная жизнь тлела в нем. Да и то, говорят, только днем и поскольку у него во рту торчала магическая записка, втиснутая в зубы; эта записка притягивала к нему таинственные силы вселенной.

Однажды перед вечерней молитвой раввин забыл вынуть талисман изо рта Голема, тот впал в бешенство, побежал по темным улицам, уничтожая всё на своем пути, пока раввин не кинулся вслед за ним и не вырвал талисман. И тогда это создание упало бездыханным; от него не осталось ничего, кроме небольшого глиняного чурбана, который и теперь еще показывают в старой синагоге…

Приблизительно каждые тридцать три года на пражских улицах… появляется незнакомый человек, безбородый, с желтым лицом монгольского типа, в старинной выцветшей одежде… Он идет по еврейскому кварталу и вдруг становится невидим…

Шестьдесят шесть лет тому назад… обыскали здание на Старосинагогальной улице. И было твердо установлено, что в этом доме действительно существует комната с решетчатыми окнами, без всякого выхода... Так как пробраться в нее было невозможно, один человек спустился по веревке с крыши, чтобы заглянуть туда. Однако едва он достиг окна, канат оборвался, и несчастный разбился о мостовую…

И вот теперь, как и раньше, через правильные промежутки времени, при тех же гороскопах, при которых он был создан, Голем возвращается, мучимый жаждой материальной жизни".

Что к этому прибавить?

В 1925 году московский театр "Габима" показал на иврите спектакль "Голем" по пьесе Х. Лейвика. Актеры сыграли его более трехсот раз, и вот описание Голема на сцене театра:

"Низкий лоб, едва выглядывающий из огромной копны волос, эти грубые, только что вылепленные из глины куски лица, эти длинные и неуклюжие руки и тупой, прямой, бычий взгляд…" Ему "противно собственное тело, противны стеклянные глаза, противен свой темный язык", его "мучает невозможность вырваться из тела".

Спектакль увидел свет в первые годы советской власти. Создание Голема, защитника евреев от инквизитора, заканчивалось на сцене неудачей; актер произносил последнюю трагическую фразу спектакля: "Кто же спасет?", и в ответ на это – бывало и так – зрители начинали петь "Интернационал".

КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ И СТРУЛЬДБРУГИ

В русском фольклоре существуют упоминания о молодильных яблоках, живой воде и прочих чудо-средствах, которые омолаживают героев и даже наделяют бессмертием.

Злые сестры убили Аленушку, но "спрыснул отец дочку живой водой – ожила Аленушка". Серый волк "спрыснул мертвой водой раны Ивану-царевичу – раны зажили; спрыснул его живой водой – Иван-царевич ожил".

В сказке Петра Ершова "Конек-Горбунок" царь повелел Ивану искупаться в трех котлах, где "вода студеная, вода вареная и молоко-кипяток":

Вот конек хвостом махнул,

В те котлы мордой макнул,

На Ивана дважды прыснул,

Громким посвистом присвистнул.

На конька Иван взглянул

И в котел тотчас нырнул,

Тут в другой, там в третий тоже,

И такой он стал пригожий,

Что ни в сказке не сказать,

Ни пером не написать!

А вот и Кащей Бессмертный, злой чародей, сказочный вечножитель: «Смерть моя в игле, игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в железном сундуке сидит, сундук на крепкий замок закрыт и закопан под самым большим дубом на острове Буяне, посреди моря-океана. Вот где смерть моя находится».

Однако и Кащей Бессмертный не избежал гибели.

В другой русской сказке солдат загнал Смерть в волшебную котомку, пригрозил утопить ее в болоте, и, чтобы освободиться, Смерть пообещала ему тридцать лет жизни. Прошли годы, она снова явилась за солдатом, но он обманом завлек ее в гроб, захлопнул крышку, сбросил гроб в реку, и течение унесло его в море.

«Много годов прошло, а Смерть всё носит по морю. Народ живет припеваючи, солдата славит».

Джонатан Свифт, из книги «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера» (1726 год). Знаменитый путешественник посетил также остров Лаггнегг, где жили бессмертные струльдбруги, и отметил в путевых заметках:

"Собеседник сказал мне, что время от времени, впрочем очень редко, у кого-нибудь из лаггнежцев рождается ребенок с круглым красным пятнышком на лбу… Это служит верным признаком, что такой ребенок никогда не умрет… В восхищении я воскликнул: Счастливая нация, где каждый рождающийся ребенок имеет шанс стать бессмертным!.."

Гулливер размечтался о том, какие возможности появятся у него, стань он бессмертным, каких добьется успехов в изучении наук и искусств, затмив всех своей ученостью. "С течением времени я привык бы относиться равнодушно к смерти друзей и не без удовольствия смотрел бы на их потомков, вроде того, как мы любуемся ежегодной сменой гвоздик и тюльпанов в нашем саду, нисколько не сокрушаясь о тех, что увяли в прошлое лето".

Собеседник разъяснил Гулливеру, что придуманный им бессмертный "образ жизни безрассуден и нелеп, предполагая вечную молодость, здоровье и силу… Но здесь, на острове Лаггнегге, нет этой бешеной жажды жизни, ибо у всех перед глазами пример долголетия – струльдбруги…

Почти до тридцатилетнего возраста они ничем не отличаются от остальных людей; затем становятся мало-помалу мрачными и угрюмыми, и меланхолия их возрастает до восьмидесяти лет… По достижении этого возраста, который считается здесь пределом человеческой жизни, они не только подвергаются всем недугам и слабостям, свойственным прочим старикам, но бывают еще подавлены страшной перспективой влачить такое существование вечно…

При виде похорон они ропщут и жалуются, что для них нет надежды достичь тихой пристани, в которой находят покой другие… В девяносто лет у струльдбругов выпадают зубы и волосы; в этом возрасте они перестают различать вкус пищи, едят и пьют всё, что попадается под руку, без всякого удовольствия и аппетита. Болезни, которым они подвержены, продолжаются без усиления и ослабления. В разговоре они забывают названия самых обыденных вещей и имена людей, даже ближайших друзей и родственников…

Они не способны развлекаться чтением, их память не удерживает начала фразы, когда они доходят до ее конца; поэтому они лишены единственного доступного им развлечения… Рождение каждого из струльдбругов служит дурным предзнаменованием…"

И далее, из записок Гулливера: "Читатель легко поверит, что после всего увиденного и услышанного мое горячее желание быть бессмертным значительно поостыло".

АВТОР НЕДОУМЕВАЕТ

А что же Вечный жид? Не струльдбруги, выдуманные писателем, не Кащей Бессмертный из сказки и не бездушный глиняный чурбан, а бессмертный странник из мифов и легенд?

Путь его долог.

Путь бесконечен.

И если поверить, что он действительно существовал, не пришел ли Агасфер в двадцатый век, не стал ли вместе с другими евреями узником Бухенвальда или Треблинки, жертвой "окончательного решения еврейского вопроса", который осуществляли нацисты?

И если он вечен, этот Вечный жид, не выжил ли он и в лагере смерти, чтобы поведать миру о страданиях народа?

Всеволод Иванов, из рассказа "Агасфер" (Москва военной поры, лето 1944 года):

"Это был человек среднего роста с тонкой и длинной головой. Он дышал тяжело и пошатывался от усталости и, может быть, истощения… Платье на нем словно распухло и похоже было на волокно гнилой и растрепанной временем веревки. Платье хранило название, но не предназначение. Пахло от него прелым; плохо пахло…"

Вечный жид сказал герою рассказа: "Я космополит и не прописан нигде… Я даже сидел в гитлеровском концлагере, правда, недолго. Мне ведь нельзя задерживаться на одном месте. Я иду".

Во все века уходили евреи.

Уходили, никуда не придя. Приходили, чтобы уйти снова. Оставались на время, уходили навсегда. Потому что приходить было некуда.

Даже те, кто оставался, уходили во снах.

Ушедшие – во снах возвращались.

Они брели по миру – Агасферы, "вечные жиды", везде неприкаянные и везде нежеланные, прилепляясь корнями к очередной земле, рожая на ней детей, закрывая глаза старикам, оставляя на пути родные могилы.

В восемнадцатом веке, почти за двести лет до нацистских лагерей смерти, странствовали по городам и местечкам Украины и Польши два брата, рабби Зуся и рабби Элимелех, распространяя среди евреев хасидское учение.

Однажды они заночевали в маленьком городке возле Кракова, но внезапно почувствовали беспокойство, ими овладело неудержимое желание как можно скорее покинуть то место. И хотя было уже темно, они немедленно ушли оттуда и провели ночь в дороге.

Название этого городка – Освенцим.

Добавления, без которых не обойтись

Вечножители иных народов – было их немало, но назовем лишь некоторых.

Красавец Ганимед из греческой мифологии, сын нимфы и царя Трои. Пас отцовские стада на склонах гор, но спустился на землю Зевс в образе орла и вознес Ганимеда на Олимп. Ему даровали вечную юность, и он стал виночерпием на пирах богов, подавая им нектар и амброзию.

Лукиан, греческий писатель второго века новой эры. В его "Диалогах" Зевс говорит Ганимеду: "Ты не будешь больше человеком, а сделаешься бессмертным, звезда одного с тобой имени засияет на небе, – одним словом, тебя ждет полное блаженство". (Ганимед – так назван один из четырех спутников Юпитера, обнаруженных Галилеем в 1610 году.)

Борис Пастернак:

Я рос. Меня, как Ганимеда,

Несли ненастья, сны несли.

Как крылья, отрастали беды

И отделяли от земли…

Эндимион – тоже из греческой мифологии. Отличался необыкновенной красотой, а потому пожелал навеки уснуть, чтобы оставаться юным и бессмертным, – Зевс погрузил его в глубокий вечный сон.

Великан Амирани – герой грузинского эпоса. Обладал неутомимостью волка и силой двенадцати пар быков; обучил людей добыванию огня и обработке металлов, боролся с богами, за что они приковали его – подобно Прометею – к скале. Орел клюет печень Амирани, верная его собака лижет цепь, чтобы ее истончить и освободить хозяина, но появляются кузнецы и укрепляют цепь.

Абрскил – герой абхазского эпоса, которого верховный бог приказал приковать с конем к железному столбу. Век за веком Абрскил расшатывает столб, но когда он почти освобождается, на столб садится крохотная трясогузка. Абрскил замахивается на нее молотом, птичка улетает, а молот ударяет по вершине столба и вгоняет его в землю еще глубже.

Лю Хай из китайской мифологии проглотил пилюлю вечной жизни, превратился в журавля и улетел на небо, а Сюй Чжэньцзюнь вознесся на небо вместе с домочадцами, петухами и собаками. Бессмертный Жун Чэн восполняет свои силы во время полового акта, а также возвращает молодость, восстанавливает у стариков цвет волос, вставляет выпавшие зубы.

***

Самири из мусульманской мифологии. Во время скитания евреев по пустыне он создал для поклонения золотого тельца, за что Моше проклял его. С тех пор Самири блуждает по земле подобно дикому зверю, пугая людей; они стирают следы его ног, а он кричит, остерегая: «Не дотрагивайтесь до меня!» Его называли «вечно движущимся»; матросы-арабы видели, как поднималось над водой морское чудовище с лицом человека, – может, это и был Самири?

У народов, населяющих острова Океании, существует поверье: в давние века люди умели сбрасывать кожу, как змеи, и омолаживаться, но затем они утратили эту способность и стали смертными. В мифах африканских народов сказано: люди проспали обещанное им бессмертие и начали умирать.

***

Дикий Охотник в европейской мифологии – бессмертный предводитель призраков, проносящийся по небу со сворой собак; его свита – демоны и души грешников, обреченные на вечное преследование дичи. Они скачут на черных конях, их собаки с огненными глазами выдыхают пламя и дым. Дикая Охота – предвестник войны и эпидемии; встреча с ней приводит к потере рассудка или к гибели.

Людвиг Тик, немецкий поэт девятнадцатого века. Из стихотворения "Дикий охотник":

Лети же, охота, препятствия прочь!

Победа за нами, пусть царствует ночь!

Того, кто пугается воя и лая,

Затравит безжалостно призраков стая.

Русский летописец Нестор, из "Повести временных лет" (запись за 1092 год):

"Предивное чудо явилось в Полоцке в наваждении: ночью стоял топот, что-то стонало на улице, рыскали бесы, как люди. Если кто выходил из дома, чтобы посмотреть, тотчас невидимо уязвляем бывал бесами язвою и оттого умирал… Затем начали и днем являться на конях, а не было их видно самих, но видны были коней их копыта; и уязвляли так они людей в Полоцке и в его области. Потому люди и говорили, что это мертвецы бьют полочан".

***

Жил на свете глупый человек, настолько глупый, что звали его Голем.

Он постоянно забывал‚ куда положил перед сном свою одежду, по утрам тратил время на поиски и вечно опаздывал на работу. Но однажды вечером Голем взял листок бумаги и написал: "Одежда на стуле‚ шапка в шкафу‚ башмаки возле двери‚ а я в кровати".

Утром он проснулся и стал одеваться, заглядывая в этот список. Всё было на месте: одежда висела на стуле‚ шапка лежала в шкафу‚ башмаки ожидали его возле двери. В конце списка было указано: "а я в кровати". Голем начал искать самого себя, долго и безуспешно‚ никого в кровати не нашел‚ но потерял при этом много времени и снова опоздал на работу.

Мудрый рабби рассказал ученикам про глупого Голема и добавил: "Так обстоит дело и с нами". (Другими словами: мы хорошо знаем, где находится наше имущество, сколько его, в какой оно нынче цене‚ но ничего не знаем о том‚ где находимся мы сами, – впрочем, пусть каждый решит это по своему разумению.)