Текст книги "Подражание театру"

Автор книги: Феликс Кривин

РЕПЛИКИ ПОД ЗАНАВЕС

В любой пьесе особенно важны реплики, которые даются под занавес, «Карету мне, карету!» (А. С. Грибоедов). «Боже, боже, за что меня поставил ты царем!» (А. К. Толстой). Грек Еврипид так высоко ценил реплики под занавес, что одной и той же репликой оканчивал несколько пьес. Римлянин Плавт в каждой заключительной реплике просил зрителей хлопать как можно громче. Николай Васильевич Гоголь, не найдя достойной реплики для своей бессмертной комедии, закончил ее немой сценой, которая звучит как обвинительный монолог.

Трудно найти настоящую реплику под занавес, но еще труднее написать к ней настоящую пьесу. Не справившись с этой последней задачей, автор предлагает в этой главе собрание заключительных реплик к ненаписанным пьесам. Как может убедиться читатель, реплики эти должны завершать произведения разных жанров и, кроме того, рассчитаны на то, чтобы удовлетворить все возрастающий интерес нашей драматургии к различным наукам, которые (это стало банальной истиной) значительно опережают литературу и поэтому, быть может, способны повести ее за собой.

Каждая реплика, включенная в настоящий раздел, снабжена названием, характеризующим ее, – правда, в самых общих чертах. Все названия – прилагательные в женском роде, для удобства соединения их со словом «реплика», которое автор во всех случаях опускал, чтобы избежать повторений («Лирическая реплика», «Физическая реплика», «Категорическая реплика»). Но даже в таком сокращенном виде названия реплик кое-что уточняют и даже порой подсказывают обстановку, в которой должно бы совершаться действие, если б оно, это действие, было написано. Так, «Географическую реплику» лучше всего произносить в горах, «Физико-лирическую» – где-нибудь на лоне природы, «Бюрократическую» – в кабинете директора лесоучастка (плохого директора).

Конечно, не все, что говорится под занавес, является неоспоримой истиной (неоспоримые истины произносятся обычно после закрытия занавеса). Нужно учесть, что произносят эти реплики НЕ ТОЛЬКО ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ, НО И ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ПЕРСОНАЖИ. Читателю предоставляется возможность определить, какую реплику произносит какой персонаж (например, «Бюрократическую>» произносит явно отрицательный персонаж, а «Романтическую» – явно положительный).

Возможно, по этим репликам читатель сможет воспроизвести все те пьесы, которые автор не смог написать, и тогда автор будет считать, что задачу свою он хоть в какой-то степени выполнил.

Драматическая

– Из двух монологов не слепишь одного диалога.

Экономическая

– Если хочешь жить по большому счету, придется по этому счету платить.

Гастрономическая

– Запретный плод сладок, пока его не вкусишь.

Диетическая

– Лучше недоесть, чем переесть… Поэтому кошка съедает мышку, а не наоборот.

Педагогическая

– Чтобы подольше хранить тепло, держите его на холоде!

Юмористическая

– Не руби сук, на котором висишь!

Математическая

– Многие аксиомы нуждаются в доказательствах – хотя бы того, что они аксиомы.

Аналитическая

– Муху, сидящую на окне, можно принять за воробья на соседнем заборе или за орла где-нибудь в небесах… Разница между великим и смешным иногда всего лишь вопрос перспективы.

Кинетическая

– Движение тела, брошенного вверх, рано или поздно становится движением вниз. Причем настоящее ускорение появляется только на этом, втором этапе.

Физическая

– Цепная реакция не только передается по цепи, но и сковывает мир этой цепью.

Физико-лирическая

– Скорость звука не поспевает за скоростью света, поэтому лучшие краски видны в безмолвии, а лучшие звуки слышны в темноте.

Лирическая

– Когда песчинки взлетают в небо, они превращаются в звезды. Но когда звезды падают вниз, их уже не отличишь от простого песка… Звезды – это песчинки, которые в небесах, а песчинки – это звезды, которые под ногами.

Астрономическая

– Планеты движутся по эллипсам. Светила движутся по эллипсам. Эллипс – это окружность, преодолевшая мировой стандарт и потому продиктовавшая миру свои законы.

Метеорологическая

– Там, где каждый считает, что лично он не делает погоды, погода бывает самая отвратительная.

Сейсмическая

– Вместо прямых указаний из центра земли до нас доходят одни колебания.

Физиологическая

– Если б не эта способность нашего зрения приспосабливаться ко всему, даже к тому, чего не хотелось бы видеть! Насколько бы лучше выглядел этот мир.

Палеонтологическая

– В процессе борьбы за существование и динозавры, и бронтозавры ухитрились вымереть в древние времена, задолго до своего полного уничтожения.

Генетическая

– Поразить потомков своей наследственностью, а предков своей изменчивостью, – в этом суть приспособления к окружающей среде.

Меланхолическая

– Для бабочки, живущей один день, совсем не безразлично, какая нынче погода.

Историческая

– Как выносят детей из огня, так вынес человек из огня первую головешку… С тех пор он не успевает выносить детей из огня.

Археологическая

– Первобытные, малокультурные люди стали основоположниками самых древних культур… Не всегда культуру делают культурные люди.

Категорическая

– Дайте мне точку опоры – или я переверну земной шар!

Бюрократическая

– Мы вырубим все оазисы, чтобы они не скрывали от нас пустынь, которые нам еще предстоит засадить деревьями!

Дидактическая

– Прокладывая собственный путь, щадите чужие газоны!

Юридическая

– Суд истории – суд, всегда выносящий приговор, но никогда не приводящий его в исполнение.

Диалектическая

– Для того, чтоб подняться на следующую ступень, нужно оттолкнуться от предыдущей ступени. С благодарностью, но – оттолкнуться.

Географическая

– Голгофа… Невысокая гора, восхождение на которую никогда не представляло трудностей, вследствие чего на ней побывало довольно много народа.

Элегическая

– Прижизненных памятников нет. Если воздвигается памятник, значит, человек умер.

Оптимистическая

– Самый маленький лилипут от самого огромного великана отличается только величиной.

Демократическая

– Быть без царя в голове – еще не значит быть демократом.

Дипломатическая

– Прорубая окна в Европу, следите за тем, чтобы не было сквозняков.

Фактическая

– Факты – солдаты истории: они всегда подчиняются генералам.

Философическая

– Непостижимо, как человек ухитряется жить во времени и пространстве, не имея подчас ни пространства и ни минуты свободного времени.

Ироническая

– Когда перед тобой возникнет стена, вбей в нее гвоздь, повесь на него шляпу и чувствуй себя как дома: одна стена у тебя уже есть.

Романтическая

– Человек уходит, и замирают в пространстве его шаги… Но иногда они еще долго звучат во времени…

Грамматическая

Цитатой мы называем особый вид прямой речи, который, сохраняя говорящему прямую речь, избавляет его от необходимости прямо высказать свою точку зрения.

ЭПИЛОГ

Нас окружают привычные истины:

Земля вертится, курить – здоровью вредить, от перестановки мест сомножителей произведение не меняется… Привычные истины, в прошлом наши поводыри, превращаются со временем в наших стражников и берут нас в плен, и ведут под конвоем. Дважды два, с неизменным знаком наперевес, шагает сзади, чеканя свою любимую песенку:

 
Равняется,
равняется,
равняется – четыре!
 

А другие истины, идущие по бокам, чеканят о том, что вода – мокрая, что стол – это стол, а стул – это стул, а весна – это весна (а не осень!). Привычные истины окружают нас плотным кольцом, частоколом и зорко следят, чтобы мы не шмыгнули куда-нибудь в сторону, туда, где газы при нагревании не расширяются, где вода при кипении не испаряется, где выталкивающая сила совсем не равна весу вытесненной телом жидкости… Привычные истины нам отводят привычную роль, и игра начинается… Каждый играет кого-то: злодей играет злодея, короля играет король

(хотя ему по вкусу совсем другая работа).

 
Но если бы, если бы, если бы,
отбросив привычную роль,
герой сумел одолеть привычку свою и природу…
 

 
Итак, игра начинается.
На сцене известный герой,
Широко известный герой —
 

Дон-Жуан становится Квазимодо

 
О Дон-Жуане написано много трагедий, поэм и статей,
вокруг него давно разгораются страсти.
Его обвиняют:
он сделал несчастными столько счастливых семей!
Его оправдывают:
ведь он и сам был несчастлив!
Он слишком долго разыскивал свой идеал…
Свой идеал!.. Его считаешь своим лишь до тех пор, пока не находишь…
И тогда ты уходишь, Дон-Жуан!
И однажды после очередного ухода, размышляя о бренности человеческой красоты,
Дон-Жуан увидел в себе Квазимодо
и отвернулся от зеркала, узнавая его черты.
Он вышел на улицу,
некрасивый, немолодой человек,
и красивые девушки проходили с ним рядом.
Но —
ни одной улыбки из-под опущенных век,
ни одного перехваченного запретного взгляда.
Что-то изменилось.
Не только в нем, но вокруг.
Даже серое небо как-то выше и чище стало.
Некрасивые женщины превратились в красавиц вдруг,
и каждая казалась ему идеалом.
Мир перевернулся.
Закат превратился в рассвет.
Изменились улицы, деревья и лица…
Неужели оттого, что изменился один человек,
целый мир должен вокруг измениться?
Дон-Жуан остановился. Он глубоко страдал.
Не так,
как человек, что в своих идеалах обманут.
А так, как человек страдает,
сознавая,
что сам он – не идеал,
в целом мире – ни для кого…
Страдания, не знакомые Дон-Жуану.
 

 
Привычные истины выпускают нас из кольца,
меняя сюжеты пьес, героев их и названия…
И старый веселый шут сгоняет улыбку с лица —
 

Бедный Йорик становится королем Дании

 
Бедный Йорик,
бедный Йорик,
нищета и голь,
всех министров и шутов
насмешил до колик:
он корону нацепил,
крикнул: – Я – король!
И взобрался на престол —
вот так бедный Йорик!
 
 
В шутку крикнул, конечно, – ведь он был шутом,
и на престол-то он просто присел на минутку.
Но все поверили: если шут сел на престол,
то, простите, какие тут могут быть шутки?
– Вы видите этот череп? – шут продолжал шутить.
– Попробуй-ка отгадай, что у него в середке!
Ведь для того, чтоб корону на голову нацепить,
нужны не мозги, а наличие этой коробки.
А коробки у всех одинаковые. Вот и поди разберись!
Так он смешил публику, но публике расхотелось смеяться.
– Поди разберись! – сказал Йорик, и первый министр
приказал второму министру пойти разобраться.
– Вы видите этот череп? Потом поди разберись,
чей это череп: шута или самого короля Дании.
– Короля Дании! – заверил первый министр,
которому все известно было заранее.
 
 
Бедный Йорик,
бедный Йорик,
шут и весельчак,
сколько в жизни он шутил,
сколько веселился!
Сколько умных в дураках
оставлял дурак,
не смущался никогда,
а теперь – смутился.
 
 
– Сейчас – допустим. А как через двадцать лет?
Через лет пятьдесят, через сто или триста?
Кто узнает его – когда он будет в земле?
– Он не будет в земле! – заверили хором министры.
Призадумался Йорик.
– Тогда я еще спрошу:
если так рассуждать, то, выходит, что жить мне – вечно?
Так выходит? – спросил, посерьезнев, шут.
И министры ответили хором – Конечно!
– Пусть и двести, и триста, и тысяча лет пройдет, – молвил шут,
и лицо его стало торжественно строгим.—
Я вовек не умру, и мой череп никто не найдет
и не будет над ним сочинять монологи.
 
 
Бедный Йорик,
бедный Йорик,
шут или король,
посмеется над тобой
будущий историк!
Чересчур уж ты всерьез
принял эту роль…
Бедный Йорик!
 

 
Привычные истины свой расширяют круг,
И мир становится вдруг непривычным и небывалым.
И конь Дон-Кихота, заезженный, старый друг, —
 

Росинант становится Буцефалом

 
Ветряные мельницы остались далеко позади,
и теплый сарай, и небо мирное, голубое…
Росинант поднял голову и увидел себя
посреди настоящего поля боя.
Это поле щетинилось копьями и вздымало к небу мечи,
И оно бряцало угрозами и взрывалось хохотом:
– Кляча!
Старая кляча!
Ну-ка давай, скачи!
Ну-ка давай, вручи битве свою удачу!
Росинант загремел доспехами, которые состояли из
выпирающих ребер, ключиц и мослов,
и хвост его затрепетал от неумения стлаться по ветру…
Старая кляча… От этих обидных слов
ноги подкашиваются, как от пройденных километров.
Старая кляча… Об этом забываешь, когда вокруг
ветряные мельницы с амбразурами дыр и щелей,
и тогда хочется вскинуть голову и ударить копытом о камень,
и помчаться навстречу опасности – все быстрей и быстрей,
распластавши по ветру хвост, не касаясь земли ногами.
Старая кляча… Росинант глубоко вздохнул,
отчего еще явственней проступили его доспехи,
и заржал, и ударил копытом, и гривой опавшей тряхнул,
и шагнул – прямо в пасть, оскалившуюся в дьявольском смехе.
Старая кляча… У каждого свой талант,
свой удел. Но когда прозвучат боевые клики,
Буцефалом становится Росинант,
Дон-Кихот становится Александром Великим.
 

 
Все это на сцене мы называем игрой,
рассчитанной на публику – в назидание или в угоду.
Но если бы, если бы, если бы,
отбросив привычную роль,
человек сумел одолеть привычку свою и природу!
И Мальчик-с-пальчик в кармане бы не зачах,
а, выйдя в широкий свет, превратился в такого детину,
что весь этот свет широкий жал бы ему в плечах,
а небо мешало бы распрямить спину.
Если б всем надоевшая баба Яга
выступала почаще в роли Спящей Красавицы
(и чтоб ее не будили), если б умный слуга
не делал глупостей, чтоб своему господину понравиться.
Если б шут стремился стать мудрецом
(но только не королем – поскольку это для него понижение),
если б Дон-Жуан, красавец, хотя б не меняясь лицом,
сумел Квазимодо понять и войти в его положение.
Если бы, если бы, если бы,
отбросив привычную роль,
трус повел бы себя, как герой,
лгун за правду стоял бы горой,
а мошенник боролся бы за справедливость,
и каждый в жизни играл только самую, самую, самую
достойную роль…
Если бы, если бы, если бы,
если бы такое случилось!