Текст книги "История Византийской Империи. Том 3"

Автор книги: Федор Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Как на той почве, которая отмечена в биографии Климента, так в особенности на вопросе о правоверии Мефодия и введенном им обычае совершения литургии на славянском языке возникли серьезные недоразумения, на выяснении коих необходимо остановиться. / Когда и почему возникли подразумеваемые недоразумения между Римским престолом и славянскими проповедниками? Это в высшей [степени] тонкий вопрос, постановка которого зависит от взгляда на акты, вышедшие из папской канцелярии и имевшие прямое отношение к делу Кирилла и Мефодия. Нужно при этом заметить, что Паннонское житье Мефодия совсем не считается с официальными актами, как будто бы их не существовало, между тем для современного исследователя единственное средство выйти из весьма запутанного положения, в каком находится этот вопрос, заключается в официальных актах, которыми определяются некоторые факты и дается их хронология. Уступая наговорам врагов Мефодия, которые успели заподозрить в глазах князя чистоту учения его, Святополк в 878 г. отправил в Рим преданного ему пресвитера Иоанна, вручив ему письмо к папе по поводу своего архиепископа. Этого письма не сохранилось, но о содержании его можно судить по ответному письму папы, помеченному 14 июня 879 г. В этом письме, уверяя Святополка в своей любви и выражая пожелание, чтобы всемогущий Бог утвердил его в правой вере, папа Иоанн переходит к главному предмету, переданному ему чрез пресвитера Иоанна, в следующих словах.

«Убеждаем твердо держаться того учения, которое преподает Римская Церковь со времени апостола Петра и которое распространяет по всему миру. В этом учении нагии предшественники воспитали ваших предков. Если бы, – продолжает папа, – кто-либо, даже ваш епископ или какой пресвитер, стал благовествовать вам иное, то вы из ревности к Богу должны отвергнуть ложное учение и твердо держаться предания апостольского престола. Мы весьма удивлены, что архиепископ Мефодий, рукоположенный и отправленный к вам папой Адрианом, учит совсем не так, как он устно и письменно обещал св. престолу. По этому поводу мы писали ему, чтобы он немедленно явился к нам и лично засвидетельствовал, так ли он верует и учит, как обещал, или же нет»(18).

Тем же письмом получено и письмо к Мефодию.

«Вверенный тебе как духовному пастырю народ ты должен был своей проповедью вести к спасению, номы известились, что ты не то проповедуешь, что св. /Римская Церковь приняла от самих апостолов, и вводишь народ в обман. А потому приказываем безо всяких отлагательств явиться к нам, дабы мы лично от тебя услышали, так ли ты веришь и учишь, как устно и письменно обещал св. Римской Церкви, и дабы точно ознакомиться с твои мучением. Слышали еще, что литургию совершаешь на варварском, т. е. на славянском, языке, между тем письмом, отправленным с епископом Павлом Анконским, тебе было воспрещено совершать священнослужение на этом языке, только на латинском и греческом принято совершать литургию во всей Церкви Божией, рассеянной по всей земле и распространенной во всех народах. Что же касается проповеди и беседы к народу, на это нет запрещения, так как и псалмопевец увещает все народы славить Господа, и апостол говорит: всякий язык исповедает, что Иисус есть Господь во славу Бога Отца» [45]   [45]Псал. 116, послание к Филиппу.


[Закрыть].

В официальных актах ясно выдвигается кроме вероисповедных мотивов, т. е. кроме обвинения в догматических отступлениях, еще особенный вопрос церковной практики, совершение литургии на славянском языке, которому, однако, суждено было играть в кирилло-мефодиевском вопросе не менее значения, чем догматическим отступлениям. Эти акты не только ставят против Мефодия подозрение в его уклонении от чистоты учения Римской Церкви, но усугубляют сущность взведенного на него обвинения двумя отягчающими обстоятельствами: 1) он якобы давал клятву в Риме по отношению к тем догматическим особенностям, несоблюдение которых ему теперь вменяется, 2) он не исполнил ясного и определенного указания папы относительно славянского языка [46]  [46]Так как место о славянском языке имеет кардинальное значение, то приведем его в оригинале: Audimus etiam, quod missas cantes in barbara, hoc est in sclavina lingua, unde jam literis nostris per Paulum episc. Anconitanum tibi directis prohibuimus, ne in ea lingua sacra missarum solemnia celebrares, sed vel in latina, vel in graeca lingua. Praedicare vero aut sermoncm in populo facere tibi licet, quoniam psalmista omnes admonct Dominum gentes laudare, et apostolus omnis, inquit, lingua con-fiteatur quod Dominus Jesus in gloria est Dei Patris (Mansi XVII. Col. 133).


[Закрыть]в богослужении, каковое преподано ему было чрез известного уже легата, епископа Павла Анконского. Что касается догматической стороны дела, выражающейся в принятии Римской Церковью догмата Filioque, этим вопросом мы займемся несколько ниже, теперь же сосредоточим внимание на вопросе об языке. Нигде с такой определенностью не расчленен этот вопрос, как в приведенном документе: с одной стороны, проповедь и церковные молитвы – на это нет запрета, с другой – совершение литургии на славянском – варварском языке подвергается запрещению. Но так как сущность предпринятого солунскими братьями миссионерского подвига выражалась в применении славянского языка и к проповеди и к богослужению и так как этот язык, на который они переводили книги Священного Писания, а их непосредственные ученики стали передавать всю доступную им умственную и литературную производительность, стал могущественным культурным средством для всех славян, то ясна и обязательна потребность, которая привела Мефодия к решению усвоить славянский язык в своей епархии не только для проповеди и совершения обычных треб, но и для литургии.

Отношение Римского престола к этому вопросу составляет трудно разрешимую загадку. Не может быть сомнения, что в Риме хорошо была известна практика, принятая Паннонским архиепископом, и что на эту особенность обращали внимание папы, как вообще лица немецкого духовенства, частию остававшиеся в его епархии, так и те епископы, которые в свое время судили Мефодия и подвергли его заключению. Ввиду этого большинство католических исследователей вопроса, чтобы спасти положение, отрицает подлинность письма папы Адриана II, в котором ясно дается разрешение совершать богослужение на славянском, и заподозривает точность известий, заключающихся в житьи Кирилла. Но этим далеко не устраняются ожидающие нас трудности. Не говоря о прочем, категорическое запрещение славянского языка в 879 г. взято будет назад тем же папой в следующем году. Кроме того, в приведенном выше письме к Мефодию находится ссылка на сделанное уже ранее запрещение в этом смысле через легата Павла Анконского. Хотя этот легат в том же году справлял миссию на Восток и вел в Константинополе важные переговоры, но нельзя никоим образом думать, что папа имеет в виду эту новую миссию епископа Павла: конечно, нет, напротив, делается намек на 873 г., т. е. на время, когда Мефодий был восстановлен в своем епископском праве после насильственного его заключения в темнице. Если же действительно последовало запрещение еще в 873 г., то трудно понять основания, по которым оно могло быть допускаемо в области, на которую Римский престол смотрел как на подчиненную.

Возвращаясь к письму папы, мы должны сказать, что архиепископ Мефодий, нимало не медля, предпринял путешествие в Рим в сопровождении доверенного лица князя Святополка, по имени Семисисны. В конце 879 г. он явился в Рим, где должен был представить объяснения по поводу предъявленных к нему обвинений, но, к сожалению, нам нужно ограничиться лишь деловыми актами, и притом между ними недостает иногда самых важных, другие же подвергаются спору или признаются подложными. Независимо от состояния источников, которые при всей их скудости все же дают основания для главных выводов, необходимо здесь считаться с особенностями характера папы Иоанна VIII. Нельзя не удивляться широким дипломатическим способностям этого церковного князя, которому пришлось играть выдающуюся политическую роль. Он умел с большим искусством выпутываться из всяких затруднений, но вместе с тем для этого он пользовался всякими средствами. Весьма легко он шел на всякие союзы, если они были полезны в данное время, но с большим хладнокровием и нарушал их. Из страха перед сарацинами и в надежде возвратить утраченную Болгарию он охотно вошел в соглашение с Византией и без особенной борьбы признал патриархом отлученного и осужденного Фотия и почтил его похвалой. Теснимый, с одной стороны, в Италии местными герцогами и нападениями сарацин и утративший, с другой стороны, надежду на слабых Каролингов, Иоанн VIII не раз обращал заискивающий взор на Восток и готов был поступиться ради союза с Восточной империей некоторыми существенными интересами Западной империи. В продолжение своей десятилетней церковной деятельности он не раз круто менял политику, переходя от немецких Каролингов к французским и наоборот. В 879 г. положение папы было из самых затруднительных. Если в интересах немецких Каролингов он готов был наложить руку на особенности греческого обряда в Паннонии и Моравии, то в интересах церковной области и для защиты римских владений ему выгодней было считаться с влиянием в Южной Италии царя Василия (19). Папа оказался весьма сговорчивым и уступчивым, когда Мефодий представил ему необходимые объяснения. В Риме не заметили ничего подозрительного в деятельности Мефодия и не нашли разницы между его вероучением и догматикой западных богословов. Следствием переговоров Мефодия с папой было новое разрешение славянского языка в совершении литургии и признание правоверности его.

От 880 г., когда Мефодий возвратился из Рима, сохранилось письмо к князю Святополку, в котором папа выражает свой взгляд на поднятый вопрос и вместе с тем делает новые распоряжения насчет администрации Паннонской Церкви. В этом письме встречаются такие подробности, которые трудно согласовать с позднейшими актами, касающимися кирилло-мефодиевского вопроса, поэтому большинство западных исследователей считает этот документ подложным (20). Приводим в главных частях содержание этого документа. Похвалив Святополка за приверженность к св. престолу, засвидетельствованную Мефодием, и поощрив его на будущее время оставаться преданным и верным сыном Римской Церкви, папа уведомляет его о деле архиепископа Мефодия.

«Достопочтенного архиепископа вашего мы спрашивали в присутствии братьев наших епископов, так ли он исповедует Символ веры и читает его во время литургии, как это принято св. Римской Церковью, установлено сев. отцами на 6 Вселенских Соборах по евангельскому Христову авторитету. Он публично заявил, что верует и читает сообразно с апостольским и евангельским учением, как приняла св. Римская Церковь и как заповедано отцами. Поэтому мы, находя его правоверным во всех церковных доктринах и полезным для Церкви, снова отправили его к вам для управления вверенною ему Церковью. Вы же примите его как своего пастыря с честию и уважением и радостию, ибо мы утвердили за ним привилегию архиепископата и навсегда оставили ее неприкосновенною… дабы он по каноническим правилам имел непосредственное попечение о всех церковных делах и устроил их как бы пред очами Божиими. Пресвитера Викинга, присланного тобою, мы посвятили в епископа Нитрянской Церкви и повелеваем ему во всем повиноваться своему епископу поучению канонов; желаем, чтобы ты по согласию с архиепископом прислал к нам и еще способного пресвитера или диакона, чтобы мы посвятили его в епископы другой Церкви. С этими двумя нами рукоположенными епископами ваш архиепископ, по апостольскому преданию, может затем рукополагать епископов в другие места, где могут и должны быть епископы».

Указав далее, что весь духовный чин княжества Моравии, будут ли то славяне или иноземцы, обязан подчинением архиепископу Мефодию и что непокорные и непослушные подвергаются отлучению от Церкви и даже изгнанию из пределов княжества, письмо папы, наконец, выражает заключение Римского престола по поводу славянского языка.

«Мы одобряем славянские письмена, изобретенные Константином Философом, на которых правильно воздаются хвалы Богу, и разрешаем повествовать и изъяснять на этом языке чудесные деяния Господа нашего И. Христа, ибо не на трех только, но на всех языках писание повелевает воздавать хвалу Богу. И нисколько не противно истинной вере и правому учению петь обедни на том же славянском языке или читать Евангелие или чтение из Ветхого и Нового Завета в хорошем переводе и вообще отправлять обычные дневные службы, ибо тот, кто создал три языка – еврейский, греческий и латинский, – создал и все прочие языки в честь свою и славу. Впрочем, повелеваем во всех церквах земли твоей ради вящей торжественности читать св. Евангелие сначала на латинском, потом уже в славянском переводе для тех, кто не в состоянии понимать латинского текста, как это и делается уже в некоторых церквах. Если же тебе и твоим вельможам предпочтительней слушать литургию на латинском языке, то мы даем это разрешение».

Приведенный акт составляет один из важнейших моментов в суждении о деятельности Мефодия. Для непредубежденного читателя легко видеть, что это письмо вообще внушено чувствами расположения к архиепископу Мефодию. Уж если кто мог бы подделать этот акт, так тот, cui prodest, т. е. в чью пользу он составлен. Но письмо сохранилось только на латинском языке, в славянских материалах для жизни свв. братьев, где бы так важно было его использовать, его нет. Следует при этом заметить, что одна черта в нем, именно посвящение Викинга, сделанное едва ли с ведома Мефодия и во всяком случае далеко не в интересах мира и согласия в архиепископии, никоим образом не могла быть внесена славянским фальсификатором. Устраняя сомнения в подлинности приведенного письма, мы должны, однако, обратить внимание на некоторые черты, обличающие в нем значительную неискренность и двоедушие. Ясное дело, что против Мефодия было выставлено крупное обвинение в догматическом смысле. Об этом говорится в письме папы, это же было причиной раздора епископа Мефодия с немецким духовенством в 869–870 гг., окончившегося заключением его под стражу. Догматический вопрос – это учение о происхождении Св. Духа и от Сына (Filioque). В первый раз он начинает заявлять о себе в сношениях между Восточной и Западной Церковью в деле Фотия, который выдвинул это догматическое обвинение против латинской Церкви в своей энциклике и вместе с тем заявил, что проповедники, посланные папой Николаем I в Болгарию, читали уже Символ веры с прибавкой. Не входя здесь в подробности постепенного возникновения этого учения в Церкви, мы не можем, однако, не остановиться на той стороне вопроса, которая касается непосредственно св. Мефодия. Уже не один раз поднимался в Риме голос, что Мефодий не правоверен, и каждый раз обвиняемый представлял объяснения, которые удовлетворяли Римский престол. В настоящем случае Мефодий подвергался допросу на суде римских епископов, но сделанные им при этом показания и объяснения привели к заключению, что обвинения против него не были справедливы. Как объяснять этот вопрос в применении к Мефодию, получившему посвящение от папы и действовавшему не в области Константинопольского патриархата, – напротив, как будто совсем забытого в Константинополе? Едва ли можно в данном случае отправляться из весьма мало обоснованного мнения о принадлежности свв. братьев к одной из политических партий (21), враждовавших тогда в Константинополе, фотианцев и игнатианцев. В своей архипастырской деятельности Мефодий ничем не мог выразить своих политических симпатий, имевших практическое применение в патриархате, а не в Риме или Велеграде. Итак, принимая во внимание условия, в которых воспитался Мефодий, нельзя ни минуты сомневаться, что он исповедовал Символ веры без прибавки, что в этом заключалась главная причина козней и наговоров на него князю Свято-полку и что на этом главным образом опирались доносы на него в Рим. По отношению к принятой папой роли в деле Паннонского архиепископа следует принять в соображение, что решение прямо поставленного вопроса о догматическом исповедании, которого держался Мефодий, допускало возможность именно так отнестись к нему, как отнеслись в Риме в 880 г.

Из предшественников Иоанна VIII папа Лев III (795–816) энергично восставал против внесения Filioque в никейский Символ. При том же папе в Иерусалиме возник спор между греками и западными монахами из-за прибавки к Символу, причем греки называли франков самыми страшными еретиками, а последние могли бы смело отвечать, что тогда и папа еретик. Иоанн VIII в переписке с Фотием принимает несколько неопределенное положение к вопросу о Filioque, именно, он порицает изменение в Символе (22). Находя достаточно оснований отнестись благожелательно к патриарху Фотию и восстановить мир между Римской Церковью и патриархатом, Иоанн VIII имел полное право признать данное на Соборе показание Мефодия и его исповедание веры согласным с апостольским и евангельским преданием и соответственным с учением Римской Церкви, так как, по-видимому, не было поставлено категорического вопроса о происхождении Св. Духа. Признавая в этом смысле ортодоксию Мефодия, папа, однако, дал некоторое удовлетворение и недоброжелателям его, посвятив, едва ли с согласия его, епископом немца Викинга для области Нитры, входившей в Моравскую епархию. Так как папе было хорошо известно внутреннее состояние моравской паствы, в которой были две враждебные партии – славянская и немецкая – и так как в Риме нисколько не сомневались в симпатиях князя Святополка к немецко-латинской партии и в холодности к Мефодию, то в назначении Викинга нельзя не усматривать желания подкрепить именно враждебную Мефодию партию и внести в страну повод к новым раздорам и смутам. Таким образом, со времени возвращения в Моравию архиепископ Мефодий начал испытывать новые испытания. Немецкая партия, во главе которой стоял теперь епископ Викинг, получив доступ ко двору и пользуясь влиянием на Святополка, старалась всячески рассорить его с Мефодием и снова возбудить к нему недоверие. Пущена была даже в обращение грубая клевета, что переданное Мефодием князю послание папы есть подложный акт, что Викингу даны из Рима секретные поручения и что, наконец, Мефодий не признан архиепископом. Для разъяснения всех этих недоразумений Мефодий должен был снова обратиться к папе. От 23 марта 881 г. папа отвечал на жалобы Мефодия следующим письмом. Выразив ему похвалу за ревность к православной вере и заботы о распространении ее, папа продолжает:

«Как мы соболезновали тебе, узнав из твоего письма о разных неприятностях, тебя постигших, можешь судить из того, что, когда ты изложил перед нами учение св. Римской Церкви, мы признали его вполне истинным и засвидетельствовали о том нашим посланием князю Святополку, которое, как ты знаешь, было к нему отправлено, а другого письма к нему мы не писали и ни ему, ни тому епископу ни явно, ни тайно не делали никаких поручений; тем менее можно думать, что мы взяли клятву от этого епископа, когда между нами не было даже легкого разговора по этому делу. Итак, пусть прекратится всякое сомнение в этом смысле… Не предавайся слишком унынию за все искушения, но лучше радуйся за все, по апостолу. Но если бы ты пришел снова к нам и выразил те огорчения, какие навлек на тебя названный епископ, мы, разобравши дело, дали бы ему законное решение, и он потерпел бы должное наказание за свое упорство» [47]   [47]Приведем в подлиннике пикантную часть письма: Nostrisque apostolicis litcris glorioso principi Sfcntopulco, quas eis asseris fuisse dclatas, hoc ipsum significavimus, et neque aliae literae nostrae ad cum directae sunt, neque episcopo illi palam, vcl secrcto aliud faciendum, injunximus, et aliud a te peragenclum decrevirr.us, quanto minus credendum est, ut sacramentum ab eodem episcopo exegerimus, quern saltern leni sermonc super hoc negotio allocuti non fuimus (Mansi XVII. Col. 199).


[Закрыть].

Приведенное письмо, как последний подлинный и датированный акт, относящийся к Мефодию, заключает в себе как для католических, так и православных исследователей и мыслителей самые твердые основания для их выводов. Поэтому позволим себе возвратиться к нему. Из него главным образом можно почерпать надежные и бесспорные данные по отношению к мероприятиям Римского престола насчет установления мира и спокойствия в Моравско-паннонской архиепископии; из него только, за утратой обращения св. Мефодия к папе Иоанну в 880 г., можно делать заключения о тяжком положении, в какое был поставлен Мефодий вследствие подлогов и гнусной клеветы, какую позволил себе вновь назначенный помощник его Викинг. Подлога Викинга нельзя ни скрыть, ни оправдать – в этом отношении нет разногласия в школах, разделяющих писателей [48]  [48]Брикнер, впрочем, и здесь пытается оправдать Викинга (Тhesen. 5. 205).


[Закрыть]. Мы должны лишь настаивать на той мысли, что едва ли Викинг, монах бенедиктинского ордена из Рейхенау, мог быть удачно выбран в качестве помощника Мефодия и весьма сомнительно, чтобы этот последний, если бы спросили его мнения, не остановился выбором на действительных учениках своих, которым и суждено было впоследствии продолжать его дело. Ближайшие события и показали, что присоединением Викинга немецкая партия при Римском престоле успела создать в Моравии вторую Церковь, антимефодиевскую, и что эта последняя нашла защиту и покровительство при дворе князя Святополка, первого резко выраженного антинационалиста в истории славян. Дошло или нет до Святополка подлинное письмо папы, в котором давалось полное удовлетворение архиепископу Мефодию и торжественно признавалось его православие, об этом можно делать лишь догадки; но Викингу достаточно было того, на что делается намек в письме папы. Чтобы унизить авторитет Мефодия, он пустил слух, что ему сделаны секретные поручения и что он клятвенно обязался следить за Мефодием и наблюдать за тем, как он исповедует свои верования. Интрига, тем более могущая повредить Мефодию и лишить его твердости и необходимого авторитета, что в конце концов он сам естественно начинал подозревать папу в неискренности с ним. Хотя в ответе своем папа открыто заявляет, что никаких секретных переговоров с Викингом не было и что особенных поручений ему не было дано, но вместе с тем весьма знаменательно выражение neque aliae literae nostrae ad cum directae sunt, т. е. что к Святополку я не посылал никакого другого письма. Оно важно в том смысле, что показывает реальное существование подобного письма и ставит вне всякого сомнения учиненный епископом Викингом подлог. Нет сомнения, что при доброй воле и благорасположении папа Иоанн не только мог, но и должен бы был приказать расследовать дело о подлоге и, во всяком случае, отозвать Викинга, присутствие которого возбуждало в Моравии смуту и раздоры. Об этих внутренних отношениях в стране прекрасная страничка сохранилась в жизнеописании Мефодия, где в таких выражениях указывается движение враждебной Мефодию партии (иопаторская ересь).

«Папа дал нам всю власть, а Мефодия приказал выгнать вон и осудил его учение. И собрались на совещание моравляне и захотели выслушать письмо папы; большинство выражало сожаление по этому случаю, так как привязано было к своему пастырю, за исключением весьма малого числа легко [49]   [49]Здесь в нумерации рукописи пропущены две страницы, но текст читается – возможно, ошибка при нумерации. (Ред.)


[Закрыть]поддающихся посторонним внушениям. Когда стали читать папское послание, то в нем найти полное признание правоверия архиепископа Мефодия, равно и подтверждение того, что ему вручены от Бога и от апостольского престола все славянские страны».

Самым существенным обстоятельством остается, в смысле оценки положения архиепископа Мефодия, то, что подлог подчиненного ему епископа остался без должного наказания и даже, по-видимому, не подвергался расследованию. Самая же молва о правоверии, которая под рукой была раздуваема Викингом и его приверженцами и которая не встречала отпора в Святополке, угрожала в будущем весьма тяжкими последствиями. В конце 882 г. умер папа, с которым Мефодию пришлось иметь неоднократные личные сношения, ближайшие его преемники до Стефана V не обнаруживали интереса к делам Моравской Церкви, и этим временем хорошо воспользовались недоброжелатели Мефодия. Нужно думать, что борьба партий и раздражение между приверженцами национальной Церкви и латино-немецкого обряда доходило до крайней степени, как можно догадываться по некоторым намекам в сказаниях о жизни Мефодия. Князь явно держал руку Викинга, давая фактическую и официальную поддержку латино-немецкой партии, и уже был готов на самые крайние меры: «натянул уже лук и обнажил меч против Мефодия, но приостановился, не спустил стрелы и вложил меч в ножны» (23). Со стороны национальной партии также приняты были экстренные меры. Архиепископ Мефодий прибег к церковному наказанию против непослушного и строптивого помощника, он произнес против него отлучение. Некоторые исследователи, становясь на сторону врагов Мефодия, высказывают порицание этой мере, но с точки зрения церковной практики и по каноническим правилам принятое Мефодием распоряжение вполне оправдывается положением дела (24). В таких, несомненно весьма тяжких, условиях протекли последние годы деятельности Мефодия. / Мы не думаем отстаивать одиноко стоящее известие жития Мефодия, что он в свои последние годы жизни посетил еще раз Константинополь: для этого не находится достаточно оснований и, кроме того, это не подтверждается из византийских источников. /

Прежде чем говорить об оставленном Мефодием культурном и церковно-историческом наследстве, мы должны еще возвратиться к последним годам его жизни, с которыми жизнеописания его соединяют окончательные меры к организации национальной Церкви. Именно на это время падает перевод на славянский Нового Завета, что не было исполнено при жизни св. Кирилла. Как говорится в житьи Мефодия, удалившись от суеты, он взял в помощь двух священников и переложил на славянский все книги Священного Писания, а равно Номоканон, или собрание правил для церковной администрации. К сожалению, эти известия слишком кратки и малоопределенны для выяснения переводческой и литературной деятельности солунских братьев, которая должна получить разрешение с точки зрения историко-филологических и литературных исследований. Взамен того можно привести несколько данных о церковной области, находившейся в зависимости от него. В этом отношении необходимо отметить, что политическое положение Моравии при Святополке в значительной степени обусловливалось христианским просвещением страны и организацией национальной Церкви. Широкое распространение его господства на соседние славянские страны сопровождалось расширением церковной власти архиепископа Мефодия.

Можно относиться с недоверием к легенде о сношениях его с угорским королем, о личном путешествии в Чехию и о крещении князя Боривоя и Людмилы и проч., но если эта легенда не передает реального факта, то несомненно в ней выражено представление об области распространения греческого обряда и национальной Церкви, как это было введено и установлено просветительными трудами солунских братьев. С 882 г. у Святополка началась жестокая война с сыном Карломана Арнульфом, которому принадлежала власть над соседними с Моравией и Паннонией частями Каринтии и Восточной марки, или Нижней Паннонии. Следствием этой войны было политическое присоединение к Моравии всей той части Паннонии, которая тянула к Моравии в церковном отношении со времени учреждения Паннонской архиепископии. Сохранились известия о двух походах Святополка против Арнульфа, из них первый сопровождался опустошением Верхней Паннонии, поход же 884 г. был так удачен для него, что имел последствием весьма выгодный для Моравии мир в Кенигштеттине, по которому Паннония и Хорутания присоединены были к Моравии. Святополкова держава, начинаясь от самой Дравы и простираясь к Дунаю, на севере и востоке переходила за пределы собственной Моравии.

Но внутреннее состояние княжества внушало серьезные опасения за ближайшее будущее. Архиепископ Мефодий, удрученный годами и непосильной борьбой с враждебной ему партией, руководимой Викингом, прибег к последнему средству, какое предоставляли ему церковные правила: он подверг отлучению Викинга и его приверженцев. Следствием этого было то, что на Мефодия сделан был со стороны епископа Викинга донос, поддержанный, как можно догадываться, и письмом Святополка. Как отнеслись в Риме к событиям Моравской Церкви, об этом мы будем судить на основании знаменитой в кирилло-мефодиевском вопросе буллы папы Стефана V от 885 г. (25) Нужно думать, что как отлучение, произнесенное Мефодием на Викинга, так и сделанный на Мефодия донос относятся к 884 г., это можно заключить из того, что ответ папы по делам Моравской Церкви, составленный на имя князя Святополка во второй половине 885 г., рассматривает Мефодия еще в живых, между тем как он умер б апреля 885 г. Следует думать, что последние дни были омрачены сознанием критического положения, в каком находилась Церковь: архиепископ Мефодий не мог не сознавать, что все дело его жизни подвергается крайнему колебанию, что враждебные силы подкопались под выведенное им здание и готовы разрушить его. Он принял, впрочем, все зависевшие от него меры на случай смерти. Когда приближенные заметили упадок его сил, то спросили: «Кого ты хочешь назначить преемником себе?» Он показал на одного из учеников, по имени Горазда, и сказал: «Это из вашей страны благородный муж, он хорошо научен латинским книгам и православен. Да будет над ним Божья воля и ваша любовь». Когда в Вербное воскресенье народ собрался в церковь, Мефодий, не будучи в состоянии встать с постели, благословил народ и князя и предсказал свою смерть через три дня. Он погребен в Велеграде в церкви св. Девы Марии.

До какой степени напряжения дошла борьба в 884 г., это дает понять содержание письма папы Стефана V. Нужно думать, что немецкая партия имела сильное влияние в высшем обществе и вполне пользовалась расположением князя. Она искусно овладела обстоятельствами, создавшимися вследствие произнесенного архиепископом Мефодием отлучения на епископа Викинга и его приверженцев, под которыми следовало подразумевать и самого князя. Это заставило прежде всего всех недовольных Мефодием соединиться и вызвать вмешательство Римского престола в положение Моравской Церкви. Ясно, что в том документе, который составлен был в Велеграде от имени князя и который представлен был папе самим епископом Викингом, не столько трактовалось о догмате, составлявшем в то время камень преткновения между двумя Церквами, сколько о настроениях в Моравской Церкви, которые делали невозможным дальнейшее управление Мефодия. Нужно думать, что назван был в этом акте и заместитель его. Папа в своем ответе прямо и отвечает на это желание князя, рекомендуя ему епископа Викинга как заместителя Мефодия, совершенно упуская из виду то обстоятельство, что Мефодий еще занимал кафедру. Как эта часть письма, так и заключительная, в которой дается князю разрешение в случае нужды изгонять из пределов Моравии всех тех, кто не будет подчиняться Викингу, представляют собой вопиющее нарушение светских и церковных законов. Фактически, как ниже будет видно, ученики Мефодия, находившиеся уже в священном сане, в силу этого жестокого разрешения были обречены на беспощадную травлю и издевательство. Наконец, что касается того места письма, которое упоминает о Мефодии, нельзя сомневаться, что главный материал для обвинения был доставлен лично Викингом. Именно из этого мутного источника заимствовано известие о том, что будто св. Мефодий раз дал клятву на гробе апостола Петра не совершать на славянском языке священные службы и литургию. Уже та крайняя мера, которая им была принята против Викинга и немецкой партии, прекрасно подтверждает, что Мефодий именно не способен был на уступки и что в славянском языке и в греческом обряде он усматривал главный смысл и значение своей просветительной миссии между славянами.