Президентский полк

Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:09

Текст книги "Президентский полк"

Автор книги: Феликс Меркулов

Жанр:

Прочие детективы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Назад к карточке книги

– Немножко есть.

– Я как только увидел тебя, так сразу это и понял. Кто отсек слежку за «Нивой» Рахили Ильиничны?

– Слежку? А, трое кавказцев на «четверке»! Мои ребята. Из «Кондора». Я позвонил им и попросил избавить беззащитную женщину от нахальных преследователей.

– Сядут они когда-нибудь, – предсказал Полонский. – И ты сядешь.

– А что такое? – удивился Михальский. – Они сделали что-то не так?

– А то не знаешь!

– Не знаю, Владимир Сергеевич. Я никогда не спрашиваю моих людей, как они выполнили мой приказ. Как посчитали нужным, так и выполнили. А вот если бы не выполнили, тогда бы я спросил, почему не выполнили.

– Что с Мусой?

– Я вам докладывал: он исчез, – напомнил Гольцов.

– Это я уже понял. Выкладывайте подробности. Я должен быть в теме. Потому что за все, что вы тут наворочали, отдуваться мне. Приступай, Гольцов. А тебя, Михальский, я слушать не буду. Потому что ты органически неспособен говорить правду. По-моему, ты сам не знаешь, когда говоришь правду, а когда врешь.

– Другой бы обиделся, но я умею прощать людям их добросовестные заблуждения.

Георгий едва успел закончить повествование о том, как им удалось найти профессора Русланова, когда их беседа была прервана появлением высокого, рыжего, очень худого господина, облаченного в белые брюки и синий клубный пиджак с золотыми пуговицами.

– Кого я вижу! – весело заорал он по-английски. – Вот так встреча! Джордж, а вы не верили, что мир тесен! Рад вас приветствовать, джентльмены. Хай, Хальский!

– А это что за чучело? – недовольно спросил Полонский.

– Это не чучело, это глистопер, – ответил Гольцов. – И он, между прочим, хорошо знает русский.

– Кто он?

– Дональд Хоукер. Для всех – советник американского посольства в Москве по вопросам культуры. Для своих – заместитель московского резидента ЦРУ по оперативным вопросам. Во всяком случае, так он нам представился. Привет, Дон. Раз уж вы появились, присаживайтесь. И говорите по-русски. Только не нужно про случайные встречи. Вы всегда появляетесь случайно именно там, где вам нужно.

– Он в самом деле… – неуверенно начал Полонский.

– Увы, Владимир Сергеевич, в самом деле, – подтвердил Хоукер. – Так уж у меня сложилась судьба.

– Откуда он меня знает?

– По долгу службы. Он знает все.

– Откуда вы его знаете?

– Мы познакомились случайно…

– В ресторане Центрального дома журналиста, – опередил Гольцова Михальский. – Мы сидели, мирно ужинали. Дон набрался, начал ко всем приставать. Почему-то выбрал нас.

– И сказал, что он резидент ЦРУ?

– Ну да, – невинно подтвердил Михальский. – Наврал, конечно. Знаете, в России было время, когда каждый третий алкаш у пивной утверждал, что он майор КГБ. Он так нас достал, что я хотел набить ему морду. А потом подумали: как-то неудобно, все-таки иностранец. У него может сложиться превратное представление о России. Погрузили его в такси и отвезли в американское посольство. И туда его, как ни странно, впустили. Представляете? В дупель пьяного! Более того, сержант морской пехоты из охраны посольства взял перед ним под козырек! Так что мы теперь уже и не знаем, наврал он или в самом деле из ЦРУ. Но сегодня я ему морду набью точно. Можешь не сомневаться, Дон. И сделаю это с большим удовольствием.

– За что? – спросил Полонский.

– Он знает за что. Он нас крупно кинул.

– О чем вы, Хальский? – удивился Хоукер. – А! Вы, наверное, про одного нашего общего знакомого? Нет, я вас не кинул. Просто произошла маленькая накладка, и нам понадобилось немного больше времени, чем мы предполагали.

– Куда вы его девали?

– Мы? Мы никуда его не девали.

– Тогда где же он?

– А вот это правильная постановка вопроса. Скажу. Чуть позже. А пока сообщу известие, которое вам, надеюсь, приятно будет услышать. Некое судно, которое должно было выйти из порта «А» в порт «Б» и потонуть по дороге, из порта «А» не вышло. И уже не выйдет. Следовательно, не утонет.

– Это точно? – спросил Гольцов.

– Джордж, разве я похож на человека, который врет?

– Именно на него вы и похожи.

– Плохо вы обо мне думаете, джентльмены. Это обидно, потому что несправедливо. Выпить мне никто не предложит?

– Мотай отсюда, глистопер! – рявкнул Михальский.

– Ну-ну, не стоит так, Хальский. Я понимаю, вы расстроены. Но я вас утешу. Человек, который вас интересует, находится в наркологическом отделении в госпитале Святого Себастьяна. Он слегка не в себе, но через пару дней, полагаю, будет в порядке. Там вы его и найдете. Он никуда не денется, потому что палату охраняют мои люди. И вот вам маленький презент лично от меня. – Хоукер извлек коробку с аудиокассетой, но передал ее не Михальскому, а Полонскому. – Здесь много интересного для вас, очень много. Запись с купюрами. Изъято то, что для вас не представляет интереса. Не знаю, как у вас в России, но в Америке любая запись, сделанная без соблюдения законных формальностей, не считается доказательством.

– У нас тоже, – сказал Гольцов.

– Но это неважно. Главное – информация. Она поможет вашим следователям эффективно вести допросы. А теперь не буду вам больше надоедать. Мы еще встретимся. Привет, джентльмены.

– Что все это значит? – спросил Полонский. – Что за кассета?

– Думаю, запись допросов Мусы, – предположил Гольцов. – Ему всадили какой-нибудь сыворотки правды и выпотрошили. Видно, с дозой слегка переборщили.

– Значит, в госпитале Святого Себастьяна – Муса?

– Да.

– А что он говорил про судно, которое не потонуло?

– Это значит, что партия «стингеров» перехвачена. Нет больше «стингеров» и никогда не будет. Вот что это значит. Будем здоровы! – сказал Михальский и допил виски.

– Господи боже мой! – пробормотал Полонский. – С кем я связался? Куда я, черт возьми, попал? Где я?

– Вы в Вене, господин генерал-майор, – объяснил Михальский. – В весенней Вене, где все пронизано вальсом Штрауса «Сказки Венского леса». Согласитесь, Владимир Сергеевич, Вена прекрасна!

– Если все, что сказал этот рыжий придурок, правда – соглашусь.

– Правда, Владимир Сергеевич, – подтвердил Гольцов. – Это значит, что нам нужно ехать в местный Интерпол и договариваться о процедуре ареста Мусы.

Оперуполномоченный Австрийского национального центрального бюро Интерпола капитан Карл Нейрат был счастлив увидеть своего московского коллегу майора Георгия Гольцова, и благодаря его энергии все формальности были улажены за полтора часа. Единственное, на чем настоял капитан Нейрат, было присутствие при аресте Мусы господина Русланова или же его письменное заявление о том, что он опознал в турецком гражданине Абдул-Хамиде Наджи объявленного в международный розыск террориста Магомеда Мусаева. Акты экспертизы не вызывали никаких сомнений, но для суда первой инстанции, который будет решать вопрос о мере пресечения, анализ ДНК – вещь научная и в каком-то смысле абстрактная, а заявление конкретного человека – это понятно, конкретно и требует конкретного решения.

Асланбек Русланов не выразил никакого удовольствия от перспективы встречи с Мусой, но принять участие в его аресте согласился без спора: нужно, – значит, нужно. Для главного врача госпиталя Святого Себастьяна все его пациенты были как бы гражданами суверенного государства. Гражданин Турецкой Республики Абдул-Хамид Наджи, обнаруженный полицией на окраине Вены и доставленный в госпиталь в состоянии сильнейшего наркотического отравления, был для главврача больным, обладающим в силу этого статусом неприкосновенности. Лишь через три дня, убедившись, что состояние больного улучшилось, он разрешил допустить к нему полицейских.

Сама процедура ареста опасного международного преступника оказалась на удивление будничной. В палату вошел капитан Карл Нейрат в сопровождении Асланбека Русланова и двух сержантов криминальной полиции. Гольцов отказался участвовать в мероприятии, чтобы своим присутствием не умалять заслуг капитана Нейрата, а начальник Российского НЦБ Интерпола генерал-майор Полонский вообще до поры до времени не раскрывал своего инкогнито. Его задачей было организовать в посольстве России запрос об экстрадиции Мусы, а затем через начальника австрийского НЦБ максимально ускорить выдачу его России.

Капитан Нейрат обратился к Асланбеку:

– Господин Русланов, вы заявили, что гражданин Турции господин Наджи является российским гражданином Магомедом Мусаевым, объявленным в международный розыск Генеральной прокуратурой России. Прошу вас еще раз внимательно посмотреть на этого человека. Подтверждаете ли вы свое заявление?

– Да, подтверждаю, – ответил Асланбек.

– Готовы ли вы повторить это в суде?

– Да, готов.

– Благодарю вас, господин Русланов, вы свободны. Господин Наджи, вы арестованы…

Асланбек вышел из госпиталя. На пандусе приемного отделения стояли две полицейские машины. В стороне, на гранитном поребрике цветника с первыми робкими нарциссами и тюльпанами, сидели Георгий Гольцов и Яцек Михальский. Тут же прохаживался генерал-майор Полонский, время от времени обеими руками взъерошивая свои короткие жесткие волосы.

– Все в порядке? – спросил Гольцов.

Асланбек молча кивнул.

– Как он отреагировал?

– Презрительно усмехнулся. Он не верит, что это серьезно.

– Он не знает об анализах ДНК. Его ждет большое разочарование, – заметил Михальский.

Через полчаса полицейские вывели Мусу. Он был в своей дорогой и плохо сидящей на нем одежде, руки его были скованы спереди наручниками. При виде Асланбека в компании Гольцова и Михальского лицо его исказилось от злобы.

– Ты предатель! – закричал он по-русски. – Ты вор! Ты украл деньги, которые пожертвовали для помощи чеченскому народу! Тебя ждет смерть! Да, смерть! Ты нигде не спрячешься от нашей карающей руки! Вор! Ты будешь молить Аллаха о легкой смерти!

Асланбек холодно взглянул на него и отвернулся. Мусу засунули на заднее сиденье, машины включили мигалки и укатили.

– Я хотел бы задать вам вопрос, – обратился Полонский к Асланбеку. – Как вы намерены распорядиться этими сорока двумя миллионами долларов? Не считаете ли вы правильным вернуть их России?

– В России их разворуют. Я намерен распорядиться ими совсем по-другому.

– Неужели? – оживился Михальский. – Асланбек, вызываем легионеров? Ах, как это будет красиво!

– Нет, – возразил Русланов. – Я думал об этом. Это неправильно. С бандитами нельзя бороться бандитскими методами. С бандитами можно бороться только законными методами. Это трудно. Но только это ведет к выходу из тупика.

– Почему все правильные вещи всегда такие скучные? – риторически вопросил Михальский. – Только не говорите, что вы решили эти миллионы прикарманить. Хотя на вашем месте я бы об этом серьезно подумал.

– Я не вор. Эти деньги предназначены для помощи чеченскому народу. На это они и уйдут. Собственно, на это они уже ушли. Все сорок два миллиона уже перечислены на счет фирмы «Трансуниверсал». Вчера я подписал договор о поставке в Чечню медицинского оборудования для больниц, учебных компьютерных комплексов для школ, продовольствия и лекарств. Первый самолет вылетит в Чечню через пять дней. Я сам буду сопровождать этот транспорт.

– Если бы вы спросили меня, считаю ли я это решение правильным… – проговорил Полонский.

– Я никого не намерен спрашивать! – перебил Асланбек. – Это мое решение. Я не хочу, чтобы в Чечне меня считали вором. Все увидят, что я не вор!

– …то я бы его одобрил, – закончил фразу Полонский. – Но это опасно, Асланбек. В Чечне вас могут убить.

– На все воля Аллаха.

К подъезду госпиталя подкатил красный открытый «шевроле», из него вышел Дональд Хоукер и закричал, изображая отчаяние:

– Я опять опоздал! Я всегда и везде опаздываю! Привет, джентльмены. Как я понял, нашего общего друга уже увезли? А я так хотел с ним попрощаться!

– Кончайте трепаться, Дон, – ответил Михальский. – Вы никуда и никогда не опаздываете.

– Как я хотел бы, чтобы так было на самом деле! – заявил Хоукер и, став серьезным, обратился к Русланову: – Господин Русланов! От имени правительства Соединенных Штатов я благодарю вас за помощь, которую вы оказали нам в разрешении ситуации, которая могла нанести престижу моей страны серьезный ущерб. Мы понимаем, что вам нельзя возвращаться в Россию. Вам нельзя оставаться и в Европе. Ваши друзья в Чечне никогда не простят вам того, что вы сделали. Ваша жизнь и жизнь вашей семьи будет постоянно подвергаться опасности. Правительство моей страны предлагает вам и вашей семье политическое убежище и охрану по программе защиты свидетелей. Вы получите новые документы, о месте вашего пребывания не узнает никогда и никто.

– Благодарю вас, мистер Хоукер, – ответил Асланбек. – Я принял другое решение. Мы не хотим превращаться в изгнанников. Моя семья переезжает в Израиль. Мой сын по матери – еврей. Он будет жить на своей второй родине, пока не сможет вернуться в Россию. У моей жены есть вызов от сестры. Я был бы вам благодарен, если бы вы ускорили получение израильской визы для моей семьи.

– Нет проблем, – заявил Хоукер. – А вы сами, господин Русланов?

– Я присоединюсь к ним позже. Когда вернусь из Чечни.

– О’кей! – заявил Хоукер и распахнул дверцу «шевроле»: – Садитесь, господин Русланов. Мы едем в израильское посольство. У нас хорошие отношения с этой страной. Все необходимые документы вы получите не позже чем завтра. Общий привет, джентльмены. Знакомство с вами сохранится в моей памяти как одно из самых приятных воспоминаний. Впрочем, не исключено, что мы еще встретимся. Мир тесен, господа. Он очень тесен. И становится все теснее!

«Шевроле» резко взял с места, выехал из ворот госпиталя и исчез в потоке машин.

– Теперь послушайте меня, – проговорил Полонский с таким видом, словно все время до этого он напряженно, ероша волосы, обдумывал какой-то очень важный вопрос и только сейчас нашел на него ответ. – Что было? Получив факс профессора Русланова, мы проверили его заявление о том, что гражданин Турции Абдул-Хамид Наджи является находящимся в международном розыске преступником. Экспертиза ДНК доказала это. В пределах своих служебных полномочий оперуполномоченный российского Интерпола майор Гольцов вылетел в Вену и при содействии наших коллег из австрийского Интерпола обнаружил преступника, который был арестован в полном соответствии с австрийскими законами и Уставом Интерпола. Майору Гольцову было предписано произвести экстрадицию преступника, что он и сделает, когда австрийский суд примет соответствующее решение. Вот что было. Больше не было ничего. Не было никаких легионеров, не было никакого Хоукера. Мы незнаем, где профессор Русланов прятал свою семью. Мы ничего незнаем ни о каком судне, которое не потонуло. И здесь не было никакого Михальского! Я его не видел и сейчас не вижу в упор! А еще лучше, если ты немедленно уберешься из Вены. Завтра я улетаю в Москву. Ты полетишь со мной. По крайней мере, я буду уверен, что больше никаких неожиданностей не приключится. Все ясно?

– Как скажете, господин генерал, – без энтузиазма отозвался Михальский. – Только из уважения к вам.

– Кассета с допросом Мусы, – напомнил Гольцов. – Вам придется объяснить, откуда она у вас.

– Я не обязан отдавать кассету. Я обязан доложить информацию.

– Вас спросят, откуда вы ее получили.

– Из агентурного источника! – отрезал Полонский. – А что это за источник, никого не касается. Сам президент не имеет права заставить даже опера из райотдела раскрыть имя своего агента.

– Вот что меня восхищает в начальстве – умение отредактировать любую ситуацию и придать ей унылый законный вид, – прокомментировал Михальский. – Владимир Сергеевич, вы когда-нибудь ели шницель по-венски?

– Нет, – буркнул Полонский.

– А ты? – обратился Михальский к Георгию.

– Я тоже.

– Значит, вы не были в Вене! Пошли обедать. Я угощаю. Должно же у вас остаться хоть одно приятное воспоминание о прекрасной Вене!

Рахиль и Вахид улетали в Израиль через три дня. Их провожали Асланбек, Илья Маркович и Георгий Гольцов. Илья Маркович лететь с дочерью и внуком категорически отказался.

– Да видел я этот Израиль, – пренебрежительно говорил он, пока в аэропорту Швехат ожидали посадку на рейс компании Эль-Аль. – Да посмотрел я сейчас на эту Вену. Хорошие места, ничего не могу сказать. Везде чисто и не хамят. Но что я тут буду делать? Если мне что-нибудь не понравится и я захочу об этом сказать, что мне скажут? Мне скажут: ты живи в этом хорошем месте, ходи по хорошим дорогам, ешь хорошую пишу – и помалкивай. Потому что все, что здесь есть, создано не тобой. Мне скажут: ты примак в богатом доме. Поэтому живи и не выступай. А как я могу не выступать? Я всю жизнь выступал. Я привык выступать, и в России у меня всегда есть для этого повод. В моем возрасте нельзя менять привычки. Нет, молодые люди, вы как хотите, а я вижу себя только в России! Примак! В семьдесят восемь лет стать примаком – оно мне надо?

В зале ожидания аэровокзала появился высокий пожилой человек в шляпе-котелке с красной муаровой лентой. В руках у него была трость и большой букет белых роз. Гольцов узнал в нем ночного портье из отеля «Кайзерпалас». Герр Швиммер осмотрел зал с высоты своего роста и направился к Асланбеку Русланову и Рахили.

– Госпожа Русланова, господин Русланов. Я узнал, что вы улетаете, и счел за честь пожелать вам всего доброго. Уважаемая Суламифь, это вам, – сняв шляпу, церемонно преподнес он розы Рахили.

– Спасибо, господин Швиммер. Но почему Суламифь? – удивилась она.

– Герр Швиммер считает, что это твое настоящее имя, – объяснил Асланбек. – И он прав. Познакомьтесь с моим сыном и тестем. Его зовут Илья Маркович.

– Я уже знаком с этим бойким молодым человеком. А вашего тестя имел удовольствие видеть из-за своей конторки. Мое почтение, уважаемый господин. На меня произвело большое впечатление ваше объяснение, почему в старости так быстро идет время. Все с самой молодости раскручивают маховик часов. Да, все.

– И что они с этого имеют? – отозвался Илья Маркович. – Одну головную боль и никаких удовольствий.

– Ты напомнила герру Швиммеру женщину, которая когда-то произвела на него огромное впечатление, – объяснил Асланбек Рахили. – При случае он обещал рассказать мне о ней. Герр Швиммер, сейчас как раз такой случай. Боюсь, что другого не будет. Или будет очень не скоро.

– И я могу не дожить до него, – покивал старый портье. – Как я уже говорил вашему супругу, я воевал в маки, – продолжал он, обращаясь к Рахили. – Поэтому после войны оказался в ГДР, занимал солидную должность в берлинском муниципалитете. Мне не очень нравились порядки в новой Германии, и я подумывал о переходе на Запад. Тогда это было просто, в Западный Берлин немцев из Восточного Берлина пускали беспрепятственно. Поэтому я не спешил. И вот настало тринадцатое августа шестьдесят первого года. В этот день возникла Стена. Весь Берлин был взбудоражен. Строители работали под охраной танков и солдат армии ГДР. Все было оцеплено колючей проволокой. Берлинцы толпились перед ограждением и смотрели, как они оказываются в тюрьме. Тут из толпы и вышла эта девушка. Она сказала: «Немцы, вы хотите жить в тюрьме? А я этого не хочу. Я хочу остаться свободной!» И она пошла к колючей проволоке. Офицер приказал через громкоговоритель: «Фрейлейн, вернитесь! У нас есть приказ стрелять!» Она крикнула: «Стреляйте! Только знайте, что вы стреляете в своих детей!» Вы сказали, господин Русланов, что немцы – очень законопослушный народ. Вы правы. Я сам немец и говорю вам: это самое проклятое качество немцев.

– Они выстрелили? – спросила Рахиль.

– Да. Раздалась команда, очередь. Она повисла на колючей проволоке. Она осталась свободной. Через две недели я ушел в Австрию и постарался забыть, что я немец. С тех пор, когда я слышу, что люди стреляют друг в друга, я вспоминаю ее слова: «Вы стреляете в своих детей». Когда американцы бомбят Югославию, они бомбят собственную страну. Когда русские в Чечне стреляют в чеченцев, они стреляют в своих сыновей. Когда чеченцы стреляют в русских, они стреляют в своих сыновей. Теперь вы поняли, господин Русланов, почему я не хотел бы поменяться с вами возрастом? Я не хочу вернуться в тот страшный день, в тринадцатое августа шестьдесят первого года. Когда пять лет назад я впервые увидел вас, госпожа Русланова, я почему-то сразу вспомнил ту девушку. Не знаю почему. Не знаю. Не знаю! Извините. Я немного разволновался. Желаю вам счастливого пути, госпожа Русланова, желаю вам счастливого пути, господин Русланов. И тебе тоже, малыш. Всего хорошего, господа!

Герр Швиммер церемонно поклонился и пошел к выходу, так и не надев шляпы.

Объявили посадку на рейс в Тель-Авив. Так же, как несколько дней назад, Асланбек стоял у стеклянной стены зала ожидания и смотрел, как в толпе пассажиров к самолету идут Рахиль и Вахид. Вот они уже у трапа. Вот поднимаются по трапу. Вот уже возле самолетного люка.

«Оглянись, оглянись, Суламифь! Оглянись, оглянись!..»

И она оглянулась.

Вечером того же дня Асланбек Русланов вылетел в Грозный на огромном транспортном самолете «Руслан», до отказа загруженном контейнерами, тюками и картонными коробками.

– Прощайте, Джордж, – сказал он Гольцову. – Спасибо за все. Вряд ли мы увидимся, но как знать.

– Вы по-прежнему уверены, что вам нужно лететь? – спросил Гольцов, хотя и понимал, что это лишний, бесполезный вопрос. – Вы можете не вернуться.

– Может быть, – ответил Асланбек. – Но я хочу надеяться, что когда-нибудь мой сын, чеченец, вернется на родину и никто не назовет его лицом кавказской национальности. Никто и никогда! Никто! Никогда!

Эпилог

День благодарения

Недели через две после возвращения Георгия Гольцова из Австрии, когда вся эта история стала не то чтобы забываться, но как бы утрясаться и находить свое место среди других жизненных впечатлений, Георгия вызвал начальник НЦБ Интерпола.

– Парадная форма у тебя где? Дома или здесь?

– Здесь, в шкафу, – ответил Георгий. – А что?

– Надень.

– Зачем?

– Тебя вызывает заместитель министра. Срочно.

– А форма зачем?

– Потому что он будет вручать тебе медаль! Вот такую! – закричал Полонский и показал размер медали, широко разведя руки. – Из говна!

Затем крепко прошерстил свои жесткие волосы и продолжал:

– Я не спрашиваю тебя ни о чем. Я тебя информирую. И только. Известный тебе лорд Джадд встретился на сессии Европарламента с нашим министром иностранных дел. Он заявил ему решительный протест против попыток российской стороны повлиять на выводы делегации ПАСЕ о положении с правами человека в Чечне. Миссия была торпедирована с помощью некоего майора Гольцова, сотрудника российского Интерпола. Поскольку факты, сообщенные им лорду Джадду, не нашли никакого подтверждения, лорд Джадд убежден, что это было целенаправленной и злонамеренной провокацией. Лорд Джадд возмущен. Он считает, что подобные провокации не должны иметь места в отношениях России с Евросоюзом. Что подобного рода попытки шантажа должны быть решительно исключены из практики межгосударственных отношений. Поскольку наш министр иностранных дел ничего про все это дело не знал, он чувствовал себя идиотом, что его, как ты сам понимаешь, не умилило. Вернувшись в Москву, министр иностранных дел встретился с нашим министром внутренних дел и имел с ним беседу. После этого министр внутренних дел вызвал одного из своих заместителей, передал ему содержание разговора с министром иностранных дел и потребовал с этим делом разобраться. Вот поезжай и разбирайся. Он ждет тебя через сорок минут.

Ровно через сорок минут Гольцов вошел в приемную замминистра и доложил о прибытии.

– Ждите, – распорядился помощник. – Генерал-полковник занят.

Ждать Гольцову пришлось почти два часа. В кабинет входили люди, выходили. Минуя приемную, с интересом поглядывали на затянутого в парадную форму молодого майора. Иногда никто не входил и никто не выходил, но Гольцова не вызывали. Возможно, заместитель министра был занят гораздо более важными делами, а вернее всего, он выдерживал Гольцова в приемной, чтобы тот дозрел. Привело это к тому, что Георгий уже не чувствовал никакого волнения, осталась лишь равнодушная скука.

Наконец их превосходительство вспомнили о Гольцове.

– Проходите, майор, садитесь, – предложил заместитель министра, показывая на жесткое кресло за приставным столом для посетителей. Сам же остался на своем месте, в привычном антураже обширного письменного стола и телефонов спецсвязи, который делал как бы неважным, деталью совершенно второстепенной внешность хозяина кабинета. – Майор, я рассчитываю на вашу откровенность, – продолжал он, с несколько брезгливым любопытством разглядывая Гольцова через пространство своего стола. – Некоторое время назад вы сопровождали миссию лорда Джадда в Чечню.

– Так точно.

– Вы разговаривали с лордом Джаддом?

– Так точно.

– О чем вы с ним разговаривали?

– Я посоветовал ему не настаивать на поездке в Старые Атаги, так как это опасно. О том же ему говорил генерал-полковник Грошев. Но он настаивал и даже пригрозил, что прервет визит.

– Почему вы решили, что поездка в Старые Атаги опасна?

– В том районе американской ракетой «стингер» был сбит наш бомбардировщик Су-24. Если у чеченцев оказался один новый «стингер», могли быть и еще.

– Откуда вы узнали, что самолет был сбит «стингером»?

– Рассказали знакомые летчики. В Чечне это не секрет.

– Лорд Джадд утверждает, что вы шантажировали его. Вы дали понять, что, если выводы его комиссии будут неблагоприятными для России, данные о том, что наш самолет был сбит «стингером», попадут в мировую печать.

– Я этого не говорил. Я сказал, что вряд ли американцам будет приятно узнать, что их ракетами чеченские боевики сбивают российские самолеты. И это все, что я сказал.

– Понимали ли вы, майор, что лорд Джадд передаст вашу информацию в натовские или американские разведслужбы?

– Я это допускал. У меня была неподтвержденная информация, что чеченцы намерены закупить большую партию «стингеров». Я решил, что американцам следует это знать. У них больше возможностей сорвать эту сделку, если она действительно готовилась.

– А наши спецслужбы? Они, по-вашему, не способны были сорвать эту сделку?

– Нет.

– Нет? Что значит – нет? Вы не верите в возможности наших спецслужб?

– Нет. Они даже Басаева и Хаттаба не могут поймать.

– Майор! Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

– Вы просили меня говорить откровенно. Я и говорю откровенно. А что вы хотели услышать? Что наши спецслужбы все могут? Победные рапорты писать они могут. Вот это они хорошо могут.

– Спокойно, – сказал замминистра то ли Гольцову, то ли самому себе. – Разберемся. Вам известно, что после вашего разговора лорд Джадд снял свой доклад с повестки очередной сессии Европарламента?

– А чего тут плохого? Лишний раз не полили Россию говном. И насчет «стингеров» я оказался прав. Если бы я не сообщил о них лорду Джадду, американцы ничего бы о них не узнали. И еще не известно, чем бы все кончилось. Так что, по-моему, все получилось правильно.

Этого заместитель министра не выдержал:

– Да кто ты такой, чтобы решать, что правильно, а что неправильно?! Кто ты такой, чтобы вмешиваться в отношения России с Евросоюзом?! Кто ты, твою мать, такой, чтобы лезть в дела государственной важности?!

И тогда Гольцов встал, одернул китель, смахнул невидимые соринки с плеч и представился:

– Бонд. Джеймс Бонд.

Послесловие автора

Последнюю точку в этом романе, в котором гораздо меньше вымысла, чем можно предположить, я поставил в начале восьмого утра. После четырнадцати часов за компьютером голова уже ничего не соображала. Но и сна не было ни в одном глазу. Чтобы хоть чем-то себя занять и дать голове остыть, я включил телевизор.

Было 8:45. 11 сентября 2001 года.

И я понял, что мой роман безнадежно устарел, едва успев родиться. Что он – о прошлой жизни, какой больше не будет. Так мы жили вчера. Как мы будем жить завтра, зависит от того, поймем ли мы нашу вчерашнюю жизнь со всеми ее прозрениями и заблуждениями, надеждами и разочарованиями.

Поэтому я не изменил в романе ни строчки.

Я начал книгу фразой: «Если война началась, то она началась, дойдет и до вас». Этой же фразой я хотел и закончить. Но закончу другой, не мной придуманной. Уже не одну тысячу лет люди надеются, что хоть когда-нибудь смогут сказать эту фразу о себе, о своей родине:

«Вот, зима уж прошла, дождь миновал, перестал. Цветы показались на земле, время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей…»

Примечания

У меня нет слов (нем.).

(обратно)

Почему нет? (нем.).

(обратно)

Оглавление

Вместо пролога

Глава первая

Лицо чеченской национальности

Глава вторая

Личное дело