Текст книги "Президентский полк"

Автор книги: Феликс Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Он пересекал границы, не выходя из машины. Протягивал в открытое окно выданную в Лондоне бумагу, получал ее обратно со словами «Счастливого пути» и врубал скорость. И было у него странное ощущение, что за те месяцы, что он кантовал тюки в Лондонском порту, а вечерами валился без сил на жесткую койку, мир неузнаваемо изменился.

Изменился не только мир. Изменилась и Россия. Жизнь бешено вздорожала. Заработанной в Лондоне валюты хватило ненадолго. «Мерседес» пришлось продать. Воспоминанием о Лондоне осталась только «шестерка». За машиной Георгий следил, зимой снимал на ночь аккумулятор, таскал домой и ставил на подзарядку. Когда морозы кончились, перестал. За что и поплатился.

Телефон Михальского долго не отвечал, затем раздался его бодрый, утренний голос:

– Слушаю. Кто это?

Это умение отвечать бодрым голосом в любое время суток сохранилось у Михальского, да и у самого Гольцова, еще с курсантских времен, когда было важно, чтобы начальство не подумало, что дневальный спал. Хотя чаще всего он как раз спал.

– Только не бросай трубку, – предупредил Георгий. – Я тебе сейчас все объясню.

– Ты. Гошка? До чего же приятно слышать тебя в четыре часа утра! Что у тебя?

– Засадил аккумулятор, не могу завестись.

– Пся крев! – взревел Михальский. – Ты что, ошалел? Я сплю! Понял? Сплю!

– Сейчас проснешься, – пообещал Георгий.

– Да? – слегка заинтересовался Яцек.

Георгий объяснил: нужно проскочить в поселок Красково, отыскать там дом номер шестнадцать по Привокзальному переулку и очень аккуратно отследить обстановку вокруг него. Нет ли чего-либо подозрительного. Конкретно: нет ли признаков, что какие-то нехорошие люди хотят выкрасть из этого дома женщину с ребенком.

– Тема? – спросил Михальский.

– Чечня.

– Твою мать.

– Проснулся? – поинтересовался Георгий.

– Пошел в жопу! – рявкнул Михальский.

Георгий положил трубку. Теперь он был спокоен: все будет сделано как надо.

Яцек позвонил в шесть утра. Недалеко от дома подозрительные «Жигули». В них трое. Лица кавказской национальности. Не профи. Ждут. Никаких агрессивных телодвижении не совершают.

– Продолжай наблюдать, – попросил Георгий. – Подъеду, как только освобожусь.

Что ж, теперь ему было с чем идти к начальнику НЦБ.

4

Рабочий день в российском Интерполе начинался в девять утра, но генерал-майор Полонский всегда приезжал на час раньше. И боже сохрани было нарушить его утреннее уединение, которое он употреблял на изучение оперативных сводок и документов, поступивших из штаб-квартиры Интерпола в Лионе. Сунуться к Полонскому в этот час означало нарваться. Но и ждать Георгий не мог. Поэтому он промаялся минут сорок и деликатно заглянул в кабинет:

– Извините, Владимир Сергеевич. Я насчет поездки в Чечню с миссией лорда Джадда. Я передумал. Съезжу, пожалуй. Когда-то еще выпадет случай пообщаться с друзьями?

– Зайди, – приказал Полонский. – В чем дело?

Георгий положил перед ним листок факса:

– Поступил вчера. В двадцать один десять. Из Вены.

Полонский прочитал текст сначала бегло, потом еще раз – внимательно.

– Это все?

– Нет.

В подготовленной Георгием сопроводиловке была вся информация, имеющая отношение к делу: от запросов в отдельный отряд погранконтроля «Москва» со штабом в Шереметьеве-2 и НЦБ Нидерландов до справки о профессоре Русланове и его фирме и статьи из журнала «Зарубежное военное обозрение».

Георгий не упомянул лишь о своем звонке оперативному дежурному Минобороны. О сообщении Яцека Михальского он тоже не упомянул. Это пахло самодеятельностью, а с самодеятельностью в российском Интерполе велась беспощадная борьба.

Дойдя до справки о деятельности фирмы «Сигма», Полонский приостановился:

– Гуано – это говно?

– Так точно, – подтвердил Георгий. – Птичье.

– Интересный мужик. Превратить деньги в говно всякий может. А говно в деньги – не всякий.

Закончив чтение, он отвалился на спинку кресла и обеими пятернями взъерошил свои короткие жесткие волосы, как всегда делал, когда ему нужно было подумать.

– Магомед Мусаев, – наконец произнес он. – Почему отменен международный розыск?

– В связи с его смертью. Так написано в справке.

– На основании чего – проверил?

– Когда?

– Займись.

– Слушаюсь. Как вам все это вообще? – осторожно поинтересовался Георгий.

– Никак. Вопрос не наш. Мусу – в подборку. Остальное – в ФСБ. Это их хлеб. Ты чем-то недоволен?

– Ну почему? У них эти дела накатаны. Пропустят через все учеты, прощупают через агентуру. Потом попытаются отловить его, чтобы допросить с пристрастием. Владимир Сергеевич, вы только не подумайте, я не хочу сказать ничего такого. Я очень уважаю Федеральную службу безопасности. И МВД уважаю. И Министерство обороны. И вообще все спецслужбы. Потому что это мощный, хороню организованный государственный механизм.

– Продолжай, – недоброжелательно кивнул Полонский. – Чую, что сейчас последует «но».

– Меня только один момент смущает. Почему этот мощный государственный механизм часто оказывается бессильным перед преступником-одиночкой? Или перед жалкой кучкой бандитов.

– Ну почему?

– Я вам скажу. Потому что одиночка действует сам и принимает те решения, которые диктуют ему обстоятельства. Принимает мгновенно, без виз и согласований. И действует соответственно. Конечно, в итоге его ловят. Если ловят. Но это – время. Часто – годы. А у нас, насколько я понимаю ситуацию, времени нуль. Я, конечно, могу ошибаться, но просто посчитал своим долгом высказать свое мнение.

– Ты на меня не дави! Не дави! Все равно это епархия ФСБ.

– «Стингеры» – да. Но похищения это дело ГУБОПа, – напомнил Георгий.

– Где похищение? Нет никакого похищения.

– Пока нет. Но возле дома Асланбека Русланова в Красково крутятся какие-то люди. Кавказской национальности, между прочим.

– Откуда знаешь?

– Знаю. Из агентурного источника, – добавил Гольцов, усвоив из своего не слишком долгого милицейского опыта, что ни один начальник не имеет права заставить подчиненного раскрыть его агентурный источник.

– Гольцов! – повысил голос Полонский. – Ты, твою мать, чиновник, а не…

– А не Джеймс Бонд. Это я слышал. И не раз, не повторяйтесь, Владимир Сергеевич, дело-то сейчас не в том, чей вопрос. Дело совсем в другом.

– Ну-ну, в чем?

– В «стингерах».

– Это ты так думаешь. Потому что молодой и тонкостей нашей милицейской службы не знаешь. А если в сорока двух миллионах?

– И что?

– Тогда все эти «стингеры» – дымовая завеса. А за ней – банальная разводка. Профессор Русланов хочет наложить лапу на эти миллионы, а нашими руками убрать тех, кто ему мешает. Чем не версия?

– Версия, конечно, – согласился Георгий. – Только вы и сами в нее не верите.

– Вариант следующий. Нет ни «стингеров», ни миллионов. Есть борьба вокруг какого-то крупного заказа. А этот факс – попытка скомпрометировать конкурента. Того же Абдул-Хамида Наджи. Пока мы будем с ними разбираться, заказ уплывет к профессору Русланову. Хочешь еще версию?

– Интересно, – кивнул Георгий.

– Профессор Русланов наделал долгов или перебрал кредитов. Сам успел смыться за границу, а семью забрать не успел. Вот и хочет получить своих с нашей помощью. Мы хватаем людей, которые пришли к его жене получать долг, сажаем, шьем им вымогательство, а семья тем временем тю-тю. И не смотри на меня дурным глазом. Я за свою жизнь и не таких историй навидался. Я тебе с ходу набросаю еще с десяток вариантов.

– Не нужно десятка, – попросил Георгий. – Назовите один – но тот, в который вы сами верите.

– Верю – не верю, не разговор! – рассердился Полонский. – Ни одна версия не может быть подтверждена или отвергнута, пока нет фактов. А фактов у нас нет. Никаких. И возможностей раздобывать их нашими собственными силами тоже нет. Ибо не наше это дело. Этим должны заниматься специалисты. Вот пусть и занимаются. Убедил я тебя?

– Зачем меня убеждать? Приказ начальника – закон для подчиненных. Это я еще с армии помню.

– А вот про это забудь! Милиция не армия. Мне нужны сотрудники, которые умеют думать. Сами. Без приказа. В нестандартной ситуации. Дуболомов и без тебя хватает! Сейчас создается полиция будущего, прости за высокие слова. Которая на равных работает со всем миром. И времени на ее создание с гулькин нос. Потому что наша отечественная преступность выходит на международную арену со скоростью ворованного «мерседеса». И на «жигуле» мы ее не догоним. Российский Интерпол должен стать движителем всех наших органов. Вот в чем я вижу нашу перспективу. Это не моя прихоть. Это необходимость. А пока мы должны навести идеальный порядок в своем хозяйстве. И потому любую самодеятельность я пресекаю и пресекать буду! Теперь тебе все ясно?

– Так точно. Кроме одного. А если в факсе профессора Русланова все правда?

– Да мы даже не знаем, есть ли вообще эти сорок два миллиона долларов! – в сердцах выложил Полонский решающий аргумент.

– Узнаем, – буркнул Георгий. – Когда они превратятся в пятьсот «стингеров», а пятьсот наших самолетов врежутся в горы в условиях плохой видимости. На отчетности Интерпола это, конечно, не отразится…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Только то, что сказал.

– Ну нет, договаривай! Ты сказал, что «стингеры» и вся эта Чечня мне до феньки! Так?

– Это не я сказал. Это вы сами сказали.

– Что ты предлагаешь?

– Есть вопрос, на который мы можем попытаться ответить. Мы. Сейчас. Не влезая ни в чью компетенцию. В порядке предварительной проверки поступившей информации. И это прояснит все остальное.

– Какой вопрос?

– Действительно ли «стингером» был сбит Су-24.

– До чего ж ты, Гольцов, упертый! Спорить с тобой… Ладно. Долог путь рассказа, краток путь показа.

Начальник НЦБ потянулся к телефону, но Георгий предупредил:

– Оперативному дежурному Минобороны я уже звонил.

– Что ответили?

– Ничего. Никакой информацией о причинах гибели самолета не располагают.

– В Министерстве обороны не знают, почему погиб самолет?! – недоверчиво переспросил начальник НЦБ.

– Так мне сказали. Возможно, решили, что Интерпол лезет не в свои дела.

– Я им сейчас объясню, в какие дела Интерпол может лезть, а в какие не может! – мрачно пообещал Полонский.

Он раздраженно щелкнул клавишей на аппарате спецсвязи, по которому общались высокопоставленные чиновники уровня замминистра, и приказал:

– Выйди.

Георгий вышел в приемную. Зиночка была уже на месте. Она удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Через три минуты в интеркоме раздался голос Полонского:

– Гольцов, зайди.

Виду начальника НЦБ был озадаченный.

– Ну? – спросил Георгий.

– Послали.

– Вас?!

– Да, меня. Вежливо.

– Послали, но вежливо, – констатировал Георгий.

– Вежливо, но послали! – рявкнул Полонский. – Выйди! – приказал он и с решительным видом придвинул к себе телефонный аппарат с гербом Российской Федерации – «вертушку».

На этот раз разговор начальника НЦБ с неизвестным собеседником продолжался дольше.

– Что происходит? – полюбопытствовала Зиночка.

– Я и сам задаю себе этот вопрос.

– Зайди, – наконец распорядился Полонский.

Начальник НЦБ уже не сидел в своем кресле, а стоял возле письменного стола, с ненавистью глядя на «вертушку». То ли он разговаривал стоя с высокопоставленным собеседником, а скорее всего, вскочил после окончания разговора, чтобы физическим движением дать выход переполнявшим его чувствам. Сейчас он больше, чем всегда, был похож на взъерошенного ежа.

– Приказано не вникать, – хмуро сообщил Полонский. – Понимаешь, что это значит?

– Догадываюсь, – ответил Георгий. – Но хотелось бы знать точно.

– Нечисто с этим самолетом. Вот что это значит. А если его действительно сбили новым «стингером»?

– Я вам про это и говорю, – обрадовался Георгий. – Есть возможность проверить. В Москве об этом могут не знать. Или не хотят говорить. В Чечне знают. Делегация лорда Джадда вылетает в Чечню завтра утром, вполне успею оформить…

– Отставить! – перебил Полонский. – Вопрос не наш. Мусу – в разработку, проверить все досконально. Факс я передам в ФСБ. Все, закрыли тему.

– Но…

– Кру-гом! – гаркнул начальник НЦБ.

Георгий вышел из кабинета, с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.

– Присядь, Гоша, – попросила Зиночка.

– Некогда!

– Всего на секунду. И послушай меня. Речь шла о Чечне?

– Ну?

– Так вот, в Чечне у Владимира Сергеевича погиб сын. Лейтенант Полонский. Он был в колонне московского ОМОНа. Она попала в засаду. Он был его единственным сыном.

– Я не знал.

– Теперь знаешь.

– А тогда какого же…

– Не знаю, Гоша. Знаю только одно: он никогда ничего не делает для галочки.

Выйдя из здания НЦБ, Георгий сел в свою «шестерку», совершенно забыв, что она не заводится. И она завелась. Он пробился через утренние пробки к Рязанскому шоссе и направился в Красково, где – по его предположениям – в своем мощном, как танк, темно-зеленом «лендровере» дремал Яцек Михальский. Но тот не дремал. Он лежал, распластавшись своим сильным, затянутым в камуфляжку телом, на заднем сиденье джипа, прильнув к полевому биноклю. Его крупная, гладко выбритая по последней моде голова была от напряжения покрыта каплями пота. На молчаливый вопрос Георгия кивнул:

– Смотри сам. Дом справа, под красной черепицей – тот самый.

Георгий настроил бинокль. В конце пустынного переулка, за которым тускло поблескивали провода электрички, стояли «Жигули» с раскрытыми дверцами. Трое молодых кавказцев в черных кожаных куртках яростно жестикулировали. Один из них постоянно звонил по мобильнику. Время от времени все трое замирали и начинали всматриваться в сторону дома с красной черепичной крышей, стоявшего среди голых черных берез и глубине небольшого участка.

– Им звонят уже третий раз, – пояснил Яцек. – Понял?

– Попахивает паленым, – согласился Георгий.

– Попахивает?! – возмущенно переспросил Михальский. – Воняет! И я тебе скажу, чем воняет. Бараньим салом! Вот чем! Ясно? Чечней!

В конце рабочего дня Георгий вошел в кабинет начальника НЦБ Интерпола и доложил:

– Семья Асланбека Русланова исчезла.

– Все-таки выкрали, – заключил Полонский таким тоном, словно этого доклада он ждал весь день.

– Я не сказал: выкрали, – хмуро возразил Георгий. – Я сказал, что их нет в Краскове, нет в московской квартире. Рахиль Ильинична не пришла на работу и не предупредила, что ее не будет. Ее сына в лицее тоже нет. Вы по-прежнему считаете, что это не наш вопрос?

– Да! Да, не наш! И не спорь!

– Да я и не спорю. Владимир Сергеевич, я хочу извиниться.

– За что?..

– Я обвинил вас, что Чечня вам до феньки. Извините. Мне стыдно. Я не знал про вашего сына. Я не знаю, какие здесь уместны слова.

– Никакие, Гольцов. Никакие здесь слова неуместны. Я поклялся отомстить за сына. Тем, что закончу эту войну. Навсегда. Чтобы она быльем поросла. Ненависть порождает только ненависть. Злоба порождает только злобу. Этот путь мы уже прошли от и до. Это не путь. Хоть это поняли. Значит, нужен другой путь. Что я сказал тебе про семейную жизнь?

– Что нужно уметь жить с нерешенными проблемами.

– В политике это еще важней. Сейчас нет решения чеченской проблемы. Никакого. Любое решение будет ошибкой. Значит, нужно ждать. И будем ждать.

– «Стингеры», – напомнил Георгий, – они не будут ждать.

– А я о чем думаю сегодня весь день?! – разозлился Полонский. – Фактов мало, понимаешь? Ничтожно мало! А если семья уехала к каким-нибудь родственникам? Хоть бы один стопроцентно достоверный факт! Хоть бы один!

– Мы не поймем, что происходит, пока не узнаем, почему разбился самолет, – проговорил Георгий. – Вам не кажется, что мне все-таки следует полететь в Чечню? Там у меня есть друзья. Может, что-нибудь удастся…

– Я этого не слышал! – перебил Полонский. – Ты мне этого не говорил! Ты чиновник, а не…

Он немного помолчал и закончил:

– Оформляй документы.

5

Делегация Парламентской Ассамблеи Совета Европы, к которой был прикомандирован Георгий Гольцов, прилетела в Чечню в середине апреля, когда склоны гор затянуло зеленым туманом, а в долинах цвели сады. Руководитель делегации лорд Фрэнк Джадд заранее знал все, что увидит. Он увидит то, что должен увидеть. Он заранее знал, что будет в его докладе об итогах поездки, с которым он выступит на очередной сессии ПАСЕ в Страсбурге. Он даже знал, каким будет решение депутатов Европарламента после его доклада: российскую делегацию лишат права голоса за нарушение прав человека в Чечне.

Так что поездка была не более чем формальностью. И, как всякий человек, вынужденный участвовать в такого рода формальных мероприятиях, лорд Джадд ощущал раздражение, с его сухого, высокомерного лица не сходило выражение легкой брезгливости.

Это была не первая его поездка в Чечню во главе делегации ПАСЕ. Выводы, которые он сделал в своем докладе после первой поездки, при всей их резкости были в целом благоприятными для России. По рекомендации лорда Джадда сессия Европарламента высказалась за то, чтобы не лишать российскую делегацию права голоса. Но сейчас ситуация изменилась кардинальным образом.

Каждый факт можно интерпретировать по-разному. Все зависит от точки зрения.

Да, бойцы чеченского сопротивления активизировали свои действия, каждый день на дорогах рвутся фугасы, обстреливаются блокпосты, в районе горного селения Старые Атаги потерпел катастрофу российский фронтовой бомбардировщик Су-24, сбитый, скорее всего, боевиками, хотя они об этом почему-то не объявили. Но это вовсе не оправдание для прекращения вывода войск.

Да, делаются попытки наладить нормальную жизнь и Чечне, но они явно недостаточны. И главное – правительство России не предпринимает никаких практических шагов для политического решения чеченской проблемы.

Необходимость такой трактовки была вызвана не ситуацией в Чечне, а новым обострением обстановки на Балканах.

Лорд Джадд резко выступал против силового решения проблемы Косова. Но противостоять давлению американских генералов, задающих тон в НАТО, не удалось. И к чему привели чудовищные бомбежки Югославии? Балканы вновь полыхают. Бомбили сербов. Кого бомбить теперь – албанцев? А потом снова сербов?

Но это были общие рассуждения. В плане практическом сейчас требовалось отвлечь внимание мировой общественности от Балкан. Россия с ее чеченской проблемой подходила для этого как нельзя лучше.

Это и было целью миссии лорда Джадда.

Он не сомневался, что его миссия будет успешной. Русские это тоже понимали, ничего хорошего для себя не ждали и были чрезвычайно удивлены, когда после окончания визита на пресс-конференции в Москве глава делегации ПАСЕ наотрез отказался комментировать итоги своей поездки, отделавшись общими, ничего не значащими фразами. При этом вид у него был не просто хмурый, а мрачный. Что же он такое узнал? Что лишило лорда Джадда язвительного остроумия, кайенским перцем всегда скрашивавшего его интервью?

Никаких комментариев по итогам своей поездки лорд Джадд не дал и в аэропорту Страсбурга, где его ждали десятки корреспондентов. Сразу из аэропорта он направился в штаб-квартиру Евросоюза и имел продолжительную беседу за закрытыми дверями с Генеральным секретарем Совета Европы. В тот же день лорд Джадд вылетел в Брюссель, где находилась штаб-квартира НАТО.

Но самая большая неожиданность ждала впереди. В повестке очередной сессии ПАСЕ отсутствовал доклад лорда Джадда о его миссии в Чечню – главная тема, обещавшая стать сенсацией.

Сенсации не состоялось. В Москве этому порадовались, но ничего не поняли. Не смогли дать вразумительных объяснений и чиновники МИДа, сопровождавшие делегацию. Программа визита была полностью выполнена. Парламентарии посетили Грозный, Аргун, следственный изолятор Чернокозово в станице Наурская, несколько лагерей беженцев, провели встречи с президентами Северной Осетии, Дагестана и Ингушетии.

В ходе поездки был лишь один конфликтный момент. Лорд Джадд изъявил желание посетить селение Старые Атаги, но командующий федеральными войсками генерал-полковник Грошев отклонил просьбу, мотивируя это тем, что не сможет обеспечить безопасность делегации на этом маршруте. Лорд Джадд выразил резкий протест и пригрозил, что прервет визит. Но уже на следующее утро от своего намерения почему-то отказался и больше о нем не вспоминал. Никаких других осложнений в ходе поездки делегации ПАСЕ не было.

Генерал-полковник Грошев подтвердил: да, был такой разговор. Да, лорд Джадд залупнулся. Почему утихомирился? А х… его знает.

Только один человек знал, почему глава делегации ПАСЕ резко изменил свою позицию. Но никому и в голову не пришло обратиться к нему за разъяснениями, так как к миссии лорда Джадда он имел касательное отношение, а из-за малого своего чина никак не мог повлиять на высокопоставленного европейского парламентария.

Этим человеком был оперуполномоченный Российского НЦБ Интерпола майор Георгий Гольцов.

Разговор лорда Джадда с генерал-полковником Геннадием Грошевым состоялся поздно вечером в загородной резиденции президента Ингушетии, на просторной веранде, выходящей в сад, белый от цветущих вишен. Из глубины дома доносились слабые звуки застолья, а на веранде было тихо, туманились фонари, нависали крупные яркие звезды. К влажному запаху цветов примешивался тонкий горьковатый дымок, отчего-то казавшийся очень мирным. Генерал-полковник Грошев объяснил лорду Джадду, что это дым от вечерних очагов, которые топят кизяком – сухим коровьим навозом, традиционным топливом горцев.

Желание лорда Джадда посетить Старые Атаги было вызвано тем, что некоторое время назад на окраине села было обнаружено захоронение шести местных жителей. Пресс-служба президента России заявила, что они были расстреляны боевиками за сотрудничество с пророссийской администрацией. Лорд Джадд не имеет оснований не доверять этому заявлению, но хотел бы получить подтверждение на месте.

Надеюсь, Геннадий, вы не сочтете мою просьбу слишком обременительной, – добавил он, когда мидовский переводчик умолк.

С генералом Грошевым они стали называть друг друга по имени еще в первый день визита после приема, устроенного в честь высоких европейских гостей президентом Северной Осетии. Лорду Джадду нравился генерал Грошев – короткий, массивный, с грубым загорелым лицом, простодушный, шумный. Он был совершенно не похож на американских генералов из НАТО, этих рослых, самодовольных ковбоев. Лорд Джадд не сомневался, что Грошев организует поездку, но реакция генерал-полковника была совершенно неожиданной.

– В Старые Атаги? – озадаченно переспросил он. – Это же в горах, Фрэнк, туда же надо лететь!

– В чем проблема? – не понял лорд Джадд. – У вас нет вертолетов?

– Вертушки-то не проблема. Но… Вам туда очень нужно?

– Боюсь, что да.

Переводчик перевел эту фразу буквально, и генерал Грошев обрадованно закивал:

– Вот-вот! И я боюсь. Закрыли тему, Фрэнк. О’кей?

– Геннадий, не о’кей, – ответил лорд Джадд. – Мне нужно лететь в это селение.

– Там же горы! – горячо возразил Грошев. – Туман по утрам. Вы даже не представляете, Фрэнк, какой там бывает туман! А если вертушка грохнется?

– Мы можем лететь днем.

– Не можем. Извините, Фрэнк, никак не можем. В любое другое место – хоть сейчас. А в горы – нет, в горы я вас не пущу.

– Осмелюсь заметить, генерал, вы нарушаете достигнутые договоренности, – напомнил лорд Джадд. – Условием нашего приезда был свободный доступ в любой район Чечни. У меня создается впечатление, что вы пытаетесь от нас что-то скрыть.

– Имейте совесть, Фрэнк! – запротестовал Грошев. – Вы сказали: желаю в Грозный. Пожалуйста, едем в Грозный. Вы сказали: желаю в Чернокозово. Нет вопросов, поехали в Чернокозово. А в Старые Атаги… И не просите. Если что, с меня же погоны снимут!

– И все-таки, генерал, я настаиваю на этой поездке.

– А я возражаю, сэр. Я отвечаю за вашу безопасность и обеспечу ее.

– В таком случае я не вижу в продолжении своей миссии никакого смысла.

– Да в ней и не было никакого смысла, – отмахнулся Грошев. – Доклад ваш давно готов. Фактом больше, фактом меньше – без разницы. Стоит ли из-за этого рисковать?

Лорд Джадд нахмурился. Замечание генерала ему не понравилось. Русские постоянно упрекали делегатов Европарламента в предвзятости, в том, что они прилетают в Чечню с готовыми отчетами. Такие отчеты действительно составлялись еще в Страсбурге. В них суммировалась вся информация о положении на Северном Кавказе, полученная по дипломатическим и разведывательным каналам. Она и ложилась в основу докладов. Это была обычная практика, вполне оправданная. Что можно увидеть за три-четыре дня, на которые были рассчитаны программы таких визитов? Только то, что русские покажут. А покажут они лишь то, что им показать выгодно.

Так что, по сути, генерал Грошев был прав. Но его простодушное замечание содержало в себе намек на несамостоятельность главы парламентской делегации ПАСЕ, на его подчиненность требованиям политической конъюнктуры, и это вызвало у лорда Джадда прилив раздражения.

– Я буду вынужден прервать визит, – сухо заметил он. – Ответственность за это ляжет на вас. Вы понимаете, генерал, что это значит?

– Чего же тут непонятного? Получу по шее. Но это я как-нибудь переживу. А вот если вы прервете визит по другой причине – это будет куда хуже.

– Понимаю, – язвительно заметил лорд Джадд. – С вас снимут погоны.

– Не в этом дело, сэр. Я никогда себе не прощу, если из-за меня Евросоюз лишится одного из самых авторитетных руководителей. Никогда, сэр. Нет, никогда!

Командующий сокрушенно развел руками и посмотрел на собеседника взглядом как бы ищущим понимания, но одновременно снисходительно. Так серьезный человек, занятый серьезным делом, смотрит на упорствующего в своем капризе ребенка. И лорд Джадд – с его сединами и высоким положением в Совете Европы – вдруг ощутил себя перед этим русским генералом зеленым юнцом.

– Значит, нет? – хмуро спросил он.

– Нет, – со вздохом подтвердил Грошев.

– Это ваше последнее слово, Геннадий?

– Последнее, Фрэнк. Так что пойдемте выпьем и забудем про все эти дела.

– Я прерываю визит, – предупредил лорд Джадд.

– Что я могу сказать? Дело хозяйское.

– Завтра утром я соберу пресс-конференцию и объявлю о своем решении.

Генерал тяжело помолчал и махнул рукой:

– Да и мать твою!

Он повернулся и ушел в дом.

– Что он сказал? – обратился лорд Джадд к переводчику.

– Генерал-полковник выразил глубокое сожаление, что не смог вас переубедить.

– Будьте любезны переводить точно!

– Извините, сэр, я не могу этого сделать.

– Передайте генералу Грошеву, что я не изменю своего решения!

– Слушаюсь, сэр.

Переводчик кинулся догонять генерала, а лорд Джадд остался один на темной веранде. Он был вне себя от раздражения. Он не понимал, что произошло. Генерал-полковник Грошев не мог не отдавать себе отчета в том, какие последствия вызовет прерванный визит делегации ПАСЕ. Российские военные скрывают факты нарушения прав человека, факты внесудебных расправ над мирными жителями. Только так это будет воспринято на сессии Европарламента. И все же стоял на своем. Что же за чудовищное злодеяние совершено в этом горном селении Старые Атаги, если командующий ставит под удар всю свою карьеру, для того чтобы его скрыть?

– Прошу извинить, сэр, но я невольно оказался свидетелем вашего разговора…

Лорд Джадд оглянулся. На веранду из сада поднялся молодой офицер в камуфляжной форме с майорскими погонами и нашивкой МВД России. Он был чуть выше среднего роста, с непокрытой головой, с коротко постриженными темными волосами. Лицо его показалось почему-то знакомым.

– Вы говорите по-английски? – спросил лорд Джадд и тут же понял, что вопрос нелепый, так как именно на английском со странноватым акцентом этот молодой офицер произнес свою фразу.

– Да, сэр. Не так хорошо, как хотелось бы.

– Вы слышали, что сказал генерал Грошев?

– Да, сэр.

– Что он сказал?

– Вы уверены, что хотите это знать?

– Да, черт возьми, я хочу это знать! Собственно говоря, я это знаю. Он меня обругал. Но я хочу знать, как он меня обругал!

– Нет, сэр, – возразил майор. – Он выругался. Это идиома. Он обругал себя. За то, что не смог отговорить вас от поездки в Старые Атаги.

– Что означает эта идиома?

– Фак ю, сэр.

– Благодарю, – буркнул лорд Джадд. – Я мог вас где-то видеть?

– Возможно, сэр. В лагере беженцев «Северный».

Лорд Джадд вспомнил. Конечно же в «Северном». В лагере из нескольких сотен палаток, в каждой из которых ютилось по десять-пятнадцать человек. В этом лагере лорд Джадд побывал еще во время первой своей поездки в Чечню. С тех пор мало что изменилось: та же нищета, те же усталые, озлобленные женщины, те же грязные дети. Как и в прошлый раз, членов делегации окружили плотным кольцом. В руках у многих были самодельные плакаты: «Русские, убирайтесь из Чечни!», «Свободу Ичкерии!», «Смерть оккупантам!». Плакаты старые, потрепанные, не первый раз в деле. По знаку одной из женщин дети скандировали: «Вывод войск! Вывод войск!» Потом пошли жалобы. Лорд Джадд внимательно слушал, его помощник записывал. Тут и произошел эпизод, из-за которого лорд Джадд обратил внимание на этого офицера.

Он был из тех, кто сопровождал делегацию из Москвы. Лица всех местных военных были темными то ли от загара, то ли от глубоко въевшейся грязи, с неистребимым налетом усталости. Москвичи были свежими, чисто выбритыми, благоухающими крепким мужским одеколоном. Пока беженки высказывали европейским парламентариям свои обиды, майор подозвал малышню и, присев на корточки, стал раздавать небольшие плитки шоколада, которыми, видимо, запасся заранее. Дети недоверчиво тянули грязные руки, молча хватали шоколадки и тут же убегали с ними за палатки. Один, лет шести, никак не хотел брать. Но и не уходил. Наконец протянул руку. Но перед тем как взять плитку, что-то громко сказал. Майор невесело улыбнулся и ответил. Маленький чеченец принял подарок и с независимым видом отошел в сторону.

Заметив, что лорд Джадд наблюдает за этой сценкой, переводчик объяснил:

– Мальчишка сказал: «Когда я вырасту, я тебя все равно убью».

– Что ответил офицер?

– «Убьешь, убьешь. Только сначала вырасти».

Этот случай произвел на лорда Джадда очень тяжелое впечатление. Сколько же злобы на этой земле, на этих непаханых полях и черных пепелищах, зияющих среди цветущих садов. Какую же чудовищную ошибку совершили российские генералы, когда решили, что хватит одного десантного полка, чтобы за два часа навести порядок в Чечне. Тоже – ковбои, черт бы их побрал. Хуже – большевики. Им всегда все сразу, немедленно. Хоть бы в энциклопедию заглянули, перед тем как вводить войска. Тогда узнали бы, что Российская империя покоряла Чечню пятьдесят лет…

– Сэр, вы позволите мне дать вам совет? – почтительно спросил майор.

– Разумеется, – кивнул лорд Джадд. – Почему нет?

– Генерал Грошев прав, вам не следует лететь в Старые Атаги. Это опасно.

– Я понял. Для его карьеры.