Текст книги "Том 4. Творимая легенда"
Автор книги: Федор Сологуб
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 44 страниц)
Вулкан на острове Драгонере дымился все сильнее и сильнее. Прежде выдавались все-таки дни и даже целые недели, когда дым над его тупою, раздвоенною вершиною истончался, таял и вовсе исчезал. Теперь же вулкан дымился постоянно. Уже много столетий безмятежно дремавший, изредка только испускавший немного дыма и пепла, вулкан дивил теперь упорством и продолжительностью своих темных, дымных вздохов, неистощимостью своего медлительного гнева.
Вблизи, из города Драгонера и с берегов острова, дым вулкана казался густым и черным. Казалось, что он заволакивает тупую вершину горы словно черною, мохнатою шапкою, над которою, далеко откинутое по ветру, веет длинное, черное перо, вырванное из крыла гигантской, живущей в облаках птицы. Издали этот дым представлялся легким и тонким, как и раньше.
На пространстве всего государства Соединенных Островов стали заметны в воздухе странные, неприятные изменения. Все явственнее различался разлитый над всею страною горьковатый запах. Дни стали тусклыми, и недолгие зори пылали багряно, румянцем умирающих. Многоцветные прежде пейзажи Островов окрашивались сначала в оранжевые тона, а теперь становились тускло-сероватыми.
На острове Драгонере начались угрожающие явления – подземные гулы, легкие сотрясения почвы. У подножия вулкана и на его склонах несколько домов обвалились. И уже люди в деревнях этого острова и в городе Драгонере стали бояться извержения вулкана. Тогда великое беспокойство Охватило испуганных жителей Драгонеры, быстро сменив их прежнюю беспечность.
Припоминались и перетолковывались на все лады старые рассказы о городах, засыпанных пеплом вулканов. В газетах печатались статьи об известных в истории землетрясениях и извержениях вулканов.
Школьники торжествовали: взрослые охотно слушали теперь их рассказы по учебнику и со слов старательных учительниц о Геркулануме и Помпее, о Содоме и Гоморре, о поглощенной океаном великой Атлантиде, о раскопках на месте древних городов, и даже, кстати, о всемирном потопе, о столпотворении вавилонском, и об изгнании первых людей из рая.
В семьях только и разговору было, что о вулкане. Эти разговоры усиливали общее угнетенное, тревожное настроение. Семейная жизнь стала невыносимою. Женщины плакали. Мужчины, ссорились с ними и друг с другом и предавались отчаянному распутству.
Мальчики – народ всегда и везде беззаботный и легкомысленный – ленились и проказничали напропалую. Каждую ночь целыми толпами они тайком удирали из родительских домов и бежали к вулкану, чтобы к восходу солнца пробраться поближе к широким краям кратера. Возвращались они оборванные, грязные, с обожженными руками и ногами, и родители дома нещадно били их.
Девочки нервничали, плакали и влюблялись в распустившихся мальчишек, которые казались им теперь большими героями. Взрослым было не до того, чтобы заботиться о детях. Угнетенные страхом родители о них почти забывали, и даже учителя и учительницы в школах просиживали целые часы в учительских комнатах, вкривь и вкось рассуждая о вулкане.
Скупые крестьяне, владельцы виноградников, расположенных на склонах горы, не знали, что им теперь делать. Корысть приковывала их к наследственным, возделанным трудами многих поколений садам на плодородной почве склонов вулкана, страх гнал прочь. Но куда идти? Переселяться на другие острова? Для этого надо продать свою землю и дома, а кто теперь станет покупать землю на склонах просыпающегося вулкана? А если кто и купил бы так разве только за полцены.
Патеры устраивали в Драгонере процессии, чтобы усиленными молитвами умилостивить разгневанное Небо. Набожные женщины молили святую Агату смирить гнев старого вулкана.
Местные газеты еще более усиливали тревогу. Газетчики радовались лишнему заработку: в газетах каждый день печатались известия о состоянии вулкана и статьи по этому поводу. Газеты выходили поэтому в сильно увеличенном объеме, и тираж их возрос еще более, чем это бывало во дни войны, мятежа, сенсационных судебных процессов или иных скандальных происшествий.
Тревожно стало на улицах и на площадях Драгонеры. Уличные ораторы свирепо громили патеров и первого министра. Доставалось заодно от них и королеве Ортруде, и принцу Танкреду.
Часто из-за ничтожных причин возникали уличные драки. Опять начались стычки рабочих с полицейскими.
Часто собирались митинги и в городе Драгонере, и в селах этого острова. На этих митингах принимались самые свирепые резолюции. Правительство обвиняли в том, что оно не принимает никаких мер.
В газетах и на митингах требовали казенных субсидий на выселение, требовали принудительного отчуждения и раздачи земельных участков на других островах желающим выселиться с опасного острова. Газета Филиппа Меччио особенно энергично настаивала на выселении. В этой газете, кроме статей агитационного характера на тему о вулкане, были помещены превосходно разработанные планы расселения жителей угрожаемого острова по всей стране Островов.
Правительство не торопилось предпринимать что-нибудь. Виктор Лорена очень хорошо понимал, что вулкан опасен. Но что же могло сделать министерство? Бюджет и так был обременен расходами на флот и на экзотические предприятия. Для крупных радикальных мер в казначействе не было денег. Да и опасались, что покупка государством у частных владельцев земли может стать началом национализации или социализации земли. Думали, что стоит сделать только один шаг в этом направлении, чтобы движение со стихийною силою охватило всю страну.
В парламенте Драгонера не имела влиятельных заступников; все депутаты от Драгонеры принадлежали к оппозиции.
Королева Ортруда настаивала на том, чтобы приняты были необходимые меры. Виктор Лорена давал ей уклончивые ответы. Наконец Ортруда потребовала, чтобы совет министров немедленно занялся вопросом о том, как помочь жителям опасного острова. Королева Ортруда сказала решительно:
– Этот вопрос я считаю неотложным. Если министерство и парламент думают иначе, то я найду необходимым осведомиться о мнении народа. Я принуждена буду в таком случае поручить составление кабинета и производство выборов в новый парламент господину Филиппо Меччио. Доктор Меччио имеет готовую программу мер помощи жителям Драгонеры.
Виктор Лорена спокойно возразил:
– Я и мои товарищи во всякую минуту готовы предоставить свои портфели в распоряжение вашего величества. Но я считаю своим долгом представить вам, государыня, как неудобно и опасно производить именно в это время рискованные опыты переустройства государства.
Королева Ортруда сказала гневно:
– Так всегда говорят люди, которым хочется, чтобы все осталось по-прежнему. В спокойное время они уверяют, что реформы не нужны и что народ благоденствует, потому и спокоен. Когда же народ начинает волноваться, тогда говорят, что надобно дождаться успокоения, и только потом дать реформы. А дождутся успокоения, хотя бы ценою крови, тогда начинается опять та же песня.
Виктор Лорена почтительно выслушал королеву и продолжал:
– Правительство и парламент стараются действовать согласно интересам и воле народа. Я не сомневаюсь в том, что и новые выборы пошлют в парламент прежнее большинство. Если ваше величество и призовете к власти Филиппа Меччио, он все равно у власти не удержится. Страна не желает опасных социалистических опытов. Доктор Меччио тем менее может рассчитывать хотя бы на случайное и временное большинство в парламенте, что в последнее время в его воззрениях произошел заметный поворот от социализма к синдикализму. В его газете на днях была помещена статья, в которой пространно и остроумно доказывалось, что только синдикалистское движение чуждо парламентской грязи.
– Как бы то ни было, мы не можем бездействовать, – сказала королева Ортруда.
– Поверьте, государыня, мы и не бездействуем, – возразил Виктор Лорена. – Правительство вашего величества весьма озабочено этим вопросом. Мы не считаем возможным принимать недостаточно обдуманные решения. Но, согласно повелению вашего величества, если вы не утратили ко мне и к моим товарищам доверия, я не позже как через сутки представлю вам отчет о мерах, которые может принять нынешнее правительство.
Виктор Лорена почему-то никогда не думал о том, что Филиппо Меччио может оказаться во главе правительства. Из слов Ортруды он заключил, что господству буржуазии грозит опасность. Виктор Лорена не сомневался, что Филиппо Меччио в должности первого министра не остановится даже перед правлением внезаконным. Во всяком случае, – думал Виктор Лорена, – Филиппо Меччио поспешит использовать ту статью конституции, которая предоставляет короне в чрезвычайных обстоятельствах, когда парламент не заседает, право принимать чрезвычайные меры и издавать декреты, имеющие силу закона до рассмотрения их парламентом. Если эта статья была до сих пор полезна только для реакционно настроенных слоев общества, то, несомненно, может наступить момент, когда она окажется пригодною и для демократии.
Виктор Лорена понял, что необходимо принять если не действительные меры, то хотя видимость мер помощи жителям Драгонеры.
Между тем по всему государству Соединенных Островов разливалось томительное беспокойство.
В селах распространялись нелепые слухи. По большим дорогам и по проселкам шатались юродивые, блаженные и пророки. Было из них несколько человек, искренно уверовавших в святость своей миссии. Большинство же было ленивые, своекорыстные шарлатаны. Отрастивши себе длинные бороды и взявши в руки громадные посохи, они собирали вокруг себя легковерных и рассказывали всякие ужасы. С их слов стали настойчиво говорить, что вскоре вся страна Островов погибнет под волнами.
Города волновались еще больше. И в них было немало таких, которые поверили в нелепые предсказания о том, что все Острова покроются морем. Особенно легковерны, как всегда, были женщины.
Богатые и состоятельные люди многие бежали за границу. Даже и те, кто не верили в погибель всей страны, боялись, что в случае несчастия на Драгонере страна будет наводнена толпами бездомного, голодного люда и что начнутся тогда грабежи и убийства. Многие от страха сходили с ума.
В Пальме было еще беспокойнее, чем в других городах. И здесь происходили частые уличные волнения. На улицах и площадях ни днем, ни ночью не смолкали шумные гулы. В домах ни днем, ни ночью не стихали женские вопли и детский громкий плач. Сердце прекрасной страны томилось тоскуя.
Что ни день, устраивались крестные ходы. То здесь, то там с громкими визгами и с диким воем проходили нёистовые процессии кающихся. На площадях и в общественных залах раздавались вдохновенные, – а иногда и нескладные, – проповеди новоявленных пророков и пророчиц. Они грозили гневом Божиим и призывали к покаянию.
Даже радикальные газеты иногда юродствовали и помещали странные пророческие статьи о том, что скоро погибнет под волнами преступная столица, веселый город Пальма.
Среди смуты и волнения была в простом народе суеверная надежда на королеву Ортруду. Говорили:
– Если королева Ортруда захочет, она заворожит вулкан, и он успокоится. Она может. Стоит только ей захотеть.
Скептики спрашивали:
– Если королева Ортруда может это сделать, отчего же она до сих пор ничего не сделала?
Верующие в королеву Ортруду отвечали им:
– Тоскует королева наша Ортруда об измене своего мужа, и темным гневом томится сердце бедной королевы. Потому и послушный ей вулкан дымится, потому и небо облаком дымным заволакивается. Но вот полюбит королева Ортруда другого, утешится, радостная поедет к вулкану и заговорит его.
Королева Ортруда думала грустно:
«Бедный мой народ! Глупые люди, и взрослые, как дети! Как они боятся смерти! Ничтожные, – и они хотят быть свободными!»
Облак дымной печали опять сгустился над королевою Ортрудою. Суеверный ропот народа и голос его безумных надежд дошли до нее. И думала она:
«Что они хотят, то и сделаю. Пойду к вулкану, зачарую его или сама умру».
После смерти Астольфа мысль о смерти стала приятна королеве Ортруде.
После смерти Астольфа кто же еще остался у королевы Ортруды? Сколько еще смертных ступеней осталось ей пройти?
Афра осталась королеве Ортруде. Афра утешала Ортруду.
Вот еще одна ей осталась ступень к смерти – юная дева Афра. И с образом Афры тяжелое забвение скорбей опустилось облаком дымным на королеву Ортруду. И под облаком дымным тускло горела багрово-мглистым солнцем ее нежность к Афре. Каждый поступок Афры восхищал королеву Ортруду. Она не уставала хвалить Афру и находила тысячи поводов к этому. И каждое слово Афры приводило Ортруду в восторг.
Но знала Ортруда, что и Афра умрет. Думала Ортруда, что со смертью Афры последнее придет к ней освобождение, и с диким нетерпением ждала этой смерти, чтобы последнее свое совершить на этой земле дело – доброе или злое, не все ли равно! – подвиг любви к этому бедному, жалкому народу.
Говорила Афре королева Ортруда, нежно ее целуя:
– Будь со мною, не оставляй меня, иди за мною.
Тихо отвечала Афра:
– Люди осудят наш союз великой нежности и дружбы. Они не поймут его. Одни назовут его грешным, другие – порочным.
Гневно восклицала королева Ортруда:
– Грех! Порок! Не все ли мне равно, что скажут о нас злые люди!
Афра говорила улыбаясь:
– Добрые люди!
– Глупые, – возражала Ортруда, – ничтожные, рабы живых или мертвых. Только мертвые слова умеют они повторять.
Глава шестьдесят седьмаяВиктор Лорена исполнил желание королевы Ортруды. На совете министров было суждение о вулкане. На следующее утро Виктор Лорена явился к королеве Ортруде сообщить ей о решении совета – назначить ученую комиссию на Драгонеру для исследования вулкана.
Королева Ортруда улыбалась насмешливо и грустно. Невольною была ирония тихой ее улыбки. И тихо сказала она:
– Поздно.
Виктор Лорена, пожимая плечьми, сказал:
– Что же иное можем мы сделать?
– Надо выселить на другие острова всех, кто живет около вулкана, – сказала королева Ортруда. – Газеты говорят об этом много и подробно.
– Для этого нужны многие миллионы, – возразил Виктор Лорена. – Пока мы не получим заключения комиссии, мы не можем знать, необходимо ли расходование этих миллионов или их лучше сберечь для расходов, более производительных.
Королева Ортруда спросила:
– Значит, господин Лорена, мы должны ждать?
– Ждать, ваше величество, – отвечал Виктор Лорена. – Это единственное, что мы можем сделать в данном положении.
– События не ждут, господин Лорена, – грустно сказала королева Ортруда.
На другой день в Правительственном Указателе был напечатан королевский декрет о назначении комиссии для исследования вулкана на острове Драгонере. В декрете выражалась уверенность королевы Ортруды в том, что ученые и знаменитые члены комиссии оправдают ожидания страны и доверие королевы быстрым и внимательным исполнением порученного им столь важного, ответственного дела.
В том же декрете перечислены были имена призванных в состав комиссии. Председателем комиссии назначался директор Океанографического Института, член Пальмской Академии Наук, профессор Пальмского университета, доктор физики Арриго Аргенто. Это был весьма посредственный ученый, но тщеславный интриган. Он занимал выдающееся положение в академическом мире Пальмы, был украшен многими орденами, и уже давно говорили, что он при первом случае будет министром.
Членами комиссии назначены были профессора и члены Академии: европейски знаменитый астроном, прославившийся превосходными исследованиями кратеров и цирков на луне и атмосферы на Венере, – добросовестный, но очень глупый геолог, – юркий враль и карьерист, профессор химии, – и еще несколько человек, которые были ни талантливы, ни бездарны, – серые. Большинство членов комиссии были глупые, тупые педанты. Но все они были очень самоуверенны и думали, что их наука ставит их выше всего мира.
Проводы им устраивали торжественные, с банкетами, речами, цветами и овациями.
Королева Ортруда милостиво приняла членов комиссии и удостоила их любезного разговора. От такого благосклонного приема у этих господ долго кружилась голова и на всю жизнь осталась благодарная тема для рассказов.
Виктор Лорена дал большой парадный обед в честь членов комиссии. На обеде были министры, многие члены парламента и дамы.
После обеда Виктор Лорена улучил удобную минуту и отвел в сторону председателя комиссии.
– Дорогой господин профессор, – сказал ему Виктор Лорена, – внимание всей страны устремлено теперь на вас. Я уверен, что это поручение даст вам случай осенить новыми лаврами ваше знаменитое имя. Благородное отечество не забудет ваших заслуг.
Все это можно было бы сказать и во всеуслышание. Арриго Аргенто понимал, что самое главное будет впереди. На всякий случай он ответил Виктору Лорена:
– Я чувствую себя весьма польщенным, что ваш выбор, глубокоуважаемый господин министр, остановился именно на мне. По мере моих слабых сил и ничтожных познаний…
– О, вы слишком скромны, – прервал его Виктор Лорена.
Он выразительно пожал руку профессора и многозначительным тоном сказал:
– Ваше назначение – успокоить народ.
Ловкий делатель ученой карьеры превосходно понял, что вот именно в этих словах заключается вся программа предстоящей ему деятельности. «Успокойтесь», – вот это маленькое, глупенькое слово надо было завернуть в пышное одеяние наукообразной аргументации.
Арриго Аргенто сказал:
– Мы приложим все старания, чтобы выполнить наше назначение как можно лучше. Вы можете быть совершенно уверены в этом, дорогой господин министр.
Ученая комиссия скоро отправилась на остров Драгонеру.
Педантская важность профессоров была очень забавна. По странному совпадению, все они были в очках, все желты лицом, все бриты. На пароходе все они явились в серых крылатках и в черных сомбреро. Каждого профессора провожала до пристани жена и молодой красивый приват-доцент, начинающий ученую карьеру. С каждым профессором село на пароход еще по одному приват-доценту, но эти молодые ученые были как на подбор безобразны.
Каждый профессор что-нибудь забывал на пристани, и когда пароход отчалит, то то один, то другой ученый принимался кипятиться, требуя, чтобы пароход вернулся к пристани. В затруднительном положении ученого собрата каждый раз принимали участие все профессора и приват-доценты на пароходе и все провожавшие на пристани. Поднимался неистовый гвалт, и для каждого профессора пароход пятили к пристани. Один особенно рассеянный профессор заставил проделать это дважды.
Когда уже наконец пароход удалялся от берега, и уже нельзя было различить, которым кто на пристани машет белым платком, разнесся среди ученой братии слух, что один из подающих надежды уродливых приват-доцентов забыл на пристани портрет своей невесты. Несчастный молодой человек не смел кипятиться. Он молча плакал, роняя слезы за борт, чтобы не забрызгать ими кого-нибудь из профессоров. Его патрон, добрый селенограф, вскипятился за него, вскипятил всех ученых, – и пароход вернули еще раз.
Потом весь ученый мир на пароходе рассматривал внимательно портрет невесты приват-доцента. Над приват-доцентом тонко и остроумно подшучивали, употребляя при этом преимущественно латинские и греческие выражения или термины физико-математических наук. На лице приват-доцента блуждала счастливая улыбка, а тонкий нос его от недавно пролитых слез был красен.
Комиссия наконец уехала совсем, и скоро дым парохода потонул за горизонтом.
И в народе, и в обществе с большим нетерпением ждали, что скажет комиссия. Была большая наклонность к розовым надеждам. Казалось невозможным, чтобы такое блестящее собрание людей науки не оказало действительной помощи и защиты бедным, простым людям.
В кабачках распевались куплеты очень жизнерадостного содержания.
Едва успела комиссия высадиться в Драгонере, как уже пошли разные слухи о деятельности комиссии, – нелепые в народе, странные и бестолковые в обществе. Многие думали, что ученые сумеют починить вулкан, – запаяют его, что ли, или зальют чем-нибудь. При дворе легкомысленно подшучивали над манерами ученых, над их близорукостью и рассеянностью.
Все согласно говорили, что комиссия усердно работает на месте. С утра выеежают из города к вулкану с целыми ворохами инструментов, возвращаются к вечеру с целыми грудами наскоро набросанных чертежей, заметок и вычислений, за обедом говорят только о своей работе и сидят еще над своими бумагами до поздней ночи.
Пока работала комиссия, было сравнительно спокойно в стране. Даже пророки призатихли на время, и в церквах было не так много исповедующихся женщин.
Через три недели комиссия возвратилась в Пальму, и опять на пристани собралась толпа, – хоть взглянуть на ученых. У членов комиссии был очень самодовольный вид, и лица у них были настолько веселы, насколько могут быть веселыми ученые физиономии.
Возвращение комиссии подновило волнение в стране. Все жадно ждали, что же скажут ученые. Комиссия же конечно, пыталась успокоить народ. Помнили завет первого министра. Ведь под этим внушением и все их работы на месте шли.
Репортеры газет осаждали членов комиссии, – и получали самые успокоительные сведения. Председатель комиссии покровительственно похлопывал журналистов по плечу и говорил:
– Ничего опасного не будет, можете быть уверены. В нашем докладе это обосновано совершенно точно. Так что уж вы, молодой человек, отложите надежду отличиться красноречивым описанием землетрясения, извержения и тому подобных напастей.
И смеялся с видом человека очень остроумного.
Астроном уверял:
– Я вам вот что скажу – никакого извержения абсолютно быть не может. Вы меня спросите, на чем я основываю мой вывод? А вот на чем: края кратера на Драгонере совершенно такие же, как и края лунных кратеров. Есть и много других черт сходства, и ни одной – заметьте, прошу вас, ни одной! – черты различия. Что же наука знает относительно лунных кратеров? На луне извержений не бывает, и единственный наблюдавшийся случай изменения видимого очертания лунного кратера было бы величайшею ошибкою объяснять как следствие извержения. Стало быть, нечего ждать извержения и на Драгонере. Кажется, это ясно и неопровержимо? Так вы и напишите в вашей уважаемой газете.
Геолог говорил:
– Я вполне разделяю мнение моих уважаемых коллег о невозможности извержения вулкана. Я скажу вам даже более. Произведенные мною исследования убеждают меня, что извержение вулкана, если бы оно и произошло, не было бы опасно для жителей. Лава потекла бы, несомненно, по тому склону горы, где нет поселений, и благополучно излилась бы в море.
Профессор химии говорил:
– Строго говоря, извержение вулкана уже произошло и теперь оно кончается. Извергнуты тучи дыма и пепла, много шлаков и немножко лавы, которая стынет в морщинах горных склонов. Больше ничего и быть не может. Стало быть, для жителей этого прекрасного острова нет ни малейшей опасности.
– Ни малейшей опасности! – согласно утвердили и остальные члены комиссии.
Уже на следующее утро после возвращения членов комиссии в номере Правительственного Указателя был напечатан краткий отчет комиссии – мнения отдельных ее членов, обстоятельно обоснованные, и сводка этих мнений. Все это должно было составить увесистый том, и для скорости его печатали сразу в нескольких типографиях по частям. Шрифты немножко разнились, но зато единогласие утешительных выводов достигнуто было полнейшее.
Виктор Лорена торжествовал. Обманутые люди толпились около типографий. Первые экземпляры отчета раскупились нарасхват, и вскоре понадобилось второе издание. Печатные труды пальмских академиков и профессоров никогда еще не пользовались таким блистательным успехом.
Доклад комиссии возбудил общую, по-видимому, радость. Только немногие скептики не разделяли ее, но в первые минуты голоса их не были слышны.
Членов комиссии чествовали парадными обедами. По представлению министерства, королева пожаловала всем им ордена. Все они стали очень популярны. Стало очень модным, устраивая вечера, балы и обеды, приглашать членов комиссии. Поэтому даже уродливые приват-доценты сделали кое-какую экономию в расходах на стол, но зато разорялись на предметы туалета. Дамы осыпали академиков и профессоров цветами, милые девушки, особенно из учащейся молодежи, в них влюблялись. Поэтому каждому из профессоров жена устраивала сцены. Каждый из уродливых приват-доцентов в самом непродолжительном времени уже оказался женатым.
По случаю радостных известий по всему пространству Островов давались народные праздники, спектакли, игры. На стенах домов развевались флаги, как в дни больших национальных торжеств. На улицах и на площадях устраивались вечером и ночью публичные балы, и молодежь весело плясала на мостовой.
В кабачках распевались насмешливые куплеты против боязливых. А иногда, впрочем, пелись и веселые куплеты из «Святой Простоты» против ученых фокусников, дымо-глотателей, профессоров черной и белой магии.
Слава имеет и свои неприятные стороны. Господину Арриго Аргенто и его ученым коллегам досаждали уличные мальчишки. Сорванцы стали приветствовать членов комиссии восторженными криками:
– Да здравствуют лудильщики вулкана!
– Да здравствуют паяльщики гор!
– Да здравствуют глотающие дым и пепел!
Иные из этих глупых мальчишек всерьез принимали крупные заголовки в газете Филиппа Меччио и в «Святой Простоте». Другие просто дурачились. Унять же их было невозможно, – полицейские стыдились связываться с детьми.
А вулкан дымился все сильнее, и жители Драгонеры не разделяли всеобщего восторга.
Газета Филиппа Меччио напечатала резкий протест против заключений комиссии. По словам этой газеты, излишний, вредный для народа оптимизм комиссии навеян внушениями правительства. Правительство боится плюнуть в карман расчетливому буржуа и потому не решается организовать выселение с острова Драгонеры.
Возникла тревожная полемика, в которую скоро были вовлечены и все газеты, и все ученые общества. Казенная и рептильная печать яростно нападала на газету Филиппа Меччио и на другие органы социалистической и демократической прессы. Свирепо обвиняли наемные писатели свободных в том, что они возбуждают тревогу в народе, чтобы для своих партийных целей воспользоваться народными волнениями.
