Текст книги "Президентский полк"

Автор книги: Феликс Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Получишь документы. Завтра же отправим. У тебя все?

– Нет. Самое главное: срочно свяжитесь с ФСБ и РУБОПом. С теми, кто занимается чеченцами. Передайте, что с часу на час у них начнется тот переполох, о котором шла речь на совещании ФСБ.

– С чего?

– Мы тут провели одну небольшую комбинацию. Вся чеченская Москва встанет на уши. Они будут со страшной силой искать семью профессора Русланова. А вы раскроете все их связи. И вычислите Шамиля. Запишите номер его мобильника… – Георгий продиктовал телефон. – Теперь все.

– Гольцов! Что за игры ты там затеял?

– Все доложу, Владимир Сергеевич. При встрече. Извините, не могу долго говорить. Спокойной ночи, – вежливо попрощался Гольцов.

– Отставить! – приказал Полонский. – Перезвони, когда сможешь. В любое время. Сижу в кабинете и жду. Но жду не намеков, а точную информацию. С ней мне идти сам знаешь куда. До связи!

– Получится? – спросил Михальский.

Георгий пожал плечами:

– Посмотрим. Придется звонить. Даже не знаю, что мне ему сказать.

– Думай. Важно не то, что ты скажешь. Важно то, чего не скажешь.

Михальский завел двигатель и дал по газам…

Они не могли знать, что минут через пятнадцать, после того как были выгружены из микроавтобуса Муса и Саид, неподалеку от насыпи мягко затормозил другой микроавтобус – темный, без огней. Четыре человека вышли из него и рассредоточились вдоль дороги. Первым по насыпи от ручья на шоссе взобрался Муса и тут же получил в лицо струю нервно-паралитического газа. Та же участь постигла и Саида. Обоих забросили в кузов. Микроавтобус тронулся с места и направился к Вене.

В гостиной дома герра Швиммера Михальского и Гольцова нетерпеливо ожидал Асланбек Русланов.

– Все нормально, профессор, – сообщил ему Михальский. – Все получилось.

– Эти люди – они действительно из французского Иностранного легиона?

– Вы усомнились?

– Когда они были здесь – нет. А сейчас… Слишком все фантастично.

– Вы просто не знаете моего друга, – объяснил Гольцов. – От простых решений у него начинается аллергия.

– Они в самом деле ветераны французского легиона, – подтвердил Михальский. – И в самом деле лучшие из всех. Я использовал старое правило капрала Перрена: при подготовке операции все должно быть настоящее. Абсолютно все. Самая хорошая подделка несет в себе фальшь. А все настоящее несет в себе убедительность.

– И они смогли бы выполнить этот контракт?

– Если бы взялись – да. А вы что, профессор, в самом деле хотите истратить сорок два миллиона на это дело? Это интересное решение!

– Я подумаю, как их истратить. Вы сказали, что я скоро увижу своих. Как скоро?

– Думаю, завтра, – ответил Гольцов. – В крайнем случае – послезавтра. Во всяком случае, я на это надеюсь. А потом займемся Мусой.

Глава шестая

Чего хотят чеченцы

1

Звонок Гольцова застал начальника Российского НЦБ Интерпола генерал-майора Полонского на пороге его кабинета. Он уже вызвал машину, надел плащ и собирался ехать домой. Сообщение Гольцова поломало все его планы. На него требовалось немедленно отреагировать. Не снимая плаща, Полонский погрузился в кресло и обеими руками взъерошил жесткие серо-стальные волосы, сразу став похожим на большого озабоченного ежа. Перед ним встал тот же вопрос, что и перед Гольцовым: что сказать начальству, а чего не говорить.

Любое дело требует своей формы подачи. Самое важное и перспективное предложение не будет воспринято, если его доложить вскользь, без акцентировки. В том, что сообщил Гольцов, самым важным было условие профессора Русланова, при котором тот готов сотрудничать с ФСБ: дать разрешение его семье выехать в Австрию. Но сказать об этом куратору по телефону означало нарваться на отказ, инерционный, автоматический. Куратор отреагирует точно так же, как отреагировал поначалу и сам Полонский: с какой стати? Если семья Русланова в России, значит, все-таки есть шанс ее найти. И тогда сотрудничество профессора будет обеспечено автоматически. А когда начальство говорит «нет», переубедить его бывает очень трудно, а часто и вообще невозможно.

За четверть века службы в МВД Полонский поднаторел в чиновничьих играх. И потому принял решение, которое диктовалось правилами этих игр. Он позвонил оперативному дежурному ФСБ и попросил связать его с куратором.

– Он у шефа, – ответил дежурный. – Как только вернется, я вас соединю.

Через четверть часа раздался звонок.

– Докладывайте, – приказал куратор.

– Майор Гольцов сообщил из Вены: у чеченцев в Москве должен начаться большой переполох.

– Уже начался.

– Нужно задействовать всю нашу «наружку» и службы контроля.

– Все задействованы.

– Майор Гольцов сообщил номер мобильного телефона Шамиля.

– Вот как? Очень хорошо. Диктуйте. Как он его узнал? – спросил куратор, записав номер.

– У него не было возможности доложить подробно.

– У вас все?

– Есть еще одно важное дело, но о нем я хотел бы доложить лично.

– До утра терпит?

– Терпит. Но не больше чем до утра.

– Завтра в девять. Общее совещание. Там и доложите.

В кабинет заглянул водитель:

– Владимир Сергеевич, вы едете?

– Нет. Отвези домой Зиночку и возвращайся в гараж. Когда понадобишься, вызову.

Полонский снял плащ, разжился у дежурной смены чашкой крепкого кофе и принялся ждать звонка Гольцова.

На следующий день ровно в девять утра члены оперативно-следственной группы собрались в приемной заместителя директора ФСБ. Но началось совещание только через тридцать минут: куратора вызывали на Старую площадь. Вернулся он в настроении самом мрачном. Молчаливым кивком пригласив всех в кабинет, сообщил:

– Президент выразил недовольство. Наша авиация в Чечне практически бездействует. Это вызвало повышенную активность боевиков. Наши войска вынуждены принимать жесткие ответные меры. Каждая зачистка вызывает шум в западных средствах массовой информации. Чеченская пропаганда пытается представить это как намерение России решить проблему Чечни исключительно силовыми методами. Это подрывает международную репутацию России и осложняет налаживание деловых контактов с западными партнерами. Президент дал нам на решение проблемы со «стингерами» трое суток. После этого Россия обратится за помощью к США. Что это будет означать? Это будет означать, что президент считает всех нас ни на что не способными мудаками.

Куратор хмуро оглядел собравшихся, как бы проверяя, дошел ли до них смысл сказанного. Убедившись, что дошел, распорядился:

– А теперь докладывайте. Вы хотели, чтобы у чеченцев был переполох, – обратился он к начальнику ГУБОП. – Ваше желание исполнилось. Какую пользу вы из этого извлекли?

– По номеру мобильного телефона вычислен Шамиль. Вскрыты его связи со многими руководителями московских фирм и с влиятельными политиками. Ясно, что он главный представитель чеченских боевиков в Москве. Оснований для его задержания пока нет, но будут, накопаем. Выявлено полтора десятка чеченских преступных групп, о которых мы не знали. Все они подчиняются Шамилю. Всем главарям чеченских группировок он дал приказ искать семью профессора Русланова. Ее и раньше искали, но не с такой активностью. Нам на руку, но чем это вызвано, непонятно.

– Разрешите объяснить? – вмешался Полонский. – Профессор Русланов предъявил чеченцам ультиматум: если его семья не будет ему возвращена, он заплатит сорок два миллиона долларов за головы Шамиля, Хаттаба, Басаева и еще семи самых известных чеченских лидеров. Он дал им семь суток.

– Откуда вам это известно? – спросил куратор.

– Доложил майор Гольцов. Он присутствовал при разговоре Русланова с Мусой. Точнее сказать, Муса присутствовал при разговоре профессора Русланова с тремя ветеранами французского Иностранного легиона. Они готовы взяться за это дело.

– Откуда возникли французские легионеры? – удивился куратор. – Только их нам не хватало. Дело и так запутано донельзя.

– Не могу знать. Вероятно, у профессора были какие-то старые связи.

– Я же говорил, что, когда интеллигенция берется за дело, остальные могут идти отдыхать. Ай да профессор! – искренне восхитился начальник РУБОП. – Блеф, но какой красивый!

– У майора Гольцова не создалось впечатления, что профессор блефует, – возразил Полонский. И главное – этого впечатления не создалось у Мусы. Он передал ультиматум Шамилю. Судя по всему, тот отнесся к нему очень серьезно. Этим и вызван переполох.

– Следует ли из ваших слов, что майор Гольцов нашел Мусу? – спросил куратор.

– Да, – подтвердил Полонский.

– Он арестован?

– Еще нет. Все документы об его идентификации подготовлены и отправлены майору Гольцову. Он ознакомит с ними коллег из австрийского бюро Интерпола. Решение об аресте должны принимать они. Они его примут. У них есть все законные основания.

– Уже легче, – прокомментировал куратор. – Передайте майору Гольцову: с арестом Мусы не тянуть.

– Это не решает проблемы, – возразил Полонский. – Вместо Мусы может появиться кто-то другой. Чеченцы не откажутся от сделки так просто. Есть другой путь. Прошу выслушать меня и не отвергать идею с порога.

– Слушаем.

– Все поступки профессора Русланова характеризуют его в высшей степени положительно. Он по собственной инициативе и с большим риском для себя и своей семьи блокировал закупку «стингеров». Он был готов сотрудничать с нами. И если бы не специфические методы подполковника Литвинова, проблема, возможно, уже была бы решена. Он помог майору Гольцову найти Мусу, при этом тоже рискуя собой. Я не знаю, блефовал ли он, предлагая французским легионерам контракт, но он помог нам вскрыть сеть чеченской агентуры в Москве. Майор Гольцов передал мне его предложение: он будет с нами сотрудничать, если мы разрешим его жене, сыну и тестю вылететь в Вену.

– Вот как? – удивился начальник РУБОПа. – Неслабое предложение. Выходит, он знает, где скрывается его семья?

– Выходит, знает. Предвижу возражения, – продолжал Полонский. – Мы и сами можем найти семью Русланова, поскольку из его слов ясно, что она в России. Но неизвестно, кто найдет ее раньше – мы или чеченцы. И есть фактор времени: президент дал нам на решение проблемы всего трое суток.

– В чем будет заключаться его сотрудничество с нами? – спросил куратор.

– Конкретного разговора об этом не было. Могу только предполагать. Профессор Русланов не хочет, чтобы Чечня превратилась в бойню. В то же время понимает, что чеченцы не оставят его в покое, пока он контролирует эти сорок два миллиона долларов. Может быть, он переведет эти деньги на депозитный счет российской Генпрокуратуры. Может быть, распорядится ими как-то иначе. Для нас важно, что проблема будет снята. И очень быстро. Практически это может быть уже завтра.

– Есть над чем подумать! – заметил куратор.

– Разрешите? – спросил подполковник Литвинов, скромно сидевший в дальнем углу кабинета.

– Ваше мнение, подполковник, нам известно, – усмехнулся куратор.

– И все-таки разрешите сказать.

– Ну говорите.

– Когда мы начали искать семью профессора Русланова, мы взяли очень узкий круг родственников и знакомых. Потом я понял, что этот метод неправильный. Мы затребовали сводки обо всех происшествиях за последнее время в Москве и в Московской области, включая случаи хулиганства и ДТП. Смотрели, не высветится ли женщина с ребенком. Жена Русланова и его сын.

– Высветилась?

– Нет. Но высветилось другое. Примерно неделю назад участковому Внуковского района сообщили о группе геодезистов, которые производят работы в районе садово-огородных участков. Владельцы обеспокоились: не затевается ли какое-нибудь строительство, из-за которого могут снести их дачки. Участковый приехал к геодезистам. Они жили в строительном вагончике. Документы у всех были в полном порядке, задание произвести съемку выдано в мэрии Московской области. Участковый обратил внимание на странный инструмент в их оборудовании. Это был лазерный дальномер. Участковый раньше служил в войсках ПВО и знал, что это такое. Сначала он не придал этому значения, а потом задумался. В мэрии ему сказали, что никаких геодезистов для съемок во Внукове они не нанимали. На следующий день он взял милицейский наряд и поехал к геодезистам. Вагончик оказался пустым, все исчезли.

– Не нужно подробностей, подполковник, – прервал куратор. – К чему вы ведете?

– Съемки липовые геодезисты вели километрах в пяти от взлетной полосы Внуковского аэропорта. Я запросил все райотделы, где есть аэродромы. Участковые из Шереметьева и Домодедова доложили, что в их районах тоже работали геодезисты. И тоже в некотором удалении от взлетных полос. Диспетчера дали мне информацию: высота самолетов на этом расстоянии примерно полтора километра, скорость – около четырехсот километров в час. И если в этих точках поставить человека со «стингером»…

Участники совещания переглянулись. В кабинете повисла тяжелая тишина.

– Я почему об этом подумал? – продолжал Литвинов. – У меня из головы все время не выходило: пятьсот двадцать пять «стингеров» – многовато для Чечни. Вот и подумал: а все ли «стингеры» пойдут в Чечню?

– Вы хотите сказать, подполковник, что липовые геодезисты готовили площадки для атаки «стингерами» пассажирских самолетов? – уточнил куратор.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Не исключено.

– Какой вывод вы из этого делаете?

– Нужно согласиться на предложение профессора Русланова.

– И это говорите вы?

– Да. Сначала я очень на него разозлился. А потом подумал: он же не посадил нас. А мог. Мы неправильно оценили объект. И потому неправильно работали с ним. Нас сбило то, что он чеченец.

– Это сбивало не только вас, – заметил начальник ГУБОП.

– Неужели и вас? – не без иронии поинтересовался экономист из ГУБЭП.

– А вас – нет? – огрызнулся рубоповец. – С чем вы явились в фирму Русланова? Найти компромат. Вас и послали.

– О чем мы спорим? – не выдержал Полонский, почувствовав, что разговор уходит от главной темы. – Правильно ли видеть во всех чеченцах врагов? Вы полагаете, тут есть о чем спорить? Перед нами конкретный вопрос: принять или не принять предложение профессора Русланова. Я – за. Подполковник Литвинов – за. Если есть другие мнения, следует их выслушать. Я не хотел бы услышать только одного предложения: сообщить Русланову, что мы принимаем его условия, а в аэропорту его семью задержать.

– Владимир Сергеевич, за кого вы нас принимаете? – оскорбился куратор.

– Я принимаю всех нас за тех, кто мы есть. В каждом из нас два человека: человек и чиновник. Главная задача чиновника – решить проблему, ничем не рискуя. Почему я об этом заговорил? Потому что эта мысль мне и самому приходила в голову. Некоторое время я вполне серьезно ее обдумывал. Я не стыжусь в этом признаться. Только потом понял, насколько чудовищна эта мысль.

– Что скажет разведка? – обратился куратор к представителям ГРУ и СВР.

– Операция без подстраховки. По всем правилам, ее следует запретить, – ответил гэрэушник. – Но я в чем-то согласен с генерал-майором Полонским. Не слишком ли глубоко засел в каждом из нас чиновник?

– Насколько я понял, ваш сотрудник майор Гольцов сейчас в Вене, – обратился к Полонскому представитель Службы внешней разведки. – Он контролирует ситуацию? Если полностью – вопросов нет. А если не полностью…

– То мы отправим в Вену генерал-майора Полонского, – закончил его фразу куратор. – Он человек опытный, на месте сориентируется. Согласны, Владимир Сергеевич?

– Я сам хотел это предложить.

– Значит, решено. Даем добро. Спасибо, товарищи, все свободны.

Возле черной интерполовской «Волги» Полонского догнал подполковник Литвинов:

– Извините, товарищ генерал-майор. Не хотел говорить при всех, но вам скажу. Зря вы задробили эту идею. Богатая идея. Я сам хотел ее предложить, но вы меня опередили. И так обставили, что заткнули мне рот.

– Вы это серьезно? – спросил Полонский.

– А что? Придержали бы его семью на денек-другой, пока он не переведет бабки, и отправили бы в Вену. И никакого риска. Ну подергается профессор. А что он сможет сделать?

– Я вам скажу что, – ответил Полонский. – Он наймет головорезов из французского легиона и закажет им вашу голову. Это обойдется ему не слишком дорого.

– Как он узнает про меня?

– Я скажу.

– Все шутите, товарищ генерал-майор. А дело-то нешуточное.

– Потому и шучу. Выбросьте это из головы, подполковник. Позаботьтесь вот о чем. Когда станет известен рейс, пришлите в Шереметьево своих людей. Пусть незаметно подстрахуют семью Русланова. Если их перехватят чеченцы – вот это будет непоправимо.

– Понял, товарищ генерал-майор. Будет сделано.

– И еще, – продолжал Полонский. – Как отреагируют чеченцы, когда узнают, что Муса арестован и будет доставлен в Москву?

– Задергаются.

– Вот именно. Очень сильно задергаются. Потому что он набит смертельно опасной для них информацией. И что предпримут?

– Попытаются его убрать.

– Где? В Лефортове его не достать. Значит, где?

– В аэропорту или по дороге из аэропорта. Но как они узнают, что он арестован и когда его привезут?

– Из газет, подполковник. Появится небольшая заметка: «В Вене Интерполом арестован известный чеченский террорист Магомед Мусаев но кличке Муса. Такого-то числа он будет доставлен в Москву».

– Кто даст эту заметку?

– Пресс-служба ФСБ. По вашему предложению. Остальное понятно?

– Так точно. Засада. И всех повяжем.

– Не исключаю, что операцией будет руководить Шамиль. Все ясно?

– Так точно, товарищ генерал-майор. Но ведь это ваша идея.

– Какая идея? – удивился Полонский. – Ничего про это не знаю. И не могу знать, это не мой профиль. Это ваша идея, подполковник. Она характеризует вас как опытного оперативника, который умеет думать. Вы это уже доказали, когда вычислили геодезистов. Желаю удачи!

Вернувшись к себе, Полонский набрал номер мобильного телефона Гольцова:

– Сообщи Русланову: добро дали. Пусть вызывает семью.

– Спасибо, Владимир Сергеевич. Это хорошая новость.

– Документы на Мусу получил?

– Так точно.

– Австрийцев ознакомил?

– Так точно.

– Какие-то вопросы у них есть?

– Нет.

– Так чего ты ждешь? Действуй.

– Видите ли, Владимир Сергеевич…

– В чем дело? – насторожился Полонский.

– В том, что Муса исчез.

2

Прибытие самолета из Москвы задержалось на сорок минут, и эти сорок минут показались Асланбеку Русланову бесконечными. Он то садился в кресло в зале ожидания аэропорта Швехат, то вышагивал взад-вперед вдоль стеклянной стены, отделяющей аэровокзал от летного поля. Гул каждого самолета, производившего посадку, заставлял его вжиматься носом в стекло. Сопровождавшие его Гольцов и Михальский держались в стороне, ни с какими разговорами не приставали, за что Асланбек был им благодарен. Они и между собой не разговаривали. С самого утра лица у обоих были хмурые, но Асланбек был слишком занят собой, чтобы обратить на это внимание.

Почти десять дней он не видел Рахиль и Вахида. За все двенадцать лет семейной жизни такого не было ни разу. В любой командировке он старался как можно быстрей закончить все дела, задержка даже на один день приводила его в ярость. Асланбек знал, что ничего еще не закончилось, что впереди их ждут очень тяжелые времена, но сейчас он не думал о них, он думал только о том, что скоро, уже совсем скоро увидит Рахиль.

Погода испортилась, накрапывал дождь, аэродромный бетон потемнел, Альпы были затянуты облаками. Асланбек смотрел на летное ноле и представлял, как спешит по нему Рахиль, тоненькая и гибкая, как лозинка, как не поспевает за ней плащ, как длинные тяжелые волосы сваливаются ей на лицо и она отбрасывает их назад досадливым движением узкой руки. Чтобы не мешали смотреть. Чтобы не мешали увидеть его.

Это было сумасшествие. Это было счастье.

Наконец по радио объявили, что произвел посадку самолет, следующий по маршруту Москва-Вена-Женева. Огромный «Боинг-737» медленно вырулил к зданию аэровокзала. Только бы не к трубе, почти молился Асланбек. Если самолет подгонят вплотную к терминалу и соединят салоны с залом прилета телескопическими коридорами-трубами, он не увидит спешащую по бетону Рахиль. И диспетчеры словно бы услышали его мольбу. «Боинг» остановился метрах в пятидесяти от терминала, развернулся, к салонам подали трапы. Из первого класса вышло всего несколько человек, из второго побольше. И, наконец, в проеме самолетного люка появилась Рахиль. Она остановилась и тревожно огляделась. И вдруг увидела Асланбека, хотя по законам физики, оптики и всех остальных наук увидеть его не могла – сквозь дождевую изморось, за толстым стеклом огромного аэровокзала. И все же увидела, замахала обеими руками, показала в его сторону Илье Марковичу и Вахиду. Вахид запрыгал и тоже замахал руками. Илья Маркович, скорее всего, ничего не увидел, но сделал рукой: «Привет, привет!»

Рахиль сбежала с трапа, за ней неторопливо двинулся Илья Маркович, держа за руку внука, а в другой руке объемистую спортивную сумку. Какой-то средних лет человек в светлом плаще с седыми короткими волосами взял у Ильи Марковича сумку и жестом показал: идите, идите, я донесу, мне нетрудно.

Асланбек радостно и словно бы растерянно оглянулся на Михальского и Гольцова:

– Они прилетели. Они прилетели! Вон они, вон! Они прилетели!

Оба подошли к стеклу, посмотрели на пассажиров, пересекающих мокрое пространство бетона от самолета до входа в аэровокзал, и неожиданно насторожились.

– Ничего себе! – пробормотал Гольцов. – А его-то каким ветром принесло?

Но Асланбек не услышал. Лавируя между людьми, он уже бежал к выходу из таможенной зоны. В отличие от московских аэропортов, она насквозь просматривалась сквозь стеклянное ограждение. Черная головка Рахиль на целую вечность, минуты на две, задержалась возле паспортного контроля и замелькала среди людей, идущих по «зеленому» таможенному коридору. Илья Маркович, Вахид и помогавший нести их сумку человек в светлом плаще остались далеко позади.

И вот они рядом, ее глаза, огромные и тревожные глаза синайской газели. Не нынешнего Синая, а того, древнего, откуда пошел весь ее еврейский род.

«Вот, зима уж прошла, дождь миновал, перестал. Цветы показались на земле, время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей…»

– Я не видел тебя десять дней, – сказал Асланбек.

– Десять лет, милый. Сто лет. Вечность.

– Да, вечность, – согласился он и только тут увидел ее – не только глаза, всю: с короткой мальчишеской стрижкой, сделавшей ее лицо совсем юным. Волосы! – закричал он. – Где твои волосы? Ты постриглась?

– Тебе не нравится?

– Нет! Мне нравится! Но… И ты покрасилась. Зачем? – спросил он и вдруг понял: – Ты… поседела?

Она улыбнулась:

– Это не самая большая плата за то, что нам пришлось пережить.

– Но ты же ничего не знала!

– Нет, милый. Я знала все.

– Откуда?!

– Мы поговорим об этом потом. Мы не одни.

И только тут Асланбек обнаружил, что рядом стоят Гольцов и Михальский и делают вид, что смотрят по сторонам, а от таможни к нему несется, бросив деда, Вахид. Асланбек обнял кинувшегося ему на шею сына, потом поставил его на пол, присел перед ним и сказал:

– Смотри мне в глаза. А я буду смотреть в твои глаза. Рахиль, ты видишь? Я прямо смотрю в глаза нашему сыну! Ты видишь? Рахиль, ты видишь?

– Вижу, милый, – ответила она. – А я в этом не сомневалась.

Подошел Илья Маркович, обнял зятя, отметил:

– Похудел. Мало ешь? Есть надо много, если есть чего есть, потому что никто не знает, будет ли чего есть завтра.

Человек в светлом плаще поставил на пол сумку, которую он помог поднести, но почему-то не уходил.

– Познакомься, Рахиль, – спохватился Асланбек. – Это мои друзья.

– Познакомься? – почему-то удивилась она. – Но мы знакомы. Здравствуйте, Георгий. Здравствуйте, Яцек.

– Здравствуйте, Рахиль Ильинична, – неловко поклонился Гольцов, а Михальский склонил свою огромную бритую голову и поцеловал ей руку.

– Вы знакомы? – нахмурился Асланбек. – Где это вы познакомились?

– Как – где? Все это время мы с Вахидом жили в квартире Яцека в военном городке. По соседству с семьей Георгия.

– По соседству с моей семьей? – с недоумением переспросил Гольцов.

– Ну да. Вахид очень подружился с вашим сыном. У вас замечательный сын, Георгий. И замечательная жена. И теща у вас замечательная. Они очень вас любят.

– Но умело это скрывают, – буркнул Гольцов.

– Нет, Георгий, нет. Вы сами не даете им возможности любить себя. Почему вы боитесь быть слабым, несчастным? Просто усталым? У вас всегда все о’кей? Да нет, так не бывает. Ну так и не зажимайте это в себе. Дайте им что-то сделать для вас. Чем больше они будут делать для вас, тем больше будут любить. Дайте им, в конце концов, возможность пожалеть вас, поухаживать за вами.

– Дам, – хмуро пообещал Гольцов. – Вернусь, нажрусь в стельку и засну на пороге. Вот и пусть ухаживают.

– И это, между прочим, не такой уж плохой вариант, – серьезно проговорила Рахиль. – Это, как вы поняли, наш сын. Это мой отец, Илья Маркович. А это наш попутчик Владимир Сергеевич. Он очень трогательно о нас заботился и всю дорогу развлекал смешными историями. Он сказал, что он инженер-сантехник, но мне кажется, что артист.

– Он не просто артист, он очень большой артист, – подтвердил Гольцов. – Здравия желаю, товарищ, генерал-майор.

– Генерал-майор? – переспросила Рахиль.

– Владимир Сергеевич – начальник Российского национального бюро Интерпола.

– Мент! – радостно закричал Илья Маркович. – Ну точно! A я чую – мент! У меня на них глаз-ватерпас. Все-таки не ошибся! Но среди ментов тоже попадаются нормальные люди. Редко, но попадаются.

– Почему же вы назвали себя сантехником? – спросила Рахиль.

– Я имел в виду сущность моей работы, – объяснил Полонский. – Правильнее было бы даже сказать – ассенизатор, но я побоялся, что вы всю дорогу будете ко мне принюхиваться. Рахиль Ильинична, вы с дороги устали. Давайте мы посадим вас в такси, а я немного задержусь. Мне нужно побеседовать с этими молодыми людьми.

– Так вы и с ними знакомы?

– Немного. Майор Гольцов – мой подчиненный. И этого типа я тоже знаю. Он две недели таскал меня по Сахаре. Я тебе эту Сахару, Михальский, никогда не забуду. Я чувствовал себя верблюдом. Езжайте в отель. Асланбек Русланович, мы с вами встретимся позже. Нам есть о чем поговорить.

– Ну, докладывайте, – не предвещающим ничего хорошего тоном предложил Полонский, когда они посадили в такси семейство Руслановых и устроились за столиком в баре аэровокзала. – Значит, ты, Гольцов, не знал, где семья Русланова? Мы все с ног сбились, а он помалкивает. Он ничего не знает!

– Так точно, я ничего не знал, – подтвердил Гольцов.

– Бесстыжие твои глаза! Как ты мог не знать, если они жили в одном доме через стенку с твоими?

– Это квартира Яцека. Он их туда отвез, а мне не сказал.

– Врешь!

– Выбирайте выражения, господин генерал-майор, – хмуро посоветовал Гольцов.

– Врет? – обернулся Полонский к Михальскому.

– Нет. Мы придерживаемся одного правила: зачем врать, если от этого ни пользы, ни удовольствия?

– Ты не сказал своему другу, куда отвез Рахиль и Вахида?

– Да, не сказал.

– Не верю! Почему?

– Как раз поэтому. Чтобы на ваш вопрос, знает ли майор Гольцов, где семья профессора, он мог бы вам с чистой совестью сказать «нет».

– Похоже, вы оба считаете себя очень умными. Так я вам докажу, что вы ошибаетесь, – пообещал Полонский и повернулся к Гольцову: – Кто мне сказал, что семью профессора Русланова украли? Не ты?

– Это сказали вы.

– А что она исчезла? Ты!

– Владимир Сергеевич, я сказал, что Рахили Ильиничны и сына нет ни в Краскове, ни в московской квартире, ни в лицее. И больше я не сказал ничего. А вы дали волю своему воображению. Я-то при чем?

– Почему ты не доложил, что семья профессора Русланова спрятана в безопасном месте?

– Меня об этом никто не спрашивал.

– Ты думаешь, эти словесные штучки тебе помогут?

– Это решать вам.

– Ладно, – подумав, кивнул Полонский. – Давайте по делу. Значит, вы увезли Рахиль Ильиничну и Вахида в то же утро?

– Так точно. За ее домом следили три чеченца. Ей грозила опасность. Мы не могли ждать, пока раскачается ваш ГУБОП или ФСБ.

– Вы что, запихнули их в багажник и увезли?

– Конечно нет. Мы прошли через заднюю калитку, вошли в дом и поговорили с ней, – объяснил Гольцов. – После этого она согласилась с нашим предложением исчезнуть.

– Подробней! Что вы ей сказали?

– Мы спросили, знает ли она, где ее муж? Она сказала: нет, чеченские мужчины не посвящают женщин в свои дела. Тогда я спросил, знает ли она, что ее муж попал в беду. Она сказала: я это чувствую. Владимир Сергеевич, вы летели с ней вместе почти три часа. И общались. Неужели вы не поняли, что это за женщина?

– Кое-что понял.

– Что вы поняли?

– Ну что она очень необычная женщина. Красавица, но не это главное. В ней чувствуется глубина, тайна. Нет, не берусь точно определить.

– Тогда скажу я, – предложил Гольцов. – Я разговаривал с ней минут сорок, но потом много о ней думал. И вот что понял. Все мы живем в каком-то пустом водевильчике. Жанр нашей жизни: трень-брень, мыло. А она живет в жанре трагедии.

– Интересное наблюдение. Как ты это понял?

– Я показал ей ксерокопию факса профессора Русланова. Сделал я ее, чтобы ввести в курс Яцека. Но потом решил показать ей. Знаете, что она сказала? Она сказала: «Вот и ему принесли повестку из военкомата. Вот и в наш дом пришла война». И если бы видели, как она это сказала!

– Как?

– С улыбкой. С такой улыбкой, что… Нет, не могу я это определить.

– Да, – подтвердил Михальский. – Я человек толстокожий, но и у меня мурашки пошли по спине. Первый раз в жизни я подумал: а правильно ли я делаю, что женюсь на всех подряд? Может, стоило подождать, пока встретится такая женщина?

– Дальше, – кивнул Полонский.

– Я могу приводить разные доводы, почему мы вмешались в ситуацию, – снова заговорил Гольцов. – Они все будут правильными. Но главное не в этом. Я увидел какую-то другую форму жизни. И я подумал: если она исчезнет, то станет беднее и пошлее и моя жизнь. Мы спасли эту форму жизни. Можете увольнять меня, отдавать под суд, но об этом поступке я не пожалею никогда.

– А не пропустить ли нам граммчиков по пятьдесят? – прервал наступившее молчание Михальский. – Владимир Сергеевич, вы разрешите вас угостить?

– Разрешаю. Только не по пятьдесят, а по сто.

– А я как сказал?

– Да, Гольцов, озадачил ты меня, – проговорил Полонский, когда Яцек отошел к стойке бара. – Все это ни в какие ворота не лезет. Но… Молодец, парень. Правильно сделал. И хорошо, что об этом сказал. Все, закрыли тему. Дальше только о деле. И ни о чем больше.

Вернулся Михальский с тремя тяжелыми хрустальными стаканами, сообщил:

– Виски «Чивас Ригал». Судя по цене, хорошее. Ваше здоровье, Владимир Сергеевич!

– И тебе не болеть, – отозвался Полонский и сделал крупный глоток. – Как ты оказался в Вене?

– Совершенно случайно. Решил проветриться на пару с другом.

– Французские легионеры – твои дела?