Текст книги "История Византийской Империи. Том 3"

Автор книги: Федор Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

«Василий, верный во Христе самодержец и царь ромэйский, соглашаюсь с сим святым и Вселенским Собором во всем, как относительно утверждения седьмого Вселенского Собора, так и по отношению к признанию и утверждению Фотия, святейшего патриарха Константинополя и нашего духовного отца, а равно и касательно осуждения всего того, что против него писано и выражено на словах, что и утверждаю собственноручной подписью».

Весной 880 г. папские легаты оставили Константинополь, им были вручены императором и патриархом письма для папы, не дошедшие до нашего времени. Ответные письма папы помечены августом 880 г., но по ним трудно судить о том, как вообще отнесся папа к Константинопольскому Собору и имел ли он точные сведения о том, что происходило на Соборе. Правда, он высказывает царю благодарность за присылку военных судов, которые должны оставаться у берегов Италии для защиты церковных владений, за пожалование Римской Церкви монастыря Сергия в Константинополе и за обещание возвратить папе власть над Болгарией, но, переходя к Собору, он выражается весьма осторожно: если наши легаты преступили в чем данные им инструкции, мы не согласны утвердить таковые постановления. Сдержанная политика папы Иоанна как по отношению к делу патриарха Фотия, так и по отношению к кирилло-мефодиевскому вопросу, достигшему, как мы видели выше, в то же самое время своего крайнего напряжения, хорошо объясняется политическим положением Италии и опасностью от сарацин. Папа все еще не терял надежды на военную помощь со стороны Византии и на благоприятный поворот в спорном деле о Болгарии и потому, отправляя в Константинополь легата Марина, он рекомендовал ему употребить все средства для достижения этой цели. Но с Мариной в Константинополе обошлись очень круто: он лишен был свободы и содержался в заключении целый месяц. Таким образом, союз Церквей и тесная дружба, столь выразительно заявленная в речах латинских представителей на Соборе, продержались недолго. В 881 г. папа Иоанн с амвона церкви св. Петра, держа в руках Евангелие, снова произнес отлучение на патриарха Фотия. С этого времени имя патриарха Фотия более не встречается в переписке Иоанна VIII. /Оставаясь на Константинопольской кафедре до 886 г., Фотий не переставал наносить удар за ударом Римской Церкви как за догматические уклонения ее, так и за нововведения в обрядах. Так, он отказался признать преемника Иоанна, папу Марина (882), который, с своей стороны, отлучил его от Церкви; так, в своем сочинении о Св. Духе (13) и в переписке, напр, в письме к архиепископу Аквилеи, он открыто стал обвинять Западную Церковь в еретичестве и отступлении от православия. Хотя капитальное значение патриарха Фотия как всемирно-исторического деятеля состоит в его призвании защитить самостоятельность Восточной Церкви против притязаний папства, но нельзя не заметить, что эта цель никогда не поглощала всецело его широкого и отзывчивого на современные вопросы ума. В дальнейших главах мы встретимся еще с деятельностью Фотия на разнообразных поприщах./

Глава VIII
СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ДОМЕ ЦАРЯ ВАСИЛИЯ
ЛЕВ VI. НИЗЛОЖЕНИЕ ПАТРИАРХА ФОТИЯ

Основатель новой династии, которой суждено было почти двести лет стоять во главе империи, будучи сам скромного происхождения, не привел с собой в Константинополь толпы родственников и друзей и не был при вступлении на царство окружен значительной семьей. Будучи около 55 лет при вступлении на престол, он, конечно, имел свою семью, но об ней его ближайший историк, внук его Константин Порфирородный, сообщает весьма неудовлетворительные данные. В первый раз он был женат еще в молодые годы жизни в Болгарии или Македонии на девице также незнатного происхождения по имени Мария. Об ней почти ничего неизвестно в тогдашней летописи. Только в 865 г., когда Василий был награжден саном патрикия и получил звание паракимомена, писатели приводят факт, что он развелся тогда с женой своей, которую царь Михаил прилично наградил и отослал к ее родственникам, и с тех пор о Марии не имеется никаких известий. Более известна его другая жена, Евдокия Ингерина, которая ранее была в сожительстве с царем Михаилом III и после упомянутого развода Василия сосватана была за него самим царем. Евдокия принадлежала к византийской знати, она происходила из дома Мартинаки, из которого взял себе жену будущий царь Лев VI, т. е. впоследствии причисленную к лику святых Феофанию. Вышедши за Василия, Евдокия не прерывала, однако, сношений с Михаилом III. В Константинополе держался слух, что первые сыновья от брака Василия с Евдокией, Константин и Лев, были, собственно, сыновьями Михаила. По этому же случаю скандальная хроника приводит рассказ, что родная сестра Василия по имени Фекла находилась в преступной связи с царем Михаилом, а потом с одним боярином, Неатокомитом. Итак, в 867 г. Василий имел двух сыновей. Старший сын Константин пользовался особенной любовью отца и ок. 870 г. был сопричислен к власти и получил титул императорский. Василий готовил в нем себе преемника на царство, брал его с собой в походы и вел переговоры с императором Людовиком II о брачном союзе между Константином и дочерью западного императора Ирменгардой. Неожиданная смерть царевича в 879 г. поразила царя Василия как страшный удар судьбы, от которого он не мог оправиться до самой смерти. Есть все основания предполагать, что старший сын Василия Константин происходил именно от Марии, а не от Евдокии и что в этом нужно искать объяснения особенной любви отца к старшему сыну и нерасположения к Льву, к которому против желания Василия должна была перейти по наследству царская власть. Может быть, от того же брака происходили четыре дочери Василия: Анастасия, Анна, Елена и Мария, все по воле отца постриженные в монахини в монастыре св. Евфимия.

Другой сын, Лев, родился незадолго до смерти Михаила, когда Василий был уже соимператором. Нельзя сомневаться, что по отношению к его происхождению летописцы не из злословия утверждают, что он родился от Михаила и Евдокии. Теперь становится понятной та драма, которая разыгрывалась в царской семье в последние годы жизни Василия, который против своего желания должен был признать наследником Льва. Свое нерасположение к нему он не скрывал, и оно выступило наружу с особенной силой по случаю выбора невесты для царевича Льва (1). Как вообще в семейной истории Василия, так, в частности, в брачной жизни Льва имеется значительная доля тайны, которая осталась неразъясненной до сих пор. С одной стороны, есть указания, что царь Василий заставил царевича Льва согласиться на брак с Феофано, хотя невеста не нравилась жениху. С другой стороны, Никифор Григора, правда довольно поздний писатель, сообщает, что Феофано была выбрана из всех современных красавиц, представленных ко двору, в силу обыкновенного обычая выбора невест для царей и что царь Лев пользовался счастливым супружеством. Когда его постигло несчастие и он подвергся заключению, царица Феофано делила с ним горе и оставалась при нем все время, пока длилось заключение.

Нельзя оспаривать того, что царю Василию, по-видимому, было желательно отстранить от власти Льва; может быть, с этой целью был объявлен соимператором и Александр, предпоследний сын его. Во всяком случае в последние годы жизни Василия при дворе господствовали значительные неблагоприятные для наследника престола течения. Большой двор явно был враждебно настроен к малому. Весьма трудно выяснить действительное положение дела и определить роль царя Льва, ограничимся передачей той версии, которая сохранилась у Никифора Григоры:

«Время проходило, но отец клеветы диавол, не вынося зрелища в царском дворце такого прекрасного и отлично подобранного супружества, в котором душевные доблести соединялись с телесным совершенством, воспользовался одним зловредным и развращенным органом, т. е. некоторым монахом, по имени Сантаварин, через которого при посредстве правдоподобных наветов предрасполагает мысли царя Василия против сына его Льва. Вот обстоятельства, при которых сей Сантаварин проник в царские покои. Когда неожиданная смерть постигла Константина, второго сына царя, то эта потеря чуть не свела в могилу и отца, который в желании некоторого успокоения и утоления снедавшей его тоски обращался к помощи священных мужей и просил их молитв, дабы ему дано было каким бы то ни было способом во сне или в сновидении поговорить с сыном. Ибо бывают часто сопровождающие душу некоторые вещие сны, которые, как бы играя человеком и услаждая его льстивыми явлениями, вызывают в спящем образы и подобия умерших и таким образом несколько оживляют дух страждущего [60]   [60]/Приводим это пропущенное Гергенрётером место по: Соd. Тheolog. Сraecus – в Вене. № 279. Fо1 118: Τίνονται γαρ και ό'νειροι πολλάκις ψυχόπομποι τίνες πεομηθεις πλήττοντες εν τω φανταστικοί των καθευδόντων είδωλα και τύπους δήτινας των τεονεώτων και άναζωπορούσω ωπώς ποτέ του κάμνοντας την ψυχήν, ωσπερ παίζοντες αυτόν και (ποσαίνοκ τες τοις κολακέυουσι φασμασε./


[Закрыть].

В это именно время Сантаварин, в неизвестности проводя монашескую жизнь, получает доступ к царю Василию и с притворным видом благочестия и божественного вдохновения обещает показать сына его Константина и дать возможность побеседовать с ним малое время. И, что в особенности важно, это будет не во сне, и царь не будет находиться в постели, а будет в бодрственном состоянии стоять на своих ногах и глядеть своими глазами [61]   [61]/Опять пропущенное место: καιτο μείζον, ουκ εν ύπνο και κλίνη κειμένου του βασιλικού σώματος, άλλα γρηγοροΟντος και ίσταμένον και βλέποντος τε ομού και άκούοντος./


[Закрыть]. Ибо, будучи египетского происхождения и усвоив себе учение тамошних магов, он изучил некромантию и искусство вызывания духов, вследствие чего при помощи некоторых заветных слов и заговорных выражений он мог выводить из ада на свет духов. Ибо показываются и отвечают на задаваемые им вопросы некоторые подобия умерших близких лиц, но эти являющиеся тени не суть души их, но подземные демоны. Пользуясь на сей раз таковым же коварством, этот обманщик, подобно тому как известная волшебница показала Саулу образ Самуила, придумывает способ, чтобы один из дружественных ему демонов принял образ царевича Константина. Увидев его и поговорив с ним и не подозревая обмана, царь питал уверенность, что видел собственного сына, и с тех пор стал считать Сантаварина божественным мужем и имел к нему великое уважение. Царь же Лев, муж мудрый и рассудивший, что сделанное Сантаварином не есть проявление божественной воли, а сатанинская вакханалия, начал порицать его пред царем Василием и при всяком случае публично унижать, называя его обманщиком и соучастником лживых демонов. С своей стороны Сантаварин, негодуя за это на Льва, подготовляет против него злобную клевету и становится предателем неповинного человека. Он внушает царю, что Лев строит ему козни, что ему надоело долголетнее правление царя и он приготовляет оружие и ковы против отца. Вследствие этого ни в чем не повинный Лев подвергнут темничному заключению, прежде чем произведено было расследование и обнаружена вина его».

«Глубокая трещина в семейной жизни основателя Македонской династии обнаруживается в разных источниках, но ни в одном из них не выяснена в достаточной степени причина неудовольствий не только между царями Василием и Львом, но и между братьями Львом и Александром, которые соцарствовали своему отцу. Не возвращаясь к этому темному вопросу, мы должны, однако, сказать, что темничное заключение могло окончиться для Льва гораздо худшим несчастием, ибо шла речь о применении к нему того наказания, которое делало членов царского дома не способными к царствованию, именно лишения зрения, но царь Василий вовремя остановился.

В Ватопедском монастыре, который с древних времен имел близкие сношения с царями Македонской династии, в прекрасном кодексе X в. (2) сохранились слова и беседы Льва Мудрого всего числом 35. В одной из бесед, сказанных в день памяти пророка Илии, оратор дает место воспоминаниям об испытанном им несчастии и об освобождении от опасностей, которые ему угрожали [62]  [62]Ibid. Fо1. 350. К сожалению, за риторикой трудно распознать реальные факты (Vatopedi cod. Fol. 350).


[Закрыть]. Сколько продолжалось заключение Льва, об этом имеются различные известия: или три месяца, или три года (3). Во всяком случае это не могло не остаться без влияния и на последующие отношения между отцом и сыном, и на общественное мнение. /Продолжаем извлечения из того же источника, которым пользовались выше./

«Царица Феофано с маленькой дочерью хотя и оставалась на свободе, но стала просить как милости разрешения разделить с мужем несчастие. Ей было позволено быть вместе с узником, которого она утешала в горе. В самом дворце несчастие Льва произвело большое потрясение: его жалели и мать его и царедворцы. Во дворце во множестве водились попугаи, привезенные из Египта и Ливии. Слыша часто повторяемое имя Льва, эти попугаи выучились произносить печальным голосом имя заключенного, так что в течение целого дня можно было слышать в залах дворца странный и трогательный напев, ибо своды царских крытых портиков и жилых помещений отдавали воспринимаемые от птичьих напевов звуки и производили впечатление настоящей музыки. Вследствие этого и присутствующие легко были доводимы до слез, и это не только случалось с местными жителями, но даже и с прибывавшими из чужих земель иноверными послами».

Приведенный эпизод из отношений в царской семье весьма живо характеризует переживаемую царем Василием драму и объясняет многое даже в дальнейшей истории семейных отношений Македонской династии. Супружеская жизнь Феофано и Льва рисуется в благоприятном свете у Никифора Григоры, но совершенно иначе представляется дело почти в современном памятнике, в жизни св. Евфимия (4), где Лев в разговоре со своим духовным отцом признается, что «он испытал от жены большие неприятности» и «что все знают, что не по своей воле он женился на ней, а из страха перед царем». Кроме царевича Льва у Василия было еще два сына: Александр, бывший соимператором, и Стефан, родившийся в 870 г., который предназначен был на службу Церкви: в юном возрасте был протосинкеллом, а с 886 г. сделался, 16 лет от роду, Вселенским патриархом.

Уже из сказанного можно вывести заключение, что семейные отношения не могли благоприятствовать правильной постановке воспитания царских детей. Сам царь Василий при всех выдающихся природных способностях и изумительной энергии был человеком малообразованным, царица же Евдокия по своему характеру не могла создать уютного семейного очага. И тем любопытней то обстоятельство, что основатель династии, вошедши в культурную обстановку в Константинополе, оценил преимущества образования и нашел нужным дать своим детям лучшее по тому времени образование. Есть прекрасное место в жизнеописании Василия, хорошо поясняющее нашу мысль (5). Говоря о великолепной росписи и мозаиках в построенной царем Новой церкви при Большом дворце, жизнеописатель рисует следующую композицию, изображенную на стене.

«Следует другая восхитительная картина, представляющая изображенного мелкими золотыми камешками творца этого произведения, императора с супругой его Евдокией в царских облачениях и в венцах. Дети же их, как блестящие звезды, окружают свод, все одеты в царские одежды и украшены венцами. Из них мужески пола держат в руках свитки, обозначающие божественные заповеди, коим следовать они научены своим воспитанием, а женска пола имеют книги, содержащие божественный закон. Художник, по всей вероятности, хотел показать, что не только мальчики, но и девочки учились священным книгам и не остались чужды божественной мудрости, хотя родитель их не был вследствие жизненных перипетий сам с детства склонен к наукам, но озаботился всем своим детям дать участие в образовании. Именно эту мысль художник хотел выяснить для зрителя без слов, при помощи одной графики».

В самом деле, царь Василий замечательно быстро применился к условиям культурного общества. В этом отношении обращает внимание его строительная деятельность. Многие храмы он возобновил, многие украсил и поддержал новыми сооружениями, особенно он любил живопись и мозаику в храмах. Но главным строительным делом Василия были церкви: во имя архистратига Михаила, пророка Илии, Богородицы и св. Николая и Новая. Эта последняя составляла огромное предприятие, которое долго было предметом удивления современников и ближайшего потомства. Постройка начата в 876 г., а освящение церкви было 1 мая 880 г. В жизнеописании Василия выражено, что искусство и богатство, горячая вера и благородная воля соединились, чтобы создать это чудо. Новая построена на месте прежней площади τζυκανιστηριον [63]  [63]Циканистерия. (Ред.)


[Закрыть], она была с 5 куполами. К ней вел атрий, украшенный двумя фонтанами или фиалами. Этот атрий был окружен портиками, идущими от нарфика и соединенными с галереями. Кругом церкви были устроены террасы, на которых разведен сад, давший месту название Нового Эдема. Церковь соединена была внутренними ходами с дворцом. Главным отличием церкви были внешние и внутренние декорации. Это была настоящая «прекрасная невеста, украшенная жемчугом, золотом и серебром, разноцветным мрамором, мозаиками и шелковыми тканями, приближавшаяся к своему бессмертному Жениху, Христу». Потолки галерей были украшены фресками, представлявшими подвиги мучеников, стены же были облицованы мрамором. Внутренность вполне соответствовала внешности. Позолоте внешних куполов отвечала разноцветная мозаика икон. В центральном куполе был Пантократор, окруженный ангелами. Стены представляли попеременно полихромный мрамор и мозаические изображения. Здесь были представлены хоры апостолов, мучеников, пророков и патриархов. Иконостас был украшен мрамором и драгоценными камнями, в алтаре точно так же все блистало золотом и разноцветными мраморами. Над св. престолом возвышалась сень (ciborium) на колоннах, престол был сделан из вещества более дорогого, чем золото. В центральной апсиде красовалась Богоматерь, простиравшая руки и дававшая царю победы над врагами. Пол был настоящим произведением искусства. Он был составлен из мраморных плит разных цветов, представлявших животных и разные декорации. Бордюром были мозаичные изображения орнаментального характера.

Большие переделки были предприняты Василием в храме свв. Апостолов, как это описывает Константин Родий; храм был украшен мозаиками, внизу коих стены были облицованы мрамором, и увенчан 5 куполами. В своде был изображен Христос, окруженный Богоматерью и апостолами. На стенах были иапцата, или картины, изображающие земную жизнь Христа. Единственным сохранившимся памятником постройки Василия должна быть названа церковь в Скрину. в двухчасовом расстоянии от Ливадии, она построена в 873–874 гг. протоспафарием Львом. Строительная деятельность Василия не исчерпывалась церковным искусством. В самом дворце ему принадлежат большие предприятия, которыми он заканчивал работы Феофила. Василию принадлежит Кенургий, или дворец, в котором обыкновенно он жил, находившийся рядом с хрисотриклином. Он состоял из нескольких залов, из них особенно подробно описаны у Константина зал и спальня. Весьма любопытно отметить, что стены зала были украшены историческими сюжетами, здесь был представлен Василий, окруженный военными людьми, которые ему передавали завоеванные им города.

Что в его семье, т. е. в первом поколении от безграмотного крестьянина, мог развиться не только литературный вкус, но и замечательная литературная производительность, какая характеризует царевича Льва, в этом следует видеть счастливое сочетание весьма благоприятных условий, какие создавала тогдашняя среда. «Царское величество украшается не оружием только, но законами и науками», и основатель Македонской династии, а равно его сын и особенно внук достойно иллюстрировали это положение своими законодательными и литературными предприятиями, составляющими лучший венок в украшении Македонского дома.

«Стоило посмотреть собрания преподобных мужей и зрелища мудрых риторов и всяческие проявления словесной доблести, все это сосредоточивалось здесь отовсюду и делало из царского дворца новую сократовскую и платоновскую стою, академию и лицей. Вследствие этого получили тогда большое приращение и благолепие церкви Божий. Ибо не только сам царь (разумеется Лев) украсил своими словами и песнопениями многие праздники, но поощрял многих из тогдашних ученых людей на подобный же труд. Из последних был один [64]  [64]/ων είς ην και βελτίων, ό'ς τα τε άλλα μετέφρασε προς το εύφραδέστερον και τους πλείους των τε της αρετής ασκητών καί αθλητών συνεγράφατο βίους; – место весьма важно для вопроса о Метафрасте./


[Закрыть], который, с одной стороны, перелагал жития на красноречивый язык, с другой – составил множество житий подвижников и борцов за добродетель».

Трудно допустить, что Василий вполне примирился со своим сыном и после возвращения ему свободы и официального положения. Самые последние годы жизни царя были вновь омрачены придворной интригой, которая до некоторой степени связана была с именем Льва. Тем более необходимо выяснить это обстоятельство, что в историографии того времени встречаем следы существовавшего мнения, что в придворной интриге принимал участие и патриарх Фотий. Именно, в письме Стилиана, епископа Неокесарийского, от 887 г., отправленном на имя папы Стефана V, высказано обвинение 6 против Фотия, что он рассорил царя с сыном с целью устранить его от наследования престолом и захватить власть в свои руки. Правда, Стилиан принадлежал к непримиримым врагам Фотия, и его свидетельство нужно принимать с большой осторожностью, но оно не стоит совершенно одиноко и находит для себя подтверждение в других фактах и указаниях. Ко времени, последовавшему за освобождением Льва из заключения, летопись относит несколько значительных событий, которые могут рассматриваться как политические заговоры. Так, важный сановник, занимавший место доместика схол, и известный стратиг Андрей был заподозрен в приверженности к партии Льва (7) и лишен власти. Настоящий заговор созрел перед смертью Василия в придворных и военных кругах. На этот раз доместик иканатов – гвардейского константинопольского полка – по имени Иоанн Куркуа, к которому примкнули 66 заговорщиков, принадлежавших к членам сената и администрации, имел целью свергнуть Василия и поставить на его место Льва. Заговор был, однако, своевременно открыт, и виновные подверглись жестоким наказаниям.

Нужно признать, что положение наследника престола, за которого были и общественное мнение и административные сферы Константинополя, оказалось весьма затруднительным по отношению к отцу. Имея в виду, что одним из первых мероприятий Льва по смерти царя Василия был суд над Фотием и лишение его патриаршей кафедры, можно высказать догадку, что Фотий не был между сторонниками царя Льва, и это тем более важно отметить, что литературным и богословским образованием Лев был обязан именно Фотию. Можно, конечно, допустить догадку, что для честолюбивых планов Фотия лучше было иметь в перспективе малолетнего царя Александра и регентство, чем царствование Льва, который имел уже около себя другую партию, составившуюся в конце царствования Василия и мечтавшую о влиянии на дела и о первенствующем в империи положении. Но выставляемым здесь предположениям мы можем придавать лишь значение вероятности.

В 886 г., не больше как через год после рассказанных событий, царь Василий участвовал в охоте. Погнавшись за большим оленем, он отделился от сопровождавшей его свиты и имел несчастие быть поднятым на рога зверя. В этом состоянии он оставался значительное время и с трудом был разыскан в лесу царскими людьми. Его нашли висящим на рогах оленя, и с большим трудом один из воинов обрубил мечом пояс, за который олень зацепился своим рогом. Через несколько времени после этого приключения, сопровождавшегося страшным испугом и гастрической болезнью, Василий умер в начале сентября 886 г.

При оценке характера и правительственной деятельности преемника Василия Льва (886–911) необходимо принять в соображение ненормальные условия, какие создались в семействе царя Василия. / Старший сын и соимператор не был любим отцом, и для сына было весьма трудно сохранить доверие и расположение отца, который желал бы передать наследство не Льву, а другому сыну. / Вместе с вступлением на престол Льва во главе империи становится весьма начитанный в богословской и церковной литературе государь, больше знакомый с книгой и лучше себя чувствовавший в домашней обстановке, чем на арене политических и в особенности военных дел. Почти целое столетие в лице Льва и его сына Константина Порфирородного империя управляема была кабинетными людьми, прекрасно судившими о военных делах, о дипломатии и тактике, но практически мало знакомыми с искусством управлять людьми. Хотя еще в 870 г. Лев сопричислен был к императорской власти, как потом и младший его по возрасту брат Александр, но фактически это не давало ни тому ни другому более прав, чем сколько благоугодно было предоставить им царю Василию. По-видимому, та же система проводилась и при Льве по отношению к сопричисленному к власти царю Александру, который пользовался рангом, но не имел влияния на дела.

Несмотря на отсутствие качеств правителя государством и полководца, царь Лев тем не менее вполне вошел в историческую обстановку, какая создалась вокруг него; будучи кабинетным ученым, духовным писателем и церковным оратором, он предоставил внешние события и внутреннюю жизнь государства естественной эволюции, вследствие которой период Македонской династии развивался без особенных потрясений внутри, но имел много неожиданных и потрясающих коллизий извне, которые были бы в состоянии нанести непоправимый ущерб империи, если бы она не могла опираться на окрепшие устои внутренних учреждений.

Нелегко при указанных свойствах характера нового царя понять его решительность и инициативу, проявленные в деле патриарха Фотия. Только что приняв власть (1 сентября 886 г.), царь Лев энергично приступил к решению вопроса о смещении Фотия и замене его на патриаршей кафедре своим братом Стефаном. Мысль о возведении царевича Стефана, родившегося в 870 г., в высший церковный сан, конечно, принадлежала еще Василию, который с этой целью обрек его в отроческом возрасте на служение Церкви, и, без сомнения, с его согласия патриархом Фотием юный Стефан был посвящен в диаконы и назначен патриаршим протосинкеллом. При смерти отца Стефану было только 16 лет, тем не менее в придворных и церковных кругах не встретилось препятствия к возведению его в патриархи.

Если принять во внимание громадный церковный авторитет патриарха Фотия и сильную партию в патриархате его учеников и ставленников, то мысль об его насильственном низвержении должна бы представляться вполне невозможной и опасной для нового государя. Но при этом нельзя не взвесить и того обстоятельства, что Фотий не мог не иметь особенной близости к царю Льву и как воспитатель детей Василия. Ввиду указанных обстоятельств следует предполагать особенные мотивы, побудившие Льва к мысли отстранить от управления Церковью престарелого патриарха. Хотя идея обладания двумя высочайшими на земле преимуществами – царством и священством – не могла не льстить церковно настроенному воображению царя, но едва ли в этом следует видеть основной мотив, каким он руководился. Мы должны прийти к другому предположению, что второе падение Фотия было вызвано теми же мотивами, что и первое. Прежде, при Василии I, нужно было пожертвовать Фотием ради сближения с Римской Церковью, на этот раз необходимо оказалось новой жертвой войти в расположение папы. В истории Византии до такой степени переплетаются политические дела с церковными, что часто нельзя бывает отделить церковную политику от политической истории. И историку Византии так часто следует отвлекаться в сторону чисто церковной истории и так много давать места епископским спорам и несогласиям, что он находит здесь уместным, подражая одному древнему церковному историку, предпослать следующее обращение к читателю.

«Обращаюсь к тем, – говорится у церковного историка Сократа (V в.), – кому случится пользоваться настоящим сочинением, пусть не посетуют на меня, что, предполагая составить церковную историю, я привношу в нее изложение фактов современной военной истории, дабы дать истинное освещение историческим событиям. На это есть много причин: первая, чтобы выяснить факты; вторая, чтобы не наскучить читателю, не давая ему отдыха от епископских раздоров и козней. Самая же главная – чтобы привести к со– знанию, каким образом политические смуты отражаются, как бы по некоторой симпатии, и в церковной истории. Если внимательно присмотреться, то нельзя не заметить, что общественные смуты идут рука об руку с церковными».

Чтобы выяснить положение церковных дел ко времени вступления на престол Льва, нам необходимо возвратиться к тому, что последовало за Константинопольским Собором 879–880 гг. Как выше было объяснено, этот Собор происходил при такой обстановке, которая позволила патриарху Фотию восстановить авторитет Вселенского патриарха и вполне обеспечить независимость Восточной Церкви. / Вопрос о возвращении Болгарии под власть Римского епископа не был даже поднят и обсуждаем с той точки зрения, как того желал папа Иоанн VIII; все распоряжения и акты пап Николая и Адриана и постановления Собора 869 г. были отринуты и уничтожены деяниями нового Собора, которому на Востоке придают значение вселенского. Легко понять, что на Западе не могли помириться с этим новым и решительным шагом патриарха Фотия, хотя проследить в подробностях ближайшие затем сношения мы и лишены возможности. / По-видимому, папа сначала не отдавал себе ясного отчета в том, что действительно происходило на Соборе. Он довольно уклончиво выражался в письме на имя Фотия от 13 августа 880 г., что в случае если бы его легаты не исполнили его приказаний на Соборе, то он считал бы подобные постановления незаконными и неприемлемыми. В письме на имя царя Василия заключаются некоторые новые данные, которыми следует здесь воспользоваться, чтобы представить в надлежащем свете причину уступчивости папы (8). / Указав на заслуги наместника св. Петра в деле примирения Церквей и, в частности, в деле Фотия, папа очень определенно указывает как уже полученные, так и ожидаемые милости со стороны царя, которыми и следует объяснять его уступчивость и отмеченную выше уклончивость. / Прежде всего оказывается, что царь Василий отправил флот на защиту владений Римского престола и этот флот как раз в занимающее нас время находился в распоряжении папы [65]  [65]Dromones vestros, qui pro defensione terrae S. Petri in nostro manerent serviitio, nobis misistis [вы послали нам ваши быстроходные суда, чтобы они были в нашем распоряжении для защиты земли св. Петра].


[Закрыть], затем папе был пожалован константинопольский монастырь Сергия и Вакха, обладавший большими доходами и пользовавшийся особенным почитанием; наконец, папа не терял надежды на улажение болгарского вопроса и благодарил царя за выраженное якобы обещание возвратить Болгарию Риму. Вообще папа не скрывал в этом письме, что Римская Церковь находится в отчаянном положении и что она очень нуждается в могущественной поддержке византийского императора. Выше мы видели, что с приведенными письмами отправлен был в Константинополь кардинал Марин, / занявший Римский престол после Иоанна VIII. Но его ожидал весьма суровый прием: легат папы / был подвергнут заключению, в котором оставался целый месяц. С другой стороны, и в Риме пришел конец миролюбивым настроениям: в 881 г. папа Иоанн с особенной торжественностью произнес отлучение против патриарха Фотия и тем снова нарушил соглашение Церквей и дал на будущее время пищу дальнейшему развитию споров из-за дела Фотия. С тех пор официальных актов Римской Церкви с именем Фотия не встречается до самого падения его в 886 г. С другой стороны, наиболее резкие нападки Фотия на Римскую Церковь с богословской точки зрения должны относиться к этому времени [66]  [66]Разумеем письмо к архиепископу Аквилеи, относящееся к 884 г., и «De Mystagogia Spiritus Sancti» (то и другое в «Патрологии» – Мigne. Т. 102); Hefele-Leclerq. Histoire des Conciles. IV. Р. 608. N. 2.


[Закрыть].