Текст книги "Президентский полк"

Автор книги: Феликс Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Правда не нуждается в переплетах! – отрезал продавец, и в его больных глазах появился лихорадочный блеск.

– А здесь правда?

– Чистая правда! Чистая, как…

– Я понял, понял. Как «Аква минерале».

– Как слезника распятого жидами Христа!

– Ладно, уговорил, – согласился Асланбек и поспешно расплатился, потому что издал тонкую трель мобильник.

Какая-то средних лет женщина удивленно на него посмотрела и, ни к кому не обращаясь, сказала:

– О господи! Мало ему, что он лицо кавказской национальности. Так он еще и антисемит!

Асланбек сунул книжку в карман плаща и отошел в сторону. Звонила Рахиль.

– Да, – сказала она. – «Жигули», «четверка». В ней трое. Молодые парни. Похоже, твои земляки.

– Что делают?

– Ничего. Курят. Что это значит, Асланбек?

– Ничего страшного. Приеду расскажу.

Но он уже знал, что ничего ей не расскажет. О том, что он собирался сделать, нельзя рассказывать никому. А тем более ей. У нее сердце изболится, если она узнает хоть толику правды.

Вот и в его дом постучалась война. Вот и ему принесли повестку из военкомата.

…С недовольным видом человека, у которого сорвалась деловая встреча, Асланбек вернулся к своей «тойоте». Синяя «вольво» шла за ним до поворота к поселку. Здесь остановилась. Другого выезда на Рязанское шоссе не было. Так и спланировано: те трое на «четверке» блокируют дом, а эти двое – дорогу.

Дом встретил его теплом, привычным уютом, соблазнительными запахами из кухни и буханьем тяжелого рока из-за двери детской. Под эту дурацкую музыку, всегда раздражавшую Асланбека своей громкостью, Вахид делал уроки и путешествовал по Интернету. Асланбек заглянул. Так и есть, сидит за компьютером.

Одиннадцать лет. Совсем еще мальчик. Непросто ему жилось. С улицы приходил с синяками, с разбитым носом. Но никогда не плакал и не жаловался. Настоящий мужчина.

Асланбеку остро захотелось подойти к нему, приласкать. Но он сдержался. Неслышно закрыл дверь детской, прошел в гостиную и как был, не снимая плаща, опустился в кресло. Рахиль села напротив, внимательно на него посмотрела.

– Что происходит?

– А что происходит? – удивился он. – Ничего не происходит. Купил сегодня интересную книгу. «Чего хотят евреи?» Не хочешь почитать?

Он выложил книжку на стол. Рахиль заглянула в аннотацию, пролистала пару страниц и брезгливо отбросила ее:

– Зачем ты принес это в дом?

– Ну как. Хочу узнать, чего хотят евреи.

– Об этом ты мог бы спросить у меня.

– Так я лоточнику и сказал. Но он говорит, что вы все врете.

Рахиль взяла книжку двумя пальцами, как берут за хвост дохлую мышь, отнесла в кухню и выбросила в помойное ведро.

– Асланбек Русланов, смотри мне в глаза, – вернувшись, потребовала она. – И оставь свою еврейскую привычку отвечать вопросом на вопрос. Я спросила тебя, что происходит.

Он посмотрел в ее огромные, полные тревоги глаза и ощутил, как тоскливо сжалось сердце. Ему вдруг захотелось, чтобы никогда не кончался этот мирный вечер, чтобы все было так, как сейчас, всегда: дурацкий рок из детской, вкусные запахи из кухни, мелкий апрельский дождь за окном, шум электричек. И Рахиль напротив – в свободном красном хитоне, обтекающем ее высокую хрупкую фигуру, без единой сединки в длинных черных волосах, с лицом таким знакомым, что уже и не знаешь, какое оно.

Когда Асланбек первый раз увидел Рахиль, он обомлел. Это было в Москве, в метро. Она вошла на «Смоленской», вышла на «Комсомольской». Когда она вышла, он не мог смотреть на людей. У них были не лица, а свиные рыла.

Следующую неделю он прожил на Кольцевой между «Смоленской» и «Комсомольской». И все-таки встретил ее. И вновь поразился, почему никто не смотрит на нее, почему только он видит, как она прекрасна. Он сказал ей:

– Меня зовут Асланбек Русланов. Сегодня я поверил, что Бог есть. Потому что вероятность нашей встречи была один на десять в девятой степени. Если ты уйдешь, больше мы не встретимся никогда.

Она спросила:

– Десять и девятой степени – это сколько?

– Это очень много. Очень. Я тебя люблю. Я хочу смотреть на тебя всю жизнь. Выходи за меня замуж.

– Асланбек Русланов, ты умеешь находить убедительные аргументы, – засмеялась она. – Я подумаю.

Она думала бесконечно долго. Почти неделю…

– Сколько мы уже вместе? – спросил Асланбек. – Двенадцать лет, да? Чем для тебя были эти годы?

– Не увиливай.

– Нет, я не увиливаю. Я почему спросил. Бывает время, когда не живешь, а пережидаешь. Трудные времена, скучные времена. Думаешь: вот они пройдут, а потом начнется настоящая жизнь. Я так жил, долго. Вот закончу институт, вот сделаю кандидатскую, докторскую. Потом думал: вот встанем на ноги, вот подрастет Вахид… А сейчас вдруг понял, что это были лучшие годы моей жизни.

– Чечня? – спросила она.

– Да.

– Что?

Он не ответил.

– Понимаю, – сказала Рахиль. – Мне лучше не знать?

– Да. Ты не ответила на мой вопрос.

– Ты знаешь ответ. Хочешь, чтобы я сказала?

– Хочу.

– Каждый день из этих лет был для меня счастьем. Если сегодня все кончится, мне будет чем жить всю оставшуюся жизнь. Ты это хотел услышать?

– Почему ты вышла за меня замуж?

– Я устала жить среди людей, которые всего боятся. Меня тошнило от осторожных еврейских юношей. От русских, которые видели во мне возможность уехать по еврейской визе, меня тоже тошнило.

– Это не ответ! – запротестовал Асланбек. – Это доказательство от противного!

– Мы вовремя встретились. Я тоже поверила, что Бог есть. Это ответ?

– Да, – сказал Асланбек. – Да.

– А теперь я тебе скажу, чего хотят евреи. Они хотят, чтобы ты всегда был тем человеком, которого я полюбила двенадцать лет назад, хоть он и обманул меня самым бессовестным образом.

– Я тебя обманул? – возмутился Асланбек. – Чем я тебя обманул?

– Вероятность нашей встречи в метро была не один на десять в девятой степени, а всего лишь один на десять в шестой. И не спорь. Мне посчитали это ребята с кафедры математики.

– Я не обманул! Я немножко ошибся! Я волновался, поэтому немножко ошибся!.. Рахиль, мне пора.

– Уже? – упавшим голосом спросила она.

– Да. Самолет в двадцать два тридцать.

– Куда?

– В Вену. Но ты этого не знаешь.

– Что я знаю?

– Ничего. Чеченские мужчины не посвящают женщин в свои дела.

– Иди, – сказала она. – Я верю, что ты знаешь, что делаешь. Не думай ни о чем. Думай только о том, чтобы ты мог прямо смотреть в глаза нашему сыну.

– Спасибо, – растроганно проговорил Асланбек. – Ты ответила, как настоящая чеченская женщина.

– Господи, как ты меня достал своими чеченскими женщинами! Так ответила бы тебе любая настоящая женщина!

«Ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна, очи твои голубиные».

«Ты прекрасен, возлюбленный мой, ты прекрасен, ты пасешь среди лилий».

4

На темной площадке возле кафе Яши Кривого на Яузе стояло десятка полтора машин. Среди них несколько джипов «лендкрузер», в последнее время ставших модными у крутых. К скромной «тойоте» Асланбека с недружелюбным видом двинулись два парня из охраны кафе, но сразу узнали его, почтительно поздоровались. У двери Асланбек задержался и как бы рассеянно оглянулся. Подфарники синей «вольво», неотрывно следовавшей за ним от поселка, застыли под мостом. Те двое не решились подъехать ближе. На этом Асланбек и строил свой расчет.

В кафе стоял гул, как в улье, все столики были заняты. Над буфетной стойкой работал большой японский телевизор с выключенным звуком. Яша Кривой сидел на своем обычном месте в углу, играл в нарды. Увидев в дверях Асланбека, вскочил и поспешил навстречу. В зале притихли, все головы повернулись к входу: кого это принимают с таким почетом?

– Дорогой друг, ты пришел вовремя. Сегодня у меня кчуч из молодого барашка.

– Нет времени, – отказался Асланбек, ответив на рукопожатие Яши небрежно, снисходительно-высокомерно, как на всем Востоке, в том числе и на Кавказе, начальствующие лица здороваются с подчиненными.

– Тебе некогда скушать кчуч? – почтительно удивился Яша. – Уважаемый Асланбек, ты неправильно живешь!

– Кто знает, как он живет? Об этом нам скажут в Судный День.

С лица Яши, изуродованного шрамом на левой брови, сошла улыбка.

– Есть проблемы? – негромко спросил он.

– У меня? Нет. Они есть у тебя, – холодно бросил Асланбек.

Яша провел его к своему столу в углу, уже покрытому крахмальной скатертью. Расторопные официанты расставляли на нем приборы.

– Присядь, дорогой Асланбек. Немножко посиди, немножко покушай. Не нужно, чтобы люди думали: что случилось, почему уважаемый Асланбек пришел-ушел? Почему он не посидел, не покушал, не оказал уважения Яше?

Асланбек отдал официанту плащ и опустился на предупредительно отодвинутый стул.

– Я тебя внимательно слушаю, – кивнул Яша.

– Известный тебе человек сказал, что я могу положиться на твое слово, – начал Асланбек. – Слово Яши крепче камня. Так он сказал.

Это был блеф, но совершенно безопасный. Такие тексты всегда воспринимаются с полным доверием.

– Да, это так, – подтвердил Яша.

– Ты мне сказал: больше тебя не будет тревожить никто. Был такой разговор?

– Да, такой разговор был.

– Ты сказал: забудь о наездах. Я забыл. Но со вчерашнего дня за мной ездят двое на синей «вольво». Это те же джигиты, которые приезжали ко мне.

– Ты уверен, что это те же люди?

– У меня хорошая память на лица. Они стали старше, но не стали скромней.

Шрам на брови Яши налился кровью.

– Они не стали умней! Ты запомнил номер машины?

– Я не забиваю голову пустяками. Она стоит сейчас под мостом. Синяя «Вольво-940». Как все это понимать, уважаемый? Ты не хозяин своему слову? Или твое слово уже ничего не значит? Я не стал обращаться к Шамилю. Я решил сначала поговорить с тобой.

– Ты правильно сделал, дорогой Асланбек, – горячо одобрил Яша. – Зачем беспокоить такого человека? Это не его дела. Это мои дела. Немножко посиди, я сейчас все устрою.

Яша сделал знак молодым людям из охраны кафе и вместе с ними скрылся в служебном помещении. Асланбек осмотрелся.

Чеченский духан в центре Москвы. Дорогой, с ценами лучших ресторанов. Бедные люди сюда не приходили. Приходили те, кто укоренился в Москве, обзавелся своим бизнесом. Раньше Асланбек иногда заезжал к Яше вкусно поесть и побыть среди своих. Потом ездить перестал. Его раздражал дух показного патриотизма, который царил здесь. Для посетителей кафе война в Чечне была чем-то вроде боксерского поединка тяжеловеса и «мухача». Каждая операция боевиков вызывала бурный восторг, как удар легковеса в корпус противника. Противнику от этого хоть бы что, но до чего же мы, чеченцы, отважный народ. С чувством гордости за своей маленький гордый народ, который не побоялся выступить против огромной России, и возвращались к своим делам. Кто – к более или менее законному бизнесу, а кто – к рэкету, к торговле наркотиками, паленой водкой, крадеными иномарками, к аферам с нефтью и фальшивыми авизо.

И сейчас вид жующих, пьющих и громко разговаривающих посетителей вызвал у Асланбека злобу. И ради того чтобы они продолжали жировать, спокойно обделывать свои дела, он должен рисковать всем самым дорогим в своей жизни. Рисковать жизнью Рахили, жизнью Вахида!

Бараны. Безмозглые бараны. Все бараны. Бараны русские, которые позволяют посылать своих сыновей в Чечню, где они становятся трупами, калеками или мародерами и убийцами. Бараны чеченцы, бездумно поверившие в химеру национальной самодостаточности. Каждый чеченец станет богатым, как шейх! Он станет богатым, как чукча! Без российской трубы, без даровой российской электроэнергии, без российского оборудования. Нефти хватит на каждого чеченца – чтобы утопиться в ней.

Бараны!

…Неожиданно все разговоры стихли. Ожил телевизор. Вечерний информационный выпуск на НТВ. Это был единственный канал, в программах которого события в Чечне еще занимали заметное место. Не такое, как до разгона старой команды, и не в прежней тональности, но посетители кафе умели, как им казалось, выделять правду из потока лжи и переставлять минусы на плюсы в оценке того, что происходило в Чечне.

Голодовка чеченских женщин в лагере беженцев с требованием вывода федеральных войск. Замечание корреспондента о том, что, по некоторым предположениям, за каждый день голодовки они получают по десять долларов, вызвало негодующий шум в кафе.

Нападение боевиков на райотдел милиции в Урус-Мартане. Шумное одобрение в зале.

Резкое заявление главы делегации Европарламента лорда Джадда перед отлетом в Чечню: «Мы больше не можем мириться с нарушениями прав человека в Чечне. У России небольшой выбор: немедленно возобновить вывод войск и приступить к переговорам или оказаться в политической изоляции».

Асланбек хмуро усмехнулся. Все это слова. У Запада был единственный рычаг давления на Россию: займы Международного валютного фонда. Высокие цены на нефть позволили России отказаться от этих займов. И все угрозы западных политиков превратились в пустую болтовню. Но у посетителей кафе слова лорда Джадда вызвали радостное оживление.

Вернулся Яша, грузно опустился на стул. Сообщил:

– Все будет сделано. Когда выйдешь, не спеши по делам. Прокатись по набережной. Туда-сюда, туда-сюда. От моста до моста.

– И долго мне кататься?

– Недолго.

– Сколько?

– Поймешь. Дорогой Асланбек, это было недоразумение. Больше такого не повторится.

Телевизор умолк, а в кафе все еще шло оживленное обсуждение новостей.

– Что мне нравится в нашем народе – это готовность к самопожертвованию, – не удержался от замечания Асланбек. – Чеченец везде чеченец. Где бы он ни жил. Правильно?

– Золотые твои слова. Мы всё готовы отдать для свободы нашей Ичкерии.

– Я про это и говорю. Что будет, когда Чечня обретет независимость? Все чеченцы станут иностранцами. Кроме тех, разумеется, кто примет гражданство России.

– Настоящий чеченец никогда не станет гражданином России! – возмутился Яша.

– Конечно, конечно. Это я и имею в виду, – покивал Асланбек. – Сейчас чеченцу в Москве нужна только регистрация. Будет нужно совсем другое. Виза для въезда в Россию, вид на жительство, разрешение на работу. Не думаю, что русские будут принимать нас с распростертыми объятиями. Как ты считаешь? Или будут?

– Думаю, что не будут…

– Я тоже почему-то думаю, что не будут. Это в том случае, если Чечня получит независимость в результате переговоров. А если в результате нашей победы? Сказать, что будет? Будет вот что. Однажды к твоему кафе подъедут молодые люди в черных рубашках и разнесут его в клочья. А милиция будет стоять в стороне и сдерживать толпу. Чтобы она не помогала людям в черных рубашках. И так будет не только в Москве. Так будет во всей России. Но мы готовы и к этому. Не так ли?

– Мы готовы ко всему, – без особой уверенности в голосе подтвердил Яша. – На все воля Аллаха.

– Поэтому я и говорю: ни один народ в мире не может сравниться с нами, чеченцами. Аллах акбар! – заключил Асланбек и поднялся. – Так я могу сообщить Шамилю, что ты уладил недоразумение? Ах да, мы решили, что это не его дела. Рад был повидать тебя, уважаемый. В другой раз у меня будет больше времени. Тогда я обязательно отведаю кчуч.

«Если этот другой раз будет», – подумал он, садясь в «тойоту».

Его катание по набережной Яузы закончилось на втором кругу. Из темного переулка вылетел джип и подставил крыло синей «вольво». Тут же подлетел еще один джип, пассажиров «вольво» выбросили на асфальт, замелькали руки и ноги. Охранники Яши сразу приступили к делу, не вступая в переговоры. Для Асланбека это было самым важным. Через минуту два тела перелетели через чугунную оградку набережной и тяжело плюхнулись в Яузу. Джипы исчезли. Асланбек выехал на Садовое и через полтора часа был в Шереметьеве-2.

Втайне, не признаваясь в этом даже себе, он мечтал, чтобы билеты на Вену были распроданы на неделю вперед, чтобы произошел сбой в компьютерной системе банка и его кредитную карточку не приняли к оплате, чтобы бдительные российские пограничники заподозрили его в подделке загранпаспорта и задержали для выяснения. Но у неприятностей есть свойство обнаруживаться лишь тогда, когда они мешают. И билеты на Вену были, и кредитная карта в порядке. И даже если бы Асланбек криво переклеил фотографию в своем паспорте или грубо подправил визу, ни один пограничник этого бы не заметил.

– Обратный билет будете брать? – спросила кассирша.

– Нет, – подумав, отказался Асланбек. – Я не знаю, когда закончу дела.

Он вошел в зону таможенного контроля, чувствуя, что катастрофически быстро отдаляется от того безопасного места, с которого начался его путь и куда еще можно вернуться.

Как сладостно, как прекрасно бессилие! Как уютно жить, когда знаешь, что ничего от тебя не зависит, что ничего ты не можешь сделать!

Асланбек мог. И знал это. Хотя предпочел бы не знать. И в душе его еще теплилась слабая надежда, что все обойдется, что все решится само собой, без него, и он снова окажется в положении человека, от которого ничего не зависит.

5

«Боинг-737» австрийской авиакомпании «Остриен эрлайнз» вылетел по расписанию. Через два с половиной часа, в полночь по местному времени, он сел в венском аэропорту Швехат.

Приезжая в Вену, Асланбек всегда останавливался в отеле «Кайзерпалас» во Флоридсдорфе. Номер с гостиной, кабинетом и спальней стоил там пятьсот шиллингов в сутки – почти четыреста американских долларов. Асланбек не экономил. Как всякий кавказский человек, он любил жить красиво, к тому же «Кайзерпалас» производил нужное впечатление на деловых партнеров. И там всегда были свободные номера. На всякий случай он позвонил в отель из аэропорта. Свободные номера были. Асланбек назвался и попросил зарезервировать для него номер…

– Господин Русланов, давно вы у нас не были, добро пожаловать в Вену, – приветствовал его ночной администратор, подтянутый джентльмен глубоко пенсионного возраста. «Герр Швиммер» – значилось на карточке его красного фирменного сюртука. Вряд ли он помнил Асланбека, скорее всего запросил данные в компьютере. Но это было традицией дорогих венских отелей, где каждого гостя встречали как старого друга. – Я распорядился приготовить для вас номер, в котором вы всегда останавливаетесь. С видом на Старый Дунай. Сколько вы намерены у нас прожить?

– Пока не знаю, – ответил Асланбек, отдавая портье паспорт и кредитную карточку. – Получите за трое суток.

– Вы один?

– Как видите.

– Как жаль, что ваша очаровательная жена не увидит весеннюю Вену, – посочувствовал портье, оформляя счет. – Я надеюсь, она в добром здравии?

– Да, спасибо. Вы в самом деле помните ее?

– Господин Русланов, она из тех, кого трудно забыть. Она очень соответствует своему имени.

Это было уж слишком. Асланбек приезжал в Вену с Рахилью лет пять назад. Ему было приятно, что портье запомнил ее, но и в любезности должна быть мера. Он решительно выложил на стойку зеленую банкноту с портретом американского президента Гранта:

– Герр Швиммер, ставлю пятьдесят долларов, что вы не помните ее имя.

– Что значит не помню? – обиделся портье. – Разумеется, помню. Ее зовут Суламифь.

Асланбек немного помолчал и сказал:

– Вы выиграли.

– Извините, работникам администрации запрещено брать чаевые.

– Какие же это чаевые? – удивился Асланбек. – Это ваш выигрыш в честном пари.

– Спасибо, господин Русланов, вы очень щедры. Спокойной ночи. Желаю приятно провести время в Вене…

Асланбек долго стоял на балконе, глядя на засыпающий респектабельный Флоридсдорф. В черной воде старого русла Дуная покачивались отражения фонарей. На севере огни карабкались по склонам Германскогеля, на западе зарево словно бы приподнимало полог ночного неба – там жили своей бессонной, праздничной жизнью Аугартен, Леопольдштадт и Пратер.

Суламифь. Конечно же Суламифь.

«Оглянись, оглянись, Суламифь! Оглянись, оглянись, – и мы посмотрим на тебя…»

6

В начале десятого утра Асланбек вошел под торжественные своды банка «Кредитанштальт», одного из крупнейших банков Австрии с филиалами во всех европейских столицах. И уже по тому, как почтительно встретил его менеджер отдела, курировавшего операции с Россией, понял, что ему снова не повезло: сорок два миллиона долларов все еще на счету «Сигмы».

– Могу я видеть вице-президента банка?

– Нет проблем. – Менеджер издал короткий звонок по внутренней связи. – Господин вице-президент ждет вас. Позвольте проводить вас к нему.

Вице-президент банка «Кредитанштальт» был похож, как и все банкиры мира, на значок своей национальной валюты. Русские были пузаты, как рубль. Англичане сухопары, как фунт стерлингов. Американцы упитанны и высокомерны, как доллар. Австрийский банкир, как и австрийский шиллинг, был поджар, благожелателен и стабилен.

– Уважаемый господин Русланов, мы рады вашим успехам в бизнесе. Мы надеемся, что вы и дальше будете оставаться клиентом нашего банка. Могу я быть чем-нибудь вам полезен?

– Да. В разное время я давал доверенности своим партнерам на распоряжение счетом моей фирмы. Я хотел бы отменить все доверенности.

– Это разумно, – одобрил банкир.

– Я хотел бы, чтобы доступ к счету был у меня одного. И лишь в том случае, если я отдам распоряжение лично.

– Простите?

– Лично, персонально, – повторил Асланбек. – Если я явлюсь в банк собственной персоной. В здравом уме и ясной памяти. Не накачанный наркотиками и без сопровождения.

– Вам угрожают? – встревожился банкир. – Тогда вам совершенно необходимо обратиться в полицию.

– Мне не угрожают. Это всего лишь мера предосторожности. Я приехал из зоны рискованного земледелия.

– Простите?

– Я имею в виду бизнес в России.

– Понимаю, понимаю. Россия. Терра инкогнита. Великая и ужасная. К тому же вы…

– Да, я чеченец.

– Мы глубоко сочувствуем вашему народу, господин Русланов. То, что происходит в Чечне, ужасно. Мы искренне желаем, чтобы ваш маленький героический народ обрел независимость.

– Чтоб ты сдох со своими пожеланиями, – с любезной улыбкой ответил по-чеченски Асланбек.

– Простите?

– Я выразил вам свою благодарность. Моя просьба будет исполнена?

– Разумеется. Она несколько необычна, но я не вижу в ней ничего противозаконного. У вас есть еще пожелания?

– Нет.

– О’кей, – заключил банкир и приказал менеджеру: – Займитесь.

Выйдя из банка, Асланбек накупил в киоске газет и расположился с ними на открытой веранде кафе, с которой хорошо просматривались подходы к подъезду «Кредитанштальт». Он ждал появления Мусы. Тот обязательно должен появиться в Вене. Он мог сунуться с доверенностью в амстердамский или любой другой филиал банка «Кредитанштальт». Но там с ним и разговаривать не будут: доверенность на русском языке, хоть и оформлена в Первой государственной нотариальной конторе Москвы. Чтобы для западных банкиров она стала документом, ее нужно перевести на немецкий или английский и легализовать – нотариально подтвердить аутентичность текста. Но и после этого Муса получит отлуп. Ему сообщат, что его доступ к счету блокирован, а больше не сообщат ничего. Чтобы выяснить, в чем дело, он и примчится в Вену.

В два часа дня банк прекратил операции с клиентами. В шесть закрылся. Муса не появился.

Начало темнеть, Альпы затянуло вечерней дымкой. Из деловых кварталов между Рингом и Гюртелем жизнь переместилась в парки Пратера и Аугартена, к Опере и Бургтеатру. Вена жила своей беззаботной вечерней жизнью, пила пиво, поглощала штрудели и огромные, как блины, шницеля, каталась на теплоходах по Дунаю под вальсы Штрауса.

Асланбек двигался в праздничной толпе и чувствовал себя как солдат срочной службы, который знает, что не вернется в казарму. Но пока еще срок увольнительной не истек. Так ему казалось, пока он не задумался о том, что сейчас происходит в Москве.

Как скоро Шамиль узнает, что «наружка», приставленная к Асланбеку, закончила свой патрульный маршрут в Яузе? Не очень скоро. Пока трупы выловят, пока опознают, пока сообщат по месту жительства. Его может встревожить отсутствие от них донесений. Он свяжется с теми троими, что следят за Рахилью. Что они ему сообщат? Ничего особенного: Рахиль с сыном утром уехала в лицей, потом они вернулись в поселок. Хозяина нет, но он часто задерживается на работе. Не последует ли проверочный звонок в фирму? Может. Но и это не страшно. Секретарша ответит: шефа нет, что ему передать?

Был только один плохой вариант: если Шамиль, заподозрив неладное, позвонит в Шереметьево и узнает, что российский гражданин Русланов вылетел в Вену. Такую справку постороннему не дадут, но кто знает, какими возможностями располагает Шамиль?

Любого человека, деятельного по натуре, всегда раздражает состояние неопределенности, подчиненности внешним обстоятельствам. Асланбека оно бесило.

А чего он, собственно, ждет? Когда на него откроется сезон охоты? Откроется. Чуть раньше или чуть позже. Реакция Мусы, когда он узнает, что его доверенность аннулирована по распоряжению Асланбека, предсказуема с точностью до десятого знака. На ноги будет поднята вся Москва, вся чеченская агентура в Австрии, если она есть. А если нет, в Вену первым же рейсом вылетят люди с его фотографиями, с описанием его внешности и его привычек.

Решение заблокировать счет «Сигмы» в банке «Кредитанштальт», представлявшееся Асланбеку очень удачным, вдруг показалось не просто глупым, а самоубийственным. Да, сделку со «стингерами» он затормозит. Но лишь до тех пор, пока Рахиль и Вахид не станут заложниками. А их выкрадут в тот самый момент, когда Шамиль почует неладное. И Асланбеку ничего не останется, как разблокировать счет. А тогда для чего он все это затеял?

Как он может помешать Шамилю? Никак. Он не знает о нем ничего. Даже телефона. А если бы и знал, то что? В лучшем случае ситуация зависнет на мертвой точке. Пока сам Асланбек вне досягаемости и счет в банке под его контролем, эти сорок два миллиона будут надежной страховкой того, что с Рахилью и Вахидом ничего не случится.

Но не слишком ли это дорогая плата?

И так ли надежна страховка?

Она была бы стопроцентно надежной, если бы речь шла о нормальных террористах из тех, что угоняют самолеты и захватывают заложников для выкупа. Но Асланбек знал чеченцев. Он хорошо помнил жуткую историю, когда трем англичанам и новозеландцу отрезали головы. Асланбек знал подоплеку этой истории. За них потребовали выкуп десять миллионов долларов. Сторговались на пяти. Деньги были доставлены в Чечню и переданы похитителям. Шестьсот тысяч долларов оказались фальшивыми.

Если, как говорили в кафе у Яши Кривого (и Асланбек склонен был этим разговорам верить), это была провокация ФСБ, то она сработала с математической точностью. Чеченцы восприняли шестьсот тысяч фальшивых долларов как кровное оскорбление. К черту полетели вся логика и все расчеты. В том числе и политические. Четыре отрезанные головы ужаснули весь мир, и только тупостью российских политиков и неразворотливостью государственного информационного аппарата можно объяснить, что эта чудовищная история, позорящая любого чеченца сама по себе, не поставила для Запада вечный черный жирный крест на Чечне и на борцах за ее независимость.

Если бы речь шла о его жизни, Асланбек бы рискнул. Но подвергать такой опасности Рахиль и Вахида? Еще не поздно, все еще можно отыграть назад. Рахиль поймет, Рахиль все одобрит. Евреи выжили только потому, что берегли своих сыновей. Ради них они жертвовали всем – жизнью, честью, интересами еврейского государства. Всем. Они знали: будут живы сыновья, будет все. А если они будут мертвы, никому не нужно ни государство, ни честь.

Все так. Но сам-то он как будет после этого смотреть в глаза Вахиду? Как он, чеченец, будет смотреть в глаза своему сыну-чеченцу? Он тоже поймет. Но после этого никогда не будет чеченцем. Он станет евреем. Навсегда. И пресечется род чеченцев Руслановых. Тот род, прервать который не смогли ни революции, ни войны, ни депортация и лютость голодных казахстанских зим.

Проклятие! Аллах акбар? Ну так докажи мне, что ты велик! Почему ты покровительствуешь тем, кто спекулирует твоим именем и ведет свой народ к гибели, а не сообщишь толику твоей мудрости тому, кто хочет своему народу помочь?!

Асланбек не заметил, как оказался на набережной. Его высеяло из праздничной вечерней толпы, как камешек из потока зерна, оттеснило в сторону, в тишину, в темноту. Он медленно шел по набережной, сжимая кулаки в карманах плаща. Его трясло от ненависти. Если бы сейчас ему попался Муса, он бы его убил. Ни секунды не колеблясь. Свернул бы ему шею и утопил в Дунае. И все проблемы были бы решены.

В операции по закупке «стингеров» были задействованы десятки людей. И в Чечне, и далеко за ее пределами. Кто-то занимался финансированием, кто-то разрабатывал все детали, Шамиль координировал операцию из Москвы. Но центральной фигурой сейчас был Муса. И если бы удалось вывести его из игры…

Родившаяся в запале мысль как пришла, так и ушла. Асланбек знал, что не сможет убить Мусу. Не сможет, потому что не сможет. Потому что он обычный человек, а убийца перестает быть человеком.

Право убивать одних людей руками других людей взяло на себя общество и выстроило целую систему этических и юридических норм, оправдывающих убийство: от атавистической кровной мести до защиты Отечества. Общество же в лице государства взяло на себя обязанность защищать людей от убийц. И вот результат: в начале третьего тысячелетия по Европе разъезжает объявленный в международный розыск убийца и беспрепятственно готовит новые убийства.

В свое время, прочитав сообщение о том, что Генеральная прокуратура России в числе других участников нападения на Кизляр объявила Мусу в розыск, Асланбек не обратил на это внимания. Кого только Генпрокуратура ни объявляла в розыск. Все силы Генеральной прокуратуры России уходили на то, чтобы разбираться с собственными генеральными прокурорами. Когда ей заниматься преступниками?

Ни на что особенно не рассчитывая, Асланбек нашел интернет-кафе, абонировал компьютер и ввел в поисковую систему «Yahoo»: «Интерпол. ru». На экране возникло:

«The WWW page is suspended by site owner». «Веб-страница временно приостановлена хозяином сайта». Следовательно, недоступна.

Конечно, недоступна. С чего ей быть доступной? Но зато оказалась доступной веб-страница Генерального секретариата Интерпола в Лионе. Среди ста семидесяти девяти национальных центральных бюро было и НЦБ России:

«Российское национальное центральное бюро Интерпола.

117836, Москва, ул. Новочеремушкинская, 67.

E-mail…

Телефон…

Факс…»

Телефон не годился. Слово к делу не пришьешь. К делу можно пришить только бумажку. И не электронную, а настоящую, на которую положено реагировать. Вот и реагируйте, мать вашу так!

Асланбек выключил компьютер и долго, обдумывая каждое слово, составлял текст, вызывая удивленные взгляды посетителей. Ну надо же: сидит человек перед компьютером, а пишет ручкой на бумаге. Затем подошел к администратору и спросил, не может ли он воспользоваться факсом кафе.