Текст книги "Президентский полк"

Автор книги: Феликс Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Из клиники Муса уехал почти на месяц раньше окончательного завершения лечения. Агенту СВР удалось за очень большие деньги купить сыворотку из крови Мусы, которая использовалась то ли при операции, то ли после нее. Сыворотка будет доставлена в Москву с часу на час. Это даст возможность провести анализ ДНК. И если в наше распоряжение поступит сравнительный материал, личность Мусы будет установлена.

– Братьев Мусы нашли? – обратился куратор к Полонскому.

– Старшего – нет. Он, вероятно, в каком-нибудь отряде боевиков. Хотя в семье утверждают, что он занимается торговлей и потому все время в разъездах. Младший живет с родителями, помогает по хозяйству.

– Запишите, – кивнул куратор своему референту. – Связаться с нашими людьми в Чечне. Задача: получить материал для идентификации Мусы. В каком селе живет семья Мусы?

– На окраине Урус-Мартана.

– Там были зачистки?

– И не одна.

– Провести еще одну. Младшего брата Мусы и нескольких жителей задержать и доставить в фильтрационный лагерь. Всех наголо остричь под предлогом санобработки. Волосы брата Мусы немедленно доставить в Москву. Затем всех отпустить. Приказ ясен? – обратился куратор к референту.

– Так точно.

– А теперь давайте посмотрим на наших героев. Литвинова, Сонькина и Карпова ко мне.

Вызванные на начальственный ковер подполковник Литвинов, капитан Сонькин и капитан Карпов как вошли, так и остались стоять у двери.

– У меня к вам только один вопрос, – обратился к Литвинову куратор. – Как вам взбрело в голову сказать профессору Русланову, что его семья у чеченцев?

– Мы были в этом уверены.

– Я не спрашиваю, в чем вы уверены. Я спрашиваю о другом: почему вы не сказали ему, что не знаете, где его семья, что его жена могла сама где-то спрятаться с сыном, так как почувствовала опасность. В конце концов она могла уехать за границу по туристской визе. Кстати, пограничников запрашивали?

– Так точно, – доложил Литвинов. – Первым делом. Рахиль Русланова границ России не пересекала. Ни воздушных, ни морских, ни сухопутных. Все погранотряды предупреждены.

– Но могла уехать раньше, чем вы начали ее искать? Теоретически могла. Так какого же черта нужно было говорить ему, что его семья именно у чеченцев?

– Мы рассчитывали, что это заставит его пойти на сотрудничество с нами.

– А это не заставило.

– Так точно, не заставило.

– Почему? – спросил куратор.

– Не могу знать.

– А я вам скажу. Потому что он умный человек. Потому что он понял, что перед ним мудаки, с которыми нельзя иметь никаких серьезных дел. Вот почему!

– Так точно, – повторил Литвинов.

– Что – так точно?

– Так он и сказал.

– Дословно! – потребовал куратор. – Что он сказал?

– «Убогие придурки», – хмуро ответил подполковник Литвинов.

– И он совершенно прав!

– Так что же мы имеем? – помолчав, продолжал куратор. – Муса в Вене. Местонахождение неизвестно. Профессор Русланов в Вене. Местонахождение неизвестно. От кого скрывается профессор Русланов? Раньше я бы сказал: от Мусы. А теперь не знаю. Не очень удивлюсь, если окажется, что он скрывается от нас, а с Мусой ищет контакт. Почему? Потому что он уверен, что его семья у чеченцев. И он отдаст им все эти проклятые миллионы, чтобы ее заполучить. И по-человечески его можно понять. Вот к чему привела ваша самодеятельность, подполковник!

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, – подтвердил Литвинов. – Виноваты.

– Я бы не стал делать таких поспешных выводов, – вмешался в разговор Полонский. – Профессор Русланов проявил себя человеком с твердыми принципами. Не думаю, что он очертя голову кинется искать контакта с Мусой. В его положении было бы гораздо разумнее заставить Мусу искать контакт с ним. Это дало бы ему определенное преимущество в переговорах. Не исключаю, что Русланов примет и какое-либо другое решение. Какое? Не буду гадать. Он человек умный и с нестандартным мышлением.

– Это уж точно, мышление у него нестандартное, – согласился куратор. – А нам-то что делать в этой ситуации? Есть идеи?

– Я экономист и не очень разбираюсь в ваших оперативных делах. Но, по-моему, нужно срочно послать наших людей в Вену, – предложил начальник ГУБЭП. – Прикрыть Русланова и предотвратить его контакт с Мусой.

– Кого? – спросил куратор.

– Вам видней. У нас мало профессионально подготовленных людей?

– Их у нас хоть жопой ешь! Но под каким видом мы их пошлем? Такими же туристами? Хватит с нас туристов.

– А официально? Сотрудников ФСБ или МВД. С командировками. Для обмена опытом или еще для чего.

– Первое. Вы знаете, сколько времени занимает оформление таких командировок? Месяца два-три. Их же нужно согласовывать с принимающей стороной. Второе. После этой истории австрийцы не впустят к себе никого, кто имеет хоть какое-то отношение к российским спецслужбам.

– А наша агентура в Австрии? – не сдавался начальник ГУБЭП. – Только не говорите мне, что у нас нет агентов в Вене. Почему бы им не поручить это дело?

– Объясните экономисту, что к чему, – кивнул куратор представителю СВР.

– Я не знаю, есть ли у нас агентура в Австрии, – ответил тот. – Может быть, есть. Может быть, нет. Право, не знаю. Забыл. Но даже если есть, то наши агенты отнюдь не боевики, а в большинстве случаев самые обычные бюргеры. Они делают свое дело каждый на своем месте. И на большее не способны. Ответил я на ваш вопрос?

– И очень убедительно, – съязвил начальник ГУБЭП. – Вы сказали, чего не нужно делать. Вот если бы еще сказали, что делать нужно!

– Подведем итоги, – предложил куратор. – Ситуация с профессором Руслановым и Мусой зависла. Если у кого-нибудь возникнут дельные мысли на этот счет, звоните мне в любое время дня и ночи. Второе. Наш выход сегодня: как можно быстрее найти семью Русланова. Это единственный способ побудить его к сотрудничеству с нами. Ответственным за это назначается…

Куратор ненадолго задумался и неожиданно проговорил:

– Подполковник Литвинов. Да, подполковник, вы. Вам придаются все задействованные в этом деле силы. Почему я принял это решение? Потому что буду уверен, что вы сделаете все возможное и невозможное, чтобы выполнить этот приказ. Потому что это ваш единственный шанс. И ваш тоже, капитан Сонькин и капитан Карпов. Вам все ясно?

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, – ответил Литвинов.

– Можете идти.

– Спасибо за доверие, товарищ генерал-лейтенант.

– Вопросы? – спросил куратор, когда подполковник Литвинов и его подчиненные покинули кабинет.

Вопросов не было. На этом экстренное совещание закончилось.

2

О том, как проходило это совещание в ФСБ, майору Гольцову рассказал начальник НЦБ Владимир Сергеевич Полонский. Не потому, что хотел с ним посоветоваться, а потому, что был переполнен негодованием и ему было необходимо выговориться, чтобы не схлопотать инсульт. Гольцов подвернулся ему под руку случайно, но он-то как раз и оказался идеальным слушателем, так как был в теме и ему ничего не нужно было объяснять.

– Не понимаю! Не понимаю! – повторял Полонский, расхаживая по кабинету и ероша волосы, отчего становился похож на ежа. – Это каким же местом нужно было думать, чтобы додуматься до такого? «Ваша семья у чеченцев». Жопой! Вот каким! Жопой! Ничего не умеем делать с умом. Ничего. Можем только через колено, силой. Ничему не научились и никогда не научимся! И не вздумай спорить! Спорить он со мной будет! С мое послужи, а потом спорь!

Гольцов и не собирался спорить. Рассказ Полонского произвел на него эффект, о котором начальник НЦБ не догадывался и догадаться не мог.

Георгий не смог бы объяснить, что заставило его передать лорду Джадду дискету с данными экспертизы и сообщить о готовящейся закупке чеченскими боевиками крупной партии «стингеров». Решение родилось спонтанно, было реакцией на то, что он увидел в Чечне. Он словно бы вернулся в зиму 1996 года. Только сейчас было хуже. В 1996-м боевики действовали более-менее крупными соединениями, даже полками, все это было еще похоже на войну. Сейчас было не похоже ни на что.

Каждый чеченец мог оказаться боевиком, хоть и прикидывался мирным жителем. Каждый чеченец мог с наступлением темноты вытащить припрятанный автомат и напасть на русских солдат или заложить на дороге фугас. Никому нельзя было доверять, и это создавало атмосферу нервозности, всеобщей озлобленности и вызывало особенную жестокость при проведении зачисток – по нескольку раз в одном и том же селе. Стоило русским уйти из селения, как там сразу же появлялись боевики.

Русские ненавидели чеченцев, чеченцы ненавидели русских. Продолжалось безумие – тяжелое, беспросветное, оно взламывало двери в самые темные уголки души, пробуждало и выпускало наружу спящего внутри каждого человека зверя. И у русских. И у чеченцев. У всех. А расплачивались за это матери и отцы погибших русских солдат и чеченские женщины, дети и старики, для которых жизнь в лагерях беженцев перестала быть временной, а превратилась в быт – нищий, унизительный, безнадежный, вечный.

Данные экспертизы Гольцов получил без всякого труда. В Чечне прекрасно знали, что Су-24 был сбит «стингером». Больше всего летчиков возмущало, что им об этом не сообщили. Правда, количество боевых вылетов заметно сократилось. Но пилотов даже не предупредили, что над районами, где могли быть боевики, летать нужно на высоте не менее четырех-пяти километров – на этой высоте самолет для «стингеров» неуязвим.

После первых же осторожных разговоров Гольцова о причинах гибели бомбардировщика, которые он провел с ребятами из разведки 45-го полка ВДВ, к нему явился незнакомый майор ВВС. Это был один из экспертов, работавших на месте катастрофы. Он выставил бутылку водки и прямо спросил: «Ты хочешь знать, почему грохнулась наша «сушка». Зачем тебе это знать?» Георгий объяснил: есть неподтвержденная информация, что чеченцы готовятся закупить большую партию «стингеров». Чтобы Интерпол мог принять меры, нужно точно знать, чем был сбит самолет. «Ни хера вы не сделаете, и твой долбаный Интерпол, и вообще никто, – мрачно заявил майор. – А почему? Потому что всем все до п…, всем все! Но все равно – держи!» Он передал Георгию дискету и налил до верха два граненых стакана. «А теперь помянем ребят». Как выяснилось, один из погибших летчиков был другом майора.

Это ощущение всеобщего безразличия, всеобщей тупой апатии сопровождало Георгия во время всей поездки по Чечне с делегацией лорда Джадда. «Всем все до п…» – занозой торчала у него в голове фраза эксперта. Она привела за собой другую мысль. Если нашим все до п…, то, может, американцам не до п…? Может, вспомнится сидящий в генной памяти американских генералов скандал с тайными поставками оружия никарагуанским контрас, из-за которого многие руководители Пентагона и ЦРУ лишились своих постов, и они не захотят повторения чего-то подобного? Во всяком случае, они могут пресечь эту сделку и у них для этого есть мощный стимул. И Георгий решился.

Но даже после разговора с лордом Джаддом у него были сомнения в том, правильно ли он поступил, выйдя на контакт с Джаддом, а через него – это было совершенно очевидно – с американской разведкой. После рассказа Полонского все сомнения бесследно исчезли.

– Ты представляешь, в каком положении сейчас профессор Русланов? – продолжал Полонский. – Он загнан в угол. Он шарахается от собственной тени. Он не спит ночами. А как можно спать, если знаешь, что твоя семья у чеченцев? И все из-за одного дурака. Нет, не из-за дурака. Из-за мерзавца. Потому что если человек думает только о том, как получить звезду на погоны и не думает, чем заплатит за его звезду другой человек, он и есть мерзавец. И даже не в этом самая большая мерзость, совсем не в этом! Ты думаешь, подполковник Литвинов сам до этого додумался? Уверяю тебя, не сам. Этот вариант был проработан им вместе с его начальством еще в Москве. Да, еще в Москве!

– Почему же Литвинов не сказал об этом? – не поверил Георгий. – Это снимало с него вину.

– Сказать, что обосрался начальник? Ты что?! Да после этого его немедленно выкинули бы из ФСБ! А так получил шанс. Молодой ты еще, Гольцов, многого не понимаешь.

– Честно говоря, и не хочу понимать.

– И зря. Зря! Надо понимать. Если хочешь что-то сделать, нужно понимать все до тонкости. Иначе будешь тыкаться, как слепой щенок. И мы ничем не можем ему помочь! Ничем! Вот что самое скверное!

– Кому? – не понял Георгий.

– Профессору Русланову, кому же еще! О ком мы все время говорим? И главное – он не знает, что ему делать!

– Знает, – возразил Георгий. Выйдет на контакт с Мусой, договорятся: деньги в обмен на семью. И все дела.

– Все не так просто. Русланов знает, кто такой Муса. И он знает чеченцев, сам чеченец. Чеченцы не прощают обид. Они никогда не простят Русланову попытку их переиграть. Так что не факт, что он получит семью в обмен на сорок два миллиона долларов. Две отрезанные головы – вот что он может получить. И он это прекрасно понимает. Поэтому с решением не будет спешить. Это дает нам некоторый выигрыш во времени. Но как его использовать? Единственная надежда, что найдут его семью. Подполковник Литвинов сейчас землю носом роет. Но будет ли результат? И когда?

– У меня есть кое-какие соображения, как помочь профессору Русланову, – не очень уверенно проговорил Гольцов.

– Да какие у тебя могут быть соображения! – отмахнулся Полонский. – Ты хороший офицер, а мент ты еще никакой.

– Могу и не говорить, – обиделся Георгий.

– Извини. Это у меня от нервов. Достала меня эта история. До самых печенок достала. Излагай.

– Я мог бы полететь в Вену и организовать охрану Русланова.

– Гольцов! Опять ты строишь из себя Джеймса Бонда! Ты…

– Чиновник, чиновник, знаю. Но может, вы сначала дослушаете?

– Слушаю.

– Охрану профессора Русланова можно организовать с помощью австрийской полиции. Австрийский Интерпол знает, что Муса в Вене. Они знают, что он в международном розыске…

– Он снят с розыска, – напомнил Полонский.

– Значит, нужно возобновить ордер самым срочным образом.

– Ну допустим, сделаем. И что?

– Они заинтересованы в задержании международного преступника. Я сообщу им, что Муса будет следить за профессором Руслановым и сделает попытку захватить его. Они организуют контрнаблюдение силами венской полиции. Цель – арест Мусы. Одновременно это будет и защита Русланова.

– Но профессор исчез, его еще нужно найти.

– Я знаю, как это сделать. С помощью объявления в газете «Zweite Hand».

– Ты полагаешь, он по-прежнему ее читает?

– Владимир Сергеевич, мы не о том сейчас говорим! Он оплатил свой номер в отеле «Кайзерпалас». Зачем? На тот случай, если на его адрес придет какое-то сообщение. Он может узнать о нем, не появляясь в отеле, по телефону. Если ему сообщат, что на его имя пришел пакет, он найдет способ его получить. В пакете будет номер «Zweite Hand». Неужели после этого он не заглянет в объявления в разделе «Услуги»?

– А что? Для офицера Российской армии не так уж плохо, – подумав, оценил Полонский.

– У вас есть вариант лучше? – огрызнулся Георгий.

– Нет. Другого варианта у меня нет. Но… Нет, не выйдет из этого ничего.

– Почему?

– По кочану. Под каким соусом я тебя отправлю в Вену?

– Как – под каким? Под этим самым.

– Гольцов! Разговаривать с тобой даже интересно. Ты как с Луны свалился. Тебе известно, что все наши загранкомандировки визирует замминистра МВД? Или забыл?

– Не забыл.

– И вот я приду к нему с твоей командировкой. С предложением послать тебя в Вену для организации охраны профессора Русланова. Знаешь, куда он меня пошлет?

– Не знаю. И не понимаю, почему пошлет.

– Потому! Инициатива наказуема. Слыхал? Значит, мы берем на себя ответственность за все дело. А если обосремся? Кто будет виноват? Майор Гольцов? Нет. И даже не генерал-майор Полонский. Министерство внутренних дел будет виновато. Сейчас за все отвечает ФСБ. А перевалят вину на нас. Пойдет на это замминистра? Никогда!

– О чем угодно думаем, – буркнул Гольцов. – Только не о главном.

– А что главное?

– Пятьсот двадцать пять «стингеров».

– Опять ты меня достаешь! Опять строишь из себя Джеймса Бонда! – разозлился Полонский. – И при всем своем идиотизме ты прав. Ладно, поговорили – и будет. Я отвел душу, ты послушал. Спасибо.

– Значит, нет? – хмуро спросил Георгий.

– Нет. И я скажу тебе почему. Ты уверен, что у тебя все получится?

– Не очень.

– Вот потому и нет. Так что давай займемся своими делами. Наши дела за нас никто не сделает.

После окончания рабочего дня Георгий спустился к своей «шестерке» и включил стартер в полной уверенности, что машина не заведется. Она и не завелась, аккумулятор сдох окончательно и бесповоротно. Георгий позвонил на мобильник Михальского:

– Выручай, Яцек. Купи и привези мне хороший аккумулятор. Деньги отдам в получку.

– Твоей получки хватит только на половину хорошего аккумулятора, – парировал Михальский. – А на что будешь кормить семью?

– Не остри, – попросил Георгий. – И без того тошно.

– Понял. Ты где?

– Возле работы. У входа в «Лес».

– Буду через час. Жди.

После бесконечных дождей в начале апреля небо над Москвой прояснилось, днем ощутимо пригревало солнце, по вечерам холодало, а за ночь на лужах даже образовывался тонкий ледок. Минут двадцать Георгий просидел в холодной машине, нахохлившись, как воробей, пока окончательно не продрог в своем плаще. Потом вылез и стал ходить взад-вперед. От нечего делать открыл капот и зачистил клеммы аккумулятора. Стартер даже не щелкнул пусковым реле. Георгий хотел уже захлопнуть капот, но в это время из-за соседнего дома вывернул темно-вишневый «додж», стекло мягко ушло вниз, высунулся какой-то рыжеватый малый и дружелюбно спросил:

– Есть проблемы? Могу я чем-нибудь помочь?

– Спасибо, я уже вызвал техпомощь, – отказался Георгий.

Но «додж» не уезжал. Напротив, водитель еще больше высунулся из салона и вдруг радостно заорал:

– Не может быть! Не верю своим глазам! Майор Гольцов! Какая встреча! Вы меня не узнали?

– Нет, – ответил Георгий, хотя лицо водителя показалось знакомым.

– А мы виделись всего неделю назад и провели бок о бок несколько дней. Ну вспоминайте! Где вы были неделю назад? В Чечне, правильно? А что вы там делали? То же, что и я: сопровождали миссию этого старого индюка лорда Джадда. Дональд Хоукер, консультант делегации, – представился водитель. – Теперь вспомнили?

– Теперь вспомнил. Здравствуйте, Дональд.

– Дон. Просто Дон, – поправил водитель, вылезая из машины и дружески пожимая руку Георгия.

– Здравствуйте, Дон, – повторил Гольцов. – Действительно, необычная встреча. Почему вы в Москве? Я был уверен, что вы давно в Страсбурге.

– А я, оказывается, не в Страсбурге! Я, оказывается, в Москве! – жизнерадостно сообщил Хоукер. – Залезайте в машину, Джордж. Пока приедет ваша техпомощь, вы схватите воспаление легких.

Он радушно распахнул пассажирскую дверцу и на полную мощность включил печку. Георгий погрузился в необыкновенно уютное анатомическое кресло и подставил под струю горячего воздуха окоченевшие руки.

– Спасибо, Дон. Но не хотелось бы вас задерживать.

– А вы меня не задерживаете. Потому что я жду вас уже два с половиной часа.

– Вот как? – с иронией переспросил Георгий. – А я-то поверил, что наша встреча случайна. И еще подумал: как тесен мир!

– И вы совершенно правы, Джордж. Мир тесен. Он гораздо тесней, чем мы думаем. Вы спросили, почему я в Москве? Я в Москве, потому что мне необходимо увидеть вас. Крайне необходимо. Как говорят русские – позарез. Скажу вам больше. Надеюсь, вы оцените мою откровенность и по крайней мере не убежите из машины.

– Не убегу, – пообещал Гольцов. – Мне в ней нравится. Здесь тепло.

– Я знаю, что в Чечне вы разговаривали с лордом Джаддом. И знаю, о чем вы разговаривали. Я был первым и единственным членом делегации, которому лорд Джадд сообщил об этом контакте и показал дискету. Вы знаете, о какой дискете я говорю. Какой вывод вы из этого делаете?

– Вы не дипломат. Вы из разведки. Управление стратегической разведки НАТО?

– Мимо, Джордж. Я именно дипломат. Моя должность в американском посольстве в Москве – советник по вопросам культуры. Но на самом деле занимаюсь делами, довольно далекими от культуры.

– ЦРУ?

– А вот сейчас в точку.

– Резидент?

– Ну-ну, полегче, полегче! – засмеялся Хоукер. – Резидент – это очень серьезный человек. Неужели я похож на серьезного человека?

– Вы похожи на длинного рыжего нахального глистопера, – оглядев Хоукера, удобно вытянувшегося в кресле, сообщил Гольцов. – Глистопер – это от слова глиста. Так у нас в детстве называли длинных худых ребят.

– Класс! – восхитился Хоукер. – Это я обязательно запомню. Вообще-то я рыжий, потому что какой-то мой предок был из Ирландии. А почему худой? Не знаю. Глистопер. Меня по-всякому обзывали. Но так – никогда. И это мне, черт возьми, почему-то нравится.

– Не понимаю, чему вы радуетесь, – заметил Георгий.

– Тому, что вы не выскочили из машины, Джордж. Это вселяет в меня осторожный оптимизм.

– Так кто же вы такой, Дон? Не резидент, это я понял. Кто?

– Заместитель резидента по оперативным вопросам. Почему бы нам не поехать в какое-нибудь тихое место, где можно спокойно выпить и поболтать? Предлагаю ресторан Центрального дома журналиста. Раньше это было довольно шумное место, теперь там спокойно, потому что слишком дорого.

– Насчет выпивки – пас, – решительно отказался Георгий. – И вам не советую. Унюхают наши милиционеры – обдерут, как липку. А насчет поболтать – почему нет? Но учтите: все, о чем мы будем говорить, я буду вынужден сообщить своему руководству.

– О’кей. Ничего не имею против. Вы сами решите, что следует сообщать, а чего не следует. Ну что, едем?

– Чуть позже, мне нужно дождаться одного человека. Он будет присутствовать при нашем разговоре.

– Кто этот человек? – насторожился Хоукер.

– Мой друг.

– Вы ему доверяете?

– Больше чем самому себе.

– Он в курсе ваших дел?

– Да, он всегда в курсе всех моих дел.

– По-моему, я знаю, о ком вы говорите. В наших досье он значится как Легионер. Потому что некоторое время служил во французском Иностранном легионе. У него польская фамилия типа Хальский. Не так ли?

– Яцек Михальский, – подтвердил Гольцов. – Вы довольно много знаете обо мне, Дон.

– Нет, Джордж. Мы знаем о вас не довольно много. Мы знаем о вас все. Иначе я не вышел бы на контакт с вами. Нам очень нужна ваша помощь. Вам тоже нужна наша помощь. Мы внимательно изучили ваше досье. Я понял, что вы тот человек, с которым можно говорить открыто.

– Даже не знаю, как расценивать ваши слова. Если это комплимент, то в устах американского разведчика он звучит очень двусмысленно. Что заставило вас сделать такой вывод?

– Ваше поведение в Литве во время известного кризиса. Ваше поведение в Лондоне, когда вы обвели вокруг пальца хваленую британскую контрразведку МИ-5. Но главное – ваш контакт с лордом Джаддом. На такой поступок способен не каждый. На такой поступок способен только тот, для кого интересы дела важней собственного благополучия.

В кармане Гольцова заверещал мобильник. Звонил Михальский. Не скрывая раздражения, он сообщил, что аккумулятор купил и будет через двадцать минут.

– Скажите, Джордж, чем объяснить странную позицию вашего молодого президента по отношению к Чечне? – поинтересовался Хоукер, решив с пользой истратить образовавшееся свободное время.

– Почему она кажется вам странной?

– Он полностью игнорирует мировое общественное мнение, никак не реагирует на призывы российской либеральной интеллигенции. Он наотрез отказывается вести переговоры о перемирии. Почему?

– С кем ему вести переговоры?

– Есть легитимный президент Масхадов.

– Он не представляет никого. В лучшем случае – бандитов вроде Басаева и Хаттаба. А им нужен не мир, им нужна передышка, чтобы зализать раны и собраться с силами.

– Да, мы располагаем информацией, что дела у них идут не лучшим образом, а их нынешняя активность очень напоминает агонию. Но ведь страдает мирное население.

– А как чувствовало себя мирное население Югославии, когда вы ее бомбили?

– Не выпускайте иголки, Джордж. На вас никто не нападает. Я хочу понять то, чего так и не понял за три года работы в Москве. У русских есть хорошая поговорка: худой мир лучше доброй войны. Был же в Чечне мир – почти три года.

– Я вам скажу, Дон, каким был этот мир. Вся Чечня была поделена на зоны влияния: Радуев, Басаев, Гелаев, Хаттаб, Бараев и еще два десятка полевых командиров. Они контролировали целые районы и устанавливали там свои порядки. Вы не можете не знать, какими были эти порядки. Открыто действовали диверсионные учебные центры. Каждый выпуск в центре Хаттаба сопровождался нападениями на нашу 136-ю бригаду в Буйнакске. Такая вот защита диплома. В советское время в Чечне жило около трехсот тысяч русских. Сейчас осталось тысяч пятьдесят-шестьдесят. И пик исхода пришелся как раз на эти годы мира. Из Чечни выживали не только русских. Бежали ногайцы, притеснялись осетины и все остальные народности. Чеченцы были объявлены высшей расой. Вам знаком этот термин?

– Да, его применяли нацисты в Германии.

– Поздравляю, Дон. Там, где вы учились, хорошо преподавали историю. Кстати, где вы учились? В Вест-Пойнте?

– Я закончил Гарвардский университет, факультет славистики. Там действительно хорошо преподавали историю.

– Каким образом вы оказались в ЦРУ?

– Самым естественным. Мне предложили работу в Лэнгли. Там нужны были специалисты в русский отдел. Условия меня устроили, работа понравилась. Так и дослужился до заместителя резидента.

– Какое у вас звание?

– Полковник. Но мы отвлеклись, Джордж. Вы говорили о мире в Чечне.

– За счет чего жила Чечня в эти годы мира? – продолжал Гольцов. – За счет разбоев. Угон скота, техники, захват заложников. Тех, кого не удавалось продать, превращали в рабов. До семидесяти тысяч рабов – вот сколько их было в Чечне. Самых настоящих рабов, Дон. Опустели целые соседние районы Ставропольского края. Их заселяли чеченские колонисты. Любое сопротивление подавлялось – приезжали боевики и наводили порядок. С Чечней было даже прервано железнодорожное сообщение – на поезда нападали и грабили всех подряд. Как называется такой режим, Дон?

– Криминально-этнократический.

– И за все это платила Россия. Отрывая рубли от пенсий стариков и от зарплаты учителей. Не знаю, сколько денег ушло в Чечню. Счет может идти на миллиарды. Долларов, Дон, а не рублей. И все они исчезали бесследно. Таким был этот мир в Чечне. И не вспоминайте пословицу. У нас есть и другая: не всякое лыко в строку.

– Значит ли это, Джордж, что вы поддерживаете политику президента Путина?

– Я не знаю, в чем заключается его политика. Я даже не знаю, есть ли у него вообще какая-то политика. Если он не предпринимает никаких активных действий в Чечне сознательно – я поддерживаю эту политику. Если же он ничего не делает, потому что не знает, что нужно делать, – что ж, это тоже не худший вариант.

– И многие в России думают так, как вы?

– Понятия не имею. Я говорю только о себе. У меня к вам тоже вопрос. Дон. Почему ваше правительство никак не реагирует на предупреждения нашего президента об опасности международного терроризма? Вы видите в бандитах борцов за независимость Чечни. Разве вы не понимаете, что это самые настоящие террористы?

– Это политика, Джордж. Для нас выгоднее считать Чечню внутренним делом России. Тем более, что юридически это так и есть. Мы вполне согласны с тем, что Чечня стала полигоном для террористов. Но признать это – значило бы признать и нашу ответственность за то, что происходит в Чечне. А у нас и без этого слишком много проблем. Палестинцы, косовские албанцы, афганские талибы, Иран. Поэтому нам и приходится вести такую игру.

– Вы заигрываете с террористами. Не боитесь, что доиграетесь?

Хоукер не успел ответить. Политическая дискуссия, в которую Георгия втянул цэрэушник, была прервана появлением темно-зеленого «лендровера» Яцека Михальского. Он поставил джип вплотную к «шестерке» Гольцова, молча отсоединил и выбросил в ближайший мусоросборник старый аккумулятор, так же молча вытащил из багажника новый, подсоединил и завел «шестерку». Потом заглушил, вытер ветошкой руки, захлопнул капот и только после этого обратился к Гольцову, который вместе с Хоукером вылез из «доджа» и с интересом наблюдал за действиями друга:

– Порядок. Ты ничего мне не должен. Считай, что это мой подарок к твоему дню рождения. Такие подарки я буду делать тебе каждый год. Это избавит меня от головной боли, потому что я никогда толком не знаю, что тебе подарить. И ты больше никогда не будешь будить меня по ночам из-за того, что у тебя сдох твой сраный аккумулятор. Возражения не принимаются.

– Спасибо, Яцек, – с улыбкой ответил Георгий. – Познакомься – полковник Дональд Хоукер, заместитель московского резидента Центрального разведывательного управления США.

– До чего же я люблю жизнь! – мгновенно отреагировал Яцек. – Русский ученый Пржевальский, который открыл одноименную лошадь, писал: «А еще я люблю жизнь за то, что в ней есть возможность путешествовать». А я люблю жизнь за такие вот неожиданные встречи. Привет, Дон. Если вы намерены нас завербовать, то учтите, что со мной ничего не выйдет. Я зарабатываю много даже по вашим американским меркам. А вот майора Гольцова попробуйте. Может получиться. Потому что зарплата у него всего сто тридцать долларов.

– В неделю? – удивился Хоукер.

– Если бы! В месяц!

– Господи помилуй! Джордж, это правда?

– А вы не спрашивайте у него, – посоветовал Михальский. – Вы загляните в помойку и посмотрите, на каком говне он ездил. И сразу поймете, правда это или неправда.

– Как же вы живете?

– Спокойно, – буркнул Георгий. – Потому что меня не волнуют никакие финансовые кризисы. Дон приглашает нас поужинать в Центральном доме журналиста и за ужином поговорить о проблемах, которые его волнуют. Как ты на это?

– Кто платит за ужин? – деловито осведомился Михальский.

– Правительство Соединенных Штатов, – усмехнулся Хоукер. – Из моего фонда на представительские расходы.

– Согласен, – заявил Михальский. – Кто же отказывается от халявы? Да еще за счет правительства США. Но предупреждаю, Дон: мы нанесем вашей экономике серьезный урон. Потому что я не соглашусь меньше чем на филе по-суворовски.

– О’кей, – кивнул Хоукер. – Надеюсь, наша экономика это выдержит.

3

Причина, по которой заместитель московского резидента ЦРУ полковник Дональд Хоукер вынужден был пойти на весьма рискованный контакт с майором российской милиции Георгием Гольцовым, заключалась в том, что в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, куда была передана дискета с результатами экспертизы и рапортом Хоукера, очень серьезно отнеслись к этой информации. Дискета была немедленно отправлена в научно-техническое управление ЦРУ, американские эксперты сразу определили то, чего не могли определить русские: «стингер», которым был сбит российский бомбардировщик Су-24, относился к новейшей модификации, она была запущена в серию всего год назад. Этот «стингер» не мог попасть в Чечню из Афганистана – таких там никогда не было. Он мог попасть к чеченским сепаратистам только из тех стран, которым США поставляли эти ракеты по договору о военном сотрудничестве. Все эти страны были членами НАТО.