Текст книги "Том 4. Творимая легенда"
Автор книги: Федор Сологуб
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 44 страниц)
Королевская яхта, белая морская красавица, слегка покачиваясь на волнах, трепеща легкою дрожью от поспешной работы мощных машин, быстро подвигалась вперед. Перед нею за горизонтом медленно вырастало багрово-черное облачко дыма над Драгонерою. Легкий, еле видимый пепел носился в воздухе, ложился на одежду королевы Ортруды и ее спутников, – и от него небо красиво и нежно золотилось при солнце.
Попадалось много других пароходов – с туристами. Серые дымки этих пароходов кружились вокруг неподвижно-багрового дыма из вулкана.
По мере того как приближалась королевская яхта к Драгонере, с каждым часом все усиливались грозные признаки. Серее ложился пепел, и густое, мрачное стало доноситься грохотание подземного грома. Тревожное настроение на яхте все возрастало. Лица спутников королевы Ортруды были как притворно-любезные маски.
Королева Ортруда пригласила своих спутников к завтраку и к обеду. Ее любезная веселость только внешне оживляла их. Они были полны того страха, который почти невозможно скрывать, и только немногие остались до конца совершенно спокойны. А королева Ортруда была даже весела, как уже давно не бывала веселою.
После обеда королева Ортруда разговаривала с Теобальдом Нерита. Она сказала:
– Дорогой гофмаршал, я заметила, что за нашим обедом было как будто меньше приборов, чем во время завтрака.
Теобальд Нерита уныло сказал:
– Когда яхта вашего величества остановилась, чтобы взять почту, в это время несколько человек высадилось. У них оказалась такая жестокая морская болезнь, что они продолжать путешествие не могли.
Королева Ортруда с улыбкою спросила:
– Сбежали?
Гофмаршал так же уныло ответил:
– Да, ваше величество. Эти люди боятся смерти.
Королева Ортруда ласково говорила, пожимая руку Теобальду Нерита:
– А мы с вами ее не боимся, – не правда ли, дорогой гофмаршал? Кто потерял так много, как вы и я, дорогой господин Нерита, тот не может бояться смерти.
Теобальд Нерита, преданный и растроганный, молча поцеловал руку королевы Ортруды, маленькую, нежную, жестокую руку. Королева Ортруда, грустно улыбаясь, сказала:
– А эти бедные беглецы! Как им будет стыдно, когда мы живы и невредимы вернемся в Пальму! Мы посмеемся над ними.
Теобальд Нерита сказал печально:
– Им будет еще стыднее, ваше величество, если мы не вернемся.
– Мы вернемся, – улыбаясь, сказала королева Ортруда.
Ночью, когда уже королева Ортруда спала, яхта подошла к Драгонере и стала на якоре в гавани.
Королева Ортруда вышла на берег рано утром. Пристань была убрана национальными флагами по случаю прибытия королев. На берегу перед пристанью выстроилась рота армейской пехоты с развернутым знаменем. На правом фланге роты стояли неподвижно за ротным командиром высокий и худой полковник и тучный маленький бригадный генерал.
С пристани город Драгонера, окутанный багрово-золотистою дымкою, казался таким же красивым, как и прежде. Его белые каменные небольшие дома раскидывались широким амфитеатром в глубине бухты. Сады у каждого дома, как и прежде, цвели бело и ароматно. Город казался мглисто-пасмурным, но оживленным, как всегда.
Как и прежде, галдели у пристани смуглые мальчишки. Вся их одежда состояла из коротких рваных штанишек. Густые, курчавые, черные волосы защищали лучше шапок их головы от зноя. Они шалили у воды или ожидали у пристани приезжих, чтобы отнести ручной багаж до гостиницы.
Ревели серые, мохнатые ослы, навьюченные чем-то. Чем-то озабоченные люди сновали по ярко-белой на солнце, шоссированной дороге вверх в город и вниз к гавани. На козлах экипажей, присланных для королев и для их свиты, гордо сидели кучера. Длинные тонкие бичи торчали в их обтянутых белыми перчатками руках. Лакированные белые цилиндры на них были блестящи, как всегда.
А там, над городом, грозным призраком тяготел вулкан. Он лежал в глубь острова, поодаль от берега, немного восточнее города. Словно ревнуя и завидуя людям и вечно созидающему творчеству их, вулкан построил над собою громадный город из дыма. В черный цвет этого дыма вмешивались багровые, пламенные цвета. Казалось, что в этом городе в вышине творится жизнь, злая, враждебная человеку. Казалось, что бешеные демоны там снуют и куют тяжелое, угрожающее что-то.
В воздухе носилось много пепла, и оттого воздух казался горьким и душным. Был аромат цветущих роз странно влит в горькое томление легкого дыма, еле видного над морем, похожего на поднявшийся с волн морских зыбкий туман рассветный.
На пристани королеву Ортруду встретил местный губернатор, высокий, худой старик в раззолоченном мундире. У губернатора были стеклянно-мутные глаза табачного цвета и такого же цвета борода, узкая, длинная. Колени губернатора странно гнулись, и он весь казался зыбким и трепетным.
Дочь губернатора, худенькая молодая девушка с матово-бледным лицом и прозрачными светло-голубыми глазами, неловко делая реверансы, поднесла королевам цветы. Обласканная королевами, она застенчиво краснела и отвечала на их вопросы с пугливою готовностью послушной девочки.
Королева Ортруда обратилась к губернатору с милостивыми вопросами, сначала о нем самом, о его службе, о его семье и потом о городе и об острове Драгонере.
Разговаривая с королевою Ортрудою, губернатор как-то странно шевелил ушами под своею расшитою золотом галуном треуголкою. Казалось Ортруде, что он весь холодеет при мысли о неизбежности катастрофы.
Губернатор рассказал королеве Ортруде, что жители города и острова в большом беспокойстве. Страх вулкана действует на людей очень дурно и развивает в них самые низкие наклонности и страсти. На острове участились случаи воровства и разбоев, бесстыдных дел и убийств. Тюрьмы переполнены, суд завален делами.
Подали экипажи. Королевы Ортруда и Клара в открытой коляске проехали в город.
Странный вид имели улицы и площади, дымные, полутемные. Дома стояли серые от пепла. Было душно, и трудно было дышать.
Смятение царило в городе. Жители Драгонеры казались обезумевшими. Они неистовствовали на улицах. Было много пьяных. Юродивые и пророки расхаживали по улицам.
В одном месте встретилась длинная вереница бормочущих старух. Они шли одна за другою, раскачиваясь. Бормотание их сливалось в неясный, тусклый гул. Надетые на них длинные, черные хламиды с большими капюшонами казались от пыли серыми.
Мальчишки, грязные уличные оборвыши, необузданно безобразничали. Никто их не унимал. Завидев экипажи с господами и дамами, они разбегались в ворота домов и в переулки и оттуда выкрикивали какие-то нелепые слова на местном диалекте. Не разобрать было, просили они чего-то, или приветствовали королев, иди дерзкие кричали им слова. Смельчаки подбегали к королевскому экипажу и кричали:
– Сольди! Сольди на хлеб!
Губернатор бросал им медные монетки, из-за которых они принимались драться.
И в Драгонере было много верующих в могущество Ортрудиных чар и в ее власть над вулканом. Слышались иногда из толпы крики, по большей части, женские:
– Спаси нас, королева Ортруда! Зачаруй вулкан поскорее, пока его дым еще не выел нам глаза!
Королева Ортруда была рада, когда среди этого смятения и гвалта она добралась наконец до губернаторского дома, где были приготовлены покои для обеих королев.
Прежде всего королева Ортруда пригласила к себе на совещание представителей самоуправления и правительственной власти. Они собрались в зале губернаторского совета и заняли места за длинным столом, на котором лежало красное сукно с золотою бахромою.
Королева Ортруда села на кресло с высокою спинкою, стоящее перед узким концом стола. За креслом королевы висела прикрытая балдахином картина местного живописца. На этой картине была изображена королева Ортруда в короне и в порфире.
Все здесь было похоже на тот небольшой зал королевского замка, в котором собирались министры, когда королеве угодно было самой председательствовать в их совещании. Только вместо самоуверенного и всегда спокойного Виктора Лорена справа от королевы сидел жалкий, растерявшийся старик.
Королева Ортруда с любопытством наблюдала этих господ. Ее поразило их чрезвычайное смятение. Они не могли скрыть его даже и при королеве.
Местный комендант, тучный бригадный генерал, вздыхал тяжело и шумно, как по команде. Каждый раз после этого он испуганно и виновато взглядывал на королеву Ортруду.
Мэр города Драгонеры, местный купец, маленький, сухонький, ершистый старичок, ехидно улыбался, ерзал на кресле и кстати и некстати говорил:
– Не могу скрыть от вашего величества, что я – республиканец.
В петлице его фрака краснела ленточка ордена, недавно пожалованного ему. Королева Ортруда милостиво улыбалась ершистому старичку и любезно говорила:
– Различие наших взглядов, господин мэр, надеюсь, не помешает нам поработать вместе на благо дорогого моему сердцу, как и вашему, населения этого города.
Ершистый старичок вставая, прижимал руки к сердцу и низко кланялся королеве; при этом его тяжелое кресло брякало о пол передними ножками.
Муниципальные советники были бледны, глупы и безгласны. Чиновники были бойчее, но говорили вздор. Речистее всех оказался председатель местного суда. Так как он обладал, кроме красноречия, еще и долею здравого смысла, то все остальные слушали его с трепетным вниманием.
И вот королева Ортруда совещалась с этими растерявшимися людьми о том, что надо делать в виду грозящих обстоятельств. Приходилось говорить так, словно не было в стране ни конституции, ни парламента, ни министерства, ни даже газетных статей и общественного мнения. Перед грозящею, давно предвиденною катастрофою все люди на этом острове были поставлены в такое странное положение, что казалось, будто спасение их зависит только от них самих и будто связей с остальным государством у них нет.
Решено было принять немедленно меры к удалению жителей города и сел на другие острова или, по крайней мере, на западный, далекий от вулкана, берег острова Драгонеры.
Королевскую яхту королева Ортруда приказала предоставить для женщин и детей. Скоро яхта была переполнена народом и отошла в Кабреру. Ей было приказано, высадив там людей, спешить обратно.
Наскоро нанимали, где было можно, пароходы. В городе шли торопливые сборы: люди жалели оставить свои пожитки.
Королева Ортруда послала телеграмму Виктору Лорена с требованием прислать военные корабли для перевозки жителей города. Через час Виктор Лорена ответил:
«Все распоряжения отданы. Надеюсь, завтра утром эскадра будет в гавани Драгонеры».
Королева Клара в это время посещала местные церкви и потом богадельню и тюрьму, где именем королевы Ортруды освободила всех, кого было возможно освободить. С оставшихся под стражею тяжелых преступников сняты были кандалы.
Собравшихся господ королева Ортруда пригласила к своему завтраку. Ершистому мэру она сказала:
– Надеюсь, господин мэр, что различие наших мнений не помешает вам и достопочтенным муниципальным советникам выпить вместе со мною вина за благополучие прекрасного города Драгонеры.
Отказаться от королевского приглашения было неловко. Притом, – решил ершистый старичок, – королева Ортруда – прежде всего очаровательно-любезная дама; завтрак же в королевском дворце ни к чему не обязывает. Да и расходы на королевский стол оплачиваются государством, стало быть, принять участие в королевской трапезе не вредно и республиканцу.
Успокоенный всеми этими соображениями, мэр повеселел и за столом оказался интересным собеседником. Подбодряемый любезными вопросами королевы Ортруды, он рассказывал о местных делах очень занимательно.
Глава семьдесят перваяПосле завтрака королева Ортруда приказала подать коляску, – хотела ехать к вулкану. Напрасно губернатор, комендант и мэр согласно уговаривали ее не делать этого. Она решительно сказала:
– Я для того и приехала сюда, чтобы взойти к самому краю кратера.
Королева Ортруда села в коляску вместе с губернатором. Она взглянула на окна и стены губернаторского дома. Белые когда-то стены красивого дома над морем были теперь тускло-серы от золы и от пепла.
В одном из окон королева Ортруда увидела лицо своей матери. Королева Клара плакала горькими слезами и крестила Ортруду.
Тяжелою тоскою сжалось сердце бедной королевы Ортруды. Так захотелось вернуться в милую Пальму, на гордую башню старого королевского замка.
Королева Ортруда сказала сурово, ни к кому не обращаясь:
– Пожалуйста, скорее!
Губернатор сделал знак рукою, и коляска помчалась по улице, ведущей за город и к вулкану. Перед коляскою королевы пустили взвод конных карабинеров, а сзади ехало еще несколько экипажей с лицами ее свиты, с местными чиновниками и с мэром Драгонеры.
За экипажам королевы Ортруды долго бежали толпы каких-то воющих людей. И опять долго слышались безумные женские вопли:
– Спаси нас, королева Ортруда!
Путь к вулкану был тяжел. Дышать становилось все труднее – от пепла и от дыма, который делался гуще и гуще. Песок дороги был смешан с теплым пеплом. От этого он был вязок; колеса экипажей втягивались в него, как в жидкую резину, и еле двигались.
Потом пришлось ехать верхом. Тучный комендант, садясь на лошадь, упал в обморок. Пришлось уложить его в коляску и отправить обратно в город.
Дорога различалась с трудом. Дым клубился. Все пламеннее и багровее были его мерные колыхания, и они были похожи на дыхание гигантского зверя, смрадное дыхание, веющее прямо в лицо поднимающимся к его мрачному логовищу. Становилось ясно, что дальше опасно ехать.
Королева Ортруда настаивала:
– Вперед как можно дальше.
И вот уже подъехали к вулкану совсем близко. Лошади стали метаться, испуганные, задыхающиеся. Королева Ортруда и ее спутники сошли с лошадей и прошли еще с полсотни шагов. Лошадей пришлось отвести вниз к экипажам. Губернатор сказал:
– Дальше опасно.
Королева Ортруда быстро пошла вперед. Теобальд Нерита не отставал от нее, – только один он. Королева Ортруда сказала ему:
– Милый гофмаршал, я очень благодарна вам за то, что вы проводили меня так далеко. Но дальше я должна идти одна.
Теобальд Нерита остановился. Но когда королева Ортруда отошла шагов на пять вперед, он тихо пошел за нею, стараясь оставаться все время в одном и том же расстоянии от нее.
Вся закутанная облаком дымным, багрово-черным, королева Ортруда подошла к краю кратера. Когда она открыла рот, чтобы говорить, густой дым втеснился в ее легкие и заставил ее кашлять мучительно-долго, так что в виски стучала кровь и багряно стало в глазах. Но, тяжким усилием преодолевая тяжесть дыма, воскликнула королева Ортруда:
– Силами неба и земли заклинаю тебя, вулкан, – уйми свое неистовство, утиши свой гнев, замолкни и народу моему не грози!
Трижды повторила королева Ортруда свое заклинание. Но не внимал вулкан словам королевы Ортруды, и чары ее были бессильны. Ничто не изменилось вокруг, не дрогнул и не рассеялся облак дымный.
Королева Ортруда умолкала и стояла в бессильной печали. Нестерпимый жар охватывал королеву Ортруду. Раскаленный камешек покатился откуда-то из дымной тьмы к ее ногам. Королева Ортруда чувствовала, что сейчас упадет, задыхаясь. Оставаться здесь дольше было невозможно. Надо было и ей возвращаться.
Возвращаться, подвига своего не свершив!
Тяжело дыша, медленно приблизился к ней Теобальд Нерита.
Полная мрачного отчаяния, королева Ортруда вернулась к своим спутникам. Она была бледна и еле дышала. Казалось ей, что какая-то тяжелая, горячая влага влилась в ее поднятую дымным вздохом грудь и стоит там неподвижно, свинцовою тяжестью наливая все жилы. Кто-то суетился вокруг королевы Ортруды. Ее подняли на руки и посадили в коляску.
В состоянии, близком к обмороку, ничего не видя и не помня, королева Ортруда возвращалась в город. Сквозь дымный туман багрово-красные огни города метнулись ей в глаза. Повеял с моря ветер, брызнули капли дождя.
В городе, близ моря, дышалось легче. А улицы были еще мрачнее, чем днем. Все, кто могли, выбирались куда-то. Унылое оживление было на освещенных электрическими фонарями и все же темных улицах.
Было уже совсем темно, когда королева Ортруда вернулась в губернаторский дом. Весь вечер она деятельно распоряжалась отправкою женщин и детей на пароходы. Но пароходов было еще мало, и удалось отправить только немногих.
Королевы ужинали с губернатором и с гофмаршалом Теобальдом Нерита. К ночи всеми овладело странное, вялое настроение. Не хотелось говорить и есть, каждое движение было неприятным. Ужин длился в угрюмом молчании, прерываемом короткими вопросами и ответами.
Ночь была душная и черная. Мрачно горели свечи, тускло мерцая в пепельной мгле. Окна были закрыты. Гул моря сливался с гулом города, глухим сквозь стекла запертых окон.
Прощаясь с губернатором, королева Ортруда сказала ему:
– Я надеюсь завтра дать возможность всем выбраться отсюда. Завтра вечером, надеюсь, и мы с вами будем иметь возможность оставить это угрюмое место.
Сказавши эти немногие слова, королева Ортруда почувствовала себя усталою, точно после длинной речи.
Губернатор говорил что-то несвязное. Он благодарил за что-то, а сам был зелен и казался полумертвым.
Неспокоен и томен был сон королевы Ортруды. Она часто просыпалась.
Душная, дымная ночь пугала Ортруду. Какие-то насмешливые, злые, хитрые голоса будили ее. Они требовали от нее чего-то, чего она не могла сделать.
Тревожно просыпаясь, Ортруда звала на помощь. Слабо и хрипло звучал ее голос. Никто не приходил к ней. Терезита спала в соседней комнате, – но сон ее был, как черное подобие смерти. Тяжелый сон лежал над всем задыхающимся городом.
Темное чувство одиночества отяготело над Ортрудою. Казалось ей, что с самого рождения своего никогда еще не была она столь одинока.
Жестокие, жуткие кошмары наваливались на королеву Ортруду. Это – мертвые приходили иногда. Не могла различить королева Ортруда, наяву ли она их видит или во сне. Сны ее с явью мешались и кошмары с действительностью.
Иногда картины сна так были безоблачны-ясны и так живы, словно тяжелое колесо времени повернулось назад и словно опять минувшие дни переживает королева Ортруда. Дни, которым, казалось, уже не будет возврата никогда.
Вот милый берег лазурного моря опять возник перед нею. На тихом берегу, под ярким сверканием оранжевых и фиолетовых скал, только двое – она и Астольф. На ней белое платье местной крестьянки. Розовыми ленточками перевязаны над тонкими стопами ее ноги, – как тогда, там, в горах.
Астольф в белой одежде. Его черные кудри вьются, его стройные ноги обнажены. Нежным шепотом попросил Астольф:
– Дай мне эти ленточки, Ортруда.
Улыбаясь ему нежно, говорила королева Ортруда:
– Сними сам и возьми.
Астольф нагнулся к ее ногам и развязал ленточки. Он жал тонкие стопы ее ног и нежно целовал их. Она склонилась поцеловать его, – но он смотрит на нее испуганными глазами. Чей-то подземный голос, гулко-звучный, спрашивает:
– Безумная Ортруда, отчего же ты не у вулкана?
Чьи-то цепкие пальцы впились в горло королевы Ортруды. Это – Маргарита Камаи. Глаза ее зелены и ненавидят, и ноздри дрожат от бешеной злобы.
Проснулась королева Ортруда. Душный вокруг нее мрак и дымный запах. Тяжело дышать.
Глава семьдесят втораяНастало утро, и было оно еще страшнее, чем ночь.
Сквозь все скважины рам в окна губернаторского дома пробивался багровый дым. Из-за густого дыма едва видно было медленно восходящее над мглисто-серыми деревьями парка багровое, тусклое солнце. Оно не разгоняло тьмы и к ужасам мрака прибавляло ужас багрового пламени в небесах.
В это утро, вскоре после восхода солнца, началось извержение вулкана. Из кратера внезапно вылетел громадный сноп пепла и камней и рассыпался над городом. Затем начался непрерывный лет раскаленных добела камней, продолжавшийся несколько часов. Страшный грохот возрастал с каждою минутою. Город вдруг огласился криками, воплями, визгом, рыданиями. Вой ветра на улицах был подобен звериному вою. Но скоро он стих.
Королева Ортруда вскочила с постели неодетая и бросилась к окну. Она была бледная, точно серый пепел лежал на ее лице. С усилием открыла она дверь и вышла на балкон.
Даль улиц была красновато-серою от пепла. Воздух, казалось, сгущался медленно, но постоянно. Сухая, острая пыль проникала всюду. Казалось, что от нее гибнет город.
С болью, острою и резкою, входил воздух в грудь королевы Ортруды. Дым жег ее горло и глаза.
Небо, – но не было уже неба над погибающим городом. Низко, над самыми кровлями, ползли дымные тучи, оседая к земле. Из серых, клубящихся над городом дымных туч падали горячие камни, крупные и мелкие, падали частые, как град. Один из них ушиб и обжег плечо королевы Ортруды.
Сквозь тяжелый грохот и скрежет вулкана прорезывались яркие, как звуки гобоев, ужасные вопли испуганных, погибающих людей.
Смятение на улицах возрастало. Толпы полуобнаженных людей, темные сквозь пепельную мглу, бежали мимо губернаторского дома. Движения их были тяжелы, как бег во сне, когда тяжелеют ноги. Задыхаясь, люди падали на камни и умирали. Бегущие за ними падали на корчившиеся тела и на трупы и, бессильные подняться, выли хрипло и прерывисто.
Удушающий, непроглядно-густой дым буро-черною змеею медленно, злобно полз по улице. Голова его была белая, с огненными десятью глазами. Огненные языки его то возникали радостно красные, то дымно прятались опять за белыми, широкими губами.
Город погибал, задыхаясь в дыму.
Если бы чей-нибудь демонский взор проник сквозь пепел и дым, он увидел бы страшные картины агонии задыхающегося города.
На улицах и на площадях лежали убитые камнями, точно брошенные кем-то в торопливом движении. Было много погибших детей. Жалкие валялись среди пепла и камней их темные, голые трупики. Везде лежало много полуголых и голых тел. На иных горели, тускло тлея и смрадно дымясь, лохмотья одежды. Иногда и самые тела людей занимались медленным, измятым дымною пеленою огнем.
Через трубы каминов, через щели рам проникал в комнаты липкий, горячий пепел и просеивался белый, удушающий дым. Многие застигнутые врасплох погибали в домах. Тьмою полны были еще уцелевшие жилища, и было в них смятение приближающейся гибели и сознание безвыходности.
Смерть была как спасение.
Многие дома обваливались. Было много убитых обломками балок и камнями в домах и около.
Женщины, боящиеся и жалкие, как большие, но слабые дети, погибали в бессильных муках. Иные ползли по улицам, – около земли было меньше дыма. Иные в отчаянии бились головами об стены.
Вопли ужаса носились над городом. Ужас витал в домах и вне их. Дети, задыхаясь, вопили тоненькими, жалкими голосками. Больные задыхались в своих кроватях.
Были самоотверженные или горящие любовью к милым. Они пытались спасать из-под обломков и развалин и погибали сами. И были такие, которые, спасаясь, в слепом ужасе били и душили слабых. Примеры гнусного эгоизма и высокие героические подвиги самопожертвования можно было бы наблюдать рядом.
Метались и не знали, куда бежать. Море, потрясенное подземным толчком, яростно бросало волны на берег, сметая неосторожных. Остров весь был в дыму и в пепле, и раскаленные из вулкана камни осыпали весь остров и море вокруг.
Что было еще в городе живым, все было полно отчаянием близких над ужасными полуобугленными телами погибших милых или над развалинами, откуда сквозь грохоты и ужасы с неба рвались их безумные, глухие вопли. Ужасающие грохоты опять торопили бегство от милых трупов.
Повсюду возникали пожары. Медленный, дымный огонь, зажженный раскалённою злобою вулкана, пробивался сквозь пепел, но снова пепел падал, и огонь трусливо таился под серыми личинами пепла, от этого еще более злой. Скрытый жар пожаров становился невыносимым. Он стягивал кожу на лице, и в глазах было ощущение сухости и резкой боли.
И уже на всем городе лежал удушающий дым. Он заползал в квартиры и душил спрятавшихся в чуланы и подвалы.
Многие бросились в церкви. Одни думали молитвою вымолить спасение, другие хотели умереть с молитвою перед алтарем Божиим. Многие надеялись, что спасут свою жизнь под массивными сводами храмов.
Велико было смятение в церквах. Мольбы смешивались с богохульством. Фанатические патеры горячо молились, дерзновенно требуя чуда. Вопли молящихся были странно громки. Женщины бились в истерике.
Сквозь окна церквей падали громадные обломки. Рушилось неудержимо все – кровли домов и стены, памятники, церкви. Патеры, молящиеся в церквах среди грохота обвалов, словно обезумели. Они не хотели спасаться, и молитвенные вопли их были ужасны и дики.
Со своего балкона не видела всего этого королева Ортруда. Только грохот за дымною тучею да неистовый хор воя и визга слышала, да мечта рисовала ей ужасные картины.
Хриплый голос Терезиты позвал королеву Ортруду. Ортруда бросилась назад, в комнаты, Терезита кое-как закрыла за нею дверь. Поспешно что-то надевала на Ортруду и вела ее куда-то.
Была робкая надежда спастись где-нибудь за толщею стен. Напрасная надежда!
Стекла окон треснули. В окна ползли пепел и дым, серые, косматые, липкие чудовища. Хватали за горло, душили.
Кровавый, багровый туман клубился вокруг Ортруды. Кровь, отравленная угаром, тяжело стучала в жилах ее шеи. Глаза королевы Ортруды, налитые кровью, видели все вокруг в багровом тумане. В ушах тяжелые, мягкие бухали шумы. Грудь, задыхаясь, не успевала дышать. Руки судорожно хватали дымный воздух. Речь Ортруды стала хриплым шепотом.
В одной из комнат королева Ортруда встретила губернатора. Он был бледен и шел шатаясь – искал королев. На нем была серая, может быть, от пепла, домашняя куртка. Королева Ортруда сказала ему:
– Уберите эту мебель!
– Ваше величество! – бормотал губернатор. – Куда же убрать! – И не знал, что сказать еще. Тихо сказала королева Ортруда:
– Мне душно!
Быстро слезы текли по ее щекам. Жалкий лепет срывался с ее губ. Руки судорожно комкали и рвали на груди тонкую ткань. Королева Ортруда пошатнулась. Она уже почти задохлась. Губернатор и Терезита поддержали ее. Но припадок удушья прошел. Беззвучны были ее рыдания.
– Я умираю, – тихо шептала она. – Умираю. Оставьте меня. Спасайтесь.
Губернатор взял ее под руку и вел куда-то вниз. Комната с грузными сводами, без окон, словно в подвале, озарилась красноватым светом электрических лампочек. На столе под зеркалом стояли зажженные свечи. Пол комнаты был сложен из больших, уже неровных от времени плит.
Губернатор говорил королеве Ортруде:
– Прилягте на диван, ваше величество.
Королева Ортруда прошептала:
– Вот, я уже умираю!
Изнемогая, она легла на диван. Вокруг темнело. Электрические лампы погасли. Только свечи тускло освещали комнату.
Губернатор сидел в кресле неподвижно. Дыхание его было тяжело и шумно. Вдруг голова его низко склонилась. Он умер.
«Вот сейчас умру и я», – думала королева Ортруда.
На полу близ ног королевы Ортруды сидела Терезита. В полузабытьи слабо мечась, бормотала она несвязные слова и сильными пальцами теребила и рвала на высокой, тяжело дышащей груди складки одежды.
Маргарита Камаи легла на королеву Ортруду, зияя в ее глаза своею кровавою раною. Маргарита сжимала грудь Ортруды своею тяжелою, словно каменною грудью, и сжимала горло Ортруды темною, дымною рукою, глядела в ее глаза дымными глазами, и шептала:
– Умрешь и ты.
И вдруг исчезла, рассыпавшись ярким калейдоскопом красок.
Королева Ортруда вскочила в ужасе и сделала шага три вперед, мимо сидевшего неподвижно в кресле мертвого старика. Колени ее подогнулись. Она медленно свалилась на пол, роняя распущенные косы, и приникла щекою к плитам пола. Резкая судорога сотрясла все тело королевы Ортруды и опрокинула ее на спину.
Лицо королевы Ортруды восковело. Нижняя челюсть отпала и опять сомкнулась с резким стуком зубов. Это повторилось несколько раз, все слабее с каждым разом. И словно застыла, – погибла королева Ортруда. Глаза ее остались открытыми и стекленели.
В это время вошла откуда-то королева Клара. В полутьме она опустилась на пол, вгляделась в лицо лежащей и закричала хрипло:
– Ортруда! Ортруда!
Не отвечала мертвая королева Ортруда. Королева Клара в отчаянии билась над холодеющим телом дочери.
Словно разбуженная криком королевы Клары, Терезита вскочила на ноги. Задыхаясь от дыма, чувствуя приближение смерти, в слепом ужасе бросилась она бежать куда-то. На пороге она упала и умерла.
Теперь уже никого не было около королев.
Чувствуя приближение смерти, молилась отчаянными словами королева Клара. Она кричала в тоске и в ужасе:
– Возьми и меня, проклятая смерть!
Закутанные горьким дымом, были хриплы вопли королевы Клары. Она задыхалась. Теряя сознание, она тяжело упала на пол, рядом с трупом королевы Ортруды.
Тусклый свет свеч под дымом тлел, еле видный. Погасли и свечи.
Королева Клара умирала. Она хрипела тяжело и шумно. Уже ничего не сознавала. Повернулась на спину. Вытянулась. Стукнулась головою о камни пола. Лицо ее стало как воск.
Налет пепла на лицах королев увеличивался и стал как две серые маски.
Так, оставленные всеми, среди задохшихся верных, умерли обе королевы. Неподвижно лежали они обе. Дым все тяжелее сгущался вокруг них. Пепел легко осыпался на их распростертые, полуобнаженные тела. Медленно заносило их пеплом.
Замолкли последние голоса людей, и мрачное в грохоте обвалов молчание пришло и стало в королевском доме над поверженными трупами королев. В соседних покоях обваливались потолки. Но там, где лежали обе королевы, – странная прихоть случая! – все осталось цело.
Тяжкое грохотание было во дворце и окрест. Но некому было его слушать. Молчание царило в грохотах и в стихийном яростном вое.
Все, оставшиеся в городе, умерли. И уже не слышно, было людских голосов. Мертвый город томился мертвым сном.
Те, кто успел выбраться из города, бежали к морскому берегу. Отчаяние и ужас вопили в их толпах. Многие из беглецов гибли по дороге, задохшись от дыма, отравленные тяжелым воздухом или убитые камнями. Но не спаслись и те, которым удалось добраться до порта.
Почти одновременно с началом извержения вулкана произошло несколько подземных толчков о дно морское, – первый минуты через две после начала извержения и еще три или четыре с промежутками от одной минуты до двух. С каждым толчком громадная волна плескалась на берег, сокрушая пристани и легкие постройки для товаров. Бушующие волны с неистовым ревом прядали одна за другою на берег.
Вид моря с дороги из города в порт был ужасен. Безветренные страшны были волны. Ничем не гонимые, яростно бились они о прибрежные скалы. Яростный рев прибоя заглушал порою свирепые грохоты вулкана.
Неосторожно приблизившиеся к острову корабли разбивались и тонули. В этом ужасном крушении погибло много матросов, любопытных туристов и смелых газетных сотрудников, посланных жадными до сенсаций редакциями. Несчастным так и не удалось познакомить свою публику с подробностями этой редкой, удивительной картины.
